Николай БЕСЕДИН. И РИТМ, РОЖДЁННЫЙ НА НЕБЕСНЫХ СТРУНАХ… Лирика

 

Николай БЕСЕДИН

И РИТМ, РОЖДЁННЫЙ НА НЕБЕСНЫХ СТРУНАХ…

 

* * *

Мы входим в мир не с чистого листа.

Едва исторгнут первый крик уста,

Уже судьбы определён рисунок

И ритм, рождённый на небесных струнах.

Мы входим в мир не с чистого листа.

 

Росток пробьёт и глину, и песок,

Асфальт и камни улиц и дорог,

Исполнив то, что завещало семя

И прошлое и будущее время.

Росток пробьёт и глину, и песок.

 

Как память наша гибельно слаба!

Текущих дней, мгновения – раба.

Ни голосов минувшего, ни знаков

Не хочет знать. Мир скучно одинаков.

Как наша память гибельно слаба!

 

Шумит ли дождь, или идут снега,

Или вода кромсает берега,

Язык природы разуму невнятен.

Он говорит. Он хочет быть понятен

Шумит ли дождь, или идут снега.

 

Руины духа мертвенно молчат.

Истлевших снов осенний аромат

Тревожит душу памятью о лете,

Забытой вестью о её бессмертье.

Руины духа мертвенно молчат.

 

Кто чужд истокам, чужд и небесам.

Проклявший семя будет проклят сам.

Возмездие судьбы неотвратимо

Над тем, кто делит то, что неделимо.

Кто чужд истокам, чужд и небесам.

 

ОСЕННЕЕ

Трепещет и молчит,
                                  молчит и светится,

озябших всех благословляя в путь.

Ах, милая печальница-утешница,

Зачем жалеть о том, что не вернуть.

Принарядился лес в косынку алую,

Ещё тепло ласкает ковыли,

Но нашей встречи нежность запоздалую

Уже отпели в небе журавли.

Уйдут в предзимье,
                               растворятся в замети

Короткие задумчивые дни.

Как лист хранит рассвет весенний в памяти,

Так ты улыбку осени храни.

Храни тепло усталого молчания,

В котором всё так ясно и без слов.

И в сердце милосердное страдание

Вновь обратится в нежную любовь.

 

* * *

Я помню ночь под Севастополем,

Случайный при дороге кров.

И россыпь звёзд и листья тополя

Слились в один живой покров.

Тьма за окном была увенчана

Короной будущего дня.

И было в этом что-то вечное,

В котором не было меня.

 

* * *

Как притягательны ночи осенние

С ветром бездомным, с дождями облыжными.

Есть что-то в них от мольбы во спасение

Тех, кто у нас называется ближними.

Не растопить ни любовью, ни нежностью

Мёртвую тьму, мир до края объявшую.

Есть что-то странное в этой безбрежности –

Всё, что грядёт, превращать во вчерашнее.

Крик ли исторгнется с губ воспалённых,

Под ноги рухнет, как птица бескрылая.

Катятся капли по стёклам оконным,

Ночка осенняя, тьма опостылая.

Взгляд ли скользнёт по раките трепещущей

И растворится в холодном пространстве.

Ночи осенние, есть что-то вещее

В мрачном, с дождями и ветром, убранстве.

Может быть, нашего «завтра» видение

Весть подаёт о своей неизбежности,

Или «грядущего хама» рождение –

Неистребимого странника вечности –

Смутно маячит сквозь темень осеннюю?

Новые образы с новыми смыслами

Станут жнецами того, что посеяно,

Мир наполняя лукавыми цифрами.

Первые света небесного признаки

Вспыхнут внезапно в ликующей радости,

И растворятся в огне его призраки,

И воскресение станет реальностью.

 

* * *

Я красоту во всём искал,

И находил, не жалуюсь.

И то в большом её встречал,

То в чуть заметной малости.

Она то броска, то скромна,

То изнутри просвечена…

Шумит в проталинах весна,

Идёт навстречу женщина.

Кусочек неба на плечах,

В цветах весёлых платьице,

И свет доверчивый в очах

К любой травинке ластится.

Как будто ей на много лет

Лишь радости обещаны.

О, ничего прекрасней нет

Лица счастливой женщины.

 

* * *

Тайна памяти сердце мне гложет.

Не забыть, не исторгнуть вины.

Лунный свет и зовёт и тревожит,

Лунный свет серебрит мои сны.

Не поможет потрёпанный сонник

Разгадать, что готовит судьба.

Отцветает у берега донник,

Оседает всё глубже изба.

Хорошо бы её поддомкратить

И из кряжа венцы подвести.

Но никто не вернёт мне утраты,

И цветы не заставит цвести.

Скоро тропы укроет пороша,

И осинник поверит в обман.

Нынче снилась мне белая лошадь,

Уходящая в сонный туман.

 

* * *

Мальчик бежит по осени,

Листья жёлтые топчет,

Мальчик бежит по просеке

И беззаботно хохочет.

Парень шагает по осени,

Не чувствуя горечи в воздухе,

По радостям и по горестям

Шагает, не глядя под ноги.

Мужчина бредёт по осени,

По дню, что тревожно светел,

И в жёсткой волос его проседи

Холодный мечется ветер.

Старик плетётся по осени,

Смотрит на небо сквозь линзы.

И улыбается просини,

И свету, и просто жизни.

 

* * *

Пегас – чудовище моё!

Как много всякой пищи,

А ты, забыв про это всё,

Живое сердце ищешь.

Возьми пшеничный каравай,

Овса хоть два овина,

Так нет же –
                       сердце подавай!

На, жри его, скотина!

 

* * *

Ночные образы во сне ли, наяву ль

Жестикулируют, враждуют, суетятся…

И пьют за Родину, и вяло матерятся

Под «Санта Барбару» и хоровод кастрюль.

Ночные образы при вспышках света фар

Похожи на зверей из мезозоя,

В извивах тел, как змеи в пору зноя,

Как в киносъёмках мировой пожар.

Ночные образы в недвижимом каре

Вздымают руки и кричат победно,

И так загадочно, и так бесследно

Куда-то исчезают на заре.

Но из излома, где ни тьма, ни свет,

Где так спокойно терпят, негодуя,

Где ложками гремят, прося обед,

Гнусаво кто-то вторит:
                                      – Аллилуйя!

 

* * *

Куковала кукушка в степи:

– Торопи, торопи, торопи!

Ты коня торопи поскорей

Сквозь холодный прибой ковылей.

Куковала она:
                            – Не смотри

На усталую мудрость зари.

Ты не слушай, как бьётся река

О тяжёлую слабость песка.

Куковала:
                    – Не верь ты ветрам,

Этим запахам, этим цветам,

И упрямую дальность огней

Не прими за бескрайность путей.

Куковала она:
                           – Торопи

Ты коня по вечерней степи.

Я сказал:
                   – Ты конечно права.

О, как пахнет дурманом трава!

Беспощадна цветов красота,

Жжёт до боли зари теплота,

Где мне силы найти, подскажи,

Одолеть на пути миражи,

Не смотреть на реки колдовство

И постигнуть огня торжество?

Ты права: истязает меня

Эта власть уходящего дня.

Встал мой конь.
                          Вот и звёзды видны.

Не кукуй.
                   Не пугай тишины.