Лев РЯБЧИКОВ 
Лев РЯБЧИКОВ
ВСЁ, ЧТО ПОСЛЕ, – К ДЕТСТВУ ПРИЛОЖЕНЬЕ…
ИЗ ПАМЯТИ О ВОЙНЕ
Памяти моего дяди
Льва Рябчикова
Не забыть мне: злое небо
В год военный, в час тревожный,
Громкий запах ломтя хлеба,
Ножик, вынутый из ножен.
Чтоб ломоть располовинить
Так, чтобы из равных долей
Мне досталась бы поболе...
Хлеб был вязким, словно глина,
На зубах она хрустела
Так, что голова кружилась.
Жизнью наполнялось тело.
Но не так судьба сложилась,
Как мечталось, как хотелось.
И в преддверии Победы
Прилетел крылатый Вестник.
Не стирая слёз, поведал,
Что исполнил долг свой честно:
Ножик в ножнах – нам принёс.
Душу – к Господу на небо.
И, посыпав солью слёз,
Подал мне горбушку хлеба.
Я б её
располовинил
Для того, в ком плещет пламя,
Согревающее Память.
Но уже не встретить ныне
Наблюдавших всплеск зарницы,
Обратившей его в тень.
Мне осталось: каждый день
Богу за него молиться.
Я один теперь, в ком длится
Память грустная о нём.
Я похож на старый дом.
Где на стенах – в рамах лица
Нас покинувших людей,
И, похоже, когда рухну –
Под руинами потухнут
Звёзды судеб, свет идей.
И со мною сгинет память
Под землёй, принявшей их.
Хоть на миг пусть этот стих
Памяти продленьем станет.
НАДЕЖДА
Едут деды и отцы с войны.
На экране лица их видны.
Чьи-то деды, чьи-нибудь отцы…
Им и улыбались огольцы,
Те, к которым их отцы вернулись,
Те, которым звёзды улыбнулись.
Многие же вглядывались в лица,
Ожидая: чудо вдруг случится,
И мелькнут вдруг на экране в зале
Те, кто без вести пропали,
Или те, кто пал в бою
За всех нас, за Родину свою.
Но – увы! – не шло с экрана чудо.
Может, завтра оно будет?
Шли, понурясь, с этою надеждой,
Как уже случалось прежде.
С нею жили бабушки и мамы,
Ждавшие солдат своих упрямо.
С нею уходили в мир иной,
В общем-то убитые войной.
С той поры минуло много лет,
Но и ныне в хронике побед
Отыскать хочу родные лица.
В памяти надежда эта длится.
МЕДАЛЬ
Мальчикам тем очень повезло:
Они в конце войны повестки получили,
И за неё награды им вручили…
И командир попался им не злой.
Он их муштрою не терзал,
А ежедневно отряжал в наряды –
На кладбище, с казармой рядом,
На станцию, где строился вокзал.
Когда у них случался перекур,
Они на что-нибудь садились –
С окрестностей к ним пацаны сходились
На россказней солдатских новый тур.
А я с медалью выбирал солдата
И, на колени взгромоздясь к нему,
Сидел в махорочном дыму.
И это небольшая плата
За то, что я медаль крутил,
Разглядывая знаки славы.
Солдат, сидевший рядом справа,
Закончив сказ свой, пошутил:
– Иди ко мне. Я ведь не гордый,
И мне коленки друга жаль…
– Но у него, смотри, медаль…
– И у меня есть тоже… орден.
Он утром с орденом пришёл.
Лучилась красная эмаль…
Я снова предпочёл медаль:
С ней рядом было хорошо.
О Тёркине в ту пору я не слышал.
Когда прочёл, то вспомнил тех солдат.
Война в один их выстроила ряд,
Не проверяя, чьи награды выше.
А смерть за ними шла по следу –
Всё время рядом, всякому видна…
Живым и мёртвым – всем была одна
Награда светозарная – Победа.
ШЛИ СОСТАВЫ НА ВОСТОК
Игрушек не было. Я вырезал
Фигурки из альбома деда.
Потом от бабушки узнал,
Что в этих карточках все беды.
На командира дед в Кремле учился.
На фото с Лениным и Фрунзе – он
И те, кто тоже отличился
И был доверьем облечён,
Кто подавлял мятеж в Кронштадте,
Чонгар в двадцатом штурмовал,
Кто рыл киркою и лопатой
От Волги к Балтике канал.
И вот война.
Писал он: «Нас везут,
Чтоб смыть вину на фронте кровью».
Был ранен. Выжил. Переждать б грозу…
Но вновь этап к студёному приморью…
Я выстригал курсантов и вождей
И рисовал на их плечах погоны
И отправлял на фронт их, в пасть вражде,
В коробках спичечных – «вагонах».
Солдаты в мае кончили с войной,
Друг с другом поделили славу…
Но всё жила тревога над страной –
Шли на Восточный фронт составы.
ВИШНИ
Мне приснился народ наш мальчиший –
Лет пяти и постарше: шесть, семь…
Было лето. Краснели вишни.
Немцы пленные шли по шоссе.
А им женщины:
– Вас бы нам прежде!
Сколько горя.…
Самим-то – хоть вой…
И совали им что-то: «Поешьте»,
И ругали отставший конвой.
А мы только что вышли из сада,
Как и влезли – через пролом,
И в карманах у всех – награда,
Раздобытая нами с трудом.
Вишни, помню, ещё не поспели,
Кислым соком щипали язык.
Но повсюду, как мы, их ели
Все, кто к сладким плодам не привык.
Немцы вдруг зашагали тише,
Приноравливаясь к нам.
Захотелось им кислых вишен,
Было видно по их глазам.
И хоть знали: «прощенья нет гадам»,
И нам надобно «гадам мстить»,
Все мы дали им столько ягод,
Сколько в детской вмещалось горсти.
Сберегла память день тот давнишний,
Хоть и было нам лет шесть-семь.
Было лето. Краснели вишни.
Немцы пленные шли по шоссе…
СВАДЬБА
Наш двор гулял. Мы замуж выдавали
С войны вернувшуюся гвардии сержанта.
Жених в гражданском нам казался франтом,
А на невесте звякали медали.
Ходил жених, на палку опираясь,
Заметно припадая на протез.
Но я заметил, проступала зависть
На лицах наших дам, живущих «без» –
Без мужа, хахаля и даже кавалера,
Без перспектив на «правильную» жизнь.
Сперва блюли они манеры,
А выпили и сразу – «Ну, держись!»,
Пошли по кругу, каблуками
Земную твердь стараясь проломить:
«Женихов добудем сами,
Иль с подружкой станем жить».
От частушек матери зарделись,
У ребят расширились глаза.
Чуть плясуньи, было, не разделись,
Но невеста гаркнула: «Нельзя!».
И пошла гулянка честь по чести,
Так, как и положено гулять:
С «Горько!» жениху с его невестой,
С тостом «за всех павших» и за мать.
Похвалили стол: «Полно закуски.
Есть и красное, и белое вино».
«Жаль отца нет. Он гудел б по-русски».
«Был бы жив – вернулся бы давно».
Всех припомнили, кто не вернулся.
Шум затих. Пролился стон.
Молодец жених: он встрепенулся,
Крутанул за ручку патефон.
И с пластинки в сам раз сорвалось
Про гармонь, про проводы с гулянки…
Грусть сошла. Всё снова началось,
Как всё начиналось спозаранку.
СТАРЫЙ ФИЛЬМ
Мы «Сердца четырёх» посмотрели
Раз по десять после войны.
Героини в нём громко пели
Довоенные песни страны.
Не предвиделось, не ожидалось
То, что всем предстоит пережить.
Целиковская улыбалась,
А Серова училась кружить
Штатским головы и военным,
И Самойлов из них выбирал
Ту, которая будет верной,
Не допустит, чтоб он умирал,
Если, очередью прошитый,
Будет где-то в лесу погребён,
Скажет: «Зря хоронить спешите,
Я-то знаю: вернётся он».
Так считали и наши мамы,
Выходили встречать на крыльцо.
Но разлучница в девять граммов
Наповал убивала отцов.
А ведь тоже перед войной,
Как и в фильме, они влюблялись.
Их щипал ветерок озорной,
Небо, выгнувшись, с ними смеялось.
Но однажды при свете дня
Была юная жизнь их убита.
Взрывы бомб. Острый запах огня…
То, что было, надолго забыто.
Но я в памяти это сберёг,
Как сугроб в нём растущий подснежник,
И смотрю фильм «Сердца четырёх»
Теперь чаще, чем видел прежде.
ГВАРДИЯ СТРАНЫ
Ветераны из последних держатся:
Всем почти уже за девяносто.
Вставшим в строй тогда подросткам
Эти даты тоже брезжатся.
Всё, как ирреальность, вспоминается,
И сейчас не всяк вообразит,
Как кинжально мины взрыв разит,
Как земля морской волной вздымается.
Впрочем, нет желанья вспоминать
Новобранцев робких, неумелых,
Трудно от земли отъявших тело,
Чтоб упасть на землю умирать,
В рубленых садах спалённые деревни:
Печи, словно зубы старичков –
На весь рот то пять, то шесть торчком,
И обглоданные до костей деревья.
Странно ныне: как всё пережили?
Выжили, и в общем-то с лишком:
Ждал их верно отчий дом,
В нём от пуль их ворожили.
Снится им война, как детство,
С лицами улыбчивых друзей,
Так и не проживших жизни всей,
Лёгших в землю с боем по соседству.
Кто в начале, кто в конце войны,
Под Берлином, рядышком с Победой…
Так и ходят в памяти по следу
Ветераны – гвардия страны.
ДЕТИ ВОЙНЫ
Детворе военных лет,
Как из Красной книги птицам,
Счёт пойдёт на единицы,
Как вершителей побед
Ныне постоянно поверяют.
Каждый день уходят ветераны.
У кого-то вновь открылись раны.
Или же открылись врата Рая.
И у нас, детей войны,
Тоже от войны набор болезней.
Ели лебеду. Но был полезней
Мел, который брали из стены.
Набивали мы свои желудки
Корешками и любой травой.
Видно – гены, раз народ живой,
Несмотря на рацион тот жуткий.
Не спешат за голод, холод, тьму
Нам, что полагается, воздать.
Были б живы бабушка и мать,
Высказали всё бы кой-кому.
Но остались мы наедине
С множеством великим бюрократов,
Облепивших всё, как пень опята,
Им не внять, как было на войне.
Не понять, как обмирали мамы,
Похоронку получив с войны,
И взрослела пацанва страны
По войной предписанной программе.
Сколько их лишились рук и ног,
Подобрав гранату или мину,
В жилах кровь, боюсь, застынет,
Если огласят такой итог.
Век наш прожит нами в детстве,
Всё, что после, – к детству приложенье.
Ветераны мы давно по положенью,
Только экономят на нас средства.