Александр БОЙНИКОВ. ЖАЖДА ОТКРОВЕНИЯ. О новой книге стихов Андрея Новикова

 

Александр БОЙНИКОВ

ЖАЖДА ОТКРОВЕНИЯ

О новой книге стихов Андрея Новикова

 

Лейтмотив недавно изданного сборника лирики Андрея Новикова, известного русского поэта, живущего в Липецке, с многозначительным названием «Перекрестье»* – утверждение собственного мировидения и основанного на нём мироотношения. Мне возразят: а кто из художников слова, независимо от пристрастия к конкретным родам и жанрам литературы, не делает этого в своём творчестве? В принципе – каждый, но с конкретной степенью свободы и индивидуальности; последняя в конечном итоге есть «неизречённое, или несказанное, что только чувствуется, но не формулируется» (Вл. Соловьёв). Отталкиваясь от мысли выдающегося критика Серебряного века, мы постараемся не давать упрощённо-прямые оценки стихам Андрея Новикова, но попробуем подобрать ключи к тайнам их своеобразия.

Да, поэт по-своему видит и осознаёт окружающую его (и нас) действительность, явленную во всевозможных предметах, коллизиях и мерах, отражающих в прочном сплетении реальное, сиюминутное, осязаемое и – надмирное, глубинное, нематериальное. Неспешная философичность представлений о прошлом и настоящем, питаемая большим жизненным опытом, когда ищешь высшее предназначение во всём, даже в самом малом – в капле, в песчинке, в стрелках часов, – позволяет именно утверждать, но не поучать (в книге нет ни малейшего намёка на дидактизм) или заставлять принимать сказанное как истину в последней инстанции. В этом плане сборник на редкость парадоксален: каждое (!) лирическое стихотворение имеет заглавие – не аморфное, по первым строкам, а чёткое и сгущённое до символа, например, «Космос», «Снег», «Огонь», «Плод», «Чудо», «Миг»… Может показаться, что таким образом читательскому восприятию задаётся заранее предопределённое направление с ограниченной строгими семантическими рамками амплитудой. Однако для автора всякий поэтический архетип – всего лишь точка отсчёта, которая открывает простор самобытному воплощению мыслей и настроений. Рацио и эмоцио в его стихотворениях притягивают фатально неразрывным единством; перетекая друг в друга, они создают широкую шкалу утончённых психологических нюансов:

И мир есть путь, где скрежет колеса,

И путь есть мир, где жаждут откровенья.

Так иногда бывают голоса

Слышны ушедших на одно мгновенье.

(«Голоса»)

«Всё во мне, и я во всём…» (Тютчев). Практически невозможно разделить книгу на более-менее устойчивые тематические циклы. Любое из её стихотворений обладает статусом автономного целого и последующее не похоже на предшествующее. Композиционно все лирические откровения сливаются в величаво текущий внутренний монолог, где они сменяются, подобно катящимся одна за другой волнам, а вспышки прозрений сознания окружены спокойной мягкой аурой:

Но что известно нам: единожды учиться

Не предавать мечты, не заводить врагов,

Лишь только потому, что время мелочиться

Не любит и всегда боится берегов.

(«Огни»)

И только постепенно начинают намечаться отдельные содержательные векторы, позволяющие пунктирно очертить круг проблем, волнующих поэта, вычленить их онтологическую сущность и донести до читателя субъективные (и иногда спорные) ощущения твёрдых бытийных констант; среди них – цель и смысл жизни, природа, свет, Родина, дорога, пространство, память… Наиболее часто в его стихах встречается Время во множестве вариаций: вечность и миг, безвременье и сиюминутность, есть даже «хохот времён» и «времени ясак»; добавим сюда калейдоскоп времён года, смену жары и холода, ночи и дня, вкупе с мельканием промежуточных состояний. И всё это окрашено приглушённо-мощной эмоциональностью:

Что можешь ты, моё другое «я»,

На сквозняке сиюминутных мыслей.

Где жизнь и смерть, состыковав края,

Качаются на страшном коромысле.

(«Alter ego»)

Или:

Над городами населёнными

Несётся вечность в пыльной дрёме,

За облаками опалёнными,

На неба бронзовой жаровне.

(«Ветры времени»)

Конечный ёмкий итог многих стихотворений Андрея Новикова сразу постичь сложно. С одной стороны, они сотканы из знакомых, легко узнаваемых слов, поставленных в лучшем порядке; с другой, эта формальная простота обманчива. Лексический материал из разных стилистических сфер – приземлённый и книжный – отливается в изысканно-причудливые строфы, и в результате в словах проступает их первозданная семантическая глубина; возникающая следом контекстуально обусловленная ассоциативность усиливается яркими культурологическими вкраплениями – аллюзийными отсылками к Библии, античной мифологии, славянскому язычеству, древней и средневековой истории. Так рождается уникальный лирический кристалл, в скрещении исканий разума, смятённых душевных порывов, чуждых стандарту обобщений и предвидений:

Пусть мир опрокинут до дна,

Доволен своею отравой,

Глухая стоит тишина

Над памятью, честью и славой.

Озябшее небо кричит,

Отверсто над нами без звука,

И вложит от рая ключи

В чужую и грешную руку.

(«Ключи»)

Часть современных критиков относит стихи Андрея Новикова к «интеллектуальной поэзии», требующей не только повышенного градуса воображения, но и работы ума для «декодирования» многослойных авторских образов (хотя бы в стихотворениях «Миндальный камень», «Числа», «Астральное тело» и им подобных). Вполне возможно, кто-то посчитает это тягой к вычурности:

И симметрично на просторах спит

Небесный шум, укрытый с головой,

Где осени медлительный санскрит

Пылит заиндевелою травой.

Доля правды здесь есть: образная изощрённость у Новикова эпизодически отрывается от своего материального источника, и тогда картинка не вырисовывается. Тем не менее, всё-таки только поэт властен решать, опускаться ли ему до уровня невзыскательного обывателя или подтягивать его до себя; преподносить читателю разжёванный замысел на блюдечке или пробуждать его мыслительные и образные способности, раскрывая иную модель реальности. Второе импонирует больше.

В «Перекрестье» заметна опора на художественные искания акмеизма – она заключена в приверженности традициям «лирики безупречных слов». Вот чеканные, насыщенные экспрессией строки, звучащие почти по-гумилёвски:

Мы зрелость дней встречаем твёрдо,

Весомостью поступков, слов.

Так бытия звучат аккорды

В созвучном таинстве псалмов.

Мы как волхвы пришли с любовью,

Оставив жизни на весах.

Вписались золотом и кровью

На обретённых небесах.

(«Тайные глубины»)

Однако поэту не чужд и эстетический противовес первого – символизм, ибо он облекает транслируемые идеи в чувственно постижимую форму, т.е. обогащает их пластичными переживаниями и мимолётными впечатлениями. Отсюда привлекательная неистощимая исповедальность манеры его письма:

Июль, жара идёт уступами,

Сквозь душных ливней череду,

Не понимает сердце глупое

Глухую тишину в саду.

А там твой образ – наваждение,

И суеты душевной снедь.

Забыть, чем жил и ждать прощение,

Где нежно яблокам краснеть.

(«Июль»)

Ещё одно сильное качество Новикова-лирика – наполненность его стихотворений выразительными образами, нередко достигающими подлинного живописного изящества; примеры нарочитой игры тропами, уводящие в поэтический супрематизм, в них отсутствуют. Метафоры и сравнения, персонификации и эпитеты, а в особенности перифразы помогают проникнуть в диалектику интимного и всеобщего в тончайшей области чувств:

Пусть на веранде притаилась

Бессонница в цветном стекле,

Но сердце так счастливо билось

От радости к родной земле.

Что в пробужденье многоликом

Пернатый дол сейчас воскрес.

И губы выпачкав черникой,

Издалека смеётся лес.

(«Родное»)

Не могу удержаться от цитирования ещё нескольких, самых зернистых строк: «Настанет лето – светлый хаос, / Будя округу, бередя, / Июнь слепящий, задыхаясь, / Качает нитями дождя»; «Да, торфяники горечью злы, / Даже в синем чащобном затишье…»; «Тучи – ветряные снобы»; «И вспомнил винноцветную волну / Эгейского рассерженного моря»; «Летящие от ветра платья / Оранжевых сквозных рябин».

Оригинален поэтический почерк Андрея Новикова и пейзажами-переживаниями; описания природы неотделимы в них от проницательных наблюдений и отражения себя в «духовности красоты»:

Нет бытия пронзительней и проще,

Нет чище льдов и чистоты души,

Чем гибельная обнажённость рощи

И в наледи стеклянной камыши.

(«Духовность красоты»)

Пожалуй, все лирические векторы книги в конечном счёте сходятся в общей точке – в перекрестье высших стремлений личности, творящей, но не окончательно и уж тем более сухо формулирующей свой взгляд на мир, и бесконечного таинства бытия – земного и космического, то ей противостоящего, то её поддерживающего.

В одиночестве или на площади

Эта боль угнетает меня.

Как нам мало отпущено, Господи,

Искушений, любви, бытия!

(«Возвращение»)

Мало? Да, очень мало. Поэтому стоит ли терять попусту каждый миг, каждый день, каждый год? Старая, но не тускнеющая от повторения истина. И насколько заманчиво идти к ней с той жаждой откровения, которой завораживают стихотворения Андрея Новикова.

г. Тверь

---

* Новиков А. Перекрестье. Стихи. – Воронеж: ОАО «Воронежская областная типография», 2016. – 168 с.