Юрий МАНАКОВ. НЕЗАБУДКИ. Размышления о романе Екатерины Блынской «Время ласточек»

 

 Юрий МАНАКОВ

 НЕЗАБУДКИ

 Размышления о романе Екатерины Блынской «Время ласточек»

 

 Из романов, прочитанных мной за прошедший «ковидный» год и первые месяцы наступившего, заметный след в душе оставили четыре вещи: «На Кресах всходних» Михаила Попова, фантасмагорическая трилогия «Апологет» Александра Леонидова, «Реки помнят свои берега» Николая Иванова и «Время ласточек» Екатерины Блынской.

 Великолепное созвездие авторов – это к вопросу о том, что якобы русская литература, и главное, эпические и большие её формы, после нашествия опустошительного постмодернизма сегодня не востребованы, и вообще: приказали долго жить. Как бы не так! Не надо выдавать желаемое за действительное… Русская цивилизация перемалывала и не такие набеги и вторжения. И как показывает сегодняшний день: мы продолжаем сосредотачиваться, и, причём по всем направлениям. Да, нам пока еще трудно, потери большие, морок до конца не рассеялся; недоброжелатели, не только внешние, но и внутренние, из тех самых, у кого слюнки текут и хронический зуд плюнуть в колодец, из которого только что пил, злопыхают и злорадствуют по любому поводу. Но в целом, идёт осмысление той кромешной катастрофы, в которую в 90-х столкнули страну политические проходимцы и мерзавцы.

 Наши романисты творчески вылепливают и анализируют прошедший ХХ век и те недавние события, через которые прошла Россия; в своих талантливых произведениях дают художественную, порой жесткую и нелицеприятную картину, случается, что в романах немало горечи, досады, иногда даже имеет место и отчаянье, однако никогда не встретишь здесь безнадёги и глумления. Как мне кажется, писатели как опытные врачи пока лишь только определяют и ставят диагноз. Полагаю, что в недалёком будущем за этим последуют процессы лечения и оздоровления.

 В связи со сказанным хотел бы поделиться своими впечатлениями от недавнего прочтения романа Екатерины Блынской «Время ласточек», размещённого на страницах сайта «День литературы». Скажу сразу: читал, с наслаждением погружаясь в это несказанное пиршество родной и живой речи, наших русских глубинных смыслов и слов, народных оборотов. А как искусно и тонко прописана психология главных героев и персонажей! Сюжет выстроен вроде бы незамысловато и линейно: действие в основном происходит с весны через всё лето и до глубокой осени в одной из южнорусских деревень Антоново и её живописных окрестностях, однако произведение насыщено самыми разными колоритными событиями. И они вполне искупают отсутствие закрученного на парадоксах и неожиданностях сюжета. Перед нами обнажённо-безжизненная, местами даже колющая глаза наползающая разруха и проступающая обречённость соседствуют – по-Высоцкому – «с гибельным восторгом» не собирающейся сдаваться жизни. Подобно тому, как сейчас, уже по второму году, из-за короновирусной напасти весь мир и наша страна находятся в искривлённом, порой до маразма и безобразия, состоянии, так и тогда, на сломе веков, бывшая советская деревня переживала опасное отупение и пугающую неопределённость. Колхозы разворовывались, по ним как Мамай прошёл, земли и скот прибирались к рукам пронырливым руководством и прочими прощелыгами. Кормилица-деревня от безысходности начинала спиваться. По горьким словам главного героя Глеба Горемыкина: «…провалится эпоха в алчную землю, жрущую детей своих без разбора – наступили последние времена плуга, бороны. Гнильба – их участь…». Как тут не вспомнить «Прощание с Матёрой» Валентина Распутина, «Кануны» Василия Белова. Однако, если в их пронзительных и трагичных произведениях-предупреждениях русская деревня, пусть и через колено, уродливо, но перестраивалась и пыталась приспособиться к новой действительности, то в романе у Екатерины Блынской нам представлен конец, распыл той патриархальности, в которой тысячелетие жила и корнями которой питалась вся русская цивилизация. Воистину, есть над чем задуматься каждому, кому дорога судьба нашего Отечества.

 Автором мастерски и зримо развёрнуты пейзажи, как правило, плавно перетекающие в действие, как например этот:

 «Тишина висела над яром. Плотина поблескивала водным зеркалом, похожая с высокого берега своей формой на вареник. Рыба плескалась в теплоте лунной дорожки. Глеб, оглядывая пушистые камни овец, неслышно, словно жук-плавунец, под вздохи стада нашёл барана покрупнее у самой ограды…».

Только действие-то это особенное – главный герой выбирает барана жирней, чтобы умыкнуть его и угостить шашлыком новых соседей: недавно купивших здесь дачу родителей приглянувшейся парню Лизы. Ладно бы из своей отары, а то ведь из колхозной. Читая этот эпизод, невольно вспоминаешь песню советских времён: «И всё вокруг колхозное, и всё вокруг моё!». Правда, тогда и многие колхозы-то гремели по урожайности и достатку на весь Советский Союз, а описываемое в романе коллективное хозяйство уже дышало на ладан, и дела в нём шли через пень-колоду. Новоявленные то ли владельцы, то ли арендаторы, как видно, не могли ему дать ума, жульничали, за земельные паи толком не расплачивались, поэтому и местный народ платил им тем же: брал, что плохо лежит…

 Размашисто, щедрыми красками рисует Блынская образ Глеба Горемыкина. В нём одновременно просматриваются характерные черты и повадки босяка Челкаша и беззаветного Данко. Парень, как и персонажи Максима Горького, с берегов Чёрного моря. Про таких как Глеб раньше говорили: атаман, заводила; сегодня же вещают более заумно – харизматическая личность. Селяне «его уважали и любили, и всё больше за безотказность в помощи». Лицо у Глеба красивое, волевое, сам стройный, подобранный и жилистый – за что ни возьмётся, всё в руках горит. Не лишён парень и чувства народного простецкого юмора – таким вот образом он вразумляет быка-озорника Мишку: «Надо головой думать, а ты всё ешь в неё…». Или ещё пример: в первые дни знакомства, катаясь с Лизой на лодке, он срывает бутон лилии и шутливо-ласково передаёт девушке. Цветок нежно-белый, лепестки раскрываются, а там крохотные паучки – «Лиза аж завизжала…». Такой вот прикол, но кто в молодости так не подшучивал? В иных условиях, при более щадящих обстоятельствах этот человек мог бы развернуться в полную силу, а здесь на нём лежит забота о младших сестрёнке и братике, о хворающей матери. И по сюжету видно, что он их по своей воле никогда не бросит, не оставит. И это дорогого стоит.

 Писательский глаз у Блынской острый, не поверхностный; автор, как нынче принято говорить: в теме. «Тоскливые дни на пастбище тянулись, как смола…» – воистину так! Примерно в те же годы жил я в алтайском посёлке, держал скотину, приходилось по очереди пасти стадо, ощущения переданы одной строчкой, но лучше не скажешь. Или вот это – «ушёл подстригать коню копыта» – тоже знакомо! «Встромил косу в землю…» – это когда пройдёшь прокос и остановишься поправить оселком лезвие своей «десяточки». И подобного в романе богатые россыпи!

 Думается, к месту здесь попутно упомянуть и о некоторых, на мой взгляд, шероховатостях, их немного, но они есть и легко поправимы: «удалились с телегой и её незадачливым водителем», уместнее, наверное, поставить «возницей». «Догоревшая папироса обожгла ему пальцы…» – у папиросы плотный бумажный мундштук, и чтобы он загорелся, его нужно отдельно поджечь спичкой. В другом месте читаем, как Глеб достаёт из пачки «Примы» последнюю папиросу. Но «Прима» – это сигарета без фильтра, вот ею-то пальцы обжечь запросто. Однако последнее замечание косвенно указывает и на то, что наверняка автор не курит. А это очень хорошо! Тем более, когда от табакуров обоих полов сегодня некуда деться…

 Несколько строчек о языке персонажей и в целом всего романа. Да, он насыщен молодёжным сленгом, но не перегружен, без приблатнённой распальцовки, вычурности и пошлости; и в нём почти нет ненормативной лексики, тогда как условия и быт, в которых выживают персонажи, просто аховые, и по сегодняшним меркам кто бы другой эту вещь так нашпиговал матерщиной, что хоть святых выноси. Екатерина же Блынская показывает нам, как убедительного и правдивого результата можно вполне достичь, не опускаясь самому и не опуская своего читателя до грязной словесной помойки. Автор лишний раз доказывает, что кладезь нашего великого языка по-прежнему неисчерпаем!

Не уловил я в повествовании и намёка на развязность и некую фамильярность, к сожалению, так свойственную в наши дни текстам не только молодых литераторов, но и возрастом постарше. Художественное полотно выдержано и в ярких, берущих за сердце красках, и обнажённой колючей правдой описываемой действительности. Обворожительный южнорусский суржик-говорок, метафоры-образы, сочные сравнения: «кохана», «хучь», «в вулишной», «к едреням», «яблок не потыришь», «дзякую за ваши лохматые тюльпаны», «развесистая сосна с розовой слюдяной кожей», «Лелька опустила голубые глаза, яркие, как цветки цикория», «идём за бухарестом…» – то есть за выпивкой, «бухлом». Живописных строк в романе, как бархатистых и красивых лепестков в цветке распустившейся астры. Текст такой живой и цельный – его хоть весь разбирай на цитаты! И я, конечно же, не откажу себе в удовольствии выписать еще пару-тройку примеров: «солнце в тумане висело пышным комом, спутанное волокнами облаков» – понятно, что перистых. У Лизы волосы, «цвет которых напоминает только что скаченный из рамок подсолнечный мёд». Или такое вот тонкое и необычное наблюдение: «ветер в тростнике издавал шумный шорох, похожий на неразборчивую непрестанную молитву…».

 Западающими в память, тёплыми и трогательными словами отражены на страницах романа первые, порой неловкие и робкие чувства зарождающейся любви между Глебом и Лизой. Нет здесь высокого, изысканного стиля, всё происходит на фоне выпивок и расхристанных компаний, как молодёжных, так иногда даже и подростковых посиделок. Казалось бы, какие чувства, кроме полупьяных вожделений и случек, могут тут иметь место, но в том-то мастерство и душа автора, умеющего тонко и достоверно передать всю искренность и головокружительную непосредственность, с которыми молодые люди тянутся друг к другу. Есть в романе ситуации, когда Лиза и Глеб просто счастливы от того, что они рядом и, как раньше говорили: парят на седьмом небе. Читаешь и переживаешь, так хочется, чтобы всё у них получилось, и влюблённые дальше по жизни шли вместе, рука об руку. Однако в обществе уже проросло чертополохом социальное разделение, и чуткий ко всему Глеб это видел, «понимая отчаянно, что он как трава, а она как цветок над этой травой. Они растут из одной земли, но смешаются вместе, только умерев».

 А как самозабвенно относится к Глебу Лиза. Кажется, она тоже готова на всё ради своего любимого, даже головой в омут; и минуты без него не проживёт. Но, как увидим дальше, роль Джульетты не для этой девушки. На несколько дней Лиза по делам уезжает в Москву и там её навещает бывший однокурсник, разбитной мажор Филька под предлогом осмотреть сломавшийся компьютер. Прежде их отношения были всего лишь дружескими, а в этот раз Филька по-хозяйски уселся в кресло, пробежал пальцами по клавиатуре и притянул к себе подошедшую Лизу. Вот как филигранно передаёт Блынская состояние девушки, которой и в этот миг всё еще кажется, что она влюблена в Глеба: «на Лизу внезапно напал страх. Такой страх, как будто она сейчас стоит перед стеной огня и нужно войти, обязательно войти, хоть и горячо, так горячо, что ресницы уже горят…». И вошла-таки, вернее – пала под банальное Филькино бормотанье: «Мир сошёл с ума, и мы вместе с ним…». Сказав это, «он быстро стащил с себя джинсы и быстро высвободил Лизу от лишних деталей одежды…».

 Не так часто в романе появляется сестра Лизы Ленусь и её муж Мишуня. Московские снобы, открыто презирающие деревенских жителей и считающие того же Глеба конченым лохом. Род занятий их не указан, но можно догадаться, что они из «новых русских», тогда только-только пролезавших в наше существование. Скупыми точными мазками рисует автор их характеры и привычки, их паразитические наклонности. И становится ясно и понятно, что «гнильба» коснулась не только деревни, но и города. И общественная болезнь эта в каменных джунглях, среди накатывающих волн безудержного потребления и вседозволенности – были б только деньги, и желательно как можно больше! – эта гнильца человеческая, пожалуй, пострашнее беды, что тогда же на сломе веков накрыла русскую деревню. Потому как вокруг погибающих селений всё-таки есть леса, реки, луга, в которых всё еще обитают жизнь и душа, куда еще можно прийти и среди освежающего шелеста листьев и журчания прозрачной воды очиститься, смыть с себя налипшую скверну. В городе же, посреди ядовитых выхлопов и вселенского гвалта, трудно отыскать хоть капельку живого, не искусственного и не обескураживающего.

 К сожалению, Лиза – эта добрая и отзывчивая девушка, не прошла испытания жизнью и любовью. Печальна концовка романа. Группа призывников, до сотни, среди них и Глеб, сидят на мраморном полу станции «Октябрьская» столичного метро, на пути к месту будущей службы. Лиза, занятая подаренной ей Ленусей тогдашней диковинкой – сотовым телефоном, в котором пока еще всего три номера: сестры, Мишуни и Фильки, выходит из вагона, бросив взгляд на призывников. Солдатики были все одинаково зелёные. «Лизе показалось, что она увидела Глеба. Но, быстро отвернувшись от этой сплошной зелени и бритых разноцветных голов, она побежала к эскалатору. Странное шевеление души, будто чего-то живого, почувствовала Лиза. Она вышла из метро и, в ужасе от того, что вернётся нечто мучительное, купила у бабки букет незабудок. Незабудки успокоили её. Они не пахли, они были как будто из ненастоящего материала, но живые. Они были как она…».

 Когда я закончил читать этот захватывающе-талантливый роман, вдруг подумалось, а что же ждёт в будущем главных героев, как сложится их судьба? У Глеба, как минимум, два варианта: отслужить и вернуться в деревню добивать себя, и второй – после армии уехать к родной бабушке на море, куда всё время рвалась его мятежная душа, и там, среди стихии волн и приключений найти себя. А вот у Лизы, на мой взгляд, жизнь дальше выстроится внешне благополучная, изобилующая всякими вкусностями-пресыщениями и путешествиями, но в сердце-то у девушки всё выгорело; и самое грустное, что она теперь ужасно боится своего прошлого. Хотя, как я понял и прочувствовал, погружаясь в их отношения – любовь у них была самой высокой и чистой пробы. И тут я позволю себе немножко перефразировать автора: из настоящего материала и пронзительно живая…