Вадим АНДРЕЕВ
СЛОВО
Средь текущих дел, идей и тем
слово, как доказано наукой,
это лишь набор случайных звуков,
сложенных из флексий и фонем.
Человеку, запертому в рамки
ветхих стен и низких потолков,
ближе мудрость бронзовых веков,
где рабы с халдеями орали:
«Хлеба! Зрелищ!
Меньше громких слов!».
И сегодня, как в эпоху Рима,
зрелища и хлеб взяв в оборот,
миром правят золото и рынки,
деньги, сила и сухой расчет.
Без особых в общем треволнений,
хоть другой, наверное, масштаб,
чаще убивают из-за денег
и намного реже из-за баб.
В мире, полном вывертов подложных,
для успокоения мозгов
сила и оружие дороже
и куда доходчивее слов.
И на фоне скучных рассуждений
слово, обличающее зло,
в истинном своём предназначенье
потеряло статус и стило.
И опять, искусно припомадясь,
на конях со сбруей золотой
дух войны гарцует славы ради
впереди под барабанный бой.
Ну а слово, как обычно, сзади –
пленницей, привязанной к седлу,
с грустными от вечных дум глазами
тянется, ругая кабалу.
Пленница бледна, болезни косят,
с голодухи пухнет голова.
Правда, и её порою просят
поплясать и поиграть в слова.
И она поёт, играет, пляшет,
хоть и одолела кабала,
не за деньги, нет – за чашку каши
с воровского барского стола.
На пиру какой-то властный дуче
может, скажет: «В этом что-то есть:
рифмы «слёзы – грёзы», только лучше
грохот пушек, марши и оркестр».
Говорите после «про искусство»,
ветхими знаменами маша!
Слово, даже сказанное с чувством,
полное любви, ума и вкуса,
всё равно не стоит и гроша.
Впрочем, хорошо, что пьяный в доску
дуче повелел, верша свой суд,
посадить ту пленницу в повозку,
на которой раненых везут.
И, взглянув на профиль горделивый,
про себя подумал: «Может быть,
и она сгодится в перерыве
меж боями нервы подлечить».