Алла БОЛЬШАКОВА. ЛИТЕРАТУРА ПРОТИВ ИДЕОЛОГИЧЕСКОГО ВАКУУМА.

 

 Алла БОЛЬШАКОВА

 ЛИТЕРАТУРА ПРОТИВ ИДЕОЛОГИЧЕСКОГО ВАКУУМА

 Размышления о книге Михаила Голубкова "Зачем нужна русская литература?"

 

 Не раз уже мною поднимался вопрос о необходимости нынешнего литературоведения обратиться к современности и сотрудничать с критикой, помогая ей своим умением не идти на поводу сиюминутных настроений или цеховых пристрастий, но соблюдать объективность, пользуясь выверенным инструментарием для литературного анализа. В качестве отрадного исключения из расхожей установки, будто современная проза и поэзия – предмет литературной критики, и в том непреодолимое отличие последней от науки о литературе, мною упоминалась кафедра истории новейшей русской литературы и современного литературного процесса филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, соединившая век нынешний и век минувший по инициативе заведующего, литературоведа, критика и писателя Михаила Голубкова. Именно о нем, уже немало создавшем на этой стезе, и пойдет речь.

 На счету у этого талантливого автора и организатора научно-образовательного процесса – уникальный учебник по русской критике, ряд книг о классиках ХХ века, начиная с Горького, Набокова, Солженицына и завершая современными прозаиками. Только что вышедшая в издательстве «Прометей» новая книга Голубкова с подзаголовком «Из записок университетского словесника» имеет полемично-завораживающее название: «Зачем нужна русская литература?». Сам автор так поясняет жанровую форму этой книги, дающую основания для живого и вольного выбора тем, затрагиваемых проблем и собственно стиля их подачи: «Частные записки, дневник, хроники литературной жизни, ведущиеся не участником, но внимательным наблюдателем литературного процесса, – вот как можно было бы определить жанровую природу этой книги».

 Вынесенный в заглавие вопрос воспринимается как приглашение читателя к серьезному разговору о сути и смысле современного литературного процесса и тех изменений, которые произошли с ним в результате цивилизационного слома. Литературный процесс всего ХХ века с продолжением в нынешнем столетии рассматривается как единое, хотя и противоречивое целое – и в этом особая актуальность новой книги. На каких же идейно-художественных «скрепах» держится это единство?

 Начинается разговор размышлениями о тех задачах, которые принято считать сверхлитературными, однако именно литературной культурой поставленными: о возрождении памяти как основы национальной идеи; о понимании сути русской цивилизации и ее ценностных ориентаций. Постепенно вырисовывается абрис читателя, к которому обращается автор: это прежде всего человек молодого поколения, оказавшегося на распутье в сложном мире, все более поглощаемом коммерцией и коммерсантами. Отсюда и роль литературы, представленной в книге рядом известных писателей ХХ-ХХI вв., по возвращению утраченных ценностей исторического прошлого. Отсюда и построение книги по хронологической приближающей: от узловых вопросов переломных 1920-30-х (Горький, Маяковский, Блок, Булгаков) к середине и концу века (Симонов, Гроссман, Бондарев, Солженицын) и, наконец, к самой жгучей современности (Поляков). В центре образа литературного столетия, создающемся в развернутом ответе на заглавный вопрос, – три концепта, организующих пространство истории ХХ в.: Революция – Война – Религия.

 Есть у автора этой книги несколько сверхзадач, особенно актуальных в наше непростое время. Во-первых, это вопрос о системе образования, все более смахивающей ныне на образованщину, все более погружающей ученика, студента в духовную пустоту. Вывод у автора един: «Если мы хотим что-то противопоставить культурному и идеологическому вакууму современности, мы должны вспомнить о единственном и уникальном в своем роде носителе социально-исторической и культурной информации – о художественной литературе. Ее уникальность состоит в личном и даже интимном обращении к каждому, кто берет в руки книгу, в возможности, открытой для каждого, ощутить себя современником Петра Первого, Кутузова, Пугачева и почувствовать, как ощущали себя в те времена Гринев, князь Андрей, Алексашка Меньшиков. Только для того, чтобы это произошло, нужно воспитать читателей, способных и желающих размышлять. Только тогда русская литература сможет оправдать перед современным и будущим поколениями факт своего исторического существования».

 Второй вопрос, неизменно актуальный в разных работах автора, – это ситуация с литературной критикой и ее задачах по ориентации читателя в книжном море. И тут Голубков не ограничивается рамками книжного формата, выходя на прямой разговор с критиками в газетном пространстве. Недавний резкий отклик его на эпатажную книжку «Проклятые критики», также вышедшую в издательстве «Прометей», содержит и наставление неопытным, но бойким работникам пера. Как отмечает автор истории критики ХХ в., «представления о задачах литературной критики резко деформировались сегодня. Критиковать – значит нещадно ругать. И назидательно поучать, как надо и как не надо писать. Высмеивать. А то и составлять разоблачительный памфлет. Иногда… писать запоздалый на полвека политический донос в органы». Сурово, но…

 Один из ключевых вопросов новой книги Голубкова: что такое современная литература? Ответ дается развернутый, с обобщающими характеристиками и конкретными образцами: «Современный литературный пейзаж представляет собой… бескрайнюю равнину, простирающуюся до самого горизонта, усеянную разнообразными литературными цветами – далеко не только цветами зла, как виделось адептам или же, наоборот, оппонентам русского постмодернизма, – дает свой диагноз автор. – Напротив, разнообразие красок невероятное, устремленность к безднам зла соседствует с традиционными для русской литературы поисками добра и красоты. Широка художественная палитра: здесь и традиционная реалистическая эстетика с поэтикой жизнеподобия, и многообразные опыты модернизма, практикующие формы условной образности, сдвиг, кривизну. Но поражает в этой картине одна ее особенность: почти полное отсутствие взаимосвязи между ее компонентами. Множественные литературные явления не складываются в систему».

 Необычностью движения нынешней литературы, очевидно, обусловлены и весьма неожиданные сочетания имен в книге Голубкова, которые сам он характеризует как «странные сближенья», уточняя: «Трудно представить более противоположные творческие индивидуальности, чем Солженицын и Поляков. И как всегда, между писателями оппозиционными друг другу как в эстетическом, так и в идеологическом планах, между ними есть и очевидная общность». Позволю себе сохранить интригу, не отвечая на закономерный вопрос, в чем именно заключается эта общность. Однако интригует и само по себе выделение из сонма нынешних писателей именно Юрия Полякова: известного прозаика и драматурга, вечно вызывающего споры вокруг своего творчества и собственно личности – от восторженного приятия до гневного отторжения. Но, наверное, так и должно быть в нашем непростом мире, исполненном самыми разными мнениями, позициями, стратами. Недаром Голубков вновь и вновь обращается к столь полемичной фигуре, уже посвятив ему весьма необычную книгу по итогам работы своего кафедрального семинара: «Юрий Поляков: текст, контекст, интертекст и другие приключения текста: ученые (и не очень) записки одного семинара» (М.: АСТ, 2020), сейчас вошедшую в шорт-лист Абрамовской премии по номинации «Литературная критика». Интересно, что эта содержательная книга объединяет не только литературно-критические размышления собственно автора, но и мнения других участников кафедрального семинара по современной литературе, по отношению к текстам которых Голубков, его многолетний руководитель, выступает составителем.

 Отрадно и применение в обеих книгах Голубкова новейшей методологии современного литературоведения и критики, увы, во многом исчезнувшей из обихода иных нынешних критиков, пишущих не аналитические работы, но забавные и несерьезные карикатуры, очернительные пасквили и прочие тексты, выдающие махровый непрофессионализм и оголтелую разнузданность пера взамен выверенного анализа текста с опорой на лучшие достижения отечественной и мировой мысли. 

 Анализируя в новой книге стиль и направленность творческого движения Полякова на протяжении десятилетий, Голубков делает вывод, что, несмотря на бытующие мнения, этот писатель «никогда не оказывается лишь сатириком, хотя сатира его остра, а образы, на которые направлен его смех, всегда узнаваемы. За внешним сатирическим планом всегда скрывается нечто большее: в конце концов, пройдет еще несколько лет, и мало кто из читателей сможет узнать, кто такой автор программы перехода к рынку “Девять с половиной недель” или же знаменитый психотерапевт, два раза в неделю дававший установки всей стране и залезавший с экрана телевизора своим целительным взглядом в самое народное нутро…

 Но помимо конкретно-исторического аспекта проблематики в этих произведениях есть еще и общечеловеческий, значимый на все времена. Он формируется двумя темами, проходящими в том или ином осмыслении через все творчество Полякова: это тема любви и тема творчества». Мне как автору книги «Феноменология литературного письма: о прозе Юрия Полякова» близок пафос этих строк!

 «Терпеливый читатель, добравшись до конца книги, понял, конечно же, что писалась она не в одночасье и отражает круг тех вопросов, которые интересовали ее автора на протяжении последних лет. Она включает в себя те мысли и те суждения, которые вызревали и отстаивались долго». Этим резюме, завершающим новую книгу о том, зачем теперь нужна русская литература, и мне хотелось бы закончить сии краткие размышления, которые, надеюсь, сориентируют любителей отечественной словесности в бурном книжном море…