Екатерина БЛЫНСКАЯ. КТО ШЛЁПАЕТ ТАМ ПО СПОКОЙНОЙ ВОДЕ… Поэзия

 

Екатерина БЛЫНСКАЯ

КТО ШЛЁПАЕТ ТАМ ПО СПОКОЙНОЙ ВОДЕ…

 

* * *

Когда-нибудь потом, когда тебя не будет,
Когда отмоют кровь, когда осядет взвесь
От залпов огневых предательских орудий,
Я посажу каштан – и Харьков будет цвесть.
Когда-нибудь потом, когда пойдет на убыль
Подонская резня и братская вражда,
Я тополь посажу, чтоб вырос Мариуполь,
Хоть он и не просил себя освобождать.
Когда уйдут одни, с удавками на выях,
Настанет мир другим без боли и вины,
Я липу посажу – и это будет Киев
Без скотских грабежей, без зарева войны.
Я выведу войну в суставах, капиллярах,
Я вынесу войну, хоть жуть сидит в душе.
Я вымолю весну без мин и байрактаров,
Но пепел из волос не выведу уже.
Когда-нибудь потом на склоне террикона
Зажгут ещё костры, наплачутся по вам.
И всех зараз простит Луганская мадонна
За боль твою, страна, разрушенная в хлам.
Ни тем и ни другим не жаль сынов распятых
Меж вечных двух костров, меж двух подгнивших вех.
Не все обречены, но все мы виноваты,
И на другом суде нас посчитают всех.

* * *
Всё на запад летит Суперджет...
Только ждешь не войны, так потравы.
Ничего не отменишь уже,
Если в моду вошли балаклавы.
Гонишь, гонишь тревогу взашей,
Но калина краснее, краснее...
И оскалился новый Кощей,
И всё шире кругом костенеет.
Он везёт корешки да вершки
На щитах соучастников верных.
И почти до отрыва башки
Уделяет внимание смертным.
Человек или просто мишень:
Не могилы в снегу, так канавы.
Никого не жалеешь уже,
Если в моду вошли балаклавы.
Проклинать, поминать не велят,
Лишь болтается в петельке узкой
Голубиная кротость Кремля
Над оболганной доблестью русской.
 

* * *
Сколько мы исчезали в тумане?
Виноват ли, кто к бездне привык?
Снег сыпучий с полудня шаманит,
Не уймется никак ни на миг.
Нас размазывало в окоёме,
Нас листвой заносило, золой...
Разве странно теперь, что вдвоём мы
Вопреки или просто назло?
И глядели внимательно, длинно
На бегущую жизни строку...
Свиристели от пьяной калины
Кувыркались в ковровом снегу.
Отмолчали своё, отсмотрели,
Обошлись без бабла, без назьма...
Ну а то, что чадим еле-еле,
Виноваты не мы, а зима...
Что январь нам придумает спьяну...
Может, оттепель скомкает снег...
В этих сумерках по барабану
Где там половец, где печенег.
Лишь бы только крутые невежды
Не сорвали б худое тряпьё,
Колупаясь в стигматах надежды
Нас прикрывшей во имя Твоё.
 

* * *
За те четыре года, что прожгли
В душе незаживающую рану
За те четыре года, что прошли,
Но помнить я о них не перестану,
Готов я отказаться от всего,
Но пусть они приходят даже тенью.
Отец не видел сына своего
Он и не слышал о моем рожденье.
Впотьмах ко мне он ночью не вставал,
Чтобы мое поправить одеялко.
Не слышал, как я жалостно орал
Покуда мать тушила «зажигалки»,
Не знал, что я был вывезен по льду,
Что бабкино наследство съелось к бесам...
И почему я сныть и лебеду
По смертный час в салат не стану резать...
Я вырос на очистках и в парше
Я вырос на блокадном бедном хлебе
Я вырос, хоть и лгали мне уже,
Что русский значит подлое отребье,
Что если всех не вытравят славян,
То станем мы скорей всего рабами.
И мой отец за это в них стрелял,
А если б не стрелял, то взял бы камень.
Я здесь кулак от голода сосал,
Он там косил немецкую пехоту.
Я здесь не верил мамкиным слезам,
А он не верил там четыре года.
И пусть мне говорят, как и всегда:
Кому теперь нужна вся эта пляска!
Четыре года жизни, как вода,
И слезною была она и вязкой.
И до сих пор я помню тот ожог,
Что мне его оставила щетина,
Когда он незаметно подошёл,
Четыре года не видавший сына.
За это время я бы мог пропасть
Так и не зная, что он есть такое...
И надо ль было им тогда за нас
Четыре года отдавать без боя.
Мы и сейчас над пропастью висим,
За то ль, что слишком много взяли веса?
А был бы жив отец, его б спросил.
И он бы мне ответил, как отрезал.

 

* * *
Пройдет среда, потом ещё среда –

Мой день астрономических везений.
Я Водолей, водица без хребта,
Не скованная холодом осенним.
Я воздух, карм смещение и пран,
Я колесо несбыточной сансары
Я не заткнусь, как грёбаный фонтан,
Ни под какие дудки и фанфары.
Я и грозу могу перекричать,
Но есть во мне умение благое
Не ждать потом, а говорить сейчас,
И говорить ненужное такое,
Которое не в уши, так в сердца...
Прибрав к рукам все ниточки сомненья,
Я лишь поток, что верен до конца
Лишь только одному сердцебиенью.
Бегу, пока открыт небесный шлюз.
И дождевой водой наполнив душу,
Я сам собою до краев нальюсь,
Но ни одной плотины не разрушу.
Скоромных дней нужду и постный штиль
Переживу, ворочая волною,
Лишь только бы поток не обнажил
Дно моего молчанье ледяное.
 

* * *
Нет больше правды на свете.
Только ха-ха и хи-хи.
Спрятавшись в туалете,
Мать сочиняет стихи.
Дети разносят квартиру,
Ими пространство полно.
А ну по кроваткам быстро!
И мама уснет под кино.
Я тут почти как по нотам:
Чо там,
            какой ещё план.
Между вторым и компотом
Мама напишет роман.
Отредактировав длинно,
Выдохнешь, снова вдохнешь –
Меж математикой сына
И тренировкой его ж.
Клятые, сраные кочки…
Скользко, а тащишь, как танк,
Сына и сына, и дочку,
Санки к себе примотав.
Русский почти на «отлично» –
Прямо и только вперёд!
С тачкою эргономичной
Мать по картошку идёт.
Папа ушел до рассвета,
И перевыполнил план –
Только получит за это
Папин начальник в карман.
Божия дудка, ну хватит…
Правда, зачем это всё.
Лезет из быта писатель.
Может ему повезёт.
 

* * *
Пока цветы ещё блестят росой –
Ничто не страшно тем, кто это видит.
Бесшумны вечера перед грозой,
И в голову идёт сплошной Овидий.
Огням дай разгореться... говорит...
А после приходи к честному пиру.
За тяжестью изношенных вериг
Влом даже в Ленту выйти из квартиры.
Ты сел там и сидишь перед компом
Пред тьютором и коучем аморфен.
И вся литература об одном,
И только Дима Быков в этом профи.
Ты трогаешь клавиатуры строй
И путаешь в ночи делит и энтер.
Ты так начитан, словно Лев Толстой,
Но и тебе в фейсбуке нужен ментор.
Одежды полный шкаф, а никуды
Не выйдешь ты из гугла и вацапа.
А ляжет сервер – шепчешь ты: кранты,
Опять там кремлеботы виноваты...
Кто в коммунарке зрит, себя скорбя,
Кто чешет репу – где добыть деньжата,
А вдруг весна придет не для тебя –
Опять же кремлеботы виноваты.
А там, где сеть святая не берет,
Конь игогочет... Господи, туда мне...
Закат пунцов, лазурен небосвод!
Отдохновенье для больной души –
Ни смм, на таргета, ни ямми...
Там девушка с атласным бровями
Под вишеньем нашла четыре джи.
 

* * *

Вянет ядерный мак Вифлеемской звезды,
И сорока на яйцах дрожит.
Небеса фиолетово-черным густы
А кругом никого, ни души.
Как вампука в столице прошло Рождество,
В ложных блестках сырые сады.
Фейерверки осыпали жаркой листвой,
Но она не заменит Звезды.
Чёрно-белый январь, да изгаженный снег.
Арматурины вяжет таджик...
Боже, сколько невидимых взгляду калек
Слышно только надсадное:  вжик...
Счастье есть: у меня пол-избы, пол-коня,
И тик-ток: чупапи-муняня...
Ну не рофлите, лайкните просто меня,
Ну расшерьте, расшерьте меня...
Тряско,  мразно, а большего ль нужно хотеть,
Если нищие торбы пусты...
Продолжает свеча на окошке гореть
Заменителем Главной Звезды.
Уж торопится город ползти и скрестись,
И пора: кому в сад, кому в суд.
Батарейка садится и прожектора
Коммунарке уснуть не дают.

* * *
Первый попался, красивый, как белый свет.
Очи лазоревы, да с бедовою головою.
Только если б сложилась любовь, да добавил нам кто совет,
Я была бы уже вдовою...
Второму досталась – пламенна и свежа,
В золоте, в соболе, в огневице...
Носился со мной, и если б не убежал,
Я была бы за ним царицей.
Третий все врал про какую-то дребедень,
Столько лет привыкала-спасала себя терпеньем...
Если б не тот огнезарный день,
Что сделал меня его тенью...
А после... река бежала, съедала свои берега,
Смылась и грязь, и кровь... И кто там в чем уличён был...
Если б ты не явился, кем стала бы я тогда –
Не мать, не жена, а жар над углем копчёным.
Не нянькать бы мне у сердца наследников горевых,
Не знать бы отраду сна, не доспавши ночек,
И жил не испытывать... одного клубка на двоих.
Выплыл ли ты б из моих строчек?..
Одно небо над нами, ветер вострит крыло,
А мы до сих пор так с кручи своей не слезли...
Если бы мы не встретились...
Такого быть не могло.
Хватит, живи без «если»...

* * *
Нет у Бога причин никаких любить нас.
То мы лепимся с краю, то ищем брода, да не найдём,
Но цветет, но цветет воровато бледной любисток
И мы тоже ещё цветём.
А когда привянем, горечи набирая
Полный стебель, чтоб не опрокинуться до морозов,
Не о том и не с теми без толку препираясь,
Каждый из нас поймет, насколько он стоеросов...
Понаблюдаешь за селфи, посмотришь корчи...
Сколько пыльцы для бабочек огнекрылых,
Не родить ли ягодку... вороний глаз, молоко волчье...
Закрывай страницу, пили лицо, подправляй творило...
Завари меня горькую в самоваре.
Реву с пелёнок,
Не дурю, а дарю, не варю, а парю.
Закрой за мною заслонку.
Придумай средство...
Взрасти моего ребенка.
Отдай за парня.
Распеленай меня, Господи, наконец-то...
 

* * *
Выплынь, сестрица, на берег, где плачут ивы,
И у стрекоз сапфировых дрожь в коленках.
Выплынь, песок зыбучий на дне тоскливом,
Я супротив волшбы слабоват маленько...
Всё у тебя не как у людей, сестрица,
И у меня характер почти овечий.
То побегу в борок, то грязцы напиться...
Много проклятых ямок – а я беспечен.
Вьётся коса твоя с речкой переплетаясь,
Берег полог и камень прибрежный тинист...
Водоросли оплетают тебя, как паюс,
В перси твои впивается рак-злочинец!
Выплынь, сестрица, горючие твои очи
Выжгут и ведьму и терем её высокий.
Вот уже острый нож для меня наточен,
Вот твое лоно речной проросло осокой...
Да, неужели, мы и падём, что агнцы,
Зла и добра нисколько не понимая...
Старые камни роса покрывает глянцем,
Блеять мне над сомкнувшимся иловаем...
 

* * *
Пригуби меня, Яуза-науза,
Чистой воды труба.
Не каким-то плыву я палтусом,
Не тону, как венок со лба.
Что-то видится-зиждется странное –
Половодьице-водопол...
Будто прокляты мы до самого –
До сосудов, до альвеол...
Так упорно и так упорото наступается нам туда ж.
Колдуница-водица, скоро ты
Заберёшь себе свою блажь.
И по скользким бокам размазывая
Безударных слогов вытьё,
Завернёшь, будто смертным наузом,
И отчаяние моё.
Пронесешь вместе с мертвым ситчиком,
Ямку выроешь у куста,
И плеснешь мне в живое личико
Из плетеного решета.
Мы с тобою регатой парусной
Не возблещем, простор чертя.
Пригуби, я сама, как Яуза,
Я твоей темноты дитя...

* * *
Ты видишь, какие простые слова
Даны нам откуда-то свыше.
На дереве ясень вздремнула сова:
В корнях просыпаются  мыши.
А стоит под прелые листья залезть...
Увы тебе, как древолазу...
Агу... и люблю... превращаются в смесь,
Кипящую смольную массу.
Но нет нам, но нет нам покоя нигде –
Услышите ли, поглядите ль?
Кто шлёпает там по спокойной воде...
Дитя ли? Старик ли? Спаситель?..