Олег ДОРОГАНЬ. ВИСОКОСНОЕ ВРЕМЯ. Поэзия

 

Олег ДОРОГАНЬ

ВИСОКОСНОЕ ВРЕМЯ

 

КАШТАНОВЫЕ СВЕЧИ

Изумляться не устану,

Пусть не все мечты сбылись:

Пирамидки свеч каштаны

В мае выбросили ввысь.

 

И мерцает, не сгорая,

С белым пламенем в ночи

Триумфальной вешкой мая

Стать каштановой свечи.

 

Уж давно я наблюдаю,

Как он юн – в цвету каштан.

А года за нами – далью,

В каждом шрам душевных ран…

 

Наступает майский вечер,

Как сто вьюг тому назад,

И каштановые свечи

Мои раны бередят…

 

Пробивался я любовью

К маю через холода.

Пирамидкой к изголовью

Пусть склоняется звезда...

 

И когда меня не станет,

В мою честь пускай замрут

Пирамидки свеч каштанов –

Как во всём цвету салют!..

 

АИСТЫ НА ОБЕЛИСКЕ

До середины апреля

Вьюги вели войну.

Аисты прилетели

И принесли весну.

От кипарисов к елям

Гибкими сгустками пара –

Аисты прилетели

В Ельню влюблённой парой.

Стало быть, к самым близким –

Жить под единой звездой.

Аисты на обелиске

Свили себе гнездо!

В них – не от тех ли метелей

Чуткая белизна?

Аисты прилетели –

Значит, и впрямь весна.

Значит, и впредь надежда

Участи нас не лишит.

Что если в белых одеждах

Встал, кто под плитами спит? 

Встал и взирает престольно

На православный собор

Под перезвон колокольный,

Под соловьёв перебор.

С миром тебя, отмеченная

Богом – земля меж земель,

Аистами увенчанная

Гвардии колыбель!

 

ДЕДОВСКАЯ ШИНЕЛЬ

Кресты свои таили

Солдаты на телах,

А в бой они ходили

С крестами нараспах.

 

В смертельные метели

Дед крестик не носил,

Он полами шинели

Все пули отводил.

 

Не раз, убрав усильем

Страх от зиянья дул,

Дед полы, словно крылья,

Как ангел распахнул!

 

И воспарял над полем,

И издавал свой свист,                                             

И пули пели – в полы

Вонзив свинцовый хлыст. 

 

Потом с ударом стопок

Показывал взахмель –

Как с дырками без кнопок

Гармонь – свою шинель.                                                   

 

«Не верил в крест нательный, –

Я помню, дед сказал. –      

Но кто ж меня шинельным

Сукном в бою спасал?».

 

* * *

У войны не женское обличье,

А к лицу воинственный наряд.

У войны ничтожное величье,

Но она ведёт нас на парад.

 

Дан приказ – и требуется доблесть,

И никто не скажет, что он трус.

У войны жестокая суровость

И груз-200 – самый скорбный груз.

 

На войне что ни окоп – то грозный,

Смерть летит в раскатах громовых.

На войне дробится мир на звёзды,

А ещё – на павших и живых.

 

У войны коварны фейерверки,

Но победный слышен в них салют.

А когда мы встанем на поверке,

Павшие для нас как высший суд.

 

СОЛДАТСКИЙ РЕКВИЕМ

Ребята под ремнями –

Кто жив ещё, кто спит,

Пусть вечными огнями

Пылает в кружках спирт.

 

Кто жив, кто спит небесно:

У смерти каждый свой.

И нам она – невеста,

А не карга с косой.

 

Примерил каждый воин

Гранатное кольцо.

И смерти удостоен,

Кто ей взглянул в лицо.

 

В одном броске сплочённые

Ушли в последний бой,

Со смертью обручённые

Гранатною чекой.

 

И мы со скорбью строгой

Салютом вскинем тост –

За тех, кто отбыл к Богу,

Но не покинул пост!..

 

* * *

Все мы люди, все мы братья,

И телесно, и небесно.

На одном мы все канате

Балансируем над бездной.

 

Ну а кто с каната канет,

Как боец на поле брани,

Будет в памяти – веками…

Пусть не канет Киев камнем!

 

Кто одних был с нами брашен,

Братом с нами пил из братин,

Вдруг из наших стал не нашим,

Против нас он строит рати.

 

И они поют безумно:

Больше братьями не будем!..

Но не стоит к ним бездумно

Относиться – как иудам.

 

Разум-Бог однажды рати

Отведёт всей силой крестной,

На одном ведь мы канате

Балансируем над бездной…

 

* * *

Я от стен городских возвращаюсь в деревню,

А в округе щепоть сохранившихся изб.

И над рощами стелется, трепетно рея,

Дым крестьянской избы – отделившийся нимб.

 

Не лежала душа к суетливости смолоду,

Смута от суеты наступала в душе.

Не влекло к толчее неумолчного города,

А любил постоять и пройтись по меже.

 

И теперь я отшельничать стал не на шутку,

Как под солнцем земля – по срединной оси,

И следить за полётом гуся или утки,

И ловить уплывающий образ Руси.

 

Ты, деревня, становишься всё нелюдимей,

Не с того ли и я становлюсь нелюдим.

Русь! – твержу заклинанием росное имя,

Что уносит с собой уплывающий нимб…

 

* * *

Ты качала звезду на пушистых ресницах,

В светлых сумерках я пригляделся – слеза.

А за окнами пели печальные птицы

И какие-то дальние шли голоса.

 

Я сцелую слезу и звезду погашу я,

И утешу – не стану я ран бередить.

Ни о чём не прошу, только Бога прошу я,

Чтоб не дал на земле мне тебя пережить… 

       

Мне нельзя без тебя и без звёздной печали,

Что закралась в глаза – или очи – твои.

Знай, дороже ты мне, чем когда-то вначале,

И нельзя без твоей на земле мне любви.

 

Неужели сверкнёт роковой чей-то росчерк,

Всё, что дорого мне, безвозвратно губя?

Я сейчас одинок одиночеством ночи,

Что однажды наступит, увы, без тебя…

 

Мне не спится. Пускай это мне только снится!

Никаких голосов. Утомлённый покой.

Ты качала слезу на пушистых ресницах,

А она покатилась прощальной звездой…  

 

СОБАКА НА ПОГОСТЕ

Собака дремлет на погосте,

На свежем холмике лежит.

Ей редкий гость не кинет кости,

С небес не бросит тень зенит.

 

У морды лапы положила,

Звездой баюкает слезу.

И чтоб сберечь ей как-то силы,

Пьёт необильную росу.

 

Никто ей миску не наполнит

Ни кашей с мясом, ни водой.

Ей миску месяц лишь напомнит,

С полуночной своей лудой.

 

А мир сужается до этой

Могилки свежей, до креста.

И с возгласом немым воздеты,

Как руки, ветви у куста.

 

Вблизи все холмики осели,

Цветы похожи на золу.

И если месяц тучи съели,

Завоет, сирая, во мглу.

 

Есть доброта в собачьей злости.

Такую не пересидеть –

Её, лежащей на погосте,

Отсюда сгонит только смерть.

 

Ничто к себе её не сманит –

Ни будки новой сытый кров,

Ни млечность в тёмном океане,

Ни стая звёздных Гончих псов.

 

Не очень-то нас манит вечность,

Как не порадует исход...

Да будет жить собачья верность –

И с нами вместе не умрёт.

 

ПАМЯТИ ВИКТОРА СМИРНОВА

Кладбища в глуши, не у дорог…

Кто их видит? Разве только Бог.

 

А когда положен там поэт,

Бог над ним струит святой свой свет.

 

В створе света – бабочкою лист,

Сокровенный соловьиный свист.

 

А в ночи – созвездьями салют,

Что застыл над вечностью минут.

 

И берёзка – вечною женой

Свет даёт и белый, и живой.

 

Этот свет – портал, я верить рад:

Он, поэт, ключарь у райских врат.

 

ВИСОКОСНОЕ ВРЕМЯ

Мы забыли давно про обычное стремя,

Паутиной своей нас оплёл интернет.

И теперь мы живём в високосное время

При парадах планет и парадах побед.

 

Стяги правд всех мастей ещё реют, как реяли,

Пробуждается эхо прошедших эпох.

Двадцать первый наш век високосного времени

Как бы ни был хорош, всё равно будет плох.

 

Два начала в основе – во всём диалектика,

Но добро бы местами со злом не менять.

Не случайно поэт обращается в лектора,

А уроки не учат – мы движется вспять...

 

Високосное время – то выше, то ниже:

Расширяет свой маятник диапазон.

К веку век как на красную нить кто-то нижет –

Провисаем над бездной последних времён.

 

И когда нам твердят: Апокалипсис грянет,

И по признакам всем ожидайте конца, –

Мы у тонкой стоим ускользающей грани

И стучат, нелюбви не сдаются сердца.

 

Лишь любовь и спасает ещё от безверья,

Бездуховной даёт избежать нищеты.

В восхожденье пройдём високосное время,

Обжигаясь холодным глотком высоты.