Пётр ЧАЛЫЙ 
Пётр ЧАЛЫЙ
МАРШАЛ НЕБА
К 70-летию Великой Победы
В последний августовский день 2012-го на девяностом году жизни ушёл в свой Вечный полёт знаменитый лётчик-герой Великой Отечественной, советский военачальник Александр Николаевич Ефимов.
Судьба подарила мне встречи с земляком летом 2003 года. Он после долгой разлуки навестил родные края. Здесь, в слободе Кантемировка Богучарского уезда Воронежской губернии, родился и рос, учился в школе-семилетке. Старшеклассник и курсант планерного клуба Александр Ефимов впервые взлетел в небо в соседнем городке Миллерово Ростовской области, куда переехала на жительство семья.
…Знойный июль. Гость попросил пить. В кармане чехла за спинкой автомобильного сиденья нашлась стеклянная бутылка. Откупорили. Александр Николаевич глотнул, ещё и ещё. И – неверяще вгляделся в бумажную наклейку. «Да я краше кантемировского грушёвого ситро с детства ничего не пил! Господи, неужели сберегли старый рецепт? Я внукам повезу в подарок. Пусть не сходят с ума от заморских напитков». После долго удивлялся: «Надо же, вкус тот же самый. Мне сколько снилось это ситро».
Из тогдашних бесед Ефимова с земляками из его ответов на наши вопросы родился мой «Маршал неба». В ответ на газетную публикацию мне пришла из Москвы почтовая бандероль с книгой военного лётчика «Штурмовики идут на цель», с тёплыми словами от её автора.
Уроженец воронежской Кантемировки, маршал авиации Александр Николаевич Ефимов – один из лучших «воздушных танкистов» Великой Отечественной войны. Лётчик-штурмовик совершил свой первый боевой вылет в девятнадцать лет. А уже в двадцать два года он был удостоен звания дважды Героя Советского Союза.
С виду наш земляк не богатырь. Ни исполинского роста, ни былинной косой сажени в плечах. О таких говорят: как все. В молодости Александр Николаевич, по его словам, особой статью не выделялся. Факт биографии: в морское авиационное училище сдал экзамены на «отлично», а по весовой категории не прошёл. «Посоветовали поправиться килограмма на три-четыре и возмужать».
«Обидно, досадно, – говорит Ефимов. – Но своего я всё же добился. В Ворошиловграде-Луганске приняли сначала в аэроклуб, а затем в школу военных пилотов». Там он будет учиться летать на фанерной «уточке» – знаменитом У-2, а затем в Уральске поднимет в небо новенький, окованный броней ИЛ-2 – творение конструктора Сергея Владимировича Ильюшина. Это штурмовик – «летающий танк», общепризнанно возглавляющий список самолётов второй мировой войны, «которые вложили наибольший вклад в победу» над фашизмом.
Встретив в 2003-м году своё восьмидесятилетие, Ефимов навестил малую милую родину. А ею Александр Николаевич считает Кантемировку, где родился-рос, и недальнее ростовское Миллерово, куда перебралась на жительство семья железнодорожников, там с седьмого класса Саша продолжил и завершил учёбу в средней школе.
Маршалу хотелось пройти–проехать стёжками-дорожками детства далёкого. Иван Григорьевич Алейник, глава районной администрации, сел за руль вездехода. Обязанности штурмана легли на Александра Николаевича. Мне, журналисту Воронежской областной газеты «Коммуна», посчастливилось внимательно слушать гостя, говорить с ним.
На тихой улочке близ Троицкого храма Ефимов, не скрывая удивления и радости, увидел целёхоньким старый домик. «Сменил лишь камышовую крышу. За огородами, – указал, – речка, луг. Там купались, рыбачили. На подножных кормах вырастали», – сказал и засмеялся. А однажды тут свершилось сказочное чудо, которое не просто запомнилось – определило всю будущую жизнь. На заснеженный выгон среди бела дня приземлилась на лыжах сказочная птица – самолёт. Александр Николаевич сейчас считает, что то была для пилота вынужденная посадка. Завороженная детвора вместе со взрослыми до ночи толпились у аэроплана. Его редко кому удавалось видеть в небе, а тут – хоть рукой трогай. Конечно, все сельские мальцы однозначно решили «идти в летчики». Саша со старшим сводным братом Костей с того дня играли только в «авиаторы». Желания взлететь ввысь добавил агитационный прилёт тоже неожиданного гостя – самолёта с именем газеты «Правда» на борту. Пилоты дарили газеты, листовки с рассказами о воздушном флоте,
В руки ребятне попали практические советы – как делать летающие модели самолетов. Дух захватывало, когда над лугом взлетал даже жестяной пропеллер с обычной катушки, а затем и «самолётики с мотором» из резиновых нитей. Уже в Миллерово в клубе планеристов Саше удастся и самому испытать радость полёта. Тогда точно и осознанно сказал себе: буду лётчиком!
…Дальше дорога привела нас к железнодорожному вокзалу. Вспомнилось вдруг печальное. «На работу к маме бежал и плакал, выкрикнул с порога: бабушка умерла».
Позже семья Ефимовых переселилась на жительство в квартиру просторнее при станции, «из раскрытого окна на крышу вагона можно было шагнуть». Однажды братья баловались – разбили стекло. «Испугались, что накажут нас. Сбежали из дому. К вечеру дошли пешком в большое село – Марковку. Остановились у хороших знакомых. Ночью нас разыскали родители».
Александр Николаевич попросил проехать хоть немного тем бывшим просёлком. В Марковку ведь нынче попасть сложно, она теперь заграничная – на Украине.
Остановились на степном всхолмье, откуда открывается полевой простор во все концы света. Ефимов молча всматривался в открывшиеся дали, как будто пытался угадать, где же пролегал только ему знакомый шлях. Смотрел отрешённо, как будто оказался вновь в невозвратном босоногом далеке.
А очнувшись, сказал:
– Наверное, знаете, село Марковка – родина маршал Ерёменко.
Всё же прожитое–пережитое не отпускало. На обратном пути Александр Николаевич рассказывал о себе.
– Меня ведь отчим воспитывал. Отцом родным считаю, его фамилию ношу. Он был инженер, потомственный железнодорожник. Старшие Костя и Лиза – его дети, а я и младшая Люся – мамины. Мы этой разницы не замечали. Росли, как родные.
Отец Николай Герасимович, кстати, поддерживал наше увлечение авиацией. Как чувствовал, что оно станет моим главным делом.
В тридцать седьмом отца арестовали. Через два года признали невиновным. Вернулся и вскоре умер. Мы тогда жили уже в Миллерово у маминых родичей. Костя уехал учиться в Воронеж. В войну его зашлют разведчиком за границу. Будет отличным разведчиком. Наградят орденами. Так случилось, что об этом узнаю после кончины брата. А Лизу, комсомолку, убьют фашисты в оккупацию. Здесь, в Кантемировке, её могила.
...Сурово обходилась с семьёй Ефимовых судьба. То была безжалостной, то миловала.
Воскресным утром 22 июня 1941 года Сашу, курсанта-военлёта, вызовут на контрольно-пропускной пункт. Здесь его ожидали мать и сестрёнка. «Так вот ты, какой у нас лётчик», – скажет мама, увидев сына в военной форме. И вдруг добавила, как выдохнула: «Только бы не было войны». А война уже грохотала с четырёх часов утра, но в Ворошиловграде об этом ещё не знали. Саша услышит чёрную весть на трамвайной остановке, когда проводит домой родных.
– Первое желание, Александр Николаевич?
– Идти на фронт. Не один я так думал – все ребята. Прямо на митинге в училище нам сразу же растолковали: охолоньте, армии нужны хорошо подготовленные летчики. Затянулись мои пилотные университеты. Пришлось переучиваться на ИЛ-2 аж в Уральске.
А увидел новый штурмовик ещё в Ворошиловграде, перегоняли куда-то самолёт. Поразил нас сразу. Степной орёл: хищный нос, могучие крылья и сокрушающая сила огня. Лётчик рассказывал и показывал: бомболюки, пушки, пулемёты, снаряды реактивные. Выхватил пистолет и выстрелил в кабину – пуля оставила только царапину на броне.
Мой первый боевой вылет состоялся на таком ИЛ-2. Было это 30 ноября 1942 года в Подмосковье под Ржевом. Разбомбили вражеский эшелон. Разворотили железнодорожные пути. Все бы нормально, только я отстал от своей группы и заблудился.
Хорошо, вышел на соседний аэродром. Там дозаправился горючим. Оттуда благополучно добрался домой. Получил нагоняй от командира эскадрильи. Меня уже считали сбитым. По времени в баках бензин кончился.
– Александр Николаевич, кратко объясните, что такое – штурмовая авиация?
– Одну из своих книг я назвал так – «Над полем боя». В заглавии отражена главная задача штурмовой авиации: поддержка наземных войск с воздуха. По головам врага ходили. Утюжили окопы и траншеи, блиндажи и пулемётные гнезда, артиллерийские батареи, танки, прочую технику, штабы управления, мосты, переправы. Уничтожали прифронтовые аэродромы, железнодорожные составы и станции,
«Крылатая пехота», «летающие танкисты» – так о нас говорили. – Привыкнуть к этому невозможно: по тебе зенитки бьют, а ты сквозь огонь иди на цель.
– Опасно, страшно?
– На передовой безопасного дела нет. Хотя имеются официальные сведения о выживаемости советских летчиков в годы войны: истребительная авиация – 64 вылета, бомбардировочная – 48, штурмовая – 11.
– Вы совершили 288 боевых вылетов. Погибнуть можно было в любом из них, но даже официально, статистически вам 26 раз грозило не возвращаться на аэродром живым. В рубашке родились?
– О счастливой рубашке мне однажды сказал командир звена. Сам до сих пор не пойму, как удалось долететь и благополучно посадить самолёт, у которого зенитным снарядом срезало половину киля и руля поворота.
Так что – лично я признателен в первую очередь Ильюшину Сергею Владимировичу и всем создателям ИЛа. Тем более, что из-за непростых отношений конструктора с наркомом вооружения путь двухместного самолета в небо оказался трудным. Сталин, когда разобрался в этой ситуации, потребовал от оборонщиков увеличить выпуск самолётов: ИЛ-2 нужны как воздух, как хлеб.
О себе скажу так: от Подмосковья до Эльбы прошёл я на ИЛ-2, и он ни разу не подвел меня.
Подобного штурмовика ни у наших союзников, ни у врага не было. Немцы его боялись, а союзники завидовали и восхищались.
Да, первый серийный штурмовик в марте 1941 года взлетел с аэродрома Воронежского авиазавода, наши земляки-самолётостроители постарались.
– Александр Николаевич, на хорошую машину всё одно толковый лётчик нужен.
– Опытные, мастеровитые специалисты везде и всегда нужны. Везение – одно, живучий самолет – другое, а ума набирался в полете, в бою, в коллективе эскадрильи на земле. Отважно и умело сражались с врагом те, кто выполнял уставы в большом и малом, кто умел повиноваться и мог потребовать от других. Война не прощала разгильдяйства.
Умение приходило в сражениях. Звено идет громить защищённый зенитками вражеский объект. Часть экипажей обрушилась на зенитки, вызывая огонь на себя, а основная ударная группа тем временем штурмует цель. Вроде простое решение, но пришло оно не сразу. Потом и другим подсказывали, как действовать.
Если тебе везло постоянно, то это уже мастерство.
А оно, как в любом деле, наживное. Меня ведь вражеские истребители ни разу не сбили не потому, что я был уж таким храбрым. Сразу усвоил главное. На штурмовике от скоростного самолета не уйдёшь. Броня крепка, но не танковая. Её проломит залповый огонь в упор. Значит, в лоб фашисту не подставляйся. Уходи от преследователя или от зенитного огня с земли не по прямой. Маневрируй! ИЛ-2 прекрасно позволял резко отворачивать влево-вправо, идти на снижение или набирать высоту, просто плавно скользить, как на лыжах, то в одну, то в другую сторону.
Противнику трудно предугадать, какое коленце ты выкинешь. Зато важно, если ты ведущий, чтобы тебя наперёд, что называется, не с полуслова, а с первой буквы понимали боевые товарищи. Те, кто следует за тобой.
В полёте ответственность за судьбу штурмовой четвёрки несёт на себе не старший по званию или возрасту, не командир эскадрильи, а ведущий. Твоё счастье, если он мастер штурмовых ударов, умеющий беречь звено.
Я стал ведущим группы в девятнадцать лет на четвёртом или пятом вылете. Произошло это случайно. Только взлетели, как ведущий круто развернулся на вынужденную посадку. Что-то у него стряслось с самолётом. Нежданно-негаданно я оказался впереди. Признаюсь, растерялся. Делаю круг над аэродромом, тройка штурмовиков – за мной. А с земли флажками машут в сторону фронта. Легли на курс. Успокоился. По полётной карте определил, где находимся. «Компас Кагановича», так лётчики прозвали рельсовые пути, потому что железнодорожными сетями страны одно время руководил нарком Лазарь Каганович, вывел нас на станцию с вражескими эшелонами. Подал товарищам сигнал к атаке – чуть качнул крыльями. Пикирую, сбрасываю бомбы прямо в цель. Разворачиваюсь для повторной атаки. Ведомые повторяют мой маневр. Отбомбились удачно. Станция в огне. Повезло, зенитчики прозевали нас, стрельбу открыли запоздало. Но рано радовался. В небе появились шустрые «мессершмитты». Мои ребята жмутся ко мне поближе. Снижаемся и уходим над самой землей, благополучно скрываемся, растворяемся над белоснежным полем. Погони нет. Набираем вновь высоту. Возвращаемся домой строем. Мальчишки. На радостях почему бы не полихачить? На тихой скорости положишь крыло своего самолета на крыло товарища. Только постукиваем: та-та-та. И не боялись врезаться друг в друга…
На аэродроме командир полка после моего доклада сказал: «Ещё один ведущий обозначился».
Памятна встреча с конструктором Ильюшиным. Он расспрашивал, как ведёт самолёт в бою. Внимательно слушал каждого. Удивило то, что конструктор досконально знал тактику штурмового боя, советовал дельное. Будто воевал вместе с нами. Оказалось, Сергей Владимирович – сам лётчик.
– Лётчик тоже не один в поле воин. Что значит для вас боевое товарищество?
– Нет уз святее!
Вернее Николая Васильевича Гоголя не скажешь. Вначале летали на одноместных ИЛах. Сзади самолёт совершенно открыт для вражеского истребителя. Подлетай и бей в упор, спокойно, как по мишени в тире. Нападают «мессершмитты» – звено штурмовиков спасается только вместе. Быстро перестраиваемся в круг. В этой карусели я прикрываю идущего впереди, меня – мой товарищ,
На двухместных ИЛ-2 твоя судьба во многом в руках воздушного стрелка. Как и его – в моих. Он в своей кабине сидит спиной к лётчику. Отбиваемся вместе. Так мы немало воевали вдвоем с Георгием Павловичем Добровым. Отчаянно смелый сержант был моим надёжным щитом. Ему и посейчас вечно благодарен.
Mнe везло на боевых товарищей. А это великое счастье.
* * *
Ответы Ефимова дополню отрывком из его же книги: «Мы, лётчики, никогда не загадываем наперёд. Мы, кто бы что сейчас ни говорил, были готовы отдать жизнь за Родину и понимали, что рано или поздно нас собьют. Сегодня – друга-сослуживца, завтра – меня… Но на тему возможной гибели и геройских званий не распространялись. Мы воевали, делали свою работу на войне. А там – как получится…».
* * *
– Александр Николаевич, что остается памятным из военных лет?
– Многое, чаще светлое. Храню в душе ту радость, когда узнал, что в январе сорок третьего были освобождены от оккупантов родимые места – Кантемировка, Миллерово, меня поздравляли не только однополчане, приходили из других подразделений, крепко пожимали руку. В те ещё первые месяцы моих фронтовых будней открыл: сколько вокруг хороших, чутких друзей.
Сразу сел за письмо. Ответ от мамы получил только в марте, спустя два месяца. А я уже считал, что их нет в живых.
– О чём вспоминаете с улыбкой?
– Когда благополучно возвращались из боя, то иногда с шиком проходили на бреющем полёте над аэродромом. Однажды и я, ведущий, щегольнул вместе со всем звеном. Увидел, ребята кучкуются возле землянки. А там после дождя стояла грязная лужа. Думаю, сейчас вас припугну. С грохотом пронеслись над ними, чуть земли не касаясь. Вновь набираем высоту, теперь – на посадку. Заруливаю на посадку. Господи! Из кабины вижу автомашину командира дивизии Смоловика. А ему, оказывается, только пошили новую шинель. Да и кожаный реглан командира полка Селиванова после купания в луже выглядел не лучше.
В общем, похвастались на свою голову.
– Вам, лётчику, приходилось встречаться с «большим» начальством?
– Маршал Константин Константинович Рокоссовский меня знал. Тогда он командовал 2-м Белорусским фронтом. При случайных встречах минуту-другую расспрашивал о наших буднях. Генералы, наверное, про себя удивлялись: командующий остановил какого-то капитана. Наград в войну обычно не носили, а в поношенной форме вид у меня был не геройский.
Рокоссовский для меня образец настоящего отечественного офицерства. Да, он талантливейший военачальник двадцатого века. Но всё же когда говорят лишь о нём или только о Жукове, Коневе и других – «Маршал Победы», то не соглашаюсь. Они её творцы, достойны почётного звания. Только первым стоит назвать этим титулом Сталина.
– О чём вы говорите друг другу на встречах с однополчанами?
– Помни войну!
* * *
Себе добавляю: помни её победителей.
* * *
– Александр Николаевич, от нашей Кантемировки подать рукой к Вёшенской. К всемирно известной донской станице самая ближняя железнодорожная станция тоже ваше Миллерово. А вы ведь не только земляк Шолохова, дружили с великим русским писателем?
– Счастливый случай в моей жизни. Познакомились с Михаилом Александровичем в 1944 году. Мне двадцать один год. Я военный лётчик, получил краткосрочный отпуск, был у мамы в Миллерово, дома. Захожу к знакомому, он спешит к поезду. Шолохова встречает! Взял меня с собой на вокзал. Представил. С того дня мы задружили.
Виделись нередко. Я одним из первых в рукописи читал «Судьбу человека».
Михаил Александрович усадил меня за воспоминания о войне. «Сейчас ты просто не понимаешь, как твой рассказ будет нужен потомкам. Забудь о своих генеральских погонах. Пиши, как фронтовой лётчик. Пиши, что пережил, что видел своими глазами, чему сам свидетель. Пока в памяти всё, не откладывай на потом».
Я следовал его советам. Книга «Над полем боя» вышла в Ростове-на-Дону. Как школьник волновался, когда дарил её Шолохову. А он читал с авторучкой. Сразу вносил поправки. Накидал мне вопросы. Все замечания маршала слова я принял к исполнению, когда готовил воспоминания к переизданию в Москве.
Александр Николаевич объяснил, почему так величает земляка. Он продекламировал строки поэта Феликса Чуева. Стихи посвящены «донским орлам» – Шолохову и ему, Ефимову.
Жили-дружили, как мы, наяву,
Сквозь времена проходили тугие.
Землю потрогали и синеву...
Даже пусть в душах свершится обнова,
Внуки почувствуют в сроки свои
Маршала неба и маршала слова –
Двух земляков по степи и крови.
Россошь Воронежской области