Наталья АРТЁМОВА. И ПОЧТИ ДО НЕБЕС СИЛА ЭТОГО ДНЯ. Лирика

 

Наталья АРТЁМОВА

И ПОЧТИ ДО НЕБЕС СИЛА ЭТОГО ДНЯ

 

* * *

Научите меня рисовать.

Научите – и я нарисую

Тополей измождённую стать,

Монастырь и дорогу сырую.

 

И себя в полинявшем платке –

Русской бабой на этой картине.

И закат… И, как угли, в руке

Опалённые гроздья калины.

 

КАРТИНКА ИЗ ДЕТСТВА

Господи, как же вернуть эти дни!

Медленно-медленно день уплывает,

Снегом январским весь мир укрывает,

Топится печка. Мы в доме одни.

 

А ожидание льётся рекой.

Возле окна мы сидим молчаливо,

Робкое сердце немного пугливо

Сумерек зимних впускает покой.

 

Пляшут весёлые тени от печки.

Воздух за окнами кажется синим.

Как они счастливы вечером зимним,

Господи, эти твои человечки!

 

* * *

Я, внучка непришедшего солдата,

Могу сказать, что был и мой солдат.

Моя семья ждала его когда-то,

И мне досталось по наследству – ждать.

 

А может, он вернётся белой птицей,

Обрывком песни, горькою, как соль.

А может, кто-то все же дозвонится

В военкомат, откуда он ушёл.

 

И скажет просто: «Разыщите близких.

Нам повезло в ушедшем сентябре:

Его нашли мы в жёлтой глине склизкой

За маленькой речушкой, на бугре».

 

И сердце ровно на секунду станет.

И на секунду замереть душе.

И только где-то будет плакать память

В пришедшей, нереальной, тишине.

 

А после снова мир ворвётся в двери,

Взрывая звуком тишины накат.

И ты очнёшься, веря и не веря.

– Ну, здравствуй, здравствуй,

                      здравствуй, мой солдат...

 

СЕСТРЕ

Время пройдёт – всё забудется,

Так не печалься, не плачь,

Пусть твоё сердце не студится

В тяжкие дни неудач.

 

Выйдем с тобой, где за вишнями

Горбится старый плетень.

Видишь, как золотом вышитый,

Этот сияющий день.

 

Видишь, уже над крыжовником

Снова хлопочет пчела

Маленьким скромным садовником,

Мир охраняя от зла.

 

* * *

Так велико могущество тепла,

Что,  кажется, ещё одно усилье –

И ты поверишь, что печаль прошла,

Душа очнётся и расправит крылья.

 

И выйдешь в сад, встревоженный весной,

С последним снегом, потемневшим, грузным,

И рассмеёшься громко над собой,

Над всем прошедшим, жалким и ненужным.

 

Таким ненужным, что настанет миг –

И сердце оторвётся от причала

И поплывёт, как паруса двойник,

Как лоскуток цветного одеяла.

 

А на земле останется одно

Больное тело, полное печали,

Слепое тело, где уже давно

Усталости положено начало.

 

Но, может быть, в заветный час тепла

Оно захочет тоже пробужденья.

Оттаявшая чёрная земля

Ему надеждой станет и спасеньем.

 

* * *

Разве мы много просим у Бога:

Чтобы была нам посильной дорога,

Чистому сердцу от неба напиться,

Ясной душе не скудеть, не мутиться.

 

Чтоб не растаяли в полдень, как тени,

Запахи слов и июньской сирени,

Чтоб и в конце, как сладчайшую новость,

Жизни читать оскудевшую повесть.

 

Чтобы любимым глазам не ослепнуть,

Чтоб в человека верой окрепнуть,

Чтобы судил Он всех мудро, но строго.

Разве мы много просим у Бога?

 

* * *

Вот опять стучатся тени прошлого:

Нас не узнаёшь?

Нас, тобой когда-то в пропасть брошенных

Вечности под нож.

 

Нас, когда-то бывших летней радугой

И цветным мячом,

И щемящей бестолковой радостью

Детской – ни о чём.

 

И ветвистым одиноким деревом

На речном лугу

И проклятой безуспешной верою,

Что – смогу.

 

И землёй, и воздухом, и травами –

Силой их молитв.

И вопросом – для себя, для славы ли? –

Быть или не быть.

 

Подошли и смотрят тени прошлого.

И не разберёшь,

Кто позвал сюда гостей непрошенных,

От которых – дрожь.

 

* * *

Где люди несчастны, становятся вещи несчастными,

Не так беззастенчиво тянутся к солнцу цветы,

И чашки в буфете не блещут нарядностью глянцевой,

И книги на полках, как день позабытый, мертвы.

 

И маленький заяц с ушами прилежного ослика,

Пришедший из детства, чтоб справиться с этой бедой,

Не в силах порвать вечный круг заколдованный росчерком

Игрушечной лапы и горбится вместе с тобой.

 

Но там, где встречают улыбками утро пришедшее,

Где праздничны даже обычные будние дни,

Где ходят по дому согретые радостью женщины,

Где счастливы дети и так беззаветно мужчины верны.

 

О сколько достоинства гордого, неоспоримого

В немытой посуде, что грудою в мойке лежит,

В садовой скамейке, и в стареньких ботах резиновых,

И в солнечном зайчике, что на обоях  дрожит.

 

Как полно, с какою невиданной щедростью

Расходится счастье, себя не боясь расплескать,

На всех его хватит от самой малюсенькой трещинки

На крышке стола до хозяев дворцов или хат.

 

* * *

И приснился мне сад, весь, как белый платок.

И стою среди сада, от сада цветок.

Столько детскому сердцу открыто добра,

И зовут за собою куда-то ветра.

 

И ещё ты не знаешь, что в бремени чувств

Через годы пришедшая ранняя грусть

От вот этой далёкой кипящей весны,

От распахнутых глаз, от дрожащих ресниц.

 

Всё завязано накрепко в белый платок:

И стихов обжигающий нервный глоток,

И души откровенье, почти на крови,

И победы твои, и ошибки твои.

 

А пока через время летят лепестки,

И глаза мои ясностью детства ясны,

И ещё ничего не тревожит меня,

И почти до небес сила этого дня.

 

* * *

Вот когда-то зацепило слово

И не хочет отпускать досель.

И кричит в тебе, и бьётся словно

Маленькая птичка коростель.

 

А оно уже почти не нужно,

А оно не в силах изменить

Тёмный мир, в котором было вьюжно,

Хмурый день, который не размыть.

 

А оно в тебе поёт и плачет

Сумасшедшей жизни вопреки.

Может, это что-нибудь да значит,

Если нас на песни обрекли.

 

Если в безысходности суровой,

От которой только сжать виски,

Приходило наважденьем слово

И рождались, как дитя, стихи.