Николай КОНОВСКОЙ. МАТУШКА. Рассказ одной прихожанки

 

Николай КОНОВСКОЙ

МАТУШКА

Рассказ одной прихожанки

 

Дух дышит, где хочет.
Ин. 3:7

Не воструби, а где надо не премолчи.
Прп. Серафим Саровский

1.

Начнём плясать, как говорится, от печки, в моём случае – от расположенной в тридцати километрах от Троице-Сергиевой Лавры небольшой, но уютной и обжитой дачки, расположенной даже не на шести, а на пяти сотках: что дал Господь – то и дал.

А строилась она на месте бывшего песчаного карьера, впоследствии засыпанного привезённой землёй.

Мы даже пытались бросить её строительство, но что-то не отпускало, какая-то непонятная сила притягивала к этому малому клочку бывшего заброшенного карьера.

Потом, спустя время, когда дача приобрела более-менее подобающий вид и уже не стыдно было пригласить гостей, один из них – писатель, известный буддийский лама (у меня нет категорического отторжения иноверных – был бы человек хороший), немало изумив меня, сказал: «Васильевна, а ведь на этом месте когда-то стояли терема».

Я сначала не взяла это в толк, но потом само течение жизни многое для меня прояснило.

Наш небольшой домик, в грозу похожий на утлое судёнышко, затерянное в бурном океане, со всех сторон окружён вековым изумительным сосновым лесом.

Летом, когда солнечно и безветрено, тогда «дремлют чуткие леса, бронзу выкованных сосен над собою вознеся», – как сказал один хороший поэт.

Только стекает, застывая на шероховатых стволах пахучая смола, солнце золотой россыпью просеивается сквозь высоченные кроны, неутомимый пёстрый дятел занят своим насущным делом, с ветки на ветку перелетают клесты, синицы, зяблики, да пронзительно о чём-то своём печалится пеночка-тиньковка.

Но вот, постепенно нарастая, поднимается ветер, соприкасаются своими кронами, словно сдвинутыми чашами, верхи деревьев, а в густом шуме звучащих вершин вполне можно уловить привычную уху мелодию знаменных распевов или сурово и неотмирно звучащие стихи Шестопсалмия, а ведь, по церковному преданию, Страшный Суд будет по времени длиться столько, сколько занимает времени в храме чтение Шестопсалмия…

Знакомясь с местными жителями, я узнавала вещи, казавшиеся мне странными: будто бы здесь, на этом самом месте, давным-давно когда-то был богатый женский монастырь, следы которого стёрло время; более того, эти места находятся под незримым присмотром игуменьи монастыря, хранящей хоть сколько-нибудь верующих от напастей, неусыпно бдящей за территорией своей бывшей обители.

 

2.

В жаркое августовское утро, когда наши дачи и всё вокруг окутал плотный белёсый туман, невольно вспомнилась песня отца Романа, которую я очень люблю:

Туман, туман, туман меня окутал,

Но только не дано ему согреть.

Туман, туман, туман всё перепутал,

И без Тебя дорог не рассмотреть…

 

Туман, туман, туман покрыл просторы,

С лица земли стёр старый отчий дом,

И на кресте могильном чёрный ворон

Глядится благородным сизарём.

Лёг очень благодатный туман, хотя кажется, что проник он в самые лёгкие, залёг во все складки одежды.

Но – воздушно, сказочно – и тепло, ведь лето на дворе. Благодать!..

«Это к грибам», – так опытные грибники радуются.

Моя же мама уверяла, что туман – для сладкого сна. А наш друг и сосед по даче Дмитрий рассказывает сказки внукам про туман. Он им увлекательно привирает перед сном, что, мол, в тумане чудеса родятся…

Но те, кому на работу, с тревогой смотрят в окно, придёт ли автобус и как будет ходить транспорт вообще, если не видать ни зги?! Мы друг друга успокаиваем – нам не привыкать: и в метели, и в морозы, и в распутицы добирались. А уж в туман…

Вот и я собираюсь в Москву. Лесной тропинкой иду в Запольское (сейчас этой тропинкой из-за буйно разросшегося борщевика не пройдёшь) на остановку: муж с сыном провожают.

С нами верная псина Дик. Сегодня пёс почему-то нервничает, фыркает, далеко не отбегает. И в деревне становится совсем беспокойным и лает без умолку. Местные псы охотно отвечают.

– Идите уж домой, автобус будет скоро, Дик волнуется, – отправляю я свою свиту. – Телефон со мной, если что…

Обычно утром на остановке собираются дачники. Сегодня я одна: видно, туман отпугнул. Но нет, не одна – из белого, почти недвижимого воздуха вдруг возникла размытая фигурка, начавшая приобретать зримые очертания. Приблизилась. Я всмотрелась: маленькая ладненькая старушка, поздоровалась чинно, негромко. Нет, пожалуй, не идёт к ней это определение – старушка. Скорее, это милая бабушка из русских народных сказок. Беленькая, как родниковой водой умытая, в простенькой косыночке, видно, что на ночную рубашечку плащик одет и в руках плетёная сумочка, лёгкая и пустая, и несколько ромашек полевых из неё торчат. Так на минутку из дома выскакивают. Опять же – мы привыкли , что в руках наших женщин сумки – на дачу с гостинцами и провиантом, с дачи – с ягодами-грибами, урожаем. А тут ничего. Только на тонком запястье – коралловый браслет. Как будто меня мама (бабушек, к сожалению, я не застала) вышла проводить на автобус и сейчас вернётся домой досыпать.

Стоим мы с этой чудесной женщиной, автобус ждём, о жизни говорим, но во мне подспудно растёт чувство, что я разговариваю с непростым человеком.

Под мышкой у меня книга Олега Платонова «Терновый венец России», я собиралась её в дороге почитать, хотя и понимаю, что электричка – не совсем подходящее место для чтения подобного рода книг. Сумки с яблоками я поставила у ног.

Милая спутница просит посмотреть книгу, листает её и вдруг спрашивает неожиданное для раннего утра и этой деревенской глубинки:

– А ты, – и тут она называет моё имя, – знакома с его трудами по истории русской цивилизации?

И вдруг цитирует этого писателя, книги которого и у меня есть в московской библиотеке.

– Деточка, это очень хорошо, что ты Платонова читаешь, но и святоотеческое наследие забывать не след. Кстати, ты знаешь, что сейчас Успенский пост? – и она внимательно посмотрела на меня, а затем как бы про себя добавила для меня совсем непонятное:

– Олег, бедный Олег, не избежать и ему тернового венца.

«Наверное, преподаватель-профессор на отдыхе, не иначе…» – пытаюсь догадаться я.

– А вы не из монастыря, не из монастырской библиотеки? – зачем-то шутливо и, может, не совсем к месту любопытствую.

Моя спутница в ответ только задумчиво покачала головой.

…Мы говорим и говорим. Так интересно и неожиданно…

Но откуда она знает моё имя?

«Как жаль, что сейчас придёт автобус, надо в автобусе поменяться телефонами», – думаю я. Но милая «старушка», как будто мысли прочитала, поспешила упредить мою просьбу о телефоне:

– Я телефоном не пользуюсь, ни к чему он мне. Я за грибами вышла, а вообще я живу в Охотничьем Хозяйстве (есть такое поселение в этих краях).

– Так Охотничье Хозяйство… – заволновалась я за бабушку, – в другую сторону! И одеты вы слишком легко для лесных прогулок!

– Я – местная, каждую травинку здесь знаю, не волнуйся за меня. А автобус мой придёт только через час, – успокоила меня незнакомка. – Я к тебе через шоссе перешла, чтобы ты в этот ранний час одна на остановке не стояла… Я хотела о книгах с тобой поговорить. Но вижу, ты и так много читаешь. Сейчас много можно найти душеполезного в церковных киосках, не то, что раньше. Но, – и тут её лицо омрачилось, – как сказал вам мой брат Лаврентий: придут такие времена, что все храмы откроют, все купола позолотят, а в храм зайти невозможно будет. Будет ещё Господом попущено наказание мором, от которого погибнет много народа, но больше всего духовенства, будет Пасха без прихожан и без крестного хода, чего и при коммунистах не было; много чего будет, деточка.

– Как же так, матушка?! – в сильном волнении я произнесла ранее не употребляемое мной слово – наверное, оно дремало до времени в моей душевной глубине. – И откуда вам моё имя известно, матушка? – робко пискнула я.

– Милое моё дитя, я о тебе знаю больше, чем ты сама о себе, – произнесла моя нежданная наставница и стала по порядку перечислять все самые значительные события моей жизни, не обходя и те, о которых я горько сожалею и которых стыжусь.

Затем она перенеслась в моё настоящее и сказала: с работы не уходи (я как раз собиралась увольняться) – всё со временем образуется; только не вяжись ты с сотрудницей Х – она тебе не по зубам, тем более, что ею правят тёмные силы, и она в их власти. А ты пестуй великодушие. Ведь я вижу, что вокруг тебя много света, и вижу, что свет летит на свет, и ты береги всех, кому искренне нравишься, ибо подобное притягивается подобным, но я о другом, тоже важном… – Она на минутку задумалась, как будто вспоминала что-то: – Ты в лес за грибами на своей стороне, на дачной, ходи. На другую сторону пойдёшь – только время будешь терять, там лес дремучий, время по-другому течёт. Будешь там часто бродить, время тебя слушаться перестанет, всюду опаздывать станешь. Если нечаянно забредёшь в тот лес – быстро уходи, домой возвращайся.

У меня испуганно забилось сердце: я вспомнила, как заблудилась на той стороне и страх, который там испытала…

– Не волнуйся, – тут она снова назвала меня по имени, – сейчас автобус придёт, успеешь ты на работу. Ты вот что, дочка, – почему в брюках стоишь, а не в юбочке?!

– Так по лесу в брюках сподручней идти. Трава по ногам не хлещет, – я плечами пожала, удивившись матушкиному замечанию.

– А ты длинные юбки носи, по годам, взрослая поди… А то мимо церкви пойдёшь, а внутрь не зайдёшь, скажешь сама себе: я в брюках… Сегодня не зайду – в другой раз… И так каждый день… Вот лукавому-то радость!

Матушка улыбается мне и помогает занести в автобус сумки, как будто я бабушка, а не она. И я вижу, как пассажиры в автобусе с улыбками смотрят на нас, как осторожно закрывает двери водитель, убедившись, что бабушка вышла…

Вот правду говорят, что не только зло заражает, но и добро.

– Купи сегодня себе длинную красивую юбку, – напоследок просит она, как будто напутствие даёт, – или в другой день; как вспомнишь меня, так и купи…

Я, чтобы не обижать милую наставницу, согласно киваю головой, и тут же забываю, погрузившись сначала в книгу, а потом в текущие неотложные дела.

Цепь моих нескончаемых забот к концу дня прервала школьная подруга, успешная «бизнесменша». Она просит съездить с ней в модный магазин на Университетской.

Вот тут я и вспомнила «свою» матушку:

– Поеду, если ты мне одолжишь денег: я юбку хочу длинную купить…

И вот мы в магазине. Красивая и небедная подруга с ворохом одежды устремляется в примерочную кабинку. Я подхожу к стенду с длинными юбками из тонкой шерсти и внимательно рассматриваю их. Первый день скидка – огромная, но юбка всё равно дорогая. И нет моего размера. Беру на размер больше и тоже иду к подруге, с которой переговариваемся через занавеску.

Юбка мне велика. Я в раздумье. Подруге ничего «из вороха» не подошло.

Я почему-то упёрлась и юбку решила купить и ушить потом, но когда подошла к стойке, то увидела одну-единственную юбку моего размера. Кто-то вывесил или вернул из другой примерочной, пока я в своей примерялась. Длинная модная юбка как будто меня дожидалась…

Это судьба – говорят в таком случае мистически настроенные люди. Я так тоже подумала, но подруге не стала рассказывать про бабушку, а юбку купила…

Дома мы с ней пьём чай с тортом – обмываем покупку. Юбка сидит идеально. Забегая вперёд, скажу, что служила юбка мне верой и правдой несколько лет. И даже по некоторым важным случаям я несколько раз в ней на сцену поднималась. А уж мимо храма в ней никогда не проходила. И очень мне хотелось в этой юбке матушке показаться. Но такого случая мне, к сожалению, не представилось.

…На выходные мы закрывали дачный сезон и жарили шашлыки. К нам заглянули на огонёк наши многолетние друзья-строители из Селково, Юрий и Александр. Я, несколько смущаясь, показала новую юбку и рассказала про бабушку. Ребята переглянулись и, как-то растерявшись даже (не хотели меня, видно, обижать), промямлили, что таких бабушек в округе нет. А уж они-то всех местных знают.

Тем временем веселье набирало обороты. И пост кончился, и Праздник, и в конце концов юбочка новая… Я не стала никого ни в чём переубеждать. Ведь домашние поверили и этого мне было достаточно.

Первым мне после выходных позвонил наш дачный сосед Дмитрий:

– Краеведы-любители из Селково выложили в инете информацию о богатом женском монастыре, якобы существовавшем на этих землях в 15 веке…

– И к чему ты клонишь? – рассеянно перебирала я листочки, которые сама распечатала про храм Рождества Христова в Иудино, в семи километрах от Запольского.

Там вскользь напечатали об иконе Казанской Божьей Матери, пулевые отверстия на которой, сделанные безумными безбожниками, боголюбивые реставраторы закрыли кораллами…

Дней через десять и друзья-строители отзвонились и удивленно и взволновано рассказали, как в автобус к ним, возвращающимся с рабочей смены, вошла милая, какая-то почти бестелесная бабушка, всем пожелала лёгкой дороги и пока они в онемении её рассматривали, на первой же остановке, в Заполье, вышла.

На ней был тот же лёгкий плащик, коралловый браслет на тонкой руке и ромашки в плетёной сумочке. Белое личико излучало её всегдашнее радушие. Всё было, как я и рассказывала…

Юрий мне в трубку, помню, кричал:

– Ей было обидно за тебя, что мы не поверили. Она улыбалась и с укоризной на нас смотрела…

Потом и другие дачные соседи мне говорили, что время от времени бабушка проезжает на автобусе одну-две остановки мимо Заполья, мимо наших дач, потом куда-то исчезает, словно бы растворяясь в воздухе; где она живёт – никто не знает. И появляется она почему-то всегда только летом…

Мой муж, человек верующий и воцерковлённый, попытался однажды с ней вступить в беседу. Но она была замкнута, задумчива и ничего ему не ответила.

Вскоре мой муж умер…