ПРОЗА / Александр БАЛАШОВ. ВРЕМЯ «Ч» ПОСЁЛКА ЧУМИЛОВО. Рассказ
Александр БАЛАШОВ

Александр БАЛАШОВ. ВРЕМЯ «Ч» ПОСЁЛКА ЧУМИЛОВО. Рассказ

 

Александр БАЛАШОВ

ВРЕМЯ «Ч» ПОСЁЛКА ЧУМИЛОВО

Рассказ

 

Преподаватель курсов гражданской обороны Сергей Иванович к своим сорока восьми годам при нездоровом холостяцком образе жизни сумел каким-то чудом сохранить мужское здоровье, оптимизм и даже некоторую привлекательность. Хотя его жизнь била… Ох, как часто била. И иногда даже по голове и другим чувствительным местам.

Он был коренным курянином, детство и отрочество провел на Мурыновке, водя дружбу с местной задиристой шпаной, и не мечтал стать ни моряком, ни летчиком, ни космонавтом. Ну, как-то не мечталось об этом Серёге…

 Его мама, врач противотуберкулезного диспансера, женщина твердых правил советского интеллигента, настояла, чтобы сын, получив аттестат зрелости, поступил в какой-нибудь институт. Не важно в какой. Важно, чтобы в институт. В те далекие уже от нас годы это не грозило никакими материальными расходами, и Серега подал документы в политех. На инженера он учился легко, прогуливал лекции и сдавал экзамены, пользуясь чужими конспектами и шпаргалками, но инженером так и не стал. Ни плохим, ни хорошим. Судьба, видно, такая.

Армии, после военной кафедры, Сергей не боялся. Служил «двухгодичником» – значит, не солдатом, не настоящим командиром. Короче, отбыл номер, как говорится. Демобилизовавшись, бурно отгуляв положенный месячишко, каким-то неожиданным для себя способом все же стал офицером. И не простым, армейским, а офицером ВВ – внутренних войск, которые он в шутку расшифровывал так: «войска вертухаев». Это те самые части, которые охраняют виноватых перед законом от законопослушной части общества. В колониях страны, строгого и не очень режимов, дослужился до майора и вышел на пенсию, имея лишний вес, высокое давление и вконец расстроенные зэками нервы, которые лечил традиционным для русского человека методом.

Затянувшееся лечение и нехватка денег на «достойную семейную жизнь» в трудные девяностые годы странным привели Сергея Ивановича на тихую и, как он полагал, спокойную и не пыльную, преподавательскую работу – на курсы ГО. (Вот уж поистине: нет худа без добра.) Человеку с высшим образованием, бывшему майору внутренних войск, объяснили, что ему доверяется ответственный участок по ликвидации неграмотности населения «по линии гражданской обороны» и, в свою очередь, направили на свои внутренние курсы подготовки (или переподготовки) кадров, обучающих жителей городов и весей азам гражданской обороны.

Знания Серега, как всегда, хватал на лету. Курсы, уже находящиеся внутри новой системы МЧС страны, он закончил с устной благодарностью начальника и с легкой душой был выпущен для просвещения неграмотного (по линии ГО) населения.

Вся последующая работа новоиспеченного преподавателя Константинова, как он и предполагал, была не слишком пыльной. Но – нервной. А нервы, как он познал еще во внутренних войсках, лучше всего лечит дружеская компания и чарка водки. Иначе, какая же это «дружеская компания» – без чарки?

Больные с расстроенной нервной системой по своему опыту знают, что лечение нервов в стране, где на дню по пять-шесть стрессов, дело трудное и, можно сказать, безнадежное. Затянувшееся лечение привело к разводу с когда-то любимой супругой, которая при разделе имущества умудрилась подчистую выписать Сергея Ивановича с общей жилплощади, сделав его таким образом профессиональным бомжем, то есть обычным для нашего общества «человеком без определенного места жительства». Кроме двухкомнатной квартиры, его «вторая половина» отсудила всю мебель, бытовую технику и дочь-отличницу, лишив Сергея Ивановича родительских прав.

Для любого человека, а уж для преподавателя курсов ГО тем более, удар был ниже пояса. Но время, как известно, всё лечит. Сергей Иванович с одной спортивной сумкой переехал к престарелой маме в однокомнатную квартиру своего детства на Мурыновке, где безобидная шпана давно уступила место крутым мальчикам, готовым за банальную «мобилку» заодно отобрать у человека самое дорогое – жизнь.

От длительного и необратимого запоя его спасла преподавательская работа и оптимизм, привитый еще доцентами и профессорами политеха, когда жизнь была и лучше, и веселей. Работа преподавателя курсов ГО перед самой верхней «точкой невозврата» дала ему верный шанс на спасение души и тела.

Выполняя директивы самого молодого министра правительства, руководство МЧС решило «охватить всеобучем ГО» дополнительно к уже запланированному охвату еще пятьдесят тысяч сто сорок пять человек жителей отдаленного Обрыдовского района. Район этот в МЧС славился тремя вещами: пожарами, высокой смертностью населения, в шесть раз превышавшей рождаемость, и полным отсутствием проходимых дорог, что, разумеется, способствовало «естественному отходу» жителей района, нисколько не способствуя его «приходу» в отдаленный от центра район.

 

* * *

С утра его вызвал начальник курсов.

– Поедете в Чумилово на неделю, – сказал он, – с лекциями по ГО. Население района совершенно не охвачено нашей сетью. Последний раз там был лектор штаба гражданской обороны в сорок седьмом году. И ничего с того времени по нашей линии там не изменилось.

Сергей Иванович от неожиданности даже пошутил:

– В тамошних лесах, наверное, еще партизаны прячутся…

Начальник шутки не принял:

– Чем дальше в лес, тем жирнее партизаны, как говорится… Читали в газетах, какой там свинокомплекс строить начинают? С компьютерным откормом свиней! В рамках нацпроекта стратегически важный гражданский объект. На тысячу свиней один оператор и три компьютера.

– Одному мне не охватить, – вяло возразил Сергей Иванович. – Никто не охватит необъятную…

– Лука Мудищев? – ткнул пальцем в небо начитанный начальник.

– Козьма Прутков.

– Охватите и необъятную, ежели захотите, – отмахнулся руководитель. – Поезжайте с утра один, подыщите съемную квартирку, договоритесь с тамошним начальством. А потом с наглядными пособиями Шмакин подъедет. Пусть только свою «копейку» отремонтирует.

– А как я в Чумилово добираться буду? – грустно спросил Константинов.

– На электричке до Грошевки, а оттуда пять верст до райцентра… Сущие пустяки для такого крепкого мужчины, как вы… Только от станции идите не через болото – вы партизанских троп не знаете, – а по указателям на дороге. Дальше, но вернее, что не утопнете. Главе района уже факс направлен. Так что он вас ждет. Поезжайте.

 

* * *

Глава района, затюканный областной администрацией чумиловский мужичок с ноготок, но с внушительным пивным животом, кого-кого, а уж преподавателя гражданской обороны никак не ждал. Незваный же гость на Руси всегда хуже татарина.

– Никакого факса я не получал, – сказал пузатый. – Да у нас второй год этот факс не работает. По «мобилке» связь держу, как командующий фронтом, по рации. Да и кого вы, – он заглянул в командировочное удостоверение Константинова, – Сергей Иванович, учить у нас, в Обрыдовке, будете? Трех девяностолетних бабок из дома престарелых?

– А компьютерный свинокомплекс кто строит? Не бабки же?

– Не бабки, – согласился глава. – Но пришлые строители за большие бабки работают. И на ваш ликбез их не отвлечешь – приоритетный проект, сами понимаете… Президент по головке за срыв строительства никого не погладит. Понимаете?

– Понимаю, – кивнул Сергей Иванович. – Только и вы меня, уважаемый Иван Петрович, поймите. Работа у меня такая – людей гражданской обороне учить… Пусть человек двадцать правильно противогаз надевать обучим и от разлитой ртути или хлора спасаться – все равно польза. А в справке вы мне нужную цифру проставите.

– От ртути? Да у населения столько и градусников нет, чтобы ртуть ту разлить…

– А террористы всякие? Враг, Иван Петрович, не дремлет…

Сергей Иванович, глядя на мелко дрожавшие пальцы главы, похожие на дешевые сардельки с богатым содержанием красителя, свистящим шепотом таинственно спросил:

– Скажите, вас кошмары не мучают?

– Нас, честно скажу, по весне пожары замучили. Жгут сухую траву, сволочи! Нашли себе безработные пьяницы забаву. Две деревни близ райцентра на корню подчистую сгорели. Хорошо, что пустые были. Никто не пострадал. Пожарных машины три, но две, как всегда, – на профилактике. То есть не на колесах. Да и с водой в районе проблема. Болот много, а воды – нет.

– При пожаре нужно лечь на пол и дышать через мокрую тряпочку, – вставил Сергей Иванович.

– У нас все больше молчат в тряпочку, а не дышат, – возразил глава.

– Это же хорошо, что молчат… Организуем несколько занятий по ГО, слух разойдется о массовом охвате. Нужная цифра в годовой отчет попадет. И вам почет, и мне хорошо…

Иван Петрович задумался, тяжко дыша грузным животом.

– Понимаю… – протянул он. – Офицер? Вижу по блеску в глазах, что бывший офицер…

– Майор, – ответил Константинов.

– Старший лейтенант запаса Тяпочкин, – не вставая на коротенькие ножки, протянул над столом пухлую ручонку глава района. – Для начала определю я вас на постой к нашей Раисе. Гостиницы-то у нас пока нет, дом колхозника еще при Ельцине приватизирован под игровой клуб. А Раиса, как никак – заслуженная вдова района, проживает в кирпичном особнячке. Детей нет. Мужа нет. Однодворка, так сказать. Хозяйство крепкое, да и вдовушка еще подходящая для… гражданской обороны. А материнский капитал на двоих поделите. Ведь и вам тоже основательно придется поработать.

Иван Петрович заколыхал животом, смеясь своей шутке в одиночку.

Константинов даже не улыбнулся. Он не любил подсмеиваться над своей работой, которую считал если не героической, то вполне серьезной.

– А чего это вы эту Раису называете «заслуженной вдовой района»? Это что, ввели такое звание для, простите, усугубления демографического взрыва?

Тяпорчкин, не переставая смеяться, только смахивал маленьким женским платочком слезы с глаз.

– Да нет, звание, так сказать, неофициальное. Но присвоено самим народом. И вполне заслуженно.

– Как это? – не понял Сергей Иванович.

– Да к своим сорока пяти годкам наша Рая трех законных мужей похоронила, – не расставаясь с веселыми нотками в голосе, стал рассказывать глава страшную историю про три загадочных смерти Райкиных суженых-ряженых. – Первый, Иван Мухин, еще до свадьбы хиловат был. Всё кашлял да хворал еще при колхозной власти. Помер прямо на брачном одре. Утром гости опохмеляться пришли, Райка его – толк в бок. А он уж холодный. Видать, еще ночью копыта отбросил.

– А второй?.. – унимая дрожь в голосе, спросил Константинов.

– Кешка-то? Иннокентий? Этот год в мужьях отходил. Не пил, не курил, на стороне с доярками не баловался. Да только построил летнюю кухню, стал печь опробовать – как она, не дымит ли? – и помер, наш Кеша, угорел, наверное… Этого жалко было.

Константинов придвинулся к Тпочкину поближе.

– Ну, а третий?

– Третий? – переспросил глава района. – Это Игорь Скачков… Мужик крупный был, как и вы, но с щербинкой. Не просто выпивающий, а много, очень много пьющий. Заслуженные алкаши района сказывали, литровую кружку самогонки без закуски за раз на спор мог выпить.

– А с закуской? – поинтересовался Сергей Иванович.

– А с закуской, стало быть, цельное ведро. Но это к слову, так сказать… Этот Игорь, как только пристройку к дому закончил, дверь на петли нацепил – так и под новой дверью преставился… Инфаркт. Хлоп – и нет Скачка. Раиса в слезы – это ведь снова и ка-а-кие расходы: гроб, венки, место на кладбище, опять же поминки для всей улицы… Не везет бабе – и все тут. Прогневила, видать, небеса… Вот и не стала рисковать в четвертый раз. При такой демографической политике на одних похоронах разориться можно и по миру пойти. Щас это быстро.

Тяпочкин вздохнул, достал из кармана жменю семечек и с сосредоточенным видом руководящего лица стал лузгать семена подсолнечника, сплевывая шелуху и всякий мусор прямо на пол «отделанного евроремонтом» своего шикарного кабинета.

– Бог троицу любит, – тоже вздохнул Константинов. – Четвертого покойника можно не ждать… С такой рекламой кто теперь женится?

Глава покачал головой:

– У нас на болотах по ночам огоньки какие-то скачут, уфологии из Москвы приезжали, сказали, что аномальная зона у нас, в Чумилове – все их рамки в кулаках поскручивало, будто нечистая сила узлом морским завязала проволоку. Может, и не в Райке тут дело. Но береженого, как говорится, и сам бог бережет.

Сергей Иванович, отличавшийся умом и сообразительностью, задумчиво протянул:

– Тут одна закономерность имеется… Не думали над ней?

– Нет, – честно признался Тяпочкин.

– У всех ее мужей имена начинались на букву «И» – Иван, Иннокентий и Игорь. Так?

– Так точно! – обрадовался этому открытию Иван Петрович, вспомнив, что и его имя начинается на роковую букву «И».

– И все, кроме, первого что-то строили, а построив, тут же умирали… Так?

– Ещё теплее… И первый строил! Вспомнил! – хлопнул себя по лбу Тяпочкин. – Он еще когда женихался, Райке беседку летнюю во дворе соорудил. Чтобы в ней с молодой женой культурно отдыхать, так сказать.

Константинов встал. Встал и Тяпочкин, доставая из широких штанин сотовой телефон для вызова персонального УАЗика.

– Её мужей давно нет на белом свете, заслуженная вдова района осталась. Товар пропадает. И какой товар!.. Высший сорт, я вам доложу.

– И не надейтесь! Во-первых, мое имя начинается не с буквы «И». Во-вторых, я ничего строить не собираюсь… Гвоздя с детства забить не умею!

Глава, бегая по кнопочкам телефона – будто на гармошке пиликал – пухлыми пальцами, буркнул:

– Ну, это мы еще посмотрим…

Не дозвонившись до шофера, он открыл окно и крикнул водителю:

– Гришка, гад, гони гребенку – гниды голову грызут! Да подгоняй машину под меня!.. К нашей заслуженной вдове, к Райке, поедем с преподавателем ГО… Да пошевеливайся, тяжеловоз!

 Гришка в камуфляжной куртке кавказского бандита, нехотя залез в машину, завел ее и впритык подогнал к крыльцу административного здания.

– А какая у Раисы, однако, фамилия? – спросил Сергей Иванович.

– Зачем ей фамилия, когда столько раз её меняла? Просто – заслуженная вдова, наша, так сказать, достопримечательность.

Шофер, глядя не на дорогу, а в зеркало заднего вида, резко тронул машину с места. Константинов больно ударился лбом о могучий затылок главы района.

– Она у нас и предпринимательница!.. Чего только не предпринимает с мужиками, эх!..

 

* * *

Дом Райки-предпринимательницы Константинов узнал без подсказки главы. На улице неизвестного преподавателю курсов какого-то Семена Пичугина вызывающей роскошью среди убогой чумиловской нищеты белел коттедж, обвитый виноградной лозой. На лавочке у ажурного забора, покрашенного ядовито-зеленой автомобильной эмалью, как гипсовый монумент сидела рослая женщина с белым пуховым платком на борцовских плечах. На коленях у монумента возлежал откормленный кот – редкий для такого захолустья «перс» или, на худой конец, «полуперс». Кот громко храпел, выражая свое великое удовольствие от теплого солнышка, почета и уважения со стороны ласковой хозяйки.

Пахло пригретой солнцем парной землей и свежим навозом. От надворных построек вместе с поросячьим похрюкиванием ветерок доносил резковатый запах аммиака.

Константинов профессионально раздул ноздри, поводил носом.

– Аммиак, – угрожающе проговорил он.

– Свинарники нужно чистить, – ответил шофер, ударил по взвизгнувшим, как от боли, тормозам и кивнул хозяйке коттеджа: – Доброго здоровьица вам, Раечка! Гостей принимаете?

 – Добрых принимаю, злых – гоню! – растягивая слова, томно ответила Раиса, сбрасывая с белых коленок кота-тяжеловеса.

– Здрасьте, уважаемая Раиса Борисовна! – поклонился Тяпочкин.

Открыл заднюю дверцу машины и Константинов, не решаясь выйти из своего укрытия.

– Кого на постой привезли? Стоящего или так себе? – поправляя платок на плечах, поинтересовалась заслуженная вдова.

– Я преподаватель гражданской обороны, фамилия моя Константинов. На постой возьмете? На время моей недельной командировки? – почему-то волнуясь, затараторил Сергей Иванович.

Раиса сощурила глаза.

– Тяпочкин платить за вас будет или сами, из своего бюджета? – поинтересовалась она. – Ежели Тяпочкин, то я не согласная. Райадминистрация со мной еще за постой эколога и трех уфологов из столицы не расплатилась… Бюджет, видите ли, у нее плохой… А мне начхать – плохой он или хороший. Мы капитализьм строим али хрен собачий? Коль капитализьм, то извольте платить по полной… Тем более, постояльцы эти мне фикус своим постоянным ссаньём загубили. По ночам писали прямо в кадку с дорогим моему сердцу растением. Это была память о Ванечке, засохла память на корню…

Она театрально всхлипнула и перевела черные пытливые глаза на грузно вылезавшего из машины Сергея Ивановича, оценивая его молодецкую стать и мощные хваткие руки бывшего профессионального вертухая.

– Я вам из своих квартирных заплачу, – твердым голосом карточного шулера пообещал Константинов. – Вы, Раиса Борисовна, останетесь весьма нами довольные…

Почему он сказал «нами», а не «мной», для Сергея Ивановича так и осталось загадкой. Может, вспомнил классиков русской литературы, каких «проходил» еще в школе. А может, это было провидение. Но этот старорежимный оборот хозяйке неожиданно понравился.

Она кокетливо улыбнулась и потупила глазки.

– Ловлю на слове. Только не называйте меня по отчеству. Молода ишшо…

– Как же вас называть? – наконец спрыгнул в дорожную пыль Сергей Иванович и тут же вляпался в гусиные экскременты.

– А вы сами придумайте, господин постоялец… – томно прошелестела Раиса. – У вас голова большая. Как у моего Васьки…

– Васьки? – не понял преподаватель ГО.

– Кота моего, перса-шалуна… – пояснила хозяйка белокаменного особняка. – Он, паразит, представляете, привык со мной спать. Я его на пол сшибаю, а он на грудь лезет… Боюсь, изнасилует ненароком.

«На такой груди многим место находилось», – подумал Константинов. А вслух сказал, вежливо улыбаясь собеседнице:

– Кот пусть Васькой останется, а вы для меня будете Василисой… Прекрасной. Или премудрой… Хорошо?

– Прекрасно-Премудрой, гражданин постоялец… Вещичек что-то у вас, гляжу, не густо. Одна сумка?

– Остальное вот тут, – на то место, где была прорезь кармана, Константинов. – Всё свое ношу с собой!

– В штанах, што ли?..

Перс Васька лениво обошел хозяйку, потерся о ее голые ноги и зло стрельнул дурным глазом в гостя. Этот сексуальный кот, когда начинался гон, орал таким страшным голосом, что постоянные обитатели дома престарелых, который располагался по соседству, в помещении бывшей земской больницы, крестились, будто встретились с нечистой силою. Дом престарелых был построен еще в начале 19 века каким-то купцом Мушкиным, и, если верить черной чугунной табличке, то дом этот до сих пор охранялся законом, как единственный чумиловский памятник архитектуры.

Еще при покойном Ельцине половину этого памятника отдали под СДК (сельский дом культуры), а в другой половине государственного памятника жили ничейные старики и старухи, собранные сюда со всего ближнего и дальнего света.

– В клубе и устроим вашу лекцию по гражданской обороне, – пожимая руку Константинову на прощанье и подмигивая сразу двумя глазами, сказал Тяпочкин. – Будет тебе, майор, благодарная тихая аудитория. И справка райадминистрации о проделанной курсами ГО работе тоже будет.

– С указанием массового охвата, – вставил Сергей Иванович.

– Ну, охват нарисуем, – все не отпускал руку преподавателя глава. – За одну душу не больше Чичикова берем…

– Про долги свои тяжкие не забудь! – вдогонку крикнула, как оказалось, голосистая Раиса-Василиса. – Не то администрацию на свой счетчик поставлю!

 

* * *

– Меня ты Василисой окрестил, а как звать-величать тебя, мужчина? – по-хозяйски занося сумку в дом, спросила Премудрая.

– Сергеем Ивановичем, – представился Константинов.

– Серегой, значит… – улыбнулась она и кивком пригласила постояльца в дом. – У меня Сереги еще не было. Всё на «И» попадались…

Сергей Иванович вздрогнул, как от пистолетного выстрела.

– За неделю проживания сколько с меня? – нервно суетясь, спросил Константинов, доставая бумажник со всей своей наличностью.

– Не спеши, Серега, – сказала она, приземляясь в кресло за журнальным столиком. – Слыхал рекламу такую – «не спеши!». Нам, бабам, от мужской спешки даже крохи счастья не перепадает. Щас разберемся…

Хозяйка, ввинтившись задним местом поудобнее, достала из кармана нарядного фартука калькулятор, набрала кнопочками одну цифру, другую… Что-то приплюсовала или умножила.

– Так, неделя проживания началась сегодня, с 12 часов ноль-ноль минут. Это будет стоить…

– Сколько? – нетерпеливо спросил Константинов, чувствуя позывы сходить «по-маленькому» в стоявшую рядом с ним кадку с пожелтевшим фикусом.

– Окончательная цифра после одного щекотливого интимного вопроса, – сказала Василиса Премудрая. – Спасть, Серега, где будешь?

– Где положите… Только, пожалуйста, не в пристройке. Ужасно не люблю спать в пристройках с мышами и крысами, знаете ли…

– Я не о том. Со мной, на двуспальной кровати, или вот на том диванчике, что за шкафом? – она смерила взглядом Сергея, потом диван и заключила: – На новой тахте только сидеть разрешается. И то в нерабочих чистых штанах.

Константинов напряженно молчал.

– А чё стесняться? Мы ж не маленькие дети. И при рынке за всё платить требуется. Так шо лучше сразу, шобы потом без осложнений и выяснений… Без суда, так сказать, и следствия.

Хозяйка, поняв, что сморозила лишнее, исправилась, добавив:

– Те уфологии, как все инопланетяне, были маленькие, коротенькие и обходились без женской ласки. Втроем на диванчике, полягавши поперек, запросто умещались. Спят, как мертвые. А зачем им баба? Всё равно пьяные… Вы – другое дело. Гражданская оборона – дело сурьёзное…

Она, взглянув на габариты Сереги, снова перешла на ты:

– Диван тебе, пожалуй, маловат будет. Ты – большой.

– Большой, – машинально кивнул Константинов. – Такой большой, что даже трусы на базаре купить – целая проблема. Не влезаю в шестидесятый… Резинка лопается.

Она зажала рот ладошкой и прыснула, как школьница:

– Мы проснемся в шесть часов – нет резинки от трусов?

– Вот она, вот она – на… карандаше намотана! – закончил за хозяйку преподаватель ГО.

– Это хорошо, – похвалила Василиса-Раиса. – Я люблю, когда большой… У человека всё должно быть большое. Чтобы душа радовалась.

Константинов, разглядывая дырку на своем правом носке, которая виднелась из сандалия, сказал тихо:

– Придется, наверное, с вами, Василисушка, раз диван за шкафом для меня маловат будет…

Она машинально кивнула и набрала еще одну цифру:

– Значит, плюс еще 200 рублей за каждую ночь…

– Сколько, сколько?..

– Двести. Это в пять раз меньше, чем в самом дешевом борделе. Я по телеку передачу о борделях смотрела.

Сергей Иванович прикинул всю сумму командировочного пособия, приплюсовав сюда еще и накопления на отпуск в Кисловодске, частично прихваченные в Чумилово на «скупые мужские радости».

– А если я буду просто спать рядом с вами? – покачивая головой от суммы непредвиденных расходов, спросил Сергей Иванович. – Без, так сказать, прямого сексуального контакта? – уточнил он, стараясь не смотреть в ее горящие глаза, в которых, как ему показалось, отражались цифры с экрана калькулятора.

– Никакой разницы. Все равно двести. Ведь не утерпите же!.. А потом доказывай, что это вам не приснилось…

– Тогда «просто так» с вами спать не выгодно, – заключил Константинов.

– Просто так ничего не выгодно.

– Да вы прирожденная капиталистка…

– Не перехвалите, Сергей Иванович! Что двести с услугами, что двести без услуг. Уверена, что такой рассудительный человек, как вы, деньги на ветер швырять не станет…

– Уж постараюсь, будьте уверены, – подтвердил ее догадки Константинов. – И дураку ясно, что при таком раскладе выгодней со всем набором услуг.

Он замолчал, подсчитывая окончательную сумму в уме и думая еще поторговаться с чумиловской «акулой капитализма».

– Капиатализьм научит всех копейку считать… – с каким-то злорадством проговорила заслуженная вдова района. – Это вам не на субботники с бревном на горбе ходить.

Все социально-экономические формации она произносила с мягким знаком после буквы «З». И потому даже неприятное, с заморским акцентом слово «капитализм» в ее сахарных устах звучал по-особому ласково.

– А вы, Василиса Премудрая, подкованы в экономических вопросах…

– А как же! Я ведь, Сережа, раньше бухгалтером у Тяпочкина была. За плечами – заочный техникум. Высшего-то не было. Потом постарела. Потом Тяпочкин помоложе бухгалтера нашел… Я не в обиде – жизнь.

– Безработная, значит, Василиса ты моя Перемудрая?.. – с сочувствием в голосе спросил Сергей.

– Зачем – безработная? В дом престарелых устроилась…

– Заведующей?

– Ну и мастер ты на комплименты, Сережа…

Она подарила ему ласковый взгляд.

– Следующий, сказал заведующий… За три года двоих заведующих посадили за воровство… У старушек хоть и грешнее воровать, но значительно проще. У них памяти нет. Да и жаловаться в Чумилове некому.

Она встала с кресла и подсела к Сергею Ивановочу на скрипнувшую тахту, скромно оправив на коленях величиной с астраханский арбуз, модную юбку.

– Нянькой пошла. Зарплата воробьиная. Но условия я им поставила жесткие: все отходы с кухни – мои! Слежу теперь, чтобы выкладка продуктов была строго по калькуляции. Иначе старушки в мисках своих шиш мне, а не отходы оставят…

– А зачем тебе, Премудрая, старушечьи отходы? – пожал плечами Константинов.

Она всплеснула руками:

– Ну, нашел чего спросить! Ну, ты прямо, как Задорнов говорит, тупее американцев!.. Я ведь свиней выкармливаю! Свиноматок породистых, красных… Евриками за такого поросеночка область платит в дальнем зарубежье! А я ей – за рублики. Патриотизьм – налицо! И государству навар, и мне, бедной вдове, ненакладно… Поросяткам на молочишко. Они ведь у меня – молочные.

Сергей Иванович почесал лысину. Да, подумал он, чужая душа потёмки, а уж душа чумиловской миллионерши – темная ночь. Пора было возвращать разговор в старицу, в прежнее русло.

 

* * *

– Так на какой сумме мы остановились, Василиса Прижимистая? – неудачно пошутил Константинов и тут же пожалел об этом.

– Так вот же она, гляди, пережиток халявы! – поднесла она к глазам Константинова калькулятор. – Задаток, плату за четыре дня проживания, – вперед.

Сергей Иванович глубоко задумался.

– Если считаете, что сумма велика, – вкрадчиво произнесла вдова, – можете отработать ее на моей домашней стройке… Я сейчас как раз помещение для откорма расширяю. Заплатите натурой, так сказать…

– Нет, нет! – поспешил откреститься от рокового предложения Константинов. – Я строить не умею. Какой из меня строитель? Со мной и жена развелась, что я гвоздя в неё, то есть в её стенку, не забил! Нет-нет, ничего и никогда строить не буду!

– Наколете кубометр дровишек для баньки – сброшу сотенку…

– Я вам не дровосек! Я – преподаватель. Обучаю население гражданской обороне. А это, уважаемая Василиса, вам не хухры-мухры! Это вопрос нашего выживания в самое тяжкое время испытаний. Настанет Страшный суд – и вы вспомните обо мне!.. Ох, как вспомните…

– Ладно! – махнула рукой Раиса Борисовна. – Вы только Страшным судом не угрожайте. Не вы судия, не вы… Не хотите строить и пилить, как хотите… Питаться у меня будете или у шашлычника Казбека?

– Я шашлыки люблю…

– Сто грамм шашлыка – сто рублей. В сущности платить придется за пережженные в мангале кости.

– Лучше бы меня послали в столицу. Там, думаю, дешевле…

– У кого, спрашиваю, питаться будешь, Сережа?

– Буду питаться у вас. Стол номер три, диетический.

– А стул?

– Причем тут стул?

– Ладно. Кашки сварю. Геркулесовой… Только чур ночью в спальне воздух не портить, и не ржать по-лошадиному от овса.

– Кашку не чаще, чем раз в три дня.

– Три раза?

– Что – три раза?

– Питаетесь, спрашиваю, три раза в день или предпочитаете кефирную диету?

– Диету без кефира.

– Кефир, уверена, уже нужен на ночь, чтобы обеспечить нормальный стул. Кстати, за дезодорант в туалете плата отдельная. Спички не жечь, на унитазе не курить!

– Согласен.

Она сделала еще одну арифметическую операцию, и в окошке загорелась новая цифра.

– Однако… – покачал головой Константинов. – А чаем кефир заменить можно?

– Без сахара, разумеется? – язвительно спросила она.

– С сахаром и лимоном! Вот!

– Пожалуйста. Вот вам ваш чаёк…

Он мельком взглянул на скорректированную цифру и обреченно согласился с ней – другого выхода при таком ненавязчивом сервисе просто не было.

– А я вот, заметьте, госпожа предпринимательница, буду читать лекции и проводить практические занятия с населением по гражданской обороне совершенно бесплатно.

Она пожала плечами.

– Бесплатным бывает только дохлая мышь в мышеловке…

– Сыр!

– Сыр бесплатным не бывает. Это всё придумки таких халявщиков, как вы.

– А вы, вы – вы великая чумиловская скупердяйка!

– От скупердяя слышу.

– Мои лекции для населения – бесплатны.

– Если напишите в афише, что «бесплатно», вообще никто с поселка не придет. Тяпочкин, конечно, дом престарелых организует – благо до клуба им три шага. Но ходячих мало. Лежачих везти не на чем. Да и какая им, брошенным инвалидам, теперь гражданская оборона нужна? Парализованная бабка не натянет ваш противогаз.

– Старость не радость.

– Ну, и не гражданская оборона, господин преподаватель. Будете упорствовать, вообще никого на вашу лекцию не приведу!

 

* * *

Страсти мало-помалу улеглись. Хозяйка и постоялец успокоились, договорившись обо всех основных и дополнительных условиях проживания в доме чумиловской миллионерши.

Константинов, устав лаяться, решил лечь спать немедленно. Без «обеспечения проходимого стула». Черт с ними, со всеми стульями мира, когда женщина в собственном соку засыхает над скучными цифрами калькулятора.

– Вы уже на ночь, так сказать, отходите?

– Отхожу!

– Тогда чур! – разбирая кровать в спальне, предупредила Василиса Прекрасная. – Перед возложением в мою постель, пахнущую лавандой, спиртное не пить. Терпеть не могу над собой перегара. У меня после Игорька условный рефлекс выработался, как у собаки Павлова: без предупреждения бью в сопатку кулаком, если запах учую.

«Ничего, – подумал Константинов, – лаврушечкой зажуем, ни одна собака, не то что трижды вдова, не учует». Выпить он решил обязательно. Иначе зачем припас чекушку?

Она же, бесстыдница, прикрыв пуховым одеялом свои вдовьи прелести, кокетливо заканючила из вдовьей спальни:

– Сережа, почитай мне стихи. Если знаешь – Есенина…

Константинов, запутавшись в правой штанине, которая не хотела сдаваться на милость победителя, прыгал на одной ноге еще в зале.

– Я не поэт, – декламировал он. – Но я скажу стихами. Иду к тебе я мелкими шагами…

И он заскрипел зубами от необузданной страсти, глотнув для смелости из небольшой походной фляжки.

«Теперь дело пойдет, – решил он, глядя на свое отражение в зеркале. – Пойдет дело как по маслу!».

Но дело почему-то «не пошло». Его желание таяло с каждым шагом, который он делал по направлению к спальне. Когда взялся за золотую ручку и, наконец-то, открыл дверь, уверенность в себе окончательно его оставила. В голове медленно поплыла реклама чудодейственного африканского средства «Вуко-вуко», которым чернокожие туземцы поднимали свое мужское достоинство. Этим рекламным стимулятором Сергей Иванович никогда в жизни не пользовался, а боевые сто граммов всегда срабатывала.

«Нужно выпить еще, успокоиться», – решил он.

– Еще не вечер, – сказал Константинов. – Я вспомнил, что мой напарник должен подъехать. Пойду встречу, а то заблудится в ваших тупиках.

– Так ждать? – равнодушно спросила хозяйка. – Предупреждаю, ежели засну, то не буди. Я злая спросонья!

Константинов неожиданно обрадовался такой перспективе.

– Хорошо, хорошо, голубушка… – пролепетал он, радостно отступая от заветной двери. – Как скажешь…

«Черт с ними, этими двуустами рублями, – подумал он. – В жизни не все измеряется деньгами, в конце концов!». И вспомнив про трех безвременно почивших мужей этой капиталистической бестии, вслух сказал самому себе:

– Жизнь, Сережа, дороже пятиминутной слабости…

 

* * *

Он вышел в сад. Тихий летний вечер ласково лег ему на плечи. В доме престарелых и в клубе одновременно зажгли электричество. Три старушки с солдатскими мисками наизготовку ожидали на лавочке, когда позовут на ужин работники столовой чумиловской богадельни. Во второй части покосившегося здания, где располагался РДК, слышался девичий визг, и басовито бухал тяжелый рок. Бабушки поеживались от вечерней прохлады и собственной обреченности.

 Мощная аудиосистема заокеанской музыкой сотрясала вечернюю идиллию. Да так ритмично и назойливо, что старушки в одинаковых серых халатах в такт этой металлической музыки помимо своей воли и физических сил подпрыгивали на лавке, тихо позванивая алюминиевыми ложками о миски, как игроки на бубнах.

Сергей Иванович прикурил и, пуская дым кольцами, стал вглядываться пустынную дорогу. Его пустой желудок урчал свой тяжелый рок. Хотелось выпить. И он снова выпил без закуски, экономя на ужине.

Он знал, что Шмакин обязательно приедет сегодня. Не имел права не приехать.

И оказался прав.

Присмотрелся: от магазинчика, на котором ядовитой желтой краской было что-то начертано, разбитной походкой по направлению к дому миллионерши шел Сенька Шмакин. На плече его тяжело висела противогазная сумка. А из сумки торчали горлышки бутылок. Стеклянная тара позванивала, как рождественские колокольчики.

– Не проходите мимо, – сказал Константинов Шмакину.

Тот резко остановился, и бутылки в сумке тут же издали знакомый слуху вечерний звон.

– Константинов! – обрадовался Семен. – А я тебя по всей округе ищу! Гостиницы, ядрена вошь, и той в этом захолустье нету. Сказали, что с какой-то вдовой уже живешь. В белокаменных хоромах. А хоромы – вот они. И ты, блин, сидишь в трусах, как дома на диване.

– Занимай, Шмакин, гражданскую оборону.

Константинов несказанно был рад своему напарнику по ГО, но виду не подавал. Он был старшим преподавателем, а Шмакин (он был и на год помоложе) числился «просто преподавателем». Без – «ст».

– А мне у твоей вдовы можно остановиться? – спросил Шмакин, перевешивая тяжелую сумку на другое плечо. – Я тут кое-что поужинать в местном гастрономе взял. Как думаешь, водка не паленая? Не отравят эти чумовые чумиловцы тех, кто их труду и обороне учить будет?

– Уфологии, говорят, месяц от этого горючего не просыхали, пока тарелки свои по болоту искали, – ответил Сергей. – Значит, и мы живы будем.

– Болота у них, верно, замечательные, – сказал Семен Васильевич, прикуривая сигаретку. – Мой драндулет по уши сел в грязь сразу же за переездом. И ведь дождей недели две не было. Чудеса…

– Машину бросил на дороге?

– Нет, – покачал головой Шмакин. – Я ее в противогазной сумке с собой принес. Чего там воровать-то? Металлолом ржавый. А наглядное пособие для практических занятий, противогаз, почти новый, образца 1953 года, с собой прихватил. Плакаты в машине бросил. На кой черт нам эти плакаты? Их в сорок восьмом рисовали.

Семен плюхнулся на лавочку, блаженно вытянув журавлиные ноги. (Когда-то Шмакин работал участковым милиционером, исходил по «нехорошим квартирам» столько верст, что ими можно было трижды опоясать земной шар. Поэтому больше всего на свете теперь не любил пеших походов.)

 – Сколько верст по бездорожью пер!.. Ежели срочно не выпью – умру.

Сергей Иванович бережно принял от напарника тяжелую сумку.

– Я рад, Семен! – похлопал по плечу Шмакина Константинов. – Ты даже не представляешь, как я рад твоему появлению к урочному часу…

Шмакин огляделся, остановил профессиональный взгляд дворового сыщика на беседке и, улыбаясь, сказал:

– А давай тут, в беседочке, и пристроимся. Время «Ч» в Чумилове… Что может быть лучше?

И не дожидаясь согласия старшего группы, стал выкладывать хлеб, сыр, колбасу, селедку и прочую снедь. Бутылки с напитками он предусмотрительно поставил под стол – подальше от жадных взглядов любопытных старушек из дома напротив.

– Там что за наблюдательный пункт, Сергей?

– Дом престарелых. Памятник 19 века.

– Так долго никакие престарелые не живут, брат…

Шмакин открыл первую бутылку.

– А стаканы?.. – предвкушая счастливый вечер в беседке, воскликнул Константинов.

– Вот, два одноразовых…

Он деловито порезал колбасу, сыр и селедку, разлил по пластмассовым стаканчикам водку.

– За гражданскую оборону! – поднял тост Семен. – За тех, кто сейчас на вахте и на гауптвахте!

– И в забытой начальством и Богом поселке Чумилово! – поддержал Сергей.

Выпили, закусили. Еще выпили. Опять закусили. И все делали молча, сосредоточенно, ожидая предсказуемого эффекта. Пока не поймали первый кайф.

 Тогда сразу же заговорили, конечно, о женщинах. Потому что были в командировке. То есть – как бы на работе.

– Я после того, как меня Зойка бросила, – разливая вторую бутылку, сказал Шмакин, – ни одной женщины больше не имел…

– Не получалось? – поинтересовался Константинов.

– Да нет, желание есть и очень хорошее. Да вот возможность не подворачивалась. То одно, то – другое… Некогда.

– А сейчас – хочешь?..

– Тыщу бы дал. Край, как хочу…

Он глубоко вздохнул, глядя, как по звонку старушки исчезли в столовой своего казенного дома.

Они еще выпили. Закурили.

– А зачем же доводить себя до крайности, – подмигивая напарнику по обороне, сказал Константинов. – Давай триста рублей – и дуй в спальню. Там хозяйка дожидается в теплой постели с запахом лаванды.

– Вдова? – спросил Шмакин, ставя на место бутылку.

– Заслуженная вдова района. Сорок пять, баба ягодка опять… Блондинка, кровь с молоком. Грудь, как у Памелы…

– Какой Памелы?

– Ты ударение правильно ставь, деревня. Будешь доволен. И всего-то три сотни…

Сергей в этот вечер был готов снять для друга последнюю рубаху.

– Короче, деньги – на бочку! – сказал старший преподаватель. – Ты, Сеня, не из породы великих русских халявщиков? Есть такое сословие в нашем царстве-государстве. При народном капитализме за всё платить нужно… Народу.

– А народ – это ты?

– И я, и ты, и она…

– В общем, целая страна…

Константинов энергично потушил сигарету прямо о стол беседки.

– Короче, или – или… Третьего не дано. Сервис как в пятизвездочном отеле. Женщина порядочная, со средним специальным образованием. Можно сказать, первая бизнес-леди в Чумилове…

– Вы у неё, часом, Сергей Иванович, не сутенёром работаете?

– Не жмись, при нынешних ценах три сотни – тьфу!.. – сплюнул себе на ботинки Константинов.

Семён молча отсчитал три сотни. Сказал, бледня лицом:

– Проводи в апартаменты, друг! Что-то меня знобит, как перед последним и решительным боем… Да и диспозиция мне не знакома…

– Только тс!.. – приложил палец к губам Константинов. – Шлепай за мной на цыпочках! Не разбуди зверя…

– Такая страшная, что ли?

– Спящая красавица, дурак! Ты только ее своими поцелуями не лезь. Молча и аккуратненько сделай свое дело – и приходи опохмеляться. Я тебя здесь, в беседке, буду ждать. Понял?

Шмакин перекрестился дрожащей рукой.

– Что-то мне не по себе от такого сервиса, – сказал он.

– Ни пуха, ни пера! – подтолкнул его к двери спальни Сергей Иванович. И Семён взялся за медную ручку двери, из-за которой слышался переливчатый храп заслуженной вдовы Чумиловского района.

– Что там хрюкает?… – испуганно спросил Шмакин.

– Дурак, она, кроме гостиничного сервиса, еще и молочных поросят выращивает на продажу…

– А-а…

– Давай! Ты ж в десантуре служил, коль не соврал… Пошел, Сеня!..

– За родину! – сдавленным голосом сказал Шмакин, сжимая зубы. – За Сталина!

 

* * *

И с этими словами Семён, физически лучше подготовленный младший преподаватель гражданской обороны и просто более молодой по возрасту, исчез в густых сумерках спальни, неслышно затворив за собой дверь. Сергей Иванович на цыпочках отступил в прихожую и уже оттуда услышал скрип кровати.

«И это друг называется… – сокрушенно покачал головой Константинов. – На мое законное, уже оплаченное по таксе место залез! С моей вдовой спать будет, зараза!..».

Он почувствовал, как предательски заныло сердце. Успокаивали только триста рублей, полученные от Шмакина. Все-таки друг другом, а бизнес бизнесом…. Табачок, как говорится, врозь…

 Сергей полез в карман за сигаретами – и в следующий момент раздался страшный крик Шмакина.

«Что она там с ним делает, извращенка чертова?» – с интересом подумал Константинов. Он прислушался к стонам, которые никак не подходили под определение «сладострастные». А потом хрип друга:

– Помогите, убивают!..

Дверь спальни театрально распахнулась, и оттуда, пошатываясь, медленно вышел – нет, выплыл – младший преподаватель ГО Сеня Шмакин. Обеими руками он держался за окровавленный нос.

– Я – что? Я – ничего, Сергей Иванович… – с французским прононсом прогнусавил он. – Я только снял штаны, лег рядом. Она мне: «Читай Есенина!». Ну, я начал… читать – «Не жалею, не зову, не плачу…». А она: «Я же говорила, чтобы не пил! Говорила, что у меня после покойных мужей аллергия на спиртное?»… Я честно отвечаю: «Нет, вы этого мне не говорили». И целоваться полез. Тут она и укусила меня за нос, стерва! Да больно так… И так сильно. Кровь даже пошла… Я закричал, она свет зажгла. «Ты – кто?» – спрашивает. Говорю, что, мол, второй преподаватель гражданской обороны. Прибыл на постой за неимением в Чумилове гостиницы. А она: «Я вам с Серёгой завтра устрою гражданскую оборону!.. Вы меня долго вспоминать будете»… Вот и всё, Сергей Иванович… Страшно мне. И нос болит, не откусила ли вовсе его эта корова?

Константинов посветил спичками.

– Нос на месте, – успокоил друга и соратника по постельной борьбе Константинов. – Припух малость… Так у меня пластырь в кармане, и мазь от мозолей…

– Так там же – рана, а не мозоль, – отстранился Семён. – Кабы заражения не была. У этой бабы, должно быть, и слюна ядовитая. Как у змеи…

Константинов достал пластырь, повернул за нос голову своего коллеги (чтобы удобнее было проводить операцию) и ловко сделал нашлепку на распухший орган обоняния.

Шмакин, со страхом оглядываясь на дверь, за которой, по всему, опять мирно заснула хозяйка дома, сказал:

– Наливай давай, а то умру от шока!

Константинов вздохнул, возвращая напарнику деньги.

– Деньги можешь себе оставить, – покачал головой Шмакин. – У нас теперь и вся медицина платная. А мне, чую, еще долго лечиться придется… – Он мизинцем потрогал травмированный нос. – Я в дом, Серега, больше не пойду ни за какие коврижки… Ты иди, если приспичило, конечно… Ты – человек разведенный, мужчина свободный от предрассудков. А я – старый халявщик, как ты выражаешься. Мы уж тут как-нибудь… В беседке. На свежем воздухе…

Он всхлипнул и добавил, глядя на противогазную сумку:

 – Под голову противогаз – и баиньки. Нам, халявщикам, как и татарам, всё равно, уважаемый Сергей Иванович…

Он взгромоздился на лавку, положил под голову противогазную сумку и укрылся пиджаком. В темноте летней ночи на носу ярко бледнела мозольная заплата, как напоминание об очередном подвиге бывшего десантника ВВС.

 

* * *

Утром обоих преподавателей ГО, спавших в беседке Раисы Борисовны, разбудили какие-то истошные крики. Первым вскочил Шмакин.

– Никак кого-то режут? – округлив глаза, прошептал десантник. – Господи, ну и дом с привидениями…

– Да тихо ты!.. – дрожа от утренней прохлады, в ответ прошипел Константинов. – Она, друг мой Сеня, троих мужиков на тот свет спровадила… Одного за другим. Это я вчера утаил – тебя пожалел…

– Пожалел волк овцу…

– Тс-с! – приложил палец к губам Сергей Иванович. – Визжат в сарае… Чуешь, какой оттуда запашок идет?

Шмакин загадочно поводил огромным носом, которому бы позавидовал любой армянин с чумиловского рынка.

– Не чую… У меня обоняние травмировано до конца жизни, наверное…

Константинов шмякнул себя по лбу ладонью, догадавшись о первоисточнике звука.

– Да это, Сеня, голодные поросята Райкины требуют завтрака!.. Живые все-таки души. Братья наши меньшие… А вон и хозяйка с ведрами идет. Всех нас сейчас и накормит…

Шмакин сжался маленькой стальной пружинкой, надеясь, что не заметят.

 

Выспавшаяся хозяйка, одетая в белый халат, несла из столовой дома престарелых два ведра теплых утрешних помоев.

Константинов осмотрел ширинку – застегнута ли? – и сделал шаг навстречу Раисе Борисовне.

– Здравствуй, Василисушка наша! – как плохой актер провинциального театра, картинно расставив руки, воскликнул Сергей. – Ты сегодня еще прекрасней, чем вчера… А мы тут с твоими поросятками от голода пухнем.

– Так это твой помощник приехал?.. – глядя на носатого Шмакина, спросила вдова, кивнув вместо «здрасте». – А почему не прописался у меня? Почему оба в беседке спали? Ночи холодные. Простудитесь, а мне перед вашим и нашим начальством отвечать…

– Не волнуйся, Премилосердная Василиса, – закатил глаза к небу Константинов. – Мы, преподаватели гражданской обороны, люди закаленные… Огонь, воду и медные трубы уже прошли. Осталось еще чуток – и чумиловское время «Ч» преодолеем. Ваш Тряпочкин нам грамоты и премиальные к ним выпишет. И пойдем мы на станцию, ветром гонимые…

– Ах, как трогательно, господа офицера!... Прямо уписаюсь от сентиментальности. Почище любого сериала будет.

Она поставила ведра у беседки, лукаво поглядывая на травмированного Семена.

Шмакин, постоянно трогавший свой выдающийся нос, сказал, отъезжая на лавке подальше от обидчицы:

– Я хотел познакомиться сразу же по приезду, так сказать, прописаться, но вы не поняли…

– Всё я поняла… – засмеялась Раиса. – Извиняйте уж вы меня, господин гэошник, простую чумиловскую бабу… Тебя, молодой, красивый, как звать-то?

– Сеня… Семён, значит.

– Значит, Семён… Это хорошо.

– Чего ж хорошего? – возразил Константинов. – Не на букву «И», как все ваши мужья-покойники…

Она сняла улыбку с губ и тут же сделалась серьёзной и деловой «бизнес-леди».

 – Ладно, господа постояльцы, кто старое помянет, тому кулаком в нос. Вы, Сергей Иваныч, правила проживания в доме своему помощнику объяснили?

– Довел до сведения, Раиса Борисовна.

– И тариф коммунальных услуг – тоже, надеюсь?

– Это первым делом. Сейчас вам его задаток отдам.

– Успеется. Сперва поросят накормлю, а потом прошу, господа офицера, вас на завтрак.

– Спасибо, Раиса Борисовна, – в два голоса поблагодарили Шмакин и Константинов, ужасно подхалимничая интонацией и угодливыми жестами голодных людей.

 

Позавтракали плотно, но не привычными для специалистов по гражданской обороне продуктами: ели теплую овсянку, запивая её парным молоком. Про чай с лимоном и сахаром как-то не вспоминали. Шмакин было заикнулся насчет «поправки головы», но вдова сказала, как отрубила:

– У меня аллергия на запах спиртного… Я тебе, Сеня, кажется, уже напоминала об этом.

– Так точно! Ни-ни! – вытянулся в струнку Семен. – Это я, хозяюшка, пошутил неудачно. По-солдатски пошутил…

Потом наклонился к уху Константинова и прошептал, думая о холодном пиве:

– И за что меня бог наказал? Мы так, Сергей Иванович, долго не протянем… А умирать вроде бы рановато. Есть у нас еще дома дела.

– Пейте молоко, а не шепчитесь, как кумушки!.. Мне его в семь утра уже бабка Настюха принесла, – постреливала глазами в постояльцев Раиса. – У неё одной на всей улице корова на подворье осталась… А раньше что ни двор, то корова. Или коза, на худой конец.

– Коза – тоже домашнее животное, – неопределенно поддакнул Шмакин.

Райка взглянула на заклеенный пластырем нос постояльца и брызнула заливистым смехом:

– Ты, дружок мой Сеня, не обижайся, коль чего не так… Я тебе за нос цену на проживание скину.

Шмакин обрадовался:

– Вот это справедливо! Вот это хорошо… Триста рублей лишними не бывают.

– А мне? – спросил Константинов.

– Так ты не ранен, Сергей Иваныч. Пока еще…

Константинов потрогал свой нос указательным пальцем, будто убеждался в его целости и сохранности.

– Вроде бы… – протянул он.

– Доедайте скоренько, а то по нашу душу вон Тяпочкин уже топает. Мне команда уже в семь утра поступила организовать всех ходячих старичков и старушек на гражданскую оборону вашу…

 

К дому от Чумиловского ДК колобком катился толстопузый Тяпочкин. Был он светлом пиджаке, но без галстука и без машины.

- Здастье вам! – крикнул он, открывая калитку. – А я раньше вас готов к труду и гражданской обороне… В клубе полный кворум! Даже двух лежачих принесли на носилках. А киномеханику еще вчера наказал фильм про войну в своих коробках найти. Нашел-таки, паразит!.. Молодчина!

– И что за фильм? – унылым голосом спросил Константинов.

–  «Действия населения после ядерной бомбардировки», вот! Центральная студия Минобороны, пятьдесят восьмой год прошлого столетия…

– А поновей ничего не привезли? – убирая посуду, спросила Раиса.

– Поновей для семинара ничего нет, – ответил Тяпочкин. – Не выпускают больше учебных фильмов на эту тематику. Видать, не спасешься…

– А вы думали! – улыбнулся Шмакин, скашивая глаза на ночную травму.

– Что с носом? – не меняя интонации, спросил глава.

– Бандитская пуля, – ответил Сеня.

– Вы, товарищ преподаватель, поосторожнее у нас… В Чумилове животноводство падает, а бандитизм растет.

– Это точно, – согласился Шмакин.

 

* * *

– Это бабушкам, – сказала Раиса, заворачивая в рушник пирожки с капустой. – А то неизвестно, сколько им, стареньким, сидеть на вашей лекции в клубе. Как бы не окочурились.

– Заботливые вы, Рая, – сказал Шмакин. – А нам по пирожку?

– Штрафникам не положено.

– Не задерживайте лекцию! – подгонял всех Тяпочкин. – У меня и так времени в обрез!

Рая положила гостинцы в сумочку и пошла через дорогу, наказав закрыть калитку на ключ.

– До встречи, гражданская оборона! – обернулась Раиса у клубного крыльца.

– До скорого свидания, хозяюшка! – отозвался Шмакин, выплескивая недопитое молоко на ощерившегося перса-кота.

 

…Через пять минут Константинов, Шмакин и Тяпочкин уже занимали на сцене свои законные места.

– Я только открою семинар и поеду на комплекс, вы уж тут сами… – наклонился к уху Константинова глава района.

– Хорошо, хорошо…

Когда глаза привыкли к полумраку, Сергей Иванович увидел в зале трех знакомых старушек, дожидавшихся с мисками ужина. Шмакин посчитал обучающихся обороне по головам. Вышло восемь голов. Семь женских, считая и Раису Борисовну, и одна мужская.

– Начинаем, дорогие товарищи престарелые! – махнул рукой Тяпочкин.

В зале раздались хлипкие аплодисменты, под которые глава района, согнувшись в три погибели, будто по нему стреляли из зала, быстренько выскользнул из президиума и исчез за дверями, бормоча извинительные слова о хлебе насущном и гибнущем на корню урожае зерновых.

Слово взял Константинов.

– Товарищи, – начал он, – глобальное потепление климата ведет к экологической катастрофе, которая способна и без ядерной войны уничтожить почти все человечество…

Дед, усевшийся на первом ряду, внимательно слушал, подставив к уху ладонь для лучшего усвоения трудного материала. Не успел Сергей Иванович закончить первую фразу, как он тут же поднял руку.

– Меня интерисуить, где вы, уважаемый, получили ранение? – спросил старичок.

– Это к семинару не касается, – ответил Семен. – Производственная травма.

Семен шепнул Константинову, чтобы тот «был покороче и переходил к практической части, не мешкая». Бабушки, давно отвыкшие от таких собраний, уже засыпали в полутемном зале.

Сергей Иванович понимающе кивнул.

– Есть желающие самостоятельно надеть противогаз?

Он сделал паузу и обвел курсантов насмешливым взглядом.

– Может быть, вы, уважаемая Раиса Борисовна, желаете?

Хозяйка частной гостиницы коротенько хохотнула:

– Ну уж нет… Сами свой презерватив натягивайте.

Константинов обратился к спящему залу:

– Кто самый смелый?

– Я! – крикнул дедушка.

– Фамилия? – деловито поинтересовался Константинов.

– Сержант Дронов! – выпалил старик, как и полагалось по уставу.

– Иди сюда, солдатик, – подозвал к сцене деда Шмакин. – Делай, как я.

И он, вытряхнув противогаз из подсумка, быстро натянул его на красное похмельное лицо. И тут же протрубил в гофрированный хобот:

– Ой, бляха-муха, нос! Но-о-ос!..

– Дай деду примерить.

Дронов, к вящему удивлению Константинова и Шмакина, в два приема надел противогаз на свою лохматую голову. Теперь клочки седой растительности живописно торчали из-под резиновых краев резиновой маски.

– Молодец, солдатик! – искренне похвалил Шмакин ветерана. – Есть, значит, еще порох… Снимай давай. Вижу, что понравилось. Но имущество казенное, подарить не могу. Снимай, снимай давай!

Но сержант Дронов в запасе, кажется, и не думал расставаться с наглядным пособием. Подвиг старого солдата видели далеко не все – три бабушки спали беспробудным сном.

Старик, отчаянно жестикулируя, будто он обороняется от коварного врага, резво поскакал к ряду, на котором похрапывали мирно спящие подружки.

Шмакин даже не успел сообразить, что к чему, как дед в противогазе оказался рядом с бабушками, затряс их ряд скрюченными руками и загудел в дыхательную трубку противогаза дурным голосом. Вид у старого солдата был настолько пугающим, что киномеханик клуба Колька, высунувшись из своей будки, где он готовил учебный фильм по ядерной бомбардировке гражданского населения, закричал:

– Ой, страшно мне, страшно!..

– У-у-у!.. – завыл дед. Вид дьявола во плоти тут же парализовал проснувшихся бабушек.

– Ну, что, девки, испугались? – засмеялся старичок, стаскивая с головы противогаз. – То-то, глядите у меня!

– Прекратить балаган! – подняв руку, крикнул Константинов, пугая старушек еще больше.

И в это время в зале едко завоняло паленым. Из кинобудки густо повалил сизый дым. Свет в зале погас.

В помещении для киномеханика что-то глухо ухнуло, ярко вспыхнуло, озарив из окошек-амбразур зловещим красным цветом темноту зрительного зала.

– Спасайся, кто может! – крикнул Колька, застряв в амбразуре кинобудки. – Горим, бабки! Горим!..

– Сержант Дронов! – закричал деду Константинов. – Надевай противогаз и выводи людей из очага возгорания!

 Дронов ловко водворил противогаз на место и, не обращая внимания на крики своих престарелых подружек, первой подхватил маленькую бабушку, только что проснувшуюся от шума. К остальным старушкам с криком «мама!» подлетела Раиса Борисовна.

Наконец Шмакин, нащупав в дыму ручку двери, распахнул её, ведущую из зрительного зала на вольный воздух. По глазам больно ударил белый свет, но все уже были у спасительного выхода.

Последним задымленное помещение покинул Константинов, убедившись, что и в горящей кинобудке нет никого. Киномеханик Колька выбросился из амбразуры кинобудки и тут же исчез из горящего клуба.

 

…Когда приехали пожарные, Шмакин с Константиновым уже потушили огонь при помощи огнетушителей. На траве, в которой густо пестрели окурки и обрывки ярких заморских этикеток, в счастливом изнеможении сидели все спасенные женщины. Раиса Борисовна успокаивала разволновавшихся бабушек. Сержант запаса Дронов, сняв противогаз, распекал пожарных за опоздание.

На своем вездеходе прикатил перепуганный ЧП Тяпочкин.

– Жертвы есть? – первым делом поинтересовался он.

– Жертв, товарищ командующий, нет, – вяло пошутил Константинов. – Отличившихся представим к награждению…

Из УАЗика главы района вылез перемазанный сажей Колька, виновато шмыгая носом.

– Короткое замыкание… – сказал он. – Фильмы уже лет десять не крутили. Всё и захирело.

– Захирело, понимаешь ли! – передразнил Кольку Тяпочкин. – Не с кем работать… Кадры еще десять лет назад разбежались. А кадры, они всё решают, всё…

Глава вздохнул, оглядывая спасителей и спасенных каким-то радостным, просветленным взглядом.

 – Иди, Николай, в свою будку. Считай убытки…Мы с тобой потом разберемся.

Дед подошел к Шмакину, попросил подарить ему противогаз.

– Не могу, отец, – вздохнул Семён. – Имущество – казенное.

– Да ладно, – сказал Константинов. – Подари в качестве поощрения это наглядное пособие гражданской обороны… Пусть своих престарелых девок по ночам пугает. Всё при деле будет.

– Кто – дед? – смешливо скосила глаза на героя Раиса.

– И дед, и наглядное пособие.

Старик Дронов закашлялся, вытер слезившиеся глаза кулаком и, лукаво улыбнувшись Константинову, кивнул:

– Солдат службы не выбирает.

Шмакин подошёл к героическому деду, молча посмотрел в глаза старика, выстеленные непокорной слезой, и, вешая ему на шею противогаз, как высшую награду гражданской обороны, серьёзно сказал:

– За проявленное мужество при спасении людей награждается сержант Дронов!

Дед, откашлявшись, неожиданно бодро отчеканил:

– Служу Советскому Союзу!

– России!.. – поправил Константинов.

– Чего-сь? – приложив ладонь к уху, спросил Дронов.

– Я говорю, что теперь, сержант Дронов, нужно отвечать – служу России!

Дед смерил Сергея ироничным взглядом и кивнул, соглашаясь:

– А кому ж ещё и служить-то?.. Ей, матушке, ей… России нашенской!

г.Курчатов, Курская обл.

 

Комментарии

Комментарий #27524 01.03.2021 в 12:36

СОВЕТ КОММЕНТАТОРУ #27523
Пожалуйста, не сокращайте Великую Отечественную войну до какого-то мифического ВОВа.
Если ощущаете вес и значение русского слова вообще и этого трагического сочетания в частности.

Комментарий #27523 01.03.2021 в 11:24

С первых строк своего отзыва хочу выразить благодарность "Дню литературы" за публикацию этого и других произведений Александра Балашова. Его литература рождается из глубины народной души. И здесь не будет перебора, если скажем, что А. Балашов - это Шукшин нашего сложного времени. Я сам в прошлом работник МЧС. Удивляюсь, как точно отражены проблемы и характеры людей этой гуманной службы. Рассказ написан с доброй иронией. А духовность, хочу подчеркнуть для "румяных критиков", - это не только духовой оркестр и духовенство. Духовность этого рассказа в истинной народности, в силе русского духа, который ярко отображён писателем в старом солдате, ветеране ВОВ сержанте Дронове. Если не понимать этого, значит, ваше ухо туго к пониманию сути русской литературы, которая, начиная с Гоголя (и раньше!) видела свою высочайшую миссию в защите " маленького человека". Хэмингуэй сказал, что нет на свете труднее дела, чем писать простую, честную прозу о человеке. Именно такую прозу пишет замечательный русский писатель А. Балашов. С нетерпением жду на "Дне литературы" его новых произведений, в которых так ярко и выпукло отражены самые острые нравственные проблемы современного российского общества! Спасибо за честный талант, Александр! Константинов С. Е.

Комментарий #27521 28.02.2021 в 18:49

Рассказ написан в лучших традиций русской литературы. Автор знает жизнь. И идёт от жизни. Читать интересно. Есть правда жизни и правда литературы. А это - главное. Мой респект тебе, Александр!

Комментарий #27513 28.02.2021 в 12:19

Такое ощущение, что автор то ли устал от жизни и полностью стал равнодушен к её проявлениям, то ли не обладал никогда особыми эмоциями по поводу того, что пытается изобразить.
Ощущение неприятия и формы и содержания, сложно выразить словами, но - бездуховность налицо. Неприятно, но это так. Причём бездуховность не персонажей, а авторская. Возможно, это слишком субъективное восприятие. Надо почитать что-то иное у этого автора, освежить в памяти.

Комментарий #27512 28.02.2021 в 12:02

Хороший рассказ.Спасибо
.Галина Бурых