Геннадий ИВАНОВ. ПЛОТНЫЙ РЯД НАСТОЯЩЕЙ ЛИТЕРАТУРЫ. Костромские впечатления

 

Геннадий ИВАНОВ, первый секретарь Союза писателей России

ПЛОТНЫЙ РЯД НАСТОЯЩЕЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Костромские впечатления

 

Был в Костроме на праздновании 60-летнего юбилея областной писательской организации. Подробные впечатления напишу специально, а пока предлагаю читателям три небольших материала костромичей, они интересны будут, потому что в них речь о довольно известных широкому кругу писателях.

Ещё коротко скажу, что писатели в Костромской области хорошие. Настоящие. Они не на слуху в России, но читать их стихи и прозу, и глубокие статьи очень интересно. Я даже не ожидал такого плотного ряда настоящей литературы, которую встретил в альманахе «Кострома» и в подаренных мне книгах. Замечательные писатели Владимир Проскуряков, Николай Муренин, Александр Бугров, Валерий Молчанов, Василий Травкин, Юрий Лебедев, Александр Бурлаков, Станислав Михайлов…

Конечно, я не всех читал, поэтому уверен, что есть и ещё хорошие писатели. Вот, например, до поездки в Кострому не знал, что руководитель организации Наталия Мусинова такой интересный исследователь творчества Николая Гумилёва. Её книга «Диалог акмеизма и символизма…» очень интересна. Это подлинное литературоведение. Думаю, что и главный костромской гуру в этой области Игорь Дедков отнёсся бы с интересом к такой работе.

А с каким интересом сейчас читаю книгу Алексея Вячеславовича Зябликова «Неравный спор писателей у барьера истории». Вот замечательная фраза этого замечательного профессора       в самом начале книги: «Здоровые общественные идеалы достижимы, но лишь тогда, когда государственный уклад органичен сверхчувственным началам культуры».

 

Александр БУГРОВ

ЭПИЗОД ИЗ ЛИТЕРАТУРНОЙ ЖИЗНИ

Памяти Виктора Лапшина

 

В январе 1984 года (точного числа припомнить не могу) в помещении Костромского отделения Союза писателей СССР (на площади Конституции) состоялось обсуждение стихов Виктора Лапшина. Совсем не рядовое обсуждение, а представительное: из Москвы приехали Вадим Кожинов, Юрий Кузнецов, Елена Ермилова, Владимир Костров, Лариса Баранова-Гонченко, Евгений Храмов и Михаил Попов. Вот не помню, был ли от Костромы Владимир Григорьевич Корнилов (если и был, то выполнял, как принято говорить, представительские функции), а присутствовали Игорь Дедков, Вячеслав Шапошников, Василий Бочарников и Борис Негорюхин, выполнявший тогда в Союзе писателей канцелярскую работу. Евгений Камынин и я попросились у Дедкова присутствовать на этом мероприятии (Дедков вёл литературную студию «Молодые голоса»); мы с Женей, что называется, её регулярно посещали). Разрешение присутствовать мы получили. Дедков предупредил только: «О политике ничего не говорите…».

Ожидалась горячая битва. Виктор Лапшин и его стихи оценивались по-разному. В нашей писательской организации его поддерживал Вячеслав Иванович Шапошников, все остальные из костромичей его, мягко говоря, недолюбливали. У Дедкова в «Дневнике» есть запись о «гордыне, озлоблении, риторике» Лапшина. И в другом месте: «Виктор Лапшин <> припечатывает своих товарищей. «Это не поэзия!», «Нет чувства Родины!», «Безответственность!», «Любви к Родине нет!».

Могу подтвердить: Лапшин всё это говорил, в частности и меня упрекал в недостаточной любви к России и отсутствии чувства Родины. Но никакой обиды я на него не держал (и не держу), многие его стихи мне нравились и нравятся.

Итак, Дедков и Бочарников были решительно настроены против Лапшина, а почти все приезжие оказались (вполне ожидаемо) его сторонниками. Дедков после «битвы» говорил: «Храмова приглашали, чтобы он выступил против, но он самоустранился, отделался общими словами, как и Попов. Примирителем выступал Костров, занимавший тогда какую-то должность в Союзе, и, надо признать, если бы не он, то обсуждение стихов поэта из Галича могло бы и перейти за грань цивилизованности».

Таким образом, сторона «за» Лапшина имела явный перевес. Жаль, что не смог приехать Сергей Потехин; предполагалось-то, что обсуждать будут и его, но без автора обсуждение скомкали. Дедков потом говорил: «Вот они такие, народные радетели, казалось бы, Потехин – идеальная фигура, из самой глубины, из самой почвы, вот бы и поддержали хотя бы публикацией в центральном журнале!». Впрочем, и Кожинов, и Ермилова (жена Кожинова) отметили профессиональный уровень стихов Потехина, Кожинов даже прочитал одно его стихотворение.

После этого вспыхнуло сражение. Баранова-Гонченко («странная женщина», по выражению Дедкова) выступила очень эмоционально. Мало того, что стихи Лапшина – новое слово в литературе, так ещё его стихи (и любовь к ним) познакомили критикессу с её будущим мужем!

Елена Ермилова оценила стихи Лапшина с точки зрения литературоведа очень высоко. Юрий Кузнецов говорил немного, но стало (после его слов) понятно, что перед Лапшиным каждый что-нибудь понимающий в литературе должен снять шляпу.

Но Дедков с Бочарниковым не сдались! Дедков нашёл в стихах Лапшина и гордыню, и высокомерие, и неряшливость (конечно, у любого поэта не всё равноценно, и критиковать Лапшина было за что). Бочарников-то Василий Алексеевич оказался опытным полемистом и тоже с цитатами доказывал, что Лапшин не «чувства добрые» лирой пробуждает, а склонен к плоскому морализаторству и банальностям, так что восхищаться особо нечем.

После Бочарникова взял слово Кожинов. Он признал, что взгляд Бочарникова в чём-то оправдан и на первый взгляд убедителен. Но в стихах Лапшина можно найти и свет, и радость, и проникновение в суть народной поэзии (наверное, понятно, что я передаю общий смысл слов выступающих), и в доказательство своих слов прочитал стихи Лапшина о Ваське Буслаеве и его похоронах. Читал Кожинов замечательно! (Он и потехинское стихотворение здорово прочитал.)

Дедков Кожинова не терпел, Женя Камынин тоже потом возмущался: «славянофил в вельветовых брючках!». А мне кажется, что Кожинов был на своём месте (как и Дедков). И спор Кожинова с Дедковым – вечный, и не дай бог кому-нибудь из них победить в этом споре окончательно.

Запомнились ещё два момента. В перерыве Юрий Кузнецов подошёл к Негорюхину (а тот был представительный мужчина с окладистой бородой) и как-то заискивающе обратился: «А вы мне командировку не отметите?». Поэт, «пивший из черепа отца» и «целовавший руки леди Макбет», беспокоился о своей командировочке!

Союз писателей расщедрился, на столах стояли бутылки с «Буйской» минеральной водой. Сейчас продаётся «Шарьинская» – вполне приличная. А вот «Буйская» вкус имела специфический. Кузнецов налил её себе в стакан, глотнул, ошеломлённо вытаращил глаза… осмотрел по сторонам – куда бы выплеснуть остаток… Урны поблизости не оказалось, пришлось зажмуриться и проглотить остальное. После этого Кузнецов не без уважения посматривал на Кострова, который всё подливал и подливал себе эту «Буйскую» водичку, и к концу заседания выпил всю бутылку!

Обсуждение длилось почти четыре часа. Дедков потом подводил итог: закончилось вничью – и тут эта странная женщина (Баранова-Гонченко) достаёт из портфеля лавровый венок, просит Лапшина встать и водружает ему на голову этот самый венок! И получилось, что формально они победили! И книжки Лапшина в Москве, немного погодя, издали.

Все четыре часа Лапшин вёл себя достойно, возражать не пытался, если что говорил, то вполне дипломатично. Михаил Синельников в известном списке (многим литературным генералам и полковникам там досталось!) написал: «Лапшин – черносотенец, но настоящий поэт». Я думаю, что Синельников прав: если поэт – настоящий, то его политические и прочие взгляды имеют второстепенное значение.

До появления венка я к Барановой-Гонченко симпатии не испытывал, но в этот момент симпатия вспыхнула… И Лапшина надо было видеть. Вообще-то почти всегда он был мрачный, замкнутый, смотрел жёстко. Не без оснований Снегова о нём говорила: «Лапшин – это костромской Дракула!».

Но много ли поэту для счастья нужно! Хотя лавровый венок – разве это мало? И с венком на голове Лапшин застенчиво и простодушно улыбнулся. Таким его я и хочу запомнить.

 

 

Алексей ЗЯБЛИКОВ

ЛИСТКИ ИЗ ЖЕЛТОГО ПОРТФЕЛЯ

 

Розановские и Флоренские чтения в Костроме памятны встречами и общением с интересными людьми. Одна из самых колоритных – фигура отца Сергия Соколова (увы, недавно умершего), православного священника из Лос-Анджелеса. Выпускник МИФИ, он значительную часть своей жизни посвятил протологии – учению о происхождении мира. Высокий, статный, благородно-седогривый, отец Сергий сразу притягивал к себе внимание публики. Почти после каждого сообщения он брал слово для комментария. Начальные его суждения казались невнятными и сумбурными, но уже через минуту говорящий преображался, и мы слышали воодушевленную речь, в которой самая изысканная метафорика легко уживалась с богословской и научной терминологией. Выступления отца Сергия отличала какая-то радостная приподнятость, что не типично для духовенства. Возможно, исток ее в особом знании отца Сергия: мир иной есть, Священное Писание и естественные науки согласно свидетельствуют об этом.

 

***

На Дедковских чтениях из года в год звучит один и тот же вопрос. Высказывается одно и то же недоумение. Суть его в следующем: как такое могло случиться, что интеллектуал и аристократ духа Игорь Дедков засел в захолустной Костроме на 30 лет? Обстоятельства появления здесь подающего надежды выпускника МГУ, в общем, понятны. Но почему критик не уехал отсюда при первой возможности? Точнее, сделал это так поздно? Что держало в костромской глухомани человека, который гарантированно не затерялся бы в столичном литературном и газетно-журнальном мире?

Версии на сей счет предлагаются разные. Отвечал на этот вопрос и сам Дедков. Например, в очерке «Пейзаж с домом и окрестностями». Собственно, свой ответ Дедков дал сразу же после приезда в Кострому, в сентябре 1957 года. Едва ли не в первом письме с берегов Волги, адресованном Тамаре Сальниковой (будущей жене), есть такие строки: «О городе я напишу тебе в воскресенье. Хотя ясно только одно: нужно иметь очень высокие цели и интересы, чтобы здесь жить по-человечески. Нужно как-то особенно любить друг друга, как-то особенно по-человечески – иначе невмоготу будет».

Три десятка лет, прожитых в волжской провинции, убеждают в том, что искомые интересы и цели были писателем обретены. Настоящая любовь – тоже. Если все это есть в жизни человека, маленькие бытовые (и прочие) трудности его уже не смущают.

 

***

Костромские первопоселенцы определенно относились к тотемической группе птицепоклонников…

Возвращаемся в Кострому из Буйского района, где каждый год проходят литературные чтения, посвященные Ю.В. Жадовской. Микроавтобус подпрыгивает на разбитой дороге.

Подъезжая к городу, слышим телефонный звонок. После короткой паузы форейтор оглашает содержание телефонограммы:

– Передайте Гусевой и Зябликову, что Уткин ждет их у «Глухаря»!

 

***

Рано утром от Дома офицеров отправляется автобус в Москву. Едем презентовать Костромскую землю. В салоне рожечники, балалаечники, танцоры, певцы. Автобус до краев наполнен костромской снедью: грибами, сырами, водкой и солеными огурцами – есть чем задеть за живое избалованных москвичей. В дверях появляется представительница областной власти и в качестве утреннего приветствия рычит: «Писатели здесь?».

Нечто подобное изрекал Наполеон Бонапарт, затевая военную экспедицию в Египет.

 

***

Однажды в Костромской профсоюзной библиотеке проходил литературный вечер. После вечера – слово зá слово! – засиделись. В третьем часу ночи стали вызывать по телефону такси.

– Куда прислать машину? – спрашивает диспетчер.

– В библиотеку.

– Не смешно, товарищ! – диспетчер кладет трубку.

Пришлось звонить еще раз и объяснять, что шутить никто не собирается, а напротив, все хотят разъехаться по домам.

Как все-таки были неправы Гайдай и его уморительные герои, полагавшие, что в три часа ночи в библиотеке делать нечего!

 

 

Николай МУРЕНИН

ТАЛАНТ, НЕ СВОБОДНЫЙ ОТ ПАМЯТИ И ДОЛГА

Памяти Игоря Дедкова

 

«Длинная такая дорога: идёшь, едешь, летишь, живёшь, говоришь, молчишь, пишешь, снова идёшь и едешь, и всё остается позади. Хочется остановиться и смотреть назад: исчезнувшая по крохам жизнь – моя, твоя, наша. Никому она не интересна... Неужели она больше ничья?..».

Это запись из дневника выдающегося литературного критика и публициста Игоря Александровича Дедкова. Я часто представляю: дорога, почему-то осенняя, покрытая жёлтыми листьями, остановившийся на ней Игорь Александрович. Его рассыпанные на ветру седые волосы, его такой далёкий и такой близкий взгляд. И хочется бежать за ним и кричать: стойте, подождите, ваша жизнь не исчезла, не растворилась во времени, она интересна многим, она с нами и в нас!..

Литературное имя Игоря Дедкова взошло в Костроме. Здесь он написал свои первые критические статьи для «толстых» журналов, здесь в 1975 году вступил в Союз писателей, здесь из-под его пера вышли замечательные книги. Одну из них, «Во все концы дорога далека», свеженькую, в 1982 году взял я в Москву, поехав на курсы редакторов молодёжных газет. Дал её почитать одному приятелю, другому, а через три дня за ней была очередь. Вернувшись в Кострому, выполнил просьбы коллег – послал жёлтую эту книжечку в Рязань, Владимир, Омск, Кишинёв, Вологду… Поистине во все концы. Рассказал об этом Игорю Александровичу. «С моими книгами всем только хлопоты», – пошутил он.

Конечно, он был остроумен, ироничен, но при этом – скромен, деликатен, отзывчив. Откликался на любую просьбу, читал каждую рукопись – и это при его положении, при его занятости. Но и принципиален был так же, как и скромен: должности, титулы, связи большого значения для него, кажется, не имели. Один характерный эпизод: в приглашениях на его 50-летний юбилей, подготовленных писательской организацией, Дедков собственноручно вычеркнул многозначительные и лишние, на его взгляд, слова. Когда он вернулся из Москвы с писательского съезда, где его избрали секретарём Союза писателей СССР, я позвонил ему, чтобы поздравить. «Нашли с чем поздравлять, – как бы удивился Дедков, – лучше бы спросили, что я приобрёл в писательской лавке».

А приобретал он многое. Комната его, где он работал, наполовину состояла из книг. Часть из них в 1980 году он перевёз в загородный дом в деревне Демидково Красносельского района. Деревенскую избу с русской печкой и банькой во дворе присмотрел ему писатель Василий Бочарников, живший неподалёку в деревне Нелидово. К слову, в этом году Василию Алексеевичу – столетний юбилей. Весьма интересный был человек: рыболов, грибник, автор многих книг о природе родного края. Лирические новеллы, в которых он воспел Нелидовский ключ, гору Катаиху, речку Покшу, сумароковских лосей, регулярно печатались в главной газете страны – «Правде». В областной писательской организации Бочарников был партийным секретарём.

Однако вернёмся к Дедкову. В очерке «Пейзаж с домом и окрестностями» он назвал Кострому своей настоящей малой родиной. «В пятьдесят седьмом после Московского университета я приехал в Кострому работать. Позже понял, что приехал жить». И было этой жизни ровно тридцать лет, на протяжении многих из них Игорь Александрович общепризнанно считался совестью костромской журналистики и литературы, да и не только костромской – шире. В Кострому, на проспект Мира, шли письма и от начинающих авторов, и от известных писателей – Сергея Залыгина, Фёдора Абрамова, Даниила Гранина, Григория Бакланова, Виктора Астафьева, Василя Быкова, называвшего костромича «критиком № 1 современной Руси». «Рад, что есть Кострома и Вы в ней…», – писал Алесь Адамович в 1981 году.

«Но тот, кому слово дано, себя совмещает со всеми…». Он и совмещал – с литераторами, журналистами, художниками, театралами. Был председателем областной журналистской и заместителем председателя областной писательской организаций, руководил секцией театральной критики, вёл заседания Костромского клуба творческой интеллигенции, руководил литературным объединением…

Сейчас уже литературное объединение «Молодые голоса» можно назвать явлением культуры в Костроме первой половины 80-х годов XX века. Вечерами по вторникам жизнь редакции областной молодёжной газеты не замирала, а переходила в новое качество: собиралась пишущая братия, заглядывали другие люди – от школьника и студента до военного в чине полковника, приезжали литераторы из других городов.

Все ждали Дедкова. И он появлялся с неизменным коричневым портфелем, полным книг, журналов и разных рукописей. И начиналось общение, где вполне совмещалось серьёзное с ироничным, где стихи и рассказы местных авторов соседствовали с прозой Набокова, поэзией Хлебникова, дневниками Вернадского. До сих пор от тех вечеров осталось удивительное ощущение большого пространства (ноосферы?) в соединении с родной костромской почвой. В общем, каждый вторник в редакции я ждал с особым чувством, как ждут, наверное, ученики урока любимого учителя. Он, собственно, и был учителем для многих молодых и не только молодых писателей и журналистов. Конечно, он не учил писать в буквальном смысле, не пристраивал стихи-рассказы в «толстые» журналы, чего некоторые бы желали. Он помогал в другом, более значительном и важном, без чего невозможно настоящее творчество. В том, что называется внутренней свободой и образом мыслей. При этом, в отличие от других известных писателей и журналистов, никогда не говорил о себе. Лишь от других людей я знал, как труден был творческий путь Дедкова, особенно в начальный период в «Северной правде», где он прослужил 18 лет – от корреспондента до заместителя редактора, как много было вокруг пустого, глупого, агрессивного. Однажды спросил у него, хотел бы он быть редактором областной партийной газеты. Кажется, понимал, что вопрос нелепый, но в ответ неожиданно услышал: да, хотел бы, но только другие этого не хотели. Думаю, если бы такое случилось, то в Костроме была бы лучшая областная газета в стране.

Обычно после литобъединения мы шли пешком от площади Конституции до магазина «Богатырь» на проспекте Мира. И снова продолжались разговоры – о литературе, журналистике, жизни. Тогда я впервые узнал о «гордости культурной Сибири» Антоне Сорокине и «несвоевременных мыслях» Горького, о письме Фёдора Раскольникова и трагедии Катыни, о многом другом, о чём позже, через несколько лет, прочитал в печати, но это было уже другое восприятие, как бы растворившееся в газетно-журнальном море. А тогда было так естественно, что Дедков всё понимает, знает и может ответить на любой вопрос. Сам же он по этому поводу замечал, что если мы чего-то не знаем, то лишь потому, что не хотим знать. Он всегда хотел, поэтому его исторические и литературные знания, его понимание происходящего в жизни были столь очевидны, что доверялось этому человеку абсолютно. У многих участников традиционных ежегодных совещаний молодых писателей всегда было одно желание: попасть на семинар, которым руководит Дедков.

В 1987 году Игорь Александрович уехал из Костромы в Москву, стал служить в журнале «Коммунист» (позже – «Свободная мысль), но в город, ставший ему родным, приезжал. Его приглашали на творческие встречи, журналистские конференции, литературные семинары. И он, бывший уже в центре столичной общественной жизни, от этих приглашений не отказывался. Некоторые считали, что, уехав из Костромы в Москву, Дедков сильно изменился. Не знаю, не знаю… Конечно, стал носить галстук, над которым прежде посмеивался. Но если серьёзно, то в главном он не изменился и не мог измениться. Вот это главное, опять же из его дневниковых записей: «Не знаю, как назвать это чувство... Оно знало какие-то высшие правила жизни, которые нельзя нарушать, кто бы и сколько бы раз ни нарушал их вокруг».

Последний раз с Игорем Александровичем в Костроме я встретился весной 1993-го, во время Бочковского семинара. Шли из областного архива, я расспрашивал о том, как ему предлагали стать министром культуры, он отвечал неохотно (видно, уже надоело), был задумчив, грустен и, как мне показалось, духовно одинок. А через год, в апреле, подошло его 60-летие, несколько человек из Костромы собирались поехать поздравить, но не поехали, он был уже тяжело болен, и 27 декабря скончался.

«Есть упор, и человек перед ним бессилен. Может быть, с отчаянием этого бессилия легче покончить, признав, что человек не лучше дерева или травы, потому что в таком признании таится подлинное утешение...».

Что ж, утешимся этим в наших житейских заботах, печалях и скорбях. А также тем, что жизнь предоставила такую возможность – знать и помнить Игоря Александровича Дедкова. Возможность в творческом наследии его находить созвучное своим мыслям и чувствам.

61-й день рождения Игоря Александровича отмечали в Белом зале Дворянского собрания как День его памяти. Никогда ещё Кострома не видела одновременно такого числа известных писателей, литературоведов, публицистов: Сергей Залыгин, Сергей Чупринин, Вадим Кожинов, Юрий Куранов, Отто Лацис, Станислав Лесневский, Андрей Турков, Сергей Яковлев… Выступали на вечере многие – и москвичи, и костромичи. Уже тогда в выступлениях стали проскальзывать мысли, перешедшие впоследствии в надуманную полемику: кем был Дедков – коммунистом или демократом? Помнится, мудрый Сергей Павлович Залыгин, главный редактор «Нового мира», сказал: «Игорь Александрович был, прежде всего, красивым человеком – и внешне, и внутренне». А перед вечером памяти произошло торжественное открытие мемориальной доски – «…Через 30 лет из этого дома уезжал в столицу человек, составивший славу и достоинство отечественной культуры».

Проходившие в апреле 1995-го Дни памяти стали событием не только костромской, но и российской культуры. А в декабре, в «годину», в Москве в Центральном Доме литераторов состоялся вечер памяти И.А. Дедкова «Оглянись: там жизнь твоя…». Вёл вечер литературовед Андрей Турков, выступали писатели, приезжавшие в Кострому, а также драматург Виктор Розов, критики Лев Аннинский и Игорь Виноградов. Ездила в Москву и большая делегация костромичей. В общем, 1995 год стал началом сохранения светлой памяти о Дедкове. Несмотря на какие-то сложности, премия имени И.А. Дедкова ежегодно вручается, в КГУ защищены несколько дипломных работ по темам, связанным с жизнью и творчеством Игоря Александровича. К традиционным уже Дедковским чтениям добавились международные научные конференции, которые проводит Костромской государственный университет, при нём же создан межрегиональный научно-просветительский центр им. И.А. Дедкова. А в областной научной библиотеке сейчас работает литературная студия имени И.А. Дедкова, руководит ей поэт Александр Бугров. Когда-то он ходил в литературное объединение при областной молодежной газете, руководителем которого был Игорь Дедков.

Поэт Владимир Леонович в статье памяти Игоря Дедкова в журнале «Губернский дом» написал: «Жизнь Дедкова – ответ на вопрос, что делать в России одарённому человеку». Игорь Александрович успел сделать многое, творческое наследие его весьма значительно и разнообразно: десяток книг, сотни очерков и статей, рассыпанных золотыми крупицами слов неповторимой дедковской речи по разным газетам и журналам, изданный в Москве уникальный «Дневник», который вёл он без малого сорок лет… Но дело не только в этом. Здесь, в Костроме, он оставил о себе самую добрую память и пример того, что в любом времени, при любых обстоятельствах можно и должно честно писать и достойно жить, отдавая людям свой «талант, не свободный от памяти и долга». Это единственная несвобода, которую признавал Дедков.