Владимир ЕВДОКИМОВ. ДЖОН СИЛЬВЕР, ОДНОНОГИЙ МОРЯК. РУССКИЙ ОБРАЗЕЦ. К 140-летию выхода в свет романа Стивенсона «Остров сокровищ»

 

Владимир ЕВДОКИМОВ

ДЖОН СИЛЬВЕР, ОДНОНОГИЙ МОРЯК. РУССКИЙ ОБРАЗЕЦ

К 140-летию выхода в свет романа Стивенсона «Остров сокровищ»

 

Никто ранее не указывал на причастность русских исторических лиц к созданному Стивенсоном образу Сильвера. Ни европейское, ни, вслед за ним, российское культурное сознание, находящиеся в плену навязанных стереотипов, не может допустить того, что в XIX в. представитель сухопутной империи, России, послужил прототипом литературного героя-моряка империи морской, Британии.

Действительно, принято вести отсчёт русскому флоту лишь от указа Петра I от 1696 года. Однако ещё в 1496 году царь Иван III отправил в Копенгаген посла Григория Истому. В это время Швеция отложилась от Дании, и на Балтике шли военные действия. Чтобы не рисковать, Истома изменил маршрут, и сначала поехал с посольством в устье Северной Двины. Там русские мастера-корабелы на своих верфях построили ему четыре корабля. На них он и прибыл в Копенгаген, обогнув Скандинавский полуостров с севера. Таким же путём русские ходили не только в Данию, но и в Англию, и в Испанию.

Плавание Истомы состоялось через четыре года после того, как Христофор Колумб отправился за запад, в Индию, и открыл Америку. Во времена Колумба плавали на каравеллах, это португальское произношение, caravella. По испански – carabela, то есть, это женский род от слова кораб[е]ль. Корабль же есть производная от исконно русского слова кора, откуда: крыть, крыша, покрывало, кров, кровля, короб и т.д. Корабль это лодка, покрытая корой, кровлей, то есть, как сейчас говорят, палубой.

Русский флот не моложе ни испанского, ни британского. И свою лепту в литературную историю мореплавания русские моряки так же внесли существенную.

 

Движение

В 1881 году в «Young Folks Paper», английском журнале для юношества, начал публиковаться роман будущего классика английской литературы Р.Л. Стивенсона (1850-1894) «Остров сокровищ». В 1883 году он вышел отдельным изданием. В романе оказалось всё для захватывающего чтения: захолустный трактир на морском берегу и старый пират «с сабельным шрамом на щеке», карта неведомой земли, просоленные ветром корабельные снасти, попугай Флинта, весёлый доктор Ливси, глупый сквайр Трелони и твёрдый капитан Смолетт, безмятежное плавание по океану и кровавое сражение в блокгаузе, отшельник Бен Ганн и канонир Израэль Хендс, «чёрная метка», таинственный остров и шхуна «Испаньола», юный Джим Хокинс и, наконец, коварный Джон Сильвер. И, конечно же, сокровища! Пиастры! Награбленные пиратами, они долго ждали новых владельцев и вот, дождались! И чувство опасности, тревога, сомнения, но...

Движение! Весь роман как бесконечное движение – вперёд, вперёд, навстречу приключениям, туда, где ждёт приз, где победа, и пусть удача сопровождает отважных путешественников! События неумолимо следуют одно за другим, и очарованный читатель стремится за ними, и вот – он будто бы сам обнаружил старую карту, устраивается на борту шхуны «Испаньола», он плывет, он уже где-то за морем, на острове сокровищ, стрельба, пороховой дым, внезапные перемены, и вот, и вот...

А вот – и всё.

«Остальная часть клада – серебро в слитках и оружие – все еще лежит там, где её зарыл покойный Флинт. И, по-моему, пускай себе лежит. Теперь меня ничем не заманишь на этот проклятый остров. До сих пор мне снятся по ночам буруны...».

И оказалось, мало! Стивенсон пропустил множество событий, которые интересны читателю, читатель задаёт вопросы, предполагает, а такие предположения не что иное, как неутоленный интерес к рассказанной истории и требование её развития.

 Движение не прекращается. И сейчас читатель встречается с героями «Острова сокровищ» в иных романах, и в иных обстоятельствах в книгах: Роналда Делдерфилда, Денниса Джуда, Эдварда Чупака, Виктора Точинова, Фрэнсиса Брайана, Бьёрна Ларссона, Джона Дрейка...

Поставлены и с успехом идут драматические спектакли и мюзиклы. Количество экранизаций «Острова сокровищ» уже несколько десятков. Есть торговые центры, рестораны, закусочные. Есть почтовые марки, плакаты, сигареты, шашлычницы, электрочайники, связанные с романом и его героями.

Но это же неслыханная, невиданная популярность! Почему так?

А потому что в романе есть то, что только и делает любую историю увлекательной: таинственная земля и великий герой.

 

Таинственная земля

Стремление куда-то далеко, за горизонт, в такие края, где жизнь станет чудесной, прекрасной, замечательной, есть стремление всеобщее и во все времена. Это – стремление каждого человека к счастью. И земля эта: рай, небесный сад Ирий, страна Пайтити, Эльдорадо, Офир, Геспериды, гора Алатырь, Беловодское царство, Дарья-река, Белая Арапия... Там, освободившись от тягот повседневности, обретет, наконец, человек своё счастье! А представление о счастье у каждого своё, и не всегда оно может воплотиться в действительность, но вот там, далеко, там, где-то на Счастливых островах, счастье наступит обязательно, там счастливым станет каждый...

В названии романа «Остров сокровищ» главное, конечно же, не сокровища, а остров. Что в западной, что в восточной традиции остров, лежащий где-то далеко, в тридевятом царстве, в тридесятом государстве, – это что-то заветное, манящее, удивительное, содержащее тайну. Остров – это мечта: Макарийский остров, острова Блаженных, остров Буян, Земля Санникова, остров Березань... Сочувствие читателя роману и его героям, в первую очередь, конечно, юному Джиму Хокинсу, появляется немедленно, стоит только узнать, что он живёт в трактире, далеко от деревни, и жизнь его состоит из каждодневной скучной, однообразной работы – обслуживать нечастых посетителей. А рядом – море, удобная бухта, ветер гонит волну на берег, казалось бы, прямо от горизонта. А трактир называется в честь славного британского моряка, и там вдруг появляется таинственный старый капитан. Он грубым голосом поёт морские песни, пьёт ром и рассказывает простодушным окрестным жителям морские истории. И так, слово за слово, постепенно всё сходится: золото – это три-четыре золотые монеты, которыми авансом расплатился капитан, дальние страны – это страшные его рассказы, а тайна – опасный одноногий моряк. И в сердце Джима поселяются предчувствия событий и тревожное ожидание новой, загадочной земли.

И земля эта является ему вдруг, на карте неведомого острова, хранящейся в пачке «завёрнутых в клеёнку бумаг» на дне видавшего виды матросского сундука...

 

Загадочный герой

Конечно, Джим ещё не знает имени одноногого моряка, которого приказал ему выслеживать капитан, но он ему уже снится. «Бурными ночами, когда ветер сотрясал все четыре угла нашего дома, а прибой ревел в бухте и утёсах, он снился мне на тысячу ладов, в виде тысячи разных дьяволов». Так, исподволь, появляется в романе главный герой. А герой в любом литературном произведении есть главное достижение писателя. Герою подражают, у него учатся, ему завидуют или сочувствуют, его боятся или им восхищаются. Каждый писатель мечтает создать героя, но далеко не каждому это удаётся. Гоголь создал Тараса Бульбу, Ярослав Гашек – Йозефа Швейка, Даниэль Дефо – Робинзона Крузо, Джонатан Свифт – Лемюэля Гулливера, Жюль Верн – капитана Немо, Ильф и Петров – Остапа Бендера, Дюма – графа Монте-Кристо... А Стивенсон создал коварного, умного, свирепого, добродушного, жестокого, честолюбивого Джона Сильвера – страшного пирата, которого боялся сам Флинт!

Сильвер на голову выше действующих лиц романа. И только у него есть скрываемая до поры цель. О ней Сильвер проговаривается, ведя разговор с товарищами возле бочки, в которой спрятался Джим: «Я вовсе не желаю, чтобы ко мне, когда я буду членом парламента и буду разъезжать в карете (курсив мой, В.Е.), ввалился, как чёрт к монаху, один из этих выскочек!». Может ли Сильвер с его умом и энергией быть членом парламента? Вполне. Выскочки же – те персонажи, которых принято считать положительными: Трелони, Ливси, Смолетт. Особенно ненавистен Сильверу сквайр Трелони: «Я хочу собственными руками отрубить его телячью голову». И понятно, почему – в то время, как Сильвер тяжким, опасным, грязным трудом строит своё благополучие, глупый сквайр Трелони имеет это лишь в силу своего положения. Обидно!

И если всем нужны сокровища вообще, то есть, для того, чтобы ими обладать, то для Сильвера сокровища – ступенька к будущему.

А он, Долговязый Джон, Окорок, Барбекью, талантлив – знает много песен и охотно их поёт, он прекрасно стряпает и оттого незаменимый кок, он услужлив и покладист, он же упрям и решителен, он превосходный рассказчик и интересный собеседник, он умён и внимателен, он уважителен к товарищам, но умеет ставить их на место.

Сильвер – главный герой романа.

Откуда этот герой? Такой вопрос исследователи творчества Стивенсона задают не один десяток лет, и ответов уже много, но что-то всё же остаётся неясным...

 

Прототип Джона Сильвера

Слово прототип по словарю Владимира Даля имеет следующее значение: «первообраз, начальный, основной образец, истинник». И такой образец есть.

В очерке «Моя первая книга «Остров сокровищ»» Стивенсон прямо пишет: «…мне пришла в голову одна мысль насчёт Джона Сильвера, которая обещала доставить немало забавных минут: взять одного своего приятеля, которого я очень любил и уважал, откинуть его утонченность и все достоинства высшего порядка, ничего ему не оставить, кроме его силы, храбрости, сметливости и неистребимой общительности, и попытаться найти им воплощение где-то на уровне, доступном неотесанному мореходу».

Здесь идёт речь о поэте, критике и издателе Уильяме Хенли (1849-1903). Отношения Хенли и Стивенсона были тесными и сложными – от искренней дружбы до полного охлаждения. Хенли страдал от костного туберкулёза, болел, часто лежал в больнице, в 1869 году ему была ампутирована до колена левая нога. Болезнь отнимала силы, изнуряла, но Хенли боролся и никогда не терял присутствия духа.

Пасынок Стивенсона, Ллойд Осборн, первый слушатель романа, так писал о Хенли: «Массивный, широкоплечий, темпераментный, с густой рыжей бородой и костылём; общительный, весёлый, удивительно умный, с громким, раскатистым смехом... Трудно вообразить его пыл и энергию – они просто сшибали вас с ног; трудно найти слова, чтобы описать присущий ему дар вселять бодрость во всех, кто с ним общался, заражать своей верой в собственные силы и самого себя».

 Эти слова – прямая характеристика Сильвера и ответ на вопрос – кто был его прототипом? Им был Уильям Хенли.

Как будто всё очевидно, однако, при более строгом взгляде на роман оказывается, что не напрасно исследователи не могут успокоиться – они ищут одноногого моряка! Нужен прецедент, который определит правдоподобность Джона Сильвера! Если он есть, то кто он?

Прецедент – по словарю Ожегова: «случай, служащий примером или оправданием для последующих случаев этого же рода».

 Одноногий Уильям Хенли не был одноногим моряком.

 

Одноногий моряк на парусном корабле

Действие романа разворачивается в XVIII веке, в эпоху расцвета парусного флота. Движитель судна – ветер. Он давит на паруса, и они передают силу движения корпусу судна. И корабль плывёт. Все механизмы на судах работают только от мускульной силы. Используются всевозможные блоки, но канат через блок перебрасывают руками и руками же его тянут (отсюда и любимая матросская забава – перетягивание каната).

Большая команда, теснота, бытовые неудобства, постоянное движение – да разве может на корабле служить одноногий моряк?

 Но ведь бывают же исключения? Да, бывают, и именно эти исключения, то есть единичные случаи службы на корабле одноногого моряка не первый год ищут исследователи.

Ищут и, якобы, находят.

Тем не менее, вопрос этот продолжают задавать, и ответы время от времени на него появляются, потому что ответы довольно зыбки.

В чём тут дело?

Стивенсон сделал Сильвера поваром (и первоначальное название романа было «Судовой повар»), а пираты устроили для Сильвера «серёжки» – петли в снастях, чтобы он мог без труда передвигаться по «Испаньоле». А можно ли представить другое? А бывали ли случаи, когда на парусном судне служил одноногий моряк? А чем ещё мог занимался на судне в эпоху парусного флота одноногий человек?

Есть ссылки на известные труды. А таковых всего-навсего два:

1). Александр Эксквемелин. «Пираты Америки» (1678). Живое описание пиратской жизни в основном на островах Вест-Индии. Книга вышла в Амстердаме, сразу сделалась популярной, была переведена на европейские языки. Многие писатели брали из неё целые сюжеты, характеры героев, атрибуты пиратского ремесла.

2). Капитан Чарльз Джонсон. «Всеобщая история пиратов» (1724), Лондон. Книга так же интересно, в лицах, описывает пиратов, в какой-то мере перекликается с «Пиратами Америки» и послужила источником творчества позднейших писателей. К XX веке среди европейских литературоведов прочно устоялось мнение о том, что Чарльз Джонсон – это псевдоним писателя Даниэля Дефо.

Оба труда являются основами знаний о пиратах. Повествование в них похоже на свод (компиляцию) многочисленных исходных документов, содержит большое количество подробностей, но оба же они (о чём вслух стеснительно не говорится) в сильной степени беллетристичны. Конечно, Стивенсон пользовался ими, но ведь он и сам был писателем и хорошо понимал, как преломляется действительность в воображении писателя, создающего интересную, захватывающую историю. (И не надо забывать – в литературе можно всё!) Эти источники представляют собой более миф, нежели хронику, надёжными их считать нельзя. Но вот беда – других-то нет.

Кроме того, имеется ещё и довольно широкая трактовка понятия «одноногий моряк». Так, известный советский литературовед Р.С. Белоусов, говоря об упомянутых книгах, отметил:

«...Джонсон в своем сочинении рассказывает о многих пиратах с одной ногой. В том числе о Джемсе Скирме, получившем увечье в последнем сражении Робертса (и отказавшемся покинуть судно, когда уже не осталось никаких шансов на победу), о голландце Корнелио и французе Жамба де Буа – оба по прозвищу Деревянная Нога – или о Джоне Уолдоне, также лишившемся ноги в бою. Стоит напомнить, что и адмирал Бенбоу, именем которого назван трактир, где начинается действие романа, был одноногим моряком».

Кто же имеется в виду под словами «одноногий моряк» – моряк, который плавал, нёс службу, участвовал в сражениях, будучи одноногим, или моряк, потерявший в сражении ногу?

Есть ли тому примеры? Есть, но...

Адмирал Джон Бенбоу (1653-1702). В истории Великобритании он заметная личность. Был капитаном как военных, так и торговых кораблей. Участвовал в сражениях. Руководил доками в пригороде Лондона, Дептфорде. Командовал британским флотом в Вест-Индии. В войне за испанское наследство в августе 1702 года в Карибском море во время пятидневного сражения с французской эскадрой был тяжело ранен в ногу. Её ампутировали только через два дня. Началась гангрена, завершившаяся смертью адмирала. Похоронен в Кингстоне, на Ямайке.

В XVIII веке Джон Бенбоу был весьма популярен в Англии. Именно в честь него назван в романе трактир «Адмирал Бенбоу». Ногу в сражении Бенбоу потерял, это так, но одноногим моряком не был.

Блас де Лезо-и-Олаварриета (1689-1741). Знаменитый и весьма уважаемый испанский адмирал. Стал моряком в 14 лет. В 17 лет после ранения потерял левую ногу ниже колена. Ходил на протезе. В 24 года стал капитаном. В сражениях потерял правый глаз и правую руку. Имел прозвища Деревянная нога и Полчеловека. Участвовал во множестве сражений в Европе, Америке и Африке. Самое его известное дело – успешная защита Картахены (ныне это территория Колумбии) от осады многократно превосходящих сил британского флота в 1741 году, во время «Войны из-за уха Дженкинса» (1739-1741). Блас-де-Лезо был в это время комендантом Картахены. В том же году умер.

В Мадриде и Картахене ему сейчас стоят памятники. Действующий памятник – новейший испанский фрегат «Блас де Лезо».

 Таким образом утверждается, что Лезо единственный известный человек, который, будучи одноногим моряком, был, тем не менее, действующим, капитаном корабля. То есть: три года матросом, семь лет одноногий (привыкал к протезу, учился ходить, на судах не плавал, потому что одноногому матросу нечем заниматься на судне) и вдруг – капитан? Парусный корабль – это практически постоянная качка, участие в управлении кораблём требует передвижения, отношения с командой строятся на авторитете – какой авторитет может завоевать сухопутный офицер-калека, с трудом передвигающийся по палубе? Скорее всего, здесь тот же алгоритм – потеряв ногу, моряк де Лезо перестал плавать и продолжил службу на суше. И, вероятнее всего, ногу он потерял уже в зрелом возрасте, будучи капитаном или адмиралом. Как и Бенбоу.

Джемс Скирм, Джон Уолден потеряли ноги в сражении, а что было потом? Продолжали ли они плавать на кораблях? Ответа нет.

 

Источники сведений

Ну, а откуда Стивенсон знал что-то о моряках вообще? Откуда он мог узнать об одноногом моряке в частности? Из газет, из книг, и он много читал. А были ли у него иные источники сведений?

 Были. Все предки Стивенсона по восходящей линии имели отношение к морю, так как были строителями маяков. То, что условия мореплавания вокруг острова Великобритании тяжёлые, хорошо известно. Высокие известняковые берега, скалистые острова и мели, изрезанные берега с бухтами и мысами в сочетании с нередкими штормами и сейчас опасны, а что говорить о XVIII-XIX веках, времени парусного флота? Маяк – далеко видимый сигнал опасности, своими местонахождением и масштабом подсказывающий капитанам судов правильное решение. Маячное дело – уважаемое занятие.

Основатель династии маячных строителей, дед Стивенсона, Роберт Стивенсон, построил в 1807-1811 годах у Восточного берега Шотландии знаменитый Белль-Рокский маяк. Трое его сыновей, внук и правнук стали строителями маяков. Сын Роберта Стивенсона, Алан, построил в 1838-1843 годах Скерриворский маяк – у Западного берега Шотландии. В этом строительстве принимал участие и Томас Стивенсон, отец писателя. И он полагал строительство этого маяка, расположенного на скалистом островке Скерривор в архипелаге Гебридских островов, самым большим достижением Стивенсонов. Впоследствии Томас Стивенсон, будучи инспектором маяков, совершал поездки по всему острову Великобритании. Стремясь развить сына, прививая ему любовь к родине, отец при первой же возможности брал Роберта с собой. Вот там будущий писатель и познавал мир – в событиях, картинах (все его исторические романы точны – он описывает реальную местность), видел и слышал разных людей.

Да, это был XIX век, век стремления к новому и его узнавания из скудных источников. А это своё ремесло и чьи-то рассказы, тем более правдоподобные, чем большего доверия заслуживал рассказчик. И ещё автор послесловия к роману «Остров сокровищ», известный советский критик и переводчик И.А. Кашкин отмечал истоки образов творчества Стивенсона: «В ход пошли рассказы моряков, бакенщиков, маячных сторожей, которые Стивенсон слышал в детстве, сопровождая отца в его инспекционных поездках по маякам».

Воображение у будущего писателя было прекрасное, и память хорошая.

 

Портсмут

Одним из маяков, которые посещал Томас Стивенсон, был маяк в Портсмуте.

Расположенный на юге Великобритании это особенный британский порт, военный. Здесь находилась Королевская военно-морская академия, база британского флота, верфи. Маяк был построен в 1820 году. А в Портсмуте в 1827 году произошли события, ключевые для определения прототип-прецедента Джона Сильвера. События однозначно строгие, так как в XIX веке на военном корабле одноногий моряк невозможен в принципе. И если всё же такой моряк в истории военного порта отмечен, то это единичное явление. И у него обязательно есть имя.

Итак, в 1827 году в Портсмуте собрались вместе три эскадры: британская, французская и российская. В центре внимания стоял так называемый «греческий вопрос». Ещё в 1826 году Британия и Россия, а затем и Франция, приняли совместное решение о поддержке стремления Греции к независимости от Османской империи. Летом 1827 года три державы приняли Лондонскую конвенцию, в которой предлагали Турции своё посредничество в решении «греческого вопроса». Секретным пунктом Конвенции был пункт об активных действиях в случае, если Турция посредничество отвергнет. Она его и отвергла. Вот тогда и была направлена из Кронштадта в Портсмут русская эскадра под командованием адмирала Н.Д. Сенявина (1763-1831).

Задача у Н.Д. Сенявина была двойная. Сначала – показать миру мощь русского флота. Поэтому эскадра состояла из 9-ти линейных кораблей, 8-ми фрегатов, 3-х бригов и одного корвета. Затем отправить 10 кораблей под командованием контр-адмирала Л.П. Гейдена в составе объединённой англо-франко-русской эскадры в Средиземное море.

Н.Д. Сенявин так и поступил. Более месяца русские корабли стояли в Портсмуте, в конце августа вернулись в Кронштадт, а эскадра Л.П. Гейдена отправилась в Средиземноморье, где в октябре приняла участие в Наваринском сражении.

Чиновником особых поручений при адмирале Н.Д. Сенявине состоял одноногий полковник Авраам Сергеевич Норов (1795-1869).

 

Одноногий чиновник

В 1812 году прапорщик Норов, командуя артиллерийской полубатареей, участвовал в Бородинском сражении. Во время боя вражеским ядром ему раздробило левую ногу, которую пришлось отнять по колено. В подмосковной усадьбе Надеждино он долго поправлял здоровье, учился ходить на протезе, занимался любимыми делами – книгами, литературой, языками, историей. Восстановив силы, вернулся в Петербург, стал своим человеком в литературных кругах, дружил с Иваном Дмитриевым, Жуковским, Пушкиным. Проверяя себя, совершил в 1822 году путешествие в Италию и на Сицилию. Объездил весь остров, поднимался на Этну, наблюдая её извержение.

Потом вернулся на службу – по министерству внутренних дел. В 1827 на флагманском корабле Сенявина «Азов» отправился в Англию. Сопровождал адмирала во время его визитов, в том числе, ездил и в Лондон.

 Появление одноногого важного моряка в Портсмуте, конечно же, оставило след в устной истории этого города и народной молве и через отца Стивенсона, оказалось в памяти писателя.

Какую роль Норов играл в жизни русского корабля, жителям Портсмута (в том числе, маячным сторожам и иным представителям широкого круга связанных с морем людей, с которыми имел дело Томас Стивенсон) достоверно известно не было. Внешне он был одноногий моряк, состоявший на службе и находившийся рядом с русским адмиралом. Корабли, лодки, флаги, вымпелы, множество разноязыкого народу на берегу, морская форма, эполеты – визит такой представительной эскадры запоминается надолго.

Норов, русский чиновник по особым поручениям, совершающий морское плавание, был отмечен многими жителями Портсмута в 1827 году именно как одноногий военный моряк – это единичное, а потому запоминающееся явление. Сведения о нём, пусть искажённые временем и воображением, но до Роберта Стивенсона дошли. Именно Норова с максимально возможной долей вероятности можно называть образцом для создания образа одноногого моряка Джона Сильвера. Главное его отличие от всех иных «претендентов» на почётное наименование «прототип Джона Сильвера» состоит в том, что Норов, в отличие от них, литературных, мифических и не совсем корректных, единственный достоверный. Факт его существования подтверждается документально: воспоминаниями, перепиской, собственными сочинениями. Подтверждается, в том числе, службой в Министерстве внутренних дел Российской империи в должности чиновника по особым поручениям, в каковом качестве он побывал в Англии в 1827 году с русской военной эскадрой, неоднократно сходил на берег и возвращался на корабль на глазах многочисленных свидетелей – «моряков, бакенщиков, маячных сторожей», а также прочих обитателей и посетителей Портсмутского порта, от которых факт существования действующего «одноногого моряка» и стал известен Роберту Стивенсону.

 

Папа деревяшки

Дальнейшая жизнь Норова сама по себе приключенческий роман, не менее интересный, нежели реальная и воображаемая современными писателями жизнь Джона Сильвера. И в ней есть мечта и таинственная земля.

До 1839 года Норов служил по министерству внутренних дел. В 1839-1845 был правителем дел в комиссии принятия прошений на высочайшее имя, членом комиссии. С 1849 года он – сенатор, с 1851 – председатель археографической комиссии. С 1850 года Норов товарищ министра народного просвещения, с 1854 по 1856 – министр.

Его личная особенность весьма ответственна: он полагал Библию историческим повествованием и всецело ей доверялся. Страстной мечтой его с детских лет была мечта о посещении библейских мест: Восточного Средиземноморья и, особенно, Палестины. Туда, к этой таинственной земле, он стремился твёрдо и целенаправленно! С первой попытки не удалось, но в 1834 году он всё же достиг земли своей мечты. Сначала посетил Египет и Нубию, совершил плавание вверх по Нилу на лодке, забирался внутрь пирамид, поднялся на пирамиду Хеопса, получил от арабов из-за деревянного протеза прозвище «Папа деревяшки». Собрал любопытный материал о современном состоянии Египта: о флоте, о населении, об армии, об уничтожении в 1812 году турецким наместником Египта Мухаммедом-Али последних мамелюков, встречался с самим влиятельным наместником.

 И отправился, наконец, в Палестину. Каждый шаг по Святой земле был связан для Норова с историей и географией христианства. Назарет, гора Фавор, водохранилища Соломоновы, Тивериадское озеро, Вефиль, Хеврон, Иордан, и, разумеется, Святой град Иерусалим. Здесь провел он счастливые дни.

Затем были монастыри, Сион, Омарова мечеть, Гефсимания, пещера Иеремии… В обители Св. Саввы Норов приобрел более 20 книг греческих и словенских, по большей части рукописных («нашел в башне нестройную груду рукописей и книг»). В путешествии счастливо сложилось все: жажда перемещений, интересы географические и геологические, твердая православная убежденность, археографические заботы и национальная гордость. Осуществление мечты дается не всякому, Норову – далось. (И сейчас он более всего известен как зачинатель русского паломнического движения по Святым местам.)

Палестиной дело не ограничилось – Норов посетил места расположения семи церквей, упомянутых в Откровении Иоанна Богослова: Эфес, Смирну, Пергам, Фиатиру, Сардис, Филадельфию, Лаодикию. Домой возвращался через Болгарию, Сербию, Венгрию и Галицию.    

 О своих путешествиях Норов рассказал в книгах, эти описания были впоследствии собраны в пять томов и изданы в 1854 году в Санкт-Петербурге.

 

Атлантида

В этом же году Норов издал важную, но очень неудобную (для всех – историков, географов, литераторов) книгу «Исследование об Атлантиде». Это небольшой по объёму, но чрезвычайно насыщенный научный труд. После тщательного изучения множества источников (а Норов знал языки и изучал не пересказы, а подлинные тексты), в том числе, геологических и географических, используя свой опыт, он привел в систему собранные сведения и однозначно определил местоположение Атлантиды: «Атлантида, по нашему предположению, занимала все пространство Средиземного моря от острова Кипра до Сицилии». И твёрдо считал, что древнее имя Крита, Родоса, Лесбоса и Кипра было общим – Счастливый или Макарийский остров. Счастливые острова, Гесперия, острова Блаженных – тождественны Атлантиде.

Так Норов открыл свою таинственную землю.

Ничего экзотического в его концепции нет. Он рассматривает район Средиземноморья как колыбель европейской цивилизации, что хорошо согласуется с уже определенными историками цивилизационными центрами, например, с крито-минойской цивилизацией, прекратившей свое существование в результате взрыва вулкана Санторин в 1400 году до н.э.

Это открытие ещё в середине XIX века, в целом, закрыло вопрос о том, что такое Атлантида, и где она находилась. Но её ищут до сих пор и «находят» уже во всех концах Земли. Такова уж особенность человеческой натуры: мечта заслоняет реальность, особенно, если эта мечта – далёкая, счастливая земля. Норова вспоминают, но неохотно и как автора «одной из гипотез».

К тому же Норов – одна из тех личностей русской истории, к которым сформировалось боязливое отношение. Он универсал, а потому необычен и даже странен. Вдобавок он был не то что религиозным человеком, а просто жил в библейской системе координат – в XIX веке, веке нарастания либеральных настроений в России, позиция архаичная, несоответствующая времени, а потому вызывавшая уже снисходительное отношение.

...А археографическая комиссия под руководством Норова издавала: собрания русских летописей, акты к истории Западной и Южной России, описания народного быта Древней России, новгородские писцовые книги и другое.

Став министром, Норов увеличил количество студентов в университетах, облегчил цензуру. Был известен своим добродушием, отсутствием интереса к интригам и спокойствием. Реформ не проводил, но это ему принадлежит идея и организация «государственной премии» в России: он обратился с соответствующей просьбой к государю и получил его согласие на предоставление ему замечательных творений науки и литературы, из которых лучшие удостаивались знаками монаршего внимания.

Он корреспондент патриархов всех восточных церквей, неутомимый собиратель книг и иных сведений о церковной истории и географии, ревностный сторонник православия.

Библиотека Норова в 16 тысяч томов, содержащая более 60 разноязыких экземпляров Библии, была одной из лучших в России. В ней хранились книги по археологии, философии, математике, истории, астрономии, лингвистике и т.д. В конце жизни Норова правительство купило ее для Румянцевского музея, закрепив за ним право пожизненного ею владения. Сейчас она находится в Российской государственной библиотеке.

Перед смертью Норов серьезно болел. 23 января 1869 года спокойно принял посланного от государя Александра II, справлявшегося о его здоровье. Поблагодарил за внимание. К вечеру скончался.

Авраам Норов – одна из загадочных фигур в русской культуре XIX века. Библейская система координат, в которой он реализовал свою личность, в XX веке оказалась невостребованной. Жаль – Норов решал многие вопросы, которые и сейчас будоражат любознательные умы. Значимое, но, словно скрытое его творческое наследие, столь же таинственное, как и его жизнь, ждет своего исследователя.

 

***

И должно быть, есть какая-то таинственная связь между некоторыми душами, реальными и придуманными, отчего схожи они в своих мечтаниях и стремлениях, вследствие чего и называются родственными. При сравнении Норова с Джоном Сильвером хорошо видно, чего не хватало пирату – норовской образованности и достойного социального круга. По складу характера – авантюрного, целеустремлённого, решительного – они были одинаковы.