Александр БОБРОВ. КУДА СМЕЩАЕТСЯ ВОЙНА? К 80-летию трагической даты

 

Александр БОБРОВ

КУДА СМЕЩАЕТСЯ ВОЙНА?

К 80-летию трагической даты

Фронт горел, не стихая,
Как на теле рубец.
Я убит и не знаю:
Наш ли Ржев наконец…
Александр Твардовский

 

День скорби и памяти – 22 июня, день начала войны. Эта дата горит, словно незаживающая рана, и не зарубцовывается, как бы ни огрубели сердца… И снова мучит вопрос: наш ли Ржев наконец – не город с впечатляющим мемориалом, а некий символ – оселок верности павшим и благодарной памяти.

Горестная дата 80-летия начала войны, как и День победы, снова смазана и заслонена ковидными ограничениями, «усиленными мерами» и запретами, особенно в Городах-Героях, прифронтовых столицах Москве и Питере. Отменены занятия в учебных заведениях, ограничены собрания и торжественные мероприятия – вовсю тусуются только болельщики в фан-зонах и пивных барах. Во время бесчисленных интервью они – сплошь без масок, но в подпитии и в дурацких одеяниях: «Россия, вперёд!». Куда уж дальше? – сборная России не просто проиграла с треском матч Бельгии, а просто сама сделала всё, чтобы бельгийцы и не выкладывались для победы. Самострел – так это называлось на фронте и сурово каралось по законам военного времени…

Теперь у сборной и ТВ одна надежда – на подурневшую Ольгу Бузову, которая стала лицом Матч-ТВ и призывает ребят не бояться, а ещё на канале другой сомнительной красавицы открывает великие истины в прямом эфире: «Футбол – игра коллективная. Как и театр. Правда, я сама могу всё сыграть. И гол забить, если выйду на поле». Похоже, в это все поверили – от худрука опозорившегося МХАТа до Тины Канделаки. И вот в такой атмосфере безумия и двуличия приходит скорбная дата. Её русские люди помнили и почитали всегда, независимо от официоза, потому что осознавали, какой удар был нанесён по нации, какие невосполнимые потери она понесла, какое молодое поколение, выросшее и воспитанное при советской власти, приняло главный удар и спасло Россию. Самый талантливый и красивый из Бобровых – мой брат Николай Бобров тоже сгорел в пламени войны. Как можно такое забыть? А ведь стараются исказить, заболтать, заслонить «новыми истинами».

Вот и позор Нобелевского комитета – Светлана Алексиевич дала интервью белорусскому Радио Свобода. Как пишут многие блогеры, Юрий Дракохруст «просто раздел деградирующую лауреатку». Неприятная картина, конечно, но антисоветчицу и раздевать особо не надо: она сама готова разнагишаться, показать гнилое нутро и проиграть сразу, без борьбы, как российские футболисты.

 

Ю.Д.: «В белорусских спорах о войне часто звучит мысль: история партизанского движения в Беларуси еще не написана. Вот и вы сейчас сказали, что об этом еще никто серьезно не говорил и что у нас нет единого взгляда на эти вещи. А в каком смысле, чего принципиально важного, кардинально меняющего представления, мы не знаем о белорусской партизанке? Что партизаны отнюдь не были ангелами, что хватало и жестокости, и насилия в отношении и врагов, и не совсем врагов, и даже совсем не врагов? Так это известно, об этом написаны книги, статьи, даже сняты фильмы.

Но при этом партизаны точно не устраивали Холокоста, а другая сторона методично уничтожила несколько сотен тысяч белорусских евреев. Партизаны точно не устраивали концлагерей и лагерей смерти на десятки тысяч людей, как тот же Тростенец. Это факты. А тогда какое количество фактов о жестокости партизан может изменить представления о партизанском движении в Беларуси?

С.А.: «Сама постановка вашего вопроса, мягко говоря, некорректная. Это еще раз говорит о том, что все мы вышли из советского мира и полны советских представлений. Мы до сих пор не знаем правды, я на этом настаиваю. Нет у нас правды о Великой Отечественной войне, в частности о партизанской войне».

 

Вот и у нас на «Эхе Москвы» Виктор Шендерович из Израиля и многие другие «правдорубы» предлагают России «выйти из советских представлений»: в День Победы не торжествовать, а скорбеть и открывать архивы, показывать всю правду. Какую правду они ждут на деньги Газпрома и подачки Запада? – уму непостижимо. Это как раз тот случай в истории, когда народная трагедия, картина содеянных злодеяний запечатлена так полно, что становится страшно и через много лет. Да и к каждой годовщине Победы ширится фонд открытых и общедоступных архивов. Например, когда я писал заметки о неблагодарной и двуличной Польше к 75-летию освобождения Варшавы, такие бездны, подкреплённые подлинными документами, открывались, что хоть выпускай библиотеку документальных книг и снимай бесконечный сериал. Но ведь Шендерович сценарий не напишет…

 

* * *

Это интервью Алексиевич, живущей комфортно в Германии и лезущей из кожи, чтобы открыть «новую», удобную правду о войне, мне попалось на глаза в дороге, к западу от Москвы, в местах страшных боёв наступления фашистов под Малоярославцем осенью 41-го и при освобождении Калужской земли в начале января 42-го. Ну да, Малоярославец понятно: новая кровавая арена второй Отечественной войны, запечатлённый подвиг подольских курсантов и так далее. Но неведомое прежде Воробьёво! – деревня в 18 дворов и небольшой дом отдыха научных работников Москвы, затерянные в тогдашней глубинке, в 140 км от столицы, – тут-то что за Бородино? Смотришь на братские могилы, на незаживающие рубцы боёв по берегах Суходрева, читаешь страшные свидетельства и книгу воевавшего тут Алексея Величко, кстати, уроженца полтавской земли, и понимаешь весь масштаб бесчеловечной трагедии, адской машины вермахта и всей Европы, направленной тогда на нашу страну. Не укрыться было от неё ни в стороне от стратегических дорог и вожделенных городов, ни в глухих калужских лесах. А Воробьёво к тому же занимало господствующую над округой высоту. Не случайно именно этот холм выбрал для своей усадьбы выдающийся хирург, учёный с мировым именем, личный врач царя Сергей Петрович Фёдоров.

 В столовой дома отдыха и в доме Фёдорова немцы сделали конюшню. Дом его – шедевр русского модерна, подготовленный немцами к взрыву при отступлении, был спасён разведчиками 5-й Гвардейской стрелковой дивизии ценой жизни сержанта Василия Вахрушева и ранения бойца Шорникова. Прах Вахрушева покоится в братской могиле на центральной площади деревни Воробьево, а Шорников прошёл всю войну и сложил свою голову на венгерской земле, под Будапештом. Уже потом, когда восстанавливали уцелевшие строения дома отдыха «Воробьёво», в подполье вестибюля здания рабочие обнаружили мину, около 20 кг взрывчатки и связки немецких гранат. К мине шли перерезанные провода, а с улицы через вентиляционное окошко в фундамент тянулся не догоревший бикфордов шнур. Потом нашли ветерана, помнящего эти события – его правда самая главная, Алексиевич! Он в горячке боёв не запомнил фамилии героев, но через архивы дивизии – их установили. Этот акт слепого вандализма прервали ребята разведгруппы, базировавшиеся в Спас-Суходревской школе, которые вступили в скоротечный и неравный бой, раненый боец из последних сил перерезал горящий бикфордов шнур… Что ещё можно добавить, какие оправдания и психологические детали? Они успели, чтобы сегодня дом Фёдорова стоял запущенный и разрушался… Вот тут – другая неприглядная правда, но снова Алексиевич, и даже Фрейд, – не при чём. Без всяких сантиментов ясно, в какое время мы живём.

Дом в стиле модерн хирурга от бога и рачительного хозяина Сергея Фёдорова – лейб-медика двора Николая II – стоит среди старых деревьев усадебного парка и разрушается. Здесь была и контора колхоза до войны, и конюшня фашистских сволочей-оккупантов, и служебное здание советского санатория «Воробьёво» с музеем, который создали энтузиасты. Причудливо, но – понятно, логично. А теперь тоже просто и символично: никому ничего, кроме бабла, – не надо. Вот такое время выпало с пандемией, которой можно всё оправдать, хотя эпидемия над Россий – пострашней. Мы много чего повидали – и светлого, и сурового, и созидательного, и дурацкого, но чтобы вот так было всё примитивно и по барабану… Под трибунные призывы к патриотизму с нагнетанием непонятного Дня России, да дикой раскруткой позорного матча с Бельгией и дальнейшей истерией. Ольга Бузова: «Надо верить в Бога, в Россию и в футбол!»… Налицо – падение душ, отданная врагам без боя очередная высота!

Знаменитый хирург Сергей Петрович Фёдоров (1869-1936) был настолько талантлив, что ему даже не завидовали. Он разрабатывал методы диагностики, неведомые способы хирургических вмешательств и новые варианты общего обезболивания. Сам конструировал небывалые хирургические инструменты и регулярно вывозил из Германии медицинские аппараты, чтобы использовать их в своей клинике. Привозил и новые сорта саженцев: сад Фёдорова насчитывал 1100 деревьев. Во время Первой мировой войны он постоянно находился при императоре, сопровождая его при каждом выезде из Петрограда. Лейб-хирургу и лечащему врачу цесаревича Алексея неизбежно приходилось вступать в противоречие с духовным наставником императрицы Григорием Распутиным. В последний вечер своего царствования, 2 марта 1917 года, Николай II долго обсуждал с Федоровым перспективы жизни и здоровья наследника. Лишь после категорического утверждения лейб-хирурга о неизлечимой болезни цесаревича император отрекся от престола и за себя, и за сына.

Смотрю на разрушающийся шедевр зодчества и думаю: ну, сколько же можно нам отрекаться от деяний предшественников, захапывая только их прибыльное наследство, от правды истории, которую нельзя принимать или проклинать кусками вместе с удобной правдой. А ведь есть ещё сверхправда защитника-солдата и тех мирных жертв, которых он не смог уберечь от пришедших на нашу землю лютых врагов. Всё чаще об этом думаю, и в голове – не укладывается: что надо сделать с солдатами вермахта, чтобы они потеряли всё человеческое? Конечно, рецепты известны, они сегодня используются на той же Украине, где людей Донбасса считают генетическим мусором и готовы убивать их просто так, к радости опившихся хероев…

Прошло 80 лет с начала войны, а любая поездка в города и веси западнее Москвы, оккупированные в своё время фашистами, открывает новые окровавленные страницы страданий моего народа. Невыносимые и непоправимые за давностью лет, хотя та же Алексиевич упорно выдаёт стремление Запада перенести их в другую плоскость: «Через 100 лет история смещается в сторону человеческого. Мы же не можем до сих пор исходить из морали о том, как одни люди героически убивали других. Нам важно понять, как человек оставался человеком в этих обстоятельствах и какие у нас потери были на этом пути… Но давайте подумаем и обо всем остальном, что было во время войны, а не только будем говорить о том, что были такие герои. Да, они были, но было много всего другого. Может, это темная сторона искусства, но для искусства палач и его жертва одинаково интересны».

Одинаково интересны? Значит, я тогда – не человек искусства: мне совсем не интересен палач и внутренний мир «сверхчеловека», который расстреливал трёхлетнюю жертву – Анечку на воробьёвском снегу! Хоть 80 лет прошло, хоть 100 пройдёт – что изменится в оценках, если только горе-лауреаты наподобие Алексиевич окончательно не заморочат головы, не отравят души? Про какие там смещения через непонятные 100 лет твердит жительница комфортной Германии Алексиевич, слушая ненавистную для многих речь? Наоборот, чем больше испытаний приносит сегодняшняя безжалостная жизнь, чем заботливей я опекаю растущих внуков, тем больше болит сердце, когда вникаешь в давнишние адские события.

 

* * *

После освобождения деревень Воробьёво и Гончаровки зимой 1942 года колхозники этих деревень написали письмо воинам 5-й Гвардейской дивизии, выражая чувство благодарности воинам-освободителям и ненависть к непрошеным фашистским захватчикам: «Семьдесят восемь дней и ночей хозяйничали немцы в Воробьёвке и Гончаровке, бесчинствовали, измывались над нами. Ни у кого не осталось скота, домашней птицы, тёплых вещей. Всё население они загнали в подвалы и убежища. Мы вынуждены были просить поганую немчуру хотя бы обогреться в своей хате.

Последние восемь дней перед приходом Красной армии нас продержали в холодных убежищах. Много детей умерло. По тем, кто пытался выйти из убежища, немцы открывали огонь. Восемь дней мы питались снегом. Но проклятые гитлеровцы этим не удовлетворились. Бросая пушки, пулемёты, снаряды они всё же успели сжечь Воробьёво, Гончаровку и соседний дом отдыха научных работников города Москвы». Понимаете, советские люди, привыкшие беречь казённое имущество, поражались, что солдаты бросают вооружение, но в последний момент мстят безвинным местным жителям, носятся, как угорелые, в поисках соломы и бензина. «На примере своей деревни мы убедились, что немцы не только квалифицированные грабители и убийцы, но и непревзойдённые поджигатели. Только три дома уцелело от огня в Воробьёво и четыре дома в Гончаровке».

Читаю и вспоминаю, что Ангела Меркель обиделась на Россию с младых лет, когда у неё якобы советские солдаты увели велосипед. Было-не было: не задокументировано, а вот какие чувства нам к немцам испытывать? Но ладно имущество подчистую – вся сущность немецких фашистов, которых в бундестаге призывал пожалеть Коля из Уренгоя, показывает невиданные зверства оккупантов. Им просто нет порой человеческого объяснения. Вот что пишут свидетели: «В одном из убежищ сидела семья рабочего Ивана Проценко. После первого наступления Красной армии около этого убежища немцы нашли труп своего солдата. Они тут же вытащили из убежища Проценко Ивана Семёновича, его жену Анну с трёхлетней дочкой Аней и расстреляли из автоматов. Но одному немцу показалось, что в убежище кто-то остался. Он вторично полез туда и вытащил 70-летнего Копылова Кузьму Егоровича. Бандит отскочил шагов на десять и выпустил по Копылову очередь из автомата. Рядом с трёхлетней Аней упал 70-летний Кузьма Егорович»… Ни старого, ни малого гады не щадили, а нам сегодняшние школьники рассказывают о «негуманном отношении» к пленным под Сталинградом. Они пришли туда, в снега за тысячи километров от дома, чтобы уничтожить нас, но малость обморозились. Ах, как нетолерантно…

А колхозники заканчивали своё письмо так, призывая потомков помнить, что сделали эти культурные посланцы Запада: «Мы стоим на своих пепелищах, но не горе и слёзы душат нас, а ненависть к немцам – убийцам и поджигателям».

Если сравнить потери дивизии при освобождении деревни Воробьёво в 18 домов и при штурме города Кёнисберга с его первоклассной крепостью, то картина выглядит неправдоподобно: в боях за Воробьёво со 2 по 5 января 1942 убито 210 человек, ранено более 600, а в боях за город и крепость Кёнисберг с 6 по 9 апреля 1945 года убито 186 человек, ранено – 571. Конечно, необходимо учитывать фактор возросшего оснащения армии, приобретённые боевой опыт, но всё же сопоставление впечатляет… Основная тяжесть боёв за деревню на холме и дом отдыха легла на 586 полк, который потерял половину своего личного состава. Лучшие мужики не вернулись в свои семьи, не продолжили род…

На территории санатория «Воробьёво» два памятника – скульптура солдата на братской могиле и скромный обелиск в память о погибших сотрудниках здравницы. Они стоят под сенью вековых дряхлеющих деревьев парка с робким пеньем соловьёв и нахрапистым карканьем ворон. А ещё слышны и детские голоса, повеселевшие после непогоды в загрустившем лагере отдыха, и современные песни уровня той же Бузовой. Так в природе, так в бывшей профсоюзной здравнице, но так и в социальной нашей жизни. Потому и одолевают вопросы: кто пересилит в реальности, в государственной политике и в информационном пространстве? Куда смещается война и наш ли Ржев наконец?...

Малоярославец-Воробьево-Москва