Николай ПЕРЕЯСЛОВ. ЖИВОПИСАТЬ СЛОВОМ. «Венская прелюдия» Сергея Богачёва

Николай ПЕРЕЯСЛОВ

05.05.2022

568

1

Николай ПЕРЕЯСЛОВ

ЖИВОПИСАТЬ СЛОВОМ

«Венская прелюдия» Сергея Богачёва

Конечно же, каждый настоящий писатель должен уметь так закручивать сюжетную линию своего романа, чтобы читатель не мог от него оторваться и уж тем более не бросить книгу в сторону, не дочитав её до конца. Таким мастерством прекрасно владеет прозаик Сергей Валентинович Богачёв, автор 180 научных работ, в том числе шести монографий и пяти учебников, а кроме того – порядка двух десятков историко-художественных романов, включая такие, как «Переплёт», «Мизер с тузами», «Ударная волна», «Переход», «Газовый контракт», «Граффские наследники», «Проклятие Митридата», «Богдан Хмельницкий: искушение», «Незаконченный дневник», «Истории Дикого поля», «Последний приказ Нестора Махно», «Аляска – Крым: сделка века», «Век испытаний», «Охота на императора» и других полуисторических, полудетективных или полукриминальных книги.

Последняя из его книг по времени выхода в свет – это «Венская прелюдия», только что вышедшая в московском издательстве «Родина», в которой рассказывается детективная история об исчезновении чиновника российского посольства в Вене, для расследования которого был вызван капитан первого ранга Леонид Павлович Лузгин. Те из читателей, кто уже познакомился с предыдущими книгами Сергея Богачёва, наверняка запомнили встречавшегося на его страницах этого оригинального персонажа, обладающего незаурядными детективными способностями. Но моё внимание остановило даже не это, поскольку умение автора сплетать замысловатые интриги я знаю уже давно. Не менее блестящей способностью Богачёва является владение русским литературным языком, погружение в который доставляет мне истинное удовольствие. Он не просто пересказывает в своих книгах те или иные исторические события, но рисует на своих страницах великолепные иллюстрации, которые ничуть не заслоняют собой эпизоды изображаемого сюжета. То и дело по ходу нового романа Сергея Богачёва вдруг выплывают из-за описываемых событий яркие и запоминающиеся фрагменты, наподобие таких, как этот: «Крупные, но редкие капли дождя оставляли на больших серых камнях мостовой чёрные отметины, словно какой-то неряшливый уличный живописец резко стряхнул свою кисть перед тем, как снова коснуться ею палитры…».

Или же такое, казалось бы, мимоходом брошенное упоминание о часах в чиновничьем кабинете, о которых сказано, что это: «большие напольные часы, облачённые, словно в латы, в массивный корпус красного дерева, заполнили воцарившуюся в кабинете посла паузу переливистой мелодией, извлечённой из хитрого барабанного механизма начала века…».

В таком откровенно поэтическом стиле выписано и шествие двух человек через двор: «Раскатистое эхо шагов придворного офицера и следовавшего за ним генерала многократно отражалось от сводов и возвращалось вниз, создавая эффект присутствия множества человек, но на этот звук не появился ни один человек дворцовой прислуги…».

Можно без всякого преувеличения утверждать, что Сергей Богачёв – не просто опытный и тонкий прозаик, но в буквальном смысле – художник, рисующий своим образным метафорическим словом прекрасные полотна. Ну как не остановиться и не перечитать ещё раз эпизод с появлением в романе «Венская прелюдия» монаха Джованни! Вот эти замечательные строки: «Походка уставшего монаха, прятавшего от дождя свою лысую голову под коричневым капюшоном из плотной ткани, наблюдательному очевидцу могла указать только на одно – этот человек, по всей видимости, хронически страдает какой-то болезнью ног. Он переставляет ноги медленно и тяжело, переваливаясь из стороны в сторону. Так основательно и медленно старый, видавший жизнь гусь бредёт на водопой годами истоптанной тропинкой. Стопы его, будто лапы птицы, осторожно ощупывают основу, на которую в следующую секунду переместится грузное тело. Взгляд его устремлён вниз, к ногам, в поисках возможных препятствий…».

А вот – эпизод из этого же романа о рыбе, поданной к столу гостям: «Глаза фаршированной стерляди имели вид блестящий, неестественно белоснежный. Её коричневая кожа с равномерными разрезами блестела, будто была покрыта глазурью. Каждый ломоть этого произведения искусства венчала маковка из какого-то светлого соуса, а изо рта рыбы торчала веточка зелени, напоминавшая петрушку… Адъютант предпочитал стерлядь варёной. Когда в любимой громадной глиняной миске вперемежку с крупными кусками рыбы большими кусками лежит нарезанная на четвертины картошка, несколько тонко нарезанных кружочков моркови – всё это густо, плотно, сбоку свежая долька лимона, да на мясном бульоне, лучше бы – петушином, чтобы немного жирочка плавало на поверхности этого моря вкуса. А сверху мелко порезанная зелень. И обязательно в самом конце, когда ушица уже легонько парит и источает нужный аромат, следует в неё, кипящую и такую разноцветную, водочки добавить. На котелок – пяток рюмок и можно сразу накрыть крышкой, чтобы ещё не больше пары минут потомилась, иначе зелень потемнеет. Спирт от водки быстро испарится, но вкус блюда изменится кардинально…».

А каким щедрым (прямо по Гоголю!) изображается в этой книге накрытый для гостей стол, читая строки о котором просто невозможно сдержать появляющуюся во рту слюну: «Лента заполненных изысканными снадобьями столов начиналась почти при входе, где гостей встречал старший официант в хрустящем накрахмаленном фартуке и таком же белоснежном полотенце на согнутой левой руке… Ровные ряды рюмочек были наполнены тремя видами водки – полынной, лимонной и обычной. Два ряда наполненных должным образом коньячных бокалов обрамляли эти ряды по окраинам с каждой стороны, и совсем уж высокие бокалы с шампанским возвышались отдельным строем, будто подчёркивая исключительность своего содержимого. Графины с квасом, словно пузатые стражники, расположились совсем рядом. Следующими в этом праздничном кулинарном параде выстроились закуски. Канапе, брускетти с гусиным паштетом, пироги с капустой и прочие кулинарные изыски, нанизанные на шпажки, словно пехотные полки, заслонили собой всё пространство белых скатертей, спускавшихся почти до пола…».

Я понимаю, что главное в творчестве писателя – это сюжет, образ главного героя и правда описываемой в книге эпохи, но всё же и умение обрисовать детали, сопровождающие оживающих в романе персонажей, и картины окружающей их жизни – отнюдь не второстепенное дело в литературе. И процитированные из книги «Венская прелюдия» запоминающиеся строки Сергея Богачёва красноречиво показывают, каким должен быть настоящий писатель, помимо способности выстраивать интересный сюжет и характеры своих героев. Он должен живописать словом. Потому что мир, в котором живут его персонажи, должен восприниматься читателем живым и признаваемым как душой, так и сознанием.