Александр КОСТЕРЕВ. НЕ ПАРАЛЛЕЛЬНОЕ. Поэзия

 

Александр КОСТЕРЕВ

НЕ ПАРАЛЛЕЛЬНОЕ

ХОДИКИ

На стене, на гвоздике

жили-были ходики:
жили-были,
жили-были
(точно ходики ходили),
жили-были, 
жили-были
(горевали и любили,
провожали и встречали,
дни недели отмечали).
Досаждали только гири: 
так тянули и давили,
возвращая к прошлому, – 
ничего хорошего...
Как-то лопнула цепочка – 
встали ходики, и точка:
неразлучны в мире
ходики и гири...
Вот превратности судьбы...
Жили-были,
жили бы...

 

СТОЙКОСТЬ

Оловянный солдат из призыва обломанной ложки

на бессменном посту охраняет мячи и матрешки,
не пугают бойца вой пластмассовых пуль и картечи,
наша форма крепка, не допустим каверны и течи…
 

Наша форма крепка, и солдат достается сынишке, 
защищают войска мирный отдых потертого мишки, 
ни к чему выбирать между танком и старой кобылой:
а солдатик – участник боев, и в живых – подфартило…
 

Да, участник боев, и ему отступать не пристало,
сколько их полегло в искореженных грудах металла?
Не сгорел, не обмяк, не поддался на сладкие речи, 
оловянный солдат – он, по сути, такой человечий…
 

Не красив, не урод, в трудный час не преклонит колена,
не китайский, а тот (из любимых отцом) – довоенный…
Оловянных солдат не упрячешь в обшарпанный ящик… 
Дай им, Боже, любви, не игрушечной, а настоящей…
 

ЁЖИК

Сколько трагичности в мире: туманы и реки...
Ёжики бродят в траве, в городах – человеки,
в тайной надежде отведать душистого чаю,
с другом/подругой вечерние звёзды считая...

Шишел не мышел – пророчат летучие мыши,
ухает филин, а страхи ночные всё ближе… 
Слабо фонарик мерцает вдали светлячковый,
отданы: чувства, долги, ожиданья, швартовы...

Кто сбережет нас в промозглой ночной канители, 
ёжиков – стражей тончайших душевных материй?
Кто защитит от простуды, тумана, испуга? 
Как хорошо, что мы живы и есть... 
Друг у друга...

 

КАЧЕЛИ

Скрип качелей: 
– Не мы – не мы…
В опустевшем саду заброшенном… 
Так натужно: 
– Всего хорошего!
Расставание до весны…
Через лужиц зеркальный наст,
звук шагов возвращает в прошлое…
На прощанье: 
– Всего хорошего! 
Ясно слышится: 
– Бог подаст…
Не ноябрь, а наяд наряд,
с голью гоголь, скрипит качелями
о любви, в которую верили
в сверхпрозрачности ноября…
Сгинь, стыдливая нагота! 
Подбираю слова корявые… 
А качели губами ржавыми
все скрипели: 
– Не та – не та…

ДОМ, КОТОРЫЙ Я СТРОИЛ

Дом, который я строил,
был, как водится, мал:
в нем я не был героем,
на Луну не летал,
колдовским баритоном
не тревожил сердец,
не бросал батальоны
под разящий свинец….
 
Но зато в этом доме,
без дверей и замков,
есть и солнце на склоне,
и погост стариков,
запах хлеба из печки,
нежность близкой руки,
и резное крылечко
на четыре… строки.

 

ОСТАВЛЯЕМ ТИРЕ…

Время года – зима, на висках – серебром иней...
О любви – ни полслова, потрачено и забыто...
Выхожу из окна в глубину твоих глаз синих,
а недолгому счастью – приятного аппетита...
Истончились нервишки, не станут крылом плечи,
подсчитаю морщинки на старом чужом теле...
В лепрозорий души заходить с каждым днем легче,
с бестолковым плакатом гордыни: «Ну что, съели?».
Затянуть бы лихую – не радует, не допито,
вспоминая о той (в бликах солнца и конопатой)...
На покрытых пометом и скорбью могильных плитах
оставляем тире. Между первой – последней датой...

 

НЕ ПАРАЛЛЕЛЬНОЕ

В параллельных мирах мы летим – горделивые птицы,
в параллельных мирах, где не встретиться и не проститься,
в параллельных мирах, постигая вселенский простор…
Параллельность миров разделяют заборы и стены
(сохранив свое «Я» – мы возводим преграды из тлена):
ни звонка, ни письма, ни привета, ни взгляда в упор…
Нам дороже Евклид, но правы Лобачевский и Риман,
наше первое: «Ма!» от прощального неотличимо,
мы не ценим счастливых мгновений до крайней поры…
Параллельны миры… Мы как линии в них одиноки,
не транжирьте любовь: быстротечны улыбки и вздохи,
и, пожалуйста, будьте добры, берегите миры!

 

ПОМИЛУЙ…

Помилуй... Бог в улыбке и руке,
Он жив в иконах в красном уголке,
и, безусловно, прячется повсюду: 
помоет губкой грязную посуду,
под вечер шьет и штопает носки,
а что Его шаги – они легки,
касания Его подобны чуду... 

У тихих вод заросшего пруда
желтеет одуванчик придорожный, 
он тоже – Бог, и жизнь его проста, 
а мы с тобой, выдумывая сложность, 
ей воздвигаем гордый пьедестал... 
А сколько жить – полгода ли полста? 

Под гнетом гирь торопятся часы...
Недолог век у капельки росы,
И по тропинке за крутым холмом
мы к первозданной тишине бредем... 
Для грешника такая благодать 
со стороны за Богом наблюдать...

 

КАРГА

Подожди уходить, не спеши рьяно:
карнавал впереди – надевай маски…
Можешь Еву слепить из ребра? Рано, 
потому, что не Бог, лишь гончар-мастер…
Что не глины комок – целый сонм гарпий,
в лучшем случае ведьм, потаскух ночи…
Можешь Еву слепить из ребра? Рано, 
то ли ребра не те, то ли дух волчий. 
Мелкий дождик косит… За косой – небо,
Не сойдется с кредитом чужой дебет,
тот кто в прошлом лепил из ребра Еву,
и такую каргу, как она, слепит…
Повраждуем еще, да не быть гневу,
гробовою доскою скрепи трепет…
Даже если не выйдет твоя Ева,
обращайся к Нему, Он еще слепит…

 

ДВОРНИКУ

Наш тихий задумчивый дворик
пугает загадочный дворник, 
ведь каждое утро неспешно
вдоль дома он катит тележку,
в которую (будто в копилку)
и время кладет, и бутылки…

Неделя идет и другая,
и годы послушно мелькают,
а дворник (святой и безгрешный)
все катит и катит тележку… 

И многих не стало на свете:
и те исчезают, и эти,
а дворник ползет понемножку,
колеса стучат по дорожке…
 
Средь зодиакального круга,
мы вряд ли отыщем друг друга,
мелькают века и планеты,
одно не меняется это:
загадочный дворник неспешно 
все катит вдоль дома тележку….

Санкт-Петербург