Вадим РУДАКОВ. ЗВЁЗДНЫЕ ВОРОТА. Рассказ для Улугбека

 

Вадим РУДАКОВ

ЗВЁЗДНЫЕ ВОРОТА

Рассказ для Улугбека

 

Тишина, растворённая в тяжёлой занавеси горячего воздуха, выдавала себя лёгким ропотом ветра. Он летел над степью, гладя ладонями невысокую жёлтую траву. И трепетанье травы походило на бока огромной жёлтой лошади, которая отгоняет назойливых мух. Небо опрокинутой овальной чашей растянуло дугой полоски облаков из левого края в правый, куда ни поверни голову. Они текут по синеве в далёкой-далёкой выси, под солнцем великой степи. Под солнцем страны Казахстан.

 Старик казах и мальчик сидят рядом на земле в тени большой стены, на которой время расписалось длинными трещинами меж кирпичей. Они смотрят в даль. Многие тысячелетия их предки так же смотрели на линию, соединившую Небо и Землю, – в то место, куда уходит Степь.

По морщинистому дублёному лицу и седым непослушным волосам старика видны долгие годы трудной и суровой жизни. А мальчику, наверное, проклюнулось всего-то девять годков.

 Сюда они отправились очень рано. Небо на востоке только начинало набухать красной полосой, а старик уже усаживал заспанного внука в седло впереди себя. Они ехали всё утро на север, и восходящее солнце, вставая, удивлённо провожало их, меняя цвет своих глаз с красного на белый.

 И сейчас мальчуган ел лепешки с белой тряпицы, положенной на траву, и запивал их водой из старой армейской фляжки. Вода непослушно вырывалась из горлышка и стекала на оранжевую футболку мальчишки с изображением медвежонка.

 Над ними кружит ястреб. Стрекочут кузнечики. Старик сидит, сложив ноги по-турецки. Спина его пряма, взгляд устремлен вдаль, а жилистые руки со вздутыми венами перебирают эбонитовые четки. Старик вспоминает. Плеть из сыромятной кожи лежит рядом на столе. По ней бегают муравьи, оттеняя красными тельцами полированное помутневшее дерево рукояти.

Мальчик доел лепешку, запил её водой и тихонько икнул. Потом посмотрел на деда, на его старую рубашку в жёлтую клетку, завинтил флягу и положил её на белую тряпку рядом с последней несъеденной лепёшкой. Он хотел спросить. Но, видя раздумья старика, постеснялся и тоже стал смотреть вдаль. Так они сидели некоторое время. Но ребенку наскучило, и он, боясь нарушить тишину, вполголоса заговорил:

– Ата, ты обещал показать мне Звёздные Врата. Это здесь? Правильно?

Старик повернулся к нему, положил чётки в нагрудный карман рубашки.

– Но послушай, Улугбек. Это грустная история. Ты не боишься испытать печаль и грусть от моего рассказа.

Улугбек растерянно посмотрел старику в глаза, потом на лошадь, щиплющую траву невдалеке.

– Нет, деда, не боюсь. Расскажи, ты же обещал, – и мальчишка тяжело вздохнул.

– Ну, если ты не боишься, – старик еле заметно улыбнулся, – тогда слушай… Это грустная и поучительная история.

Когда мне было двадцать лет – а это было уже давно, – шел 1950 год. Я был тогда пастухом и был уверен, что проживу свою жизнь так, как её прожил мой отец и отец моего отца. Деревня наша стояла посреди степи – десять домов. До ближайшей станции нужно было ехать сорок вёрст. Но ранней весной, когда ещё дуют суровые студёные ветра, жизнь моя изменилась навсегда. В наши места приехали русские. Военные – и учёные. И начали здесь строительство.

– А что они строили?

– Не торопись, Улугбек. Вся история ещё впереди. В один из дней ранним утром послышался гул машин. Это шла колонна. Русские приехали на пяти грузовиках. Дул ветер. Их было всего десять человек, не считая водителей. Они вышли из машин, кутаясь в воротники своих шинелей и пальто, стояли, мерзли, будто не решались что-то начать делать. Но наступил момент, когда мужчина, суетливо ходивший в стороне от машин, вернулся и выкрикнул какое-то распоряжение. С одного из грузовиков выгрузили баул.

 Потом стало ясно, что это огромная армейская палатка, но пока её разворачивали, она казалась огромной зеленой скатертью для отдыха на пронизывающем ветру. Люди разворачивали свёрток, борясь с ветром, летящим из одного конца мира в другой, словно невидимая горная река.

Палатка сопротивлялась, рвалась на ветру, приплясывая и ускользая из человеческих рук, скованных колючим ветром. Вдруг она надулась огромным зелёным пузырём и поползла по снегу, неся на своих подолах людей, упавших от резкого рывка.

«Держи! Держи её, унесёт!» – кричали они, толкались и прижимали непослушный брезент к земле.

Пришельцам было уже не до выбора места. Одни прижимали собой беглянку, другие вбивали колья, тут же распиная её на земле. Потом ветер резко отступил, словно согласился с приходом гостей. Сдалась и палатка. Она растеклась по земле и только вздрагивала под слабыми порывами, будто тяжело дышала, устав от борьбы.

Так потекла новая жизнь моей деревни. Строители обживались. Пока строили себе казармы, квартировали у нас. Часть жила в палатках. Мы помогали – кто чем. До железной дороги далеко. И они привозили всё оттуда на машинах: дрова, кирпичи, провизию. И ящики. Много зелёных военных ящиков.

Я со многими познакомился. Они все были учёные. И рассказывали такое, чего я никогда не слышал. Ты, Улугбек, к примеру, учишься в школе. А я был безграмотным парнем. И всё, что они рассказывали, для меня было удивительно.

Был среди них учёный по фамилии Янгель. Я с ним подружился. Он часто заходил ко мне. А однажды вечером мы стояли в степи и смотрели на звёзды. Нигде нет таких звёзд, как в степи. И Янгель (его звали Михаил) спросил: как я думаю, почему они здесь строят город.

– Чтобы в нём жили люди, – сказал я.

– Да, они, конечно, будут в нём жить, – Михаил рассмеялся, – но зачем?

– Я не знаю. Скажи, Михаил.

Он пригладил волосы. Достал из пачки папиросу «Казбек», закурил и, глядя вверх, серьёзно сказал:

– Здесь у вас звёзды ближе всего к Земле. И мы построим на этом месте Звёздные Ворота. Мы сделаем то, на что никто не мог и решиться подумать ещё сто лет назад.

Я посмотрел на этого русского и удивился его смелости. Было видно, что он не договаривает чего-то, но в его словах была та великая сила, которая движет миром и ветром, облаками над степью. Михаил докурил папиросу, молча пожал мне руку и пошёл к своей палатке. А я стоял, запрокинув голову, пытался представить себе, какими же они будут – Звёздные Ворота?

Строить они уезжали сюда, где мы с тобой сидим. Это вёрст пятнадцать от моего дома. Никого нас сюда и близко не подпускали. Всё-таки они военные.

Янгель несколько раз за полгода уезжал и возвращался. Когда я расспрашивал его, где он был, он шутил, что ездит дрессировать жар-птицу.

Наша деревня из десяти домов превращалась в посёлок. Мы уже встречали в поселке генералов. А однажды приехал сам Берия. Это я уже сейчас знаю, что это был он, а тогда я увидел человека с округлым лицом в окружении офицеров. Он непрерывно снимал соломенную шляпу и промакивал платком голову. Было видно, что он главный и к нему относятся с почтением. Берия смеялся, шутил, и окружение вежливо смеялось вместе с ним. На чёрной блестящей машине он уехал туда, куда по утрам уезжали все строители.

Однажды – года через два – вся наша деревня догадалась, что русские, наконец, построили то, что хотели. В воскресенье с утра начал играть духовой оркестр.

Женщины были в платьях, мужчины – в костюмах. Целый день они поздравляли друг друга. Они кричали: «Даёшь Звёздные Ворота! Ура!». А вечером под оркестр танцевали вальс.

Из деревенских никто не умел танцевать вальс. Они сидели на лавочках и смотрели, как пары кружатся при свете электрических лампочек, а оркестрику вторит дизель, подпевая издалека утробным сердитым голосом. Старики курили свои трубки, а старухи смахивали слёзы.

Мы радовались вместе с ними. Всё-таки это была частичка и нашей жизни.

Потом мы узнали, что на Звёздные Ворота можно посмотреть. Издалека. Заезжие пастухи говорили, что они огромные. И увидеть их можно, совсем не приближаясь к военным постам.

На следующее утро я сел на коня и поскакал туда, куда мне указали кочевые пастухи. Вначале на горизонте показались холмы. Я взял правее. Холмы отодвигались. И вдруг я увидел огромную чашу.

Она лежала на той черте, где соединяются Степь и Небо. На той черте, в которую уходит Степь. Застыв, я вглядывался в это чудо. И не мог понять настоящих размеров чаши, но понимал, что она огромна.

Казалось, сам Бог, попив чаю, оставил пиалу на земле, за тем, чтобы люди поклонялись ей. Оправившись от первых чувств, хлестнув коня, я понесся дальше. И чем дольше я скакал, тем выше вырастал из земли стальной цветок. Точнее, гриб на широкой ножке, сотканной из стальных балок. А в небо он смотрел сетчатой тарелкой, которая, медленно поворачиваясь, осматривала небо. Мне даже показалось, что я услышал мелодичный звук, принесенный оттуда ветром вместе с запахом осенних цветов.

Этот звук потом часто посещал меня во сне. Но в ночь после моего похода я не мог уснуть.

Я ещё и ещё раз видел, как птицы стаей пролетают мимо огромной стальной чаши. Как она величаво наклоняет свою голову, словно приветствует их, а потом направляет свой взор в непонятные синие дали наверху.

Или следит взглядом за кем-то, таким же великим и неспешным, видимым только ей. Как волновался Янгель, когда говорил о Звёздных Воротах! Да, о таком можно переживать и волноваться.

Неужели и правда, что в нашей степи звёзды ближе всего? А если так, мы и наши деды все времена жили рядом с тайной. Тайной, которой могли владеть. Но она открылась только таким, как Михаил. Они знали, как овладеть ею. Как открыть Звёздные Ворота.

Я лежал, глядя в темноту, и думал, как много кругом интересного, чего я не знаю и никогда не увижу. Тогда мне было всего двадцать три года.

Старик замолчал. Ветер стих. Мир вокруг старика и мальчика остановился. Они молчали. Каждый думал о своём, никак не чувствуя, что планета, на которой они живут, несётся в космосе с огромной скоростью, каждую секунду оставляя позади сотни километров. Что жар Солнца – это на самом деле эхо гигантских взрывов. И что все мы – песчинки, рассыпанные в пространстве. Песчинки звёздной материи, из которой сотканы наши тела.

 

***

Гагарин стоял в проеме люка, уже готовый шагнуть на трап.

Красная линия ковровой дорожки вела прямо вниз, туда, где ожидала Государственная комиссия. Первый в мире космонавт замешкался на секунду, оглядывая с высоты трапа оркестр, почетный караул, кинокамеры, близких с цветами и воздушными шарами. Где-то сзади загудел винтами пассажирский самолёт, выходящий на рулежку, каркнула ворона. Дирижер в чине полковника, взмахнув, поднял руки с дирижерской палочкой наизготовку.

Гагарин обернулся на стюардессу, разглядел её радостное лицо и шагнул…

 

***

– А что было дальше, ата? – Улугбек после долгой паузы подёргал старика за рукав, поняв, что он опять ушёл в воспоминания.

– Дальше? Дальше я так и остался на всю жизнь пастухом. И теперь я старый пастух, – улыбнулся старик, потрепав Улугбеку волосы. – Одним октябрьским вечером 1957 года я вышел из дома и посмотрел на звёзды. Они были неподвижны и немы. И снег мерцал под светом Луны. И вдруг по небу пробежал сполох.

Я оглянулся и увидел, как от земли к небу поднимается тонкий белый стебель. На его конце светился золотой пульсирующий шарик. Он двигался всё выше и выше, и стебель постепенно наклонялся. Правда, всё это длилось какую-то минуту. Потом яркая точка растворилась в черноте, и шлейф её перестал быть виден.

Наутро по радио мы узнали, что в космос отправили спутник. Так в нашей жизни появился космос. Он стал чудом. Чудом для всех нас – тех, кто любил по вечерам смотреть на звёзды.

Но прошли годы. Долгие и быстрые годы. Я стал стариком. И многое изменилось. Наступило время, когда русских стали выгонять из Казахстана. Казахстан стал жить отдельно. И мы с печалью смотрели, как уходили русские. Как пустел городок, и по его улицам начинали бегать стаи бесхозных голодных собак.

Это страшно – глядеть в голодные глаза собак и пустые глазницы мёртвых домов. Горько видеть, как заезжие люди срывают с петель подъездные двери-крылья. Они уже никого не встретят своим скрипом и не проводят весёлым хлопком. Дома лишились крыш и окон, наступило запустенье.

 

***

Земля плыла внизу. Если можно назвать «низ» «низом», находясь в невесомости. Обычно Земля всегда под нами, а мы над ней. Но сейчас особый случай. Смотришь на это бело-синие величие и каждой жилой, каждой клеткой ощущаешь бесконечность. Ноги уже не имеют значения. Вися в невесомости, оттолкнув себя не только от Земли, но и от корабля, переживаешь ненужность своего тела. Человек – дитя Космоса, но сын своей планеты…

Уже отзвучали торжественные слова рапорта: «Первый человек вышел в открытый космос, первый человек вышел в открытый космос…». А Земля плывёт под нами, а ты не можешь оторвать взгляд.

Где во Вселенной столько синевы? Где столько облаков на небесах? А ночью? – ночью Земля освещается непрерывными сполохами молний. На Земле непрерывно в разных местах идут грозы.

Космонавт Леонов, доложив о выходе в открытый космос, начал совершать маневры для начала возвращения в колыбель и дом по имени «Восход-2». Случилось непредвиденное. Скафандр раздулся более расчетного, и Леонов не смог протиснуться в люк. Положенные двенадцать минут нахождения в открытом космосе утекали в небытие. Но нужно было вернуться. Внизу, на Земле, в ЦУПе все напряжены до предела, а ты должен вернуться. После нескольких попыток войти ногами, как отрабатывали на Земле, родилось решение – заходить в шлюз головой.

Потом был нештатный, восемнадцатый, виток над Землей и посадка вручную. Перед этим Леонов спросил Беляева:

– Куда будем приземляться, Паша?

– Куда-нибудь между Волгой и Иртышом, Лёша…

 

***

– А потом, Улугбек, в наших краях появились странные строительные бригады. Они были с грузовиками, подъёмными кранами, сварочными аппаратами. Они приходили караванами и уезжали в сторону Звёздных Ворот.

Сначала мы ничего не понимали. Но потом стало ясно, что это простые бандиты, которые ехали разбирать локатор. Удивительно! Сбегая из этих мест, его бросили как щенка, как ненужную собаку. Труд стольких людей был отдан на растаскивание всяким проходимцам.

 

***

Никто никогда не узнает, что пережили космонавты – Добровольцев, Волков и Пацаев, когда во время начала приземления случилась разгерметизация кабины. Светлая им память. Мы благополучно затопили станцию «Мир» и не причинили никому вреда. Почёт и почтение тем, кто её строил и обслуживал. Низкий поклон. Красиво, наверное, она вошла в тело океана на сверхзвуковых скоростях.

 

***

– Мне рассказывали, как однажды под Звёздными Воротами столкнулись три таких «бригады». У каждой были свои интересы, и они не сошлись. Оружие было при всех – завязался бой. Убивали недолго. Стреляли в упор. И тут же получали в ответ. Кто-то визжал с пулей в животе. Двое бегали друг за другом, как в пятнашках, зигзагами. Умерли одновременно, размозжив дуплетом лица. Это были, может быть, сыновья и внуки тех, кто строил Звёздные Ворота. Они убивали за право разрушать то, что построено их отцами. Из той бойни выжил только один. Водитель. Он быстро сообразил, что к чему, и спрятался.

И на этом не закончилось. Люди всё равно приезжали и резали локатор. Кто-то разбогател на меди, латуни и алюминии, выгрызенных из тела Ворот. А мы по вечерам, когда заходило Солнце, приезжали наблюдать издалека, как гибнет чудо.

Старик замолчал. А Улугбек закрыл глаза и увидел, как на фоне угасающего вечернего неба по черной паутине антенны ползают зловещие огоньки сварочных аппаратов. Их жёлтые и синие зубья чертят в темноте прямые линии, и чаша радара отзывается на это шипение стоном отпадающих вниз кусков металла. Это происходит непрерывно, и локатор, кажется, стонет от огненной пытки. Огней много. Они кажутся стаей светляков, облепивших чашу. И в облаках отражается их демоническое сияние. Улугбек вздрогнул и открыл глаза. В небе пролетела стая птиц. Старик смотрел на мальчика.

Они шли мимо длинной кирпичной стены, на которой время расписалось трещинами. Они шли увидеть Звёздные Ворота. Лошадь плелась сзади, своим видом показывая печальность зрелища, уготованного Улугбеку.

Стена закончилась. Они вышли на простор – и перед ними встало сооружение, некогда бывшее локатором для исследований глубокого космоса и других нужд науки и космонавтики. На гигантской бетонной основе возвышалась сложенная из клёпаных балок огромная трапециевидная нога, на которой когда-то двигалась ажурная чаша радара. Но чаши не было. Только торчали во все стороны длинные балки, словно лапы мёртвого паука или щупальца осьминога. С них свисали сетчатые куски, до которых не дотянулись руки мародёров. Снова дул ветер, кружась в искорёженном металле. И его танец заставлял петь стальные останки. Только песня была печальна и жутковата. Среди заброшенных зданий и куч мусора носилась ноющая нота одиночества.

Улугбек смотрел на всё это, и краем глаза замечал, как старый казах украдкой смахивает слезинки.

– Поехали, деда. Я всё понял, – сказал мальчик и прижался к старику, обняв его.

Дед обнял мальчика, глубоко вздохнул.

Лошадь неспешно шла по степи, неся на себе двух человек: старика и малыша. Локатор становился всё меньше и меньше. День клонился к вечеру. И мальчик, сидящий впереди старика, повернулся и спросил:

– Скажи, ата, а ещё будут Звёздные Ворота?

Старик наклонил своё Лицо-Степь, и Глазами-Небо взглянул на малыша:

– Будут, Улугбек, обязательно будут. Но здесь – уже никогда.

Он стегнул плетью лошадь, и она понеслась во весь опор. На прощание, в последний раз старик оглянулся на локатор. Ему показалось, что тот, прощаясь, едва заметно движется за ними. Как в те далёкие времена.