Татьяна ХАРИТОНОВА. «Я ДОСТАВЛЕН НА ЗЕМЛЮ – ПОЛЮБИТЬ ЭТОТ МИР». О поэзии Олега Дороганя

 

Татьяна ХАРИТОНОВА

«Я ДОСТАВЛЕН НА ЗЕМЛЮ – ПОЛЮБИТЬ ЭТОТ МИР»

О поэзии Олега Дороганя

 

Ещё одна книга пополнила золотой запас смоленской литературы. Олег Дорогань: «Високосное время». Само название – посыл к философскому осмыслению нашей многострадальной реальности. Поэт – это всегда взгляд, полный любви, горечи, надежды. Эта книга – именно такой взгляд, взгляд–отражение, взгляд–размышление, взгляд–призыв. Первые страницы погружают нас в пучину современных противоречий. Поэт, как никто другой, чувствует разрушающее воздействие информационного потока, отвлекающего человека от вечных истин –

Мы у тонкой стоим ускользающей грани

И стучат, нелюбви не сдаются сердца.

Под стягами Любви будут четко выстраиваться все стихи Олега Дороганя. Бывших офицеров не бывает. «Есть такая профессия – Родину защищать». И поле битвы вечно зовёт его, «и зори шелками гвардейскими в просини».  Под стягом Любви к Отечеству  «дед полы, словно крылья, как ангел распахнул». Да и как иначе, если «протекает в наших венах кровь наших павших на войне».  Образ деда будет не раз встречать нас на страницах книги. И образ-то какой! На своём звёздном подворье  «дед пашет окоём и сеет в поле звёзды».

И миссию его – защиту Отечества – подхватил внук.

В бессонном дозоре высокая планка  солдата – «если нас не хотят победить, значит, мы не достойны победы». Молодой наивный курсант стоял перед огромным миром. За спиной – память, впереди – воинский долг,  а потом и сожаление о рухнувшей стране.

О бедах грядущих не ведал,

А вышло, к прискорбной печали:

Нам деды ковали победы,

Да вот сыновья их сдавали.

Эта боль пронизывает всё творчество поэта.

Бывают наши дни лихи,

Когда скользим по тонкой грани,

И нам не только на стихи,

Сил не хватает на дыханье.

Боль по утерянной родной земле, ставшей под чужие флаги, продолжает боль о матери, ушедшей так не вовремя (а когда наши матери уходили вовремя…):

А ещё я помню колыбельную –

Этой песни что теперь милей?

С ней мерцанье крестика нательного

На груди у матушки моей.

Помню я качание качельное,

Зов любовный материнских уст,

И наверно, через колыбельную

Перенял язык я тонких чувств.

И снова горькая память, но уже о матери его сына, единственной, любимой, так рано ушедшей, и «среди ночи спохватится сердце о своей застарелой любви»:

Ты качала звезду на пушистых ресницах,

В светлых сумерках я пригляделся – слеза.

А за окнами пели печальные птицы

И какие-то дальние шли голоса...

Потери поэта – не только шрамы на сердце, они ещё и стихи.

Потери поэта – горькие точки осмысления хрупкости этого мира.

– Дай мне, Боже, терпенья

Постичь Твоих истин,

Дай молчанья, чтоб выразить всю полноту

Бытия, а не быта...

Потери поэта – обострённое желание жить и впитывать красоту Божьего мира:

Голуби поклёвывают снег.

Сколько их, пшеничных зёрен снега,

В солнечных лучах, упавших с неба,

Голуби воркуют о весне...

Потери  поэта – плач о соратниках, ушедших так безвременно, и о себе, задержавшемся на Земле...

Когда, не простившись, уйду

(Все уходят поодиночке),

В надтреснутом сердце тая

Колокольно-расколотый звон,

Пожалуйста, помни меня,

Любовно отыскивай в строчках,

Не бойся, тревожь иногда

Земной запредельный мой сон.

И миссия его, живущего, велика. Это Крест – звать, кричать, шептать, молить о главном – о Родине, что досталась нам такой дорогой ценой.

Охрани нашу Русь,

Снег нетронуто-белый.

Твой покров под поклон –

Знак высоких небес.

Охрани свет берёз

С перебежками белок

И таинственный иней,

Украсивший лес.

 

Или эти строки:

Есть на свете ли что-то дороже

Этих рощ для меня, этих мест?

Здесь погоста последний порожек

Намечает, где станет мой крест.

---------------------------------------------

Я люблю эту землю немилую,

Эту милую землю люблю...

Всё равно за неё душу выну я

И в небесные выси зашлю!

И – словно эхо – всё новые стихи, заставляющие задуматься о беде,  разрушившей единство православного славянского мира.

Пусть же Русь не будет нам чужбиной,

Вы её исток оберегайте,

Беларусь, Россия, Украина, –

Три сестрицы, три славянских мати.

Читая эти строки, невольно вздохнёшь и спросишь – почему в политике так много прагматизма и так мало любви?

Русь изначальная – она тоже в его строчках живёт:

Снова ослабли дружины.

Ходят в чинах ловкачи.

Снова померкли былины.

Колокол, грянь – не молчи!

И как ответ: главное качество и поэта, и политика – совесть.

Я в тумане утреннем сокроюсь,

Что запеленал святую Русь.

У моей души болеет совесть,

И я всё никак не исцелюсь.

Совесть. Когда-то приставка "Со" говорила о сопричастности с вестью, вестью о Христе. Именно такая Со–весть у поэта. Именно она не даёт  уснуть – «состязается сердце с часами».  Именно она возвращает в покинутую деревню – оплот и силу нашего Отечества, позволявшую выстоять в любое лихолетье.

Я от стен городских возвращаюсь в деревню,

А в округе щепоть сохранившихся изб.

А над рощами стелется, трепетно рея,

Дым крестьянской избы – отделившийся нимб.

Древние деревенские корни дают импульс прекрасным строчкам:

Буду грузди низать

Я на нить ожерельями грусти,

И от хворей от всех

Находить во бору ключ-траву.

И от клюквенных зорь

На болотах, в лесах исцеляясь,

Словно посох – с тропы

Я в дорогу клюку подниму...

Словно странник, словно калика перехожий, идёт поэт по родной земле, бередит души людские: 

Много на Руси забытых песен...

Не забыть их и не исчерпать.

Много и певцов по нашим весям,

Всех собрать их – вот была бы рать.

 

И главное – с Богом поэт.

Наш мир, как книга перелистан,

И споров тьма разведена,

Но над ордой конкретных истин

Духовна Истина одна.

Мировоззрение его – не хаос, не набор философских изысканий, замешанных на внутреннем эгоцентризме, часто противоречащих сущности бытия:

Аз есмь язык славяно-русский.

Вновь насылают град и гром, –

В крови запёкшиеся сгустки

Здесь в каждом смысле корневом.

И опирается Олег Дорогань на великую помощь небес:

Ты водила полки, Одигитрия,

Божья матерь с младенцем Христом,

И враждебно лукавое, хитрое

Отступало пред светлым челом.

--------------------------------------------

Ты водила полки, Одигитрия,

Вновь покличешь, я тоже пойду.

 

Завершает книгу поэма «Крестница»,  – она высветила  особенную грань поэта: былинную, народную, фольклорную. Высшее достижение любого автора – это принадлежность к народному творчеству, когда авторство твое растворяется в певучести русской речи, в сакральных глубинных образах.  Образ Матери стоит во главе угла. Женщина, Русь, Церковь, Богородица. Вся история Руси сконцентрирована в поэме. Вечное ожидание сына, сложившего голову на поле боя. Таких сыновей полегло несметно на Куликовом поле, под Бородино, под Смоленском, подо Ржевом. Такой же мальчишка – её сын – сложил голову в Чечне. «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божьими» (Мф:5:9-9).  Если в глубине души человека ведётся повседневная борьба, и эта борьба направлена на то, чтобы высшее не подчинялось низшему, наступает мир: мир в душе, мир в доме, мир на улице, в городе, в стране.  Об этом поэма Олега Дороганя. Образ Матери – это ещё и природа Руси, берёзы, которые, потеряв плакучесть – не до слёз, – провожают её в тяжкую дорогу; это серебристые клёны и вербы.  Странница-душа – это тоже мать. И эта птица-душа «свила руки – два крыла скорбного полёта...». И тут же утешение, слушай, подпитывайся исконно русским, родным, сердечным:

Захлебнутся соловьи

От певучей нежности,

От безудержной любви,

Как от неизбежности...

И утешение, и подкрепление. И подкрепляет её Русь – своей вековой историей, своими православными корнями, своим пониманием ответственности перед Крестом, который каждому уготовано донести с честью. И тоска на сердце тоже неотрывна от прошлого.

Родилась в краю обильном,

Где росло и расцвело

Со своим родством фамильным

Рядом с церковью село.

С революцией свобода

Взбаламутила народ

И снесла святые своды,

Уничтожила приход...

Вот он и ответ на вопрос в стихотворении о деревне:

Ты, деревня, становишься всё нелюдимей,

Не с того ли и я становлюсь нелюдим.

Русь! – твержу заклинанием росное имя,

Что уносит с собой уплывающий нимб...

Уплывающий нимб – отголоски разграбленных церквей, поруганных икон, расстрелянных братьев во Христе – несут холодные вьюги русской беды:

Ах, какие стали вьюги,

И какие холода!

По углам, таясь в испуге,

Жмётся русская беда...

И беда на Руси тоже женского рода, и боль, и кровь. Ноша  этой русской женщины – муж-пьяница да горькое вдовство. И утешение – молитва. Клад, завещанный ей Святым князем Владимиром, стал ещё одним храмом, храмом Лебедью. Былинная красота, мощь и сила снова стала сущностью женщины.

«Вот он, Храм, – душа звенела, –

Вот он, Лебедь, перед ней!».

------------------------------------

«Ах, легчайшее, лебяжье

Диво дивное, пребудь!

И пускай Господь укажет

Всем к нему кратчайший путь!»

Перевёрнута последняя страница, но книга «Високосное время» не закрыта, потому что она живая,  потому что вопреки всем веяниям годов – простых и високосных, она говорит о вечных истинах.

Лишь любовь и спасает ещё от безверья,

Бездуховной даёт избежать нищеты.

В восхожденье пройдём високосное время,

Обжигаясь холодным глотком высоты.

 г.Смоленск