Ирина ИВАНЧЕНКО. ХРУПКАЯ ЛОДКА ПО ИМЕНИ ЗЕМЛЯ. Рассказы

 

Ирина ИВАНЧЕНКО

ХРУПКАЯ ЛОДКА ПО ИМЕНИ ЗЕМЛЯ

Рассказы

 

РОДОВОЕ ПРОКЛЯТЬЕ

 

Когда шестой раз ломаешь каблук на одном и том же месте – это начинает напрягать. На сей раз жертвой стали зимние сапожки на шпильке. Крушение, как и всегда, произошло напротив памятника Пушкину в одноименном городском парке. Да что же это такое?!

– Александр Сергеевич, мстите вы мне что ли?! – не сдержалась я от проявления чувств. – Но за что?! У меня за вас по литературе всегда пятерка была!..

Поэт пребывал в молчании и лишь загадочно улыбался.

Н-да, ситуация. До спасительной скамейки прыгать и прыгать. Сломаю вторую шпильку. На работу уже опоздала. Как попасть домой – это еще придумать надо… Вот уж угораздило! Ну, Пушкин, ну… А впрочем, причем же здесь Пушкин? Хотя, шесть раз сломать каблук и не где-нибудь, а возле конкретного памятника – это уже тенденция, как говорит наш Димасик. Димасику что ли позвонить… Пусть выручает. Единственный мужчина, которому ничего не грозит при общении со мной. Не успела я нацокать на мобильнике димасиков номер, балансируя на одной ноге, как подбитая цапля на болоте, поблизости возник симпатичный молодой человек. Та-а-к, начинается.

– Девушка! Вам помочь?

– Благодарю вас, лучше не надо, – твердо и решительно ответила я, памятуя о том, чем закончились предыдущие «вспомоществования».

– Но вы же вот-вот упадете! – не унимался незнакомец.

– Мне сейчас помогут.

– Извини, Мариночка, – зазвенел в трубке долгожданный димасиков голос. – Никак не могу подскочить! Я в травматологии сижу, ногу сломал. Гипс сделают, тогда может быть…

Интересно, как этот несчастный собирается с загипсованной ногой вести машину?

– Вот видите, – правильно понял ситуацию незнакомец. – Позвольте, я вас провожу.

«Пусть только проводит, – сказала я себе, – только проводит и все! Я даже не хочу знать, как его зовут!».

– Меня Вадим зовут, а вас?

– Марина…

– Морская… красивое имя.

– А главное, редкое какое… – в тон ему отозвалась я.

Ситуация неумолимо выворачивалась из-под контроля. Уже через пять минут мы оживленно болтали, через двадцать он назначал мне свидание. А попробуйте сохранять дистанцию, когда вы полувисите на молодом человеке, потому что из двух ног у вас только одна работает нормально, а на вторую вы едва опираетесь из-за сломанного каблука!

Добравшись домой, я позвонила на работу и покорно выслушала развернутый монолог шефа на тему необязательности некоторых сотрудников и подозрительного количества различных проблем, генерирующихся вокруг их персон: открытых люков, падающих самолетов, бэнши в подвале…

Так, а теперь сменить обувь и срочно в травму к Димасику. Я больше не могу оставаться с проблемами один на один!

В травматологию успела как раз вовремя. Мой друг ковылял мне навстречу, постукивая новенькими костылями по гололеду. Левая нога была заключена в скорлупу гипса.

– Димась, ну как ты ухитрился-то? Или это моя карма повлияла?

– Что ты, Мариночка, это не карма, это Валерин идиотизм. Ты к этому никакого отношения не имеешь.

Валерий – это друг Димасика. Достаточно близкий, чтобы ноги ломать.

– Как получилось-то?

– Машину чинили, – нежно улыбнулся Димасик, пояснять не стал, видимо, чтобы не переходить к банальным ругательствам. – А у тебя что случилось? Опять… – Он окинул меня понимающим взглядом поверх очков в тонкой оправе. – Знаешь… поехали ко мне, чаю напьемся – во всем разберемся.

– Поехали! – я вызвала такси.

Димасик – моя лучшая подруга с детства. В школе я защищала его от хулиганов, а теперь он подрос, возмужал, отслужил в армии и уже я прячусь за его спиной от житейских неурядиц. В дружбе с Димасиком масса плюсов: я могу быть твердо уверена, что если нас пригласят на вечеринку, он не придет в точно таком же платье, и оно не будет смотреться на нем лучше, чем на мне, и он уж точно не уведет у меня моего приятеля, особенно в свете последних событий… Вот именно их-то мы и обсуждали за чашкой чая в уютной димасиковой квартире.

– Подозрительная какая-то случайность получается, – глубокомысленно изрек он, и поправил очки.

– Пять раз, – я потерла виски пальцами. На мониторе димасикова компа расцветал многоцветьем веселенький график моих сердечных дел. Я бы раскрасила его черным. Ибо дела сердечные у меня, если честно, были не очень… Особенно в последнее время. Стоило с кем-нибудь познакомиться, как происходило нечто из ряда вон выходящее, и я вновь оставалась одна. Самое безумное: все мои знакомства начинались со сломанного каблука у памятника Пушкину в одноименном городском парке…

Дело даже не доходило до серьезных отношений. Какие там отношения! Жертва номер один – Сергей: лето прошлого года; попал под автобус, слава Богу, остался жив. Мы были знакомы с ним буквально дня три, не больше. Жертва номер два – Игорь: методично падал в канализационные люки. И это было бы смешно, когда бы не было так грустно. Его хватило на две недели. Жертва номер три – Славик. Очень хороший парень. Был укушен собакой. Уверял, что встретил вервольфа. Больше я его не видела. Как знать, может, та собака и впрямь оказалась вервольфом… Четвертый – Стас: просто исчез без объяснения причин. А пятого – Сережу – увели цыгане! Да, вот так взяли и увели. Если верить его последней эсэмэске.

– Димась, скажи, я страшная?

– Да ну что ты, Мариночка, вовсе нет, ты у нас просто красавица!

– Толстая? Дура, с которой не о чем поговорить?

– Нет, нет и нет!

– Тогда почему?!

– Понятия не имею, – честно ответил он, снял очки и протер их специальной салфеткой. – Тут явно что-то не так…

– Да уж… Впору к цыганам на рынок бежать и просить – снимите порчу, яхонтовые мои, ручки позолочу и зубки золотые вставлю.

– Ты думаешь, это порча? – Димасик тонко улыбнулся. Он-то уж в подобные вещи отродясь не верил. Димасик у нас твердо верит лишь в одну религию: что-то типа да здравствует Windows и Билл Гейтс, пророк его.

– Ой, Димыч, давай не будем…

– Давай, – на редкость легко сдался он. – Ты устала, а я и того больше. Давай, как в старые добрые времена, постелю тебе на тахте в зале. Не бескорыстно, разумеется, – завтра отвезешь меня на работу, я ведь теперь инвалид. Машина пока твоя. Согласна поработать моим личным водителем?

– Любой каприз за ваши деньги, на вашей машине, шеф, – я чмокнула его в щеку.

Все-таки славный парень мой Димка! Жаль только девушки его пока совершенно не интересуют…

Мои родители довольно давно и прочно обосновались в городе белых ночей – Питере. Посему мне нет нужды звонить им и сообщать, что я ночую у подруги. С другой стороны, иногда грустно – в пустой квартире никто не ждет… Так, вот об этом сейчас не надо. Я уютно устроилась на знакомой с детства тахте и спокойно уснула. Снилась мне, впрочем, какая-то ерунда. Александр Сергеич Пушкин собственной персоной в питерской квартире родителей указывал на портрет покойной ныне прапрабабушки и, многозначительно улыбаясь, громогласно возвещал: «То была Наина!».

Проснулась в холодном поту и с колотящимся сердцем. Раннее утро. На паласе возле книжного шкафа лежала раскрытая книга. На ней огромный черный котяра. Светил в мою сторону зелеными фарами глаз и буквально гипнотизировал…

– Димааа! – заорала я нечеловеческим голосом.

Закрыла глаза, изо всех сил ущипнула себя за ногу, открыла глаза. Кот и не подумал исчезать. По-прежнему сидел на книге, обернув лапы пушистым хвостом. Я не стала сдерживаться. Помчалась к Димасику в спальню, прямо в чем была. Тут не до приличий! У Димки не было никаких домашних животных – никогда!!

Когда я ворвалась к Димасе под одеяло, он таки проснулся. Немного обалдел, не без того, разумеется. Раньше мы как-то с ним не доходили до подобных отношений.

– Ммариночка, – одной рукой он безрезультатно пытался нашарить очки на тумбочке, – что случилось? – При этом другой рукой старательно запахивал на груди пижамную куртку. О! И что, интересно знать, я там должна была такого увидеть?!

– Дима! В зале – черный кот!

– Кот? Какой кот? У меня нет никакого кота…

– Так вот и я о том же! А кот сидит! На книге!

– Тебе приснилось. Успокойся.

– Пойдем, посмотришь!

– ХХосподи… – мученически простонал он. – Прости, я не одет. На гипс пижамные штаны не лезут…

– Да фиг с ними, со штанами! – рявкнула я. Вот зануда, я лично совсем без штанов… О, мама!..

– Вот мой халат, – дипломатично отвел взгляд в сторону Димыч.

– Спасибо…

В три ноги мы прискакали в зал. Я втайне надеялась, что мой черный мохнатый глюк испарится под трезвым димасиным взглядом. Куда там! Он просто перебрался с книги на тахту и возлежал на одеяле, вытянувшись во всю свою немалую длину.

– Хм… Действительно, кот… – Димасик вытянул руку по направлению к зверю и несколько неуверенно позвал: – Кис-кис-кис…

– Не трогай его! – шепотом предостерегла я.

– Почему? – удивился Димыч.

– Почем ты знаешь, может это и не кот вовсе…

– А кто?!

– Откуда он тут взялся?!

– Через балконную дверь залез. – Димасик пожал плечами. – Чей-нибудь соседский. Надо напоить животное молоком и поспрашивать соседей на предмет пропажи черного кота.

– Дверь закрыта. Фомки у зверя нет. Как залез? – осведомилась я.

– Я вчера балкон открывал, проветривал, – снисходительно пояснил Димыч.

– Ты посмотри, на чем он сидел, когда я проснулась! – я подскочила к книге, лежащей на полу. Взгляд заполошенно метнулся по строчкам:

Тогда близ нашего селенья,

Как милый цвет уединенья,

Жила Наина. Меж подруг

Она гремела красотою.

Наина! Имя словно молнией в макушку ударило! Я повернула книгу к себе обложкой. Ну, разумеется! А чего еще ждать? Александр Сергеевич, милый, определенно мы с вами чего-то не дорешали в прошлой жизни. «Руслан и Людмила» витиеватыми буквицами значилось на красочной обложке. Книжку я узнала. Сама же и подарила ее Димычу на какой-то из дней рождения в далеком младшешкольном детстве.

– Вот! – потрясая книгой жестом обвинителя на Салемском процессе, подступила к этому Фоме неверующему. – А мне еще, между прочим, Пушкин снился и про Наину говорил… Неспроста, а?!

– Мариночка, солнышко, ты мне еще охоту на ведьм устрой в условиях отдельно взятой городской квартиры. Только учти, я тебе не помощник по причине инвалидности. Уверяю тебя, зверь – самый обыкновенный кот! Я сейчас позвоню Сеньке Рыженко из соседней квартиры… Я ему на прошлой неделе Windows переустанавливал. Совершенно бесплатно, между прочим. Вот пусть и выяснит, чье это сокровище. И нам польза, и лампочки в подъезде целее будут…

Кот нахально улыбался в шикарные усы. Моя паника явно его забавляла.

Я честно отвезла Димыча на его фирму. Помогла ему доковылять на костылях от стоянки к лифту, и от лифта до кабинета. Намучались преизрядно.

– Только оказавшись в такой ситуации, понимаешь, – грустно пропыхтел Дим, – как в сущности мало приспособлен большой город для инвалидов вроде меня…

– Возьми больничный и сиди дома. Я не могу смотреть, как ты мучаешься. На крайний случай, ты можешь работать через интернет…

– Твои слова, да шефу бы в уши… – в этот момент к нам подбежали два молодых человека подхватили Димыча под руки и куда-то понесли. – Не забудь вечером меня забрать, – только и успел крикнуть болезный. Судя по всему, он срочно понадобился своему шефу.

На работе я обедаю в «Стекляшке». Это небольшая кафешка на Замановском рынке. Кормят прилично и по деньгам не так уж накладно. Идти недалеко. Наша контора находится в большом офисном здании как раз напротив рынка. Через площадь перейти, нырнуть под голубой пластик рыночных куполов – и вот она «Стекляшка», между цветочным павильоном и книжным магазином.

Мне частенько приходится бывать на Замановском рынке. Просто, раз он ближайший к месту моей работы, я всегда покупаю здесь продукты и все необходимое для дома. Экономия времени. Вот и сейчас, подумав, что гости гостями, но надо бы и свою лепту в продовольственную корзину Димасика внести, решила попутно прикупить кое-что из продуктов. Я таки твердо решила обосноваться у него на какое-то время. А что? Кто-то должен возить его на работу, если уж ему так хочется изображать из себя мученика и прыгать по офису на костылях. А мне совсем не улыбается тащиться потом через полгорода к себе на перекладных. Ведь гаража для его машины у меня во дворе нет…

Погруженная в свои мысли, я свернула в сторону продовольственных павильонов, и тут меня кто-то крепко схватил за руку.

– Постой яхонтовая! – нараспев протянул грудной женский голос. – Послушай, чего скажу! Всю правду открою, ты не думай! Сглаз на тебе сильный!

Я дернулась, как от удара током. Цыган боюсь с детства. Столько всего про них слышала! И супертехникой гипноза они владеют. И обобрать человека до нитки им ничего не стоит. А тут отборная представительница цыганского роду-племени в цветастой юбке и шали с кистями цепко держала меня за руку и что-то плела о венце безбрачия. Дескать, знает она про мою беду – замуж мне никак без ее помощи не выйти, но она обязательно поможет, потому что все люди братья и сестры, и нужна для этого самая малость – возьми денежку, заверни в нее золотую цепочку и золотую сережку из левого уха…

В нескольких шагах позади цыганки и чуть в стороне сидел большущий черный кот. Зеленые фары глаз очень знакомо гипнотизировали меня взглядом. Да что это за наваждение такое! «Сгинь, нечистая сила!» – сказала я мысленно. Видимо, не слишком убедительно. Кот и не подумал исчезнуть. Зато мне вдруг стало очень спокойно. Страх перед цыганкой куда-то испарился. Я не вслушивалась в ее складную речь. У меня словно прояснение в голове наступило. Я вдруг отчетливо поняла, что кроме меня кота никто не видит. Однако люди осторожно обходили то место, на котором он сидел. Цыганка на самом деле молотит языком все, что придет ей в голову, в надежде, что ухо потенциальной жертвы уловит только то, что непосредственно ее касается. Люди ведь склонны слышать только себя и только о себе. А незамужних девушек моего возраста по статистике гораздо больше, чем неженатых парней.

– Руку пусти! – сказала ей – И иди себе… Пока я тебя добром отпускаю. – Согласна, фраза странная. Но именно она подвернулась мне на язык. Черный кот одобрительно кивнул головой. Цыганка заткнула фонтан своего красноречия и уставилась на меня остановившимся взглядом. Запястье мое из пальцев, однако, выпустила. Я испытывала странное чувство – сейчас она сделает все, что я прикажу. Мгновение, и это ощущение исчезло. Не говоря ни слова, взметнув ворох цветастого подола, базарная ворожея испарилась.

Вечером из донесения мальчишек стало известно, что ни у кого в доме черный кот не пропадал.

Наше глюкоподобное сокровище встретило появление хозяев утробным мявом и потягиванием. Димасик откровенно любовался статью и грацией неопознанного животного. Я паниковала. В красках расписала встречу с цыганкой на рынке, не забыв упомянуть про явное или неявное присутствие там именно этого кота. Димыч, угостивши животину рыбными консервами, явно наслаждался его обществом. О том, чтобы благоразумно избавиться от странного вторженца не могло быть и речи.

– Ты преувеличиваешь, – поглаживая широченную спину котяры, чуть не мурлыкал мой друг. – У кисыча явное алиби на весь день. Он же был заперт в квартире. Это был другой кот.

О! Уже кисыч!

– А не много ли черных котов поблизости в последнее время?! – не выдержала я. – Все! Хватит! Мне надоело!

Существовал только один человек, способный пролить свет на все эти непонятные происшествия с парнями, сломанными каблуками и появлением из ниоткуда черных котов.

– Ты мою двоюродную бабушку Марину помнишь?

– Из Белозерок? Разумеется, помню.

– Одолжи мне машину – я еду к ней!

– Одна?! С ума сошла! Это почти под Питером… Я тебя одну не отпущу…

– Ну да, с твоей сломанной ногой мы проведем время в дороге куда как веселей…

– Плевать на мою ногу! Одна ты никуда не поедешь! Я сказал.

Победила, разумеется, дружба. И никто из нас даже не удивился, что в нелегком пути к дачному поселку Белозерки, что под Санкт-Петербургом, нас сопровождал уютно свернувшийся клубком на заднем сиденье димычева «вольво» большой черный кот.

В Белозерках бабушка Марина жила всегда. По большому счету, поселок только назывался дачным. Жили в нем люди и в недачное время. Был он довольно большой. До города недалеко. В раннешкольное детство я иногда проводила в нем лето. Хотя бабушку Марину побаивалась. Старушка была с причудами…

Дом ее стоял на отшибе, окруженный высоченными соснами. За столько лет соседские дома так и не смогли до него добраться и взять его в плен.

Возле некрашеного штакетного забора стояло несколько машин. Что за дела? Я помогла Димасику выбраться и подала костыли. Кот шмыгнул мимо нас и по-хозяйски махнул через забор. Странное поведение для городского животного.

Мы прошли через двор к летней кухне. Обычно бабушку именно в ней и можно было найти. Перед кухней толпились люди…

– Ты уверена, что с твоей бабушкой все в порядке? – шепнул мне Димасик встревожено.

– Мама с ней все время общается. Если что, уже позвонила бы…

Никого из присутствующих я, понятное дело, не знала. Кто были эти люди? Соседи, знакомые… Но уж точно, не родственники. А может быть, бабуля на старости лет вступила в какую-нибудь секту? С твердым намерением выяснить, я шагнула к порогу. Димасик прыгал следом. Кота нигде не было видно. Хорошо бы сгинул, наконец!

Однако пройти мне не дали. Бойкая на вид пожилая мадам в тёплой кофте заступила мне дорогу.

– В очередь, молодые люди! Мы по записи приехали и с утра стоим, а вы только появились и уже пройти хотите?!

– Мы родственники, – буркнула я.

– Все такие родственники, – грудью наступала мадам в кофте, оттесняя меня назад. Я чуть не упала на Димасика.

– Да постойте вы! Я к бабушке приехала! Что здесь происходит?!

– Вечно эта молодежь без очереди проскочить норовит, – поддержали мадам из толпы. – Бабушки, дедушки, становись в очередь и не мешай! Здесь нельзя шуметь!

– Что делать будем? – Димасик оттащил меня в сторонку от возмущенного народа. – А может, твоя бабушка дом продала и переехала куда-нибудь?

– Мама сказала бы мне… Да и чего ей ради дом продавать…

– Сколько лет ты здесь не была?

– С детства.

– А бабушку сколько не видела?

– Бабушку видела в прошлом году в Питере, отстань! Она бы мне сказала, что продает дом! Сама же звала на лето в отпуск…

Тут дверь кухни открылась и на пороге возникла моя бабуля. Вообще старушкой ее называть, конечно, язык не повернется. Статная женщина пожилого возраста со следами былой красоты, как сказал бы поэт. Последуем его совету. Тем более что бабушка Марина с характером и если ей что-нибудь не понравится… О! Я вам заранее сочувствую.

Меня она заметила практически сразу. Улыбнулась, кивнула.

– Заходи в дом, Марина, я сейчас. Вот только освобожусь.

Да, меня назвали в честь двоюродной бабушки. Мама настояла. Видимо, ей казалось, что одной Марины в семье маловато…

Мы с Димасей двинулись в сторону дома. Вослед нам понеслись неприязненные возгласы: «И здесь блат!», «Наверняка, столичные штучки!».

– Они промазали на пару сотен километров, – усмехнулся Димасик.

– Пусть их, – отмахнулась я. – Нет, ну ты видел! Бабуля не иначе целительницей заделалась…

– А что? Данные у нее есть. Помнишь, как она мне тогда руку вправила?

– Вот если она мне сейчас все объяснит…

Ждать пришлось довольно долго. В уютном доме бабушки все было как в обычной городской квартире. Все блага цивилизации давно уже докатились и сюда. Не то, что в благословенном детстве. Как вспомню – туалет на улице, вода из колодца, – так вздрогну… В ожидании объяснений, мы с Димычем пили чай и смотрели телевизор. Все как дома, только прапрапрабабушка с Александром Сергеевичем подозрительно переглядывались с портретов на стене…

Бабушка пришла не одна, следом за ней важно шествовал черный кот. А я уж надеялась, что мы его потеряли!

– Что, Дима, ногу лечить приехал? – сразу спросила она.

– В общем, нет, а вы можете? – не растерялся мой друг.

– Могу, конечно, – вздохнула бабушка, – да только дорого это обойдется… для тебя. Да я не деньги имею в виду, – заметив, как мы переглянулись, тут же махнула рукой она. – Уж лучше пусть естественным путем срастается. Ты парень молодой, у тебя быстро заживет. Только скачи поменьше, больной ноге покой нужен.

– Постоянно ему это говорю, – буркнула я.

– Ну, раз не за этим, тогда с каким делом пожаловали, гости дорогие?

Вот тут-то я рассказала все! Излила, как говорится, душу. И про неудачи на личном фронте, и про странную месть со стороны памятника Пушкину, и про подозрительного черного кота, и про цыганку на рынке… Бабушка слушала, подперев щеку ладлнью. Видимо, не впервой ей подобный бред выслушивать, догадалась я. Странно, но мне здорово полегчало.

– Да не бред это вовсе, – улыбнулась бабуля. – И кот твой не… глюк, как вы его называете, а Ремигий. Бывший колдун. Натворил он бед в свое время, а теперь вот к молодым колдуньям поводырем приставлен. Оберегать и охранять, значит. Пока молодежь в должную силу не войдет. Испытание у него такое.

– Чего? – я без сил опустилась на пол. Нет… Ну, чтобы бабушка такое сказала… – Бабуля, ты ведьма?!

– Почему сразу ведьма? Я народная целительница, – усмехнулась бабушка.

– А чем докажете, что кот – бывший колдун? – поправив очки, азартно вопросил Димасик.

О! И этот туда же!

– Дима, вещи это достаточно серьезные. Никто тебе попусту пальцами щелкать не собирается.

– Ну, так ведь можно утверждать что угодно, – не унимался Димасик. – К примеру, что я – очередное воплощение Будды.

– Как знать, – пожала плечами бабушка. – Это тебе Димочка к индийским специалистам. Они и не такое лечат…

– Так, хорошо! – прервала я их любезности. – Ну а Пушкин-то здесь причем?!

– Пушкин… Давно это было, – напевно завела бабушка. – Дневниковых записей и писем, пожалуй, уж и не сохранилось. Ты посвящение к «Руслану и Людмиле» хорошо помнишь?

– Я? – вопрос меня несколько ошарашил. Честно сказать, в памяти больше застрял вариант из школьного фольклора, в котором «скелеты скачут в босоножках».

– У лукоморья дуб зеленый, Златая цепь на дубе том: И днем и ночью кот ученый Все ходит по цепи кругом… – продекламировал Димыч. – Идет направо – песнь заводит, Налево – сказку говорит…

– Ну вот, это он и есть, собственной персоной, – кивнула бабушка на довольно жмурящегося Ремигия.

– Чего?! – в один голос воскликнули мы.

– Александр Сергеевич был лично знаком с Ремигием и прототипом Кота ученого стал именно он. Вряд ли поэт был знаком с другим подобным котом.

– Бездоказательно. Почему тогда не говорит? – вопросил Дим возмущенно.

– Что бы вам хотелось послушать, юноша? – голос у Ремигия был высокий с явными кошачьими обертонами.

– Гипноз? – обернулся Димыч к бабушке.

Та лишь плечами пожала.

– Но кот не может прожить триста лет с гаком!

– Ну, так и Ремигий не совсем обычный кот… В нашей семье из поколения в поколение старшая дочь старшей дочери перенимает определенные способности и становится колдуньей. Испокон веку так было. Вот и прапрапрабабушка твоя, чей портрет на стене висит. Красивейшая женщина была. Многие за ней ухаживали, да-а. Никому от этого счастья не было, а, скажем так, совсем наоборот. Родовое проклятье. Пушкин знаком с ней был лично. Наина, что в поэме, это твоя прапрабабка и есть. Пушкину знакомство с твоей прапрабабкой тоже удачи не принесло. Особенного счастья в личной жизни у него не было, хоть и любовь крепкая, а потом и дуэль эта…

– Вы еще скажите, что Пушкин стрелялся на дуэли из-за вашей прапрабабушки?! – Димыч еще держался под натиском новостей.

– Нет, стрелялся-то он из-за жены, но все его неприятности – из-за того, что был знаком с прапрапрабабкой, – убежденно заявила бабуля. – Если хотите, Ремигий тому живой свидетель.

– Ну а мне-то что теперь делать? – Честно говоря, я просто потерялась. Бабушка всю жизнь слыла человеком крайне серьезным. Шутить подобные шуточки с двоюродной внучкой – такое в голове не укладывалось. Но если все сказанное правда, значит я потомственная ведьма?! Да еще с обетом безбрачия в перспективе. Весело. Прямо до слез.

– То же, что и все остальные до тебя, – пожала плечами бабушка. – Тебе еще повезло. Я пока жива – всему, что знаю, – научу. Моя-то бабка в войну померла. Мне до всего самой доходить пришлось.

– Знаете, мне как-то не очень хочется ведьмой быть… Я больше хочу простого человеческого счастья, – не слишком уверенно промямлила я.

– Постойте, – тут же среагировал Димасик, – тут ведь интересная вещь получается! Вы говорили: старшая дочь, старшей дочери. А Мариночка – единственный ребенок в семье. То есть, она тебе и старшая, и младшая… Может, у нее есть возможность выбора?

– Возможность выбора, юноша, есть всегда, – мурлыкнул Ремигий, вспрыгнул на кресло. – Только нужно правильно сделать выбор. Выбирай, девочка, да только не ошибись…

 

 

ХРУПКАЯ ЛОДКА ПО ИМЕНИ ЗЕМЛЯ

 

Сегодня на левом берегу подозрительное оживление. Много машин, бульдозеры… Начали вырубать рощу. Я спросил у всезнающих мальчишек

– И что это будет?

– А завод построят, – охотно объяснил мне вихрастый и конопатый представитель босоногого рыбачьего племени, – химкомбинат. А отходы в речку сбрасывать будут. Все. Хана рыбалке. – Он сплюнул себе под ноги, смешно пошевелил грязными пальцами ног. – Повсплывают караси кверху брюхом…

Остальные мальчишки сворачивали удочки. Действительно, какая уж тут рыбалка… Они попрятали одежду в дупло старой ивы и махнули на тот берег – разворачивающаяся стройка их явно привлекала больше, чем тихое сидение с удочками. Я задумался. Химкомбинат, отходы в реку… С этим надо что-то делать.

К вечеру все затихло. Периметр будущей стройки обнесли забором, на испоганенной земле появились три вагончика, возле них замерли два бульдозера. На лесенке одного из вагончиков сидел сторож и курил, у бульдозера привязали большого злющего пса. Роща попросту перестала существовать…

Я уже говорил, что не люблю людей? Технику и вагончики можно утопить. Не в реке, конечно. Там на это места не хватит. Да и достать можно. Люди, они ведь настырные. Если я попрошу, земля-мать все примет. А я попрошу.

Пес не сопротивлялся, когда я отвязывал его от бульдозера. Сторож долго не мог понять, чего от него хотят, но, увидев целых три бутылки водки и поняв, что со стройки воровать ничего не собираются (а чего тут воровать? Воровать-то кроме бульдозеров и забора еще нечего), подношение принял, а, приняв, громко захрапел. Земля расступилась и поглотила машины и вагончики. Вскоре ничего не напоминало о недавнем варварстве. Вот только рощу никто не вернет. Деревья растут долго… Ничего, весной река разольется и принесет с собой новые семена новых деревьев. А я уж постараюсь, чтоб им никто не помешал вырасти.

Утром приехавшие на машинах и автобусах работяги подняли переполох. Долго будили пьяного сторожа, вызывали милицию, искали следы… Рыть котлован начали только во второй половине дня. Я наблюдал за всей этой возней с правого берега. Ничего, ройте, ройте. Утром вас ожидает сюрприз. Вновь установили вагончики, технику, правда, оставлять не стали. Ну и не надо, мне меньше забот. За ночь я тщательно сровнял нарытое и утопил вагончики. Троих работяг, заночевавших в них, пришлось усыпить наговором. Вспомнил детство. Меня эта возня начинала даже развлекать. Вот только рощу жалко. Весной в нее соловьи прилетали. Теперь уже не прилетят…

На следующее утро по стройке прошлось высокое начальство в сопровождении милиции. Где-то в городских верхах, видимо, назревал большой скандал.

Я мирно сидел с удочкой на правом берегу, когда ко мне подошел милиционер с папочкой и поинтересовался

– Ловишь?

– Да так…

– Поймал чего?

– Неа… – разумеется нет, на моих удочках начисто отсутствовали крючки. Правда, милиционеру знать об этом совсем не обязательно.

– Ты ведь тут каждый день сидишь. Наверное, купаться ходишь, ничего такого не замечал?

– Какого такого? – темните, дяденька.

– Ну, может, ходили люди незнакомые, нездешние… Ты ведь сам деревенский, ты тут всех знаешь?

– Э, да тут все время кто-нить ходит. То рыбу ловют, то водку пьют, – прикидываюсь лопухом я. – Да вы и сами не местный, дяденька!

– Ну, хорошо, – сдался милиционер, – если что подозрительное заметишь, обязательно скажи. Я еще подойду к тебе. Ладно?

– А как же! – кивнул я.

Милиции надо помогать. Только фиг вы чего найдете, дяденька. Бульдозеры уже глубоко. Помнится, еще в войну немцы на танках подъехали в аккурат с левого берега – и туда же: «Малшик, показайт нам мост или мы тебя немножко стреляйт!» – и это мордатое нечто ткнуло меня в живот дулом автомата.

Мне в принципе было абсолютно все равно, чьи дети ловили бы рыбу в моей реке. Я не люблю всех людей без исключения. Но сама постановка вопроса меня оскорбила до глубины души. Не плюйте в колодец, господа…

– Вам лучше уйти отсюда, – сказал я им тогда. Они долго смеялись. Уж не знаю, что в этом было смешного.

– Храбрый малшик – партизанен? Мост, показайт мост…

Мост я не показал. Не из вредности или героизма. Не было моста. Его просто взорвали другие при отступлении. А когда горячие пули прошили мое тело, я попросил землю, как просил ее не раз до того и после того. И она мне не отказала….

Эти танки и сейчас там. Очень глубоко. Гораздо глубже плодородного слоя почвы. Медленно погружаются к раскаленному чреву планеты, сминаясь в бесформенный комок под сильным давлением, и когда-нибудь достигнут ядра…

Все-таки люди странные существа. Считают себя разумными. Обладатели разума уже оставили бы попытки поганить землю и воду, особенно столкнувшись со столь явным противодействием. На свой наблюдательный пункт на старой иве я поднялся еще затемно. Высокое начальство не заставило себя долго ждать. Видимо, дело со строительством химкомбината было взято на особый контроль. В сопровождении милицейского «уазика» к строительной площадке подкатило целых три «волги». Из машин выбрались люди со странными приборами и принялись оцеплять стройплощадку проводами. А это становится все забавнее! Как и следовало ожидать, от усыпленных мною работяг никто не мог ничего добиться. Они лишь очумело мотали головами, и вяло разводили руками. Нет, не пили… Нет, ничего не помнят… Нет, никто не приходил… Ну еще бы! Строгое начальство никак не могло уразуметь, куда делись вагончики, и кто засыпал вырытый за целый день работы котлован?! В мистику строгое начальство верить отказывалось. Ну и правильно. Я в мистику тоже не верю…

Подтянувшиеся вскоре мальчишки долго возбужденно гомонили, располагаясь на берегу.

– Семенов сказал, что из края специалистов вызвали! Будут выяснять, что на стройплощадке делается.

– Много знает твой Семенов. Не из края, а из Москвы!

– Специалисты по паранормальной активности.

– Бери выше. Телевизионщики приехали. Передачу хотят снять, а им запрещают.

– А запрещают чего?

– Кто знает? Боятся, как бы чего не вышло…

– А моя бабка говорит, это водяной шалит…

– Ничего себе у него шалости! – прыснул кто-то.

– Пойди скажи своей бабке, пусть специалистам из Москвы посоветует водяного задобрить. – Ребятня дружно расхохоталась.

– Ребят, а вам нашу речку совсем не жалко? – раньше я с ними почти совсем не разговаривал. Так все как-то не о чем было. Ну, о мелочах разных вроде наживки, или спички попросят, или время узнать. Я не шел на контакт вполне сознательно. Человеческий век слишком краток, чтобы заводить с этим беспокойным и назойливым племенем близкое знакомство. Не успеешь узнать, почувствовать, задеть тонкие душевные нити, а они уже оборвались…

– Жалко? – переспросил высокий, дочерна загоревший парнишка. Остальные называли его Толян. – А чего ее жалеть? – он вполне искренне удивился. – Чего ей сделается-то? Наоборот, построят химкомбинат, будут новые рабочие места.

– Комбинат испортит воду в реке и воздух в городе.

Мальчишки перестали гомонить. Было видно, что разговоры эти они уже слышали и дома.

– Да ну вас! Что вы в самом деле! – досадливо махнул рукой один из них. – Ну и что мы можем сделать? С плакатами пойдем? Наручниками себя к вагончикам приковывать будем? Я, например, тоже против этого химкомбината. Известное дело, им лишь бы построить. А отходы, понятно – в реку. Да тут через полгода к воде без противогаза не подойдешь! Я знаю. У меня тетка в Невинномысске живет. Там вороны на лету дохнут. Помяните мое слово, у нас такая же песня будет. Пусть этот водяной и дальше строителям пакостит, я ему только в помощь.

– Слушайте, а в самом деле, неужели это и правда водяной? – Беловолосый малыш Темка с опаской тронул ногой желтоватую речную воду.

– Водяных не бывает, – авторитетно заявил Толян. – Бабские сказки.

– Ну, кто-то же вагончики убрал, бульдозеры угнал и котлован зарыл, да так, что следов не осталось?

– Ага, водяной! – усмехнулся Толян. – Сами строители и пропили все это добро. А котлован «зеленые» закопали. Они ведь протестовали против строительства?

– Они на площади протестовали.

– Филька, чего ты пристал со своим водяным?! Ты тут всю жизнь купаешься, ты его хоть раз видел?

– А моя бабка говорила…

– Вот и иди к своей бабке! Всю рыбу распугал!..

Я поневоле задумался. Совершенно ясно, что в этот раз человеческие интересы пересеклись с моими. Вопрос идет о жизни и смерти. Это не пустые слова. Я слишком завишу от своей реки. Если верить словам мальчика о дохнущих на лету воронах, то меры нужно принимать серьезные и незамедлительно. Конечно, я не привязан именно к этому берегу своей реки. Я могу плыть по ней до самого моря и жить в любой точке от истока до устья. Но ведь отрава, которую люди сбросят в воду, также доберется в любую точку моей реки. И это лишь вопрос времени. Я слишком долго живу среди людей, я их достаточно хорошо знаю. Поэтому и не люблю. Поверьте, их не за что любить.

Если жизнь в моей реке прекратится, рано или поздно погибну и я сам. Я конечно почти бессмертен. Но только почти… Как ни странно, я живу только пока жив хотя бы один захудалый пескарь в водах моей реки, ходя бы одна-разъединственная плотвица. Пока еще плотвы в моей реке предостаточно. Да что там. Скажу вам по секрету, в моей реке в глубоких омутах водятся огромные сомы. Ростом как раз вот с этих беспечных мальчишек-рыбаков.

Совещание на левом берегу закончилось. «Волги» и «уазик» уехали, вновь зарычали бульдозеры и неугомонные строители принялись снова рыть свой котлован. В этот раз, правда, вагончиков не устанавливали, забора не ставили. Просто выкопали здоровенную яму и все.

Мальчишки, с интересом следившие за тем, как столичные эксперты устанавливали свое оборудование, стали спорить.

– Утром котлована не будет! – убежденно заявил Филька и ловко выдернул из воды довольно крупного коробка.

– Нее, – Толян лениво сплюнул на воду, – такую здоровенную ямищу «зеленым» ни за что без бульдозера не зарыть. А стройку милиция охранять будет. Так что все, сказки кончились.

– На что спорим?

– Да на твою удочку!

– Ну… хорошо. Ребят, разбейте!

Темка охотно разбил спорщиков. Я внимательней присмотрелся к Филиппу. Странный парнишка. На его углепластиковое удилище ребятня поглядывала с завистью. Остальные рыбачили обычными бамбуковыми удочками. А тут дорогостоящая новинка. И так легко на кон поставил, словно знал, что котлован действительно за ночь исчезнет.

Милицейский кордон охранял стройку только со стороны дороги. Разумные люди считали, что зарывать котлован будут другие не слишком разумные люди при помощи тяжелой техники. Я усмехнулся. Портить жизнь дяденькам из милиции не стал. Пусть уж спокойно выспятся на дежурстве, когда им еще такое выдастся. Вновь аккуратно заровнял котлован и тоже пошел спать.

– Водяной, ты где?! Я знаю, что ты здесь! Выходи! Выходи же! Очень надо, понимаешь?! – вполголоса отчаянно надрывался Филипп.

Я выглянул из-за кустов. Интересно, чего ему надо в такую рань на реке? А! Он же вчера с мальчишками спорил на свою удочку. Не иначе пришел посмотреть, чем дело кончилось. Не увидит ничего парень. В это утро на воду лег густой, как парное молоко туман. Правда, можно было услышать, как с того берега разрывается сирена милицейского «уазика».

– Водяной, я про тебя никому не скажу, – продолжал убеждать Филипп. – Только поздно уже. Про тебя и так знают. Ты ночью на камеру слежения попал, когда котлован закапывал. Мой старший брат взломал комп этих специалистов из Москвы. Ну, в общем, долго объяснять… Ты в опасности!

Странный парнишка. Предупредить, значит, пришел. Ладно. С этого места подробнее, куда я попал? Я вышел из-за кустов. Увидев меня, он вздрогнул.

– Ты чего орешь? – спросил я.

– Я это… предупредить хочу. – Было видно, что Филиппу сильно не по себе, но он старается держаться независимо.

– Спасибо, уже предупредил. И меня, еще и рыбу распугал на километр вниз по течению.

– Я серьезно! Они скоро будут здесь, – заторопился мальчишка. – Как только сообразят, кого увидели. Наших пацанов допросят, выяснят, что это именно ты сделал, и приедут.

– Успокойся, Филипп, – я вышел из воды на берег и принялся отжимать одежду. Привычные действия его действительно успокоили. Он уселся около меня на корягу.

– А… ты действительно водяной? – спросил с интересом и затаенной опаской.

– Действительно, – усмехнулся я.

– Тогда нужно что-то делать, – он решительно тряхнул головой.

– Ты о чем?

– Тебя нужно где-то спрятать. Эти люди из Москвы. Они тебя поймают, начнут изучать, могут вообще угробить!

– Филь, ты действительно думаешь, что легко угробить того, кто может за одну ночь утопить в земле котлован, вагончики и бульдозеры?

– Но ты же не знаешь, на что они способны? А если начнут стрелять?

– Пусть стреляют, Филь. Главное, чтобы в это время тебя поблизости не было.

– И ты не дашь им построить комбинат?

– Нет, Филипп. Я не дам травить реку.

– Мой брат, он за «зеленых». Он считает тебя мутантом. Что-то вроде человека-паука, – Филипп хихикнул. – А бабка говорит, довели природу-матушку, вот она и огрызается… Знаешь, я когда вырасту, обязательно придумаю такие фильтры, чтобы промышленные стоки очищать. Брат говорит, что работы в этом направлении непочатый край.

– Ну ты уж постарайся, а я тебя подожду.

Нашу мирную беседу прервал вой приближающейся милицейской сирены.

– Ну, давай беги домой. Если что, ты меня не знаешь, – посоветовал я ему.

– А тебя точно не убьют?! – в глазах Филиппа снова появилась тревога.

– Я бессмертен. Мне столько же лет, сколько реке, а это, поверь, очень много.

Пока дяденьки милиционеры бродили по туману вдоль берега моей реки, я думал. Люди не склонны меняться к лучшему. А может, мы сами в этом виноваты? Мы допустили ошибку. Нужно было не прятаться под корягами, ожидая пока нас вытравят сточными водами и химикатами, выбьют вместе со зверьем, срубят последнее дерево в лесу. Нужно было идти к ним и учить. Учить их жить в мире с нами, в согласии с природой. В конце концов, мы с ними плывем в одной лодке. Маленькой хрупкой лодке по имени Земля…

Краснодарский край