ПОЛЕМИКА / Сергей РАТМИРОВ. НАЧАЛО РУССКОГО ПУТИ. Русский этнос на Христовом пире
Сергей РАТМИРОВ

Сергей РАТМИРОВ. НАЧАЛО РУССКОГО ПУТИ. Русский этнос на Христовом пире

 

Сергей РАТМИРОВ

НАЧАЛО РУССКОГО ПУТИ

Русский этнос на Христовом пире

 

В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога.

Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его. Был человек, посланный от Бога; имя ему Иоанн. Он пришел для свидетельства, чтобы свидетельствовать о Свете, дабы все уверовали чрез него. Он не был свет, но был послан, чтобы свидетельствовать о Свете. Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир. В мире был, и мир чрез Него начал быть, и мир Его не познал. Пришел к своим, и свои Его не приняли. А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими, которые ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились. И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца. Иоанн свидетельствует о Нем и, восклицая, говорит: Сей был Тот, о Котором я сказал, что Идущий за мною стал впереди меня, потому что был прежде меня. И от полноты Его все мы приняли и благодать на благодать, ибо закон дан чрез Моисея; благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа. Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил» (Ин. 1: 1-18).

Думаю, именно это пневматическое Евангелие соответствует русской душе. Тот факт, что Иван у нас самое распространенное имя, о многом говорит. Для Руси Иоанн Богослов – любимый ученик Господа. Его беззаветную любовь сравнивали с той любовью, которой жил русский народ. И это любовь сущностная, заключенная в естестве русского человека. Древний славянский мир, фундаментом своим имеющий ведическое прошлое ответствовал Слову Бога, в котором важнейшим элементом бытия представлялся отказ от эгоистического начала, что не могло не выработать соборные начала в народном сознании. Русь изначально приняла апостольскую проповедь святого Андрея, который водрузил крест на Киевских горах, дошел до Ильменя и Валаама, провидя Царство Христово.

Славянская душа, свободолюбивая по натуре, искренне принимает свободную проповедь. Этому, конечно же, способствовало тесное взаимодействие с Римской империей. Вторгаясь в пределы Римской империи, славяне эллинизировались, принимая византийскую версию христианства. Варварский мир становился ойкуменой, уникальной цивилизацией, самобытно вошедшей в греко-римское Царство Божие.

Славянский мир встретился с Истиной. Ложь славянской душе была неприемлема. Славяне не знали античного эллинизма. Видимо, он не нужен им был. Было принято Евангельское Слово, принято буквально во всей Его красоте. Святитель Иоанн Златоуст скажет: «Его догматы яснее солнечных лучей, и потому доступны для всех людей по вселенной. Приходившим к Нему Он не повелевал, подобно тому (Пифагору), молчать в продолжение пяти лет; не так учил, как бы сидели пред Ним бесчувственные камни, не баснословил, все определяя числами. Но, отвергши всю эту сатанинскую мерзость и гибель, сообщил такую удобопонятность своим словам, что все, сказанное им, ясно не только для мужей и людей разумных, но и для женщин и юношей. Он был уверен, что учение Его истинно и полезно для всех, кто будет слушать, – и это свидетельствуют все последующие имена. Он привлек к себе всю вселенную, освободил жизнь нашу от всякого чуждого вымысла, после того, как мы услышали Его проповедь. Потому-то мы, слушающие Его, пожелали бы лучше лишиться жизни, нежели догматов, которые он преподал нам. А отсюда, как и отовсюду, очевидно, что в учении Его нет ничего человеческого, но что наставления, дошедшие до нас чрез эту божественную душу, божественны и небесны. Мы не найдем у Него ни шума слов, ни напыщенности в речи, ни излишнего и бесполезного украшения и сочетания имен и слов (да это чуждо и всякого любомудрия); но увидим непреоборимую, божественную силу, правых догматов непобедимую крепость, сочетание бесчисленных благ. Искусственность была бы излишня в проповеди Евангелия…».

Славянская цивилизация всем сердцем принимает Христа. Ей чужда театральность. Видимо, поэтому театр славяне называли позорищем. Славянин предпочитает сиюминутной игре Вечность и Богобытие. Потому-то проповедь святого Кирилла была столь успешна в славянской среде.

Безусловно, то, что эта проповедь была на родном языке, сыграло немаловажную роль, дало возможность безболезненно войти славянскому миру в христианскую цивилизацию. Славянин-христианин, начиная с IХ века, стал считать себя частью греко-римской империи, единой и соборной ойкумены, где идеалом являлась Абсолютная Красота Божественного Слова. В «Повести временных лет» читаем: «И пришли мы в Греки, и ввели нас туда, где служат они Богу своему, и не знали – на небе мы или на земле: ибо нет на земле красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом. Знаем мы только, что служба их лучше, чем во всех других странах. Не можем мы забыть красоты той, ибо каждый человек, если вкусит сладкого, не возьмет потом горького; так и мы».

Потрясенный неземной красотой славянский мир совершает причастие в Боге, и это причастие становится составной частью бытия русского человека. Философия не нужна была русичу: она была слишком отвлечена и не наполнена реальной любовью. В его сердце вошла любовь: о чем тут было философствовать? Он реально ощущал себя частью жизнетворческого потока, в котором Свет рассеивал тьму и обнажал страшный лик смерти, лишая при этом её ужаса, превращая в обыденную необходимость, после которой произойдет встреча с Господом, ожидаемая каждым христианином.

Обращаться к эллинским играм выглядело неразумно. Сам Бог стал Вождем зримо и незримо Своего народа. Но для того, чтобы стать Божьим народом, необходимо было пройти через горнило испытаний. Новый Израиль выковывался в огне.

Эти испытания начались еще в седьмом веке, когда подпали под власть хазар, которые, приняв иудаизм, фактически вели беспощадную и коварную борьбу с христианством. В этой борьбе хазары пытались разыграть славянскую карту, натравливая русские дружины на Византию. Не думаю, что походы Аскольда, Олега и Игоря были вызваны необходимостью защитить Русское государство. Во многом эти походы представляются грамотно продуманной иудейской акцией, продиктованной обеспечением безопасности хазарской химеры. Прямодушные руссы шли на Царьград отвечать на обиды, которые вряд ли чинили восточные римляне. И в Константинополе прекрасно понимали, что узел завязывался в Итиле. Его необходимо было разрубить, и эту гордиеву задачу разрешил сын святой Ольги Святослав. На уровне сердечного знания этот Витязь с молоком матери впитал в себя понимание иудео-хазарской угрозы. Его победа над хазарами означала не просто победу удачливого князя, но ликвидацию возможной национальной катастрофы. Уничтожение иудейского царства на Волге дало возможность совершить Руси свободный выбор. Этот выбор и сделал князь Владимир. Князь выбирал между любовью Божьей и теми, кого Бог отверг и лишил родины, рассеяв по лицу земли. Владимир созидал земное отечество как икону небесного, и рассеянность воспринималась в качестве негатива, способного навредить Русской Земле. Русь приняла Слово Божие, Христа как неразложимое и цельное Бытие, степень духовности которого была осознана славянским и русским миром. Русский человек понял сердцем рождение Слова. Его генетическая память говорила ему о том, что он с древности принадлежит к народу, почитающему Божественное Слово, и потому и называли наших предков словенами, подчеркивая его преданность Слову.

Русский человек принимал Христа в простоте, а не в хитроумных философских баснях. Горячее сердце славянина пылало, когда благовествовался Глагол Божий. Слово, став Плотью, возносило человеческое естество на Небо. Было бессмысленным отказываться от возвращенного дара, от духовного подъема, бесстрастной и вечной Любви. Это состояние делало ищущего совершенства русича богом. «Входя сюда (т.е. в Храм Божий), мы входим на небо, не по месту разумею, но (по душевному) расположению» (Свт. Иоанн Златоуст).

Взойти на Небо оказалось просто. Необходимо было только войти в наследие Кирилла и Мефодия. Это наследие доминировало на Востоке, вбирая в себя идею христианской империи. Русь готова была стать частью этой империи. Она удивительным образом отвергалась национального эгоизма. Почему народ оказался к этому готов? Ответ, видимо, находится в области сакрального бытия.

Находясь в близкородственных отношениях с Польшей, Венгрией, Чехией, Русь не стала выстраивать общеславянскую державу. Хотя такие попытки во времена Святослава были. Но эти попытки были обречены. В русском характере издревле «мировая отзывчивость», по слову Достоевского, и поэтому Руси не был уготован путь болгарского царства Петра или сербского времен Стефана Душана. Эти царства исчезали, потому что строились по национальному принципу, они не воспринимали идею вселенского царства Христа. Желание национальной исключительности приводило к сепаратизму, потери своеобразного лика, который возможен только в соборной империи.
Русь же, сохраняя свое лицо, на равных вошла в Римскую империю. Князь Владимир женился на Августейшей принцессе Анне. Исторически доказано, что Августа могла выйти замуж только за равного ей по рангу. Таким образом, князь Владимир стал Василевсом Восточно-Римской империи. На просторах Восточной Европы и Азии было создано удивительное образование (отсюда, кстати, тоска русских по Царьграду, бывшему его духовным центром и точкой опоры в мироздании). И греческий мир принял русский этнос как братский. Опираться на негативные суждения о русичах как варварах Михаила Пселла вряд ли следует. Этот философ представляет собой пролог Европейского Возрождения, в котором античный эллинизм с успехом уживался с греческим шовинизмом. На пути его Эллады стояла Русь, которая, действительно, становилось помехой античному мировоззрению.

К сожалению, Михаил Пселл забыл, что античная цивилизация переболела, и на всех парусах самостоятельно пришла к вселенскому христианству. То, что сегодня принято называть Возрождением, на самом деле представляло собой отступление от Христа, возвращение в языческое прошлое. И бурное формирование национальных государств – тому подтверждение. Как известно, У Христа нет ни эллина, ни иудея, ни скифа, но все во Христе едины. Формирование особенных этнических групп фактически хоронило имперскую идею, превращая народы в аморфную федерацию. Национальная исключительность представляет собой форму предательства Христа. Это ведет, в свою очередь, к потере самобытия, исчезновению соборности в национальном сознании, без которых немыслима вера во Христа.

Уже варварские королевства Запада подрывали имперскую идею Рима. Западный мир был разорван на части. Эти части пытался мозаично собрать папский престол. Но духовное водительство папы не могло заменить имперскую идею, в которой универсальная космичность отличалась удивительным многонациональным своеобразием. Ветхий Рим пытался объединить мир на началах великой, но узкой латинской традиции. Этот путь вел в тупик, из которого постоянно хочется выбраться, что и выразилось в бесконечном метании народов.

Слава Богу, что имперская идея нашла свое продолжение на берегах Босфора, трансформируясь в Кирилло-Мефодиево наследие. К этому наследию приобщилась и Киевская Русь. Исторически важно это понять и возрождать, несмотря на времена и эпохи, древнее наследие. Тот, кто это не осознает, с умилением глупцов заведёт свои народы в языческую яму. «Если быть человеком – в том состоит, чтобы благоугождать Богу, то не хотящий даже слушать о том, как это исполнить, что есть иное, как не зверь» (Св. Иоанн Златоуст).

Человечеству дается всеобъемлющая идея не для того, чтобы попусту разглагольствовать и выстраивать песчаные домики, но чтобы единым духом и едиными усты братолюбиво воспевать Творцу, возвращая Богу Богово.

В Х веке Русь осознала свой путь, и смело вошла в семью христианских народов, признав суверенность имперского права, в основе своем имеющего Евангельскую истину и Божественную Вечность. В Вечности рождается Слово и Сын Божий, даруя человечеству возможность приобщения к Горнему миру, в котором царствует Слово, ставшее Плотью.

Собственно, человеческая история имеет только тогда смысл, когда в ней принимает участие Бог. Это аксиома. Но не просто участником, а Творцом, переворачивающим наше сознание. Именно это совершил Христос с Русью. Русский человек, приняв Христа, получил новое мироощущение и мировоззрение. Это новое представлялось возвращением в Царство, из которого когда-то ушли, пытаясь самосознать свое самобытие. Самобытие завело в сумрачное язычество. Но в сумраке были просветы, с помощью которых пришло истинное Просвещение. И здесь роль Византии неоценима.

Восточный Рим включил в свой феномен новообразующий русский этнос. Этот этнос говорил на самобытном славянском языке, но об универсальном космизме.

Вряд ли русский человек был огорчен незнанием Вергилия и Гомера. Он служил Богу на родном языке, на котором с ним говорил Христос. Истина реально соприсутствовала в Храме, где происходило богослужение на славянском языке.

Эту истину искали философы и поэты, строя доктрины и силлогизмы. Но зачем искать, когда истина в сердце? Абсолютная Правда стала обителью славянского мира. Идти в Афинскую Академию выглядит даже не абсурдом, но сумасшествием. Русский «философ в исходной кирилло-мефодиевской традиции есть просветитель, подвижник, публицист, участник сократического диалога, защитник исповедуемых ценностей, готовый терпеть и пострадать за них. Он не творец умозрительных систем, но учитель и наставник, созидающий жизнестроительную философию. Он учит не только тому, как надо думать, но прежде всего тому, как надо жить. Отсюда проистекает практический, обращенный к животрепещущим проблемам реального бытия, сострадающий людям нравственно-антропологический характер отечественной мысли, ставший одной из главных ее особенностей» (М.Н. Громов). Славянский язык, кстати, здесь ни при чем. Георгий Флоровский скажет: «То верно, что в древнем Киеве не знали ни Гомера, ни Вергилия. Но ниоткуда не видно, что этому помешал именно славянский язык богослужения». Хотя уверен, что образованные русичи знали и античный эллинизм, и античную историю: идеи Аристотеля и Платона обсуждались в богословских кругах Руси. Но эти обсуждения носили методический характер.

Необходимость античной риторики признавалась как составная часть познания мира, приводящая человека к Христу. Имея чистый родниковый источник, предпочтешь ли его мутному? К тому же Русь увидела в Византии то личностное отношение, которое отличает Восток от Запада. Ещё В.Соловьев замечал, что для византинизма более характерны личностные начала, чем для мира католического.

Католическое исповедание отличает жесткое отношение к личностному бытию человека. Во имя спасения призывалась к уничтожению личность во Христе, ее свобода помещалась в рамки закона. Этот закон вводился в систему имперских отношений под названием Священная Римская империя. И эта империя уничтожала самобытные славянские народы. Половина Германии находится на славянских землях. В этом образовании отсутствовала соборность, без которой немыслима империя. Отсутствие соборности неизбежно приводит к уничтожению творчества и оригинальности в личности.

Совершенно другую картину наблюдаем на Востоке. Слово-Бог есть Личность и потому Ему нужна личность, способная к сотворчеству, а не тупой имитации. В творчестве жизнь и свет. К этим сущностным и ипостасийным основам стремилась славянская душа, фундаментально входя в восточно-римскую цивилизацию.

В этой цивилизации обитал Христос Сын Бога Живаго, дарующий спасение и любовь. Поэтому Крещение Руси ни в коем случае нельзя увязывать с политической необходимостью. Необходимость как раз-то подталкивала к исламскому миру, полумесяцем охватывающему Русь и получавшему возможность проникать во все сферы общественной жизни. С политической точки зрения союз с Волжской Болгарией был более прагматичен, чем – с далекой и враждебной Византией. Булгары были слабы и не могли влиять на Русь. Но союз этих двух государств выстроил бы новую европейскую этносистему. И что представляла бы собой Европа – трудно представить. По крайней мере, для христианской цивилизации это была бы весьма прогнозируемая трагедия.

Однако Русь сакральным образом вошла в семью христианских народов, презрев все политические выгоды. Русский человек не отказался от снизошедшей к нему благодати, приняв дар Божий. О пришедшей благодати скажет первый русский митрополит Илларион, вспоминая князя Владимира, который не спрашивал плоть и кровь, но духом принял Слово Христово. Но царство Благодати силой и трудом берется.

Была ли опасность языческой реставрации или обращенность к католическому вектору? К сожалению, была. После смерти князя Владимира на Киевский стол сел приемный сын великого князя Святополк, который стал ориентироваться на Польшу, во главе которой находился Болеслав, женатый на дочери Владимира Предславе. Этот князь (с 1025 года король) создавал славянскую федерацию под эгидой Священной Римской империи. Однако в этой федерации происходило уничтожение славянского племени, что вызывало естественное сопротивление. Католическая вера насаждалась огнем и мечом, что было неприемлемо для славянского сознания. Наверно, поэтому Святополк, подавшись общему русскому чувству, будет сквозь пальцы смотреть, как уничтожат его союзников-поляков, бесчинствовавших в русских городах и весях.

Это была реакция русского и православного мира. Римская квазиимперия не соответствовала русскому мироощущению, его сакральной универсальности. Оставалась Хазария. Её разгромил Святослав, довершил уничтожение государства иудеев его сын Владимир. Но хазары стремились взять реванш, если не мечом, то на богословском уровне. Хитроумные иудеи попытаются в Тьмутаракани, при дворе князя Мстислава, создать химеру (выражение Льва Гумилева), чтобы через неё начать религиозную реставрацию иудаизма. Такая опасность была. И эта опасность была не столько военная, сколько мировоззренческая. Евреи-рахдониты пытались на подсознательном уровне вытравить Христа из человеческого естества. В ещё молодом христианском этносе пытались уничтожить понятие о второй ипостаси Пресвятой Троицы – Сыне Божием.

Христа, как в исламе, пытались низвести до статуса обыкновенного пророка или обычного человека, уничтожая в сознании мироздания Его вечное рождение от Отца. Святитель Иоанн Златоуст в опровержение иудейских сплетен в Беседе на Евангелиста Святого Иоанна Богослова подберет сущностные изречения: «Так Он говорит: Яко Азъ в отце, и Отец во Мне; также: толикое время с вами есмь, и не познал еси Мене, Филиппе; видевый Мене, виде Отца; или: Да вси чтут Сына, якоже чтут Отца; якоже Отец воскрешает мертвые и живит, тако и Сын, ихже хощет, живит; Отец мой доселе делает, и Азъ делаю; якоже знает Мя Отец, и Азъ знаю Отца; Азъ и Отец едино есма».

Хазарский мир пытался это опровергнуть. Вместо радостного признания своего Сына, глумление над тем, кто являлся братом по крови. Отвергали очевидное ради земной выгоды и сиюминутного торжества. В иудейских расчетах Господь присутствовал как сторонний наблюдатель. «Не по неведению отвергали они Сына Божия, а для того, чтобы получить честь от народа <…> И из угождения другим жертвовали собственным спасением. Да и невозможно тому, кто раболепствует временной славе, получить славу от Бога» (Свт. Иоанн Златоуст).

В царстве выгоды могло господствовать только тщеславие и жажда временного богатства. Поэтому мир Христов представлялся сущностной помехой.

«Это какое-то сильное упоение; объятый этой страстию, человек делается неисправим. Она, отторгая от небес душу своих пленников, пригвождает её к земле, не позволяет ей воззреть ей к свету истинному, побуждает вращаться в тине, приставляя к ним владык, столь сильных, что они владеют ими, даже ничего не приказывая» (Свт. Иоанн Златоуст).

В этой страсти – иудаизм, представляющий собой земную религию. Эта приземленность и была опасна для русско-христианского мира. Иудеи пытались затеять тонкую философскую игру, в которой игроков обращали не только в духовное, но и физическое рабство. Для подержания своей выгодно выгодной религии все средства были хороши. Если не удавалось найти опору в русских князьях, купить их деньгами, то сеяли в народное сознание равнодушие к религии, скептицизм и, конечно же, атеизм.

В начале XXI века иудаизмом совершалась атака на русское самосознание, на его образованную элиту. И русская образованная элита ответила Иларионом. Но иудейские философы наступали не только на богословском фронте. Будоража инстинкты, вытаскивали из человеческого подсознания его темные, языческие элементы, чтобы составить оппозицию Христу.

Надо признать, что языческая оппозиция на Руси была весьма серьезная. Язычество ассоциировалось с национальным самосознанием, поэтому отказ от него виделся ликвидацией этнической славянской самобытности. Нужна была мудрость святого Владимира, чтобы решиться на акт национального самоотречения. Это акт означал вхождение Руси в состав Вселенной. На бытовом уровне понять это было крайне сложно. «Крещение действительно означало разрыв» (Г.Флоровский).

Это был разрыв с предыдущей системой ценностей, которую необходимо было осмыслить, отбросив демоническое, взяв с собой в дорогу к Богу принадлежащее Ему.

Естественно, темное и языческое не собиралось сдаваться без боя. «Язычество не умерло и не было обессилено сразу. В смутных глубинах народного подсознания, как в каком-то историческом подполье, продолжалась своя уже потаенная жизнь, теперь двусмысленная и двоеверная. И в сущности, слагались две культуры: дневная и ночная. Носителем «дневной» культуры было, конечно, меньшинство – впрочем, ведь так всегда бывает, и уравнение духовных потенциалов не есть свидетельство жизнедеятельности и жизнеспособности исторических формаций. Заимствованная византийско-христианская культура не стала «общенародной» сразу, а долгое время была достоянием и стяжанием книжного или культурного меньшинства. Это было неизбежной и естественной стадией процесса. Однако нужно помнить, история этой дневной христианской культуры во всяком случае ещё не исчерпывает всей полноты русской духовной судьбы… В подпочвенных слоях развивается «вторая культура», слагается новый своеобразный синкретизм, в котором местные языческие «переживания» сплавляются с бродячими мотивами древней мифологии и христианского воображения. Эта вторая жизнь протекает под спудом и не часто прорывается на историческую поверхность. Но всегда чувствуется под нею, как кипящая и бурная лава» (Г.Флоровский «Пути русского богословия»).

Вот эту лаву и пытался активизировать хазарский иудаизм. В 1024 году финно-угорскую и славянскую Русь потрясли выступления волхвов. Причем эти выступления носили ярко выраженный националистический оттенок. Это был всплеск подпольных языческих чувств и обид. Казалось, что исчезает русский этнос с приходом христианского эллинизма. Русское языческое сознание восприняла Элладу как чуждую Руси субстанцию. Поэтому хотели вернуться к вере дедов времен Олега Вещего и Игоря Старого, когда ковалось, как считалось, величие Руси. Однако забыли, что русские воины своей кровью оплачивали иудейские деньги, совершая бессмысленные походы на христианскую цивилизацию, являясь орудием в противоборстве двух мировых религиозных систем.

Ярослав Мудрый понял, откуда ветер дует, и жестко остановил попытки языческой реставрации. И спор перешел в область сознания, в область «дневной» и «ночной» культуры. «Грань между этими двумя социально-духовными слоями всегда была подвижной и скорее расплывчатой. Её постоянно размывало осмотическими процессами, которые шли с двух сторон. Но не в полной независимости раздельность слоев. Важнее различие духовных и душевных установок. Это различие в данном случае можно так определить: «дневная» культура была культурою духа и ума, это была и «умная» культура; и «ночная» – культура есть область мечтания и воображения… В сущности внутренняя динамика культурной жизни всегда определяется взаимодействием таких установок и устремлений. Болезненность древне-русского развития можно усмотреть прежде всего в том, что «ночное» воображение слишком долго и слишком упорно укрывается и ускользает от «умного» испытания, поверки и очищения. Странную живучесть синкретических «басен» замечали уже сами древние полемисты и проповедники. Впоследствии в этой вольности народного воображения усмотрели одну из основных черт русского народного духа. Это и верно, и сразу нуждается в оговорках. Во всяком случае, здесь перед нами историческая величина, а не до-историческая и уж никак не вне-историческая. Иначе сказать: продукт развития, итог процесса, исторический сросток, а не только и не просто врожденная черта или свойство, сохранившееся, несмотря на переливы истории» (Г.Флоровский «Пути русского богословия»).

С этой-то «ночной» культурой, влившейся в историю, и повела борьбу Церковь Христова, свидетельствуя её («ночной» культуры) искаженность и бесодушевность. Подобно древнему пророку Церковь несокрушимо убеждало, что в Ней обитает Слово Божие и спасение.

Русская стихия входила в Храм Божий, и эту стихию необходимо было оформить и дать ясное движение и путь. То «есть путь от стихийной безвольности к волевой ответственности, от кружения помыслов и страстей к аскезе и собранности духа, от воображения и рассуждения к цельности духовной жизни, опыта и видения, от «психического» к «пневматическому». И этот путь трудный и долгий, путь умного и внутреннего подвига, путь незримого исторического делания» (Г. Флоровский).

Христианство, придя на Русь, превращала душевного человека (как известно, по слову апостола, люди душевные суть одержимы бесами) в духовного. Этому пытались помешать. Поэтому до сих пор слышим обвинения в адрес монашества, будто бы принесшего Руси «мрачное» византийское благочестие. Пытаются вычеркнуть из сознания светлый лик святого Феодосия Печерского. Более того, Печерскую обитель полагают навредившей русскому народному сознанию. Хотя все наоборот. Именно недостаток аскетизма приведет русское самосознания ко многим историческим перегибам. Не духовное, но душевное мечется в бесконечных поисках смысла жизни, скитается, подобно Каину, и в своем демоническом не-нахождении места приводит к разрушению и смерти. Однако, слава Богу, к концу XXI века Русь преодолела языческую оппозицию и стала воистину страной Христа. Образы нравственности и прощения становятся мерилом дел и поступков. Неслучайно, святые Борис и Глеб становятся одними из самых почитаемых на Руси. Их убийство ужаснуло даже привыкших к злобе новгородцев. И потому победа на Альте явилась не просто победой над князем Святополком, но торжеством над человеческой безнравственностью и подлостью. Русь начинала по-христиански понимать идею справедливости и власти. И это понимание могло родиться только тогда, когда Слово Божие посетило русский виноградник. Оно вечно рождалось в Храме, и русский человек реально соприсутствовал в Бого-служении, в Его жизненной красоте.

«Столь свойственное русским образно-символическое восприятие мира, их максимализм, стремление достигнуть абсолюта, причем сразу, немедленно, одним усилием воли, нашло вдруг благоприятную почву. Вот почему богослужение, литургия, дающие возможность мгновенного выхода за рамки евклидова мира, прорыва к вечности, абсолюту, встречи с Богом лицом к лицу, заняли центральное место в религиозной и духовной жизни Древней Руси. Отсюда литургизм как главная характерная черта русского средневекового христианства» (И.Экономцев).

Душа, пусть иногда и впадающая в мечтательность, увидев реального Бога, уже не может безмятежно жить иллюзиями. Обретение Полноты совершало удивительный переворот, прорыв микрокосмоса в большой космос. «Столь быстрый и, казалось бы, легкий путь единения с Богом не таили, однако, в себе соблазна угрозы абулии, отказа от необходимости трудной и длительной стези нравственного совершенствования? Но в том-то и заключается парадоксальный, антиномичный смысл христианской евхаристии, что, будучи актуализацией одного-единственного, неповторимого события, она вместе с тем есть его постоянное повторение во времени, будучи единственным, неповторимым актом свободной воли, она в то же время есть всеобщий космический закон» (И.Экономцев).

Всеобщий космический закон, войдя во время и пространство, преображал русского человека, творя величайшее возвращение к первобытию, к обожению.

Известно, что эпоха Крещения Руси есть эпоха святого Симеона Нового Богослова, когда происходила реальная встреча человека с Божеством, когда происходило вхождение человека в круг благодатного общения и непрерывного Причащения, а, значит, спасения.

И нет ничего удивительного, что на Руси, как и в Византии, зарождается обширное монашеское движение, которых св. Симеон назовет «народом Христа, священным стадом, царским священством». И это не было оскоплением человеческого духа, как думалось позднейшим интеллигентам, вроде Даниила Андреева, но – одухотворение человеческого естества. Монах, приняв благодать от Бога, со-присутствует Ангелам, со-присносущ (конечно же, как творение) самому Господу. Потому-то являются на Руси монахи как проповедники покаяния, избавления от прежней языческой жизни, показующие восстановление радостного со-бытия. Монашество несло не угрюмость, а радость. Не понимающие этого становятся на ложную ступень понимания любви (с удивлением вспоминается странное отношение к аскетизму такого умного философа как Николай Бердяев). Для таковых любовь есть только плотское созидание земного счастья. Не могут осознать, что тление нетление не наследует. Жаждущие нетления становятся духовными, погрузив себя в полное смирение.

Таков Иоанн Предтеча, признающий свое умаление, понимающий, что пришел Тот, сопоставление с которым просто немыслимо. Пришел Тот, Кто есть начало всех начал; Тот, Кто бесконечен и совечен Отцу; Тот, Кто призывает изменить жизнь кардинально. И не просто следовать догматам Церкви, но начертать их на скрижалях своего сердца, творя, по слову Иоанна Златоуста, нового человека. Бог пришел на землю, чтобы со-присутствовать нам. Достойно ли Ему предпочесть греховное существование? Господь дарует Свою Кровь и Плоть человеку, реально входя в его естество. Глубокое осознание этого события не должно ли повергнуть человека в ужас, не должно ли стать первой ступенькой по небесной лествице.

Именно так Русь приняла Господа, превратив Днепр в Божественный Иордан, сотворив достойную купель очищения. Всем сердцем русские люди возлюбили Христа, потому что в русской душе заложено самоотречение и удивительная жертвенность. И этим качествам Русь обязана только Христу, пришедшему во Плоти и перевернувшему сознание русского язычника. Вспомним Владимира, доселе яростного язычника, убившего своего брата Ярополка, давшего язычеству новую жизнь. В «Повести временных лет» читаем: «Когда Владимир начал княжить в Киеве, он поставил кумиры на холме, за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, и Хорса, Даждьбога и Стрибога, и Симаргла, и Мокоша. И приносили им жертвы, называя их богами, и приводили к ним своих сыновей и дочерей».

И вот этот Владимир всей своей сутью ищущий Бога, узрел Благодать. «И повелел Владимир рубить церкви и ставить по тем местам, где прежде стояли кумиры. И поставил церковь св. Василия на холме, где стоял кумир Перуна и другие и где творили им жертвы князь и люди. И по другим городам стали ставить церкви и определять в них попов и приводить людей на крещение по всем городам и селам. Посылал он собирать у лучших людей детей и отдавать их в ученье книжное» («Повесть временных лет»).

Русь просвещалась, становясь частью великой христианской культуры, цивилизации, в которой самоотверженность суть бытия: Русь освобождалась от пут язычества и иудео-хазарского закона. Не зря Владыка Илларион будет писать о Законе и Благодати, прекрасно понимая опасность ухода русской души в закон, который был дан Моисею. Вадим Кожинов скажет: «Это наша первая великая книга важна и необходима для всех. Можно с полным правом сказать, что из неё, как из семени, выросло гигантское древо и литературы, и мысли России (стоит напомнить, что в течение последующих пяти столетий – ХVIII века – «Слово о законе и Благодати» было в центре внимания просвещенных людей)».

Русь открыто, уже в богословском плане, столкнулось с иудаизмом. И эта борьба была не на жизнь, а на смерть. Это была борьба свободы с рабством. И не только в политическом плане, но и в духовной области (о чем уже говорилось выше): это была борьба за душу человеческую.

Величие Владимира в том, что, излечившись от слепоты не только телесной, но и духовной, встретив Бога, не стал спрашивать плоть и кровь, но пал ниц перед своим Творцом, не пожелав быть игрушкой в руках мусульман и иудеев. Славяне генетически свободный народ и принятие христианства означало возвращение к древней свободе, заложенной изначально. Да «ночная» культура воздействовала на русскую душу, но в том-то и дело, что отказ от неё был не только отказом от язычества, но отказом от инородного элемента, привнесенного в сознание в начале исторического существования. Поэтому истинная национальная идея как раз и заключалась в удалении этого инородного элемента, казавшегося родным и своим.

Крещение Руси, конечно же, подвиг, отказ от своего «я», но во имя Божественной Личности, Свободы и Любви, что и совершил русский народ. Подчеркнем, народ. Как известно, Владимир уже в третий раз крестил Русь, т.е. тогда, когда народ был готов практически полностью. Для этого потребовалось более ста лет, но так было уготовано Провидением (вспомним, что уже Аскольд и Ольга совершали на Руси крещение, которое представляется первоначальным оглашением необходимым для воцерковления). Владимир подвел итог столетнему процессу. В результате произошло истинное национальное осознание выбранного Пути, с которого уже невозможно было сдвинуть Русь ни язычникам, ни коварным и опасным иудеям (которые, кстати, продолжают до сих пор свою бессмысленную войну против Русского Православия). В этой связи интересна мысль О. Иоанна Экономцева: «Трудно, однако, согласиться с тем, что языческие пережитки в русском религиозном сознании занимали большее место, чем у других народов. Вопрос о двоеверии, о дневном благочестии и «ночном» воображении поднимается, нужно полагать, в силу попыток объяснить трагический разлом в нашем сознании действием вышедшей из подполья души языческой стихии, взорвавшей покров христианства, которое якобы так и осталось не укорененным на Руси. Нам кажется, что объяснение нужно искать не в этом конфликте, а скорее в трагическом столкновении с христианством заимствованных у христианства идей, имеющих прежний блеск и сияние, но не имеющих благодатного огня Св. Духа. Вот почему вернее видеть «одну из самых глубоких причин многих роковых «обвалов» и кризисов на русском историческом пути» не «в упорном сопротивлении русской души Логосу», как полагал О. Александр Шмеман, а в разрывах логосного начала и духовности, в удалении от начала начал – истоков христианской традиции. Речь идет об утрате и обретении нашим религиозным сознанием Троического единства, которое всегда существовало на Руси, как идеал, воплощенный в русской святости и религиозном искусстве (истинное искусство не может не быть религиозным)». Уместно вспомнить слова Владимира Лосского: «Уклоняясь от Троицы, как единственного обетования всякой реальности, всякой мысли, мы обрекаем себя на путь безысходный, мы приходим к апории, безумию, разрыву нашего существа, к духовной смерти. Между Троицей и адом – нет никакого выбора. Спасительное троическое единство не достигается, однако, с помощью благих пожеланий и умозрительных спекуляций. Его обретение есть не что иное, как восхождение на Голгофу, в чем, я верю, и заключается высший смысл тысячелетнего крестного пути, пройденного русским христианством».

Русь, обретая Христа, проходила мучительные роды. Так должно быть. Новая Русь рождалась, и никакие печенеги и половцы не могли помешать этому рождению. В них русский человек будет видеть племена непросвещенные и темные, подверженные страстям, в которых как раз затаилась «ночная» культура. Эта культура будет участвовать и в формировании будущего Русского государства. Половцы, печенеги, татары постепенно войдут в состав русского этноса. Этого забывать не следует. Но их влияние, слава Богу, было минимальным. И этому мы обязаны воинствующей Православной Церкви на Руси. Церковь боролось с не-бытием за Бытие не только онтологическое, но бытие человеческой души, ради которой воплотился Господь, пострадал на Кресте, умер и воскрес ради нас грешных. Поэтому Крещение Руси означало вхождение в Бытие.

Безусловно, Крещение произошло по воле Божьей. Приход Слова означал победу жизни над смертью. И Русь благодарно ответила Богу. Этот ответ был мучительный и трудный, но он был. Выстраданный ответ, видимо, более угоден Богу. Пораженные величием Его Вечности не могли забыть вкуса меда. Это человеческое поражение сотворит Святую Русь, сделает ее свободной. Свобода Христова глубоко укоренилась в естестве русского человека. Не закон укоренился, но Свобода и Благодать, и Красота. Эти категории Вечности причащающихся ими делали вечными. В Вечности Русь черпали неиссякаемые силы. «Как в бездонном источнике – сколько ни черпай воды, не уменьшишь воды, так и творческая сила Единородного, сколько бы ни было создано или произведено ею, нисколько от того не уменьшается. Или лучше употреблю более свойственное этой силе сравнение, именно назову ее светом, как и сам евангелист говорит далее: и живот бе свет человекам. Как свет хотя бы освещал неисчислимое множество предметов, нисколько оттого не уменьшается в своей светлости, так в Боге, и прежде и после сотворения: сила нисколько не оскудевает, ни мало не умаляется и не ослабевает от многочисленности творения; но, хотя бы надлежало произойти ещё тысячи таких миров, хотя бы и бесконечному множеству их, Его сила довлеет на всех, чтобы не только произвести их, но и сохранить после создания. Наименования жизни, употребленное здесь, относится не только к созданию, но и к промышлению о сохранении созданного. Кроме того, говоря о жизни, евангелист полагает основание учению о воскресении и предначинает то дивное благовестие, что с пришествием к нам жизни – разрушена держава смерти, что по озарении нас светом – уже нет тьмы, а всегда пребывает в нас жизнь, и смерть уже не может преодолеть её» (Свт. Иоанн Златоуст).

Христос был принят Русью вследствие своей животворности и чудотворности. Русская природа изначально животворна, умеющая со-радоваться Бытию. Она не могла не принять Слово. Безусловно, «никтоже может прийти ко Мне, аще не Отец привлечет его» (Ин. VI, 44). Господь открыл очи, когда сидели в сумерках. Пути Господни, как говорится, неисповедимы. Не стоит ставить себе в заслугу, что Христос пришел именно к нам, потому что мы такие добрые и хорошие. Но Он пришел, чтобы осветить мир заблуждения и тьмы. И те, кто принял сей Свет, заслужили быть просвещенным народом. Господь обитает только в тех душах, где есть желание Его Света.

Русь жаждала Божественного Света, и потому получило Его, открыв свое сердце, в отличие от тех народов, какие Христу предпочли Магомета и закон Моисеев. Однако возникает вопрос: почему Русь смогла открыть свое сердце, а, например, Хазария оказалась неспособной на это? Видимо, это в области свободного выбора. Святитель Иоанн Златоуст пишет: «Бог приближается к нам не с принуждением, не против нашей воли, но по нашему желанию и благорасположению. Не заключай двери для этого света – и получишь много наслаждения. А приходит к нам этот свет посредством веры, пришедши, в обилии просвещает того, кто приемлет его. И если ты представишь ему чистую жизнь, он постоянно будет обитать в тебе. Любяй Мя, заповеди Мои соблюдет, говорит Спаситель, и придем к Нему (Я и Отец Мой) и обитель у него сотворим (Ин. ХIV, 24). Как никто не может пользоваться светом солнечным, не открывая глаз, так никто не может участвовать в этом просвещении, не отверзая вполне очей души и не изощрив их во всех отношениях. А как это можно сделать? Очищая душу от всякой страсти. Грех есть тьма и тьма глубокая; и это видно из того, что он совершается безрассудно и тайно. Всяк бо, делаяй злая, ненавидит света и не приходит к свету (Ин. III, 20). А бываемая оттай срамно есть и глаголати (Еф. V, 12). Как во тьме мы не распознаем ни друга, ни врага, и вовсе не узнаем свойства вещей, так – и в грехе».

Именно греховность мешала увидеть Истину. Те же булгары и хазары видели ложное истолкование Истины: их естество жаждало страсти и похоти, богатства и изнеженности: ради этого готовы были отказаться и от вина и от свиного мяса: наслаждение плоти становилось отчетливым и ясным. Не разреши ислам многоженства, то, видимо, рухнул бы как карточный домик. Особенно это касается степных народов, где потребность в большом роде равнялась проблеме выживания.

Забери торгашество у иудеев и исчезнет синагога вместе с талмудом: или Христос перестанет быть противником и тогда иудаизм трансформируется в христианство, что и произошло с лучшими представителями иудаизма (отец Александр Мень тому пример). Но на торгашестве и противодействии Христу существует иудаизм с его ложными убеждениями.

У Руси не было укорененной в истории лжи, потому способны оказались к восприятию Христа. Язычество являлось тожеством плоти, но для ищущих Истину, для души, христианки по природе, требовалась Правда, заключенная в Духе и реально воплощенная в Слове и Сыне Божьем. И эту правду возвещал великий пророк, которого Господь назовет последним пророком, находящимся посредине Закона и Благодати. «Се Азъ послю ангела моего пред лицем твоим, иже уготовит путь твой» (Малах III, 1).

Пришел вестник, но захотели ли его услышать? Не слышат те народы, которые остались в иудействе и приняли ислам. Эти народы будут противодействовать Руси повсеместно. Иудаизм и ислам считают, что Бог не нуждается в свидетельстве человека и, значит, Иисус не есть Мессия. Как недальновидно! Господь потому и послал впереди себя человека, чтобы не пришли в ужас при явлении Его. «Потому Он как облекся плотию, чтобы, явившись людям в своем Божестве без покрова, не погубить всех их, так и проповедником о себе послал человека, чтобы слушатели того времени, слыша сродный себе голос, тем легче последовали Ему» (Свт. Иоанн Златоуст).

И важно то, что Иоанн свидетельствует о Боге, а не о себе. Ибо бывает так, что человек, говоря истину, обращает внимание более на себя и, тем самым, может и себя погубить и слушающих. Потому должно было определить, кто есть кто, что и совершал великий пророк, ясно свидетельствуя о Боге. Как этого не увидели иудеи и мусульмане? Наверно, не наступило для них ещё благодатное время, ежели по-прежнему пребывают в состоянии не-бытия. Есть, безусловно, искренне верящие, что заблуждаются христиане, а не они. Зачастую это люди исторической традиции. Они верят так, потому что верили их отцы и деды. Это связано и с национальной идентификацией. Здесь завязаны традиции, в которых правда перемежается с гордыней и тщеславием. Христос говорил к пришедшим к Нему иудеям: «Како вы можете веровати, славу друг от друга приемлющее, и славы, яже от единого Бога, не ищете (Ин. V, 44). И мир Его не познал.

К сожалению, иудейский мир оказался глуховатым. Они не только Предтечу не слышали. Тугими на ухо они были и когда Моисей с Давидом о Христе пророчествовали, и когда Иеремия с Исайей, не видя Христа во плоти, говорили о Нем. Гордо именуя себя сынами Авраама, предавали своего великого предка делами, да и словами. Ложно понятая историческая традиция душила иудеев в своих объятиях. Это продолжается и поныне.

Русский мир услышал призыв Христа и пророков Его. Русская любовь рвала с обычаем предков, чтобы как истинная невеста прийти в дом Жениха чистой и непорочной, приняв, как положено невесте, и самое имя Его. Так может прийти только тот, кто искренне любит. Не приходят же «люди продажные одному миру и только о мирском помышляющие. Человек, слишком занятый делами настоящей жизни, не может надлежащим образом усвоить предметов небесных; но по необходимости, заботясь о тех, лишается этих. Не можете, сказано, Богу работати и Мамоне» (Лк. ХVI, 13) (Свт. Иоанн Златоуст). 

Вспомним, каково презрение на Руси испытывали к торгашам, почитая куплю-продажу делом неблагородным, так сказать, более присущим иудеям. Торговля ассоциировалась с обманом и ростовщичеством. Поэтому ростовщики на Руси – иудеи. Само по себе банковское дело почиталось служением Мамоне. В отличие от иудеев русичи именно торговали. Русский купец был известен всему свету. Известен порядочностью и честностью. Слова русского купца было достаточно для совершения сделки. Русский купец воспитывался в монастыре Св. Мамы в Царьграде, где игуменом был Симеон Новый Богослов. Русич торговлю воспринимал как необходимость. Также ее воспринимала и Византия. Товарообмен служил не только товарной необходимостью, но это было и общение. Находясь в монастыре св. Мамы русский человек сердечно проникался аскетическим идеалом Св. Симеона. Русский купец свои доходы отдает на градо- и храмостроительство, сооружаются приюты и больницы. Удивительная вещь! На Древней Руси не было нищих и обездоленных, не ходили голодные по дворам. Это исторический факт. Не было рабства в христианской среде. Так называемое обельное холопство присутствовало среди пленных, да и тех Церковь увещевала отпускать на волю. Тот факт, что на Руси практически не было крепостного права вплоть до Смутного времени, о многом говорит. Да и само это право было вынужденной мерой, чтобы спасти Русскую государственность.

На самом же деле такое сущностное понятие как свобода для русского человека не являлась пустым звуком. Она была синонимом любви Христовой. Русь приняла Нагорную проповедь буквально. И Крещение понималось как начало смиренного пути к Богу, та духовная нищета, которая делает естество человека богатым. Светская философия и иудаизм в силу их надменности были отвергнуты. Надменность и гордыня, по словам Иоанна Златоуста и Иисуса сына Сирахова, представляет собой начальную стадию греха, после которой неверие становится нормой жизни. То, что иудею нормально, русскому – смерть. И об этом русскому человеку необходимо помнить. Русь стала привитой ветвью к небесному древу. Удержаться на этом древе можно только, осознавая свое со-участие в целокупном Бытии. Русское бытие стало частью Бытия Вселенной. Един Бог, един царь, и Русь смиренно приняла эту данность. Русские князья даже судебные функции передавали Василевсу Восточно-Римской империи, которая понималась единой христианской ойкуменой (достаточно вспомнить Всеволода Киевского, Мстислава Великого, Андрея Боголюбского), признавая за ним нравственный авторитет, его силу как Помазанника Божия. И когда Византии было трудно, Русь как истинная часть приходила на помощь целому. Так князь Владимир спас Василия II в битве при Абидосе, разгромив узурпатора Варда Фоку, так Василько Теребовльский вместе с союзными половцами разгромил печенежские орды при Лебурне и тем спас православную империю Алексея Комнина от распада.

Самопожертвование, под воздействием христианства, все более становилось национальной чертой и сущностью русского человека.

Как удавалось избежать русичу гордыни и приобщить сердце к Богу? Видимо, умение глубоко осознавать преподанное учителями Церкви. Русь умела учиться. Особенно у Свт. Иоанна Златоуста, который писал: «Как же избежать этой беды (разумею гордыню)? Избежим, если будем размышлять о своей природе, о множестве согрешений, о великости будущих мучений, о том, что все кажущееся здесь блистательным, временно, ничем не лучше травы и увядает скорее весенних цветов. Если часто будем возбуждать в себе такие мысли и приводить себе на память людей, совершивших великие подвиги, то Диавол не сможет легко надмить нас, сколько бы не усиливался, не сможет даже запнуть нас на первых шагах. Бог же, Бог смиренных, благий и милосердный, сам да даст вам и нам сердце сокрушенное и смиренное. Таким образом, мы будем в состоянии легко совершить и все прочее во славу Господа нашего Иисуса Христа…».

И преодолевали при помощи Божьей негатив души своей. Конечно, удивительно, что Русь так просияла благодатью, что вызывало изумление у многих европейских стран. Но, наверно, совокупность нравственных падений и поисков смысла Бытия неизбежно должны были привести к Абсолюту. Русский человек максималист по заложенной в нем природе, и остановиться он мог, только обнаружив максимальную истину.

Доведенный до предела, русич познал свой удел, удел Любви. Конечно же, случались и падения на пути к высокому Уделу. Таков человек. История Руси тому дает немало примеров. Но каждый раз после греховных падений восставали еще более свободными и умудренными. Ибо царствие Божие, как повествует Евангелие, наследуют те, которые: «иже не от крове, ни от похоти плотския, ни от похоти мужския, но от Бога родишася».

Только уподобляя земное Отечество небесному, возможно обрести эпическое Освобождение и Правду. Рожденный духовно, став чадом Божьим, жизнь свою превратит в бесконечную радость Божественного со-бытия. Этой-то радостью осветились Киевские Пещеры, когда в них поселятся наследники подвижников Афонского благочестия; они станут нравственным мерилом для княжеской власти и ее дружины, не всегда поступающих справедливо. И князья с дружиной склонялись пред нравственным авторитетом отцов, и сами начинали отвергаться плотского существования ради Бытия.

Пример Изяслава Киевского, сына Ярослава Мудрого, поучителен. Несмотря на многочисленные злоключения, смирившегося пред мудростью Печерских старцев, а в конце жизни исполнившего Закон Христов, положив душу свою за брата Всеволода в битве на Нежатиной ниве в 1078 году (а ведь Всеволод смалодушествовал за пять лет до указанного события, поддержав Святослава Черниговского, изгнавшего Изяслава из Руси).

Таким образом, Учение Христово стало сутью русского человека, пройдя путь всего в три поколения. Смысл голгофской жертвы Христа стали понимать буквально.

Русские люди становились богами, а Русь – Святой. Божественная совесть становится мерилом всех поступков. Отступивший от Христа испытывал мучительные угрызения совести, после которых следовало искреннее покаяние и очищение. И Господь прощал, входя чрез Причастие духовно и телесно в русское естество, которое, восставшее, шло радостно навстречу Возлюбленному. В этой встрече творилось Царство Божие, но в этой встрече было: и голгофский крест, и горькое распятие, и радость, и блаженство, и слава, и дела, без которых не бывает спасения.

Так шел навстречу Иоанн Предтеча, зная, что его ждет впереди. Но он неукоснительно следовал своему пути, не уклоняясь ни направо, ни налево. Он умолял свой народ о покаянии, ибо ведал, что ничто нечистое не войдет в Царствие Божие. Он будет крестить, чтобы разбудить смирение и самоотвержение. Он возвестит окончание Закона и наступление Царства милости.

Этого Царства ждала русская душа. Князь Владимир не будет даже разбойников казнить, понимая, что милость выше закона, что милосердие – фундамент человеческого бытия. Именно разбойник первым войдет в Царство Божие. И Владимир это осознает, ибо опален Божественной любовью. Любовь двигает княжеским путешествием по стольному граду в поисках нуждающихся, чтобы накормить, утешить, одарить каждого киевлянина. Потому и дружине дарит серебряные ложки, дабы не возникли хоть капли обиды. Как Иоанн стоит столпом, призывающим к Творцу, начертывая во времени и пространстве вечный идеал, которому должно следовать, при благодатном содействии Господа.

Владимир понял, что это движение необходимо Руси. Несовершенное естество человеческое, если желает быть богоподобным, должно стремиться к Божественному совершенству. И Бог ожидает свое творение. Совершенство же необходимо не Богу, но нам, людям. Нам требуется сыновство, освобождающее от рабства греха и смерти. И это сыновство дарует Крещение. Так произошло с князем Владимиром, увидевшим икону Страшного Суда и получившим простой ответ греческого монаха на свой мучительный вопрос, призвавшего князя креститься и, тем самым, освободиться от господства смерти, присоединившись к праведникам, которыми так хорошо быть. Это уже разговор о Вечности. Временная смерть ещё есть, но есть Тот, Который разрушил её; Тот, Кто способен отпустить прегрешения и совершить в человеке полный переворот. Этого не мог предложить хазарский иудаизм. Как не дано ему было понять крестной жертвы Христа. Поэтому иудейский мир был лишен сыновней благодати, требующей самопожертвования. Иудей был отсечен от возможности уподобиться Богу, а значит, способности узреть Отца. А как известно, Отец и Христос суть едины. Это непостижимо. Но Непостижимый Бог стал обитать в среде человеческой, став человеком для того, чтобы человек стал богом.

И это услышали и увидели русичи. Тяготение к Неизведанному свойственно русской душе: языческий примитивизм был недостоин поиска Неведомого и пребывания в Таинственном. Идя к Купели Крещения ждали увидеть Того, на Которого в облике голубя спускался Дух Святой. И это был не просто человек, но Богочеловек.

«И вот свидетельство Иоанна, когда Иудеи прислали из Иерусалима священников и левитов спросить его: кто ты? Он объявил, и не отрекся, и объявил, что я не Христос. И спросили его: что же? ты Илия? Он сказал: нет. Пророк? Он отвечал: нет. Сказали ему: кто же ты? чтобы нам дать ответ пославшим нас: что ты скажешь о себе самом? Он сказал: я глас вопиющего в пустыне: исправьте путь Господу, как сказал пророк Исаия. А посланные были из фарисеев; И они спросили его: что же ты крестишь, если ты не Христос, не Илия, не пророк? Иоанн сказал им в ответ: я крещу в воде; но стоит среди вас Некто, Которого вы не знаете. Он-то Идущий за мною, но Который стал впереди меня. Я недостоин развязать ремень у обуви Его. Это происходило в Вифаваре при Иордане, где крестил Иоанн» (Ин. 1: 19-28).

Всякий, оказавшись в нечистоте, жаждет очищения. Руси это мало, она требует Преображения, которое может дать только Христос. Но шаг к Преображению возможен тогда, когда способен будешь слышать глас «вопиющего в пустыне». Иоанн служит историческим примером. Он пророчествовал о Мессии, но никакой горделивой мысли. Только смирение и любовь. Иудейская знать готова объявить его Мессией, она знает, что он из первосвященнического рода, но Предтеча отвергает их посягательства. И это не страх, ибо боящийся, по слову Апостола, не совершенен в любви. Предтеча в отличие от иудеев знает Христа. И смысл Бытия в служении Ему. Хазарские иудеи, придя к Владимиру, завили, что знают Бога. Иоанн говорит, что не достоин разрешить ремень сапогу, «а враги истины доходят до такого безумия, что считают себя достойными знать Его также, как Он знает Себя Самого. Что может быть от такого безумия? Что сумасброднее такого самохвальства?» (Свт. Иоанн Златоуст).Гордыня затмила ум пришедшим иудеям.

«Диавол, не бывший прежде диаволом, не был бы низвержен и стал бы диаволом, если бы не заболел этой самой болезнию. Она лишила его прежнего достоинства, <…> она послужила причиною всех зол. Порок этот может сам по себе повредить всякую добродетель души – милостыню ли, молитву ли, пост, или что-либо другое. Сказано, что высокое у людей не чисто пред Господом» (Свт. Иоанн Златоуст).

Таким образом, призывая следовать своему богу, иудеи, на самом деле, вели в дьявольское капище, прикрываясь именем Божьим. Да и сомнительно, чтобы община рахдонитов допустила инородцев в свою национально-замкнутую касту. Славянскому миру в лучшем случае отводилась роль сырьевого оружейного придатка, так сказать, пушечного мяса. Уже во времена Олега хазары посылали воинов-русов на Царьград, а во времена Игоря Старого – заливались славянской кровью, обеспечивая торговые пути иудейской общине. Более того, даже нанимая русичей, потом, по случаю, истребляли их практически поголовно, как это было в 913 году в дельте реки Волги. Мусульманская гвардия хазарского царя Вениамина уничтожила 30 тысяч русских воинов. Русичи, конечно, не забыли этого кровопускания. Заслуга Святослава Игоревича в том, что он разрушил до основания огромную империю, нависавшую над разноплеменной Русью, и тем самым дал возможность совершить свободный выбор, который и осуществил его сын, князь Владимир.

Русь всем естеством своим требовала свободы, иудаизм мог предложить только рабство. Но самое страшное, что помощником рахдонитов выступала Священная Римская империя. Лев Гумилев писал: «В баварско-славянской таможне в Пассау в 906 году еврейские работорговцы были уравнены в правах с христианскими купцами. Славянские юноши и девушки отправлялись отсюда через Верден, Лион и Нарбонну в Испанию к арабам для пополнения гаремов и обслуги. Многие из этих несчастных уже были крещены, но епископы могли только выкупать их, и, например, епископ св. Адальберт жаловался, что не имеет столько денег, чтобы выкупить рабов хотя бы только у одного еврейского купца».

Естественным другом Руси в этой ситуации была Византия. Славянская душа, свободная по натуре, тянулась именно к той культуре, которая являлась средоточием свободы. Не могла Русь отдать свое сердце лжи и лицемерию, каковыми изображают греков некие историки. Возможно, на бытовом уровне негативные явления имели место быть. Но фундаментально – это была Римская империя с глубоким историческим менталитетом свободы и Христовой веры. Эта была Пристань Истины и Любви, в отличие от Запада, где банкиры и ростовщики правили свой сатанинский бал.

Сам Бог направлял Русь в объятия Восточно-Римской империи. На Западе Германия, всегда враждебная славянству, на Севере скандинавы, коварные союзники, на Востоке – хазары, готовые поглотить славянский мир и терпящие его только из меркантильных побуждений. И только на Юге – Византия, искренне приглашающая Русь на совместный пир. Это поняла Св. княгиня Ольга. Эта удивительная женщина была закоренелой язычницей (достаточно вспомнить, с какой лютостью она отомстила древлянам, защищавшим свое право на жизнь и убившим её мужа, князя Игоря), она – великолепная дипломат. Но Бог вел её к Истине, несмотря на страшные общественные потрясения и катаклизмы. Ход исторических событий неизбежно приводил её к союзным отношениям с Восточно-Римской империей, предлагавшей не рабство, а дружбу и федеративные отношения. «Героическая Русь, окруженная со всех сторон врагами, очень нуждалась в надежном союзнике. Ведь победа над рахдонитами не была окончательной, далась благодаря удачному стечению обстоятельств и показывала не силу земли Русской, а мужество и талант носителей русского оружия. У иудеев-рахдонитов оставались шансы на реванш. В Киеве не могли не знать об этом. Поскольку русам не на что было покупать друзей, им оставалось искать таких, которые были бы искренни и заинтересованы во взаимности. Поэтому княгиня Ольга отправляла русских витязей к грекам. И там они, сражаясь рука об руку, вернули Византии Крит, чем положили конец арабо-берберскому пиратству на Эгейском море. Союз был выгоден самим русам» (Л.Н. Гумилев).

Выгоден тем, что, приобщаясь к свободе, уже не могли возвращаться к язычеству, которое, как указывалось выше, было на самом деле антинациональным элементом. Например, Перун был литовского происхождения и требовал человеческих жертв, что у славянских племен вызывало откровенное неприятие. Вспомним убийство Феодора Варяга с сыном, устроенное в Киеве волхвами перед самым Крещением. Вначале было буйство, потом – отрезвление. Язычество брало хмельную головушку и несло её на капище в разгульном кураже. Но такое состояние неестественно и временно. Трезвое сознание требовало возвращения к своей природе, уже опаленной Божественной любовью. Присутствие Христово было настолько зримо, что уйти от него уже не представлялось возможным. Вхождение Руси в христианскую цивилизацию и Восточно-Римскую империю представляло собой не просто дипломатическую победу. Это была победа системы, основанной на свободе, над системой, фундаментом своим имеющей рабство.
Русич изначально, по природе, предрасположен к свободе, на что указывал еще Прокопий Кесарийский, и разговоры о том, что вхождение в Византию сопровождалось потерей самобытности и лишило русский народ европейского развития, следует оставить графоманам и псевдоисторикам. К тому же, возможно, западный путь развития представляет собой искаженный идеал Восточно-Римской цивилизации.

Слабо чувствуется влияние христианского эллинизма в западноевропейской философской мысли. В то же время обратную картину наблюдаем на Руси, где византинизм становится нормой не только богословской мысли, но и мерилом в общественных отношениях.

Христос для русского человека не философская субстанция, не умозаключение и историческая традиция, но Бог и Человек, пришедший спасти мир и освободить его от власти греха:

«На другой день видит Иоанн идущего к нему Иисуса и говорит: вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира. Сей есть, о Котором я сказал: за мною идет Муж, Который стал впереди меня, потому что Он был прежде меня. Я не знал Его; но для того пришел крестить в воде, чтобы Он явлен был Израилю. И свидетельствовал Иоанн, говоря: я видел Духа, сходящего с неба, как голубя, и пребывающего на Нем. Я не знал Его; но Пославший меня крестить в воде сказал мне: на Кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нем, Тот есть крестящий Духом Святым. И я видел и засвидетельствовал, что Сей есть Сын Божий» (Ин. 1: 29-34).

И не только освободить, но и воссоздать нового человека. Для этой цели Господь идет на добровольную жертву. Иудеи же хотели предводителя, который будет освобождать их землю от временной римской власти. Иоанн, возвещая о Христе, звал к новой жизни, иудеи же довольствовались малым и земным. Им нужен был грозный владыка, сеющий смерть направо и налево. Но Христос – это Любовь. Любовь же – всегда жертва, причем самопожертвование. И это качество было понятно славянскому миру. Ради торжества согласия славяне даже власть готовы были отдать варягам. Личное отдавалось в служение общему. Так совершали в языческие времена, тем более, происходило, когда услышали проповедь Христову и Его Церкви.

Русь осознала великое таинство покаяния, но, будучи максималистами по природе, русичи восхотели установления, которое даруется Духом Святым. Наверно, поэтому один из самых почитаемых праздников на Руси – Богоявление, называемый также Крещением, следуемый за Рождеством Христовым. В этот праздник на Иордане происходит явление всей Святой Троицы. Троицы любви, свободы и соборности. Русскому человеку это было понятно. Стяжание Духа Святага станет неотъемлемым стремлением русского национального сознания. Стяжания Духа означает глубокое понимание Воплощенного Бога-Слова и Сына Божьего. На Иордане Отец показал третью ипостась Свою – Дух, чтобы мы не сомневались в Его присутствии, стали верными обладателями и провидцами великой Тайны Божественной Полноты.

Русский максимализм, русский поиск духовного бытия, русское чувство, обожженное Плотью и Кровью Христовой, не могли принять другого знания. Знание же о Боге было реально, а не следствие каких-то домыслов и философских изысканий, которыми так изобиловала мифологическая жизнь древних народов.

Мифы уходили, ибо были порождены чувственным восприятием мироздания. Это восприятие, как и чувства, носило переходный, временный характер. Русская душа требовала Вечности и Правды. И эту Вечную Правду Русь узрела, становясь постепенно святой частью христианской цивилизации, узрела, потому что, в отличие от иудеев, обладала духовным и умным зрением. Приняв христианство, Русь буквально на глазах снимала языческую пелену с глаз.

«Любопытно отношение русских летописцев к походам на Византию после принятия Русью христианства. Вот как об этом говорится в летописях, восходящих к Новгородско-Софийскому своду: «И поиде Владимир на Царьград в лодиях. И прошедши пороги, и приидоша к Дунаю, рекоша Русь Владимиру: «Станем зде на поле, а варяги рекоша: «Поидем на город». – И послуша Владимир варяг и от Дуная поиде к Царьграду с вои по морю. Грецы же, видевшее, изыдоша на море и начаша погружать пелены христовы с мощьми святых. И Божьим гневом возмутися море, и гром бысть велик и силен. И бысть буря велика и начашася лодии разбивати. И разби корабли, и побегоша варяги вспять». Подчеркивание летописцем того момента, что русские не хотели идти дальше Дуная, и объяснение поражения гневом Господним недвусмысленно говорит о неодобрении этой военной акции. После принятия христианства прошло чуть более полувека, но как много изменилось с тех пор на Руси. Русские совершают действия и судят о них, ставя во главу угла не материальную выгоду, а нормы христианской нравственности (И.Экономцев).

Переосмысление себя возможно только в том случае, если ведаешь, что средоточие всякого Бытия есть Сын Божий, ради личности взошедший на Крест, взявший на Себя грехи мира, чтобы спасти все человечество.

Ни хазарский иудаизм, ни булгарское мусульманство не могли показать того величия, какое явил миру Христос. Кроме того, их эгоистическое мировоззрение претило русскому народному сознанию своей меркантильностью и расчетливостью. Русский человек в массе своей готов последнюю рубашку отдать безвозмездно. И не потому, что это несет какую-то выгоду, а в силу жертвенного состояния. Это великолепно подметил Федор Достоевский, когда создал бессмертный образ Софьи Семеновной Мармеладовой.

Обратим внимание, что с приходом Христа на Русскую Землю изменяются не только правила поведения, но и государственный кодекс. «Русская Правда» представляет собой кодекс, в котором правила Евангелия станут определяющими. Поведется борьба с кровной местью, этим спутником нецивилизованных народов, будут запрещены убийства, станут налагать штрафы. Русич приходит к пониманию, что кровь порождает новую кровь, и остановить кровопролитие можно только братской любовью и прощением. Приходя в Церковь, он слышал проповедь любви и ответствовал ей. Русский человек очень серьезно подходил к церковной проповеди. Свое время он в основном проводит в Храме и труде, по праздникам после богослужения видим русича на пиру, где каждому раздается на потребу. Обратим внимание, что на Руси отсутствуют праздные турниры, где гордыня царствует на ристалищах. Труд, молитва, сражение с врагами Земли Русской – вот быт русского человека. Русь стала избранной страной, потому что возлюбила Господа, не умничая, но чистым сердцем.

Становясь Богоизбранной, Русь совершала невиданный подвиг. Ибо избранничество – не почивание на лаврах, а самопожертвование. Вся политика Русского Государства после Крещения основана на заповедях Христовых. И это войдет в плоть и кровь русского человека и, что важно, его элиты. Действия русских князей, порой, поражают своей нелогичностью. В 1047 году Ярослав Мудрый спасает от развала Польшу. Политическая выгода диктовала не помогать, но уничтожить соседнее государство, уже тогда проблемное для Руси. Ярослав поступает как христианин: он помогает своему бестолковому зятю. Национальный эгоизм не для Святой Руси. Да и злосчастный поход на Византию в 1043 году был вызван желанием Ярослава помочь своей сводной сестре Августе Зое, которую притеснял её муж Константин Мономах. И таких действий в истории Руси не перечесть.

Православная Истина станет смыслом Бытия для Святой Руси. В этом мы отличаемся, например, от Британии, для которой интересы её страны выше интересов Христа, да простят меня добрые англичане. Да собственно, практически все европейские державы свои интересы ставят выше Абсолютной Правды. Их мир слишком глубоко ушиблен античным гуманизмом. Однако гордиться не стоит, поэтому и обращается к нам и к ним евангелист:

«На другой день опять стоял Иоанн и двое из учеников его. И, увидев идущего Иисуса, сказал: вот Агнец Божий. Услышав от него сии слова, оба ученика пошли за Иисусом. Иисус же, обратившись и увидев их идущих, говорит им: что вам надобно? Они сказали Ему: Равви, – что значит: учитель, – где живешь? Говорит им: пойдите и увидите. Они пошли и увидели, где Он живет; и пробыли у Него день тот. Было около десятого часа. Один из двух, слышавших от Иоанна об Иисусе и последовавших за Ним, был Андрей, брат Симона Петра. Он первый находит брата своего Симона и говорит ему: мы нашли Мессию, что значит: Христос; и привел его к Иисусу. Иисус же, взглянув на него, сказал: ты – Симон, сын Ионин; ты наречешься Кифа, что значит: камень (Петр). На другой день Иисус восхотел идти в Галилею, и находит Филиппа и говорит ему: иди за Мною. Филипп же был из Вифсаиды, из одного города с Андреем и Петром. Филипп находит Нафанаила и говорит ему: мы нашли Того, о Котором писали Моисей в законе и пророки, Иисуса, сына Иосифова, из Назарета. Но Нафанаил сказал ему: из Назарета может ли быть что доброе? Филипп говорит ему: пойди и посмотри. Иисус, увидев идущего к Нему Нафанаила, говорит о нем: вот подлинно Израильтянин, в котором нет лукавства. Нафанаил говорит Ему: почему Ты знаешь меня? Иисус сказал ему в ответ: прежде нежели позвал тебя Филипп, когда ты был под смоковницею, Я видел тебя. Нафанаил отвечал Ему: Равви! Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев. Иисус сказал ему в ответ: ты веришь, потому что Я тебе сказал: Я видел тебя под смоковницею; увидишь больше сего. И говорит ему: истинно, истинно говорю вам: отныне будете видеть небо отверстым и Ангелов Божиих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому» (Ин. 1: 35-51).

Память о том, что Сын Божий есмь Истина и Путь, должна быть сутью человеческого естества. В том случае, если окажемся в забытьи, то непременно придут искушения и соблазны, преодолеть которые без воли и помощи Божьей невозможно. Поэтому Церковь, как Иоанн Креститель, постоянно напоминает, призывает к бодрствованию, пробуждает.

Пробуждение же равно освобождению, и это освобождение возможно только в крещении Духом Святым. Получив же его, необходимо пребывать в состоянии вдохновения непрестанно. Для этого не должно оставлять Храма Божьего, где неустанно напоминают, во имя чего и кого проходит наша странническая жизнь.

Жажда Духа приводит русского человека в Храм, в котором и происходит животворное и реальное действо, преобразующее русскую историю и участвующего в ней человека. В этой истории русича интересует больше евангельское повествование, чем ветхозаветное. Еврейская история интересовала постольку поскольку. Волновало творение мира, премудрости Соломона, поэзия Давида, пророчество о Христе и родословие Господа. Любили читать то, что приобщали к источнику всего – Любви.

Наверно, поэтому одним из любимых святых на Руси станет Андрей Первозванный, который пошел за Господом сразу, как только позвал его Христос. Он не слышал уже Закон, когда рядом была Благодать. Это был великий подвиг. Не так легко отказаться от великой ветхозаветной традиции, наполнив её новым смыслом. Некоторые народы до сих пор увязли в чудесной и мелодичной поэзии Давида. Иудею видится преступным отказ от библейской традиции Торы.

Руси, слава Богу, не надо было рвать с иудейской традицией, её просто не надо было пускать в свой дом, как это сделали хазары, что и погубило этот талантливый народ, исчезнувший, благодаря приверженности Закона, с лица земли.

Была ли опасность у Руси все-таки принять Закон, а не Благодать? Имела ли она представление о скрижалях Закона? Более чем достаточно. Известно, что с начала Х века и до 964 года Русь являлась вассальной частью хазарской державы, а в Киеве располагалась хазарская крепость. Закон иудеев был для русичей зримым и ощутимым. Некоторые, видимо, приняли сей Закон. Но получили ли освобождение? Вместо свободы – ярмо. Народ чувствовал себя второсортным в этой химерической державе. К тому же был проповедан уже Христос. Вкусивши меду, не захочешь другой пищи, тем более, если она суррогатная. Христос же говорил простые и ясные вещи, обнажая естество, ради очищения и спасения. Для кого-то это страшно. И предпочитают существовать в самообольщении, в спокойном незнании Истины. Состояние чувственной прелести бывает приятным, тем более, вокруг только и говорят, что правда в твоих руках. В этом суть иудаизма. По человеческому рассуждению очень удобная религия, по Божественному – рабство. И тот, кто узрел это рабство, будет умалишенным, если не пойдет вослед Свободе, которая заключена во Христе.

Мир будет учеников считать безумными, ибо не увидит Свободы. Чувственный восторг существования видится дороже, чем духовная со-бытийность. Но в том-то и сила Апостолов, что, находясь при ногах пророческих, последовали за Христом, который предлагал новый мир. Наверно, их упрекали ревнители Закона в измене, даже в том, что они бросили своего прежнего учителя, каковым являлся Иоанн Предтеча. Но, когда реально соприсутствуешь Богу, то все остальное – неважно. Желание общения с Богом становится определяющим. Господь не просто призывает следовать за ним, но стать Храмом Божьим. Так произошло с Андреем, с которого, можно смело сказать, началась Новозаветная церковь. В этой Церкви Господь мог приклонить Святую Главу свою, в отличие от непринявшего Его мира. В этой Церкви начиналось истинное обретение знания, равное абсолютному незнанию, человек становился блаженным сосудом Горнего Бытия. Сущность христианства заключается в отдании воли своей Христу. Став учениками, совершаем переход от временной жизни к вечной, где наше время и пространство должно принадлежать Божественному времени и пространству. Отказ от ученичества – путь Иуды, возвращение в ад. Поэтому Вечность требует всего человека, а не его части.

Не всякий к этому готов. Особенно, когда вокруг столь разноцветная действительность и новоначального соблазняет век сей, пытаясь сбросить с пути Истины.

Наверно, поэтому Русь 120 лет шла к своему Богу. Призванная, получила Откровение в 867 году, крестилась. Но… наступила варяжская реставрация, гордиться которой христианскому народу не следовало бы. Русь отбросили к Ветхому Завету и заставили жить по Закону Моисея, в котором славянину была отведена роль раба, посылаемого иудеями в поход против Царьграда, с которым выгоднее было Руси дружить, а не воевать. И недаром Византия предлагала Руси федеративные отношения, скорее выгодные славянам, чем империи. Империи был нужен мир. Север постоянно угрожал Восточному Риму: гунны, готы, славяне, целыми массами переселявшиеся на Балканский полуостров. Византия предлагала славянам сохранить свое этническое лицо, потому что для иудейской общины Хазарии народы, не исповедующие иудаизм, суть гои, по отношению к которым все позволено. Иудеи в подвластных себе землях устроили настоящий геноцид. В начале девятого века в Хазарии было семь (!) христианских епархий, но стоило совершиться перевороту Обадии, как не осталось ни одной. Христиане были подвергнуты массовому истреблению. Почему-то данное обстоятельство замалчивается современными историками. Видимо, боятся, что их обвинят в антисемитизме. Давно замечено: стоит только затронуть иудейскую общину в любой стране, как начинается разговор о холокосте, начинается откровенное шельмование того, кто посмел затронуть неудобную тему, в ход идет гнусная клевета, не допустимая в историко-философском споре.

Смешно слышать, когда Хазарию, это паразитирующее государство, представляют как образец экономического и политического благосостояния. В этой стране процветало рабство и работорговля, уничтожалось всякое инакомыслие. Уничтожение же этого государства называют этническим обвалом. Нет, это был другой обвал, обвал торгашеской системы. Слава Богу, что Русь уничтожила это государство при помощи Византии, и освободила народы Хазарии, сохранив их этническое лицо.

Вспомним, что иудеи фактически ликвидировали хазарский этнос. Согласно талмудическому учению, избранный народ в своих жилах должен иметь еврейскую кровь. Они превратились в замкнутую систему. Однако иудеи не захотели удалиться в пустыни, подобно ессеям, но заняли другую позицию. Презирая особенно христианский мир, выстроили удобный только для своего народа тип существования. Хазары были пленены еврейскими девушками, но потом дети этих девушек иудаизировали тюркскую Хазарию, превратив нацию воинов в послушных баранов. 

Видит Бог, что не испытываю никакой ненависти к иудейскому народу. Более того, испытываю к нему самые нежные чувства. Этот народ – фундамент Церкви Христовой. У него был шанс создать уникальный иудео-христианский этнос. Но, к сожалению, пошли вослед Каиафе, Булану и Обадии. И пошедшим вослед этим раввинам пришлось платить по счетам. Холокост Великой войны представляет собой реакцию национальных образований. Это был псевдонациональный ответ революционной иудеодемократии. Это была борьба за мировое господство, в которой временно победил Сионизм.

Христианская цивилизация практически, подобно Атлантиде, уходит с исторической сцены. В нынешней Европейской Конституции нет ни слова о Христе. Современные буржуа, всякие Ротшильды и Рокфеллеры, с успехом делают то, что когда-то совершала община рахдонитов. Христианскую цивилизацию заселяют исламским миром, который наивно полагает, что борется с Крестом Господним, на самом деле, исполняя сатанинский иудейский план. Ислам не страшен. Он будет, как и в Хазарии, исполнять роль привилегированной гвардии, буфера между христианством и иудаизмом. Потом он постепенно деформируется, как это было много раз, и наступит эпоха третьего сионского храма. Так что единственный и реальный враг – это Церковь Христова. Мусульманам же надо понять, что их мастерски используют. И, если они хотят сохранить свое этническое лицо, то необходимо прекратить давнюю вражду с христианством и с его фундаментальным форпостом – Россией, объективно являющейся стабилизатором двух систем. Более того, русское поле может стать местом, где произойдет объединение непримиримых противников.

Исламский мир так же, как и христианский, ожидает пришествие Мессии. Христа почитают в исламском мире как одного из величайших пророков. Это может быть начальной ступенькой на лестнице понимания. Ищущий Истину обязательно придет к Слову Божьему. Если не придут две эти этнические системы к соглашению, то победителем будет иудаизм, тот самый хазарский иудаизм, чужими руками уничтожающий народы.

Как подумаешь о массовых избиениях христиан в Хазарии, причем изощренных и унизительных, то зверства Нерона покажутся детским лепетом. Но пред этими избиениями раввины производят идеологическую обработку, высмеивая святые традиции. Братство, дружба, чистая любовь подвергаются публичному глумлению. В обиход входит знаменитая фраза: бизнес друзей не знает. Торгашество становится нормой жизни. В этом ужас до сих пор до конца не осознанный. Человек перестает ближнему своему быть соучастником и сотрудником, он становится врагом, т.е. перестает быть Образом и Подобием Божьим, или на свет Божий является Его искажение.

«И Павел увещевал не оставлять взаимного общения. Этим-то мы и отличаемся от зверей. Мы строим и города, и торжища, и домы для того, чтобы быть вместе друг с другом не в жилище только, но и в союзе любви» (Свт. Иоанн Златоуст).

Любовью и ради Любви создан человек Пресвятой Троицей. И назначение человека делиться радостью любви с ближним своим. «Андрей, пробыв у Иисусу и научившись от Него, сколько успел, не удерживает у себя этого сокровища, но поспешает, тотчас бежит к брату, чтобы поделить с ним приобретенные блага» (Свт. Иоанн Златоуст).
Не к разъединению призывает Господь, но к собиранию. И в этой соборности приходит постижение Истины, или, как скажет Апостол, к обретению. Андрей Первозванный получил радость, повстречавшись с Богом. Это была духовная радость, просветляющая человека сущностно, и этой радостью хочется поделиться. «В делах духовных подавать друг другу руку – признак братской любви, родственной дружбы, искреннего благорасположения» (Свт. Иоанн Златоуст).

Этой любовью Андрей делится с братом Петром, которого Господь впоследствии сотворит Камнем, основанием Церкви Христовой. Это было удивительно. Но разве не удивительно, что Господь своим избранным народом поставит Русь. Как Андрей пойдет на Русь за своим Господом, увидит Его жилище, поразится Красотой, и созиждет камень веры. Этот камень будет давать прощелины, но фундамент окажется прочным. Русь пошла вослед Галилеянину. Утонченные иудеи с пренебрежением смотрели на грязную и изневоленную Русь. Но Руси была ближе Галилея, которую эстетствующие иудеи презирали. Руси был ближе те, кого презирали и унижали, ибо сами прошли путь унижений и оскорблений. Подобно Филиппу, русский человек принимал Того, Кто был близок ему. И Христос вошел в русский дом, беседуя с домочадцами. Истина осветила жилище. Какой закон после этого можно было слушать? Только Закон Христа.

Русский этнос знал иудейский закон, подобно Нафанаилу уже искал в нем ответы, исследовал его, но увидел Истину только тогда, когда она сама пришла к нему.

Сто лет соприкосновения с иудаизмом не прошли напрасно для славянской души. Родилось естественное отторжение и неприятие, которое объективно вело к Слову и Сыну Божьему, к Любви Христовой, этой Вечной страннице во времени и пространстве.

Русский мир не мог не принять Странника, посещение которого даровало Освобождение не только от язычества, но и от скрижалей иудейского закона, который был взвешен и найден малым. Русский мир принял Богочеловека, Который даровал искомый синкретизм тела, души и духа.

Только с приходом христианства на Русь можно говорить о формировании государства, того самого синкретического единства, которым живет этнос. Но этнос не может создаться из ничего. Русский этнос стоит на китах глубокой древней традиции. Русский архетип генетическими корнями своими уходит в ведическое прошлое, где человеку легче было встретиться с Богом, чем с человеком. Уже древние славяне ожидали пришествие царя, способного управлять избранным народом и изгоняющим черные силы с белого света. И потому пришествие Христа воспринималось как избавление от иудейского ига и стихийного, языческого начала. Царь пришел и вошел в славянскую хижину, сел вечерять у семейного очага, просто беседуя о Вечности, которая была так необъятна, глядя на русское небо. Вот эту необъятность Господь избавлял от неудобоносимых бремен язычества и иудаизма. В эту необъятность Он принес свет светлее звездного и солнечного. Господь возвращал то Бытие, когда ангелы восходили и нисходили с небес на землю. И уже не спрашивали Бога ни о чем, а просто верили, потому что видели и ощущали Его присутствие, потрясенные Его неземной Красотой. «Бросив семена в землю плодоносную, Он дает ей самой произрастить в свое время плоды» (Свт. Иоанн Златоуст).

И эти плоды дали такие всходы, что из разнородного конгломерата восточнославянских племен выросло древо христианско-славянского этноса под названием Русь. «Только принятие христианства привело к возникновению прочных внутренних связей в государстве на всех уровнях и, главное, на уровне клетки государственного организма – отдельной личности. И вот удивительный результат – не прошло двух-трех поколений, и эпоха полян и радимичей, вятичей и словен осталась позади. Наступила эпоха русской нации» (И.Экономцев).

Действительно, не языческие походы Святослава и Владимира сформировали русское государство, но только христианская, заложенная в генезисе славян сакральная традиция. Эти походы зачастую носили необдуманный характер. К тому же химерной виделась идея Святослава создать славянскую империю с центром в Переяславце. Если походы против хазар и булгар были вызваны объективным желанием свободы, то удар по единокровной Болгарии, который он нанес по наущению Патрикия Калокира, «подкупившего князя дарами, очаровавшего лестными словами» (Лев Диакон), видится более чем абсурдным. Была разрушена христианская страна, помнят болгары и о посаженных на кол двадцати тысячах своих соплеменников. Эта жестокость не служила славянскому единству. Святослав был объективно опасен христианской цивилизации.

Поэтому не его талант создал Русское государство, а священный брак, который заключил русский народ с Богом. Этот брак был неизбежен. Этому брачному пиру попытается помешать Святослав. Разбитый в Болгарии, князь Святослав шел в Киев, дыша угрозами в адрес христианской общины. Странное зимовье на Хортице завершилось убийством князя печенегами. В этом был перст Божий, не допустивший языческой реакции на Руси.

«А теперь подумаем, что могло бы случиться, если бы Святослав победил бы киевлян. Видимо, Киев из богатого и культурного города превратился бы в замок рыцаря-разбойника вроде Бранного Бора (ныне – Бранденбург) или базу пиратов с культом Святовита, как было на острове Руге. Но тогда бы руссов постигла судьба лютичей и бодричей и поморян, истративших свой пассионарный фонд в постоянных войнах с соседями. Для этих храбрых славян не только немцы и датчане, но и все соседи были врагами, а без друзей жить нельзя» (Л.Н. Гумилев).

Таким образом, брачное торжество состоялось, потому что наиболее активная часть этноса позвала Христа на свой пир.  

 

Комментарии

Комментарий #33121 16.03.2023 в 07:38

Точно и емко!