Вита ПШЕНИЧНАЯ. «…ГДЕ СЛИВАЕТСЯ ПОЛЕ С ДУШОЙ». О поэзии Евгения Юшина

 

Вита ПШЕНИЧНАЯ

«…ГДЕ СЛИВАЕТСЯ ПОЛЕ С ДУШОЙ»

О поэзии Евгения Юшина

 

Я несколько раз перечитала эту строчку из стиха (к слову, ею озаглавлена и новая подборка Евгения Юшина в журнале «Подъем» №11-2021 – не поленитесь, полюбопытствуйте), прежде чем поняла, что мой очередной отзыв будет о стихах совершенно нового (да, прежде не читала!) для меня автора (открывать новое всегда сродни чуду и Благословению). Да и лучшего названия подборке Евгения Юшина попросту не подобрать – настолько максимально полно она отражает атмосферу собранных воедино стихов, настолько точно аккумулируется в душе и общее впечатление от прочитанного, с единственной разницей – моя душа слилась со стихами Юшина в каком-то непередаваемом обычными словами сплетении восхищения и полёта фантазии. Впрочем, речь не столько о подборке, сколько в целом о поэзии Евгения Юшина, говорить о которой, мне кажется, можно долго и без устали, но я всё-таки попробую и сейчас выдержать свой личный «регламент».

А начну вот с этих строк:

Я люблю это время молочное в сахарных осах.

Тонкий ломтик луны у горбатых под снегом телег.

И все смотрит куда-то сквозь поле и небо береза.

Что-то знает душа, но не может понять человек…

 

Строк, перекликающихся и с другими – вот с этими:

По нашей странной русской жизни,

Пирам лачуг, тоске дворцов

Не осознать любовь к Отчизне,

Любовь к себе, в конце концов…

Согласитесь, как по-нашенски – только русский человек и поймет, о чем речь – говорит автор о «странности» русской не только жизни, но и души, как раз, кажется, и заключающейся в недопонимании самой себя, живущей больше по наитью – чувством и эмоцией, нежели разумом; да и под силу ли «разумной» душе столь утонченное поэтичное восприятие мира? Вряд ли.

Только чувственная душа напишет, как выдохнет, такие чудо-строки:

Я возьму с собою в зиму

Дымку глаз твоих озимых,

Перстенек росы на ветке,

Взгляд сосны из-под ресниц…

Да если б только их! Как обворожительно ёмок, на первый взгляд, простенький, ближе к детскому своим ритмическим рисунком стих: тут тебе и «охи-ахи половиц», и «гимны грома и дубравы», и «шмель в боярской шубе» – Природа буквально распахивается в юшинском стихо-творении, распахивается щедро, безоглядно, талантливо! И я намеренно поставила дефис, педалируя на «творении», причем настолько покоряющем своей простотой и поэтичностью, что перечитывая строчки эти, каждый образ торопишься представить, а представив – любуешься:

И месяц ржет, уткнувшись мордой в сено.

Горчит лугов сентябрьский посол.

Сосна сидит – колено на колено,

Отряхивая медный свой камзол…

------------------------------------------------

…Луг отдыхает в тёплой неге.

Далёких молний белый хруст.

Весь мир – сплетение энергий

Галактик и любимых уст.

Пожалуй, я впервые поймала себя на мысли, что совершенно не хочу разделять по темам юшинские стихи, настолько каждый их них – самодостаточен, сродни явлению, ритмично выверенному, не похожему на другие. Как цельное и искусно сотканное полотно, где что ни образ – то до замирания (а в моём случае, повторюсь, – до восторга), что ни строчка – то чудо, как дитя искренности, боли или любви автора. Я нисколько не преувеличиваю, судите сами:

Спит провинция в букете лопухов,

Греет брюхо солнце мокрое в стогах,

И плывут себе сады у берегов,

Где туманы водят реку под бока…

 

Или:

Веслом листаешь волн страницы…

А прочитаешь, и поймёшь                      

Осоки шепот, свист синицы,      

И леса утреннюю дрожь…

А вот строфы (почти все) из стихотворения «Стансы:

Над церквями – синь да золото.

Зори падают в сады…

То ли Тверь, а то ли Вологда –

Много неба и воды.

 

Вкривь – дорога непролазная:

То Европою вздохнет,

То дремучей вязнет Азией

Наших квашеных болот…

-------------------------------------

…Спят речушка и околица.

По заре размазан мед.

Зычный колокол на звоннице

Покаяние поет.

 

Здесь – века обетованные,

Слава ратная Руси,

Кисть Рублева, снеги пьяные,

Кроткий ангел в небеси…       

 

Какое завораживающее сочетание сочных и точных образов в одном только стихе! И подобно живительному роднику – прочтёшь их и буквально накрывает волнами не проходящих, притихших где-то у сердца (или в нём?), но вдруг очнувшихся и начавших звучать не только в мыслях, но и словах любви и боли за нашу, «кисти Рублёва», Россию-матушку, раскинувшуюся во все стороны света, которая у каждого – своя (у Евгения Юшина – «в половодье Мещерской зари…»), и в которой на все времена не отменимо ощущение быстротечности земной жизни и в то же время открытости и благодарности «и к людям, и к Богу»:

…Всё тебе тут понятно и просто.

И вражда, и любовь – до конца,

До вечерней звезды над погостом,

До ветлы над могилой отца.

---------------------------------------------

…И надломив рассвета соты,

Прикрыв туманом синий взор,

Сама Россия входит в воду,

В блаженство женственных озер…

----------------------------------------------

…Белые грузди. Черные грузди.

Что ж это грусти – через края?

Где-то высоко небесною Русью

Мамочка, мама проходит моя.

А какое ностальгически-горькое послевкусие от стихотворения, посвященного крестьянам… Впору назвать его своеобразным плачем по ним – разорённым, разобщённым, выброшенным на периферию жизни, и если бы только на периферию:

…Милые, милые мои крестьяне!

Вы теперь именуетесь гордо: электорат!

Ищите мутное счастье на дне стакана.

Нет на земле вас, крестьяне. Таков расклад.

 

Нету народа! Этнос. Пожалуй, что этнос…

Признаться, некомфортно чувствовать и себя (я тоже – часть народа) этносом, потому как при всех известных характеристиках, есть, по-моему, в этом слове что-то от энтомологии.

Но и в этом стихотворении автор умудряется незаметно вывести читателя к Свету:

…Я полюбил тебя, солнце, ты катишься спелым полем.

Полюбил березу в юбочке из листвы.

Ох, как робко она – вправо-влево – ножкою голой,

Белою ножкой манит из темноты!..

И живо предстает перед глазами эта чисто левитановская картинка, сводя на нет разлившуюся было по нутру горечь. А там уже и другие стихи будто готовятся подхватить на руки твою мгновенно воспалившуюся душу – чтобы опомнилась, очнулась от тяжелого морока невесёлых раздумий и, оглядевшись, увидела, что вокруг всё-таки куда больше чистого и ненаглядного, о чём всегда будут петь чуткие сердца поэтов, находя всякий раз всё новые и новые образы:

…Срывает шапку одуванчик,

Дорога прячется в пыли,

И колокольчик в свой стаканчик

Мёд поднимает из земли…

------------------------------------------------

…Просто всё, когда без потрясений.

С Богом в сердце так идти, идти

По весенней тропке, по осенней,

По снегами сбитому пути…

 

Но ведь действительно, как всё на самом-то деле просто в этом мире, загроможденном нами, взрослыми, условными сложностями, (наверное, от большого ума, от которого – вечно горе) – живи в согласии с душой да с Богом в сердце.

И благодарно согласишься с автором, написавшим:

…Мне нравится деревьев ровный шум,

Их голоса, их думы и тревоги,

И топкие, нестройные дороги,

В которых тоже много русских дум.

 

Или:

…Распевом красок инока Рублева

Россия начинается со Слова.

Веди судьбу – душою не криви.

Россия начинается с любви…

--------------------------------------------

…Я люблю этот край подсвешный,

Где на взгорок через луга

На молебен рядком неспешным,

Как монахи, идут стога…

Перечитаешь эти строки, буквально смакуя каждое слово, как цветное драже с «тем самым», почти забытым, но таким родным вкусом, и вдруг живо вспомнится и вспыхнет в памяти какая-нибудь почти стёршаяся, пастельная картинка из безмятежно-чистого детства – и словно сама по себе начинает оживать и наливаться силой Надежда и слагаться Молитва…

А как иначе-то, если Россия во все времена начиналась со Слова.

г.Псков