Вячеслав МИХАЙЛОВ. ТО СТОК КОЛЛЕКТОРНЫЙ, ТО АРБУЗ АРОМАТНЫЙ. Рассказ
Вячеслав МИХАЙЛОВ
ТО СТОК КОЛЛЕКТОРНЫЙ, ТО АРБУЗ АРОМАТНЫЙ
Рассказ
Устав балбесничать на летних каникулах, поддался я на уговоры отца «понюхать пороху» месячишко перед последним школьным годом и выходом во взрослую жизнь. Пристроил он меня в геодезическую группу проектного института через давнего своего приятеля, суля шикарную походную романтику и серьёзный заработок.
Первые несколько дней работал у наливного озера, периодически в нем освежался, научился кое-чему и считал себя умелым помощником. Впечатления от почина остались в общем позитивные.
В следующий раз Владимир Лукич, Рустам, я и Генка выехали на нивелирную съёмку открытого дренажного коллектора в отдаленном, глухом районе. Коллектор, мало чем отличающийся от широкого и глубокого земляного канала для орошения, принимал и отводил сточные воды с орошаемых угодий нескольких совхозов, но прилично заилился. Надо было оценить объемы его очистки.
На экспедиционном УАЗике-«буханке» до места и обратно часа три, и на дело шесть-семь часов. Измерительные инструменты, журналы измерений, карта района и план объекта, большой бидон с питьевой водой, сухой паек – вот и всё почти, что брали в однодневную поездку.
Предводитель наш, Лукич, – матерый геодезический волчище лет пятидесяти с таким темным укоренившимся загаром, что если бы не голубые глаза с мягким рыжим оттенком, вполне сошел бы за индуса или пакистанца. С его съемок начиналось строительство многих водохозяйственных объектов в нашем знойно-пустынном краю: насосные станции, ирригационные каналы, водозаборные сооружения, водохранилища, дюкеры, акведуки – где он только ни работал. Генка после службы в армии был на распутье и пока суть да дело пошел к геодезистам: кроме зарплаты им платили полевые, частенько выпадали премии. Рустам, ученик Лукича, начинал, как и Генка. Прикипел, освоил основные измерительные приборы и окончил заочно техникум, опытным стал спецом.
День предстоял обычный июльский с температурой под 40 градусов по Цельсию в тени, а может и выше. Такая приблизительно жарища здесь всё лето и никаких дождей, даже заблудшие полупрозрачные облака-малыши – редкость. В прогнозах нет нужды, синоптикам можно бездельничать. Стабильность иногда нарушает буйный пыльно-песчаный ветер «афганец», обыкновенно подолгу беснующийся. Если застал на улице – песок в волосах, глазах, на зубах и даже в трусах, а угомонится – домашней уборки на полдня.
Потому и выехали с утра пораньше, чтобы успеть сделать побольше до прихода дневного зноя.
На съемке я, как и Генка, орудовал нивелирной рейкой, этакой трехметровой, довольно громоздкой деревянной линейкой килограмма три весом с яркими делениями, выставляя её вдоль и поперёк коллектора на точках измерения, а шеф с Рустамом «отстреливали» эти точки из нивелира и вносили замеры в журнал. Закончив съемку с одной позиции, Лукич и Рустам перетаскивали на плечах треноги с нивелирами на новое место, и всё повторялось. Так, раз за разом продвигались мы от начала к устью коллектора.
Во второй половине дня стали снимать предустьевую часть коллектора. Он вышел уже за пределы орошаемых угодий и нас сопровождал унылый безжизненный пейзаж: земли, не знавшие давно воды и лишенные видимой растительности – местами только с ошметками сухой весенней травы; вдали виднелись низкие барханы. Что особенно чувствительно, не стало тополей и тутовых деревьев из редких лесополос, в тени которых мы время от времени прятались от палящего солнца, а от нищего листвой кустарника, росшего кое-где вдоль коллектора, проку мало.
Зной придавливал, и мы налегали на свои объемистые походные фляжки. К тому же я не только пил, но ещё и смачивал тайком панаму. Хватало ненадолго: панама высыхала так же шустро, как сбегала из меня потом едва ли не вся выпитая вода. Скоро моя фляжка, а следом и Генкина опустели, мы нет-нет ходили на поклон к Лукичу и Рустаму, привыкшим к экономному питью. Устье приближалось, дело спорилось в преддверии окончания, но вода теперь иссякла у Рустама и Лукича. Машина далеко, скрылась из виду. На наш вопрос, почему водитель задерживается с водой – давно, мол, должен был подвезти, – Лукич отреагировал невозмутимо: значит, форс-мажор какой-то вышел. Как быть? Идти за водой к машине, потом возвращаться и доканчивать съемку? Можем не успеть до сумерек. Мне, да и Генке, не мешкая хотелось к воде. Но решали не мы. А Лукич, не раздумывая долго, вскинул на плечи треногу и бодро сказал: «Тут минут тридцать-сорок работы, закончим в темпе и рванем к машине».
Ковырялись час: усталость, жажда тормозили съемку. И вот, наконец, Рустам сделал финальный нивелирный «отстрел». Пока Лукич перекуривал, остальные спустились вниз по откосу коллектора и присели на грунт прямо у садистски журчащей зеленовато-мутной сточной воды: тут не доставали лучи уходящего, но всё ещё пламенеющего солнца. Я плохо представлял, как буду топать назад пять почти километров с высохшим горлом и будто распухшим языком, отяжелевшей головой да в придачу капризной рейкой, клял на все лады такую вот походную романтику и свою уступчивость, зарекался на всю оставшуюся жизнь не поддаваться на отцовские уговоры.
Командир бросил недокуренную сигарету:
– Подъем, мужики, не рассиживайтесь. В машине передохнем, по дороге в город.
– Так, Рустам ещё не перекурил. Пока покурит, мы расслабимся малость, – пытался я сострить осипшим голосом, хорохорясь.
– Посмотрим, как ты пошутишь на полпути к УАЗику, – ухмыльнулся, поднимаясь, некурящий Рустам.
Через минуту мы, каждый со своим багажом, зашагали вдоль нашего коллектора назад, к бидону с самой великолепной и желанной жидкостью на Земле.
Как раз где-то на полпути Лукич, похоже, заметил мою петляющую слегка походку и почуял, что мне стало совсем дурно.
– Ну-ка, погоди, – тронул он меня за плечо, поравнявшись. – Ты как?
Увидев хмельные глаза и услышав спотыкающийся ответ «нормально», Лукич приказал мне оставить рейку и спуститься с ним в коллектор, а Рустаму и Генке продолжать движение.
Все без вопросов подчинились.
Когда мы оказались у сточной воды, командир властно кивнул на неё:
– Умойся и намочи хорошенько голову, грудь, спину. Скинь рубашку.
Брезгливая моя натура возмутилась было, но тщетно: я принялся плескаться в коллекторном стоке, пока вдруг не отпрянул, с испугом взглянув на Лукича:
– Сглотнул.
– Не ты это, а глотка твоя без спроса, – усмехнулся он озорно.
Я догадался, сплюнул:
– Солоноватая. Вы знали, что глотну. А если отравление?
– Лучше в городе понос, чем здесь, в глухомани, обморок. Не дрейфь, я не раз глотал и ничего, даже поноса не было… А тебе ведь лучше.
И вправду мне чуток полегчало и через минут пять мы продолжили путь.
Скоро увидели Рустама, идущего навстречу и размахивающего фляжками с водой.
Пил я, обливаясь и захлебываясь, пил и пил: миг счастья, нет слов.
Лукич, напившись, спросил у Рустама про УАЗик. Тот сообщил, что водитель собирался подвезти воду, да не завелась машина, взялся чинить.
– Так я и подумал, – зло буркнул командир. – Починил?
– Доделывал, когда я к вам выходил.
Прямо перед отъездом в город подкатил к нам газик, из него вылез солидный мужчина из местных.
– Директор совхоза здешнего, – обронил для нас Лукич и устало пошел навстречу:
– Вечер добрый, Сарвар-ака. Как поживаешь?
– Здравствуй, Володя-ака, дорогой. Неплохо живем, неплохо. Давно тебя не было. Приезжай почаще. После тебя с ребятами всегда или новое строят или старое ремонтируют. Вы закончили, домой собираетесь?
– Собрались уже.
– Может, поужинаете у меня: чай, плов?
– Спасибо, Сарвар-ака, в другой раз. Ехать пора, дорога дальняя.
– Тогда, возьмите хотя бы арбузы. Бахча рядом. В пути попьёте, домой привезете.
– С удовольствием, – сдержанно согласился Лукич, а мы с радости готовы были плясать.
На полевом стане у бахчи нам загрузили десяток круглых темно-зеленых арбузов килограммов по пять-шесть. Ели полдороги: сперва нарезали кусками, а, насытившись, откинулись вольготно на спинки сидений и доставали небрежно, с хорошими интервалами, сочную душистую сердцевину. Плоды оказались спелыми и в меру сладкими – в самый раз.
Разморенный арбузным изобилием я стал отходить от минувшего дня, и размышлял, что хорошо бы завтра ехать не в какую-нибудь тьмутаракань снимать очередной коллектор, а работать опять у чистого водоёма, но при любом раскладе фляжка с водой под нашим небом – главная штуковина в геодезическом деле. Видел, как Лукич улыбается, посматривая на мою довольную физиономию, и догадывался почему: того и гляди скажет, что жизнь – синусоида: то сток коллекторный, то арбуз ароматный.
Легонькая, короткая история из советского времени…
«…В нашем знойно-пустынном краю…», «…под нашим небом…». И, действительно, Лукич, Рустам, Генка, Сарвар-ака и главный персонаж рассказа жили одною, по большому счету, жизнью, как и другие советские люди, при всех их резких отличиях… А теперь среднеазиаты для нас и мы для них по большей части чужие люди…