Любовь НОВИКОВА 
Любовь НОВИКОВА
И МОЖЕТ, ТЫ РАЗБУДИШЬ ЭТОТ СОН…
* * *
У меня обострённое чувство печали.
За окном моим долго вороны кричали.
Ну чего тут такого?! Обычные птицы.
А вот сердце болит. И ночами не спится.
Я просила врачей – излечить от печали.
Усмехались врачи, головами качали.
Недовольно глядели – мол, вот ещё ходит.
Но лекарство нашли, от бессонницы, вроде.
Тёмно-синие тени легли под глазами.
И тревожится совесть. И мечется память.
И в мозгу, как преступнику о преступленье,
Всё кричат эти чёрно-крылатые тени.
Я просила друзей – излечить от печали.
Но вздыхали друзья, головами качали.
Что-то мне говорили про сны и приметы.
Но лекарство нашли – мол, не думай об этом.
И опять посреди полуночи бессонной
Затмевают мне свет эти птицы-вороны.
Что-то где-то случилось. А может, случится.
Зря не станут кричать эти вороны-птицы.
Я просила весь мир – излечить от печали.
Звёзды гасли. И кронами липы качали.
Где-то плакал ребёнок. А где-то молчали.
И вороны кричали, кричали, кричали…
* * *
Да свою ли я судьбу прожила.
Своего ли я коснулась креста.
Если б душу мне отмыть добела.
Добела её отмыть, дочиста.
Ничего-то у меня не сбылось.
Ни кола-то у меня, ни двора.
Кроме всклень осеребрённых волос,
Никакого у меня серебра.
Призадумаешься – быть ли, не быть,
Как начнёшь свои копейки считать.
Хочет время проучить, приручить.
Хочет время мне хребет заломать.
Только зря оно заводит игру.
Ни к чему его бездарная месть.
Я и руки-то сложу – не умру.
Я и в землю-то уйду – буду здесь.
Никому я не доверю свой свет.
Он на тысячу веков только мой.
А за свой за несломимый хребет
Посеребряной плачу головой.
* * *
А зима легла нынче грустная.
Вся метелями перечёркана.
Вся-то жизнь моя – песня русская
Про белы снега, ночи чёрные.
По лугам иду по оснеженным.
А метель в лицо бьёт да колется.
Я хотела быть тихой, нежною,
Как закатный свет за околицей.
Я хотела жить, чтобы нравиться.
С королевичем перевенчанной.
Научила жизнь клясть да лаяться.
Да глядеть вокруг недоверчиво.
Это ж кем я так перепугана,
Что боюсь теперь выйти на люди.
Всё обочь, обочь, всё за вьюгою.
Всё по наледи, всё по наледи.
* * *
Я в ту ночь не спала. Я металась, как молния.
В моём доме в ту ночь поселилась беда.
Те, кто были друзья, стали мне – посторонние.
И ушли навсегда.
Снег валил и валил. Снег качался над городом.
Ворожил-порошил, кутал белым дома.
Я упала на стол головой своей гордою.
И уже не сумела подняться сама.
И была я пылинкой, неведомым атомом,
Возомнившим когда-то Бог весть о себе.
И ночник надо мною посверкивал матово,
Усмехаясь нелепой моей похвальбе.
Я молилась в ту ночь беззащитно, неистово.
Но не слышало небо в своём далеке.
И тогда содрогнулись предвечные истины,
И сломались легко, как иголки в руки.
Снег валил и валил. Снег окно занавешивал.
Снег над домом моим поднимался стеной.
Было тихо вокруг. Только вечность кромешная
Шелестела над белой моей головой.
* * *
Ну вот и всё. Ни горечи, ни страха.
Ни даже тени жалкого испуга.
И продана последняя рубаха,
Которую я берегла для друга.
Зачем мне было по земле скитаться.
И над землёй летать высокой птицей.
Из всех моих богатств мне пригодятся
Два пятака на мёртвые глазницы.
Как пусто всё, чем я жила доныне.
К чему рвалась я – мне не стало ближе.
И вот сижу, как жаждущий в пустыне.
И в даль гляжу. И ничего не вижу.
* * *
Забудьте меня, как людей забывают дороги.
Как жадный огонь забывает сгоревшие травы.
Забудьте меня. Я останусь одна на пороге
Своей неприступной, своей беззащитной державы.
Теперь уже поздно. Недолги мои расстоянья.
Чего не нашла я, того я найти не успею.
И я полюбила осеннюю прелесть прощанья.
Теперь мне не больно. Теперь я прощаться умею.
Не зря мною прожито столько цветных листопадов.
Не зря столько вьюг пронеслось над моей головою.
Теперь я умею красиво и празднично падать.
И так расставаться, как снег расстаётся с зимою.
И я ухожу. Мне давно уже люди – не братья.
Я в них не нашла ни приюта и ни утешенья.
И я, размыкая последнее наше объятья,
Дарю вам прощанье, как раньше дарила прощенье.
* * *
А в общем-то, я на признанья не падка.
Да что в них и проку, в наивных признаньях.
Вот мне б разгадать, наконец-то, загадку
Любви своей странной к поре увяданья.
Дождь еле заметной скользит паутинкой,
Как будто и вправду земли не касаясь.
По мокрой, едва различимой тропинке
Шагает чуть боком ворона седая.
Не в этом же, право, таится причина
Покоя и света плывущего в душу.
О, как я покорна холодным равнинам.
О, как я покорна, о, как я послушна.
Как будто сама я и день этот блёклый.
И голых берёз беззащитные кроны.
И эта, идущая чуточку боком,
На мокрой тропинке седая ворона.
* * *
Давит зной. Сушит лица.
И траву долу клонит.
Прилетай, ворон-птица,
Из моих пить ладоней.
Где ж твоя ворониха.
Иль уж ей не подняться.
Ох ты, боль моя, лихо,
Как с тобой поквитаться.
Ты летаешь высоко
Над родимой сторонкой.
Не видал ли ты, ворон,
Моего воронёнка.
Ты найди его, ворон.
Расскажи ему сказки.
Ты не клюй ему, ворон,
Его чёрные глазки.
Но опять птица-ворон
Только плачет да стонет.
Не летит птица-ворон
Из моих пить ладоней.
Бьются чёрные крылья,
Задыхаясь от боли.
Не летит птица-ворон.
Пьёт росу в чистом поле.
* * *
Когда полночный ветер воет
И небо звезды в тучах прячет,
Тебе не кажется порою,
Что кто-то плачет?
Тебе не кажется ночами,
Когда уснут дома и люди,
Что кто-то мучится печалью,
И ждет, и любит?
Кого-то Бог слепил из глины.
А из кого-то сделал свечи.
Конечно, лучше ветер в спину,
Чем ветер встречный.
Кто стороной, тот не увидит.
Кто обделен, тот непорочен.
И тот всего больней обидит,
Кто и не хочет.
Такой ты долей обозначен –
Тебя и буря не всколышет.
Я под окном твоим заплачу –
Ты не услышишь.
* * *
Кричи, кричи. Пока не скомкан рот.
Пока не передавлено дыханье.
Пока души великое страданье,
Как горлом кровь, в слова твои течет.
Не оставляй молитву на потом.
Спеши наполнить криком эти стены.
И насмерть перерезанные вены
Не торопись затягивать жгутом.
И может, ты разбудишь этот сон,
Людей сковавший, словно смертный морок.
И мир, как пьяный нищий под забором,
Очнется вдруг под твой последний стон.
Тебе ли, избранной, о том жалеть,
Что жизнь твою никто не пожалеет.
Что над душой растоптанной твоею
Проснувшиеся будут песни петь.
* * *
Вот и осень прошла. И, наверно, уже не успеть.
Моих слов не слыхать. Кончен бал мой и козыри биты.
Но пока еще есть во мне силы не тлеть, а гореть.
Но пока я жива, я беру этот мир под защиту.
Может, скажет мне кто, что мое ненадежно крыло.
И что я в одиночку всемирного зла не осилю.
Значит, вам все равно. Значит, вам ни тепло, ни светло.
Значит, вы никогда никого не любили.
Значит, вы никогда не склонялись над чьей-то бедой,
Обмирая душой – защитить, отогреть, успокоить.
О, как сердце болит. Как мне трудно сегодня одной.
И голодная боль как собака побитая воет.
И уже обступили, уже замолчали и ждут –
Поднимусь или нет. Подниму или нет свое знамя.
Но пока я жива. До последних до крайних минут,
Буду греть этот мир золотыми своими слезами.