Алексей МАНАЕВ 
Алексей МАНАЕВ
НА КРЫЛЬЯХ ЛЮБВИ
Женское лицо войны
Немолодая супружеская чета гостила у сына, жившего далеко от Москвы. Хозяева работали, поэтому во времена всеобщих очередей гостям пришлось обеспечивать провиантом всё семейство. По магазинам ходили, в основном, дед и внук. Однажды гость на извилистом пути к прилавку почувствовал себя не очень хорошо и попросил покупателей, показывая удостоверение Героя Советского Союза, пропустить его без очереди. Просьбу уважили. Но, когда выходили из магазина, кто-то из женщин, стоявших у прилавка, обращаясь к мальчишке, посоветовал, укоряя дедушку: в следующий раз, мальчик, приходи с бабушкой. Постоим, пообщаемся, потолкуем о жизни. И услышала в ответ: у меня и бабушка – Герой.
А теперь вспомним культовый советский фильм Леонида Быкова «В бой идут одни старики». Вспомним лётчиков Ромео и Машу, случайно встретившихся на перекрестках войны, полюбивших друг друга и решивших пожениться. Вспомним, как иронично отреагировал на это сообщение Ромео майор Титаренко: «Это ты хорошо придумал, гм… Самое главное – вовремя…».
Так вот «сладкая парочка» – прототипы приехавших погостить к сыну супругов. Можете возразить: в фильме влюбленные гибнут, а наши здравствуют. Да, в фильме погибли. Окутав ореолом романтики подвиг, режиссер не мог не подчеркнуть его трагической основы. На самом же деле для «настоящего» Ромео и его избранницы фронтовые испытания закончились сказочно: они стали Героями Советского Союза, остались живы и поженились в мирное время.
Я воспринимаю войну в виду циклопа с ненасытной утробой, который, стоя у края бездонной пропасти, сталкивает людей вниз и любуется, как их обезображенные тела, подскакивая на валунах и уступах, летят в преисподнюю. Сотни тысяч, миллионы тел… Одни канули в вечность, другие в борьбе с циклопом прославили себя на всё времена, погибнув, третьи не покидали поле брани даже тогда, когда были покалечены. Все знают Маресьева, но не все помнят, что он – один из многих. Не все помнят, что среди фронтовиков были глухонемые, женщины и мужчины, оставшиеся без рук-ног, дети-дошкольники и глубокие старики. Этот апокалипсис приучил и нас, не бывших на фронте, воспринимать героизм и жертвы как обыденность: чего ещё ждать от войны, кроме лишений? На то и война. Поэтому история подлинных Ромео и Джульетты воспринимается действительно как сказка.
Если вы, читатель, ничего не знаете о создании фильма «В бой идут одни старики», вы легко ошибетесь, пытаясь угадать, кто стоит за прототипами. И немудрено. Некоторые наши «золотые» перья время от времени пытаются навязать обществу дискуссии по поводу того, почему иных предателей в генеральских мундирах надо причислить к рангу героев. А подлинные герои в навязываемой иерархии ценностей незаметно, но настойчиво вытесняются из нашей памяти.
Поэтому просто напомню: одна из сюжетных линий фильма «списана» с биографий Героев Советского Союза Надежды Васильевны Поповой и её супруга Семёна Ильича Харламова. Хотя генерал-полковник Харламов, заслуженный военный лётчик СССР, был и консультантом кинокартины, многое осталось за кадром. Представьте: Надежда Попова долгое время летала в одном экипаже со штурманоми подругой Екатериной Рябовой. Она тоже была удостоена звания Героя Советского Союза. Из воспоминаний сослуживцев: «Надежда Попова – Надя – красивая, яркая девушка с весёлым, смеющимся лицом, летавшая азартно и смело. Могла, например, во время полёта вылезти из кабины и сидеть, свесив ноги... Летала она с самого начала с Катей Рябовой – круглолицей, жизнерадостной студенткой с мехмата МГУ. Экипаж был безотказный, смелый, не боялся сложных метеоусловий и жесткой обстановки над целью…».
Но и этим наша история не ограничивается. И Екатерина Васильевна Рябова стала супругой лётчика. Да не просто лётчика – дважды Героя Советского Союза Григория Флегонтовича Сивкова. Удивительно! А ещё удивительнее, что каждый пятый сослуживец Надежды Поповой и Екатерины Рябовой удостоен Звезды Героя.
В этой связи, думается, не лишне будет напомнитьо том, что в городе Энгельсе, выполняя приказ командования, в начале войны Герой Советского Союза Марина Раскова сформировала авиагруппу из трёх женских авиаполков: 586 истребительного, 587 бомбардировочного и 588 ночного бомбардировочного. Судя по воспоминаниям, учились лётному делу ускоренными темпами. Сводки Совинформбюро приносили нерадостные сообщения. Наши войска отступали. Лётчиков на фронте не хватало. Девушки рвались воевать. Жили в землянках, которые вырыли сами. Занимались по 12-14 часов в день. А то, что не добрали на скоротечных занятиях по технике пилотирования, восполняли мужеством.
Мы знаем многих героев войны, которые закрывали собой амбразуры. О девушках-лётчицах так не говорят. Но, по сути, эти хрупкие девчушки старались закрыть собой от фашистских стервятников всё небо. Закрыть от бомб и снарядов детские сады и школы, города и села, беспомощно распластавшиеся в степном Поволжье и Подонье. Хотя бы на день. Хотя бы на час. Или хотя бы на миг. На день на первых порах не получалось. А вот на миг – удавалось. И удавалось часто. Пилотам 558 полка ночных бомбардировщиков, где служили Надежда Попова и Екатерина Рябова, – тоже. Уже в июне 1942 года они приняли участие в боях на Южном фронте.
Сначала барышень в лётной форме всерьёз не принимали. Командир дивизии, куда прибыл ночной полк, удивился: «В чем мы провинились? Почему нам прислали такое пополнение?». А вот картинка из воспоминаний начальника штаба полка Ирины Ракобольской. Однажды по неотложным делам она прилетела в соседний, мужской авиаполк. «Мы нашли домик командира полка и постучали в окошко. Выглянул молодой мужчина в белой нижней рубахе. Я доложила: «Начальник штаба 588-го полка лейтенант Ракобольская». Гляжу, он как-то побелел, и глаза испуганные. Но когда я рассказала о цели нашего прилёта, он радостно заулыбался… и признался под конец: «А у меня выбыл начальник штаба полка по болезни, я и подумал, что мне вас прислали вместо него, даже испугался». Номера полков похожи: 288 и 588. Немудрено ему было побелеть, увидев девчонку под своим окном...».
Над девушками даже подтрунивали, называя их подразделение Дунькиным полком. Эта своеобразная кличка вобрала в себя всё. И то, что командовала полкомлётчица хоть и опытная, с десятилетним стажем, по фамилии Бершанская, но имя, имя то у неё было «говорящее» – Евдокия! И то, что полк числом более чем сто человек состоял из девушек, едва-едва вылупившихся из школьной скорлупы, и был полностью женским формированием. Правда, однажды на Кубани к полку прикомандировали радиотехника. Требовалось установить радиосвязь хотя бы с одним самолётом – разведчиком погоды, чтобы лётчик мог сообщать о метеообстановке над целью. Невысокий скромный парень сторонился «лётную гвардию» в девичьем обличье. Терпел. Но, когда ему на складе выдали весь ассортимент женского белья, терпение кончилось. Он заявил командиру, что радиосвязь установить невозможно, поэтому просит откомандировать его обратно. Откомандировали.
Девчонки оставались девчонками: возили в самолётах котят, танцевали в нелётную погоду на аэродроме прямо в комбинезонах и унтах, вышивали на портянках незабудки, распуская для этого голубые трикотажные кальсоны, и горько плакали, если их отстраняли от полётов. Кое-кому действительно трудно было представить, что эта как следует не оперившаяся гвардия способна противостоять хваленым фашистским тузам.
А главное – на чём противостоять? Девушкам пришлось летать на У-2, позднее переименованном в ПО-2. Помните реплику Кузнечика из фильма «В бой идут одни старики»: «Ромео из Ташкента загрустил, Джульетта в кукурузнике умчалась». Это он, У-2. Принятое на вооружение в 1928 году детище конструктора Поликарпова было для своего времени машиной завидной. Но к началу войны на фоне немецких «Мессершмиттов», «Юнкерсов», «Фокке-Вульфов» она выглядела агнцем, посланным на заклание.
Страна знала об этом. Всем своим существом страна ощущала сполохи надвигающейся войны и в маршевом темпе готовилась к ней. В короткие сроки были построены новые авиазаводы, разработаны новые типы военных самолётов, не уступавших люфтваффе. Но их выпуск начался перед самой войной – в 1940 году. Не успели. К тому же много машин было потеряно в первые дни войны. Ряд авиазаводов пришлось эвакуировать за Волгу, за Урал, и на быстрое масштабное пополнение авиапарка рассчитывать не приходилось.
Поэтому пришлось воевать на том, что есть. Надо было использовать любую возможность, чтобы прикрыть войска с воздуха. Любая «летающая этажерка» была на вес золота. А У-2 – тем более. Самолёт! Никого, естественно,не радовало, что этот самолёт-биплан с двумя открытыми кабинами, расположенными одна за другой, и двойным управлением – для лётчика и штурмана, был едва ли не полностью деревянным и мог загореться даже от спички, что у него не было радиосвязи, бронеспинок, защищающих от пуль и осколков. Бомбового отсека тоже не было, и бомбы приходилось подвешивать под крылья. Тихоходный«лайнер», для которого скорость 120 километров в час была запредельной, превращался в медлительную воздушную черепаху, а скорость «Мессершмиттов» даже в начале войны подбиралась к 500 километрам в час. Пулемёты были установлены только к концу 1944 года. Личным оружием – пистолетом – с «Мессером» много не навоюешь. Словом, если иметь в виду и техническую сторону дела, то ни дать, ни взять – Дунькин полк!
Однако относились к полку с нескрываемой иронией недолго. Из публикации в публикацию в средствах массовой информации кочует такая версия. В разгар боёв в донецких степях наши разведчики захватили в плен долговязого немецкого ефрейтора. На допросе выяснилось, что ефрейтор с автоматом на груди уже побывал с «визитами вежливости» в некоторых странах Европы, но нигде не испытывал столько неприятностей, сколько в России.
– Что больше всего достает? – спросили его.
Ефрейторне раздумывал:
– Партизаны, артиллерия и... ночные ведьмы...
– Какие ведьмы?
– Эти... Тра-та-та-та... Бах! Бах!
Да, вскоре фашисты окрестили (стали величать!) наших девушек «ночными ведьмами».
Заставили!
Заставили смекалкой. Бомбовые удары наносили, как правило, ночью. Летали на бреющем, на предельно низких высотах. На подлёте к цели выключали моторы и планировали, как привидения.
Заставили мужеством, за ночь нанося пять-шесть визитов к противнику летом и 10-12 – зимой. Чтобы уменьшить время в полёте и благодаря этому успеть сделать больше вылетов, организовывали «аэродромы подскока», перелетая на них поздно вечером, а утром возвращаясь на основную площадку. Оставаться днём на «подскоке» было опасно. Его доставала фронтовая артиллерия.
Заставляли бесстрашием. На У-2 вначале не было парашютов, но даже тогда, когда они появились, экипажи парашюты не брали, предпочитая 20 дополнительных килограммов бомб. Знали: на своей земле и на подбитом самолёте сумеют приземлиться, а там, где хозяйничают фашисты, лучше остаться в горящей машине.
Немцы встречали ночных гостей, конечно, не цветами и фейерверками, а плотным зенитным огнём. Когда выяснилось, что зенитки не справляются с «ночными ведьмами», позвали на помощь «джентльменов» на «Мессершмиттах». В одну из ночей было потеряно сразу три самолёта. Случалось, что пилоты погибали, и тогда до аэродрома машины вели штурманы. Иногда самолёты вспыхивали в воздухе, как спички. Огонь на глазах девушек-подростков уносил в небытие подруг, а они, глотая слезы, продолжали вести бомбардировщики «в весе комара» к цели.
В 1943 году при освобождении Новороссийска Надежда Попова получила задание: доставить отрезанным от наших войск морским пехотинцам питьевую воду, питание и боеприпасы. Груз сбросила и развернула самолёт обратно. Немцы открыли ураганный огонь. Попова направила самолёт к морю, но и там её встретили огнём. Крадучись над волнами, взяла курс на Геленджик. Добралась. В машине насчитали 42 пробоины.
Так, теряя друзей и подруг, попадая едва ли не каждый день в передряги, шли, вернее, летели, девушки к Победе. Тот самый именуемый остряками Дунькиным полк стал гвардейским, получил почётное наименование Таманского, был удостоен орденов Красного Знамени и Суворова III степени. И Надежда Попова, и Екатерина Рябова сделали более 800 боевых вылетов каждая.
А ведь скидок на то, что машинами управляют девочки, девчонки, не было. Как модно сейчас говорить, картина маслом: у одного из экипажей осталась неиспользованной светящаяся авиабомба, которую штурман, державший её на коленях, выбрасывал над целью, чтобы она, опускаясь на парашюте, освещала местность. Двое техников-механиков вскрыли эту бомбу и сшили себе из парашюта трусики и лифчики (женщины в первое время получали мужское бельё). Кто-то доложил об этом «компетентным органам». Дело передали в трибунал. Нарушителей судили и дали по 10 лет. Девушек спасли, добившись, чтобы они отбывали наказание в полку и искупили вину. Обе переучились на штурманов и обе были награждены.
Впрочем, фраза о том, что девчонкам не было скидок, лукава. Были! Обратимся к мемуарам ветеранов полка Ирины Ракобольской и Натальи Кравцовой «Нас называли ночными ведьмами». После Восточной Пруссии в полк впервые приехал командующий фронтом маршал Константин Рокоссовский. В феврале ещё девяти девушкам было присвоено звание Героя Советского Союза. И вот 8 Марта, в женский день, Рокоссовский прибыл, чтобы вручить награды.
Ирина Ракобольская вспоминает: «Я помню, как была потрясена, когда вошла в комнату, где находилось не менее десяти генералов (командующий приехал со своими заместителями и, конечно, с Вершининым (командующим 4-воздушной армии, в которую входил полк, – А.М.), чтобы доложить Бершанской (командиру полка – А.М.), что в зале всё готово. Я вошла – Рокоссовский встал, и за ним встали все остальные командиры. «Товарищ маршал, разрешите обратиться к командиру полка», – доложила, стою, и все стоят... Рокоссовский предлагает мне сесть, и все садятся тоже... До меня не сразу дошло — ведь это он встал передо мной как перед женщиной!».
И мы, читатель, невольно подтягиваемся, когда думаем о «ночных ведьмах». И мы с вами готовы не просто вытянуться в струнку перед ними, а стать на колени, поклониться до земли за всё, что они совершили. Но это благоговение иногда приводит к опрометчивым, если не сказать странным выводам. Их представляют иногда как отшельниц и в этом видят истоки героизма. Источник называть не буду, но процитирую: «Женщине-бойцу нужно было быть на недосягаемой высоте моральных качеств, чтобы не вызвать перетолков на свой счет. А общение с мужчинами этому не способствовало. Потому-то «ночные ведьмы» избегали мужского общения. Штурманы – девочки, механики – девочки, стокилограммовые бомбы подвешивали вчетвером. Спали под крыльями самолётов, в брезентовых мешках, по двое, в обнимку. Игнорировали мужчин: думали, они приносят беду».
Нынешнее прочтение фронтовых будней некоторыми режиссерами, актерами, беллетристами с акцентом на прелюбодеяния, на голые телеса вызывает протест. Но и ханжество ни к чему. Почитайте мемуары процитированных мной Ракобольской и Кравцовой, вдумайтесь хотя бы в эту фразу: «Постепенно изменялось наше отношение к окружающему и к самим себе: стали делать маникюр и причёски, украшать своё общежитие, появились коврики над кроватями, подушечки, голубые подшлемники, разрешали приказом по полку на праздники надевать штатское платье, и влюблялись девушки, и командование полка принимало это серьезно, по-человечески».
По-человечески – значит, вот как. В конце войны, по воспоминаниям лётчиц, случилось чрезвычайное происшествие – одна из новеньких, прибывшая в полк вместе с пополнением, собралась рожать. Командир полка и начальник штаба поехали к командующему 4-й Воздушной армии К.А. Вершинину, чтобы доложить о случившемся. А он в ответ: "Если эта женщина, находясь в таком положении, летала на боевые задания, и никто даже не подозревал, что она беременна, то её не наказывать, а награждать надо! Она же – героиня! Езжайте в полк и готовьте подарки. Это не ЧП – это праздник!".
Поэтому, как мне кажется, встречаемая в публикациях фраза – на фронте нет места чувствам – противоестественна. Как же – без чувств? Без любви – к Родине, к отчему дому, без симпатий к сослуживцам? Героизм – без чувств? Мужество – без чувств?
Напомню о кавалерах «ночных ведьм». Пермяк Григорий Сивков успел окончить до войны авиационный техникум и военную школу лётчиков, поэтому воевал с декабря 1941 года. Больше всего довелось летать на штурмовике ИЛ-2, машине очень живучей. Бывали случаи, когда лётчик возвращался с задания почти что на дуршлаге: на крыльях и фюзеляже насчитывали до 50 пробоин. Конструкторы называли Ил-2 «летающим танком», лётчики люфтваффе – «бетонным самолётом», солдаты вермахта – «чумой», «чёрной смертью».
Но и «чёрная смерть» была уязвима: в постоянно висящий над фронтом штурмовик били и сверху и снизу. На каждые 50 вылетов одна потеря. Не случайно, если судить по документам, после 1943 года звание Героя Советского Союза присваивали тем, кто сделал 80 и более вылетов. Григорий Сивков поднимался во фронтовое небо 247 раз. Не было недостатка и в самых экстремальных ситуациях: самолёт пять раз горел, и спасало только чудо. Однажды оказался в самом логове фашистов. Выручил однополчанин, сумевший приземлиться на своей машине и умыкнуть друга из-под носа гитлеровцев.
Представитель саратовских степей Семён Харламов после окончания авиашколы с мая 1942 года принимал участие в боевых действиях в истребительном полку. На его личном счету тоже, естественно, есть сбитые «Мессеры». Но основной лётной специализацией Семёна была воздушная разведка. По крайней мере, большинство из 700 боевых вылетов совершено с этой целью. Самые серьёзные задачи – его, самые опасные направления – тоже его. Но самые точные разведданные принадлежали ему и его подчиненным.
Однажды фронтовые пути-дороги наших героев пересеклись с путями-дорогами героинь. Из некогда популярной песни слова не выкинешь: «первым делом» для них действительно были самолёты. Но не стоит забывать: и парни, и девчонкивоевали в самом цветущем возрасте. В возрасте, который жаждет любви.
Будете в пермских краях, загляните в местные музеи. Там увидите письма Григория Сивкова возлюбленной – Екатерине Рябовой. Столько в них сердечности, душевности, нежности – дух захватывает! Женский полк не завоевывал мужчин. Девушки очаровывали их простотой и естественностью, способностью в суровых условиях войны не пойти «в разнос» и не очерстветь от горя и испытаний. Такие они были! Нет, не ночные ведьмы. Русские мадонны!
Случай на войне тоже играл свою роль – иногда роковую, иногда – царственно щедрую. Вот как об одном из них рассказывали сами участники событий. Однажды самолёт Надежды был подбит. Она еле успела покинуть пылающую машину. В тот же день Семён Харламов подбил «Мессершмитт», но и самому досталось. Залитый кровью, он сумел посадить «ястребок» на брюхо в расположении наших войск. Примчалась санитарная машина. Срочно удалили пулю из щеки. Но в теле, как оказалось, застряла дюжина осколков!
– Почему не оставили машину? – спросят его.
– Хотел сохранить самолёт, – ответит Харламов.
Повезли в госпиталь. А Надежда догоняла свою часть на полуторке. По дороге поравнялись с санитарной машиной.
– Кого везёте? – поинтересовалась.
– Раненого лётчика, весь изрешечён, – ответила медсестра.
Дальше поехали вместе. На разных машинах. На привале познакомились. Надежде запомнились озорные карие глаза, которые с любопытством рассматривали её в маленькую щёлку, оставленную в коконе бинтов. Прощаясь, бросила на ходу:
– Пишите, Сеня!
Сказала просто так – то ли из-за жалости, неожиданно возникшей к молодому коллеге, то ли из-за вежливости. Куда писать – адреса то не назвала?
В течение года полк кочевал с аэродрома на аэродром, ночью делая бомбовые вылазки на фашистские «редуты», а днём отсыпаясь. Но однажды прибегает механик: «Товарищ командир, вас мужчина спрашивает!». «А у меня, – вспоминала Надежда, – самолёт уже стоит на взлёт. Оказывается, прибыл в гости он, Сеня. Пришел в каком-то странном одеянии с чужого плеча. В очередном бою схватился с двумя фашистскими асами. Одного подбил, а второй его взял на мушку. Ели выбрался из горящей машины, всё обмундирование сгорело. Такой вот прибыл кавалер. Общалась с ним минуты две. В кабине самолёта были яблоки – полк стоял в садах – и фляжка с боевыми ста граммами, которые выдавали после ночных полётов. Надежда отдала ему всё, что накопила, поскольку к спиртному не притрагивалась, и – улетела.
А потом вновь бои, бои, бои. Новая тактика, новые приёмы. Первое время экипаж оставался как бы один на один с врагом, с плотным зенитно-пулеметным огнем, которым встречали фашисты каждый визит «ночных ведьм». Не всем, далеко не всем удавалось уклониться от снарядов. К тому же огонь зениток мешал сбросить бомбы точно в цель. После долгих споров выход был найден. Было предложено ходить «в гости» парами, с заранее расписанными ролями. У самой цели один экипаж утихомиривал мотор, планируя на объект и сбрасывая бомбы. Затем на полном газу он «отваливал» в сторону. Фрицы, естественно, начинали шарить по небу прожекторами, поливая уходящего возмутителя спокойствия огнём. А в это время к цели незаметно подкрадывался второй самолёт, и – лови, фашист, гранаты.
Первым теорию подкрепил практикой экипаж Надежды Петровой. Свои задачи решали Семён Харламов. Встречали фамилии другдруга в газетах и радовались, что живы. 23 февраля 1945-го года они сошлись на первых полосах – в указе о присвоении звания Героя Советского Союза. Поняли: это судьба. Брак засвидетельствовали 10 мая 1945-го очень оригинально – расписавшись на Рейхстаге.
В мирное время Семён Харламов командовал 36-й Воздушной армией, занимал другие командные должности. Надежда Васильевна уволилась из Вооруженных сил в 1952 году в звании майора. Была депутатом Верховного Совета СССР, возглавляла общественную комиссию по работе среди молодежи при Российском комитете ветеранов войны и военной службы.
А чета Сивков – Рябова, ставшие супругами в июне 1945 года, штурмовала высоты науки. После окончания Военно-воздушной инженерной академии имени Н.Е. Жуковского Григорий Сивков испытывал реактивные самолёты. Потом защитил кандидатскую диссертацию. Долгое время генерал-майорвозглавлял кафедру академии. Екатерина Васильевна продолжила начатую до войны учёбу намеханико-математическом факультете Московского государственного университета, тоже защитила кандидатскую диссертацию и воспитывала молодое поколение.
Так совпало, что учёба Григория Флегонтовича в академии наложилась на учёбу Екатерины Васильевны в университете. Жили вшестером в маленькой московской квартире. Сложности начались, когда появился первенец.
«Первую половину дня с Наташей сидела Катя, – пишет Григорий Флегонтович в мемуарах. – Сменял её после обеда я, как только возвращался из академии. Катя ехала в университет готовить дипломную работу. Так распределялся у нас день. Но труднее была ночь. Сначала мы дежурили по полночи, но не получилось: не высыпались оба. Очередной эксперимент – дежурить по целой ночи – оказался более успешным. Через день мы отсыпались, это уже легче. Молодой папа научился пеленать. Удивительно: вышла из меня, как говорили, неплохая няня!».
Завидная картина: в роли няни, в подчинении жены, Героя Советского Союза – генерал, дважды Герой Советского Союза. С ума сойти от истории этой любви. Нет-нет, да и вспомню фразу из дневника лётчицы ночного полка Героя Советского Союза Евгении Рудневой, погибшей над Керчью в 23 года: «Зачем мне целый мир? Мне нужен целый человек, но чтобы он был «самый мой». Тогда и мир будет наш».
Да, именно так: тогда и мир будет наш! И кто нас с вами, читатель, убедит после всего этого, что чувства на фронте были противопоказаны? И может быть, только тогда, когда встретишь человека, который был бы «самый мой», даже, казалось бы, отчаянно сказочная история, как в нашем случае, вопреки жестокой логике войны становится былью.
=========================================
На снимках:
1. лётчики-фронтовики, дважды Герой Советского Союза Григорий Флегонтович Сивков с женой Героем Советского Союза Екатериной Васильевной Рябовой;
2. Герой Советского Союза Семён Ильич Харламов с женой Героем Советского Союза Надеждой Васильевной Поповой.