Сергей СОНИН. ЗА ЛЕСОМ – ПОЛЕ. Рассказы

 

Сергей СОНИН

ЗА ЛЕСОМ – ПОЛЕ

Рассказы

 

ЗА ЛЕСОМ – ПОЛЕ

 

Светлана пришла на остановку автобуса встретить брата. Накануне она получила телеграмму, в которой сообщалась дата его приезда. Автобус приезжал в деревню около двух часов после обеда. Кроме этого рейса других не было и сельчане, кто встречать, а кто провожать, – собирались дружной толпой на единственной деревенской остановке. Она была в центре села. Рядом находились магазины, почта и сельсовет, так что и провожающие и встречающие в ожидании автобуса могли не терять времени зря. Рейс частенько задерживался, особенно в непогоду из-за размытой дождями дороги. Силами советской власти и трудового крестьянства её ремонтировали, но она снова приходила в доремонтное состояние. «Асфальт бы положить», – вот тогда было бы дело, – говорили жители села, но их разговоры, видимо, не доходили до высокого начальства, и дорога продолжала оставаться синусоидой в разрезе.

После полудня июньское солнце сильно припекло. Дожидаясь автобуса, люди прятались в тень ближних деревьев. Притормозив на повороте и пропустив вперёд себя пыль, автобус дал понять ожидающим его людям, что он уже на подъезде: покидайте, товарищи, свои прохладные места в тени тополей и выходите встречать долгожданных гостей.

Михаил вышел из автобуса последним, пропустив вперёд себя двух мальчиков десяти и четырнадцати лет.

– Так ты не один? – удивилась Светлана. – Я твоих хлопцев давно не видела, забыла их лица, но ты знаешь, братец, – догадалась, что это твои отпрыски. А где же твоя веснушчатая Дюймовочка? Что-то не вижу её. Наверно ещё меньше стала ростом.

Сестра посмотрела в глаза Михаила и осеклась. Она увидела, как он изменился в лице и как увлажнились его глаза.

– Ну-ну! – строгим голосом сказала она. – Будя тебе печалиться. Сказывай, что случилось.

– Бросила нас Валюшка, – выдавил из себя Михаил.

– Как бросила? И где же она теперь? – Светлана нервно поправила кофточку.

– Я не знаю, где. Сказала, что мы ей все надоели, собрала вещи и исчезла.

– А дети-то как? Они разве могут надоесть? Это же дети! Ну, у вас там и порядки! – искренне возмутилась женщина.

– Мне что – за юбку её держать? – брат возмутился тоже.

– А ежовые рукавицы не пробовал?

– Этим не поможешь.

– Да. Если баба хвост намылила, её ничем не удержать – это верно. Ну что, мальчишки, рты раскрыли! – Светлана обратилась к племянникам, мало что понявшим из разговора взрослых. – Айда домой. Перекусим чего-нибудь с дороги, да делом займёмся. Так, брат! – перевела она разговор на Михаила. – Придумаем, как прожить без горя, когда его не кличешь на порог, – и, взяв за руку младшего племянника Серёжу, лёгким шагом направилась к дому.

Михаил, дав старшему сыну Виталию поклажу полегче, засеменил за сестрой.

 

Вечером с работы вернулся муж Светланы Борис. Ростом, походкой и особенно лицом он был похож на артиста Михаила Боярского, чем доставлял постоянную радость своей супруге. Она не то чтобы держала высоко свой нос по этому поводу, но всегда была готова похвастаться этим, особенно перед подругами. Борис работал в Леспромхозе водителем лесовоза, но когда его предприятие приказало долго жить, он проявил качества руководителя, создав небольшую бригаду лесозаготовителей. Его работники получили паи от предприятия в виде заготовительной техники, и дело оставалось за малым – получить в лесхозе порубочный билет и деляну для заготовки леса. На продажу леса у него ещё не было договоров, но он вместе с бригадой считал, что будет лес – найдутся и покупатели. Лес нужен и родной стране и зарубежным друзьям-товарищам. Китайцам – это точно.

Встретив Бориса возле калитки, Светлана, пока шли к дому, вкратце рассказала о мытарствах своего брата. Молча выслушав, Борис присел на крыльцо и закурил.

– Я так полагаю: ты хочешь мальчишек оставить у нас? – наконец проговорил он.

– Ну, то, что лето они поживут здесь, – об этом и речи нет. Не объедят же. Да и Миша наверно оставит денег на их пропитание.

– Но дело, конечно, не в деньгах. Приживутся ли они у нас? Им мать нужна.

– Они же не навсегда сюда приехали. На каникулы, как бы, в деревню. Зачем им мать да отец? Им сейчас воля нужна. А у нас просторы такие, что… сам знаешь какие. Отдохнут от домашних склок, наберутся здоровья, загорят, а к осени всё решится.

– Что решится? – в вопросе Бориса прозвучал интерес.

– Да что-нибудь решится, – не зная, что ответить мужу, сказала Светлана.

– Да-да, – неопределённо ответил Борис, а сам подумал: «Своих детей завести так и не получилось, а Светлане как женщине нужно растрачивать на кого-то материнскую энергию. Вот мальчишки и помогут ей в этом. А там посмотрим, что дальше делать». – Ну что, жена, кормить меня будешь со всеми или одного? – поднимаясь с крыльца, спросил супругу.

– Конечно, со всеми. Мы не ужинали. Тебя ждём.

– Вот и хорошо, – Борис пошёл на кухню умыться и привести себя в порядок после трудового дня.

 

За ужином Борис подкинул Михаилу идею:

– Оставайся у нас со всем своим семейством. Будешь у меня в бригаде работать. Пилить деревья бензопилой «Дружба» поди не разучился.

– Нет, не разучился. Дом-то у меня не газом обогревается, а обычной печкой. Дровами топим. – Михаил приподнял голову, обыкновенно втянутую в плечи, и задумчиво посмотрел на шурина. – Я бы с удовольствием, – тихо сказал он. – Да с работы ведь уволят. А где я потом работу в городе найду? Ты же не век будешь заниматься этим делом. Да и жена Валюшка, может, вернётся домой, а там никого нет.

– Дело твоё, – сказал бригадир лесозаготовителей с сожалением. – На тебя как на родственника можно прочней опереться. Ну что ж, каждый волен поступать по своему усмотрению. Жаль, конечно.

– Нет, я домой! – решительно заявил Михаил и снова втянул голову в плечи. – В августе приеду за пацанами, если вы согласны их у себя на лето оставить.

– Что за вопрос?! – возмутилась сестра. – Нехай остаются! Работой особо загружать не будем, но лодырей из них не получится. Где-то у свиней в сарайке почистить, телёнка попасти или кроликам травы нарвать. Дрова помочь сложить в поленницу. Иногда и книжки почитать. В школе, небось, на каникулы что-нибудь да задали.

– Конечно, задали. Хотя, честно говоря, я и не знаю, что им задали. Кстати, ты сказала про кроликов. У вас что, и кролики есть? – удивился Михаил.

– А как же! – удивилась и Светлана заданному вопросу. – А ты какое мясо ел и нахваливал? Это же и был кролик.

– Да, мясо было вкусное. Я подумал, что это индюшатина.

– Какая там индюшатина! Где ты в нашем селе видел индюков? Хотя постой. У Литвиновых, точно, пара индюков прижилась. Да бог с ними с этими животными. О мальчишках надо позаботиться.

– А что о них заботиться? – Борис достал пачку «Беломора» и по-хозяйски закурил. – Не у чужих будут жить. Ты, Михаил, за них не переживай. Живи и работай спокойно, и дожидайся свою беглянку. Хоть у нас своих детей нет, за ними будем смотреть, как за своими. Бери папиросы, закуривай, да пойдём на свежий воздух, звёздами полюбуемся. Скоро они начнут появляться на небе. А когда звёзды ярко сияют – дождя не будет. Ты когда собираешься ехать?

– Дня два-три могу погостить у вас.

– Вот и хорошо. Поможешь сено заготовить. И посмотришь, как пацаны твои будут приучаться к крестьянскому труду.

Они вышли на улицу и сели на лавочке возле забора. Вечерняя деревенская жизнь увиделась и услышалась ими во всей красе. По улице бегали собаки и кошки. Шли медленно коровы и их хозяева, перекликаясь интересующимися вопросами. Гоготали в загонах гуси, чем-то недовольные. От печек в летних кухнях и просто стоящих во дворах в звёздное небо уходили белые дымы, дополняя пропитанный запахами трав и листьев воздух запахом смолы, сжигаемых в печках дров. А течение насыщенного всеми ароматами воздуха от одного конца деревни до другого проходило очень медленно: ветер почти отсутствовал.

 

Пробыв два дня в гостях у сестры, Михаил уехал. Серёжа и Виталий расстались с отцом без слёз, что его удивило и обрадовало тётку, которая поняла, что и за такое короткое время она сумела приблизить к себе племянников. Не имея своих детей, Светлана всю неистраченную женскую любовь стала вкладывать в детей брата, поначалу не осознавая этого, а когда увидела, что племянники относятся к ней, как к матери, уже осознанно приближала к себе детей всеми способами. Через два месяца их общения сторонний наблюдатель ни за что бы не догадался об их родственных связях и обязательно определил бы их как мать и её дети. Эти отношения полностью раскрыли физический потенциал женщины, и вскоре Светлана почувствовала изменения в своём организме. «Почему месячные не идут? – как-то задала она  себе вопрос, и ответ напрашивался только один – беременная. – Но откуда? – спросила она себя».

После того, как Гришка, сынок «нового русского», захвативший половину посевных площадей бывшего колхоза, изнасиловал Светлану, и бабка-повитуха сделала ей аборт, о рождении ребёнка она уже и не мечтала. Она и замуж не собиралась выходить, но Борис, очень сильно полюбивший её и согласившийся с тем, что детей они могут иметь только детдомовских, уговорил Светлану выйти за него замуж. Но она продолжала мучиться тем, что не могла осчастливить свою семью рождением ребёнка. И вот эти племянники, дети её брата, сотворили с ней такое, что её организм всё-таки созрел для материнства. «Господи! Ты услышал меня!» – говорила она, поглаживая живот, но, ещё точно не зная о своём состоянии, так как не была на приёме у гинеколога. Поездка, по случаю, в райцентр состоялась. Втайне от мужа Светлана посетила нужного ей врача и… счастливая, упала в объятья Бориса.

– Что случилось? – встревоженно спросил он, оглядываясь на вывеску «Поликлиника».

– Не поверишь… – радостно шепнула она.

– Чему?

– Я – здоровая женщина.

– Да это и так видно, без поликлиники.

– …И могу родить ребёнка! – продолжила Светлана.

Борис недоверчиво покосился на жену.

– Да, солнце моё, – тихо произнесла она. – Я беременна.

Борис застыл, продолжая держать в объятьях жену. Он понял смысл сказанного, но не мог поверить этому и стоял, не шевелясь, как заколдованный. Светлана разомкнула объятья и медленно повела его к машине. Посадив за руль, сказала:

– Что бы ты мне, Боря, теперь ни сказал, но мальчишек я брату не отдам. Это они меня делают настоящей матерью, и разлучаться с ними я не желаю и скорее всего не смогу. Это сильнее меня. Я столько страдала от этого мнимого бесплодия, столько горя натерпелась, что вернуть детей Михаилу – это значит предать не столько детей, сколько какую-то необычайную святость, которой они окропили меня. Ты это понимаешь?

– Что ты так распереживалась? – Борис стал успокаивать жену. – Я ни одного слова тебе не сказал против, и не переживай – ни одного и не скажу. Я сам очень рад, что ты так хочешь сделать. А брат, я думаю, против не будет. Без Валентины ему с детьми справиться будет трудно. Пусть приезжает в гости к нам, когда захочет. И мы его ничем не обидим.

 

В середине августа Михаил приехал за детьми. Пора было собирать их в школу. Его жена за всё лето ни разу не появилась в их доме, и он не знал, где она и что с ней. Но о детях помнил, хотя и не представлял, как с ними будет управляться. Денег, что зарабатывал, на житьё должно было хватать, но об обучении и воспитании своих отпрысков имел смутное представление. Втянув голову в плечи сильнее обычного, он постучал в калитку сёстриной усадьбы. На крыльцо вышла хозяйка.

– Миша! Ты что ли? – удивилась она, увидев брата. – Сообщил бы о приезде.

– Да зачем лишнюю канитель разводить и деньги тратить, – грустно сказал Михаил, откинув щеколду на калитке и войдя во двор.

– И то верно, – согласилась сестра.

– А ты что-то, сестра, располнела, – сказал, заходя за нею.

– Ты же чаще в пол смотришь, а тут заметил, – улыбнулась Светлана.

– Ты никак беременная! – догадался Михаил. – Ну, дела. А мои пацаны как к этому отнеслись.

– Да как им к этому относиться? – Светлана стрельнула глазами на брата. – Они в этом ещё ничего не понимают. И слава богу, меньше вопросов. А вообще они у тебя хорошие: и работящие, и с понятием. Младший особенно: на лету всё схватывает. А старший – большой помощник. Силы у него, когда вырастет, будет немерено. Здоровый хлопец. Да ты проходи, проходи. С дороги чайку выпьешь. А может и пообедаешь сразу. Мы-то уже обедали, а до ужина далеко.

В доме появился Борис с мальчиками. Прилипшие к штанам травинки говорили о том, что они занимались сеном. Взрослые обнялись, а дети по очереди подошли к отцу и он каждого погладил по голове.

– Я за вами, – сказал он.

Мальчики молчали. В доме повисла тишина. Слышно было, как тикают настенные часы-ходики. Присев за стол, и глубоко вздохнув, Светлана нарушила молчание:

– Брат! А не хотел бы ты оставить детей у нас? Ну, хотя бы на зиму.

– Как оставить? – удивился Михаил. К такому разговору он не был готов даже при благосклонном отношении сестры к его детям.

– Да так вот и оставить. Мы им люди не чужие и за лето привыкли к ним. Да и они к нам тоже, я думаю, привыкли. А что я в положении – это даже и хорошо: теперь больше дома буду сидеть, и Серёге с Виталиком тоже больше буду уделять внимания. Будем учить уроки с ними вместе.

– А мама нам школьную форму купила! – неожиданно похвастался отцу Серёжа.

– Какая мама? – Михаил в недоумении обвёл взглядом комнату.

– Мама Света, – поправил брата Виталий.

– Ааааа, – неопределённо протянул Михаил и ещё больше втянул голову в плечи.

– Брат! Ты не подумай ничего плохого. Оставишь детей у нас или не оставишь – твоё дело: ты им отец. Но мне, женщине, сподручней возиться с ними: обувать и одевать их. А школьная форма им всё равно нужна была.

– Я вижу, ты им и другую обновку приобрела. Хорошо у тёти Светы вам жилось? – спросил Михаил детей.

– У мамы Светы, – поправил отца Серёжа. – Очень хорошо. Мы бы хотели и дальше жить в деревне.

Михаил задумался. Что ему остаётся в этой жизни, если он разлучится с сыновьями? Ничего! Жены нет, детей нет, пустой дом с печным отоплением да без умолку трещащим сверчком. А что он даст детям, если всё-таки заберёт их домой? Может, жениться? Да кто пойдёт на двоих детей? Такая же, как его Валюшка. Больше такого не надо. Лучше, чем сестра, женщины для пацанов не найти. Мамой даже зовут – вот как! Пусть, наверно, остаются. Проведать их всегда можно, и денег подкинуть на пропитание.

– Но школьные принадлежности и ранцы я им сам куплю, – сказал Михаил, окончательно решив вопрос по детям в пользу сестры.

– Хорошо. Завтра же с утра и сходим в магазин, – быстро ответила Светлана, блеснув увлажнёнными глазами.

 

С наступлением холодов Борис с бригадой уехал в лес на деляну. На заготовленный лес тут же находились покупатели. Конвейер по заготовке и продаже леса работал прибыльно, и заготовителям не было времени отлучаться к своим семьям.

Но Светлана в эту зиму без него не скучала: двум мальчикам нужно было уделять много времени на обучение, и третий ребёнок, находясь ещё в утробе, тоже давал о себе знать – постукивал то ножкой, то ручкой по животу матери, прося её принять правильное положение тела в различных ситуациях. С последним снегом, уже в начале весны, вернулись домой заготовители леса. Заработки у них оказались хорошими, и грустить о чём-то им не приходилось: на дела и вещи всегда находился нужный рубль.

В самом начале лета Светлана родила мальчика. Теперь её, женщину, окружали четверо мужчин, и хотя трое из них были дети, она чувствовала себя защищённой от житейских неурядиц и была счастлива вполне. Брат Михаил женился, но новая жена к его детям особого рвения не проявляла, что окончательно утвердило Светлану во мнении оставить детей в своей семье.

Так прошли два счастливых года. Единственное, что тревожило главу семейства, это проблемы заготовки леса. Техника была в порядке, а вот люди… Работники стали уходить из бригады Бориса. Причины были разные. Кого-то потянуло на лёгкие заработки, кому-то надо было по семейным обстоятельствам уехать на другой конец страны, а главный вальщик леса простудился и, подхватив туберкулёз, лечился в областной больнице.

– Чего ты кручинишься? – спрашивала Светлана мужа. – Не все же твои работники ушли. И этих хватит. А всех денег не заработаешь, да все нам и не нужны.

– Да, да… – соглашался Борис, продолжая строить грандиозные планы.

В один из воскресных дней, после которого Борис и его бригада должны были основательно начать готовиться к лесозаготовкам, возле их дома остановились два японских джипа. Из них вышли два молодых человека, одетых по-городскому, и пригласили хозяина присесть на лавочку для разговора.

– Нам порекомендовали тебя как опытного заготовителя леса, – сказал один из них.

– И кто ж порекомендовал? – Борис внимательно глянул в глаза приехавшему.

– Хорошие люди, – уклончиво ответил тот. – Да это уже неважно. Для нас главное, что мы тебя нашли.

– И чем же я вас заинтересовал? – Борис силился догадаться о цели визита гостей. По одежде, манере разговора и при дорогих машинах они показались ему чиновниками какой-нибудь администрации, скорее всего областной. Но что таким людям здесь делать? Богатство деревенских поселенцев только в тайге. А в лакированных туфлях туда не пойдёшь.

– Мы помогаем заготавливать лес и продать его по высокой цене. – Гости не стали тянуть резину. На разговоры о погоде и о сказочной местной природе у них не было ни времени, ни желания. Они, как бухгалтера-математики, чётко расставляли приоритеты своей деятельности, не позволяя поэтизировать предстоящую сделку. – Нам сказали знающие люди, что у тебя есть деляны для заготовок. А бригаду лесорубов мы привезём.

– У меня своя есть, – возразил им Борис.

– Со своей ты сам разберёшься.

– И как вы видите всю технологию?

– Мы берём тебя в долю, а остальное дело техники.

– Но я без вас всё это заготовлю и заработаю такие же деньги.

– Без нас ты такие деньги не заработаешь! – уверенно сказали гости.

– Так зачем я вам нужен, в конце концов? Чтобы от себя отрывать деньги и платить их мне? – выразил недоумение Борис.

– Вопрос заслуживает разъяснения, – отозвался тот, который был постарше. – Всё очень просто: в вашем лесхозе все годные для вырубки деляны проданы. Вот мы и ищем продавца леса на корню. К тебе приехали первому.

– И сколько я буду иметь? – спросил Борис ради спортивного интереса.

– Третью часть от дохода. И один из этих джипов. Устроит? – гости стали внимательно смотреть в глаза бригадиру заготовителей, почувствовав, что он начал проявлять интерес к их предложению.

– Сколько у меня времени на ответ? – спросил Борис.

– Сходить в дом, сказать хозяйке о встрече гостей за рюмкой водки и вернуться, – ответили гости.

– Шустрые же вы ребята, однако.

– Нам иначе нельзя. Куй железо, не отходя от кассы.

 

Расставив, как им показалось, все точки над «i» во время обеда, гости уехали за техникой и людьми, а Борис срочно стал собирать свою бригаду для выезда на деляну. Он не захотел и не стал смешивать дела своей и чужой бригад, понимая, что в дальнейшей работе могут возникнуть проблемы, которые между местными и приезжими невозможно будет решить полюбовно. Свою бригаду он поставил на ближнюю деляну, а гостей, когда они в полной амуниции прибыли в деревню, – повел на дальнюю. Он-то в основном и согласился с приезжими на заготовку с ними леса лишь потому, что одна большая деляна находилась далеко в тайге и его бригада никак не хотела туда ехать.

В приезжей бригаде техника была новая, как будто только что сошедшая с конвейера. Бензопилы находились в ящиках заводской упаковки, а лесовозы не блестели отполированными цепями, удерживающими в своих объятиях кругляк.

Борис не стал задавать вопросы новым соратникам: всё что надо, проявится со временем, – подумал он. Первый раз приезжали одетыми, как чиновники, а сейчас, видишь, совсем другое дело: и шапки ушанками стали, и пальто превратилось в дублёнки, и вместо ботинок – унты. Не в первый раз, видимо, этим делом занимаются. И уехал Борис вместе с ними в тайгу, сказав жене, что появится только через месяц.

– Было бы ребёнку больше двух лет – я бы в вашу бригаду поварихой устроилась, – сказала Светлана на прощанье.

– Если дело пойдёт, как говорят эти господа-товарищи, то года через два-три и тебе в тайге место будет, – согласился Борис. – Лесу на нашей деляне на десяток лет хватит, успевай только разрешение брать в лесхозе. А эти ребята шустрые: что им надо – из горла вырвут.

– Ты с ними поосторожнее, – предупредила Светлана, – не нравятся мне что-то они.

– Ладно, не переживай. Смотри за детьми. – Борис бросил прощальный взгляд на японский джип, поставленный им во двор, поцеловал жену и, сев в родной Уазик, поехал на околицу села, где его поджидала вся бригада, включая начальников.

 

Проезжая через первую деляну, на которой уже работала его деревенская бригада, Борис дал возможность в течение часа его новой бригаде пообедать. Технология заготовки леса была отработана годами, и бригадир не беспокоился о состоянии дел. Обедая со старыми товарищами, он, как говорится, для протокола ещё раз услышал ответы на поставленные вопросы и, довольный уже начавшейся заготовкой, попросил мужиков не снижать темпы работы.

– Михалыч! Ну а вообще-то, зачем тебе нужны эти пришлые? – ещё раз полюбопытствовала бригада, заканчивая обед.

– Хочу понять человеческую натуру, – уклончиво ответил Олег Михайлович.

– И зачем она тебе? Всю жизнь в деревне прожил и вдруг в философы подался. Оно тебе надо?

– Вот именно, что всю жизнь в деревне. А как другие люди живут, как добывают хлеб насущный? Чем они дышат? – бригадир обвёл взглядом товарищей. – Это ведь другой народ, а мы с ним бок о бок живём. Разве не интересно знать, кто у нас в соседях ходит. Что они собой представляют, и как мы можем с ними взаимодействовать?

– По мне бы их век не знать, – ответил Пётр, рыжеволосый мужчина, косая сажень в плечах. – Есть они, нету их – какая мне разница. Я сам по себе.

– А если опять война, не дай бог. Ты тоже будешь сам по себе?

– Ну, ты и сказал, – мужчина нахмурился. – Сравнил, однако.

– А знаешь, хрен редьки не слаще. Так что лучше жить в мире и согласии и помогать друг другу.

– Вот ты и помогай. А мы здесь, по тихой будем продолжать.

– Что ж. На этом и закончим наш разговор. Я думаю, что вы и без меня тут справитесь. Дело нехитрое. Но то, что не успеете продать с деляны, надо вовремя вывезти в деревню. Не проморгайте весну.

– А ты что, до весны там собрался быть? – недовольные, в голос, спросили мужики.

– Да нет. Это я так, на всякий случай.

– Михалыч! Не заговаривай себе дорогу.

– Ладно-ладно. Я поехал. – И попрощавшись со всеми за руки, он вышел.

Новая бригада была уже в сборе. По зимникам да по бездорожью им предстояло пройти ещё двадцать пять-тридцать километров, и нужно было поторапливаться, чтобы ночь не застала в пути. Нетопленное зимовьё, врытое в склон холма, ждало своих постояльцев, но лучше всё-таки засветло похозяйничать в нём и около него, и уже с утра начать делать то, для чего сюда и приехали. Пока что малоснежная зима благоволила заготовке леса, и надо было, как можно полнее этим воспользоваться. За зиму снега навалит так, что колёса машин он наполовину скроет. А пока его не так много, можно поработать и ударными темпами.

Анатолий и Николай – так звали новых соратников Бориса, деляной были довольны. И сосны и лиственницы плотной стеной стояли перед ними. Старых, непригодных к переработке деревьев было очень мало. В основном лес был строевой. Они улыбались друг другу похотливыми улыбками, мысленно потирая руки и подсчитывая прибыль.

 

Через месяц Борис с очередным лесовозом заехал домой.

– Я уже начала волноваться. – Опечаленное лицо Светланы стало излучать свет радости. Сначала засияли глаза, потом бледность кожи приняла розовый оттенок и губы растянулись в так знакомой и милой для мужа улыбке. Они обнялись. К родителям приковылял маленький Боря. Отец подхватил его на руки и, неся через весь зал, подошёл к племянникам: поздоровался со старшим за руку и погладил младшего по голове.

– Я на сутки, – сказал он домочадцам, – баньку, мать, надо сварганить. Ты же тоже давно не мылась.

Глянув в глаза мужа и поняв тайный смысл сказанных им слов, Светлана заторопилась в пристройку, где и была баня. Одну ночь всего лишь есть возможность провести с любимым человеком, а значит надо поторопиться, чтобы не упустить в пустоту ни одну минутку. Почти вся зима ещё впереди и когда он снова заедет – неизвестно. С детьми всё хорошо, с хозяйством – тоже, вот только муж в отъезде – это плохо. Но жизнь есть жизнь – куда же она без разлук?

Вечером, по деревенским, да и по городским приметам, деньги не дают и не берут, и Борис деньги вручил жене утром: месячную долю выдали ему компаньоны.

– Смотри-ка! Честными оказалась! – удивилась Светлана этому событию. – А я о них хуже думала.

– Пока что всё идёт хорошо. Даже не верится. – Борис дёрнул головой, выразив солидарность жене. – Но не будем забегать вперёд. Сейчас по хозяйству надо неполадки устранить.

– Да ты бы лучше отдохнул перед дорогой, – Светлана окинула взглядом двор и постройки. – Виталий-то уже стал настоящим парнем и умеет держать в руках молоток и гвозди. И лопату тоже. Так что все доски прибиты, двор от снега почищен, стойла тоже.

– Приятно слышать такое. Перед твоим братом за воспитание его пацанов не стыдно. Кстати, как он там?

– Особо о его жизни не знаю. В последнем письме ничего плохого у него не произошло. Живёт, как и все нормальные люди.

– Ну и слава богу. А дети вырастут – сами решат, с кем им и где жить. Согласна?

– Согласна, дорогой. Пойдём в дом. Пора чай пить.

 

Анатолий и Николай по очереди тоже отлучались из леса. Ездили они на своём японском джипе. Возвращались обычно с новыми лесовозами и ещё интенсивнее продолжали вывозить лес с деляны.

– К середине февраля мы весь лес должны вывезти, – отвечали они на вопрос Бориса.

– Мы ведь можем спокойно работать и до середины марта, – недоумение Бориса отразилось на его лице. – К чему такая спешка?

– Нам некогда, – сказал Николай. – А то, что мы не успеем вывезти, – вывезешь сам.

– А деньги за лес?

– Ближе к концу заготовок согласуем.

Так и решили. Год был високосным, и городские заготовители решили уезжать 29 февраля. Технику, гружённую лесом, они отправили последним рейсом, и с ней всех своих рабочих.

– Не вывезенный лес – это твоя доля, – сказал Николай, упаковывая в сумку оставшиеся пожитки и намереваясь уезжать.

– Как моя? – недоуменно спросил Борис. – На мою долю и десятой части не получилось. И чем, прикажите, вывозить этот лес?

– Твоя забота, – спокойно сказал Анатолий, помогая Николаю вынести из зимовья вещи.

– Как моя? – оторопел компаньон. – Всю зиму работали вместе: вам вершки, а мне корешки.

– Какие вершки? – не поняли недавние друзья-товарищи. – Будь рад тому, что тебе хоть это дали.

От обиды у Бориса затряслись руки, глаза налились кровью и лицо побагровело. Не владея собой, он схватил Николая и бросил его на пол. Анатолий поспешил на выручку своего товарища. Они схватились врукопашную. Увернувшись от удара соперника, Борис сильно стукнул его кулаком. Дверь зимовья открывалась наружу, и Анатолий вылетел в лесное пространство. Борис навалился на него и стал бить кулаком по лицу.

Очнувшись от удара об пол, Николай быстро оценил ситуацию и, схватив острый кол, вонзил его в бок Борису. Тот открыл рот, стараясь вдохнуть воздух, но лёгкие не работали. Сильная боль заблокировала мозг, и он перестал подавать команды телу. На секунду замерло и сердце. Борис, скрючившись, повалился на снег. Мужики подбежали и стали бить его ногами. Когда почувствовали, что противник не сопротивляется, засыпали его снегом и уехали. Отъехав километр от зимовья, они как будто вспомнили что-то, вернулись и, увидев, что куча снега находится на прежнем месте, не оглядываясь, покатили восвояси.

 

Подоив вечером корову и накормив детей, Светлана ощутила сильную боль в сердце. Сама она не стала ужинать, а выпив обезболивающую таблетку, ушла в спальню. С самого обеда её состояние было похоже на предчувствие: сосало под ложечкой и в голове появлялись странные видения. «Что со мной?» – спрашивала она себя, не находя ответа. Но когда с сердцем стало ещё хуже, кольнула мысль: «Может что-то с Борисом?». Поздно вечером пройти по домам, где жили заготовители, она постеснялась. Ночь прошла в кошмарах. С первым лучом солнца она уже стояла возле дома его работника Петра, который был ближе других к их дому.

– Ты не знаешь, где мой Борис? – спросила она заспанного детину, появившегося в дверях сеней.

– Да где мне знать? Мы работали на ближней деляне, а он, сама знаешь, на самой дальней. Сходи к Олегу – он за Бориса всегда оставался.

Олег тоже ничего не слышал о своём начальнике. Он посоветовал спросить у мужиков, чьи деляны находились ближе к его заготовкам.

– Погоди, Света, – сказал, немного подумав, Олег, – я сейчас оденусь, и пойдём вместе, ведь я могу задать им больше вопросов, чем ты: я знаю те места.

Они обошли четверых заготовителей, но те о Борисе ничего не знали. «Что делать, что делать?» – думала Светлана, еле волоча ноги в сторону дома. Снег разлетался в стороны от её шаркающих шагов, а время стало бесконечным и плотным, как непробиваемая масса. Когда она вернулась домой, дети уже проснулись и старший Виталий кормил младших.

– Мама Света, что-то случилось? – спросил он, чувствуя её нервозное состояние.

– Ничего не случилось, Виталик. Но я беспокоюсь об отце. Должен уже вернуться из леса, а его всё нет. – Взгляд её прошёл по кухонному столу и зацепился за молоко и хлеб, ещё не съеденные детьми. «Виталик уже большой, можно его и с младшими оставлять. Накормит и проследит за ними, – подумала женщина, мать большого семейства. – А мне надо ехать в тайгу, за мужем. Дай бог, чтобы оставался жив-здоров. Вместе домой вернёмся. А если что-то с ним случилось? А я тут прохлаждаюсь». – И не успев раздеться, она снова вышла на улицу и пошла в конец деревни, к Бирюкову, чья деляна находилась ближе всего к дальней деляне её супруга.

– Ты ещё за лесом поедешь? – спросила она.

– Да. Пару ходок обязательно сделаю.

– И когда поедешь?

– Да вот завтра и еду. С утра пораньше.

– Я с тобой. На деляну к Борису. Заедь за мной.

– Ты чё, сдурела. Там трамваи не ходят, и я там никогда не был. Не представляю даже, какими путями Борис вывозил лес. Может, они через Новостепановку вывозили.

– Паша! Я и без тебя это знаю, что трамваев там нет. Ты довези до своей деляны, а там я сама найду дорогу. Не в городе росла – доберусь до зимовья.

На повороте к своим штабелям леса Павел остановился.

– Смотри, Светлана, – обратился он к ней. – Его участок должен быть вон за тем перевалом. Всю зиму, когда стояла хорошая погода, там видны были дымы. Это, скорее всего, их зимовьё топилось.

Сняв с машины поклажу и надев лыжи, женщина поспешила к перевалу. Лес в этом месте был редким и в основном кустарниковым. Лесорубам здесь нечего было делать и потому наезженных дорог не было и Светлане пришлось пробираться по глубокому снегу. Хорошо, что память предков подсказала ей взять с собой лыжи, иначе – хоть поворачивай назад.

Солнце двигалось вместе с женщиной, и когда она была на гребне перевала, оно тоже достигло своей верхней точки на небосводе. Зимний зенит расположен низко над горизонтом и путнику нужно поторапливаться, чтобы ночь не застала в дороге. Смеркалось, когда по еле уловимому запаху печного дыма Светлана поняла, где искать зимовье. Выйдя на деляну, она без труда нашла приют лесорубов, так как все тропы вели к ней. Подход к жилищу был запорошен снегом: следов нигде не было видно. «А если его здесь нет, – подумала Светлана, стоя уже перед дверью, – придётся переночевать и искать следы пребывания людей поблизости». Она огляделась. Рядом с зимовьём лежала куча поленьев. Это порадовало женщину: тепло в доме должно быть в первую очередь, а потом всё остальное. Дверь в помещение открылась легко. «Не примёрзла, – подумала Светлана, – значит, холодно в помещении, придётся хорошенько протопить». Она достала из вещмешка спички и свечку. Зажжённая спичка осветила жилище, и женщина увидела человека, лежащего на нарах. Страх мурашками прокатился по телу. На секунду отнялись ноги, и она почувствовала себя маленькой и беспомощной. Но она знала, для чего она здесь, и, засветив свечку, подошла к человеку. Да, это был её муж, её Борис, хотя по разбитому и опухшему лицу признать в этом человеке её спутника жизни, столько лет находившегося рядом с ней, было трудно. Ещё трудней было понять: жив он или мёртв.

Очнувшись после избиения и почувствовав холод, Борис открыл глаза и удивился темноте. Пошевелив рукой, услышал, как зашуршал снег, скатываясь с его тела. От дыхания в протаявшем снегу образовалось отверстие, что не позволило ему задохнуться, на что надеялись злоумышленники. С трудом перевернувшись на живот и скинув с себя остатки снега, Борис пополз в сторону зимовья. Пока ещё работал разум, он смог положить в печку несколько поленьев и пожевать хлеба с водой. Но уже два дня он находился в обморочном состоянии, изредка издавая слабые звуки. Светлане показалось, что он сказал: «Пить».

В помещении ещё держалась небольшая плюсовая температура, и вода в бачке не замёрзла. Светлана намочила носовой платок и провела по губам Бориса. Этим же платком она стала стирать кровь с лица, но крови было много и надо было делать это более тщательно.

– Погоди немного, – прошептала она в лицо мужу. – Сейчас всё сделаю.

Светлана растопила печь, нагрела воды и сварила суп из концентрата. Когда в зимовье стало тепло, раздела Бориса. «Вот изверги. – Женщина с состраданием смотрела на своего мужа. – Живого места не оставили. Подлецы. Ничего, Боря, ничего. Выхожу я тебя. Ещё здоровее будешь. Ты только потерпи, родной, потерпи», – шептала она, вытирая пятна крови с тела и растирая занемевшие мышцы. Её действия начали включать все органы Бориса в работу, и он открыл глаза.

– Миленький ты мой! – ласково сказала Светлана. – Сейчас наберёмся сил и пойдём домой. Ты ничего не говори. Не трать энергию. Всё будет хорошо.

Борис снова закрыл глаза. Светлана налила в алюминиевую чашку супа и стала кормить его, создав удобное положение телу.

Двое суток они пробыли в зимовье. Светлана понимала, что здоровье мужу она не сможет поправить без медицинской помощи. Но неотложку в тайгу не вызовешь: нет связи, да и она не доедет по бездорожью.

– Соорудим сани и поедем, – сказала она Борису, который уже узнавал её, как только открывал глаза, и во всём её слушался.

 

Из густой сосновой ветки у Светланы получились добротные розвальни. Постелив сверху саней всё тряпьё, имевшееся в зимовье, она положила на них Бориса. Сделав из верёвок лямки, впряглась в эту повозку и повернула в обратный путь. Лыжный след заметали сосновые иголки, скользя по подмороженному насту, образованному после полуденной оттепели. По прямой было идти не так трудно, но когда путь стал подниматься в гору, лыжи стали скользить: груз тянул Светлану назад. Слёзы вперемешку с потом застилали глаза. От меховой куртки валил пар. «Нет, раздеваться нельзя, – говорила она себе, – можно простыть и обоим остаться здесь навсегда. Ну а как же взойти на перевал?».

Вспомнив, как по телевизору показывали соревнования лыжников и преодоление ими высот, Светлана встала боком к подъёму и, переставляя лыжи лесенкой, стала подниматься вверх. Где склон не был особо крут, она применила «коньковый ход». До перевала добрались только к вечеру.

– Придётся здесь ночевать, – сказала Светлана мужу, – потерпишь?

– А куда деваться, – тихо ответил Борис, улыбнувшись краешками губ.

– Сейчас чайку горяченького из термоса хлебнём, да хлебом заедим. С голода не помрём.

– Сначала давай ночлег устроим. – Борис взглядом обвёл близлежащие сугробы. – Посмотри, у какого наст прочней и сделай берлогу.

– Да-да. Конечно, сейчас.

Прихваченной с деляны лопатой она сделала дупло, расширив его изнутри.

– Замечательно ты сделала, – ласково сказал Борис. – Всю жизнь с тобой прожил бы здесь.

– Ну, раз уже можешь пошутить – всё будет хорошо, – обрадовалась Светлана, разливая чай в алюминиевые кружки. – Грей руки и пей. – Она умудрилась занавесить вход в снеговое жилище и уснуть спокойным, но чутким сном, согревая своим сильным телом ослабленного побоями и раной мужа.

К полудню они добрались до поворота, где Светлану высаживал Павел. Свежих следов от машин не было, и Светлана повернула в сторону деляны, на которой ещё должны были работать лесорубы вместе с Бирюковым. Пройдя метров сто, она увидела свежий глубокий след от машины, уходящий к перевалу. Но Светлана знала точно: откуда они пришли – нет деляны, на которую ехал под погрузку Павел. И ещё час медленного движения – и муж с женой, как призраки, появились перед лесорубами, обретя плоть после первого же их вопроса. Привечая супругов в своём полевом вагончике, мужчины обменялись с ними последними новостями.

– Видели след от машины, уходящий к перевалу? – спросил Бирюков Светлану.

– Да, видели. Вы его что ли сделали?

– Вчера ездили вас искать, да на перевал подняться не смогли. А сегодня с утра готовим поход через Новостепановку. Другой дороги нет.

– Ну, раз мы здесь, то уж отвезите нас быстрей в деревню. Борису срочно надо в больницу. Я что могла – сделала. Но я же не врач. Знать всё не могу.

 

Почти месяц отлежал Борис в областной больнице. Раны зажили, остался лишь небольшой шрам возле левого уха. Видимо, был сильный удар, так как этим ухом он стал слышать хуже.

– Жить можно! – сказал он лечащему врачу при выписке и повторил эту фразу жене, когда она встретила его на крыльце больницы.

– Раз можно, значит, будем жить, – весело сказала Светлана и крепко обняла своего любимого мужа.

– И как у тебя хватило смелости ехать в тайгу меня искать? Ведь тайга без конца и края – больше космоса.

– Ну, космос, предположим, всё-таки больше тайги. Это любовь моя к тебе, милый Борис. И не будем больше об этом говорить. Продолжим заниматься детьми, хозяйством. А с этой бандитской машиной надо что-то делать, – Светлана указала на всё ещё заваленный снегом японский джип.

– Документы на неё лежат в бардачке. Попробую поставить на учёт. Ведь должна же мне быть какая-то компенсация за мою дурость.

– Тихо! – сказала Светлана. – Не надо на себя наговаривать. Если человек один раз в жизни сделал ошибку – значит списывать его со счетов? Так не годится.

– Ладно. Не будем философствовать. Будем просто жить.

 

На следующее утро Борис занялся джипом. Убрал с него снег вместе с наледями, очистил площадку рядом с ней. Открыл капот, посмотрел двигатель и навесное оборудование. Стал заводить, но двигатель не заводился. Подошёл сосед.

– К такому коню не знаешь, как подступиться? – спросил он.

– Да в принципе знаю, но что-то не заводится.

– А ты прогрей паяльной лампой бензопровод. Всю зиму простоял – бензин и замёрз.

– Он на солярке работает, – возразил Борис.

– Тем более. Как ты думаешь, какая в нём солярка: летняя или зимняя?

– Понятно дело, что летняя.

– Ну, так действуй.

Борис принёс из сарая паяльную лампу и стал прогревать бензопровод. Хорошо ли он прогрел его или нет, но что-то загорелось в машине и перекинулось на салон и двигатель. Пока мужчины поняли, что это дело не шуточное, автомобиль запылал отсыревшим хворостом, но запылал так, что его вряд ли можно было уже потушить. Сбежались соседи. Борис попросил их близко не подходить к машине, чтоб не стать, не дай бог, причиной чьего-нибудь увечья, и не давал им тушить огонь, сам тоже стоя в стороне и не проявляя никаких эмоций.

Часа через два всё в машине сгорело, что могло гореть, и перед Борисом и его супругой лежала куча обгоревшего металлолома.

– Отвезу его вечером на свалку, – сказал он жене. – Не жили богато, и нечего начинать. Да, Света?

– Да, дорогой. Но бедно мы и не жили. А теперь и подавно: при троих-то хлопцах…

 

БАШМАЧНИК

 

Ползая по запылённому окну сапожной мастерской, пчела тревожно жужжала, не понимая, почему она не может выползти на свет божий, хотя находится рядом с ним. А сапожник Сандро с негодованием думал о пчеле, совершенно некстати залетевшей в его уютную рабочую каморку. Пчела не давала свободно размышлять об обуви, сданной в ремонт. Но ему лень было вставать с отполированной штанами табуретки, которая, казалось, приклеилась к его пятой точке на веки вечные. Он как будто с табуреткой и родился, потому что все помнили его только в этой позе: сидящим на табуретке – в одной руке ботинок, а в другой – молоток.

Однако надоедливое жужжание пчелы пересилило леность Сандро, и он подошёл к окну, решая, убить пчелу или не убивать. Убить – значит очень просто избавиться от неё. Не убивать – значит искать способ выдворения незваной гостьи. «Как сюда залететь, чтобы мне нервы позудить, так ты умудрилась, а как назад вылететь, так у тебя мозгов не хватает, – начал выговаривать ей Сандро. – И что тебе тут у меня делать? Башмаки не носишь, значит, и чинить их не надо, а цветов медовых у меня нету. Так что давай-ка на улицу. Я человек добрый. Живи. А твои друзья-товарищи тебя уже давно ищут: работать-то всем надо.

Сандро взял картонку и, выкинув пчелу, милосердно махнул ей на прощание рукой, бросив вдогонку: «Лети, кусачее насекомое. Нечего здесь себе лёгкие травить. Мне и одному этой отравы достаточно». Он высунул голову в форточку, но, уже не интересуясь пчелой, а желая узнать о происходящем за стенами здания.

Его мастерская стояла почти у края дороги на улице Почтовой. Видимо с лёгкой руки главы администрации посёлка Витязево, открывшего отделение почты России на этой улице, городской Совет Анапы поддержал его предложение и утвердил название улицы. Люди приходили на почту по разным своим делам и некоторые, увидев его мастерскую, следующий поход на эту улицу делали с целью ремонта изношенной обуви. Магазины, и продовольственные и промтоварные, тоже рядом есть и народ с озабоченным видом в них часто заходит. И опять же: люди, увидев его мастерскую, задумываются о починке обуви. Как ни крути, а выгода полнейшая. И аптека тут же. Многое можно купить человеку для своих нужд, если оказаться рядом с сапожной мастерской Сандро. Правда, здоровье не купишь, хоть и наберёшь лекарств даже на все деньги. Тогда уж ничего не остаётся, как идти в храм Георгия Победоносца и просить бога о лучшей доле. И опять же – храм тоже находится рядом с сапожной мастерской. Вот клуба рядом нет. Да и зачем он тут нужен – работать надо, а не песни петь. Если днём песни горланить, то можно и в отделение полиции попасть. Оно тоже тут, где аптека, за углом.

– Место хорошее, проходное, – ещё раз вслух произнёс Сандро фразу, постоянно убеждающую его в том, что он не прогадал, взяв в аренду этот участок земли у Витязевской администрации. Она расположилась на улице Советской, как бы напоминая названием улицы, что у неё всё под контролем.

– Что, мух ловишь? – В мастерскую ввалился Левон. – Где мои сорок пятые растоптанные?

Сандро снял с полки отремонтированные ботинки Левона и поставил рядом с ботинками, недавно сданными одним из отдыхающих. Когда пчела ещё жужжала на окне, он уже обдумывал работу над этими башмаками, более чем не скромными, рядом с которыми ботинки Левона просто отдыхали, можно даже сказать, спали.

– Ни фига себе! Вот это говнодавы! – искренне изумился Левон. – Это ж какую лепёшку должна выкинуть из себя корова, чтобы эти башмаки её придавили?

– Да что корова! – в сердцах отозвался Сандро. – Где ты её сейчас найдёшь, корову эту? Раньше их целые стада ходили, лепёшками весь асфальт был покрыт. Вот тогда бы эти говнодавы пригодились. А сейчас что?

– А сейчас ими надо давить тех бурократов и чыновников, которые запретили держать скотину.

– Тебе-то что на бюрократов голос поднимать? Дом есть, машина есть. Живи да радуйся, – хмуро заметил ему Сандро.

– Как всё есть? – рассердился Левон. – А воды так и нету. На днях получил второй раз ответ от Водоканала. Опять отказали. Пять лет не дают разрешение на воду. Целых пять лет! Ты понимаешь, Сандро? Дочка моя зашла на ихний сайт; так за пять лет выдано более двух тысяч разрешений, а мне опять отказ. Скоро и за воздух дэнги брать будут!

– Не каркай, – урезонил его Сандро, – а по воде сходи в прокуратуру, может, государевы слуги чем-нибудь помогут. А лучше сходи в церковь. Вон она сияет золотыми куполами. Там хоть слушают, не перебивая, да рожи не корчат, как от зубной боли.

Левон вышел, сгибаясь в дверях в три погибели. Дневной свет снова впорхнул в помещение, и сапожник продолжил думать о ремонте ботинок, размеры которых его обескуражили. Но принять какое-либо решение он не успел: зашла женщина преклонных лет и попросила посмотреть туфельку, которую аккуратно вытащила из газеты.

– Можно сделать набойку на каблук? – женщина с надеждой глянула в глаза сапожнику.

– Бабка! У меня всё можно. Но уж очень она махонькая какая-то. Не у Золушки ли ты её спёрла? При царе-Горохе наверно сделали?

– Да, да, сынок, – согласилась бабка. – В те времена. В нонешние разве что путного сделают. А всё, что везут в магазины, – дорого стоит. Вот я и думаю отремонтировать да правнучке подарить на день рождения. Сможешь?

– А внучка красивая?

– Да ты поди для неё старый будешь.

– А старый конь борозды не портит, – сапожник назидательно поднял вверх указательный палец и пожевал губами, как конь, завидевший корм.

– Да зачем нужен такой конь, который в борозде спит? – безапелляционно воскликнула хозяйка эксклюзивной туфельки и притворно зевнула. Через маленькую ладонь, прикрывающую рот, пробился золотой блеск зубов. «А бабка-то не простая, – подумал Сандро, и туфля такая же. Тут что-то не так».

Женщина нашла в себе мудрость сжалиться над чувствами сапожника и спросила:

– А ты что, не женат?

– Был женат, да не понравилось жене, что я стал сапожником.

– Поди любви меж вами не было? – сделала вывод владелица золушкиной туфельки.

– Была, – Сандро скорчил рожу, – да сплыла.

– Что ж ты, ясный сокол, один кукуешь?

– Кукую, кукую… Но я, бабка, скорее Чингачгук Большой Змей, чем Ясный Сокол.

– Неее, – протянула женщина, – ты, скорее всего, коршун. Вон какой у тебя нос. Заклюёшь, кого хошь.

Сандро потрогал орлиный нос и уставился на свою визави: что, мол, ещё скажешь, божий одуванчик?

– Так ты отремонтируешь туфельку? Али как? – вопрос вздохом самой Золушки вылетел из уст женщины.

Туфелька, действительно, была старинной работы и поэтому даже профи-сапожнику показалась диковиной. По всей длине туфли снаружи шли какие-то крупные завитушки, продолжаясь внутри тоже завитушками, но такими мелкими, что первым взглядом Сандро их и не заметил: ему показалась, что это просто была ломаная линия. На носке туфли находилась большая кожаная накладка, на которой тоже был орнамент в виде четырёх полукругов, расположенных симметрично от середины и сверху вниз. С верха накладки свисали две кисточки, какие бывают на турецких фесках. Каблук был средней высоты и весь в разных завитушках, спускающихся к очень маленькой подошве. И по всему верху туфли проходили бязевые рюшечки, к удивлению сапожника, сохранившие почти первоначальное состояние.

   – Какая удивительная туфелька!        – снова воскликнул Сандро. А про себя подумал: «И где она её откопала, эта старая колдунья».

Аграфена Венедиктовна хоть и была преклонного возраста, но колдуньей не числилась ни в каких каталогах: ни в письменных, ни в устных. Её род начинался, действительно, ещё при царе Горохе и распространился по всей необъятной планете. Она же волею судьбы оказалась в Витязево. После Октябрьской революции пользоваться своей родословной и семейным богатством ей не пришлось, и она, став обыкновенной советской женщиной, трудилась простым бухгалтером на винном заводе, хозяином которого в настоящее время был Русланов: человек богатый, но и порядочный. Слыл он меценатом и спонсором многих мероприятий, к созданию и продвижению которых по большей части не имел ни малейшего отношения. Люди за доброе к ним отношение благодарили его и снова шли к нему с просьбами.

Кое-что из одежды и обуви у Аграфены Венедиктовны с тех времён осталось и когда наступили времена всепрощения и вседозволенности, а старость уже напугать её ничем не могла, она и решила свою юность увидеть в правнучке, хотя бы вот так – туфельками тех далёких памятных времён.

Увлёкшись разговором, мастер и клиентка не заметили, как новый посетитель уже минут пять маячил перед прилавком, нетерпеливо пританцовывая, как после нескольких кружек выпитого пива. На лице у него был немой вопрос: когда же вы, почтенная женщина, покинете это помещение? Сапожник, взглянув на посетителя, тут же предложил собеседнице оставить туфли до завтра.

– Да я, милок, только один туфель принесла. Чего их два-то тащить? А вдруг ты не согласился бы ремонтировать.

Сандро с ещё большим интересом посмотрел на женщину, мысленно, покрутив пальцами возле виска, спросил:

– А почему так?

– А знаешь, Чингачгук – Ясный Сокол, мне надо побольше километров за день проходить, вот я и подумала, что если сразу взять две туфли, то пройду только до твоей мастерской и обратно, и не важно, возьмёшься ты их ремонтировать или нет. А так волей-неволей придётся два раза ходить. Вот километры-то и намотаю. У меня и шведские палки стоят здесь за дверью. Надеюсь, что к тебе ходят порядочные люди и их ещё не украли.

Сандро не нашёлся, что ответить, и когда посетительница скрылась за дверью, ещё раз мысленно покрутил пальцем возле виска и обратился к мужчине:

– Ну, что там у тебя?

– Мне бы каблуки набить. Что-то снашиваются с одной стороны. – Мужчиной овладело состояние человека, дождавшегося своей очереди и которому теперь будет уделено полное внимание. Лицо стало сосредоточенным, но радостным.

– А ты случайно не косолапый? – Сандро не поленился встать со своей родной табуретки, чтобы с головы до ног окинуть клиента взглядом и найти тот изъян, приведший его в мастерскую.

– Да у меня ноги, как спички, прямые, – возразил мужчина.

– Во-во, точно, как спички… Только тонкие. Вот они и спотыкаются об дорогу подошвами, а те, конечно, изнашиваются в одну сторону. Ба! Да они у тебя вовнутрь снашиваются?! – посмотрев на туфли, удивился Сандро. – Редко такой казус встретишь.

Мужчина, задрав одну штанину, убедил сапожника, что ноги у него не кривые и стал искать у него поддержку:

– Может, потому, что асфальт весь в колдобинах, туфли и снашиваются неправильно?

– Ну ты даёшь! У меня почему-то не снашиваются, как у тебя. Вам, криволапым, дорожки выложи хоть тротуарной плиткой, вы всё равно будете хаять дорожников. Дедушку Крылова знаешь? Вот и почитай басню «Мартышка и очки». Ладно, ладно. Не переживай. Сделаю. Завтра зайдёшь в это же время.

– Завтра не могу. У меня мероприятие, – не согласился мужчина.

– Ну, тогда послезавтра.

– И послезавтра не могу.

– Ишь ты, какая важная птица! – возмутился сапожник. – Заходи тогда, когда сможешь.

– А нельзя ли сейчас сделать? Ведь у вас кроме меня никого нет.

Глаза их встретились. Мужчина понял, что если он заплатит подороже, то сапожник согласится. А Сандро подумал: «Если порядочный человек хочет отблагодарить за добрую работу, зачем ему в этом отказывать?» – и тут же принялся за дело. Через двадцать минут, довольные друг другом, они обменялись рукопожатием. Закинув пакет с обувью на плечо, мужчина пошёл добивать ботинки, в которые был обут, а сапожник снова сел на табурет и уставился на туфли Гулливера из страны лилипутов.

Но сегодняшний день не был предназначен для этих туфлей. В новом на вид костюме в мастерскую вальяжно вошёл Андрей Кочерыжкин. Сапожник от неожиданности даже встал, как будто приветствовал, по меньшей мере, генерала. Но Сандро хорошо знал, что скрывается под костюмом и в голове Андрюхи, и потому его приветствие было коротким:

– Бог подаст.

Эти слова нескрываемым унынием отразились на лице Кочерыжкина, но он – как будто смысл сказанного его не касался – спокойно подошёл к стойке, отделяющей мастера от клиентов, и облокотился на неё.

– Да дело не в деньгах, – произнёс он медленно, придавая словам пафосное звучание. – Твой сын просил меня сделать бусы и достать орлиный коготь. А мне нужно всего-то двести рублей, чтобы уехать в станицу.

Лет семь-восемь назад Андрей Кочерыжкин был известен во многих кругах общества. Не знали его только бомжи, которых он представлял в настоящее время. Андрей имел просторный двухэтажный дом, одна комната которого, самая большая, хранила в шкафах драгоценные камни и поделки из них. Эта коллекция тянула не только на большие деньги, но и на мировую известность. И только из-за того, что Андрей не хотел предавать гласности свою любовь к камням, эта коллекция у него и сохранилась. Она постоянно увеличивалась, но круг посетителей дома был почти неизменным. И перешла бы коллекция когда-нибудь в пользу государства из-за отсутствия жены и наследников, но… Природная доверчивость сгубила и Андрея, и его детище.

Как-то приехал из далёких таёжных мест его одноклассник и привёз с собой большую коллекцию драгоценных и полудрагоценных камней. К несчастью Кочерыжкина, он с ней познакомился. И запылали его глаза, а с ними и душа от сияния цветовой гаммы. Как приобрести этакое богатство? Вопрос стоял для него и днём, и ночью.

– Укради! – посоветовал двоюродный брат.

– Что, с ума спятил?! – запротестовал Андрей. – Купить бы. Да денег у меня не хватит; за маленькие он же не продаст.

– Дай много! – упорствовал брат.

– Да где же я их возьму? – сокрушался Кочерыжкин, унимая противную дрожь во всём теле.

– Тогда укради! – снова предложил брат, видя предынфарктное состояние родственника.

– Да пошёл ты!..

И брат ушёл. Но через неделю он снова появился у Андрея и предложил ему деньги.

– И когда я тебе отдам такую суммищу? – спросил Андрей, моментально принявший решение взять деньги, не думая о последствиях, которые могли сложиться после этой сделки. Он был загипнотизирован камнями, и шоры с его мозгов были не снимаемы.

– А не надо отдавать, – спокойно произнёс двоюродный брат, – у тебя второй этаж дома пустует – вот мы с женой там и поселимся. Подпишем договор – и все дела.

Ударили по рукам. Камни заняли отведённое им место в «янтарной комнате», а пожилая чета – второй этаж. Андрей каждое утро заходил к своим драгоценностям и подолгу с ними разговаривал. Иногда он приводил кого-нибудь из гостей и с замиранием сердца рассказывал историю камня или поделки. Гость одобрительно кивал в знак благодарности за увиденное и услышанное, и приглашал Андрея в ближайшее кафе на ужин.

– Он от этих камней скоро с ума сойдёт… – ворчал двоюродный брат. – Да и гости у него какие-то ненормальные. Оглянуться не успеем, как Андрюху подведут под монастырь.

– Надо бы ему помочь скорее подвестись под монастырь, – однажды сказала жена. – И ему будет хорошо, и нам. Не правда ли, муженёк?

Оба помолчали. Каждый хорошо знал, о чём шла речь.

– Надо его споить, – нарушила молчание жена.

К весне Андрей на себя уже не походил. Оброс, ссутулился, забывал дни недели. Коллекция была пропита, и первый этаж напоминал общагу, взятую в пользование не поступившими в вузы абитуриентами. Летом брат построил сараюшку на задворках усадьбы и спровадил туда Андрея на постоянное место жительства. Когда подошла осень и во времянке похолодало, Андрей немного отрезвел и, осознав безрадостную картину своего существования, подался куда глаза глядят. Он побрился, помылся, надел самую лучшую одежду и в таком виде впервые оказался в мастерской Сандро.

– Займи мне денег или купи у меня нефритовый нож, – попросил Андрей сапожника.

До этого Сандро никогда и нигде не встречался с Кочерыжкиным и проблемы Андрея его не касались. Нефритовым ножом он заинтересовался. Много у него было разных ножей – сапожник, как-никак, – но про нефрит он слышал впервые. Проверил работоспособность ножа и, не торгуясь, выложил продавцу запрошенную им сумму. Потом Андрей, хоть и нечасто, но заглядывал к Сандро по поводу новых сделок. Всякий раз он приносил какие-то поделки, довольно своеобразные. Руки у мастера Кочерыжкина продолжали оставаться золотыми.

– Твои бы руки да к умной голове пришить, – сокрушался Сандро, отсчитывая купюры за очередную вещицу. – Давай я это сделаю. У меня есть очень прочная дратва.

   Андрей только улыбался и, взяв деньги, снова исчезал на полгода…

   – Ты что-то путаешь, – удивился Сандро сказанным Андреем словам. – Мой сын ещё только в школу в этом году пойдёт, и тебя он знать не знает, тем более заказывать тебе бусы да какой-то коготь.

– Но ведь сын-то у тебя есть, – настаивал Кочерыжкин, – и у него будет невеста. Так? А ей что-то нужно будет дарить? А если ты сейчас у меня не купишь эти бусы, что он ей подарит? А потом ещё тебе припомнит это. Ты что – плохой отец? – повысил он голос.

– Сын, невеста, плохой отец… Что ты мелешь? – Сандро возмутился, но мысли закрутились в нужном для Андрея направлении, и сапожник, выгребая всю мелочь из кармана вместе с мелкими купюрами, к радости Кочерыжкина, согласился на сделку.

Выпроводив Андрея, Сандро устало сел на табурет. «Кого ещё чёрт принесёт сегодня? – подумал он. – То эти непонятного размера говнодавы, то бабка с одной туфлёй, то падший ангел с когтем. А вот вчера было спокойно. Пришёл клиент – сдал обувь – ушёл – снова пришёл – получил свои растоптанные – ушёл. Порядок. Спокойно. Но, однако, скучно. Даже пчелы не было. Так тоже неинтересно. Ну, а что я буду делать с этими башмаками дяди Стёпы?».

Из сотового телефона в глубине мастерской раздался звонок. Мастеру редко кто звонил в рабочее время, хотя номер его телефона белой краской на чёрной двери говорил и клиентам, и каждому прохожему о современном способе связи. Оторвав взгляд от гигантских башмаков, заставивших его с утра напрячь мозги и изрядно понервничать, он услышал в трубке:

– Есть хорошая иконка, сам сделал, не пожалеешь.

– Денег нет, – сухо ответил Сандро и выключил телефон.

Но не прошло и пятнадцати минут, как Влад Владыч, или Художник (как его чаще величали, потому что в этом звучании хорошо слышалось слово «худо»), – появился в мастерской.

– Я проездом, вернее, мимо шёл. Но всё равно хочу тебе показать…

Сандро выставил вперёд руку ладонью в сторону говорившего: «Не надо. Денег нет».

– Да ты не думай, что я на выпивку. Как жена умерла полтора года назад, так я и пить почти прекратил.

– Так это она тебя подталкивала к пьянке? – удивился Сандро.

– Да нет же, – смутился Художник, – сейчас другие сожительницы меня больше подталкивают. А я держусь. У меня договор с администрацией на оформление площади вокруг фонтана. Мне нельзя. А сегодня возвращается моя новая подруга с курсов медсестёр. Надо бы тортик купить.

  «Неужели ещё есть женщины, которые могут на него позариться? – подумал Сандро. – Ходит, как вопросительный знак. И на мужика-то не похож. Вечно заискивающая улыбка, противная, как липучка. Ни работы, ни денег. Случайно тысчонку подкалымит, и уже весь посёлок знает о его «тяжких» трудах. Брехло. Пустомеля.

– До тебя тут был Андрюха. Знаешь его? – Сандро мрачно глянул в глаза Влад Владыча. – Всю наличность ему отдал. Остальные деньги только на пластикой карточке. Если у тебя есть такая штучка – то переведу. – Для Художника в голосе Сандро прозвучали обнадёживающие нотки. Но Сандро, чётко выразивший свою мысль, хорошо знал, что Влад Владыч отродясь не держал в руках такую штуковину. Нет, Художнику сегодня разжиться деньгами не получалось. Но Влад Владыч не был бы Художником, если бы такие обстоятельства вынуждали его сойти с намеченного пути. Он быстро переключался на другой объект, суливший хоть и призрачную, но перспективу. Вот и сейчас, не добыв денег, он быстро скрылся за дверью мастерской, и Сандро показалось, что его здесь и не было вовсе. «Наверно, мимо конторы Русланова не пройдёт», – подумал он.

    Перекрестив суеверно вход в мастерскую и посмотрев на часы, Сандро стал собираться домой. Потом хлопнул себя по лбу: «С этими бродягами и прошлый век забыл: родственница Золушки должна ж прийти. А может, и не ждать её? Завтра встретимся. Не. Так не пойдёт. Старость надо уважать. Нынешние сопляки даже не знают, что такое уважение. Они не из нашего теста сделаны». Он вышел на улицу и посмотрел по сторонам. Увидев на перекрёстке свою подопечную, он дважды свистнул. Женщина разговаривала, видимо, с такой же, как она, общительной старушкой. Просвисти сейчас хоть Соловей-разбойник, они бы и на него не обратили никакого внимания. «Ах, старая перечница! – сокрушался сапожник. – Я тебя так и до ночи не дождусь. Ладно, завожу машину и по ходу заберу у неё туфли. Сегодня уже всё равно работать не буду».

Он прогрел своего «Жигулёнка», закрыл мастерскую от людей и пчёл и подъехал к женщинам. На него они внимание не обратили: мало ли машин тут останавливается.

– Бабулечка-крохотулечка, – как можно вкрадчивее сказал Сандро, вплотную подойдя к ним, – а не будете ли вы любезны отдать мне свои волшебные башмачки?

– А, это ты, Ясный Сокол! – обрадовалась крохотулечка. – Никак меня дождаться не можешь? Мы тут кости кое-кому перемываем, и я даже забыла, куда направлялась. Старость всё-таки.

– Очень замечательно, – возмутился Ясный Сокол. – Не царю ли Гороху? – уточнил он.

– Да нет, что ты! У него уже давно всё перемыто, – без всякой обиды ответила женщина. – Самому главе администрации посёлка.

– И чем же он перед вами провинился?

– А начальники, они же всегда во всём виноваты, – безапелляционно ответила собеседница Аграфены Венедиктовны.

– А не боитесь, что вас за это в кутузку посадят?

– Нонче времена не тридцать седьмого года. Да и что с нас, старух, возьмёшь?

– И то верно, – согласился Сандро. – Ладно, бабушки, хватит трепаться. Давайте правнучкины башмаки, да я поеду домой.

– Соколик! А ты бы подвёз и меня домой. Что-то уже не хочется тренировать ноги шведской ходьбой.

Сандро согласился. Женщина, удобно усевшись на переднем сидении, спросила его:

– Ты мне давеча сказал, что ты холостой. А вот домой торопишься. Непонятно.

– Бабуля. Ты сильно возгордилась своей правнучкой. Вот меня и закусило. А что закусило, и сам не знаю.

– Жена у тебя, видно, не красавица, вот и закусило.

– Жена у меня как жена. Не уродина. Нормальная женщина. А вот что-то в твоих словах было барское, высокомерное.

– Эх, сынок, – вздохнула женщина, но рассказывать о дворянском происхождении не стала. Отделалась обычными в таких случаях фразами: – Долго я живу на белом свете. Много повидала. Много знаю. Люди все разные, и я смотрю на них, как бы оценивая. А им кажется, что свысока. Прости, коли что не так.

– Да ладно уж. На твою долю, конечно, больше мытарств досталось, чем на нашу. А ты вот смотришься молодцом, вернее, не совсем старухой. Приходи завтра после обеда. Обувочка будет сделана, как для Золушки.

Попрощавшись, Сандро без приключений доехал до дома. Сын и дочь наперегонки выбежали навстречу. В доме жена готовила ужин. Поприветствовала мужа лёгким объятием и, привычным жестом поправив по-украински завязанный платок, стала накрывать на стол. Принимая душ, Сандро думал: «Сколько вопросов приходится в жизни решать! Но когда есть семья: жена, дети, крыша над головой – тогда всё будет решаться так, как хочется человеку. А то, что у кого-то нет воды или, как у нас, газа, – это ничего. Дождёмся. Год, два, десять лет. Ничего страшного. Потерпим. И если есть ещё такие туфельки, как у Золушки, значит радость в жизни ещё осталась. Главное – не потерять голову. А если кто-то её уже потерял – надо постараться найти и научиться думать… И ничего страшного, если это будет и заново».