Вита ПШЕНИЧНАЯ. НО В ДУШЕ ЛАМПАДКА… Поэзия

 

Вита ПШЕНИЧНАЯ

НО В ДУШЕ ЛАМПАДКА…

 

РОДИТЕЛЯМ

                                                  Светлой памяти Мамы

К тёмному небу солнечный зайчик приколот,

Как маячок. И с ним так спокойно спится.

Детство моё... Папа ещё молод,

Мама почти девчонка с глазами лисицы.

 

Жизнь началась, и прекрасна, как яркая сказка,

Жизнь – это что-то такое, чему нет конца.

Детство моё: ох, нещедрая мамина ласка

Да неприкрыто скупые объятья отца.

 

Небо потом темнело не только ночами,

Солнечных зайчиков вскоре и след простыл.

Где же ты, Детство?..
                                          Затихнешь, пожав плечами,

Вроде оно и было, и ты в нем был.

 

Помнишь ночник над кроватью? – спалось так крепко,

Изредка в дымке цветных снов кружу,

Перебирая пожелтевшие снимки предков,

Я будто опору себе ищу и нахожу.

 

И к тёмному небу солнечный зайчик приколот...

Как маячок. И сердчишко так сильно бьётся...

Многое в прошлом: там папа – красив и молод,

А мама – девчонка – звонко-звонко смеётся.

 

* * *

Ладоней не сложить в беззвучной – в тишине – молитве,

Проще по привычке руки на груди скрестить;

Выжить бы в этой навязанной, затянувшейся битве,

Только затем, чтоб по-человечески жить.

 

Осмотреться, никакому слову ни на йоту не веря,

Вслушиваясь только в сердце, в самого себя.

Ишь, как по-павлиньи распушила кривда перья,

Правду так и норовя подмять под себя.

 

Смутное, зазеркальное время – как краплёная карта

В рукаве бесчестия – как омерзителен его оскал!

Кажется, оживает перед глазами легенда о Спарте,

Где младенцев слабых сбрасывали со скал.

 

Ничего не знаешь: ни что там дальше, ни как там дальше?

Замыкаешься, уходишь вглубь, к себе самому;

Отгораживаешься от наносного блеска и фальши,

В неспокойном сне, как дитя беспомощное, приникая к Нему.

 

28 СЕНТЯБРЯ

Вот же, какая странная вырисовывается штука:

Живёшь, хлеб жуёшь, улыбаешься, иногда плачешь.

То смеёшься в голос,
                                     то сидишь, оторопев, без звука,

От своих же дум неуклюже и поспешно прячешь.

 

И осеннего неба стихийный, размашистый росчерк

На глазах мгновенно растает. Да и был ли, был ли?..

Как в груди всё знакомо сжалось – по тебе ль звоночек?

О тебе ль Там слово замолвить не позабыли?

 

Что ж сидишь, руки спокойно положив на колени?

Собирай-вспоминай себя по чертам-крупицам,

Вспоминай, вставай и уверенно иди за теми,

Кто к тебе по ночам в осиротевшую душу стучится.

 

* * *

Запоминай...

Эти звуки, краски, шорохи –
                                                    осени ноты.

Жмурься и млей под солнцем,

Очень скоро надолго по нему заскучаешь.

Слышишь – листвы шёпот после каждого шага: «Кто ты?..

Или сама про себя до сих пор ничего не знаешь?..».

 

Запоминай...

Эти пышные кроны, купола в обрамлении небесной сини.

Просветлённые лица – и больших, и малых – прохожих…

Так, глядишь, по крупичкам-мозаичкам
                                                    сложится в сердце и вся Россия –

Та, единственная, которой уже не будет дороже.

 

Разлепи непослушные губы, отпусти, как птицу, «спа-си-бо...».

А потом хочешь – реви от боли или смейся – от неё же!

Пусть гадают, глядя вслед: «Либо сумасшедшая, либо...».

Да какая разница, если в ладу с собой этот день был прожит?..

 

Ничего, ничего сейчас ни у земли, ни у неба не проси –

Всё дано, всё есть, всё богатство к ногам брошено!

Ах, какая осень распускается нынче на Руси!

Чтоб потом отцвесть, поблекнуть и уйти навсегда в прошлое.

 

15 ОКТЯБРЯ

Октябрь, время разно-и-многоточий...

Не-высказанности, или, точнее, недо-...

Расслышишь ли, что там тебе на ушко пророчит,

Отяжелевшее под не вылитыми дождями небо?

Бредёшь по аллее, выгуливая собак и себя тоже,

Будишь голос, мычишь, растягиваешь звуки,

Поглядывая в темь, чтоб ни один прохожий

Врасплох не застал тебя в постижении этой науки.

Потом: автобус-работа-автобус – пунктиром,

Почти сто ступенек туда-обратно, помноженные на два...

Усталость сожмёт сердце и внезапно отпустит с миром,

Ослабив хватку под молитвы незатейливые слова.

А потом по новой, и рука уверенно потянется за таблеткой –

Подкормить птицу, что в последнее время сбоит часто.

«У-иии!» – отлетая, октябрь помашет мне голой веткой,

На листву и капли рассыпаясь в обещаниях счастья...

 

МАМЕ

День сегодня какой красивый, хоть и близки холода.

Осень в солнце с головой окунулась, одёжку сбросив...

Мама, мамочка, как это больно – понимать, что уже НИКОГДА –

Не прижмешь к груди, не поцелуешь, не придёшь в гости.

Господи, сколько боли разливается по нутру –

И ничем её не усмирить, не вычерпать, некуда опрокинуть.

И никто не скажет, может, ты звала меня поутру,

Перед тем, как навсегда этот мир покинуть?..

Как сжимает сердце обрушившаяся ранним утром беда,

И полоской тоненькой на душе еле брезжит свет...

Мама, мамочка, как это больно – понимать, что уже НИ-КО-ГДА –

Не прижать к груди, не поцеловать, не оглянуться вслед.

 

ОТЦУ

Давай, пап, твою, теперь уже не такую сильную руку.

Дальше – хочешь ли, нет, а придется вместе нам идти.

В какую чудовищную – на десятилетия – жизнь-разлуку

Мы с тобой бросили сами себя где-то в начале пути.

Поскули, поплачь без твоей неугомонной половинки – твоей Светки,

Как мальчик в почти восемьдесят лет брошенный в одиночество.

Ах, как молотят на ветру вдоль окна корявые ветки,

Как же быстро память сменяет картинки прошлого, и спать не хочется.

Точнее, спать не можется. Глаза красные от бессонницы.

И стал чуток слух к малейшему шороху и звуку...

Распрямись, отец, а то, вон, как спина к земле клонится –

Как прилежная ученица, постигающая старости науку.

Обопрись на меня, на мою дочь – вместе, втроём выстоим.

Нечего считать, сколько там на роду написано – уже неважно.

На дворе октябрь задождил, развылись ветра голосистые...

Но под нашей защитой тебе если и будет, то не так страшно.

Обопрись.

 

ВЕК МОЙ

Век, как сирота без Бога,

Хоть повсюду купола.

И пронзил луч-недотрога

Муть оконного стекла.

Отцвела гулёна-Осень.

Отпарила, отзвала.

Ветер холода разносит

И звонит в колокола.

Век мой, брат названый, старший,

Как доверенный Судьбы.

Не дано мне знать, что дальше,

Значит, так тому и быть.

Брат названый... Купол медный...

Крест до самых до небес...

Подступает час рассветный,

Сея благодать окрест.

Обними меня покрепче,

От себя не отпусти.

Век мой... Жизнь, земля, наречье...

Значит, вместе. По пути.

 

* * *

Что теперь сказать мне? Лентой многоточья.

По крупицам память в детство сеет свет.

Многое сейчас предстаёт так точно:

Маме – чуть за тридцать, мне всего семь лет.

 

Папа вечно в рейсах, забывался быстро,

Вспоминался сразу – с ворохом обнов.

Улыбалась мама, нежно и лучисто,

И на кухне ужин был всегда готов.

 

Папа вечно в рейсах. Быт и боль на маме,

Я и боль – на маме. Было не до ласк.

Всё, что невозможно, делали мы сами,

Часто через силу, плач или приказ.

 

Я впитала мамин командирский голос

И спустя полвека он во мне звучит.

Две родные души жизнь прожили порознь

Из-за давних, детских ранок и обид.

 

А сейчас с тобою, мама, я ночами

Говорю часами – если б в жизни так!

И неслышно ангел плачет за плечами,

Вместо сна даря мне неспокойный мрак.

 

Но в душе лампадка – с мамину улыбку,

Ни дожди, ни холод больше не страшат.

И для сердца вскоре приготовит зыбку –

Чтоб спалось бесслёзно – мамина душа.

 

* * *

Неотвратимей, ближе час заката,

И всё зычней звонят колокола...

Земля окрест ночным дождём измята,

И вспыхивают жаром купола...

Как расстарались нынче чудо-боги –

Какой восторг! Какая простота!

От тишины часовни у дороги

До древнего поклонного креста...

Дыши, душа, и утоли печали!

Дыши, душа, покуда ты жива.

А я, похоже, что опять вначале,

И к жизни подбирать учусь слова.

 

СРЕДА, 3 НОЯБРЯ

Впервые пеку блины на кедровой муке.

За окнами хмарь, неуют ноября, морось...

Но я словно на маленьком островке

Стою. А Время надвое раскололось.

И я, себя зная почти с нуля, –
                                                      не узнаю

Ни движений, ни вздохов этих...

А мысли бродят и бродят по октябрю,

Ставшему самой горькой из всех отметин.

Когда, казалось, уйду в крутое пике,

Чтоб рухнуть без сил в дождем омытую поросль...

А вот же... Пеку блины на кедровой муке,

И не кляну ни осень, ни хмарь, ни морось.

Всему своё время. И свету, и стылой мгле,

Всему – конец, и всему же – всегда начало.

Смотри, как медленно клонится солнце к земле...

Хоть утром заря его на руках качала.

И я на том же маленьком островке

Стою, и водит меня по прошлому память...

Где я пекла блины на фамильной муке,

Чтоб отнести –
                            хотя бы тёплыми –
                                                              маме...

 

КРЕПЧЕ ДЕРЖИСЬ…

Ширится круг потерь дальних и ближних,

Будто бы Лета разверзла бездонную пасть,

Без передышки бросая в неё жизни...

Дай-ка мне руку – вместе нам не пропасть.

Ишь, как беззлобно щерятся черт и демон –

Нынче фортит, и двухсотых уже не счесть.

Крепче держись, запоминая, где мы,

Кто мы с тобой и зачем мы на свете есть.

Крепче держись, запоминай всё это –

Дождь и туман, и месяца тонкий серп,

Стоны метелей, краски цветущего лета,

Нежную хрупкость до Пасхи расцветших верб...

Запоминай тут всё. Даже грязные лужи...

Даже галдёж прожорливых голубей...

Крепче держись. Я же сказала – сдюжим.

И улыбнёмся, вернув нас самим себе.

 

ВЕЧЕРАМИ

Вечерами накрывает
                                       так, что дух не перевесть,

Чёрный ворон – мирный воин – каркнет громко.

Ветер сдует с редких листьев
                                             в иней спрятанную спесь,

И промчит по тротуарам первая позёмка.

 

Вечерами я готова
                                    свет и милость пить, как чай,

Черный ворон – как защита и подмога.

Мне и надо-то немного:
                                           утолить свою печаль...

Перед миром, перед жизнью, перед Богом.

 

Как уютно вечерами,
                                   если на душе нет стыни,

Черный ворон – два крыла надёжных.

Как скользить свободно взгляду

По бескрайне-нежной сини –

Неотрывно, восхищённо, бестревожно...

 

В АВТОБУСЕ 124

Во рту – дед дал – на тонкой палочке чупа-чупсина,

За спиной игрушечный рюкзачок –

Сидит передо мною смешная такая пупсина –

Чья-то внучка или, может, внучок.

В окошко б смотреть, но оно от дождя мутное,

В ладошки б с дедом сыграть, но дед – в маске и хмур.

И весь этот день обволокла хмарь нудная,

Да так, что не до асан, не до игр и мудр...

Разве что леденец имбирный посасывая,

Разулыбаться на пару с чужим чадушком

И, постепенно с души непогодь сбрасывая,

Подумать, а вдруг до остановки успеем – в ладушки?

 

СУББОТА, 13-е...

Смотри на это серое, ноябрьское небо...

Лови взглядом редкие лучи солнца.

Думая о странах, в которых пока ещё не был,

Но есть надежда, что когда-нибудь доведётся.

Не заметишь, как залюбуешься... То на облака неказистые,

То на птах, доверчиво на землю слетающих.

А земля листвою подсохшею выстлана,

Слава богу, не до снега природе пока ещё.

Но уже припорашивало по утрам лёгким инеем,

Уже тонкая ледяная гладь на лужах отсвечивала.

Ну и что с того? Мы не будем провожать осень унынием –

Были времена, когда и она нас очеловечивала.

Приводила в чувство, листопадами завораживая,

Отводила беды, отвлекала птичьими криками...

Посмотри на это небо, ничего для себя не выпрашивая –

Молчаливое,
                         всепонимающее.
                                                        И – великое...

 г.Псков