ПАМЯТЬ / Геннадий ИВАНОВ. ПЛОТНЫЙ РЯД НАСТОЯЩЕЙ ЛИТЕРАТУРЫ. Костромские впечатления
Геннадий ИВАНОВ

Геннадий ИВАНОВ. ПЛОТНЫЙ РЯД НАСТОЯЩЕЙ ЛИТЕРАТУРЫ. Костромские впечатления

 

Геннадий ИВАНОВ, первый секретарь Союза писателей России

ПЛОТНЫЙ РЯД НАСТОЯЩЕЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Костромские впечатления

 

Был в Костроме на праздновании 60-летнего юбилея областной писательской организации. Подробные впечатления напишу специально, а пока предлагаю читателям три небольших материала костромичей, они интересны будут, потому что в них речь о довольно известных широкому кругу писателях.

Ещё коротко скажу, что писатели в Костромской области хорошие. Настоящие. Они не на слуху в России, но читать их стихи и прозу, и глубокие статьи очень интересно. Я даже не ожидал такого плотного ряда настоящей литературы, которую встретил в альманахе «Кострома» и в подаренных мне книгах. Замечательные писатели Владимир Проскуряков, Николай Муренин, Александр Бугров, Валерий Молчанов, Василий Травкин, Юрий Лебедев, Александр Бурлаков, Станислав Михайлов…

Конечно, я не всех читал, поэтому уверен, что есть и ещё хорошие писатели. Вот, например, до поездки в Кострому не знал, что руководитель организации Наталия Мусинова такой интересный исследователь творчества Николая Гумилёва. Её книга «Диалог акмеизма и символизма…» очень интересна. Это подлинное литературоведение. Думаю, что и главный костромской гуру в этой области Игорь Дедков отнёсся бы с интересом к такой работе.

А с каким интересом сейчас читаю книгу Алексея Вячеславовича Зябликова «Неравный спор писателей у барьера истории». Вот замечательная фраза этого замечательного профессора       в самом начале книги: «Здоровые общественные идеалы достижимы, но лишь тогда, когда государственный уклад органичен сверхчувственным началам культуры».

 

Александр БУГРОВ

ЭПИЗОД ИЗ ЛИТЕРАТУРНОЙ ЖИЗНИ

Памяти Виктора Лапшина

 

В январе 1984 года (точного числа припомнить не могу) в помещении Костромского отделения Союза писателей СССР (на площади Конституции) состоялось обсуждение стихов Виктора Лапшина. Совсем не рядовое обсуждение, а представительное: из Москвы приехали Вадим Кожинов, Юрий Кузнецов, Елена Ермилова, Владимир Костров, Лариса Баранова-Гонченко, Евгений Храмов и Михаил Попов. Вот не помню, был ли от Костромы Владимир Григорьевич Корнилов (если и был, то выполнял, как принято говорить, представительские функции), а присутствовали Игорь Дедков, Вячеслав Шапошников, Василий Бочарников и Борис Негорюхин, выполнявший тогда в Союзе писателей канцелярскую работу. Евгений Камынин и я попросились у Дедкова присутствовать на этом мероприятии (Дедков вёл литературную студию «Молодые голоса»); мы с Женей, что называется, её регулярно посещали). Разрешение присутствовать мы получили. Дедков предупредил только: «О политике ничего не говорите…».

Ожидалась горячая битва. Виктор Лапшин и его стихи оценивались по-разному. В нашей писательской организации его поддерживал Вячеслав Иванович Шапошников, все остальные из костромичей его, мягко говоря, недолюбливали. У Дедкова в «Дневнике» есть запись о «гордыне, озлоблении, риторике» Лапшина. И в другом месте: «Виктор Лапшин <> припечатывает своих товарищей. «Это не поэзия!», «Нет чувства Родины!», «Безответственность!», «Любви к Родине нет!».

Могу подтвердить: Лапшин всё это говорил, в частности и меня упрекал в недостаточной любви к России и отсутствии чувства Родины. Но никакой обиды я на него не держал (и не держу), многие его стихи мне нравились и нравятся.

Итак, Дедков и Бочарников были решительно настроены против Лапшина, а почти все приезжие оказались (вполне ожидаемо) его сторонниками. Дедков после «битвы» говорил: «Храмова приглашали, чтобы он выступил против, но он самоустранился, отделался общими словами, как и Попов. Примирителем выступал Костров, занимавший тогда какую-то должность в Союзе, и, надо признать, если бы не он, то обсуждение стихов поэта из Галича могло бы и перейти за грань цивилизованности».

Таким образом, сторона «за» Лапшина имела явный перевес. Жаль, что не смог приехать Сергей Потехин; предполагалось-то, что обсуждать будут и его, но без автора обсуждение скомкали. Дедков потом говорил: «Вот они такие, народные радетели, казалось бы, Потехин – идеальная фигура, из самой глубины, из самой почвы, вот бы и поддержали хотя бы публикацией в центральном журнале!». Впрочем, и Кожинов, и Ермилова (жена Кожинова) отметили профессиональный уровень стихов Потехина, Кожинов даже прочитал одно его стихотворение.

После этого вспыхнуло сражение. Баранова-Гонченко («странная женщина», по выражению Дедкова) выступила очень эмоционально. Мало того, что стихи Лапшина – новое слово в литературе, так ещё его стихи (и любовь к ним) познакомили критикессу с её будущим мужем!

Елена Ермилова оценила стихи Лапшина с точки зрения литературоведа очень высоко. Юрий Кузнецов говорил немного, но стало (после его слов) понятно, что перед Лапшиным каждый что-нибудь понимающий в литературе должен снять шляпу.

Но Дедков с Бочарниковым не сдались! Дедков нашёл в стихах Лапшина и гордыню, и высокомерие, и неряшливость (конечно, у любого поэта не всё равноценно, и критиковать Лапшина было за что). Бочарников-то Василий Алексеевич оказался опытным полемистом и тоже с цитатами доказывал, что Лапшин не «чувства добрые» лирой пробуждает, а склонен к плоскому морализаторству и банальностям, так что восхищаться особо нечем.

После Бочарникова взял слово Кожинов. Он признал, что взгляд Бочарникова в чём-то оправдан и на первый взгляд убедителен. Но в стихах Лапшина можно найти и свет, и радость, и проникновение в суть народной поэзии (наверное, понятно, что я передаю общий смысл слов выступающих), и в доказательство своих слов прочитал стихи Лапшина о Ваське Буслаеве и его похоронах. Читал Кожинов замечательно! (Он и потехинское стихотворение здорово прочитал.)

Дедков Кожинова не терпел, Женя Камынин тоже потом возмущался: «славянофил в вельветовых брючках!». А мне кажется, что Кожинов был на своём месте (как и Дедков). И спор Кожинова с Дедковым – вечный, и не дай бог кому-нибудь из них победить в этом споре окончательно.

Запомнились ещё два момента. В перерыве Юрий Кузнецов подошёл к Негорюхину (а тот был представительный мужчина с окладистой бородой) и как-то заискивающе обратился: «А вы мне командировку не отметите?». Поэт, «пивший из черепа отца» и «целовавший руки леди Макбет», беспокоился о своей командировочке!

Союз писателей расщедрился, на столах стояли бутылки с «Буйской» минеральной водой. Сейчас продаётся «Шарьинская» – вполне приличная. А вот «Буйская» вкус имела специфический. Кузнецов налил её себе в стакан, глотнул, ошеломлённо вытаращил глаза… осмотрел по сторонам – куда бы выплеснуть остаток… Урны поблизости не оказалось, пришлось зажмуриться и проглотить остальное. После этого Кузнецов не без уважения посматривал на Кострова, который всё подливал и подливал себе эту «Буйскую» водичку, и к концу заседания выпил всю бутылку!

Обсуждение длилось почти четыре часа. Дедков потом подводил итог: закончилось вничью – и тут эта странная женщина (Баранова-Гонченко) достаёт из портфеля лавровый венок, просит Лапшина встать и водружает ему на голову этот самый венок! И получилось, что формально они победили! И книжки Лапшина в Москве, немного погодя, издали.

Все четыре часа Лапшин вёл себя достойно, возражать не пытался, если что говорил, то вполне дипломатично. Михаил Синельников в известном списке (многим литературным генералам и полковникам там досталось!) написал: «Лапшин – черносотенец, но настоящий поэт». Я думаю, что Синельников прав: если поэт – настоящий, то его политические и прочие взгляды имеют второстепенное значение.

До появления венка я к Барановой-Гонченко симпатии не испытывал, но в этот момент симпатия вспыхнула… И Лапшина надо было видеть. Вообще-то почти всегда он был мрачный, замкнутый, смотрел жёстко. Не без оснований Снегова о нём говорила: «Лапшин – это костромской Дракула!».

Но много ли поэту для счастья нужно! Хотя лавровый венок – разве это мало? И с венком на голове Лапшин застенчиво и простодушно улыбнулся. Таким его я и хочу запомнить.

 

 

Алексей ЗЯБЛИКОВ

ЛИСТКИ ИЗ ЖЕЛТОГО ПОРТФЕЛЯ

 

Розановские и Флоренские чтения в Костроме памятны встречами и общением с интересными людьми. Одна из самых колоритных – фигура отца Сергия Соколова (увы, недавно умершего), православного священника из Лос-Анджелеса. Выпускник МИФИ, он значительную часть своей жизни посвятил протологии – учению о происхождении мира. Высокий, статный, благородно-седогривый, отец Сергий сразу притягивал к себе внимание публики. Почти после каждого сообщения он брал слово для комментария. Начальные его суждения казались невнятными и сумбурными, но уже через минуту говорящий преображался, и мы слышали воодушевленную речь, в которой самая изысканная метафорика легко уживалась с богословской и научной терминологией. Выступления отца Сергия отличала какая-то радостная приподнятость, что не типично для духовенства. Возможно, исток ее в особом знании отца Сергия: мир иной есть, Священное Писание и естественные науки согласно свидетельствуют об этом.

 

***

На Дедковских чтениях из года в год звучит один и тот же вопрос. Высказывается одно и то же недоумение. Суть его в следующем: как такое могло случиться, что интеллектуал и аристократ духа Игорь Дедков засел в захолустной Костроме на 30 лет? Обстоятельства появления здесь подающего надежды выпускника МГУ, в общем, понятны. Но почему критик не уехал отсюда при первой возможности? Точнее, сделал это так поздно? Что держало в костромской глухомани человека, который гарантированно не затерялся бы в столичном литературном и газетно-журнальном мире?

Версии на сей счет предлагаются разные. Отвечал на этот вопрос и сам Дедков. Например, в очерке «Пейзаж с домом и окрестностями». Собственно, свой ответ Дедков дал сразу же после приезда в Кострому, в сентябре 1957 года. Едва ли не в первом письме с берегов Волги, адресованном Тамаре Сальниковой (будущей жене), есть такие строки: «О городе я напишу тебе в воскресенье. Хотя ясно только одно: нужно иметь очень высокие цели и интересы, чтобы здесь жить по-человечески. Нужно как-то особенно любить друг друга, как-то особенно по-человечески – иначе невмоготу будет».

Три десятка лет, прожитых в волжской провинции, убеждают в том, что искомые интересы и цели были писателем обретены. Настоящая любовь – тоже. Если все это есть в жизни человека, маленькие бытовые (и прочие) трудности его уже не смущают.

 

***

Костромские первопоселенцы определенно относились к тотемической группе птицепоклонников…

Возвращаемся в Кострому из Буйского района, где каждый год проходят литературные чтения, посвященные Ю.В. Жадовской. Микроавтобус подпрыгивает на разбитой дороге.

Подъезжая к городу, слышим телефонный звонок. После короткой паузы форейтор оглашает содержание телефонограммы:

– Передайте Гусевой и Зябликову, что Уткин ждет их у «Глухаря»!

 

***

Рано утром от Дома офицеров отправляется автобус в Москву. Едем презентовать Костромскую землю. В салоне рожечники, балалаечники, танцоры, певцы. Автобус до краев наполнен костромской снедью: грибами, сырами, водкой и солеными огурцами – есть чем задеть за живое избалованных москвичей. В дверях появляется представительница областной власти и в качестве утреннего приветствия рычит: «Писатели здесь?».

Нечто подобное изрекал Наполеон Бонапарт, затевая военную экспедицию в Египет.

 

***

Однажды в Костромской профсоюзной библиотеке проходил литературный вечер. После вечера – слово зá слово! – засиделись. В третьем часу ночи стали вызывать по телефону такси.

– Куда прислать машину? – спрашивает диспетчер.

– В библиотеку.

– Не смешно, товарищ! – диспетчер кладет трубку.

Пришлось звонить еще раз и объяснять, что шутить никто не собирается, а напротив, все хотят разъехаться по домам.

Как все-таки были неправы Гайдай и его уморительные герои, полагавшие, что в три часа ночи в библиотеке делать нечего!

 

 

Николай МУРЕНИН

ТАЛАНТ, НЕ СВОБОДНЫЙ ОТ ПАМЯТИ И ДОЛГА

Памяти Игоря Дедкова

 

«Длинная такая дорога: идёшь, едешь, летишь, живёшь, говоришь, молчишь, пишешь, снова идёшь и едешь, и всё остается позади. Хочется остановиться и смотреть назад: исчезнувшая по крохам жизнь моя, твоя, наша. Никому она не интересна... Неужели она больше ничья?..».

Это запись из дневника выдающегося литературного критика и публициста Игоря Александровича Дедкова. Я часто представляю: дорога, почему-то осенняя, покрытая жёлтыми листьями, остановившийся на ней Игорь Александрович. Его рассыпанные на ветру седые волосы, его такой далёкий и такой близкий взгляд. И хочется бежать за ним и кричать: стойте, подождите, ваша жизнь не исчезла, не растворилась во времени, она интересна многим, она с нами и в нас!..

Литературное имя Игоря Дедкова взошло в Костроме. Здесь он написал свои первые критические статьи для «толстых» журналов, здесь в 1975 году вступил в Союз писателей, здесь из-под его пера вышли замечательные книги. Одну из них, «Во все концы дорога далека», свеженькую, в 1982 году взял я в Москву, поехав на курсы редакторов молодёжных газет. Дал её почитать одному приятелю, другому, а через три дня за ней была очередь. Вернувшись в Кострому, выполнил просьбы коллег – послал жёлтую эту книжечку в Рязань, Владимир, Омск, Кишинёв, Вологду… Поистине во все концы. Рассказал об этом Игорю Александровичу. «С моими книгами всем только хлопоты», – пошутил он.

Конечно, он был остроумен, ироничен, но при этом – скромен, деликатен, отзывчив. Откликался на любую просьбу, читал каждую рукопись – и это при его положении, при его занятости. Но и принципиален был так же, как и скромен: должности, титулы, связи большого значения для него, кажется, не имели. Один характерный эпизод: в приглашениях на его 50-летний юбилей, подготовленных писательской организацией, Дедков собственноручно вычеркнул многозначительные и лишние, на его взгляд, слова. Когда он вернулся из Москвы с писательского съезда, где его избрали секретарём Союза писателей СССР, я позвонил ему, чтобы поздравить. «Нашли с чем поздравлять, – как бы удивился Дедков, – лучше бы спросили, что я приобрёл в писательской лавке».

А приобретал он многое. Комната его, где он работал, наполовину состояла из книг. Часть из них в 1980 году он перевёз в загородный дом в деревне Демидково Красносельского района. Деревенскую избу с русской печкой и банькой во дворе присмотрел ему писатель Василий Бочарников, живший неподалёку в деревне Нелидово. К слову, в этом году Василию Алексеевичу – столетний юбилей. Весьма интересный был человек: рыболов, грибник, автор многих книг о природе родного края. Лирические новеллы, в которых он воспел Нелидовский ключ, гору Катаиху, речку Покшу, сумароковских лосей, регулярно печатались в главной газете страны – «Правде». В областной писательской организации Бочарников был партийным секретарём.

Однако вернёмся к Дедкову. В очерке «Пейзаж с домом и окрестностями» он назвал Кострому своей настоящей малой родиной. «В пятьдесят седьмом после Московского университета я приехал в Кострому работать. Позже понял, что приехал жить». И было этой жизни ровно тридцать лет, на протяжении многих из них Игорь Александрович общепризнанно считался совестью костромской журналистики и литературы, да и не только костромской – шире. В Кострому, на проспект Мира, шли письма и от начинающих авторов, и от известных писателей – Сергея Залыгина, Фёдора Абрамова, Даниила Гранина, Григория Бакланова, Виктора Астафьева, Василя Быкова, называвшего костромича «критиком № 1 современной Руси». «Рад, что есть Кострома и Вы в ней…», – писал Алесь Адамович в 1981 году.

«Но тот, кому слово дано, себя совмещает со всеми…». Он и совмещал – с литераторами, журналистами, художниками, театралами. Был председателем областной журналистской и заместителем председателя областной писательской организаций, руководил секцией театральной критики, вёл заседания Костромского клуба творческой интеллигенции, руководил литературным объединением…

Сейчас уже литературное объединение «Молодые голоса» можно назвать явлением культуры в Костроме первой половины 80-х годов XX века. Вечерами по вторникам жизнь редакции областной молодёжной газеты не замирала, а переходила в новое качество: собиралась пишущая братия, заглядывали другие люди – от школьника и студента до военного в чине полковника, приезжали литераторы из других городов.

Все ждали Дедкова. И он появлялся с неизменным коричневым портфелем, полным книг, журналов и разных рукописей. И начиналось общение, где вполне совмещалось серьёзное с ироничным, где стихи и рассказы местных авторов соседствовали с прозой Набокова, поэзией Хлебникова, дневниками Вернадского. До сих пор от тех вечеров осталось удивительное ощущение большого пространства (ноосферы?) в соединении с родной костромской почвой. В общем, каждый вторник в редакции я ждал с особым чувством, как ждут, наверное, ученики урока любимого учителя. Он, собственно, и был учителем для многих молодых и не только молодых писателей и журналистов. Конечно, он не учил писать в буквальном смысле, не пристраивал стихи-рассказы в «толстые» журналы, чего некоторые бы желали. Он помогал в другом, более значительном и важном, без чего невозможно настоящее творчество. В том, что называется внутренней свободой и образом мыслей. При этом, в отличие от других известных писателей и журналистов, никогда не говорил о себе. Лишь от других людей я знал, как труден был творческий путь Дедкова, особенно в начальный период в «Северной правде», где он прослужил 18 лет – от корреспондента до заместителя редактора, как много было вокруг пустого, глупого, агрессивного. Однажды спросил у него, хотел бы он быть редактором областной партийной газеты. Кажется, понимал, что вопрос нелепый, но в ответ неожиданно услышал: да, хотел бы, но только другие этого не хотели. Думаю, если бы такое случилось, то в Костроме была бы лучшая областная газета в стране.

Обычно после литобъединения мы шли пешком от площади Конституции до магазина «Богатырь» на проспекте Мира. И снова продолжались разговоры – о литературе, журналистике, жизни. Тогда я впервые узнал о «гордости культурной Сибири» Антоне Сорокине и «несвоевременных мыслях» Горького, о письме Фёдора Раскольникова и трагедии Катыни, о многом другом, о чём позже, через несколько лет, прочитал в печати, но это было уже другое восприятие, как бы растворившееся в газетно-журнальном море. А тогда было так естественно, что Дедков всё понимает, знает и может ответить на любой вопрос. Сам же он по этому поводу замечал, что если мы чего-то не знаем, то лишь потому, что не хотим знать. Он всегда хотел, поэтому его исторические и литературные знания, его понимание происходящего в жизни были столь очевидны, что доверялось этому человеку абсолютно. У многих участников традиционных ежегодных совещаний молодых писателей всегда было одно желание: попасть на семинар, которым руководит Дедков.

В 1987 году Игорь Александрович уехал из Костромы в Москву, стал служить в журнале «Коммунист» (позже – «Свободная мысль), но в город, ставший ему родным, приезжал. Его приглашали на творческие встречи, журналистские конференции, литературные семинары. И он, бывший уже в центре столичной общественной жизни, от этих приглашений не отказывался. Некоторые считали, что, уехав из Костромы в Москву, Дедков сильно изменился. Не знаю, не знаю… Конечно, стал носить галстук, над которым прежде посмеивался. Но если серьёзно, то в главном он не изменился и не мог измениться. Вот это главное, опять же из его дневниковых записей: «Не знаю, как назвать это чувство... Оно знало какие-то высшие правила жизни, которые нельзя нарушать, кто бы и сколько бы раз ни нарушал их вокруг».

Последний раз с Игорем Александровичем в Костроме я встретился весной 1993-го, во время Бочковского семинара. Шли из областного архива, я расспрашивал о том, как ему предлагали стать министром культуры, он отвечал неохотно (видно, уже надоело), был задумчив, грустен и, как мне показалось, духовно одинок. А через год, в апреле, подошло его 60-летие, несколько человек из Костромы собирались поехать поздравить, но не поехали, он был уже тяжело болен, и 27 декабря скончался.

«Есть упор, и человек перед ним бессилен. Может быть, с отчаянием этого бессилия легче покончить, признав, что человек не лучше дерева или травы, потому что в таком признании таится подлинное утешение...».

Что ж, утешимся этим в наших житейских заботах, печалях и скорбях. А также тем, что жизнь предоставила такую возможность – знать и помнить Игоря Александровича Дедкова. Возможность в творческом наследии его находить созвучное своим мыслям и чувствам.

61-й день рождения Игоря Александровича отмечали в Белом зале Дворянского собрания как День его памяти. Никогда ещё Кострома не видела одновременно такого числа известных писателей, литературоведов, публицистов: Сергей Залыгин, Сергей Чупринин, Вадим Кожинов, Юрий Куранов, Отто Лацис, Станислав Лесневский, Андрей Турков, Сергей Яковлев… Выступали на вечере многие – и москвичи, и костромичи. Уже тогда в выступлениях стали проскальзывать мысли, перешедшие впоследствии в надуманную полемику: кем был Дедков – коммунистом или демократом? Помнится, мудрый Сергей Павлович Залыгин, главный редактор «Нового мира», сказал: «Игорь Александрович был, прежде всего, красивым человеком – и внешне, и внутренне». А перед вечером памяти произошло торжественное открытие мемориальной доски – «…Через 30 лет из этого дома уезжал в столицу человек, составивший славу и достоинство отечественной культуры».

Проходившие в апреле 1995-го Дни памяти стали событием не только костромской, но и российской культуры. А в декабре, в «годину», в Москве в Центральном Доме литераторов состоялся вечер памяти И.А. Дедкова «Оглянись: там жизнь твоя…». Вёл вечер литературовед Андрей Турков, выступали писатели, приезжавшие в Кострому, а также драматург Виктор Розов, критики Лев Аннинский и Игорь Виноградов. Ездила в Москву и большая делегация костромичей. В общем, 1995 год стал началом сохранения светлой памяти о Дедкове. Несмотря на какие-то сложности, премия имени И.А. Дедкова ежегодно вручается, в КГУ защищены несколько дипломных работ по темам, связанным с жизнью и творчеством Игоря Александровича. К традиционным уже Дедковским чтениям добавились международные научные конференции, которые проводит Костромской государственный университет, при нём же создан межрегиональный научно-просветительский центр им. И.А. Дедкова. А в областной научной библиотеке сейчас работает литературная студия имени И.А. Дедкова, руководит ей поэт Александр Бугров. Когда-то он ходил в литературное объединение при областной молодежной газете, руководителем которого был Игорь Дедков.

Поэт Владимир Леонович в статье памяти Игоря Дедкова в журнале «Губернский дом» написал: «Жизнь Дедкова – ответ на вопрос, что делать в России одарённому человеку». Игорь Александрович успел сделать многое, творческое наследие его весьма значительно и разнообразно: десяток книг, сотни очерков и статей, рассыпанных золотыми крупицами слов неповторимой дедковской речи по разным газетам и журналам, изданный в Москве уникальный «Дневник», который вёл он без малого сорок лет… Но дело не только в этом. Здесь, в Костроме, он оставил о себе самую добрую память и пример того, что в любом времени, при любых обстоятельствах можно и должно честно писать и достойно жить, отдавая людям свой «талант, не свободный от памяти и долга». Это единственная несвобода, которую признавал Дедков.

 

ПРИКРЕПЛЕННЫЕ ИЗОБРАЖЕНИЯ (3)

Комментарии