Валентина БЕЛЯЕВА. НЕЗНАКОМЫЙ ЕЩЁ, ОСЛЕПИТЕЛЬНЫЙ СВЕТ… Стихи

Валентина БЕЛЯЕВА

НЕЗНАКОМЫЙ ЕЩЁ, ОСЛЕПИТЕЛЬНЫЙ СВЕТ…

 

* * *

Он приходит ко мне каждый вечер…

Безупречной молчит тишиной.

Чуть вздохнёт безызвестной виной,

Чтоб восточным пожаром зардеться…

Он зажжёт белоснежные свечи,

Кинет свет по ночным берегам.

Что-то молвит незримым богам

И качнёт обречённое сердце.

 

Он играет на арфе… И в полночь,

Вспыхнув заревом звёздных огней,

Прокричит во вселенной моей

И осенней кантатой прольётся…

Он доставит последнюю помощь

И растает, прекрасен и дик…

Тот безумный единственный миг,

Что бессмертьем моим отзовётся…

 

* * *

Сердце замерло… И встрепенулось

Остриём серебристой иглы.

Свежим снегом  предутренней мглы

Крыла ночь её хрупкие плечи.

А она обессилев качнулась

И, сверкнув голубым огоньком,

Чуть вздыхая, волнуясь, тайком

Мне бросала зажжённые свечи…

 

И забывшись в мольбе исповедной,

Рассыпаясь в алмазную пыль,

Уплывала в бессмертную быль.

И, томима извечной виною,

Тихо плакала в час предрассветный

У перил неземного моста…

И просила прощенья… Звезда,

Что однажды зажглась надо мною…

 

* * *

Ничего, что я – Призрак. Я – Демон и Бог!

Всемогущий властитель миров и вселенных

Из ничтожных нейронов сердец ваших тленных –

Обжигающих разум дымящих углей…

Что пред вами? Кровавые оттиски ног,

Тех, которые гладили и целовали,

И в бесстыдных молитвах своих поминали

Под кантаты архангелов в стенах церквей…

 

Так и было издревле! Так и есть и сейчас.

Под бравурную музыку гимнов и песен,

Я брезгливо ступаю в роскошную плесень –

Изумрудные блики архейских костров…

Мой вселенский, ужасный всевидящий глаз...

Этот дикий простор, сладость смерти познавший…

Распродажный алтарь… Откуп совести павшей…

И безбрежность полей цепенящих крестов…

 

ВРЕМЯ

Я не вижу, не чувствую, не ощущаю

Ни объятий твоих, ни дыханья в лицо.

Ну, так кто ж, словно принц под светящим венцом,

Увлекает меня сквозь пространство куда-то?

Я бессильна пред ликом твоим! И прощаю,

Как младенцу рождённому только что, крик,

Каждый вздох и летящий единственный миг,

Устремлённый осознанно к краешку ада…

 

Ты – моё! Я прошу у тебя искупленья

В подвенечном сиянии мудрых богов

И украденных звёзд, и невольных грехов,

И следов, растворённых во влаге тумана.

И в безумном бреду твоего же мгновенья,

По дорогам, кишащими спинами змей,

Наслаждаюсь и твердью земною твоей,

И преступностью плахи чужого обмана…

 

* * *

Ты почувствовал это… Да, ты одарён

Нежным звёздным венцом! Потому и так рвётся

Сердце в небо, откуда фонтанами льётся

Незнакомый ещё, ослепительный свет…

Облака ль над тобой? Разве там не Орёл

Обнимает пространство резными крылами?

А мгновеньем – за лесом, рекою, холмами

Камнем бросится вниз. И его больше нет…

 

Но тебя так манит эта белая высь!

Что сомненья твои! Ты ничуть не жалеешь,

Что следов твоих нет, ничего не умеешь…

На спине уже выросли два бугорка!

И покоя не даст та безумная мысль,

Что, взрывая как клетку твоё подреберье,

Обернётся сокровищем облачных перьев

Да отчаянно бьющейся жилкой виска…

 

А родная стихия Орла в небесах!

Но ты истину эту отвергнешь во гневе –

Два огромных крыла за спиной в диком небе!

Ты целуешь украдкой уста в образке…

И заснеженной далью в горящих глазах

Воспаришь, отдавая долги своим грёзам…

И увидеть дано лишь холмам да берёзам,

Как четыре крыла бьются в красном песке…

 

* * *

Я – тень твоя! Что может быть меж нами!

Иду вослед, цепляюсь за башмак.

Хоть я тебе не друг, но и не враг.

О да, плебей! И стражник вечной лиры

Под тонкими лощёными перстами…

А ты? Под светом божиих десниц

Не пил ли красной влаги из криниц?

Тащи теперь на гору конвоира.

 

Ступай, ступай ровней и не шатайся.

Какой тут путь? Пустыню перейти,

А там… Гора уж близко, впереди,

Лежит с древнейших пор под небесами.

Тебе бояться нечего. Покайся,

Осталось уж немного, ну, верста,

Спасенье замаячит и креста

Величие взойдёт перед глазами…

 

Ты слышишь ли? Я – твой, да-да, служитель!

Не меньше твоего, поверь, устал.

А здесь, гляди, библейские места –

Иссохшие колючки меж костями…

Молчишь всё, новоявленный мыслитель.

Иль хочешь пить? Не жалко, на, хлебни.

На белом свете мы с тобой одни…

А их уж тьма… художников с кистями…

 

* * *

Ты идёшь. Нет, ты тащишь себя сквозь пургу.

А куда, представляешь хотя б отдалённо?

Выйдёт волк на опушку и взгляд удивлённый

Кинет в спину согбенную, тихо рыча.

Этот след. Этот след на скрипящем снегу…

Ты оставишь на нём холстяную котомку

С льдовым привкусом слипшихся зёрен потомкам,

Ощущая во рту аромат калача…

 

Ты идёшь. Нет, ты тащишь себя. По мостам,

Берегам и полям, по обочинам белым…

Но ты разве один? За холмом задубелым

Чуть скрипя затихают колёса телег.

Выйдет волк на погост к молчаливым крестам

И, тебя поджидая, сольётся с их тенью…

А ты, вспомнив свою синеглазую келью,

Обернёшься… А там только снег. Белый снег…

 

С ВЫСОТЫ ПОДНЕБЕСЬЯ

Бредёт толпа… И ты, оголодавший,

Не помнишь слов, гляжу, из древних притч.

И крест несёшь, и палицу, и бич,

И гладишь беспрерывно лик иконки.

Зачем ты здесь, ты, Время потерявший!

А вон, гляди, за рощей – водопой.

Ты станешь в очередь. И мордобой

Начнётся там, у плещущейся кромки.

 

Пожалуешься ль мне ты на увечья,

Коль в разуме останешься живой,

И разглядишь, как далью смолевой

Предутреннее зарево займётся?..

Ты мыслил видеть праздничное вече?

А там – мостки над жижей, люди пьют.

И вон уже кого-то рьяно бьют.

И трубный гул, и звон литавр несётся…

 

* * *

Пред тобою Черта. И не просто – сплошная!

Ты с железным упрямством не видел её.

И что было – в руках, на плечах – всё твоё

Уносил по пустынным барханам безбрежным –

В запредельную даль, где тропа кружевная,

И пространство твоё, не имея границ,

Вьётся трелями райских расцвеченных птиц,

Где не вспомнишь – каким лишь недавно был грешным…

 

Ты ступал в раскалённую ржавь сухостоя,

В жажде влаги с колодца жестоко страдал.

Но однажды закат, и надменен, и ал,

Обезумев от страсти, в глаза улыбался!..

И ты долго смотрел в это диво простое,

Видел смутные отблески чьих-то огней…

И стоял словно перст средь застывших теней –

У Черты, за которой так долго скитался…

 

* * *

За рекой – чья-то крепость, безбрежность пространства...

Свалка кружев чугунных перил от моста…

И неясно: художник слепой у холста

Иль согбенный палач перед кучей цигарок.

Несомненно одно: здесь преддверие ханства,

Молодой березняк в наркотических снах,

И меж топей болотных подножия плах –

В полыхающих взглядах лощёных овчарок…

 

Ах, приблудные сумерки нежных закатов

Над погостом в безмолвных трухлявых крестах!

Где и князь, и холоп – тленом в дымных кострах

Спали рядом века под рядном материнским…

Под ногами следы схоронившихся гадов.

За спиной кто-то тянется с грузом доски…

И уже не унять эти длани тоски,

Затянувшие горло узлом сатанинским…

 

* * *

Воздух плещет, искрит. Это царство зеркал…

Уползавшим закатом, восходом ли ранним –

Ослепительный свет его, ржавые грани

За тобой непременно потянутся вслед.

Что терял и берёг, что порой отвергал,

Зеркала украдут и бесстрастно умножат.

Засмеявшись беззлобно, к окошку возложат

Полевых разноцветий охапку в рассвет…

 

Зеркала, зеркала…Застеклённым лучом

Обожгут твоё сердце в бреду состраданья,

Обернут в первобытную мглу мирозданье,

Где в звериной тоске рыщет старый шакал.

Где змеиное вервие древним бичом

Голосит, рассекая пространство: «Мир тесен!»

И бросает под ноги в пушистую плесень

Отраженья твои от осколков зеркал…

 

* * *

Эта стылая гладь бесконечной реки

Под заросшим полынью песчаным обрывом.

Что за музыка? Шнитке ли в вихре игривом

Зычным рёвом взрывает простор на лету?

Что за птицы с коронами, словно божки,

Искупавшись в грязи, мельтешат как знамёна,

Подними только взгляд… Ах, что ж он, изумлённый,

Предаёт безоглядно твою немоту!..

 

Замутнённые глади болот и озёр,

Беспредельная даль под когтём ястребиным…

Эти лживые краски ничейной картины,

Где развилки дорог без столбов и границ…

Сколь ни глянешь – листвы безупречный узор

Меж кленовых стволов на черневших кострищах

Да сокрытые зеленью мокрые днища

В журавлином безмолвье застывших криниц…

 

* * *

Ты ведь умер когда-то!! Воскрес?! И куда же

Держишь путь? Встрепенулось кругом вороньё.

Ночью падали  звёзды на чьё-то жнивьё,

И безбожно дымятся теперь догорая.

Ну, и что? Завтра пепел их будет в продаже.

Чти же время! И вспомни: однажды оно

Сквозь грохочущий гул площадей рождено

Не в твоих ли глазах, веселясь и играя?..

 

А зачем ты воскрес? Вон Опричник. Да, следом…

Обернёшься, держась за перила моста?

Но к чему? За спиною твоей пустота,

И гуляющий воздух за сорванной дверью…

Ну, а Тень твоя предана чести. Ты знаешь об этом,

Возомнивший с богами сражаться, глупец…

А меж тем на челе твоём – царский венец…

И как пух с тополей – всюду красные перья…

 

* * *

Евразийские ветры. Из мглы заповедной.

Эта тьма воровских обесцвеченных глаз…

На плывущих подмостках – языческий пляс

В огнецветных гирляндах раскрашенных листьев.

Этот жреческий гул из утробы монетной –

Вулканической лавы симфоний и од…

Ты бессилен припомнить – какой уже год

Слышишь трубы его же космических истин…

 

Эти толпы… бессчётные массы бредущих

По незыблемой тверди открытых планет,

Где сплошные равнины, где тысячи лет

Летописные свитки горят. Час неровен…

И сквозь дыбы времён – чей-то голос зовущий

Из кристальных пустот белокаменных плит…

Это кто там в накидке Господней стоит?

Кто кресты водружает из мачтовых брёвен?..

 

* * *

Что за дымка по следу белёсою змейкой,

Рассекая препятствия, тянется вверх?

Ты, закутавши плечи в искусственный мех,

Видишь, как впереди тоже движется кто-то.

Воздух дышит из клетки немой канарейкой,

Разливается озером мёртвый восторг…

К горизонту, вокруг, упоительный торг,

А за пятками – яркая зелень болота.

 

Здесь бесследная гладь. Даже свежей порошей.

Хоть колени согни, хоть на брюхе ползи.

Здесь следов не найдёшь! Даже в мёрзлой грязи.

Так послушай, как льётся триолями птаха!..

Не ищи ничего, ты уже подытожен!

Возвращайся во чрево пещеры пустой.

В дланях истины древней, банально простой, –

Не тебя ль ожидает на площади плаха?..

 

* * *

Двойник ли, временщик какой по следу за тобой

Невидимою тенью из песков ветхозаветных

Кладёт на плечи руки невесомо, незаметно,

Не чувствуя, как твердь у ног отчаянно дрожит?

И кто ж из вас двоих твоею властвует судьбой?

Где у крыльца столетний дуб уродливо подпилен,

И маятник часов замрёт, лишь ухнет где-то филин,

И с живостью бессменной вновь беззвучно мельтешит…

 

Как жалок ты среди пещер и угольной пыли,

Где разум твой немыслим и до ужаса ничтожен!

Где свой же вздох услышишь леденеющей кожей,

И след твой на земле заглотит нежная заря…

Откуда чуть виднеется, мерцая из дали,

Упавшая полярная звезда нагой жар-птицей.

И раненные крылья журавля твоей криницы

Лежат на пепелище у подножья алтаря…

 

* * *

Смутно брезжущей далью восходит Мгновенье…

Что ему бесконечность рутин и забот?

Пред тобою – слова, россыпь зёрен и нот.

Ты застигнут врасплох: то ль смиренно молиться,

То ль раскинуть объятия без сожаленья.

А Мгновение дышит, живое – твоё!

Жаждет влаги багрового рома. И пьёт.

И упорно глядит, ничему не дивится.

 

Кинешь взгляд, обернувшись. Округой тревожной –

Молчаливая роща озябших осин.

Губы шепчут о чём-то… Проси, не проси…

За спиной – только ветер безудержно свищет

Да внезапно ослепший фонарь придорожный

Уплывает бесследно сгустившейся мглой…

А Мгновенье твоё, покружившись юлой,

Захохочет визгливо юродивым нищим…

 

* * *

Канделябры. Пиры…Там, за облаком… Видишь?

В ослепительном блеске подножье креста…

Но поверь, над твоей головой пустота –

Раскидалась во лживом своём облаченье…

А мгновеньем в суровом величии Китеж,

Из озёрного дна отразившись на ней,

Бросит в ноги тебе отблеск жутких огней

И качнётся немыслимой данью прощенья…

 

Ты на этой планете один… Оглянись же…

Ты – Двойник мой. А мне – только несколько дней.

И, предсмертною мукой томимый своей,

Вижу в юных глазах твоих взор пилигрима.

Я сошёл к вам на Землю. Куда ещё ниже…

Соберу ещё жаркие эти угли.

Постою и исчезну в незримой дали.

А тебе оставляю крыла Серафима…

 

* * *

Этот западный ветер… Ах, старого света пространство!

Где горящее небо умрёт на недолгую ночь…

Рассветёт непременно! Племён узкоглазых коварства

Боле нет! Летописные свитки сгорели!  И прочь

 

Унеслась голубиная память ненужных сомнений…

И скрипит всё сильнее надтреснутой створкой окно

В европейский приют, где надменный улыбчивый гений

Тянет перст в восходящее солнце за белым вином.

 

Ну, а там… Завиднеется лаз во стоглавое чрево

Первобытной пещеры со свалкой немой желтизны.

И неважно, что рядом дрожит родословное древо.

И замёрзшие листья его погрузились во сны.

 

Этот западный ветер… Уже безусловно враждебен.

И неважен истории быстро истлевшей листок

Задымлённого неба войны… Покорённый молебен

Обращает страну на волнующе дикий восток…

 

* * *

Как издревле… Опять бродит по ветру тенью дрожащей

Вечным призраком тихим при глупой полночной луне

Странный зверь с вопрошающим взглядом своим леденящим.

Смотрит в дверь, на герань в распахнувшемся настежь окне.

 

Кто Он, памятью нашей, увы, распродажно плебейской,

Не скрывая давно посеревшего напрочь лица,

Ощущая себя среди пепла земли карфагенской,

Облегчённо глядит, как застыли земные сердца?

 

Что страданья его… Что до них нам? Пусть, даже раскаян,

Созерцает миры и не знает своих же имён

Этот раненный волк, этот вечно блуждающий Каин –

Оправданьем гуляющей смерти кровавых времён…

 

* * *

Лабиринты пещер… Дым, костёр возбуждённый –

Оживлённая память архейских эпох.

Свисты огненных стрел, затихающий вздох…

Исподлобья глаза… Взгляд зверино порочен…

Я там жил, умирал… И, в потомке рождённый,

Снова вижу всё тот же волнующий свет.

Ту же темень крадущихся в полночь карет

За черту горизонта вдоль тихих обочин…

 

Ничего здесь, увы, никогда не менялось!

И во взгляде – холмы из славянских племён

По равнинным просторам сожжённых времён

Да глазницы языческих идолов в страхе…

И, вглядевшись в восточную нежную алость,

Легкомысленно веря в бессмертье своё,

Я увижу, как стаей кружит вороньё

В блеске глаз палача у подножия плахи…

 

* * *

Строка моя… Молю тебя покоя, отпусти.

Не дай своей настырной и недремлющей ладони

Меж рёбрами гнезда за мнимой славою в погоне

По веточке, по листику сорвавшемуся свить.

Да, помню, поэтесса я! И ты меня прости,

Дай отдыха от мук и затаённого порока,

В объятиях которого с тобой в тени острога

Мне милостыню божию чужих людей просить.

 

Строка моя! Ты горечью негаданных потерь

Коснёшься рук, обнимешь за согнувшиеся плечи,

Покличешь строгих судей, созовёшь на площадь вече

Под жаркий перекрёстный гул трибунного огня.

А мы ведь близнецы! Но я распахиваю дверь

В безбрежность вожделенного тобой святого днища.

Иди, не возвращайся!.. И распятьем на кострище

Увидишь дрожь в руках, толкавших в полымя меня…