Александр ЛЕОНИДОВ. ПРОВОДЫ ВЕКА-ВОЛКОДАВА. О романе Игоря Бахтина «Предновогодние хлопоты»

 

Александр ЛЕОНИДОВ (Филиппов)

ПРОВОДЫ ВЕКА-ВОЛКОДАВА

О романе Игоря Бахтина «Предновогодние хлопоты»

 

В романе «Предновогодние хлопоты» питерского прозаика Игоря Бахтина перед нами предстало огромное и подробное полотно минувшего ХХ века, позволившее распрощаться с памятным столетием, фантомные боли от которого многие из нас ощущают ещё и сегодня. Лично для меня это ощущение очень важно: отпустить от себя минувшее, закрыть эту главу жизни, ощутить, наконец, с опозданием, которое продолжается уже годами, приход «миллениума», и конец тысячелетия, в котором мы родились. Бахтин сумел соорудить своеобразный многомерный срез минувшего, как это делают в лабораториях, готовя препараты для микроскопа.

Он сумел написать историю народа, которая всегда отлична от истории царей и царств, правителей и полководцев, и которая живёт, как правило, только в обобщающих образах художественной литературы. Писать исторический срез народной судьбы очень трудно: ведь одновременно приходится и обобщать до типовых образов, и конкретизировать до узнаваемого каждым реального соседа или однокашника.

В определённом смысле роман Бахтина, это, среди всего прочего – ещё и сборник интервью с современниками. Самые разные люди, высшего и низшего ранга, говорят и говорят, порой весьма многословно – о себе и собственном угле зрения. Из множества углов складывается замысловатая фигура, кристалл эпохи…

Бахтину, на мой взгляд, это удалось – заставить время говорить, расцветить свою эпоху множеством самых разных диалогов, из которых в основном и составлен огромный роман. Удалось передать разные точки зрения на страх и отчаяние, надежды и упования, заблуждения и разочарования «лихих 90-х».

И если ряд писателей у нас определяют, как представителей «деревенской прозы», то можно говорить о Бахтине, как о представителе «городской прозы». Как о том, кто традиции писателей-деревенщиков сумел перенести на свою, мегаполисную тему малой родины в большом городе.

С тонким пониманием и любовью раскрывает Игорь Бахтин красоту традиций быта и труда уходящей городской натуры, всех тех, кто хоть и вырос на асфальте – но сумел сохранить себя в гармонии с природой. Главная цель авторского исследования заключается в том, чтобы выявить линии развития, соприкосновения, а также переломы в темах, проблемах, мотивах, в манере отражения жизни внутри человека «смутного времени».

 Бахтин поднимает такие важные проблемы, как вопрос традиций человечности и отторжение их «выползнями» бесчеловечного нового быта. Осмысляет их многоголосо, устами людей разных слоёв и судеб. И это очень интересно современникам, но убеждён – ещё более интересно будет потомкам, которые попытаются осмыслить пройденный страной путь, понять отцов и дедов на смутном переломе эпох.

Игорь Бахтин досконально знает подноготную современности и умеет извлекать из этого поистине многострунного инструмента все многообразие образов от тяжелых сочных обитателей криминального низа до возвышенных искателей, чьи развёрнутые глубокие диалоги напоминают порой академический диспут.

Характерна традиционная и пышная, византийская масштабность русской литературы, когда от рассмотрения внутреннего мира и жизни одного человека Бахтин переходит к обществу в целом и реалиям современного, очень дефектного и повреждённого мира, а дальше пытается проанализировать место всей России в настоящем и будущем человечества. Смыслов и планов отображения у него много, что, вероятно, делает роман сложными для восприятия современных читателей, привыкших к разжёванному и пюреобразному тексту.

Но Бахтин вместе со своими персонажами ищет путь к Богу. Искра божественного искания разгорается в романе всё ярче и ярче, и перекликается с тревожными буднями богоотступничества. Бахтин помогает нам отыскать себя, на примере своих героев научиться жить и дышать в серных парах нынешних реалий, и вместе с очень обаятельными, живо и сочно прописанными им персонажами отыскать во мраке бытия искру небесного света.

Думаю, даже человеку морально очерствевшему и чуждому драмы русского разлома эпох остаться равнодушным будет сложно, если он прочитает подробные репортажи с питерских улиц от Бахтина. Перед нами предстаёт многоголосая панорама, отвечающая на вопрос: как устроен этот сложный, противоречивый, но всё-таки прекрасный мир. Иногда это гимн бытию, иногда – хроники отчуждения. Зачастую они оставляют читателя в задумчивом и, может быть, даже грустном настроении, но пробуждают и немало светлых эмоций.

Проза Бахтина кажется жёсткой и угрюмой, но захватывает вдумчивого человека и не отпускает до самой последней страницы. В ней чувствуется неподдельная страсть и обострённая, израненная искренность, которой людям подчас так не хватает. Раскрываются порой неяркие, с виду обыкновенные, но всегда честные истории, в которых на равных правах сосуществуют и приметы времени и вечные вопросы жизни. Они помогают нам, читателям, посмотреть на жизнь человеческую со стороны и узнать в таких знакомых персонажах, возможно, самого себя.

У Бахтина почти детское умение видеть обыденные вещи в удивительном свете, что и делает его прозу настоящим подарком для вдумчивого, серьёзного, неторопливого, не рассчитывающего на литературное шоу читателя.

Мы с Бахтиным – единомышленники, я чувствую в его текстах созвучие, и потому не могу считаться, наверное, объективным критиком, но всё же, мне кажется, каждому очевидно: избранный Бахтиным способ художественного осмысления доказал, что он способен не только освоить в литературном преломлении новый, глубоко «нелитературный», по сути, тип общества, но и сформировать своеобразную поэзию социального романа.

Да, в определённом смысле расшатывая классический тип литературной условности. Да, подвергнув серьёзной ревизии языковые нормы риторической традиции. Да, создавая удивительный гибрид высших стандартов русского, «питерского» литературного языка и народных говоров деклассируемой «отвязной» среды. Тех, что вторгаются в местами просто академическую ткань интеллигентной речи «от автора».

Человек Бахтина – это образованный, мыслящий человек с развитой речью, который входит в житейски-узкий коридор, куда эта речь за ним уже не пролезает. Она как бы комкается и деформируется, она прежними сложными приёмами пытается отразить примитивную реальность коммуналки и задних дворов. Красиво рассказывать о некрасивом мире, связно рассказывать о разорванном – вот, может быть, самая яркая особенность художественного дара и метода Бахтина.

Именно в этом – отрадная новизна художника. Наша литература знала типажи восходящие и типажи устойчивые. Здесь же идут нисходящие типажи, которым из сложной и развитой жизни приходится перековывать себя на жизнь примитивную и скомканную.

Трагическая судьба Усольцева, чувственно-нервный уход и «плотская душа» Валерии, рассыпающийся в прах быт Суходольских (мне вспомнился бунинский Суходол – думаю, неспроста такая игра аллюзиями у автора)… Далее, напряжённая, расщеплённая изнутри устойчивость Калинцева – который словно бы не верит, что так живёт. И словно бы с минуты на минуту ожидает проснуться, стряхнуть морок, облегчённо вздохнуть – что это лишь привиделось…

В Бахтине можно видеть «музей быта» безвременья начала XXI века, можно видеть «историка мысли» этого надломного рубежа, но мне кроме этого видится в его строках драма интеллигенции, ошеломляющим порывом исторической бури поменявшейся местами с быдлом и маргинальным подпольем.

Когда асоциальное вдруг стало «образцом» и учительствует, а наиболее социальное, рафинирование – воспринимается окружающим миром как аномалия. Мир, в котором норма стала патологией, патология же нормой. Это не только переживается множеством персонажей, «хлопочущих перед праздником», единственно-бесспорным, календарным, странным в своей календарности. Это ещё и постоянно обсуждается ими как отвлечённо, философски, так и в перекошенном крике бытовой истерики. Роман ведёт нас через штормы духа, через взбаламученные широты; ты погружаешься в авторский мир, сопереживаешь, соощущаешь, вглядываешься в его отчётливую картинку, вроде бы до боли знакомую, – уже под особым, авторским углом зрения.

Великое это искусство, взять человеческое имя – и вдохнуть в него жизнь, характер, заставить заиграть красками индивидуальности. Игорь Бахтин – мастер детально прорисованного реализма, жизнеотражатель, он умеет передать и вкус и запах бытовой сценки, подать привычную, казалось бы, ситуацию языком почти притчевым.

В работе над своими образами Игорь Бахтин столь же внимателен и многодетален, столь же протокольно относится к мелочам эпохи, как мой земляк Сергей Аксаков в «Записках ружейного охотника Оренбургской губернии» относился к нравам и повадкам нашей фауны. В романе Бахтина мы обретаем правдивый документ эпохи, слепок скорби и надежд простых людей, не приукрашенный (или не испорченный) никаким приёмом сюжетной завлекательности.

И понимаешь: порой узость, малочисленность серьёзного читательского круга есть признак неугасаемой вечности интереса к книге! Бестселлеры приходят и уходят, а вот натура эпохи только возрастает в цене у литературных «нумизматов» – тех, кто не развлечься пришёл, а понять.

Очень интересна прямая речь персонажей, в которой сочетаются элементы спутанной образованности современного простого человека, нахватанных им слов и понятий – и его матричная народность, неприглаженность самовыражения.

Поскольку авторская речь Бахтина стилистически безупречна, я думаю, диалоги он взял напрямую из жизни, подобно тому, как писатели XIX века копировали крестьянские говоры. Получилось очень убедительно, потому что мы общаемся с такими собеседниками каждый день. Современный заурядный человек не будет говорить «надысь» и «намедни». Он будет, вороша школьное прошлое, вставлять не к месту цитаты из Достоевского и словечки типа «оксюморон». В его речи специфически переплетаются куски речей разных политиков, телевизионных говорунов, которые он составляет кусочками, фрагментами, как тело Франкенштейна. Бахтин ухватил и передал дыхание среды. Он знает этих людей досконально, как Аксаков – уток: когда взлетят, когда плавают, а когда крякнут.

Печать неблагополучия и обречённости лежит на неспешных разворотах «записок натуралиста», но благодаря своей протокольной манере письма Бахтин избегает недуга большинства обличителей: не концентрирует, не сгущает негатива. Негатива много, но он свободно плавает там, где он в жизни и плавает. И обсуждается между делом, обыденно, как, собственно, и в жизни бывает.

Это широкое и порой даже утомляющее предельной детализацией полотно жизни русских людей начала XXI века, энциклопедия их быта и – очень важно! – их представлений о жизни, возникающих частично из этого же быта, частично – Бахтин мастерски это показывает – из противопоставления ему. Это почти забытый ныне тон настоящей литературы, не пытающейся сюсюкать, шокировать, рассмешить или оглушить. А стремящейся говорить с читателем на равных. Бахтин не шоумен и не громовержец. Он писатель-собеседник. Тем и дорог.

г.Уфа