Юрий СОЛОВЬЁВ 
Юрий СОЛОВЬЕВ
ТЕТРАДЬ В КОРИЧНЕВОЙ ОБЛОЖКЕ
Повесть
Посвящаю любимой учительнице
1.
– Аля, доченька... Сон приснился?
Молодая женщина раскрыла глаза и еле различила рядом белый халат... Медсестра тетя Надя.
– Аленька, не молчи!.. – трясла ее тетя Надя.
Аля лежала раскрыв глаза, пытаясь разграничить сон и явь. Рот был словно полон песку.
Тетя Надя положила ей на лоб мокрое полотенце. Стало легче. Аля стала приходить в себя.
– Хотела убежать от своего страха. Самой сил не хватило. Безногому, оказывается, и во сне ноги снятся. Но кто же мне тогда помог?.. – грустно, тихо промолвила она, еле шевеля бледными губами.
– Это был твой ангел-хранитель, Аля, – поправила полотенце пожилая медсестра.
– Тетя Надя, я во сне не смогла побежать. Видать, и в жизни безногой останусь? – Аля прикрыла глаза.
– Нет, Аля, поправишься. Все будет хорошо.
– Поправлюсь ли. Уже пять месяцев будет, как не встаю. Тело будто гвоздями прибито...
– Доченька, время все лечит. Надо только быть чуть-чуть сильнее. Надо потерпеть.
– Сколько же можно терпеть? Может уже пришло время проститься с этим миром, – смотря в одну точку на потолке, будто и не слыша слов тети Нади, горько произнесла молодая женщина.
– Не говори ерунды. Выбрось такие мысли, – нахмурилась тетя Надя. – Смотри-ка, о чем она тут думает! У тебя такой муж!.. Дочка растет!.. О них подумай. Что бы ни случилось, но дочери нужна мать. А такого, как Алексей Иванович, еще поискать надо. Ты мне как родная дочь стала. И слова твои мне, как нож в сердце.
– Эх, тетя Надя, ведь я все чувствую. Больше ничего и никогда не вернешь. И Алеша ко мне приходит все реже и реже…
– Придет, Аля, сегодня же и придет… Опять же подумай, ведь и у него забот полон рот: школа, дом, ребенок…
– Да, ребенок… – тяжело вздохнула Аля. – Прийти-то придет…
– Успокойся, Аля, не выдумывай.
Тетя Надя встала, поправила подушку, расправила Алины спутавшиеся волосы, нежно погладила ее и вышла из палаты. Оставшись одна, женщина прикрыла глаза. На душе было тяжело и неспокойно. Казалось, только что было лето, а за окном уже зима хозяйничает, свистит холодный ветер, словно хочет выдрать гибкие ветки стоящей за окном березы. Что это? Опять вспомнился недавний сон.
…Красивая лесная поляна. Вокруг березы, сосны, ели высоко-высоко тянутся в небо. Светло, солнце блестит золотом. Повсюду цветы: васильки, колокольчики, ромашки. И каждый цветок будто подмигивает, играет своим цветом, поднимает настроение. А трава густая, зеленая. Вот проявляются силуэты мужа и дочери Ириши. Взявшись за руки, улыбаясь, они идут навстречу Але. Вроде бы и спешат, но никак не могут приблизиться к ней, будто шагают на месте. Постепенно появляется тропинка: сначала одна, потом перед каждым. Они не сходятся, не пересекаются. Аля, протянув руки, устремляется к ним. Но в тот же миг перед ней появляется десять, двадцать тропинок, только она начнет приближаться к своим любимым – тропинка тает как утренний туман. Какую тропинку выбрать, по которой бежать – не знает. А побежать к любимым напрямик, по густой траве, даже на ум не приходит. Ищет она, мечется. Оглянулась назад – там только одна тропинка, она теряется в глубине леса.
– Альо-о-о!.. Ири-и-и!.. – кричит Аля. – Идите сюда! Я жду ва-ас!
Кричит и вперед рвется. Только ноги будто к земле приросли. Хоть бы шаг сделать! Руки протягивает, вот-вот Алешиной руки коснется... Всего миг – и они будут вместе! Но в этот момент вмешивается какая-то другая сила, разводит их в стороны. А там, позади, зовет, манит тропинка в чащу леса. Аля противится, не хочет идти той тропинкой. Но силы покидают ее. Неведомую силу не одолеть Аля ощущает лесной холод, вокруг быстро темнеет, ни единого лучика солнца. Всеми силами Аля хочет вырваться на лесную поляну. Ноги ее не слушаются. Они вязнут в густой грязи и песке. Аля увязает все глубже. Вот-вот ее накроет с головой. Хочет крикнуть, но не может, только раскрывает, как рыба, рот. А рот полон песка. Видно, недолго осталось, пришел конец…
Но вдруг Аля почувствовала чью-то крепкую руку, которая подхватила ее и вытянула из липко–сыпучего песка. Она выплюнула изо рта густую смесь и что есть силы закричала:
– А-а-а!.. И-и-и!..
Хотела выкрикнуть имена самых дорогих ей людей, но не смогла.
* * *
Как и предполагала тетя Надя, в тот же день Алеша пришел.
– Пришел? – Аля еще не отошла от страшного сна, и вопрос ее прозвучал буднично. В другой раз она бы обрадовалась, как маленькая девчонка, протянув руки, звала бы его к себе.
– Пришел. Здравствуй, Аля, – среднего роста, крепкого телосложения, круглолицый мужчина взял стул и поставил его возле кровати. Сел и, не сказав ни слова, стал выкладывать из сумки еду на тумбочку.
– Вчера сварил вареники. И тебе принес… – сказал он.
– Корова отелилась? – Аля посмотрела на мужа.
– Отелилась, – прозвучал короткий ответ.
Аля пристальнее взглянула на мужа. Лицо его было усталым, глаза воспалились.
– Алеша, вижу, у тебя плохое настроение. Что-нибудь случилось? Может, в школе не все ладно? – с тревогой спросила она.
– Нет, все хорошо, – так же сухо ответил муж, а сам все вытаскивает продукты из сумки.
Вот он достал какую-то книгу. Нет, не книгу, а тетрадь в коричневой обложке. Аля этого и не видит, ее занимают другие мысли: «Наверное, и он от меня очень устал. Даже говорить не хочет».
– Алеша, что случилось? – боясь показаться навязчивой, тихо спросила она.
– Сказал же, все нормально… – ответил отрывисто. Потом, прогоняя усталость, потер лоб. – Извини, Аля. И вчера, и позавчера не удалось толком поспать. Следил за коровой, как будет телиться. Часто пришлось выходить в хлев…
– Все прошло хорошо? – Аля обрадовалась, что разговор перешел на домашние темы.
– В том то и дело, что нет. Не успел за ней углядеть. Корова придавила ноги теленка. Как такое могло случиться, ума не приложу. Ветеринар сказал, что оправится… Но я сомневаюсь…
«Опять ноги. Неужели и родившийся теленок останется без ног? Это что, судьба? – у Али перехватило дыхание. – Нет, я совсем надоела Алеше. Не верит даже, что теленок поправится. Тогда что же обо мне говорить? Нет, пора покончить с этой жизнью. Так будет легче обоим».
– Как у тебя дела в школе?
– Да в школе все нормально. Никаких изменений.
«Опять он говорит, как чужой. Понятно, тяжело ему. Зачем ему такая жена? Ведь и ему, как другим, хочется иметь нормальную семью, жить полной мужской жизнью. Нет, все! Больше нет сил! Что-то надо делать!..» – Аля устало закрыла глаза.
За окном стало смеркаться. Алеша встал.
– Пора мне, Аля. Могу опоздать на последний автобус. Будь здорова, поправляйся быстрее, – его слова прозвучали ласковее. – В эти дни приехать к тебе, наверное, не смогу. А в субботу хоть как найду время. Телку-то надо бы выходить…
– До свидания, Алеша… – последние его слова Аля не расслышала. Но пристально посмотрела на мужа и добавила про себя: «Прощай, Алеша… Будь счастлив! Не давай никому в обиду дочурку…».
С уходом Алексея в душе оборвалась какая-то невидимая нить: никакой надежды, впереди – мрак.
«Прощай, прощай, Алеша… Дальше так жить у меня просто не хватит сил. И врачи не дают надежды. Каждый раз говорят одно и то же: «Потерпи… Терпи…». Сколько можно терпеть?!».
Вечером в палату зашла тетя Надя. Опять дала горсть разных таблеток. «Для чего и утром, и вечером пить одни и те же таблетки? – безразлично подумала Аля. – Все равно не помогает… Нет, погоди! Ведь если выпить много таблеток, то можно не проснуться!.. Вот так!.. Так!.. Надо добыть у тети Нади побольше таблеток. Она, как будто услышала мои молитвы, забыла забрать их. Только я успела подумать, а она возьми и забудь, будто все предрешено заранее. Тогда надо быстрее действовать. Но ведь так не бывает! Почему? Значит – судьба!..».
Аля потянулась к забытой склянке. Снотворное ли? Похоже. Значит, выпить эти таблетки и уснуть – это и есть судьба? Но кто отодвинул тумбочку? Руки не достают. Придвинулась к краю кровати. Еще чуть-чуть и дотянется…
– Что такое, куда дела?! – зашла в палату тетя Надя. – Ведь только что держала в руках.
«Что ищет? Не таблетки ли?» – Аля аж задрожала.
– Ах, вот же она. Эх, старая, старая… – она увидела на тумбочке баночку с лекарствами. – А я ищу. Зашла в соседнюю палату, а таблеток нет. Спокойной ночи, Аля, – и медсестра прикрыла за собой дверь.
«И здесь не везет. Что же делать? Что придумать? Вот! Есть же простыня. Сейчас я ее разорву, совью веревку. Слава богу, хоть руки слушаются! Один конец привяжу к перекладине кровати, а из другого – сделаю петлю».
С усилием превозмогая боль, Аля вытянула из-под себя простыню. Надорвала зубами край и стала рвать, рвать, рвать… Если есть руки, задуманное осуществить просто. «Ну что, прощай белый свет. Я ухожу. Освобожу от забот и себя, и близких. Смогу я это сделать?..».
– Аля, спишь? – заглянула в дверь палаты тетя Надя.
Аля вздрогнула и скрипнула кроватью.
«Ведь дала же лекарства, что ей еще надо? Зачем ходит? И так душа плачет. Потерпи. Сейчас она уйдет…».
Но нет, услышав скрип кровати, тетя Надя зашла-таки в палату, включила свет.
– Может водички хочешь попить? – подошла поближе. Но вдруг окаменела, кровь пришла к лицу. – Ты что творишь, Алевтина?! – быстро вырвала веревку. – С ума сошла?!
– Не мешай мне, тетя Надя, больше не могу!.. – крикнула Аля и безудержно разрыдалась.
– Не говори ерунды! Лишать себя жизни – самый большой грех! Смотри-ка, что она надумала! Только что муж приходил, только о тебе и думает! А она?!
Голос ее звучал возмущенно, твердо, а потом перешел почти на крик:
– Я ее кормлю, пою, умываю, утку ношу!.. Как за своей дочерью хожу, а она?!. Ой, Аля, доченька!..
Тетя Надя заплакала навзрыд. От этого Але стало еще тяжелее. Горло сдавил ком, слова сказать не может. А пожилая женщина плачет и говорит, говорит и плачет. Всех слов Аля не расслышала. Немного успокоившись, тетя Надя поправила постель, подобрала обрывки простыни.
– Доченька, не делай больше этого, не надо! – плача сказала она, погладила Алю по голове. – Если уж так страшно, то я буду тут, в палате. Здесь и спать стану.
Тетя Надя принесла матрац, одеяло и застелила свободную кровать. Под Алю постелила другую простыню.
– Аля, – также плача заговорила тетя Надя. – Я побольше тебя пожила, больше видела. Медсестрой в больнице, ой, много чего довелось повидать: и горя, и слез. Иногда самой приходилось терпеть, стиснув зубы! Но того, что ты задумала, не видала. Ты решилась на самое страшное. Когда тебе такое в голову пришло? Выброси эти мысли. Подумай о семье. Ведь муж-то – золото. – Вдруг замолчала. Подумав, очень тихо спросила: – Неужели сегодня он сказал что-нибудь недоброе? Нет, не могу в это поверить, Аля. Надо жить. Бог дает жизнь один раз: на радость, на мучения, на естественную смерть. А теперь спи, Аля, успокойся. Все пройдет. Новый день принесет новые надежды. Завтра ты поймешь свою ошибку. О, господи… Сохрани дочь мою Алю. Помоги ей выздороветь…
Слова ее звучали, как колыбельная песня, а душу разрывали противоречивые чувства.
– Успокойся, доченька. Сейчас дам тебе таблетку. Ты только поспи. Отдохни.
Тетя Надя дала снотворное, и вскоре Алю охватил глубокий сон.
* * *
Тетя Надя не спала всю ночь. Утром о чем-то прошепталась с пришедшей на смену сестрой. Аля догадалась, о чем шла речь. И другая сестра, молоденькая Люда, весь день крутилась возле нее. Только выйдет из палаты и тут же обратно. Под вечер пришла тетя Надя. Наверное, ни поспать, ни отдохнуть не успела. Принесла пирожки с пылу-жару. Потом достала из сумки книгу. «Это еще что? – не поняла Аля. – Почему все мне носят книги? Неужели они помогут поправиться?».
– Аля, доченька моя, когда-то давно я прочитала одну книгу. Читала и плакала. В ней правда написана. Я это знаю, потому что я многое повидала в жизни. Сегодня специально сходила в библиотеку и попросила найти ее. Нашли. Прочитай, Аля. Сейчас же начни читать.
Тетя Надя протянула книгу. Маленькая нетолстая книжонка в мягком переплете – «Всем смертям назло». Аля мельком взглянула на обложку. «Сейчас мне только книги читать» – безразлично положила ее на грудь.
2.
Аля и не заметила, как руки сами потянулись к тумбочке. Будто что-то хочет взять. Но что, не может понять. Вот ее взгляд остановился на книге в коричневой обложке. Она взяла ее в руки. Это оказалась тетрадь. «Общая тетрадь. Для чего я просила принести ее? – подумала она. Пролистала чистые страницы и почувствовала запах свежего клея. – А-а, хотела переписать кулинарные рецепты, которые дала соседка по палате Римма. Она хоть и моложе меня, а сколько их знает! А мне скоро тридцать и почти ничего не умею. У Риммы для рецептов отдельная тетрадь. Все туда записывает. А я все время с тетрадями учеников. Семейными делами мало занималась. А теперь выживу ли, неизвестно. Так зачем она, эта тетрадь?».
Аля вновь пролистала страницы. «Чистая тетрадь… Ни единой строчки… Пустая тетрадь… У меня тоже в душе часто бывает пусто… – шепчет вполголоса свои мысли. – Но иногда хочется закричать, выплеснуть, поделиться с кем-нибудь болью души».
Аля взяла в руки книжку, которую принесла тетя Надя. «Всем смертям назло». Наугад открыла ее. Но с первой же страницы не могла остановиться, прочитала одним духом. Потом долго лежала, раздумывая над прочитанным. Все внутри кипело. Припомнила минувший день, тревоги тети Нади, вспомнила свою недолгую жизнь. «Нет, так жить нельзя! – блеснули Алины глаза. – Пусть эта тетрадь будет моим другом. Может она мне поможет выжить…».
Аля нашла в тумбочке ручку. На первой странице написала: «Здравствуй, тетрадь в коричневой обложке. С сегодняшнего дня мы будем вместе».
5 февраля…
Только что прочитала книгу. «Всем смертям назло». Автор – Владислав Титов. Начала читать просто из любопытства, а потом не могла оторваться. Какая судьба! Оставшийся без обеих рук, без одной ноги шахтер. Простой парень. Такой же, как и все. Но в трудную минуту не дрогнул, не побоялся сделать решительный шаг, спас своих товарищей-шахтеров, спас шахту. На электрощитке произошло замыкание, мог вспыхнуть пожар. Парень знал: если взяться голой рукой за рубильник, смерть неминуема. Там очень высокое напряжение. Раздумывать времени не было. Ведь в шахте столько людей! И он, подумав о других, сделал выбор.
Может быть, на его месте мог оказаться другой? Не знаю. Мне, конечно, очень далеко до этого паренька. Он – Герой. Да, да, именно с большой буквы. О чем он думал?.. После несчастья в голову приходят разные мысли: стараюсь сравнить его и мои. В чем-то они похожи. Возможно, несчастье заставляет глубже задуматься о жизни, оценить каждый её миг? Для того, чтобы понять чужую боль, надо самой многое пережить.
И у него были минуты слабости, горькие сомнения. Раньше он сам строил свою жизнь, а теперь он никто, без сил и возможностей. Без посторонней помощи не может даже откусить кусок хлеба. И это временами очень больно ранит сердце. Все становится постылым, ненужным. Не чувствуешь никакой боли, начинаешь думать, ковыряться в душе. И в конце концов приходит мысль: ты на этом свете совсем один, ты лишний. Ты – инвалид. Какое страшное слово! Хочется работать, быть нужным и полезным семье, родственникам, соседям. Когда останешься без дела, уходит смысл жизни…
…Наверное, мы мало думаем о самом близком человеке? А как ему все это пережить? Я понимаю, моему Алеше ох как нелегко. Но почему тогда меня все раздражает? На душе тяжело, щемит сердце. Была бы здоровой, всю работу с Алексеем делали бы вместе, все бы успевали. Почему порой я с ним груба? Ведь он ни в чем не виноват. Только я… Опять же в чем моя вина? Никогда никому не желала и не делала зла. Не знаю за собой вины, за которую надо просить прощенья перед Богом…
Вспомнила вчерашнее и так стало стыдно. Успокаиваю себя, что такая я не одна. К тому же я еще и женщина. Правда, говорят, что душой женщина всегда крепче мужчины. Но кому я это хочу объяснить? Неужели хочу успокоить себя?
Спасибо, Алеша. Я была не права, ты не говоришь ничего лишнего, спасибо тебе, ты всегда такой заботливый.
Однажды он сказал: «Нить натянулась очень сильно. Вот-вот порвется. Ничего у меня не выходит».
Да, нить давно натянута сверх меры. Если бы не было брата с сестрой, только Бог знает, как бы повернулась моя жизнь. Мой непредсказуемый взрывной характер давно довел бы до беды…
Написала эти слова, и сразу же в памяти всплыл фрагмент из книги. Я его даже в тетрадь переписала. Может быть, в трудную минуту прочту заново, и прибавится сил.
Вот он:
«…До железнодорожного переезда недалеко, осталось всего примерно пять минут ходьбы. Поезда здесь ходят часто – и пассажирские, и товарные, и маневровые…
Это было давно. На переезде по обе стороны от рельсов лежало изувеченное тело. Вокруг собрался народ. Сергей тогда был студентом. В тот день он направлялся в парк. Увидев толпу, подошел. Когда тело укладывали не носилки, собирая разрозненные части, одна из женщин закричала, а стоящий рядом мужчина без сожаления спокойно сказал:
– У него теперь все позади… Мертвые боли не чувствуют.
«Почему самоубийц не уважают? – подумал Сергей, когда Таня ушла в магазин. – У них все остается позади, все позади, позади…» Он зубами снял с вешалки пальто, накинул на плечо. Ноги трясутся, по лицу течет холодный пот. «Прости меня, Таня. Я не виноват. Вот она жизнь как повернулась. Тебе будет только лучше. Через год-два поймешь это».
Дверь квартиры закрыта на замок. «Специально или нет?». Сергей сильно толкнул ее плечом, дверь не открылась. «И здесь неудача!». Пошатываясь, он зашел в комнату, прошелся из одного угла в другой, потом, разъяренный, пнул ногой по оконной раме. Стекла разбились вдребезги, а рама вылетела во двор.
«Я бы написал тебе записку, объяснил все, попросил бы прощения, но ты сама знаешь, я этого сделать не могу. Танечка, любимая, прости меня, я не хочу быть обузой в твоей жизни. Ты меня будешь осуждать, но пойми, так надо. Из этой страшной жизни другого выхода не вижу».
Сергей из окна спрыгнул на тротуар и пошел улице. Сильный ветер едва не сорвал пальто с плеч, Сергей еле успел удержать его подбородком. Еще издалека он заметил, что переезд закрыт, вытянулась длинная череда автомашин, скоро должен пройти поезд.
«Он уже недалеко. Грузовой или пассажирский? По этой дороге мы с Таней ходили в парк. Кто-то потом скажет: «Для него теперь все позади. Он уже не чувствует боли… – А увидев, что еще и инвалид, добавит: – Больше не будет мучиться…». Я знаю, боли даже не успеешь почувствовать».
Без фуражки, в пальто нараспашку, Сергей побежал к переезду. Он даже не чувствовал боли в ноге, будто превратился в какой-то твердый комок. Ветер нещадно рвал рукава пальто и резкими порывами подгонял в спину.
«Таня, увидев окно, все поймет. Любимая, сколько я тебе принес горя. Пусть это будет последним ударом. Прости… Этот прекрасный мир не для меня. Нет сил больше терпеть». Позади драмтеатра, напоминая о скором приближении к переезду, протяжно и тяжело засвистел паровоз.
«Осталось примерно двести метров. Быстрей! Шахтеры скажут: «Испугался!». Нет, ребята, я не из трусливых, это вы прекрасно знаете. Но нельзя быть лишним… Поймите меня». В это время в городском парке зазвучала веселая музыка, но со временем звук колес поезда заглушил ее. Вот и он. «Грузовой», – подумал про себя Сергей и машинально начал пересчитывать колеса. По лицу текут слезы, а сам считает быстро-быстро:
– Раз, два, три… – будто от его правильного счета зависит вся его оставшаяся жизнь.
А рельсы прогибаются и дрожат, как гибкие ветки ивы.
«Сразу же отрежет. Пригнуться и прыгнуть… головой вперед… Эх, жизнь! Зачем же ты меня так!..».
– Спички есть?
Сергей вздрогнул, обернулся назад. Перед ним стоял пожилой мужчина, жестом просил спички.
– Зачем они мне? – еле промолвил побелевшими губами Сергей.
Но мужчина и не думал уходить, наоборот, приблизился к нему. Пощупал его пустые рукава пальто и собрался уже уходить, но сделав несколько шагов, развернулся, быстро подошел к Сергею и тронул его за плечо.
– Не глупи, браток! Уйти туда успеешь в любое время! Садись в машину!
Сергей уже не мог противиться твердому голосу незнакомца. Его покинули последние силы, охватили до сих пор незнакомая пустота, безразличие. Мужчина легонько подтолкнул его к стоящему неподалеку такси. Сергей никак не мог собраться с мыслями. Где он? Зачем? Куда ведет его незнакомый человек? Что ему надо?
– Как зовут? Где живешь? – расспрашивал шофер. А Сергей смотрел на него ничего не выражающими глазами и не мог вымолвить ни слова. В мозгу словно засела ледяная игла, он не чувствовал: ни холода, ни боли, ни страха.
Водитель завел двигатель и нажал на газ. Машина рванула с места и, развернувшись, помчался в сторону города. Куда и сколько времени они ехали, Сергей не знал. Только когда выбрались из города, он начал обрывочно вспоминать, что с ним случилось. Все было как во сне. Представил, как вернулась Таня и увидела разбитое окно: «Сережа, ты где? Сережа!».
Некоторое время ехали молча. Водитель достал папироску, покрутил ее между пальцев и выкинул в окно. Сергею вдруг стало холодно, и этот холод медленно наполнил все тело.
– У меня сын умер… – заговорил водитель. – Я тоже… А потом подумал: что же это делается? Виталик не успел сделать все, что хотел на этом свете, что же и мне сдаваться? Сказал себе: Тимофей, ты прошел от Смоленска до Берлина. Скольких друзей потерял... Тогда бей фашистов и за друзей! Останься солдатом до последних дней своих! Сожми свое сердце, как ты зажимал раны, и вперед… Живи и за других… Уйти из жизни легко. После смерти сына думал, не выживу. Он у меня один был. Счастье мое и надежда… в десятый класс ходил… Сели с другом на мотоцикл, да… другой – калека, а сын мой… на месте… – таксист замолчал, опять достал из кармана папиросы, поискал спички, не нашел. Снова бросил незажженную за стекло.
– Ну а ты как живешь? Один?
– С женой.
– Она что… бросила тебя?
– Нет… Она хорошая женщина…
– Руки-то… давно?..
– Летом.
– Она, наверное, сна лишилась, ухаживая за тобой, кормила, поила…
– Откуда вы знаете?..
– Тебя бы выдрать хорошенько. И то мало! Откуда знаю?.. Сам себя пожалел? Герой… Где твой дом?
– Ленинский, пятнадцать…
Машина остановилась около ворот.
– Сколько с меня? – пробормотал Сергей.
– Проси на коленях у жены прощения. Это и будет платой, – ответил шофер и открыл дверцу.
Из калитки выбежала Таня. Бледная, с заплаканным лицом, остановилась около машины. Увидела мужа, вскрикнула, медленно подошла к нему, устало сняла с головы косынку и припала на грудь Сергея.
– Эх, Сережа, Сережа…
Таня подняла голову. Сергей посмотрел ей в глаза и покраснел. В ее взгляде было все: боль, опустошенность, горечь. И всего этого она не заслужила.
– Предатель! – Таня неловко, но сильно ударила Сергея по щеке.
Хотела убежать, но обернулась, обняла мужа и, проглотив слезы, выдавила:
– Я на скорую, и в милицию… Не любишь ты меня, Сережа… Зачем ты так?.. Я-то в чем виновата?..».
3.
8 февраля…
Эх, Алеша, Алеша. Прочитала написанное в прошлый раз о натянутой нити – разволновалась до слез. Подумала, а какой же день был самым счастливым в моей жизни? И сама собой вспомнилась история нашего знакомства.
Помнишь, был август. Да, пятнадцатое августа. Это был крайний срок, когда выпускники вузов должны прибыть по направлению в школы и устроиться на работу.
Погода стояла прохладная. Дул северный ветер. На деревенской улице и во дворе школы не было ни души. Наверное, после жарких дней еще не привыкли к холодам, все попрятались по домам. На мне тогда была куртка и осенние сапоги. Я искала директора школы. Во дворе школы показался молодой человек. Он тоже был одет по-осеннему. Я не обратила на него внимания, повернулась и пошла на улицу. Но тут я споткнулась о камень, и замок одного из моих стареньких студенческих сапог полностью вышел из строя. Я наклонилась, пытаясь что-то исправить.
– Что, авария случилась? – неожиданно произнес кто-то за спиной.
Оглянулась – тот самый молодой человек, которого только что видела на школьном дворе. Черные волосы, и глаза черные, загорелое лицо. Усы придают мужественность.
Я в ответ только улыбнулась и развела руками.
– Да-а, – протянул он и спросил: – Можно помочь?
Я и не знала, что сказать. Вроде бы такая ерунда. Неужели для него это повод для знакомства? Села на лежащее рядом бревно. Еще раз посмотрела на молодого человека и ответила:
– Я сама.
Попробовала и так и сяк. Под взглядом незнакомца руки дрожали, замок никак не поддавался.
– Видимо, все-таки придется помочь, – сказал парень и наклонился надо мной. Он приподнял мою ногу и осмотрел сапог. Когда его руки коснулись моих тонких капроновых колготок, его будто током ударило. Ну как же, неудобно. Я вся съежилась и снова улыбнулась:
– Давайте, я сама…
Но молодой человек будто бы всю свою жизнь занимался починкой женских сапог. Он очень быстро справился с поломкой.
– Спасибо, – только и промолвила я.
– В другой раз не попадайте в такую аварию, – сказал он и вышел на улицу.
«Фу! – вздохнула с облегчением. – Сапоги… Надо же, какой-то незнакомец…». Пошла дальше искать директора, обойдя здание школы еще раз. Его нигде не было, поэтому направилась прямиком к нему домой, и около дома снова встретилась с моим спасителем.
Не знаю, Алеша, какой дорогой пришел ты, но наши пути вновь пересеклись.
Нас встретила Анна Александровна, супруга директора школы.
– Нам нужен Яков Семенович, – в один голос сказали мы.
– Яков Семенович уехал в лес, – ответила Анна Александровна.
Ответила очень приветливо. Сразу видно – добрая женщина. Она пригласила нас в дом.
– Сейчас чайку поставим.
– Нет, нет, не надо... – хором начали мы.
Но Анна Александровна и слушать не стала – разве встречают гостей без чая? Она поставила на стол самовар. Здесь же пироги, варенье. Начала потчевать:
– Пейте, пейте! – Потом спросила: – Вы, как я вижу, молодые специалисты-учителя?
– Да, я закончил наш университет. По распределению направили в вашу школу, – почувствовав вопросительный взгляд хозяйки, объяснил ты.
– Зовут-то как?
– Алеша… Алексей…
– А по отчеству?
– Иванович…
– Тогда Алексей Иванович? – подытожила Анна Александровна.
«Значит, ты Алексей Иванович?» – наблюдаю за ним краем глаза. Хотела повнимательней рассмотреть, но очередь расспросов дошла до меня.
– Я – Аля… Алевтина… Григорьевна… Окончила пединститут, буду учить иностранному языку.
– Ну, коллеги, тогда будем работать вместе. Меня зовут Анна Александровна. Я преподаю русский язык и литературу. – Потом начала успокаивать нас, как маленьких детей: – Все будет хорошо. Деревня наша очень красивая, и лес есть, и река. И люди у нас добрые, работящие… Вам здесь понравится.
Анна Александровна рассказывала об односельчанах, школе, учителях, и в то же время не забывала нас потчевать: «Пейте чай, пейте, сейчас добавлю еще горяченького». Потом на миг замолчала, посмотрела на нас пристально: сначала на тебя, потом на меня:
– А вы не супруги?
Ее вопрос нас сильно сконфузил и в то же время удивил. После прохладной улицы и горячего чая лица раскраснелись. Помню, ты, Алеша, тогда рассматривал меня с ног до головы. А может мне так показалось? Но мне было очень неудобно. Сначала ты помогаешь мне чинить сапоги, а потом дошли и до «супругов». После вопроса Анны Александровны я не могла посмотреть тебе в глаза. Вела себя, как маленькая девчонка.
Анна Александровна проводила нас к автобусной остановке. До Сернура доехали вместе. Я зашла в роно, а ты, я это почувствовала, провожал меня взглядом до самых дверей. В тот день мы общались немного, но каждое слово, сказанное тогда, я помню и сейчас.
В следующий раз мы встретились уже первого сентября. Нас, несколько новеньких молодых учителей, выстроили перед школьной линейкой, каждому подарили по букету цветов, представили ученикам. Тогда я и узнала полное твое имя: Сергеев Алексей Иванович…
4.
Школьники успели посидеть за партой только три-четыре дня. По просьбе директора совхоза, как и в другие годы, они вышли на уборку картофеля. Там было весело. Мы, молодые учителя, быстро познакомились друг с другом и своими учениками. Местные учителя во всем помогали нам.
Поначалу было немного неудобно, когда нас, вчерашних студентов, называли по имени-отчеству. Если еще недавно меня все называли Алей, Алевтиной, то теперь я стала Алевтиной Григорьевной.
Потом опять сели за парты. В начале октября умер отец Алеши, и он уехал на несколько дней. А когда вернулся, я замечала, что он часто хмурится, о чем-то долго задумывается. Потеря близкого человека – это, конечно, очень большое горе. Я его понимала всей душой, ведь и у меня не было ни матери, ни отца. Недавно похоронила своих самых близких людей. Я всей душой хотела ему помочь. Может именно тогда, а может даже раньше по особому стали вспоминаться разные мелочи и детали: его костюм, галстук… А потом… Потом начала постоянно думать о нем. Видела его во сне. Ложилась спать – вспоминала его, просыпалась – опять только о нём и думала. Пыталась понять, что это такое? Если ты думаешь о человеке, который тебе нравится, тревожит душу, поднимает настроение, если вырастают крылья, то что это такое, если не любовь. Не знаю, кто какой смысл видит в этом слове, но я чувствовала: это мое, это моя любовь, и я люблю, как умею. Но как это объяснить ему? Неужели девушка первой должна раскрывать душу? Нет… я ждала… Как долго я ждала! Вот и сейчас будто живу той же жизнью…
Когда приходит такое чувство? У кого раньше, у кого позже. В школе я была маленького роста, угловатой, поэтому, наверное, ребята и не замечали меня. И в институте отставала от подруг-однокурсниц. Многие очень быстро познакомились с парнями, некоторые уже после второго курса повыходили замуж, детей родили. Все это было для меня новым. Часто про себя думала: доросла ли и я до того чтобы строить свою семью?.. Думала, а сама бежала в библиотеку: зачеты, экзамены… Но неужели при виде счастья моих подруг мое сердце ни разу не дрогнуло? Может и было такое, да не помнится?
...Тогда я только пришла в школу. Вела как-то английский язык в десятом классе. Чувствую, один из учеников, Миша, смотрит на меня, не отрывая глаз. Вот-вот встанет и что-то скажет. Вскоре заметила, что он стал заниматься усерднее, раньше за ним такого не водилось. А сейчас старается, всегда выполняет домашние задания, на уроках рвётся ответить на каждый вопрос. Если даже не знает, все равно тянет руку.
Сначала я не понимала причину этого и только позже догадалась: мальчик в меня влюбился. Я старалась понять его отношение через свои чувства к Алеше, которые переполняли меня, были новыми. Но это было несравнимо. Мой ученик был для меня маленьким мальчиком, простым десятиклассником.
* * *
Наступил ноябрь. Однажды этот ученик пришел ко мне в общежитие. Слышу, кто-то стучится. Тихо так. Подумала, что послышалось. Стук повторился. Теперь он звучал отчетливо. Открыла дверь – передо мной стоит Миша.
– О-о, добрый вечер, Миша! – искренне улыбнулась ему. – Проходи...
– Здравствуй, Алевтина Григорьевна! – послышалось в ответ.
– По делам или так просто, в гости? – спрашиваю.
– М-м, – он был сильно смущен, чувствовалось, что очень волнуется. Но взял себя в руки. – По делам, Алевтина Григорьевна.
– Ну, тогда проходи в комнату, – пригласила жестом и захлопнула дверь.
Миша медленно вошел.
Я ненадолго отлучилась на кухню. Предложила Мише чай.
Он не отказался, тоже зашел на кухню, но по-прежнему молчал. С большим трудом мне все-таки удалось его разговорить.
Молодость рождает в каждой в душе стремление к прекрасному, к идеалу. Если такого идеала нет, то спешит его выдумать. Миша был начитанным, неплохо знал классиков прошлого столетия. Очень близки ему были тургеневские герои. Это чувствовалось в разговоре. Я тоже любила литературу, и мне это было интересно.
Моя соседка по комнате, молодая учительница математики, вышла на улицу прогуляться. Мы остались вдвоем.
– Алевтина Григорьевна… – произнес Миша через некоторое время. А дальше будто бы окаменел, ни слова не может сказать.
– Миша, что ты хотел сказать?
Он потупил взгляд.
– Алевтина Григорьевна… Я… Я… – даже дыхание перехватило.
Я сразу поняла, что хотел сказать Миша. Чтобы не ранить его юную душу, стала подыскивать ласковые и убедительные слова.
– Миша, я тоже тебя очень уважаю. Уважаю всей душой. Ты мне близок и дорог. Но… ведь сердцу не прикажешь. Ты понимаешь, меня?
Миша сидел молча. То, что он хотел сказать, теперь стало ясным без слов. И я чувствовала, что у него сейчас на душе: говорите, говорите, Алевтина Григорьевна, говорите, все зависит только от вас – жить или умереть.
– Миша, – сказала я, – знаешь, когда я училась в десятом классе, я тоже влюбилась в учителя. Как мне казалось, очень сильно. Душа просила любви. Не видя его, я не могла прожить и дня. А потом…
Я замолчала. А он понял: «…потом разлюбила, любовь растворилась, остыла». Это меня, школьницу, тогда сильно потрясло: как же так, почему любовь может угаснуть? Такого не должно быть! Полюбить можно только один раз. Только один раз и на всю жизнь.
Ох, как мне было жалко Мишу. Если сейчас раню его сердце, как он дальше будет смотреть на девушек? Поэтому перевела разговор на другую тему.
Проговорили мы очень долго. Размышляли о жизни, которую каждый понимал по-своему. Исчезла грань между учительницей и учеником. В этот вечер мы были наравне. Он, наверняка, полюбил в первый раз, и я впервые кипела в этом котле. Наступил следующий день… Я старалась ничем не задеть, не унизить моего юного друга. Будто вчера ничего не было. Просто дружеская беседа учительницы с учеником…
А сама продолжала ждать...
Но почему опять так сильно разболелась голова? Сейчас придет медсестра, сделает укол, даст снотворные… Да, хватит на сегодня воспоминаний, пора закрывать свой дневник.
5.
31 мая…
Время летит неумолимо, а здоровье не спешит возвращаться. Очень часто падаю духом. Даже эту тетрадку долго не хотелось брать в руки. Конечно, чувствую себя лучше, чем раньше. Но все происходит очень медленно, медленно… Понимаю: нужны мое терпение и время. Правильно говорят, время лечит. Но хватит ли терпения?
Как много сейчас дел: работа на огороде, конец учебного года! Все трудятся как муравьи, а я – наоборот. Зимой еще можно было терпеть, хоть и лежишь неподвижно, а время идет, быстро темнеет, книжки читаешь. А сейчас наоборот, хочется спать, мучает холод. А на улице – тепло. Ах, как трудно все это вытерпеть.
Понимаю: Алеше сейчас особенно трудно: и на огороде, и в хлеву работы много. Везде один. Иногда ко мне не успевает, я обижаюсь на него, но потом себя ругаю: ведь сколько ему достается домашней работы, и в школе надо быть не хуже других.
Помню, в первое лето после женитьбы достроили свой трехэтажный дом. От школы нам выделили двухкомнатную квартиру. Большая такая. Правда, если живешь в деревне, свой дом куда лучше. Но приехавшим со стороны трудно быстро наладить хозяйство? Вместе с соседями за деревней построили хлев, обустроили дворик, нам выделили место под огород. Посадили картофель, морковь, лук и другие овощи. Старались все делать аккуратно, с любовью, с душой! В хлеву скоро появился поросенок. Жить бы да жить…
И вдруг стряслась такая беда! Почему? За какие грехи меня Бог наказал? Теперь не могу заниматься ни домашними делами, ни воспитание дочери, да и перед сестрами и братом чувствую какую-то вину. Как будто я ждала от жизни большой букет цветов. Не думала, что этот букет мог обернуться цветами на могиле. Еще одного не могу понять: почему мои чистые помыслы оказались растоптанными? Но верю: мой добрый порыв все равно будет кем-то понят. И верю, что когда-нибудь все равно встану на ноги, и пройдем мы с любимым Алешей и дочуркой Иришей по светлой тропинке.
* * *
Последний перед Новым годом месяц для меня всегда почему-то пролетает незаметно. Вот и тогда было так. Вообще, когда охвачен чем-то неведомым до сей поры, новым, когда ты любишь, времени не чувствуешь. Ведь я работала вместе с любимым человеком, встречалась, разговаривала с ним. Но как ему открыть душу, не знала. Неужели он сам этого не чувствует? Неужели ему нравится другая? Ответ не заставил себя долго ждать.
...Я вела урок в пятом классе. Окна класса выходили на улицу, и все, что там происходило, было видно как на ладони. Настроение хорошее, Новый год скоро. И тут в окно я увидела Алешу. Он шел в школу с Марией Петровной, учительницей тоже приехавшей сюда по распределению. А она улыбается, веселье бьет через край, скажет что-то и засмеется. В ответ улыбается и Алеша. Подолгу смотрит девушке в лицо. Мария взяла было его под руку, но, смекнув, что возле школы это неуместно, убрала её.
Я потеряла дар речи. Сердце куда-то обрушилось, голова закружилась.
«Алеша, что ты делаешь?! Ведь я же тебя люблю. Ты же мой!..».
Не вытерпела, по лицу потекли слезы. Ох, какие горькие были они тогда. Дети, конечно, ничего не поняли, сидят тихо. А я вся дрожу.
В это время Алеша видимо заметил меня в окне. На одно мгновение приостановился, улыбка сбежала с лица, и, опустив голову, он быстро скрылся за дверями школы.
Помню, я не спала всю ночь. Не могла привести мысли в порядок, лежала и плакала. Подруга, с которой жили вместе, ничего не могла понять. Все спрашивала, что со мной. Но я лежала тихо и не отвечала ей.
Как я уснула, не помню. Но проснулась очень рано и постаралась спокойно разобраться в случившемся вчера. Почему, увидев меня в окне, Алеша смутился. Неужели причиной этому была я? До сих пор я думала, что страдаю только одна. А что у него на душе – не знала, не чувствовала. Неужели и я запала ему в сердце. И он втайне любит меня? И мучается, как и я?..
Все решил Новый год…
Сначала мы провели утренник для учеников младших классов. А вечером учителя собрались уже на свой праздник. Стол получился знатный. Вечер прошел весело. Не раз Алеша приглашал меня на вальс. Другие пары кружились в медленном танце, а мы переходили на быстрый. Я даже не подозревала, что он так хорошо танцует. Только прислушивайся к ритму, доверься крепким рукам, и все получается замечательно. Танцующие уступали нам место, а одна из учительниц весело крикнула:
– Молодым мало места! Расступитесь! Пусть танцуют!
Мне казалось, что этот праздник был только для нас, что люди собрались порадоваться нашему счастью…
Под утро – было, наверное, часа три – я собралась домой. Алексей вызвался помочь мне донести магнитофон. По дороге к общежитию я не сказала ни слова. Только сердце стучало, готовое вот-вот вырваться из груди.
Около дверей остановились, и Алексей взял меня под руку.
– Аля, может, еще погуляем? – спросил он.
Я сразу же поняла, что Алеша готов был произнести эти слова уже давно, и вот только теперь набрался храбрости. Вспомнилась недавно увиденная из школьного окна сцена. А может, мне это все показалось?..
Я согласилась:
– Конечно, погуляем.
На улице было холодно. Наверное, поэтому Алеша пригласил меня к себе, в общежитие. На праздники он остался в комнате один. Мы долго разговаривали, не включая света. Тогда Алеша меня поцеловал в первый раз. Я ждала этого. И разом как-то успокоилась. Будто все так и должно было быть. И никак иначе. Алеша – мой…
…Не знаю, не помню, как тогда все случилось. Наверное, это судьба. Я осталась у него...
А потом он проводил меня домой, а сам пошел в клуб, на елку. Я согласилась прийти туда попозже – надо было переодеться. Все было как в сказке.
В комнате меня встретила моя подруга Маргарита.
– О-о, Аля, посмотри поскорей на себя в зеркало. Губы-то все посинели. Наверное, от поцелуев. Крепких поцелуев… – засмеялась она.
Я кинулась к зеркалу.
– Так нет же ничего, почему обманываешь? – А сама чувствую, что сильно покраснела. Но разве это было важно? Я была тогда счастлива!..
6.
11 июня…
Сегодня исполняется ровно десять месяцев, как я лежу в больнице. Какая польза была от меня за это время? Из моей жизни бесполезно выпали целых десять месяцев. Сколько мне еще так лежать? Не знаю. Один Бог ведает. Я стараюсь терпеть и не жаловаться. Говорят, молчание – золото. Молчаливый – всегда умней. Если я молчу, то это очень хорошо: не лезу ни в чьи дела, ни в чью жизнь.
Конечно, если бы ноги были здоровы, я бы все делала сама. А сейчас что я? Кто? Вот именно, во вторую очередь «кто». Обуза всем. Как подумаю об этом, душа разрывается. Почему именно моя жизнь пошла кувырком? Ведь только-только начали жить. Подумаю так, и тут же вспоминаю о родных. Настроение сразу падает.
Взять вот сестру Веру. У нее своих дел по горло, присесть нет времени. Она такая добрая и отзывчивая, а главное, умеет вовремя заметить чужие беды. Умеет пожалеть. Беспокоится обо всех. Я думаю, что ее доброты хватило бы на весь белый свет. Но одного не могу понять: почему самый близкий ей человек – муж – старается втоптать ее добрые порывы в грязь? А Вера только улыбается, но я-то знаю, что это только для виду, а в душе она сильно переживает.
И брат Леня все время не выходит из головы. В его сердце для каждого найдется уголок. О себе печется мало. И мама наша такая была. И внешность, и отношение к людям, и любовь к ближним – все от нее унаследовал Леня. Если что пообещает, обязательно сделает. Для него слова «должен сделать» всегда стоит на первом месте. Иногда даже чересчур: забывает про семью. И себя нисколько не жалеет. Все это ему природа-мать дала, и его теперь не переделаешь. Только береги себя, Леня. Споткнешься один раз, это на всю жизнь, ничего уже не вернешь. Все-таки человек должен делать то, что ему по силам. Если возьмешь на себя лишнее, только себе и близким хуже сделаешь. Как я…
Леня, иногда посмотришь на тебя и твою жену Надю – как вы выдерживаете? Ненавидите друг друга… Семья разваливается… Тогда почему ты столько сил и времени тратишь на то, чтобы делать добро другим? Подумай хоть немного о своих близких. Найди хотя бы время вместе отдохнуть, выбраться в лес…
Эх, Леня, Леня, гляжу я на вас, и на душе становится горько. Иногда ты бываешь груб. А ведь я знаю: ты очень добрый человек. Но на всех тебя все равно не хватит. Сгоришь, останется только пепел. Пусть доброту твою оценит и направляет сама жизнь! И еще. Пусть поскорее у тебя будет новая квартира. Может быть, это хоть немного укрепит вашу семейную жизнь.
Сестра Вера очень отличается от Лени. Дела Лени как бы невидимы, а у Веры все наоборот, даже самую мелочь делает с таким энтузиазмом, что это не может не остаться незамеченным. И к тому же Бог дал ей все: шьет, вяжет, хорошая хозяйка; если спляшет, дом задрожит. И по дому одна управляется, никогда не ждет мужа. Он-то хоть бы помог ей немного. Но и ей не надо бы взваливать на себя все обязанности мужа?
А может так нашему роду суждено? Хоть и обзавелись семьями, а жизнь у каждого складывается непросто. Неловко как-то на душе, когда все о тебе беспокоятся, а ты лежишь без сил… Говорят, это неврологические больные в первую очередь начинают злиться на ближних. Я тоже, наверное, дошла до такого.
Мое плохое настроение тут же чувствуют Алеша с Ириной. Муж сразу берет в руки книгу, дочка – тихо играет. Я прекрасно понимаю, нельзя их держать в постоянном напряжении. Знаю, Алеша и так очень устает: работа по дому, и к урокам надо готовиться. И хочется, конечно, жить полнокровной мужской жизнью! Ведь он живой человек, мужчина! И его может когда-то прорвать. Всему когда-нибудь приходит конец!
Алеша выпивает очень редко, но когда это случается, я отношусь с пониманием. Иногда у него вырываются такие слова: «терплю», «нет времени», «ты ведь на работу не идешь», правда, очень и очень редко. Они для меня, как нож в сердце. И в ответ я ему говорю что-то ужасное. Но он только молчит. Я поражаюсь его терпению, умению держать себя в руках. Когда я была здорова, такого в нем я не замечала.
* * *
…Потом мы с Алешей начали встречаться почти каждый день. Только закончу готовиться к урокам, сразу же бегу на наше условленное место. Именно бегу. Уже потом, по прошествии времени, Алеша не раз шутил по этому поводу. Но я-то чувствовала, что он жил тем же чувством, той же жизнью. Мы были счастливы. А зимние вечера... Тихие-тихие, когда выпадет снег, и на улице становится так светло… Мы по дороге выходим из деревни, разговариваем…
Иногда он уезжал на родину к матери. Ох, как мне тогда было грустно и одиноко. День казался годом. Иногда приедет в воскресенье вечером, усталый, и не выйдет на наше место. А я волнуюсь, иду к его общежитию, а в его окне даже нет света. Не знаю что и думать: то ли еще не приехал, то ли приехал да уснул. А в дверь постучаться стесняюсь. Эх, мне бы тогда сегодняшнюю решительность! А вообще-то зачем? Он все равно мой!
Однажды после такой поездки я не вытерпела. Подождала, когда моя подруга уснет, и в два часа ночи побежала к Алеше. Смотрю – дверь приоткрыта. А на улице зима хозяйничает. Алеша в пальто лежит на кровати. Я чуть сума не сошла! Что с ним. Не знаю, что и делать. Начала его трясти. Присмотрелась хорошенько, а он, оказывается, пьяный. Тогда мне Алеша показался очень противным. Побыстрее закрыла двери и побежала к себе. Всю дорогу плакала. На следующий день не пришла на свидание. Места себе не находила. Алеша сам появился у нас в общежитие. Я его очень ждала. Мы вышли на улицу. Постояв немного, не поднимая головы, Алеша сказал:
– Прости меня, Аля. Прости за вчерашнее. Ко мне приходили ребята. Больше таким ты меня не увидишь.
И правда, мы поженились, столько лет прожили вместе, и такого уже никогда не было. Да, Алеша, ты полностью загладил тот давний проступок свой.
7.
25 июля…
Вчера по телевизору показали легенду «Даханау». Даханау – пастух. Однажды он, оставив дома старую мать и жену, пошел искать счастье. В долгой и трудной борьбе он все-таки нашел счастье и принес его домой. Не только себе, не только родным, а всему своему народу.
И правда, счастье само не приходит, за него надо бороться. Но мне кажется, что ко мне оно пришло очень легко. Будто само прилетело в руки. А у моего Алеши не так. Сколько ему пришлось пережить. Не знаю, за что Бог дал ему такую судьбу? Но ведь в том, что случилась, не виновата и я… Только любовь помогает человеку жить, встречать новый день. И чтобы это доказать, мне надо обязательно встать на ноги! Ведь я без Алеши не могу прожить ни дня. А может, уйти из жизни насовсем? Но о чем это я опять? Сильный человек никогда не пасует перед трудностями. Наоборот, он борется, зубами держится за жизнь. И не словами это доказывает, а делами! Мне часто вспоминается конспект в моей тетради, который вселяет надежду и прибавляет силы.
* * *
В середине лета сыграли свадьбу. Сколько народу собралось на наш праздник. Мы с Алешей были самыми счастливыми на всем белом свете. Потом начался медовый месяц. Мне и сейчас кажется, что он длился долго-долго… До трагедии.
После свадьбы мы с Алешей поехали к его матери. Ходили в лес, собирали грибы, ягоды. Раньше я такого богатого леса никогда не видела. Чего там только не было! И малина, и брусника, и грибы… Как в сказке! Тогда я просто не могла оценить все это по достоинству. А теперь, наверное, по такому лесу мне уже никогда не пройтись... Все останется только в воспоминаниях.
Вспомнилось, как ждали рождения нашей дочурки. Каждая будущая мать волнуется и загадывает, каким будет ее ребенок. Думаешь, неужели и ты способна дать жизнь новому человеку. Потом берешь первенца в руки, кормишь грудью. Вот Алеша приходит из школы. В доме тепло, я его жду всем сердцем. Обед готов. На столе компот из брусники. Его Алеша очень любит.
Как сейчас помню: в тот майский день мы с коллегами выбрались на природу. А назавтра договорились с соседями сажать цветы перед домом. Вдруг на душе стало как-то тревожно, не могу понять почему. Женщины мне говорят: «Тебе, Алевтина, время пришло ехать в больницу». И действительно, к обеду стало намного хуже. Алеша побежал искать машину. Нашел грузовик. Меня посадил в кабину, а сам залез в кузов, и мы поехали в райцентр.
Тогда от нашей деревни до райцентра асфальтированной дороги не было, сплошные ухабы.
– Побыстрей, побыстрей! – кричит в окно кабины Алеша. А как только машину встряхивает на очередной яме, опять кричит шоферу: – Потише, Сережа! Понежней!
В ту же ночь я родила. Почему-то я думала, что будет сын. Для него у меня было приготовлено имя. Но родилась дочь. Мне показалось, у Алеши чуточку упало настроение. Но он лишь ласково улыбнулся и сказал: «Ничего, следующий обязательно будет мальчик. Я уж постараюсь». Через восемь месяцев я новь забеременела. Но тогда мы решили, что еще рановато заводить второго ребенка, и я съездила в больницу. Почему я тогда согласилась на это? Может и жизнь наша пошла бы по-другому.
8.
18 сентября…
Теперь я пишу уже у себя дома, в гнездышке, где отдыхает душа. Все здесь родное. За год вроде бы ничего не изменилось.
Вчера в палату, где я лежала, вошли сначала Алеша и сестра Вера. Подождали брата Леню, он приехал на машине. В квартиру Алеша меня занес на руках, как маленького ребенка. Везде чисто, аккуратно. Вот в спальне удобный уголок Ириши. А занавески, похоже, повешены недавно. Ну, конечно, Алеша постирал их, и теперь тюль отливает белизной.
Дверь в спальню закрылась, и я услышала тихий голос сестры:
– Алеша, лекарства убрал на место?
– Убрал, – последовал ответ.
Раньше, если кто-то разговаривал на кухне, в спальне его слова было не разобрать. В чем дело? Я осмотрела двери. Оказывается, порожек под дверью был полностью убран, между дверью и полом образовалась щель. С какой целью? Скоро все прояснилось.
– Ну, Аля, сейчас будем пить чай, – вошла в спальню Вера. За ней показались Алеша с Леней. Но что это? Алеша вкатил в спальню кресло-каталку. Меня усадили в него и повезли из комнаты. Колесики каталки нигде не застревали, и мы плавно въехали на кухню. Все продумано и предусмотрено в инвалидном кресле... Надолго ли оно мне? А может быть на всю жизнь?
Пили чай, разговаривали. Вдруг вспомнились слова Веры: «Лекарства убрал на место?». Боятся. Не надо, родные, не бойтесь. Да, были у меня такие мысли. Но теперь я никогда и близко их не подпущу. Даст Бог, я встану на ноги.
После чая сестра с братом засобирались. Обещали навестить в выходные и уехали в райцентр. Мы остались с Алешей вдвоем. Я кручу колеса кресла, переезжаю из одной комнаты в другую. Остановилась около дивана. Алеша примостился рядышком.
– Алеша, – погладила его по голове. – Почему не договариваешь все до конца?
– Что не договариваю? – удивился он.
– Н-ну, что-то… Ведь я чувствую. Вы что-то не договариваете. Скрываете правду.
– Все хорошо, Аля, – он взял мои руки, ласково погладил и поцеловал. – Все хорошо. Ты теперь дома. У нас все будет хорошо.
– Алеша, прошу только правду…
– Ладно, тогда слушай. Недавно я ездил в город. Зашел в больницу. С собой брал и твою больничную карточку. Там мне посоветовали везти тебя в Москву, известному нейрохирургу Васильеву.
– Ой, Алеша!.. – обрадовалась я, но в его глазах заметила тревогу. – Алеша, что-то этому мешает?
– Нет, нет. Все хорошо, – стал успокаивать он. – Только надо немного подождать.
Эту радостную весть я сообщила приехавшей в субботу Вере. Она покачала головой:
– Я знаю. Только придется немножечко потерпеть, – почти дословно повторила она слова Алексея.
– Ты говоришь словами Алеши! – удивилась я. – Ну-ка договаривай сейчас же, Вера.
– Ехать прямо сейчас невозможно: у нас нет денег. Алеша свои почти все истратил. На коляску очень много ушло. Вот Леня говорит, что скоро выйдет в отпуск. Отпускные обещал отдать Алеше. Я тоже зарабатываю. На мужа, конечно, надежды нет…
– Вот, оказывается, в чем дело? – прикусила губы.
– А в дорогу надо трогаться в ближайшее время, тянуть с этим делом нельзя… – подытожила сестра.
Она почти весь день прибиралась в доме, занималась стиркой, сварила обед. В райцентр уехала последним автобусом. Потом опять был тихий домашний вечер. И в комнате так же тихо, спокойно. Только дочка иногда подбегает к папе или ко мне, спрашивает то одно, то другое. Вот Алеша подошел ко мне.
– Вера мне все рассказала, – тихо сказала я.
Он ничего не ответил.
– Если так трудно, может не надо ехать в Москву? Может, и так все пройдет?
– Нет, Аля, поедем. А это потом выбросим, – показывает на коляску. – Верь, все будет хорошо.
* * *
Жизнь наша текла радостно и спокойно. Но вот пришел тот страшный день – 11 сентября. Как и в прошлые годы, школу попросили помочь в уборке картофеля. Помню, я тогда, нагнувшись, собирала картошку. Даже не заметила, как один автомобиль тронулся назад. Я оказалась под машиной. Потом мне рассказали: мою фуфайку закрутил карданный вал автомобиля и меня, ломая кости и позвоночник, перевернуло несколько раз.
Конечно, я тогда потеряла сознание и ничего не почувствовала. На поле все перепугались. Думали даже, умерла. Потом мне рассказали, как все случилось... Вокруг суетятся люди, приехали скорая помощь, милиция. Дети были очень напуганы, их распустили по домам.
В районную больницу, куда меня привезли, сразу же вызвали из города специалиста. Такое в трудных случаях бывало и раньше. Диагноз приехавшего врача был таким: «Она проживет не больше недели». Сказал и уехал. А сам каждый день звонил из города: «Жива ли еще эта женщина?».
В больницу ко мне заходили многие: одни жалели, другие хотели чем-то помочь, а третьи, наверняка подумав, что все равно не выживу, приходили попрощаться.
Однажды в палату зашел молодой человек в солдатской форме. Я сразу его и не узнала.
– Здравствуйте Алевтина Григорьевна!
Присмотрелась внимательней.
– О, Господи! Миша! Это ты?!
Да, да! Это был он. Когда-то влюбившийся в меня мой ученик. Тогда он был гибкий как веточка ивы, угловатый мальчик. А теперь изменился: голос с хрипотцой, возмужавшее лицо, густые усы и бородка.
Миша накинул на себя белый халат, а грудь – нараспашку. На кителе заметила медаль «За отвагу». Знаю, такую медаль не каждому дают. Почувствовала радость и гордость за него.
– Миша! – потянулась к нему.
Он приблизился к кровати, взял мои руки в свои, сел на стоявший возле кровати стул. Он, конечно же, не думал увидеть меня такой. Понимаю, что не может найти нужные слова. Но потихоньку разговорились, рассказал, что окончил военное училище.
Потом голос его окреп, он твердо и прочувствованно сказал:
– Алевтина Григорьевна, я, конечно, молод. Но там, в Афганистане, видел много горя и боли. Видел раненых. Не буду говорить каких, вы сами догадываетесь. К такому нельзя привыкнуть. Некоторые, моложе меня, еще совсем зеленые, прощались с жизнью. И сейчас мне тяжело видеть вашу боль. Если что нужно, я готов сделать все. Можете мне верить. Вы только не вешайте голову. Надо жить. Жизнь – прекрасна!
Смотрю на вчерашнего мальчика. Мой бывший ученик возмужал, стал крепким мужчиной, офицером, видел войну. И ему, видно, многое пришлось повидать. Такую медаль надо заслужить.
Миша стал прощаться. А я никак не отпускаю его. Он стал мне близким человеком.
– Миша, – остановила его уже у дверей, – Миша…
Он отпустил дверную ручку и вновь вернулся к кровати.
– Я слушаю, Алевтина Григорьевна.
– Миша… ты меня любишь?.. Так же как и тогда?..
Нет, я не чувствовала неловкость, задавая этот вопрос. Миша твердо ответил:
– Люблю… Я вас люблю, как и раньше, и буду любить всегда, – нагнулся и поцеловал в губы. – Вы были первым человеком, которого я полюбил. А первая любовь, как вы знаете, не забывается.
– Спасибо тебе, Миша… – я чуть не расплакалась, но было стыдно плакать. Через силу улыбнулась.
– Будьте здоровы, Алевтина Григорьевна. Все будет хорошо…
Миша ушел. Больше я не могла сдержаться, слезы полились ручьем. Я их не пыталась остановить. Нет, человек, который видел смерть, не станет обманывать. Его слова я слышу и сейчас. Спасибо тебе, Миша!
* * *
Алеша мой всегда старался быть рядом со мной. По субботам и воскресеньям оставался подолгу. Придут, бывало, вдвоем с дочуркой. А она маленькая, даже, наверное, не понимала того, что случилось с матерью. Но однажды сказала:
– Мама, очень пахнет.
Тогда Алеша как раз поправлял одеяло. Я тоже почувствовала запах, мне было очень неприятно. В ту ночь я не смогла уснуть, трудно было дышать, не хватало воздуха, плакала, плакала. На следующий день попросила делать перевязки почаще. Мне стало легче. Помню тот день, когда меня посадили в коляску и подкатили к окошку. Я увидела начинающую зеленеть траву и заплакала. Не смогла удержаться. Подумала тогда: все будет хорошо, я опять буду здорова. Пришла сестра Вера, но не смогла выдержать моих слез, сама расплакалась и быстро выбежала из палаты…
9.
25 ноября…
И снова пришел новый день! Что ты принесешь мне!? Утро началось как обычно. Алеша не мог найти себе места, ходил из комнаты в комнату, будто ему тесно в доме. Того и гляди выбежит на улицу. Ему срочно нужно было ехать в свою родную деревню. Сильно заболела мать. Но на кого оставить меня? Должна была приехать сестра. Но она опаздывала.
Нетерпение Алеши передалось и мне, это было для меня как соль на рану. Опять я виновата. Из-за меня он не может поехать домой, я его держу.
Почему судьба бьет нас так больно? Иногда, может, мы сами не хотим услышать, понять друг друга? Перед дальней дорогой я хотела, чтобы он сел со мной рядом, хотела приласкать его. А что вышло? Он внезапно прикрикнул на меня: «Тебе легко говорить!». Этого хватило, я залилась слезами. Мне было так тяжело. Алеша стал меня успокаивать, голос его звучал очень нежно. Я понимала, что ему надо ехать. Поэтому пересилила себя, постаралась успокоиться и успокоила его. Однако почувствовала, с каким тяжелым настроением он вышел из дома. Как он доедет? Стыдно теперь ему в глаза посмотреть. Может он мои слова понял совсем по-другому? «Вам легче…» – сказала я. А ведь ему втрое, вчетверо тяжелее, труднее. Легче ему в том, что он может помогать другим. Если не делом, так словом, а слово свое он держать умеет. Вот это я хотела ему сказать. А мое слово «легче», его рассердило. О, Господи! Прости меня! Тысячу раз прости!..
10 декабря…
Умерла мать Алеши. Скоро уже сороковой день. Два раза ее во сне видела. Она была очень доброй. Каждый раз, как мы приезжали, принимала меня как собственную дочерь. Когда Алеша подшучивал надо мной, всегда защищала за меня. «Ты не смейся над моей невесткой, не обижай ее», – говорила она. По утрам я просыпалась в одно время с ней, старалась помочь по хозяйству. Мама всегда жалела меня: «Почему так рано встала? Поспала бы еще».
Не смогла я проводить ее в последний путь. Говорят, если пришла одна беда, то другая рядом ходит. Теперь и у мужа нет ни отца, ни матери. Осиротели. Все было. Все потеряли всего за два года. Кажется, вот-вот новая беда постучится в дверь. Когда стоишь твердо на ногах, о таких вещах и не задумываешься. Только тогда, когда останешься как я безногой, чувствуешь это и становится особенно страшно. О, Господи, как хочется жить! Ведь мы еще такие молодые! Наверное, поэтому не хочется быть бессильным. Надежда на возращение здоровья то приходит, то гаснет, и тогда на душе становится очень тяжело. А может само отсутствие надежды доводит до отчаяния? Вот и сейчас правую ногу не чувствую совсем, не могу даже двинуть ступнёй. Теперь, когда я сижу, уже не ломит в пояснице. Проснувшись, в первую очередь хочу помассировать ноги. Ничего не чувствую. Словно что-то оборвалось? Не хочется верить в худшее, гоню от себя мрачные мысли. Меня успокаивают, щадят, что-то скрывают. Но зачем?
Хочется встать на ноги и пройтись. Мы еще будем самой счастливой семьей, все по хозяйству будем делать вместе, я тоже буду работать. Но другие думы лезут в голову. Может, ничего и не надо, и если умру, то Алеше и дочери будет легче? Ведь Алеша еще молодой. Он может все начать заново. Ирина еще маленькая, но рядом надежный отец. Он свою дочь никогда не бросит. А я живу так вхолостую, приношу одни заботы. Сколько еще терпеть? Только Бог знает. Может я села в инвалидное кресло на всю жизнь. Неужели с этим надо смириться? Так хочется самостоятельно сделать хоть один шаг, один круг в вальсе. Я была бы самой счастливой в мире! Неужели ничего нельзя вернуть?..
* * *
Деньги на поездку в Москву собраны. До сих пор никак не можем выехать. Горе за горем. Люди готовятся встречать Новый год, а мы – в Москву. Алеша посередине учебного года взял отпуск.
В Москве у Васильева была своя клиника. Андрей Владимирович встретил нас очень приветливо, долго и внимательно изучал историю болезни. Потом встал:
– Ну что, Алевтина Григорьевна, начнем лечиться?
– Я-то готова, – я сразу поверила этому доброму человеку.
– Будет очень больно! Но придется потерпеть…
– Я терпеливая!..
– Ну, тогда принимаемся за работу.
После этого мне начали ежедневно делать массаж. С помощью специального аппарата Андрея Владимировича, который он изготовил своими руками, попробовала даже встать на ноги. Сама стою, но ноги ничего не чувствуют. Алеша каждый день приходил ко мне в клинику, приносил продукты и всегда был готов помочь Андрею Владимировичу.
Так прошло полмесяца. Однажды доктор вошел в палату непривычно оживленный.
– Хватит лежать, Алевтина Григорьевна. Пора вставать.
В тот день с помощью его аппарата я сделала, наверное, шагов пятьдесят. От боли скрежещу зубами, в глазах все двоится. Считаю каждый шаг: один, два, три… Я шагала самостоятельно, рассчитывая только на свои силы. Какая большая надежда возродилась тогда!
В следующий раз это упражнение повторили. Все хорошо! Но в полночь вдруг поднялась температура, начала болеть голова, все тело было натянуто как струна, которая, казалась, вот-вот порвется и тело разлетится на куски. Потеряла сознание…
Позднее Алеша рассказывал, что я, оказывается, пролежала без сознания два дня.
Первым, кого увидела, придя в себя, был муж. Господи, как он похудел! Глаза воспаленные, наверное, совсем не спал!
– Алеша… – еле проговорила я.
Он встрепенулся, взял меня за руки.
– Что случилось, Алеша? Я совсем не чувствую тела…
– Все хорошо, Аля, – Алеша улыбнулся через силу.
В палату вошел Андрей Владимирович, взял стул и устроился рядом со мной.
– Как вы чувствуете себя, Алевтина Григорьевна?
– Очень болит голова, – ответила я.
Чувствую, что-то не так. В глазах врача не было прежнего радостного блеска.
– Что со мной, Андрей Владимирович?
– Алевтина Григорьевна, – тихо заговорил он, – вы даже не представляете себе, какая вы счастливая. У вас прекрасный муж! Он вас любит. С ним никогда и нигде не пропадете. Будьте счастливы. Я этого желаю вам искренне.
Я поняла: это – приговор. Значит – впереди никакой надежды. Остаться безногой – моя судьба. Москва отняла последнюю надежду.
Конечно, Алеше и Андрею Владимировичу уже все понятно. Только мне сразу не сказали. Лишь гораздо позднее Алеша открыл мне эту горькую правду.
В Москве я пролежала еще десять дней. Стали собираться домой. Несмотря на занятость, Андрей Владимирович пришел проводить нас на Казанский вокзал.
– Ни в коем случае не теряйте надежды, – сказал еще раз он.
Потом крепко пожал руку моего мужа:
– Спасибо за все вам, Алексей Иванович, – и, резко повернувшись, быстро зашагал по перрону.
* * *
3 февраля…
Смотрю телевизор, читаю книги… Иногда попадают такие хорошие. И про любовь. Как много терпят за нее, проходят через огонь и воду и все равно находят свое счастье, свою любовь. Любовь в мире не умрет никогда! Порой она приходит очень просто, но как трудно ее уберечь. Сколько раз нам в жизни дано все это испытать? Только любящие сердца могут понять друг друга, и трудности, и горечь поделить пополам, протянуть в трудную минуту надежные руки.
Вот вспомнилась история про спортсменку-конькобежку. Во время соревнований она получила травму: были повреждены голова и позвоночник. Четыре года пролежала без движения. Помню, ее мужа тоже звали Алешей. Именно он дал ей надежду на будущее, надежду на полноценную жизнь. Если бы не Алеша, она бы никогда не встала на ноги. Но она встала! Говорят, разбитую чашку не склеить. Все равно останутся следы. А человек все равно встал! Ему помогли встать! Никто его не бросил!
Или вспоминаю такой фильм. Одна девушка полюбила молодого человека. Но его приговорили к смерти. Эта страшная весть заставила от рождения прикованную к постели девушку встать и предупредить любимого.
Вспоминаются многие книги, фильмы, но могу сказать одно: человеку, чтобы выздороветь, нужны огромное желание и вера. И чтобы рядом был любимый человек. У меня тоже есть надежда. Моя вера – это Алеша. Знаю, он такой человек, он много не говорит. Особенно про мою болезнь. Ему нелегко говорить об этом. Да и зачем? И так все понятно. Иногда хочется обнять его крепко-крепко: «Алеша, Алеша, я так тебя люблю! Я не хочу видеть в твоих глазах боль!». Не могу видеть… Иногда хочется его отпустить на все четыре стороны. Иди, пожалуйста! Но не могу! Не могу и все!.. Не хватает сил, плачу… Как я вас, тебя с Иришой, хочу обнять! Если бы я знала свое будущее!.. Ведь и я мать, и у меня в доме есть свои обязанности, освободила бы вас от них. Я всегда вас жду. Но в последнее время Ириша редко подходит ко мне. Так она может и отвыкнуть от меня?.. Иди ко мне, доченька!.. Идите!.. Мне тоже хочется быть мамой…
* * *
Одно тревожит душу: исчезло желание доводить начатое дело до конца. Проходит день за днем. Пусть проходит. И прошла ли жизнь, есть ли жизнь – мне ничего не жаль. Ничего не хочется делать, и не делаю. Зачем? Для кого? Умом понимаю: так не только говорить, но подумать-то грех. Но никак не могу совладать с этими мыслями. И со стороны никто не подскажет. Пусть бы закричал: «Аля, нельзя же так жить!». Разговариваю с родственниками, знакомыми, друзьями, чувствую одно: я сохну, ухожу… Никакой надежды. Этого больше терпеть нельзя, кровать и никакой надежды. Старые друзья куда-то подевались. Наверное, считают общение со мной пустой тратой времени. А я очень хочу услышать задушевное слово. И Алеша, как мне кажется, только выполняет свой долг. А может, ошибаюсь? Алеша, любимый мой…
24 февраля…
Последние дни зимы. Через неделю свои дни начнет отсчитывать весна. А на улице свистит ветер, с ним борются деревья. Но уже явно чувствуется солнечное тепло. К обеду с крыши срываются капельки: кап, кап, кап… Как будто бы бьется мое сердце. Смотрю на природу, и душа радуется. Ей богу, если ты здоров, на ногах, то и жизнь прекрасна, и природу можешь ощущать во всей полноте. Хочется и жить, и работать. Все гармонично… Но опять неладно: заболела Ириша. Подскочила температура. Только бы все прошло хорошо. И Алеша жалуется на головную боль. Может, и он заболел? Или начинается грипп? Но он ни за что не пойдет в поликлинику. Беспокоюсь за него. Что мы будем делать без тебя, если занеможешь. Береги себя, Алеша!
Сейчас десять часов двадцать минут. Не кашляет. Уснул еще где-то в восемь часов. Может быть наутро все пройдет.
А ветер, видно, сильно рассердился. Так и воет за окном, стучит в форточку.
Написала немного, и будто бы от сердца отлегло, успокоила себя, даже спать захотела…
2 марта…
Много ли надо человеку? Только бы был кто-нибудь рядом, да поговорил по душам. А если еще цветы!.. Наверное, поэтому сегодня хочется летать. Сегодня собрались все: муж, дочь, брат Леня, сестра Вера… Букет цветов… К своему стыду не знаю их названия, но пахнут прекрасно!
А вечером была баня. Меня туда носили, как маленького ребенка. Спасибо огромное всем!
22 марта…
Похоже, опять начали для меня недобрые дни. Не только для меня, но и для Алеши. Понимаю, что-то не то, но только мне ничего не говорят. Зачем ты меня так мучаешь, Алеша? Тогда, действительно, я никогда не буду здоровой, не встану на ноги, зачем обманывать себя? Все кончено, двух концов не может быть. Нет никакой надежды. Некому открыть душу. У каждого своя забота, своя грусть. Трусливый заяц, все время думаю только о себе? Ведь я никогда не понимала самоубийц. Это – слабость. А может быть, не хочу замарать имя Алеши? Ведь про него могут плохо подумать, а Алеша не заслужил этого. Он и так тянул и тянет жизни тяжелый воз. Может потому, что очень молода? Ведь жить да жить… И жить-то очень хочется. У меня же дочь! И ей нужна мать. Если бы она была повзрослее…
Ах, не знаю, не знаю что делать? Этот вопрос неустанно стал мучить меня в последнее время. О, Господи!..
27 марта…
Сегодня стало на душе полегче. Надо жить дальше...
29 марта...
Скоро апрель. Весна вступает в свои права. Даже гуси за окном гогочут по-другому. Ожили, встрепенулись цветы на подоконнике. Их вчера принес сосед Михаил Петрович. Весна прекрасная! Мне кажется, что я ее чувствую даже ступней.
Алеша повез учеников на автобусе в Йошкар-Олу на экскурсию, с собой взял и Ирину. Только бы все обошлось хорошо.
5 апреля…
Сначала ушел на работу папа, потом проводила дочурку. Запоздало подумала, не забыла ли чего Ириша. Взглянула на стол. Точно, забыла. Вот же лежит ее пенал.
– Ириша! Ириша! – Стараюсь быстрее крутить колеса коляски. Открываю двери, кричу: – Ириша!..
Нет, не слышит. Не смогла догнать. В следующий раз надо быть внимательней.
25 апреля…
Начинаем готовиться и к Первому мая. Приходила сестра, постирала все, и меня помыла в бане. Я растрогалась, и опять слезы, слезы, слезы…
И вчера, когда все уснули, поплакала. Но это были другие слезы. Немного не поладили с Алешей, обернулось все это ссорой. Он только-то и сказал два слова: «Я спешу». «Куда вы все спешите?» – обиделась я. Алеша промолчал, но взгляд его не обещал ничего хорошего. Хлопнул дверью и ушел.
Вот так всегда. Как плохое настроение, не могу помолчать. Обязательно скажу какую-нибудь глупость.
Сестра не зря говорит: «Промолчи иногда, Аля. Ты перед ним должна на коленях стоять и благодарить его». Спасибо тебе, Алеша. Только будь здоров…
…Но ведь я же тоже живая, я тоже все слышу, чувствую, и порой нет сил терпеть. Вот ведь в чем дело.
30 апреля...
Исполнилось мне 33 года. Много это или мало? Очень мало, чтобы что-то успеть сделать, что-то понять. Надо поставить ребенка на ноги, надо начинать новую жизнь.
О, Господи! 33 года – это ведь еще возраст Христа! Он заново ожил именно в 33 года и принес надежду, радость, жизнь всем людям. О, Господи, мне тоже хочется жить! Я тоже хочу принести людям радость, пользу, хочу сделать их счастливыми! Да пусть будет так!..
* * *
Сегодня 2 сентября. Сколько же я не брала свою тетрадь в руки. Во время ремонта в квартире Алеша куда-то ее подевал. Долго не могла найти. Спрашивать как-то было неудобно. Ведь муж не знал, что это за тетрадь. Да я и сама не хотела показывать ее. Может потому, что думала, прочитают тогда, когда я попрощаюсь с жизнью? Вот сейчас перечитываю дневник и кажется, что шло к тому. Время залечило некоторые раны. И поэтому некоторые записи кажутся теперь мне просто нелепыми, а другие лишь вызывают улыбку.
Нет, этой тетради я все-таки хочу довериться еще раз. Наверное, именно для этого осталась последняя страница. Другую тетрадь для души уже не начну.
Только Алеша меня понимает, понимает, что мне тоже нужно работать. Поэтому еще весной ходил в роно, разговаривал с директором школы, с учителями. Мне доверили несколько часов английского языка. Трудный разговор был в роно. «Неужели в инвалидной коляске будет посещать школу?». «Нет, ученики сами будут к ней приходить домой», – сказал тогда Алеша. Там долго думали, но в конце концов согласились попробовать.
И вот наступило второе сентября. Сегодня я провела свой первый урок.
Я была на седьмом небе. Будто бы впервые встретилась с моими учениками.
Зашли они, пятнадцать мальчишек и девчонок, в квартиру немного удивленные. Мы с Алешей еще недели два назад переделали зал под класс. Убрали лишнюю мебель. С одной стороны повесили наглядные пособия, таблицы. Я пригласила детей рассаживаться. Кто выбрал диван, кто – стул. Сначала от волнения растерялась, но взяла себя в руки. Стала вести урок, занялась своим любимым делом. Дети очень внимательно слушали меня, бойко отвечали на вопросы, старались давать правильные и полные ответ. Наверное, положительно сказалась разница между школьным классом и домашней обстановкой. Не заметили, как истекло время урока.
После ухода детей очень ждала Алешу. Пришел бы поскорей! Увидела его из окна и быстро покатила коляску к дверям.
Он зашел в квартиру. Я, протянув руки, притянула его к себе. Он прижался ко мне. А я его обняла, расцеловала.
– Спасибо тебе, Алеша! Ты меня вновь вернул к жизни!
И заплакала счастливыми слезами... Потом пили чай. Долго сидели за столом, говорили о многом. На душе было радостно. К нам присоединилась Ирина. И она в хорошем настроении: то меня обнимает, то отца. Я попросила Алешу найти мою тетрадь в коричневой обложке. Он долго искал ее на верхней полке, доставал то одну общую тетрадь, то другую. В последнюю очередь наткнулся на нужную.
Спасибо тебе, тетрадь в коричневой обложке. Если бы не ты, выжила бы я? Вот и исписала последний твой лист. И будто бы родилась заново. У нас все хорошо. Чего еще в жизни надо?..
Авторский перевод с марийского