Владимир КОРНИЛОВ. ПО ОДНУ СТОРОНУ БАРРИКАД. К 185-летию убийства Пушкина
Владимир КОРНИЛОВ
ПО ОДНУ СТОРОНУ БАРРИКАД
К 185-летию убийства Пушкина
Чем дальше от нас уходит в историю дата смертельной дуэли Александра Сергеевича Пушкина, тем острее возникает дискуссия в научных кругах и публицистике в отношении ее причин: во имя чего она была спровоцирована. Внешне дуэль выглядела как одна из многочисленных в его жизни (Пушкин был страстный дуэлянт), но только с той разницей, что она закончилась для него трагически. Поводом к ней послужило стремление великого поэта постоять за светлое имя своей супруги, честь своей семьи. Накануне дуэли он получил анонимное письмо-пасквиль, в котором был откровенный намек на интимную связь его супруги с царем, причем с согласия самого мужа в корыстных целях. Пасквиль затрагивал реноме не только первого поэта в России, но и самого императора Николая I.
Утверждать, что данное письмо есть поступок каких-то великовозрастных шалопаев, которые, устав от светской жизни, решили подобным образом позабавиться, вряд ли можно. Считаем, что здесь была замешана большая политика, связанная с физическим устранением Пушкина не столько как поэта, а как государственного деятеля, авторитетного в общественных кругах России, и сподвижника царя по укреплению государственных и нравственных устоев Российской империи. Не случайно, первый пушкинист Павел Анненков не только в официальной переписке с министром просвещения, но и в письмах к друзьям в 60-х годах XIX века развивал идею, что Пушкин не только поэт, но он «единогласно выступает воспитателем русского общества, мощным агентом его развития и объяснителем духовных сил, присущих народу» (выделено мной. – В.К.). Видимо, нам не суждено узнать поименно истинных авторов подметного письма, сгубившего Пушкина и навсегда бросившего черную тень на Николая I. Одно ясно, что трагическое последствие подметного письма было на руку тем политическим силам, внутренним и внешним, которым была ненавистна страна под названием Россия с ее многовековой славной историей.
Обращает на себя внимание тот факт, что убийство произошло в год 25-летия изгнания французов из России, и смерть Пушкин принял от руки не кого-нибудь, а от француза Дантеса. Секундантом Пушкина был Данзас, предки которого были французы. Не этим ли вызваны его странные поступки во время дуэли и после. О них мы скажем позднее. Секундантом Дантеса был секретарь французского посольства виконт д’Аршиак. Так что версию организации смертельной дуэли мы знаем только из уст участников и идейного вдохновителя злодейского преступления против России голландского посла Луи Геккерна. Пушкинскую версию дуэли мы не узнаем никогда, поскольку он был смертельно ранен, и ему оставалось жить чуть меньше двух суток.
В первой четверти XIX века произошли два судьбоносных для России событий. Блистательная победа русской армии над Наполеоном во главе с Александром I и фельдмаршалом В.И. Кутузовым и восстание декабристов 14 декабря 1825 года. Первое событие предопределило на четыре последующих десятилетия ведущую роль России во всех европейских делах: тогда Петербург именовали в международных кругах столицей Европы. При успешном исходе второго события – речь идет о восстании декабристов – страна могла погибнуть. Выражаясь современным языком – оно обнулило бы результаты славной виктории над Наполеоном.
Декабристы, оказавшись во власти, вряд ли удержали государство в своих руках. На момент свержения царя они были едины в своих политических помыслах: покончить с царским режимом вплоть до убийства императора и членов его семьи, но идеологически по своим взглядам вожди декабристов были совершенно разные. С учетом радикализма предлагаемых ими преобразований государственных устоев (отправить в отставку «всех без изъятия нижних чинов, прослуживших 15 лет, высшую власть передать временной диктатуре («правлению») в составе 4-5 человек, создать «внутреннюю народную стражу» вместо полиции, образовать суды присяжных и распустить постоянную армию) – все закончилось бы распадом Российской империи. Исчезновение России с политической карты мира было бы, прежде всего, на радость французским политикам. В их глазах это выглядело бы как расплата России за перенесенное ими унижение, связанное с победой русского оружия над французским.
К сожалению, такой сценарий развития событий в ходе радикальной ломки государственных уз России по большому счету многими представителями дореволюционной общественности и выходцами из аристократических семей до конца недопонимался, либо кто-то из них искренне желал исчезновения России с политической карты мира. Между прочим, великий русский писатель Ф.М. Достоевский подобную позицию некоторых представителей российского общества отобразил в романе «Братья Карамазовы». Герой романа Смердяков искренне сожалел, что культурные французы под началом Наполеона не победили варварскую Россию. Современные либералы в лице Михаила Ходорковского открыто заявляют о том, пока Россия такая большая, в ней демократии не будет.
Глумление над высшими государственными чиновниками и символами царской власти в дореволюционной России широко поддерживалось русской демократической общественностью и продолжалось вплоть до Февральской буржуазной революции 1917 года. Декабристы и в глазах советских людей также воспринимались как рыцари чести, мученики мстительного и жестокого императора Николая I. Апогеем возвеличивания декабристов в виде благородных мужей, невинно поплатившихся своей жизнью и карьерой, явился художественный фильм Владимира Мотыля «Звезда пленительного счастья», созданный к 150-летию восстания декабристов.
Истинное осознание российским обществом негативных последствий любых, независимо от политической окраски, радикальных сломов государственного аппарата, в том числе и в результате действий декабристов, пришло в конце 90-х годов ХХ столетия. Тогда в ходе спонтанных действий либеральных демократов, пришедших к власти на волне антикоммунистической истерии, распался Советский Союз в декабре 1991 года, и на грани ликвидации оказалась Россия. Многим стало ясно, что революционная ломка государственных устоев, особенно в стране многонациональной и многоконфессиональной, под руководством любой политической силы грозит, как правило, гибелью самого государства, а жизнь его граждан, по известному выражению выдающегося русского философа Николая Бердяева, превращается в ад. При отсутствии государства в обществе законы и общественная мораль не действуют. Регуляторами общественных отношений становятся «человек с ружьем» и революционная целесообразность.
В конце первой четверти ХIХ века значимость государственных ценностей для нормального функционирования русского общества наиболее четко осознавали в основном два великих человека: Николай I, в силу долга пребывания на высшем посту во власти, и Пушкин, который после пребывания в ссылке в Михайловском многое в своих взглядах переоценил, встав на позицию поэта-государственника. Во время знаменитой встречи царя Николая I и Пушкина в Чудовом монастыре на территории Московского Кремля (8 сентября 1826 года) они сошлись в оценке последствий вооруженного восстания декабристов. Сам храм, свидетель многих событий в русской истории (отсюда бежал восвояси Гришка Отрепьев, здесь принял мученическую смерть патриарх Гермоген за русскую веру во время оккупации Кремля поляками в 1612 году, в этом монастыре размещался штаб Наполеона в 1812 году) располагал к продолжительной и очень откровенной беседе Царя и Поэта. Царь понял, что либеральные взгляды Пушкина – это дань молодости и больше ничего. Беседуя с царем, Пушкин согласился с мнением Николая I, что Россия, где имеет место разнородность государственных элементов и масштабность территории и присутствует «темнота народная и дворянская», не может существовать вне самодержавной власти.
Обращаем внимание, что за период тридцатилетнего правления Николай I всего один раз прибег к такому суровому способу поддержания самодержавия, как казни. Если Петр I и Екатерина II казнили тысячи людей, то при Николае I по политическим мотивам было подвергнуто казни всего пять человек из числа декабристов. Оценка его деятельности, как кровавого правителя Николая Палкина, на совести либеральных публицистов и писателей (в первую очередь, Герцена и, как не парадоксально, Льва Толстого) того времени.
По окончании встречи Пушкин дал слово Николаю I достойно служить Отечеству и протянул ему руку дружбы. Царь со своей стороны обещал помогать ему во всех творческих деяниях. Так они оказались вместе по одну сторону баррикад во имя России против всех ее недругов. Вплоть до трагической дуэли они были верны друг другу. Поэт публично восхищался действиями царя во время холерной эпидемии в Москве в 1830 году. В его поведении он увидел соединение смелости и человеколюбия. Открыто выступил на стороне Николая I в его решительных действиях в связи с подавлением польского восстания 1831-1832 гг., написав знаменитое стихотворение «Клеветникам России». В его стихах 30-х годов ХIХ века, в письмах к близким и обращениях к царю часто содержалось негодование по поводу неблагодарности Европы по отношению к России, которая своей кровью искупила «Европы вольность, честь и мир» («Клеветникам России»). Он всё настойчивей стал касаться темы русофобии. В начале ХIХ века в Европе, в частности, было впервые издано якобы добытое Шевалье д'Эоном, секретарем французского посольства в России в 60-х годах ХVIII столетия, из русских архивов поддельное «Завещание Петра Великого», согласно которому Россия должна завоевать Европу и Азию.
Пушкин желал дать отпор этой волне: публиковать контрматериалы. Известна черновая записка Пушкина к А.Х. Бенкендорфу, датированная концом июля 1831 года. В ней поэт предлагал использовать русские литературно-политические журналы для, как бы сейчас сказали, информационной борьбы с клеветой западных газет. «Ныне, когда справедливое негодование и старая народная вражда, долго растравляемая завистью, соединила всех нас против польских мятежников, озлобленная Европа нападает покамест на Россию, не оружием, но ежедневной, бешеной клеветою. Конституционные правительства хотят мира, а молодые поколения, волнуемые журналами, требуют войны... Пускай позволят нам, русским писателям, отражать бесстыдные и невежественные нападения иностранных газет. Правительству легко будет извлечь из них всевозможную пользу, когда Бог даст мир и государю досуг будет заняться устройством успокоенного государства, ибо Россия крепко надеется на царя; и истинные друзья Отечества желают ему царствования долголетнего».
Насколько актуально предложение Пушкина в наше время. В силу русской доверчивости к действиям коллективного Запада во главе с США и политического предательства либерал-демократов во власти с 90-х годов прошлого века, Россия фактически потеряла свою информационную безопасность. От себя добавим, если не восстановим ее, то все наши военные достижения в области новейшего высокоточного вооружения окажутся мало результативными. Как в 90-е годы СССР, обладая мощным военным потенциалом, без единого выстрела пал к ногам Запада, поскольку руками информационно одурманенных миллионов сограждан был развален как Союз, и тем самым на долгие десятилетия Россия оказалась обреченной в достижении экономического паритета с ведущими державами мира.
Скомпрометировавшая себя идеология масонства, которой увлекались большинство российских вольнодумцев с конца ХVIII века (Радищев, Новиков и др.) до 20-30-х годов ХIХ века (лидеры декабристского движения, близкие друзья из окружения Пушкина – Василий Жуковский, Пётр Вяземский, братья Тургеневы и др.), уступает место поискам национальной идеи. И главным инициатором ее выработки становится Александр Сергеевич Пушкин. Известный исследователь быта императорского двора Г.Чулков утверждал: «В салоне М.Д. Нессельроде … не допускали мысли о праве на самостоятельную политическую роль русского народа, ненавидели Пушкина, потому что угадывали в нем национальную силу, совершенно чуждую им по духу… Независимость его суждений раздражала эту олигархическую шайку».
Царь, видя подвижничество Пушкина в утверждении идей государственности в российском обществе, не оставался в долгу перед великим поэтом. Он благословил его брак с Натальей Гончаровой, первой красавицей Петербургского светского общества. Он велел передать матери невестки, что ее будущий муж не находится под царским гневом, а под отеческим попечением. Он предоставил Пушкину возможность работать с секретными документами в государственном архиве для написания истории России. Высоко оценивая драму «Борис Годунов», распорядился выделить средства для ее напечатания. Думаю, дружба между ними им обоим стоила немалых трудностей в морально-психологическом отношении: недоброжелателей их тесных взаимоотношений было куда больше, чем сторонников. Одни искренне считали, что царь и поэт заблуждаются в оценке друг друга, подвергая себя самообману. Другие наушничали Николаю I, что поэт не отказался от своих вольтерьянских мыслей, и водит царя за нос в своих меркантильных интересах. Один из анонимных авторов писал о нем:
Я прежде вольность проповедовал,
Царей с народом звал на суд,
Но только царских щей отведал
И стал придворный лизоблюд.
Третьи договаривались до того, что великий поэт, отказавшись от своих прежних взглядов, стал платным агентом царской власти. Пушкин вынужден был ответить им, написав в 1828 году стихотворение «Друзьям».
Нет, я не льстец, когда царю
Хвалу свободную слагаю:
Я смело чувства выражаю,
Языком сердца говорю.
Его я просто полюбил,
Он бодро, честно правит нами;
Россию вдруг он оживил
Войной, надеждами, трудами.
Пушкину же наговаривали, что царь, предоставив ему низший придворный чин камер-юнкера, унизил публично его в глазах высшего света.На самом деле, этим жестом царь официально продемонстрировал, что порядок производства в чины должны соблюдать даже такие выдающиеся личности, как Пушкин. Сколько было сплетен об якобы «амурных отношениях» Натальи Николаевны с Николаем I. Все это не раз заставляло того и другого сомневаться в искренности их взаимоотношений. Тем не менее, благородное служение русскому Отечеству Николая I как Царя, а Пушкина как Поэта-государственника, не позволило врагам вбить клин в их взаимоотношения.
Барон М.А. Корф в своих мемуарах приводит рассказ Николая I: «Под конец жизни Пушкина, встречаясь часто в свете с его женою, которую я искренно любил и теперь люблю, как очень добрую женщину, я раз как-то разговорился с нею о комеражах (сплетнях), которым её красота подвергает её в обществе; я советовал ей быть, сколько можно, осторожнее и беречь свою репутацию и для самой себя, и для счастья мужа, при известной его ревности. Она, верно, рассказала это мужу, потому что, увидевшись где-то со мною, он стал меня благодарить за добрые советы его жене. – Разве ты и мог ожидать от меня другого? – спросил я. – Не только мог, – ответил он, – но, признаюсь откровенно, я и вас самих подозревал в ухаживании за моею женою. Это было за три дня до последней его дуэли».
Все же недоброжелатели политических взглядов и государственного подвижничества Пушкина сумели выбить великого поэта из жизненной колеи, используя якобы любовные отношения между его супругой Натальей Николаевной и Дантесом. Мы не исключаем самого факта, что красота этого бравого кавалергарда на какое-то время вскружила ей голову, но не настолько, чтобы иметь с ним интимную связь. Об этом она чистосердечно пишет в письме приемному отцу Дантеса барону Геккерну. «Допустим даже, что моё увлечение вашим сыном так велико, что, отуманенная им, я могла бы изменить священному долгу; но вы упустили из вида одно: я – мать. У меня 4 маленьких детей. Покинув их в угоду преступной страсти, я стала бы в собственных глазах самой презренной из женщин. Между нами всё сказано, и я требую, чтобы вы оставили меня в покое». Тем не менее, с какой-то маниакальной страстью, на первый взгляд, несколько не понятной, отец и сын Геккерны преследуют семью Пушкиных.
Все встает на свои места, если рассматривать проблему отца и сына Геккернов и семьи Пушкиных в политическом ракурсе. Вероятнее всего у Пушкина, проницательно по-государственному мыслящего, появились веские доказательства в отношении того, что посол Нидерландов в России занимается деятельностью, противоречащей интересам России, как шпион, причем в пользу другой страны – Франции. Подобное видение позволило Пушкину понять истинный смысл усыновления Луи Геккерном Дантеса, состоявшего на службе царской армии, к тому же имевшего доступ к царскому двору. В свою очередь Луи Геккерн, видимо, понял, что Пушкин уловил его истинную его роль в Петербурге и, боясь разоблачения, он стал использовать приемного сына не только как информатора, но и как орудие масштабной дискредитации Пушкина в петербургском обществе.
Вот почему даже после того, когда Дантес, чтобы обелить себя в глазах светского общества, доказывая, что Пушкин из слепой ревности незаслуженно преследует его, женится, кстати, по настоянию Луи Геккерна, на родной сестре его супруги – Екатерине, и продолжит распространять в духе «казарменных каламбуров» по адресу Пушкина и его семьи всевозможные сплетни. Для примера одна из непристойных шуток: «Теперь я знаю, что у вас тело красивее, чем у моей жены». Для услышавших эту фразу было ясно: Дантес добился взаимности от Натальи Пушкиной. За Дантесом и Натальей Николаевной постоянно наблюдали сотни любопытных глаз и ушей. Отец Геккерн при очередной встрече на балу с Натальей Николаевной спросил её, когда же она, наконец, освободится от своего мужа. Видимо, отец и сын Геккерны, как тонкие психологи играя на человеческих слабостях Пушкина и Натальи Николаевны, жестоко разыгрывали их.
Считаем, вряд ли семейная пара Геккернов так нагло и беспринципно вела бы себя, если бы не имела моральной поддержки в петербургских кругах. Для одних из светского общества это очередной сериал, который ими с удовольствием смотрелся, для других – руками Геккернов свести счеты с великим поэтом.
Великий поэт, по мнению современников, был по натуре вспыльчивым и задиристым, а Наталья Николаевна, вполне из самых чистых помыслов, постоянно сообщала о домогательствах со стороны Дантеса и его приемного отца. Это, конечно, не могло оставлять Пушкина равнодушным. Окончательно, в прямом смысле, он был психологически взбешен, когда его супруга пересказала содержание совета Геккерна: бросить своего мужа. Его настолько возмутила циничная выходка голландского посланника, что он совсем потерял самообладание, и в самых оскорбительных тонах написал ему письмо, рассчитывая на дуэль с ним или Дантесом.
В тот же день Луи Геккерен через секретаря французского посольства виконта д’Аршиака в письме объявил Пушкину, что от его имени Дантес делает ему вызов. Видный французский пушкинист Анри Труайя в научном труде «Пушкин и Гончарова» пишет: «Договорившись с Дантесом о его участии в дуэли, Геккерн все ставил на эту последнюю карту! Дантес убьет Пушкина, и этот ненавистный бумагомаратель унесет с собой в могилу всю свою ненависть, все свои разоблачения».
Пушкин, потеряв голову, без обсуждения подписал весьма жёсткие условия дуэли, составленные письменно виконтом д’Аршиаком. Предстоящая дуэль не оставляли шанса уцелеть кому-то из противников: дуэлянты становились на расстоянии двадцати шагов друг от друга, барьер составлял десять шагов. Именно на это и рассчитывал организатор дуэли барон Геккерн. Есть предположение, что под сюртуком Дантеса была кольчужка или кираса, которые в случае прямого попадания пули гарантировали тому жизнь. Суждение о том, что Дантеса спасла пуговица, в которую попала пуля, никто из представителей правоохранительных органов в глаза не видел как вещественное доказательство. Выглядит странным, что Данзас как секундант не удосужился проверить, во что был одет оппонент Пушкина. Пушкинист Янина Левкович подвергает сомнению данное предположение. «Участник поединка не мог рисковать своим положением в обществе, используя средства защиты, любая случайность (например, лёгкое ранение) привела бы к открытию уловки, и обманщик бесповоротно становился отверженным».
Думается, для тех, кто решился на такой коварный шаг, быть отверженным в обществе не имело значения. Не случайно, по рассказу внука Дантеса, Луи Метмана, его дед на склоне лет говорил: «был вполне доволен своей судьбой <…> что только благодаря вынужденному из-за дуэли отъезду из России он обязан своей блестящей политической карьере во Франции». На дуэли отсутствовал врач, у секундантов не было с собой никаких медикаментов, а раненого Пушкина повезли не в госпиталь, где могли бы ему оказать срочно медицинскую помощь, а домой. Потом Данзас в течение нескольких часов искал врачей, чтобы тяжело раненому была оказана квалифицированная помощь. Вся эта нелепость в поведении боевого офицера, который не раз на передовой сталкивался с такими случаями, подозрительна и стоила Пушкину потерей нескольких литров крови.
Оказавшись на смертном одре и приводя в порядок свои дела, Пушкин пишет записку Николаю I с просьбой о прощении за нарушение царского запрета на дуэли. «Жду царского слова, чтобы умереть спокойно». Царю и его сыну, будущему наследнику царского престола под именем Александра II, желает долгого и славного царствования во «имя процветания России». Николай I пишет в ответ: «Если Бог не велит нам свидеться на здешнем свете, посылаю тебе мое прощение и мой последний совет умереть христианином. О жене и детях не беспокойся, я беру их на свои руки». Поэт был еще жив, когда Жуковский сообщил ему, что Николай I из лучших побуждений позаботится о его семье и все ее материальные заботы примет на себя. Надо отметить, что Николай I обратился к Бенкендорфу с просьбой предотвратить дуэль, направив на место поединка несколько жандармов. Французский пушкинист Анри Труайя отмечает, что накануне дуэли к Бенкендорфу зашел Луи Геккерн вместе с графом Уваровым и княгиней Белосельской. В их присутствии голландский посол убедил Бенкендорфа не противодействовать дуэли, а для приличия послать жандармов в другое место. Французский исследователь жизнедеятельности Пушкина также обращает внимание, что пока Николай I не выразил официально (это произошло после похорон Пушкина) своего гнева в отношении убийцы и его приемного отца, многие из Петербургского общества и высшей власти благодарили их за избавление России от неисправимого и вздорного поэта. Именно это отношение светского общества к мученической смерти Пушкина крайне возмутило юного корнета Михаила Лермонтова, и в стихотворных строчках «На смерть поэта» он огласил анафему высшему обществу.
В адрес убийцы Пушкина император Николай I распорядился: «Быть по сему, но рядового Геккерна, как не русского подданного, выслать с жандармом заграницу, отобрав офицерские патенты». После отъезда из России Дантес жил вместе с женой в Сульсе в доме родного отца до 1842 года, ни в чем себя не проявляя. Затем, когда все поуспокоилось вокруг Дантеса, началась его блестящая политическая карьера: аккредитация при венском императорском дворе, член Генерального совета департамента Верхний Рейн, депутат Учредительного собрания Франции, наконец, пожизненный сенатор с окладом 30 тыс. франков в год.
Однако рок все-таки отомстил ему за смерть выдающегося русского поэта. Третья дочь Дантесов, Леони, была, по словам её брата, «до мозга костей русской». Она самостоятельно выучила русский язык так, что «говорила и писала по-русски получше многих русских». Леони любила Россию и Пушкина, знала наизусть множество его произведений, держала в своей комнате его портрет. Она утверждала, поняв истинные мотивы случившегося и как проходила дуэль, что поединок был проведен не по законам чести. Она обвинила отца в умышленном убийстве Пушкина.
Секунданта Константина Данзаса, ввиду беспорочной 19-тилетней службы и как имевшего ранения в боях и получившего высокие награды, суд окончательно решил выдержать под арестом в крепости на гауптвахте два месяца, а после того «обратить по-прежнему на службу». Позднее он ушел в отставку в звании генерал-майора.
Виконт Д’Аршиак сразу после дуэли был срочно был отправлен своим послом из России в Париж, якобы с депешей, и таким образом счастливо избежал ареста и суда.После роковой дуэли 1837 года Геккерн вынужден был покинуть Россию и на пять лет исчез с поля зрения, чтобы о его зловещей роли в убийстве Пушкина подзабыли. С июня 1842 года до октября 1875 года он был полномочным представителем при императорском дворе в Вене, старшиной дипломатического корпуса в австрийской столице. За дипломатические заслуги Геккерн был награждён рядом государственных орденов, а в 1872 году был удостоен почётного пожизненного звания государственного министра.
В 1812 году тринадцатилетний лицеист Александр, глядя, как уходят русские полки сражаться за Родину, мечтал быть в их рядах. Он погиб от пули, выпущенной французом по наущению Луи Геккерна, того, кого благословил Наполеон, присвоив титул барона за верную службу Французской империи. Похоронили Пушкина там, где он хотел быть похороненным, в Святогорском Свято-Успенском монастыре рядом с могилой матери.
г. Ярославль
Пушкин, его наследие и величие, на века прославляют Россию, делают ее Святой и Великой! Читая о случившейся трагедии , всегда с горечью понимаешь и представляешь, сколько он мог еще генальных шедевров создать! Спасибо Вам Владимир Ильич за уникальное исследование последнего рубежа жизни гения.
Владимир Ильич, спасибо за память о нашем Великом!