Александр БАЛТИН. СЛАВНЫЕ «СКАЗЫ КУЛИКОВА ПОЛЯ». О новой книге Андрея Шацкова

 

Александр БАЛТИН

СЛАВНЫЕ «СКАЗЫ КУЛИКОВА ПОЛЯ»

О новой книге Андрея Шацкова

 

Куликово поле…

Тут даже звуковые вибрации особые: что уж метафизическое и историческое содержание – для русского сердца, русской души…

«Сказы Куликова поля» – новая книга Андрея Щацкова – открываются прозаической частью: поэт делится вещим сном, которому веришь, ибо Богородица, открывшаяся сновидцу, словно показывает реющие стяги и хоругви истины.

Хроника истории, разворачивающаяся в стихах, играет световыми лучами, в которые вплетаются траурные волокна…

Впрочем, тогдашние люди, вероятно, смерть воспринимали иначе: но – помимо ясного и высокого звука стихов – книга Шацкова интересна ещё и современным взглядом на прошлую реальность: современным, но густо пропущенным через сложные фильтры истории.

Кому и сколько остаётся днесь?

Опять ветра заводят перебранку,

Принёсшие с Востока злую весть

И с запада – гнилую лихоманку.

Я думаю: «Чудны твои дела,

Господь, пославший эту завируху»,

Но мы дружиной сядем у стола

И ножиком источенным краюху

Развалим…

Плотный стих, насыщенный разнообразием подробностей: и каждое существительное так мощно вложено в ячейку смысла, что не сдвинуть его; и строки даны столь густо, что никакое лезвие критической мысли не вгонишь между них.

И стих ярок: как хоругвь.

…Как осенний лес – всегда напоминающий огромный, естественный храм.

Возникает портрет Сергия Радонежского, прописанный острыми линиями строк и богатством словесных красок:

Сорит ветер ольховыми сѐрьгами,

Матереет на озере гусь.

Вот и хлынула ордами, Сергие,

Беспросветная осень на Русь.

 

За распахнутой настежь околицей,

За Непрядвой и Красной Мечой,

Азиатская злобная конница

Табунится степной саранчой.

Время опасно: оно может стать гибельным для Руси, где мирно «матереет на озере гусь»; время опасно – и Сергию предстоит особая, духовная миссия.

Пейзаж Шацкова особенный: поэт словно сгущает цвета, предложенные миром, добиваясь предельной концентрации оных:

В разломе клубящихся туч,

Неистово красен и ярок,

Горит обжигающий луч –

Ушедшего лета огарок.

Но и обжигающий луч – вестник высокого света: значит, не реально, чтобы душу обратил в чёрный уголь.

Развернётся посвящение «Воинам России» – снова начнётся оно с пейзажа – поэт не может налюбоваться вариациями русских красок, вновь и вновь, мастерски отшлифовывая строки, влагая цветовые образы в стихи; оно продолжится беспокойством:

Какой заповедной строкой

Пришедшей на память молитвы,

Хоть на год продлить твой покой,

Чтоб силы достало для битвы?!

Оно завершается своеобразным поэтическим молитвословием:

И падать от стрел и от смут

За ПРАВДУ средь бранного дыма…

А павшие – утром придут,

Ведь мёртвые сраму не и́мут!

 

Лишь просят включить в литию

Забытого воина имя.

И места всё меньше в строю

Осталось, меж нами и ними.

«Чтобы память попирала смерть» – название одной из частей книги: и сколь обоснованно оно!

Яхонты и перлы стихов высыпаются на страницы, и создаётся впечатление – жар-птица пронеслась, уронила перо и вспыхнули словесными самоцветами его остья.

Хроника переходит в «Майские баллады» – и тут напевы словно приобретают ажурность, не теряя одновременно силы.

Словесная архитектура Шацкова – от мощи старых соборов, взмывающих, кажется, в самые недра неба…

Чабрец – богородицкая травка – издаёт неповторимый аромат, словно связанный с тончайшими духовными веяниями. Чабрец как персонаж стиха наполняется особенным смыслом.

Воздух поэзии Андрея Шацкова высок: в нём славно дышится, и возможности слоёв оного воздуха обогащают душу, поднимая её ввысь: к сердцу неба, к тайне самой сокровенной молитвы.