Анатолий ПОДОЛЬСКИЙ. СИНДРОМ КИССИНДЖЕРА. Рассказ

 

Анатолий ПОДОЛЬСКИЙ

СИНДРОМ КИССИНДЖЕРА

Рассказ

 

С годами время ускоряет свой ход. Это известная истина и с ней Анатолий Аркадьевич не мог спорить. Он перешагнул тот возрастной рубеж, после которого хватает мудрости жить своей жизнью, принимая её и своё окружение такими, какими они есть на самом деле. Анатолий Аркадьевич Никольский был известным в городе и области писателем, его произведения печатали не только местные издания, но и толстые литературные журналы, издаваемые в Москве. Писатель совмещал своё творчество с работой в двух театрах в качестве литературного консультанта и вел радиопередачу на местном канале. Ему было за пятьдесят, но он был подтянут, хорошо одет, а потому всё еще нравился молодым женщинам. Последнее обстоятельство его, казалось, не трогало. У него была бурная молодость со множеством романов и приключений, но женившись, он стал хорошим семьянином и примерным отцом.

Друзья и приятели Анатолия Аркадьевича иногда мягко иронизировали по этому поводу, а один из них Борис Васильев, с которым Никольский дружил еще в студенческие годы, высказался и вовсе определенно:

– Наступит время, клюнет похоть в темя.

Жена Никольского – Анна Леонидовна, преподавала в колледже и дополнительно занималась репетиторством. Согласно распространенному мнению, что противоположности притягиваются, при разных характерах и привычках мужа и жены у них на удивление была крепкая семья. Аня, как называл жену Анатолий Аркадьевич, была воплощением семейной заботливости. Даже когда дети у них были еще маленькие, она находила возможность заботиться не только о них, но не забывала уделять внимание и любимому мужу. При этом иногда она была излишне категорична и обидчива. А эти качества легко переходили в противостояние, что в свою очередь приводило к ссорам.

Однако в силу личного душевного притяжения, которое людям даётся как дар, эта пара с самого начала была гармоничной, что позволило ей пережить все жизненные невзгоды. Дети выросли и покинули родительский дом, то бишь, уютную трёхкомнатную квартиру в городском спальном квартале. Анну Леонидовну назначили заместителем директора колледжа по учебной части. У нее стало больше работы, и от репетиторства пришлось отказаться. Анатолию Аркадьевичу тоже предлагали различные должности – от главного редактора журнала до начальника отдела в департаменте культуры, но он предпочёл остаться «свободным художником», объяснив это тем, что на своей карьерной лестнице он успел побывать на руководящих должностях и теперь хочет посвятить свою жизнь творчеству. Писатели – народ особенный, не всегда руководствуются обычной логикой и смыслом, а потому семья и близкие знакомые приняли выбор Никольского с пониманием.

Анатолий Аркадьевич чувствовал, что начинается очередной подъем его творческого вдохновения. Такие периоды уже бывали в его жизни. Это когда просыпаешься утром и знаешь, что будешь работать над рассказом не потому, что надо закончить начатое, а потому, что хочешь быть внутри этого созидательного процесса и вместе с героями переживать и действовать.

Только в этот раз всё было так же, и одновременно по-другому. Анатолий Аркадьевич с какой-то иронией понимал, что если раньше его герои послушно действовали согласно заданной первоначальной идее, то сейчас они необъяснимым способом отступали от его замыслов и приводили рассказ к совершенно другому финалу. Отдельные эпизоды были, как и раньше, в его власти, но целиком рассказ мог совершенно изменить развитие и заканчивался не так, как задумал автор, а как захотели персонажи произведения.

Никольский шутливо жаловался Ане:

– Представляешь, герои моих произведений начинают жить своей жизнью. Мне кажется, я не всегда могу управлять ими.

Анна Леонидовна, улыбаясь, советовала:

– Пусть живут, как хотят. Лишь бы они не вмешивались в нашу жизнь. Ты их в гости к нам не приглашай. Вдруг им у нас понравится, а мы привыкли вдвоём жить. И журналистам, когда интервью даёшь, об этом не распространяйся. Могут неправильно понять.

В этот благоприятный для писателя период Анатолий Аркадьевич приступил к работе над повестью, которая называлась «У черты». Сюжет родился сам собой. За основу повести был взят жизненный путь автора с добавлением эпизодов, происходивших с его друзьями и коллегами.

Не все посвященные одобрили это начинание. Борис Васильев со свойственной ему иронией убеждал Никольского, что рано ему писать произведения, основанные на его жизни.

– Ты же еще не полностью раскрылся как писатель. И в жизни твоей, возможно, всё самое интересное еще впереди. Ты как повесть заканчивать собираешься? То, что было, изложишь литературным слогом, а дальше? Может, не будешь торопиться. Жизнь твоя – не девка на выданье, от прожитых лет не перезреет.

Но Никольский уже был весь в работе. Буквально за два месяца были написаны первые три главы повести, в которых в легком романтическом стиле были представлены главные герои и второстепенные персонажи с их приключениями и переживаниями. С юношеских лет до нынешних дней автор рассказал о себе, обществе и времени, в котором жил. Но книгу в таком виде заканчивать не хотелось. Да и невозможно это было, герои хотели жить дальше и писатель, поддавшись соблазну нарисовать их картину будущего, продолжил повествование.

Книга получилась живой и динамичной. Она была быстро издана и размещена в интернете, где автор с удовольствием читал отзывы о своей повести в восхитительных тонах. Анатолий Аркадьевич принимал поздравления и раздавал интервью представителям местных медиа. И только Борис Васильев с присущим ему нигилизмом подсыпал деготь в бочку мёда:

– Ты знаешь, я много лет работал в ГАИ и ГИБДД, в том числе руководителем этого областного ведомства. Могу тебе на основании безжалостной статистики сказать, что самые страшные аварии случаются не потому, что машина движется с большой скоростью, а чаще всего потому, что она, двигаясь на подъем, где обзор очень ограничен, вдруг пошла на обгон, то есть выехала на встречку.

– Причем здесь это? Я писатель, а не автогонщик.

– Ты сейчас на подъёме. Успех, тщеславие, известность. Но ты обгоняешь время. Время обгонять нельзя. Надо жить в своём времени. Есть такая поговорка: «Если время обгонять, демоны погонят вспять». Ведь ты же не фантастику пишешь, а прозу жизни.

– Повесть уже написана и издана, ничего изменить нельзя. Хватит чернуху вещать. Ты мне друг, но всё имеет свои границы.

И снова всё шло своим чередом. Но сначала незаметно, а затем и явно жизнь Анатолия Аркадьевича стала меняться. Она стала насыщенней, у него появились новые знакомства, как в своём городе, так и в столице. Теперь его приглашали не только на встречи с читателями и студентами вузов, но и на различные официальные мероприятия, иногда с участием губернатора. Возможно, это было связано с тем, что теперь писатель Никольский был членом общественной палаты региона, а может по каким-то другим причинам.

Однажды в одной тёплой компании его представили симпатичной молодой женщине.

– Марина Эдуардовна, – назвалась она при знакомстве.

Они разговорились. Оказалось, Марина Эдуардовна балетмейстер по образованию, работает в музыкальном театре.

С этого дня жизнь Анатолия Аркадьевича пошла совсем по другому руслу. Казалось, он вернулся в далёкую юность, где испытал первую влюблённость.

Марине Эдуардовне было чуть меньше сорока, но она была настолько утонченной внешне и внутренне, что казалось – это не женщина с определенным жизненным опытом, а молодая девушка-тростинка интеллигентного воспитания. Её внешность полностью соответствовала балетному искусству, более того, сама её фигура, лицо, глаза были словно произведение искусства, настолько утончённы и выразительны они были. Волнистые светлые волосы придавали её лицу некую расслабленность и нежность, и Никольскому показалось – ей нужна опора и защита. Правда, от кого следует защищать это милое создание, Анатолий Аркадьевич не знал. Но чувствовал, что ему просто необходимо быть в музыкальном театре каждый день, встречая Марину Эдуардовну после репетиций, которые она проводила с артистами балета.

Им не надо было искать темы для разговора, но что удивительно, они вели не только интеллектуальные беседы, а могли разговаривать о всяких пустяках и неурядицах, причем иногда даже перебивая друг друга. У Маришки, как называл её Анатолий Аркадьевич, когда они были наедине, была отдельная двухкомнатная квартира, и они наслаждались друг другом, не замечая не только времени, но и забывая о каких-либо других делах и заботах. Их идиллия с каждым днем расцветала красками, взаимным чувством и радостью встреч, без которых они уже не могли представить свою жизнь. Но одновременно с развитием отношений с Мариной Эдуардовной Анатолий начал испытывать грусть и тревогу. И понять происходившее с ним сам не мог, а может просто боялся признавать очевидные факты.

Он жил со странным ощущением, что, несмотря на яркие взаимные чувства к Марине Эдуардовне, он не перестал любить свою жену и задавался вопросом: «Разве можно любить двоих сразу?». Понимая, что рано или поздно о его связи с другой женщиной будет известно жене, он всеми фибрами души отвергал это и не мог с этим смириться, потому что искренне не хотел принести Анне Леонидовне какое-либо страдание. Мысль, что в конце концов надо будет делать выбор между двумя любимыми женщинами, претила ему, он её тоже отторгал. Кого бы он ни выбрал, другой будет больно, он это прекрасно осознавал. Жена и семья для него – святое. Но оставить Марину Эдуардовну он тоже не мог. Всё это смешивалось с пониманием, что его жизнь проходит в последнее время по сценарию, который он сам изложил в повести «У черты». Только у реального Никольского всё это не придумано, а происходит на самом деле. Получается не «У черты», а «За чертой». Наконец, он решился откровенно поговорить об этом со своим старым другом Борисом Васильевым.

Никольский пригласил Бориса в кафе и когда они расположились за столиком VIP-зала (чтобы никто не мешал общению), начал непростой разговор:

– Только давай, без этих твоих приколов-подколов. Мне надо с тобой поделиться.

– Новые впечатления от великолепия нахлынувшего романа?

– Подожди, Борис. Кроме тебя я ни с кем не могу об этом поговорить.

– Почему?

– Могут предположить, что у меня крыша поехала.

– У тебя её и так снесло с этой балериной.

– Она балетмейстер, а не балерина. Но выслушай сначала.

– Ну, если ты меня определил духовником и хочешь исповедоваться, действуй. Только, учти, я грехи отпустить не могу. Не уполномочен.

– В последнее время мне казалось, что у меня всё замечательно. Движение, динамика, кураж. Только начал я замечать, что многие события, которые со мной происходят, описаны в повести «У черты». Ты же читал книгу. Помнишь, я описывал поездку в Европу и приключения с одной парижанкой. Так вот, всё произошло именно так и на самом деле. Даже некоторые детали совпали. В книге я описал, как мой герой и парижанка провели двое суток в доме у моря, причём крыша в спальне была стеклянная и через неё видны были звезды на небе, а через окна можно смотреть на море. Всё так и было со мной и настоящей парижанкой, не выдуманной.

Потом, я тебя приглашал на презентацию моей книги в доме литераторов в столице – ты, правда, не поехал, – но там тоже всё происходило так, как описано в повести. И самое главное – Марина Эдуардовна. В повести об этом романе подробно изложено, хотя, конечно, там имена у героев другие. И она в повести – не балетмейстер, а искусствовед художественной галереи. Остальное во многом совпадает. Получается, я живу по конспекту моей книги и совершаю всё то, или почти всё, что в повести совершает основной персонаж.

– Что тебя не устраивает? Ты, похоже, сам этого хотел?

– Мне страшно. Там по книге, моя жена, то есть жена героя повести флиртует с одним мужчиной, затем у них роман. Развода герои книги избежали, но чего это стоило? Там такие разломы дальше идут.

– Из меня психолог неважный. Но понял я одно – если ты сейчас во всём этом не разберешься, тебе понадобится, чуть позднее, психиатр.

– Что мне делать?

– Одному не справиться. И психологи нынешние могут не понять. Надо ехать к старцу.

– Ты серьёзно? Он что, в пещере живёт?

– Старец Никодим живёт не в пещере, но не близко. Если с утра выехать – к обеду будем у него. Придётся там ночевать. Получается, за два дня управимся. Я сам тебя к нему отвезу.

– Так сразу и ехать?

– Если хочешь разобраться, тянуть нельзя.

Через два дня друзья отправились в путь. Они благополучно преодолели около пятисот километров по трассе, затем три десятка километров ехали по местной асфальтовой дороге до деревни, что была ближайшей от дома старца, дальше дорога была грунтовая, кое-где вымощенная булыжником.

– Если лесная дорога в порядке, значит, к Никодиму люди приезжают, – заметил Никольский.

– Ну да, у русских людей почитание святых и старцев принято на генетическом уровне. Когда припрёт, то народ не всегда к докторам идёт, а направляется в церковь, к старцам или к колдунам и гадалкам.

Домик старца не выглядел обветшалым: крыша из профнастила, добротные окна с наличниками. Рядом колодец, теплицы и грядки. Заборов и оград не было. Друзей удивило, что у самой крыши была расположена спутниковая телевизионная тарелка. Значит, старец с цивилизацией дружит. Дверь в жилище была не заперта. Гости, как и положено, постучали и, получив разрешение, вошли.

Никодим был преклонных лет, выглядел он, как и положено старцу: был в длинной белой рубахе и с бородой. Взгляд хозяина дома был открытым и добрым.

– Я ведь не предсказатель, а обычный отшельник. Если хочешь чтобы помог, нужно тебе рассказать всё без утайки. С самого детства и до сегодняшнего дня, – сказал Никодим, когда гости поздоровались и представились, а Анатолий Аркадьевич сказал, что приехал за помощью. – Друг твой пусть в доме отдыхает, а мы с тобой на речку пойдём, там и поговорим.

По извилистой тропинке они прошли к берегу небольшой реки, который был словно укутан густым кустарником и невысокими деревьями. Стволы деревьев выглядели причудливыми: они были искривлены, с наклоном, а некоторые даже переплелись друг с другом. Среди них на открытой лужайке стояла широкая деревянная скамья, на которой и расположились мужчины.

– Когда есть свободное время, прихожу сюда, – начал разговор старец Никодим. – Здесь душа человеческая в гармонии не только с природой, но и с собственным телом и мыслями. Вот ты удивляешься, что у меня в доме телевизор, холодильник и прочие предметы для современной жизни. Так ведь сами по себе элементы цивилизации нужны и полезны. Люди всегда хотели жить лучше, комфортнее, забывая часто о душе и святости. Я тоже не старцем известным родился. Испытал земные радости и потери. В научно-исследовательском институте работал, кандидат наук. Только так жизнь повернула, что понял, не только близких теряю, а самого себя в первую очередь. Здесь, вдали от людей, с годами и верой успокоился, дух свой очистил, но возвращаться в общество не стал. Почувствовал, что могу другим людям помогать, и теперь люди сами идут и едут ко мне. В этом есть моё предназначение. Получается, исцелив себя, могу исцелять других.

Никодим говорил неторопливо, а гость его внимательно слушал и словно проникался благодатью окружающей природы, святостью старца и его простым словам. А потому, когда пришло время рассказывать ему о своей жизни, то приводил не просто факты, но и делился своими сомнениями и переживаниями.

Анатолий Аркадьевич долго рассказывал о своём жизненном пути, но старец его ни разу не перебил и не задавал вопросов. Под влиянием естественного обаяния Никодима Никольский поведал ему все свои сомнения и страхи. Он закончил свой монолог словами:

– Мне страшно не только за себя, но и за свою жену. Она ни в чём не виновата. И не подозревает, какой зигзаг может преподнести судьба.

– Страх, это чувство природное, естественное, и хорошо, что ты о нём говоришь, не скрываешь. А вот с судьбой – сложнее. Судьба – это предначертание для человека. И если по каким-либо причинам предначертание это меняется, душа человека остаётся в смятении и беспокойстве. Много лет ты жил с женой в согласии и благополучии, но внутри тебя жило тайное желание разврата и прелюбодеяния. Ты оставался порядочным человеком и верным мужем в жизни, но как только представилась возможность нарисовать будущее в своей книге, ты «опустил вожжи» и подался «во все тяжкие». Иногда сильное желание, озвученное каким-либо образом, меняет код судьбы. Это как молитва искренне верующих или обращение к святым, которые могут помочь человеку. Независимо от твоей воли, но в соответствии с твоими посылами, раскрытыми в повести, код твоей судьбы поменялся и ты живёшь согласно новому заданному алгоритму. Получается, в программу судьбы ты сам внёс изменения. Сейчас ты хочешь вернуть ту настоящую жизнь, но и нынешняя жизнь – это реальность и от неё просто так не уйти.

– Но жена для меня – святое. Терять или приносить ей страдания я не могу.

– Изменить судьбу извне – невозможно, даже если ты предполагаешь или знаешь, как будут развиваться события. Это называется синдром Киссинджера. Был такой государственный секретарь в США. Очень влиятельная личность крупного масштаба. От него зависела не только внешняя политика Соединенных Штатов, но и других государств. Когда он отошёл от дел, к нему долгое время приезжали государственные мужи за советами. Потом он состарился (ему скоро сто лет исполнится), и теперь уже бывший великий политик мало с кем встречается из сильных мира сего. Он в силу уникального опыта и долголетия в политике обладает даром предвидения. Но если двадцать-тридцать лет назад он действительно мог что-то изменить или повлиять на текущий ход событий, так как занимал ключевые правительственные посты, то ныне он предсказать может, но реальных рычагов изменить что-либо у него нет. Получается – знает, но повлиять не может. Это твой случай, синдром Киссинджера. Согласно текста своей повести, ты знаешь, что последует дальше, но изменить это очень проблематично. Рубить с плеча здесь нельзя. Лишь усугубишь ситуацию. Нужен тонкий и неразрушающий подход. Только соединяясь с судьбой и гармонично расставляя приоритеты, можно спасти ценности не только своей души, но и отношения с близкими людьми. Однако, как это сделать конкретно – решать тебе. Даже не решать в обычном понимании слова. Должно прийти озарение, тогда у тебя будет новый код судьбы и ты спасёшь себя от нахлынувшей страсти-напасти и не принесёшь страданий жене. Помни одно – своими похождениями ты не только жену предал, но самого себя. Сможешь переформатировать себя, значит, и нить судьбы будет спокойная и надёжная.

В дом Никодим и Никольский вернулись уже вечером, поужинали и все легли спать. Утром старец провожал гостей. От денег, предложенных ему Анатолием Аркадьевичем, Никодим отказался, а вот подарки, купленные заранее по совету Бориса: муку, колбасу, масло, он принял ещё накануне.

Через несколько дней, как-то вечером Анна Леонидовна обратилась к мужу:

– Анатолий, я с воскресенья начинаю ходить на курсы бальных танцев, в группу для взрослых. Мне уже и партнёра нашли. Он раньше танцами занимался, поэтому легко научит меня.

Никольский оцепенел. По книге флирт, а затем и увлечение жены героя повести были с партнёром по танцам.

– Толя, ты меня слышишь? – спросила Анна Леонидовна.

– Да, да, конечно, – наконец промолвил тот.

Стоять или сидеть после этого известия он не мог, поэтому оделся и вышел побродить по улицам, не выбирая маршрута. В голове стучало: «Не помог старец…». А ведь он все эти дни не отходил от жены. Пылинки с неё сдувал. Сейчас делать резкие движения, типа запретить жене ходить на курсы танцев, бесполезно. Согласно повести, она всё равно с партнёром познакомится. Ладно, пусть познакомится, главное, чтобы знакомство не переросло в нечто большее. Никодим-то советовал – соединиться с судьбой и гармонично расставить приоритеты...

И здесь Анатолий Аркадьевич остановился, как вкопанный. «Вот оно озарение. Это же просто…».

Он почти бежал домой, но зайдя в квартиру, взял себя в руки. Затем подошёл к Анне Леонидовне и с улыбкой, которая полностью отвечала состоянию его души, сказал:

– Аня, откажись от партнёра. Скажи, что у тебя уже есть партнёр. Мы будем ходить на курсы вместе и станем прекрасной танцевальной парой.

– Милый, я так рада. Не думала, что ты согласишься. Мне казалось, что тебе это неинтересно.

– Интересно, ещё как интересно.

Через две недели ему позвонила Марина Эдуардовна:

– Может и правильно, что ты ушёл без объяснений. Я догадывалась, что семья для тебя важнее. Но я о другом. Уезжаю в Москву. Предложили работу в Большом театре. Не знаю как, но кажется, всё взаимосвязано. Я мечтала работать в Большом и выслала туда своё резюме. Получила приглашение. Спасибо за всё. Прощай.

Спустя полгода чета Никольских гуляла в зимнем парке, запорошенном снегом, но дорожки парка были расчищены. Анна Леонидовна держала мужа под руку и что-то рассказывала. Вдруг он неожиданно спросил:

– А помнишь, ты говорила о мужчине, которого тебе «сватали» в партнёры по танцам? Ты его видела? Он вообще танцует сейчас?

– Да, он занимается в другой группе с женщиной, с которой у них скоро свадьба. Мне подруги рассказали. Представляешь, ещё полгода тому назад они не знали друг друга, а теперь свадьба. Значит судьба.

– Синдром Киссинджера. Если соединиться с судьбой, то можно изменить даже то, что изменить нельзя.

– Ты это о чём, милый? Загадками говоришь.

– Да нет. Просто вспомнил очередной прикол Бориса. Кстати, мне нужно будет отлучиться с ним на пару дней. Хочу навестить Никодима.

– А кто этот Никодим? Ты раньше о нём не рассказывал.

– Великий человек. И мудрый, как Генри Киссинджер…