Вячеслав МИХАЙЛОВ. ВЫЗОВ. Рассказ

 

Вячеслав МИХАЙЛОВ

ВЫЗОВ

Рассказ

 

2007 год. Лето. Россия. Москва. В ресторане «Онега» отмечалась круглая дата Московского университета информатики. Гости, по преимуществу выпускники вуза разных лет и его нынешние профессора, доценты, давно уже раскрепостились при помощи качественного спиртного и с удовольствием общались за столами, в уставленном креслами просторном холле, а также на танцевальной площадке. Всё, как обычно в такие вечера: воспоминания, рассказы о прожитом, нежданные встречи, трогательные сантименты. Хвалили удачную организацию вечера: уютный и притом вместительный ресторан, щедрые столы, умеренная официальная часть, ненавязчивая музыка, интеллигентный тамада.

Лично знакомых в прошлом выпускников оказалось немного. Пока знакомились, стало понятно, по какому принципу разослали приглашения на вечер. Здесь оказались те, кто чем-либо отличился в послевузовской жизни: успешные предприниматели, доктора наук, не последние правительственные чиновники и тому подобные лица. Любопытно было, кто же стоит за устройством вечера – университет справил бы скромненько. Скоро выяснилось – Сотов Андрей Глебович, самый богатый выпускник, основной собственник крупного предприятия химической промышленности. Он купил его во второй половине девяностых годов прошлого века – на исходе стремительного, мутного процесса продажи и передачи в частные руки большей части государственных, бывших советских предприятий.

Новая центральная власть, вознамерившись наскоро переустроить экономическую жизнь гигантской страны на рыночный лад, затеяла невиданную по масштабу приватизацию. Рассматривала ее ключевым звеном преобразований, фактором их необратимости. Спешила максимально включить частную инициативу в экономику и отключить якобы неуклюжее, малоэффективное государственное управление предприятиями. Чтобы ускорить приватизацию, сосредоточить собственность в немногих частных руках, организаторы распродажи обеспечили ничтожные цены в «магазине государственных активов» и ограничили доступ в него. Особенно в сектор, где отпускались крупные прибыльные и потенциально прибыльные предприятия.

Сотов в нем побывал и отоварился. По слухам, такую возможность он получил благодаря знакомству с одним из влиятельных зампредов российского правительства. К тому времени Cотов имел собственную предпринимательскую историю, довольно распространенную, и некоторые сбережения. После окончания вуза он несколько лет работал в научно-исследовательском институте. На закате СССР, всё ещё будучи научным сотрудником, руководил кооперативом, торгующим компьютерами вместе с программным обеспечением. Потом, на паях с партнёром, организовал издательство и управлял им. Выпускало оно в основном юридическую и экономическую литературу, преуспевало.

На вечере Сотов появился позже других и расположился за столом рядом с ректором. В окружении пожилого университетского начальства скучал и частенько сбегал на танцевальную площадку или в холл. Танцевал умело, особенно быстрые ритмичные танцы, чередуя ретро-стиль, знакомый большинству гостей, с современным молодежным. Дамы, приглашенные им на медленный танец, были улыбчиво довольны. Легко включался в разговор компаний, стихийно образующихся в холле. Первоначально настороженное отношение к нему сменялось, при общении, открытым расположением, по крайней мере, во внешних проявлениях. Видно было, что он этому рад.

Так и остались бы у Сотова только приятные воспоминания о юбилейном вечере, не случись под занавес один эпизод. Возвращаясь из холла после очередного перекура, бизнесмен пробирался меж столами и у одного отчетливо услышал: «…Даже если Сотов не нарушал закон в ходе приватизации, все равно аморально поступил: получил химкомбинат крупный, а цену заплатил в десятки раз меньше реальной. Если совесть у него есть, то покоя нет. Чужое взял. Хотя, он может и не понимает, в чем эта аморальность…». Сотов приостановился, обернулся на сидевших за столом троих мужчин. Они притихли, смутились – смекнули: что-то тот расслышал. Особенно неуютно стало автору слов, угаданному Сотовым. Но он удержался, не отвел глаз от вцепившегося в них сотовского взгляда. Через мгновение Сотов двинулся дальше. Увидел, что сказанное не предназначалось для него. Решил, глупо будет демонстрировать свой острый слух и тем более призывать здесь к ответу этих говорунов.    

Невозмутимого внешне Сотова переполняло раздражение: «Вот засранцы! Не дает покоя чужой карман. Любимая тема неудачников. Отдыхают здесь, жрут, пьют за мой счет и осуждают. Сколько можно! Одно и то же талдычат: много взял, мало заплатил, обогатился. А почему взял? Как было бы, если б не взял? Что стало после того, как взял? Такие вопросы не интересуют. На них мозгов не достает… Не понимаю я свой аморальности! А вот что… – загорелся вдруг бизнесмен, уже оказавшись за своим столом, – я с этим умником побеседую. Покажу ему, что рассуждать о нашей приватизации в общем – одно, а оценивать конкретный случай, мой случай, – другое… Что только из себя этот деятель представляет? Может говорун заурядный? Тогда не хрена и время тратить на него».  

Переждав несколько минут, Сотов обратился к ректору, тихо разговаривающему со своим замом:

– Прошу прощения. Станислав Сергеевич, отвлеку вас на минуту.

– Конечно. Слушаю, – повернулся ректор.

– Не знаете ли, кто тот мужчина – за столом у центральной колонны сидит? В ярко-желтом галстуке. По университету я его не помню. Чем он занимается?

– Который? – взглянул в центр зала ректор. – А-а, ясно. Китров это, Виктор Михайлович. Он раньше вас окончил вуз. Работает в столичном НИИ. Занимается приложением математических методов к гидрологии. Доктор технических наук, профессор. Часто за рубеж выезжает на гидрологические конференции. И лекции там иногда читает. Кажется, в Бразилии… Да, в университете Сан-Паулу. Приглашают. Вообще-то лично с ним я мало знаком, но наслышан. Любопытный человек. Из тех ученых, кто не боится входить в смежные области знаний. По-моему, даже экономическими и социологическими исследованиями балуется… Прямой, открытый. Говорят, колючий. Таким скучно в окружении только друзей. Что вдруг заинтересовались?

– Да, знаете, перекуривал в холле и слышал его разговор с несколькими гостями по экономическим проблемам страны. Мне он показался наиболее точным, можно сказать, профессиональным в оценках, – соврал Сотов.

– Вот-вот. Я же говорил – и к экономике прикладывается. 

«И к этике, и к иному многому. Сует всюду свой нос», – иронично усмехнулся про себя Сотов, почти остыв. Он поблагодарил ректора за ответ, обменялся впечатлениями о вечере и, не дожидаясь его окончания, уехал.

На следующий будничный день, в промежутке между делами Сотов поручил помощнику найти телефон Китрова и через некоторое время получил его. Перед тем, как позвонить, вернулся на секунды во вчерашний вечер, вспомнил профессора, сидящего в слабом свете за столом, подумал азартно: «Готовься, бродяга». Набрал номер. Китров отозвался.

– День добрый, Виктор Михайлович, – поздоровался Сотов и представился.

Услышав ответное приветствие, в котором не скрывалось напряжение, замешательство, продолжил:

– Вы догадываетесь, наверное, о причине моего звонка. Вчера на вечере я случайно услышал вашу пространную тираду на мой счет. И вы поняли, что долетели до меня какие-то ее обрывки. Кажется, вы сказали, что я поступил аморально, когда по дешевке выкупил кусок государственной собственности – в ходе приватизации. Если совесть у меня есть, то покоя нет – что-то в этом духе… Я не претензии предъявлять позвонил, не тревожьтесь. В конце концов, это ваше мнение. Почему вам его не высказывать. Тем более что большинство в нашей стране думает также. Только у меня вот несколько иное мнение по поводу моего участия в приватизации. Поэтому предлагаю встретиться. Поясните свою точку зрения тому, кого она, собственно, касается. Меня послушаете. Возможно, я изменю своё мнение, а может – вы. Как насчет встречи, Виктор Михайлович?

– Где встретимся и когда? – взволнованным голосом спросил Китров. – Только не сегодня.

– Тогда приглашаю вас завтра в семь вечера в мой офис. Он рядом с Цветным Бульваром. Годится?

– Да.

Сотов сообщил Китрову адрес, объяснил, как лучше добраться, и распрощался.   

 

***

У Китрова, сидящего в приемной бизнесмена, на душе было неспокойно. Понятно от чего: порицал человека за глаза; тот невольно услышал, предложил сказать то же в глаза и еще аргументы привести. Хотя Китров, не мешкая, согласился, он понимал, что выглядит в сложившейся ситуации не лучшим образом. Надежду на предметный разговор давало довольно уважительное приглашение на встречу. И еще. В правоте своей Китров не сомневался. Однако ему предстояло не только высказать соображения свои, но и защитить их, если доведется. Он читал интервью с Сотовым, слышал его выступления в телепередачах, отзывы о нем знакомых. Знал, бизнесмен – интеллектуал, опытный полемист. И прессовать умеет, если что. Китров опасался быть слабее, чем может.

Секретарша ответила по внутренней связи и предложила Китрову войти в кабинет. 

Сотов с вежливой улыбкой поднялся из кресла, вышел навстречу и протянул руку:

– Добрый вечер. Проходите, присаживайтесь.

Стараясь выглядеть спокойным и уверенным, Китров поздоровался, пожал протянутую руку.

– Вначале, Виктор Михайлович, – обратился к нему Сотов, – я хотел бы придать нашей беседе определенное направление и сказать немного о своем отношении к нашей отечественной приватизации. Оно, думаю, вас удивит… По технологии, масштабам, скорости оцениваю ее негативно, несмотря на то, что сам в результате поднялся. Проведена она не в интересах большинства в стране. Многие предприятия следовало сохранить в государственной собственности и научиться управлять ими в рыночной среде… Но есть частные случаи. Мне не безразлична моральная сторона не вообще этой приватизации, а моей персональной причастности к ней, моего конкретно случая. Давайте, на этом сосредоточимся. Скажите коротко главные соображения. А там видно будет, стоит ли обсуждать детали, растягивать беседу. Вы и я занятые люди… Да, несколько слов о себе, пожалуйста. Вы в каком году окончили наш вуз? Будете кофе или чай? 

– Чай, спасибо, – поблагодарил Китров, в самом деле удивленный таким вступлением. Тем не менее, устав от тягостного ожидания, стал быстро говорить:

– Окончил в 1981 году. Вы в тот год, если не ошибаюсь, поступили. После вуза пришел в НИИ гидрологии. По сей день в нём тружусь. Занимаюсь математическим моделированием стока рек. Проще говоря, придумываю формулы, составляю компьютерные программы для вычисления объема речной воды, прогнозирования его. Защитил кандидатскую, докторскую. В последние годы и экономические показатели предприятий моделировал: количество продукции, расход ресурсов, цены, прибыль – это для поддержания своих штанов. Чтобы в практику экономическую вникнуть, пришлось основами теории заняться. Увлекся экономикой… Теперь по существу. Вы, Андрей Глебович, один из тех, кто за бесценок обрел крупное прибыльное государственное предприятие. Иначе говоря, стал собственником того, что стоило, предположим, 400 миллионов долларов, заплатив 15 миллионов. Доллар я привлек для измерения стоимости не от большой любви к «зеленому». Просто рубль за последние годы столько раз менял свою ценность, что немудрено с ним запутаться. Так вот, какой бы ни был способ обретения, выкупа предприятия, суть остается неизменной – вы взяли даром чужое на сумму 385 миллионов долларов, если оставить те цифры, что я предположил. Точные известны вам. И если такая несправедливость состоялась законным путем, то она не перестает быть несправедливостью. Неправедные законы, как и повреждение общественной морали, – обычное явление в смутные времена. Согласитесь, вы взяли чужое за просто так фактически. Воспользовались им, разбогатели. Это ли не безнравственно? Это не может не беспокоить человека, для которого совесть не пустой звук.

– Да, я взял чужое, как вы выразились «за просто так», воспользовался им, – сразу ответил Сотов. Выждав немного, продолжил: – Начало мне понравилось, Виктор Михайлович. Слов немного, а сказано достаточно. И в цифрах не сильно ошиблись. Значит, подготовились. Вас, кажется, заинтриговал мой ответ. Может получиться полезный для нас обоих разговор. Надеюсь, он между нами останется. Только давайте переберемся в более удобное место… Я вообще-то не прочь перекусить. Не возражаете, если мы в тот ресторан проедем, где вузовский юбилей отмечался?

Китров не ожидал никак такого легкого согласия и пробурчал, что не возражает.

Через несколько минут вместительный джип с Сотовым, Китровым и несколькими охранниками отъехал от офиса и пустился маневрировать по переулкам Садового кольца. В дороге Сотов темпераментно рассказывал о своем вдруг возникшем увлечении рисованием акварельными красками, расспрашивал спутника о его досуге. Однажды прервался ненадолго, погрузившись в себя. Путь занял минут пятнадцать. Китров подумал, что ресторан этот, наверное, обычное место встреч и трапезы для Сотова, и хорошо, что разговор продолжится вне сотовского офиса; в его стенах чувствовал себя вызванным для отчета.

И вот они вдвоем уже сидели в небольшом отдельном зале ресторана за столом, довольно скромно сервированным: два прибора, грейпфрутовый сок в графине, минеральная вода, пара лепешек, несколько салатов. Не будучи охотником до спиртного Китров огорчился, не увидев его на столе: хорошо бы граммов пятьдесят коньяку или водки – приглушить сохраняющееся напряжение.

Сотов жестом пригласил поесть и с аппетитом стал поглощать салаты. Китрову было не до еды, но для компании он присоединился. Орудуя вилкой и ножом, бизнесмен предложил:

– Давайте для дальнейших рассуждений сохраним ваши цифры. Повторяю, вы в них не сильно ошиблись… Итак, я получил предприятие стоимостью 400 миллионов долларов, заплатив за него 15 миллионов. Чистая прибыль на тот момент – около 10 миллионов долларов в год. Действительно, взял даром чужое, государственное имущество на сумму 385 миллионов долларов. Даже той небольшой прибыли достаточно было, чтобы за полтора-два года вернуть деньги, потраченные на покупку предприятия. И вы полагаете, это безнравственно, бессовестно… А я вам скажу следующее, – заявил Сотов, не прекращая есть теперь уже без спешки. – Первое. Если бы предприятие не взял я, его получил бы другой. Процесс раздачи государственного, общенародного имущества по мизерным ценам, как говорится, пошел. Не видно было силы, способной его остановить. Я же полагал, что смогу лучше многих распорядиться предприятием. Потому воспользовался случаем… Конечно, богаче стать хотелось. Но и риски были о-ё-ёй: разного свойства. Можете не верить, но решающим моим мотивом стало, как это ни банально, желание попробовать себя в большом новом деле. И без этого предприятия я мог прекрасно жить-поживать с семьёй. Второе. Безнравственно ли я поступил, взяв предприятие по мизерной цене? Не забывайте, в той ситуации иная судьба его не ждала, как быть отданным таким образом. По-моему, ответ на вопрос зависит от того, как я распорядился полученным. Вот главное. И как же распорядился?.. Сначала вернул в дело нескольких опытных технологов, нанял толковых финансистов и юристов. Средств не жалел на изучение рынков нашей продукции в России и за рубежом, на развитие сбытовой службы. Надежную силовую команду создал. От «братков» отбился – ещё до меня они хорошо присосались к казне предприятия. Выдавил их людей из штата. Вот она головушка, белая почти. За год-полтора сменил окрас. И вполне мог не дожить до этих седин… Скоро объем производства начал подрастать. А упал до меня чуть ли не вдвое. Потом зарубежные рынки помогли: спрос на нашу продукцию возрос, цены пошли вверх. Мощности предприятия стали использовать практически полностью. Дальше: закупили новое оборудование, технологию обновили, расширились. У продукции – новое качество. Европа стала больше покупать. За десять лет, что я владею предприятием, годовая чистая прибыль увеличилась где-то до 150 миллионов долларов. Численность работников выросла с 3100 до 4200 человек. Основную часть прибыли на развитие предприятия и социалку направлял. Средняя зарплата – 800 долларов в месяц и еще около 200 – месячная премия. На эти деньги они живут не в дорогой Москве, а за 350 километров от нее. Напомню, средний суммарный доход работающего человека не превышает в стране 500 долларов в месяц. У меня чернорабочий больше имеет… Цены в столовых и буфетах предприятия – символические. На содержании: дом отдыха на Волге, детский летний лагерь. Туча страховок. Пенсионеров наших поддерживаем. Хотите, отвезу в цеха – встретитесь, поговорите с людьми. Узнаете, как они места свои рабочие оценивают. Вакансия только появляется, тут же десяток претендентов… Ещё городским школам, больницам помогаем оборудованием, мебелью, ремонтом. Вот так! Всего со мной, за десятилетку, чистая прибыль приросла приблизительно на 700 миллионов долларов. И только около 140 миллионов я оставил себе. Где-то 35 получили другие собственники, 280 потрачены на развитие предприятия, а оставшиеся 245 – на жизнь работников и их семей, на поддержку города. Да еще налогов добавил в госказну не меньше, чем на 250 миллионов за то же время. Получается, передал на общественные, народные нужды как минимум 245 миллионов долларов плюс 250. Всего – 495. Фактически вернул то чужое, что даром взял, те самые 385 миллионов долларов. И еще с запасом хорошим. По-моему, очень даже нравственно я поступил, взяв предприятие. Безнравственно было бы не взять. Почему? А попади оно к другому, судьба его могла быть иной, совсем не радужной. Примеров – уйма. Страной раздолбанной промышленности нас называют. Что теперь скажете?

Пока Сотов говорил, Китров достал из своего портфеля блокнот и периодически делал в нём пометки. А когда бизнесмен умолк, Китров опять полез в портфель, вытащил небольшой ноутбук и, извинившись, попросил несколько минут: «Хочу проверить кое-что».

Сотов согласно кивнул. Попивая сок, с любопытством наблюдал за оппонентом. Тот застучал по клавишам, что-то записывал. Через три-четыре минуты картинно бросил ручку на исписанный лист, откинулся удовлетворённый на спинку стула.

– Откровенно говоря, Андрей Глебович, ваши слова, вместе с той информацией, что имею о вашем предприятии, отчасти меня поколебали… Действительно, по факту перехода к вам предприятия моральные претензии и прочие нужно адресовать, прежде всего, продавцу – государству. Оно выбрало такой путь, оно убогую цену назначило… или согласилось с ней. А вас, наверное, и впрямь стоит оценивать по использованию объекта… Спору нет, вы постарались по части укрепления и роста предприятия. И работники ваши в общем довольны – по своим каналам знаю. Почитают вас. Есть за что. Но не стал бы преувеличивать вашей заслуги. Предприятие взяли всё же с прибылью, несмотря на все проблемы. С потенциалом крепким. Плодородная почва легче откликается на улучшенную обработку, чем бедная. Вам небедная досталась почва. Далее. Вы утверждаете, что полученное бесплатно чужое уже вернули. Это я попробую оспорить. Для корректной оценки того, что реально приросло за период вашего владения предприятием, нужно поправить ваши цифры. Сделать сопоставимыми средства, полученные и потраченные в разное время. Учесть влияние инфляции и возможность извлечения выгод из инвестирования. Я тут по вашим цифрам сделал грубую прикидку. Выяснил, что, если средства, которые вы считаете переданными вами за десятилетку на общественные, народные нужды, сделать сопоставимыми со средствами, взятыми десять лет назад, то их можно оценить где-то в 220 миллионов долларов: 105 плюс 115. 105 миллионов – это расходы из прибыли на жизнь работников предприятия и их семей, на помощь городу. А 115 миллионов – налоги, добавленные в государственную казну. Значит, взятое даром чужое в размере 385 миллионов долларов вы не вернули по вашей схеме возврата… И возвращённые 220 миллионов неправильно на ваш счёт целиком относить. Сумма эта – плод экономического роста предприятия, к которому не только вы причастны. Тут и возросший спрос на зарубежных рынках – сами вспомнили, и предприимчивость решающих менеджеров ваших. И иные факторы роста были наверняка – вам лучше известно. Согласны вы с такой коррекцией? Не с цифрами – их можно уточнить. С логикой и приблизительным результатом коррекции?

– Так я шельмую, по-вашему?! – резко ответил вопросом на вопрос Сотов и брови его сердито взметнулись.

После короткой напряженной паузы Китров ровным голосом сказал:

– Думаю, вы намеренно ложно интерпретировали свои данные – показать, будто взятое чужое уже вернули. Рассчитывали, задний ход дам.

– Здорово! – расхохотался Сотов, и его нахмуренное выражение исчезло. – Надо же! Нащупал места уязвимые, да ещё и ударил по ним. Недурно, надо признать, увлеклись вы экономикой, недурно. Ловко обкорнали мои успехи, отдисконтировали… Согласен, согласен с логикой вашей коррекции. Цифры, кстати, опять правдоподобные. И конъюнктура благоприятная на рынках вложилась в рост – да. Не согласен, что ещё раз нужно учитывать вклад топ-менеджеров. Я с лихвой его оплатил. Насколько мне известно, лучшей доли они не ищут… В самом деле, долг свой я пока не полностью вернул. Но продолжу это делать. Итак, каков ваш вывод? По совести я поступал или как? 

– Ну, что же, – сказал Китров, довольный похвалой. – С работниками своими рассчитывались вполне достойно, если брать всё вместе – и зарплату, и расходы из прибыли. Причем, если не шутите, расставались с частью прибыли, чтобы таким образом возвращать долг – то, что вам бесплатно досталось. Заботит, стало быть, вас это бремя, беспокоит. Но из прибыли оставляли себе больше, чем следовало. Неоднозначно, выходит, поступали, не совсем по совести.

– Значит, – посерьёзнел опять Сотов, – платил людям за труд цену выше рыночной, расходовал на них то, что себе мог оставить, исправно обязательства перед государством исполнял, город поддерживал – и все равно оказался бессовестным. Да самый строгий моралист пятерку мне поставит по пятибалльной шкале! Сократ с Платоном, отцы-моралисты, – и те похвалили бы. Даже Маркс бескомпромиссный не стал бы придираться. А русский профессор больше двойки не ставит!

– Не двойка, а тройка. Мы же с вами одинаково видим ситуацию: не вернув долг, вы забрали и забираете себе из дохода огромные средства – десятки миллионов долларов. Это в то время, когда народ – бывший владелец имущества, ваш кредитор поневоле и без прав, испытывал и испытывает в большинстве своем немалую нужду. Народ – это не только ваши работники с семьями…

– Да я ведь сам посчитал себя должником, народ – кредитором, а не закон, не государство!

– Это достойно. Думаю, из новых капиталистов российских, поимевших за бесценок госактивы, немногие видят себя должниками. Благотворители они и меценаты сплошь. Но и вы, взявшись возвращать долг, не были последовательны. Вот, если бы себе поменьше прибыли оставляли, а возвращали обществу побольше.

– За государство поработать, да. Его это забота – доходы перераспределять между богатыми и нуждающимися. Я готов платить повышенные налоги. Пусть берет и выполняет свои обязанности. У меня своих дел по горло.

– Вы-то готовы, Андрей Глебович, а другие? И государство нынче в сборе налогов не сильно, как во многом другом. Потрёпанное, ослабленное. Но ведь наше, другого нет. Отчего не пособить ему. Хотя бы в благодарность за подарок, сделанный вам десять лет назад.

– Нестрогий вы какой-то государственник, Виктор Михайлович, – усмехнулся Сотов. – И сколько мне, по-вашему, следовало оставлять себе из прибыли, чтобы по совести это было? Сумма, способ ее определения?

Китров задумался.

– Сейчас не могу назвать. Время дадите, скажу.

– Пару дней достаточно?

– Постараюсь уложиться.

– Минуту, – Сотов открыл свой ежедневник и, заглянув в него, предложил: – Встретимся опять здесь же, послезавтра, в 19-00. Устроит вас?

– Ага, – кивнул Китров.

– Горячее напоследок поедим? Нет желания?

– Нет, спасибо.

– Тогда уходим. Я вас подброшу.

 

***

Спустя два дня в оговоренное время Сотов с Китровым сидели в том же зале ресторана, за тем же столом. Теперь стол пустовал. Сотову не терпелось возобновить разговор. Для приличия, однако, поинтересовался: «Поужинать не хотите?». Китров отказался и, видя настрой бизнесмена, стал говорить:

– Помучился порядком с вашим вопросом. И так и сяк подступал. Пока не спросил себя: «А кто собственно Сотов для своего предприятия не юридически, а по существу, по здравой экономической логике?». И довольно скоро нашелся: «Во-первых, он – владелец только около 3,75 % предприятия, потому что при его реальной стоимости 400 миллионов долларов заплатил за него 15 миллионов. Во-вторых, по сути дела он – главный менеджер предприятия». Отсюда мой ответ: по совести вам причиталось и причитается не более 3,75 % от чистой прибыли, что адекватно вашей реальной доле в предприятии, плюс доход главного менеджера. На сегодня 3,75 % – это около 5,6 миллионов долларов в год (при годовой чистой прибыли 150 миллионов долларов). Доход премьер-менеджера – это порядка полмиллиона-миллион долларов в год для компаний вашего уровня (из обзоров журналов «Economist» и «Forbes» выудил). Получается всего за год – 6,6 миллионов, если взять по максимуму менеджерский доход. А десять лет назад 3,75 % от чистой прибыли и доход главного менеджера – это была сумма что-то около 1 миллиона в год. Выходит, ваша часть прибыли за прошедшее десятилетие была в среднем не более 3,8 миллионов долларов за год, а всего – не более 38 миллионов. Громадные деньги!

Китров умолк и в настороженном ожидании смотрел на бизнесмена, пытаясь предугадать его реакцию.   

– Интересный разворот! – задумчиво сказал Сотов. – В прошлую встречу вы, Виктор Михайлович, контратаковали только во фланги: урезали мой долг погашенный, критиковали меня за ту часть прибыли, что себе оставлял. Теперь ударили в центр, точнее – в основание. Ограничили всего несколькими процентами мои права на предприятие и, понятно, на чистую прибыль. Но подсластили эту горькую пилюлю: поощрили зарплатой премьер-менеджера. Отчего перемена такая? 

– Какое такое ограничение? Я лишь на вопрос ваш ответить пытаюсь в меру возможностей. А перемена… – не перемена это, скорее развитие позиции. Время было подумать.

– Хорошенькое развитие! По этой самой вашей логике я из прибыли взял лишних 102 миллиона долларов (140 минус 38). Так?

– Да, – кивнул Китров.

– Может и вернуть их?

– Почему нет? – улыбнулся Китров.

– И впредь оставлять себе из чистой прибыли 3,75 % от нее плюс доход премьер-менеджера?

– Не более, – ещё раз кивнул Китров.

– При такой мизерной доле в предприятии, такой прибыли, что вы мне отделили, я, получается, почти ничего не вернул из взятого десять лет назад чужого. И в обозримом будущем не имею шансов вернуть хотя бы процентов двадцать и обречён оставаться малым дольщиком предприятия. Это ведь тоже вытекает из вашей логики?

Китров промолчал, пожав плечами. 

– Но в вашей здравой экономической логике есть принципиальный изъян, – заключил Сотов, не дождавшись ответа. – Она игнорирует то обстоятельство, что фактически я был лицом, ответственным никак не за 3,75 % предприятия, не за эту свою реальную долю, а за все 100% – за всю собственность. Выдвигал, исправлял, отклонял или одобрял программы и планы производства, проекты. Рисковал. Премьер-менеджер рискует работу потерять, а я предприятием рисковал, его будущим, жизнью своей, да и родных. По объективной экономической логике я был владельцем не только 3,75 % предприятия, не только и не столько его главным менеджером, но прежде всего главным предпринимателем. А зарплата предпринимателя – чистая прибыль. Поэтому я вправе был распоряжаться ею, своею зарплатой… Вкладывая в развитие предприятия десятки миллионов долларов из прибыли я, по существу, постоянно увеличивал свою долю в предприятии – относительно первоначальных 3,75%. Думаю, что сегодня я основной собственник предприятия не только юридически, но и по объективной экономической логике. И немалую часть из взятого даром чужого я все-таки вернул – по вашим же расчётам… А изъян вы нарочно внесли в вашу здравую экономическую логику – точно. Но я не в обиде: «на войне, как на войне». Тем более, цель имели благородную: подтолкнуть капиталиста-толстосума поделиться… Мне вот что любопытно. Представьте, я согласился: да, мне принадлежит лишь небольшая доля предприятия. Как, по-вашему, стоило бы тогда вернуть его государству, оставаясь малым дольщиком?

– Наверное, нет… – сказал неуверенно Китров. – По-моему, нынешняя система управления госпредприятиями ослаблена донельзя. И организации слабы, и кадры, и стимулы. И с идеями туго. Больше разговоров о промышленном развитии, модернизации, чем дел… Да и продадут опять частнику, скорее всего. Чиновники по своему интересу это устроят. Производству, людям аукнется… Средства от продажи разместят где-нибудь на Западе под малые проценты. Уж лучше управляйте и владейте предприятием, как прежде. Дальше – время покажет. Окрепнет государство, очистится, тогда можно подумать о передаче ему предприятия или о совместном владении. Но это о вас конкретно идёт речь. Ваш случай нетипичный… Попробуйте забирать себе из прибыли поменьше. Как попугай повторяю… И насчёт изъяна я не согласен. Потолок вашего справедливого дохода назвал. Аргументы повторять не стану и спорить больше не буду. Как мог, высказался. Вас послушал с интересом. Надеюсь, вы не зря время потратили.

Сотов не ожидал от своего оппонента столь скорого и определенно высказанного намерения закончить полемику. Она всё больше увлекала бизнесмена. И этот профессор, упорно и небезуспешно отыскивающий бреши в его правах на собственность и прибыль, всё более был ему симпатичен. «Нет, брат, разговор не окончен, – подумал Сотов, – и я знаю, какое продолжение тебе по душе придётся».

– Предположим, Виктор Михайлович, урежу я свои аппетиты. На что, по-вашему, использовать свободные деньги? На школы, больницы? Или вот: давно меня просят городские власти построить крупный детский сад.  

– Да, направлений – туча, – откликнулся тут же Китров. – Столько запущено, заброшено! И детсад, и больница – хорошо. Пусть только целевой будет поддержка, долговременной… Вы разом два блага будете творить.

– С одним понятно, – сказал Сотов, заинтересовавшись. – У кого-то плюсов в жизни прибавится. А второе что?

– Вы, родные ваши, близкие, сократите потребление. Нетрудно догадаться, что оно избыточное. Станет менее избыточным. Пример другим подадите. Избыток потребления вместе с ростом численности землян всё больше коверкают жизнь на Земле. И судьбу будущих поколений ставят под вопрос. В сравнении с этим наши национальные трудности – мелочь.

– Вот вы о чем. За идеи Устойчивого развития, Хартии Земли хлопочете…  А знаете, они меня занимали одно время.

– И каково впечатление, отношение к ним? – спросил с удивлением Китров.

– Актуальны, гуманны – спору нет… Те же глобальные проблемы довольно убедительно обозначены в концепции Устойчивого развития. Да и в Хартии. Основные, помню, такие: население Земли растёт и растёт, как вы уже сказали (хотя в России проблема обратная); увеличиваются производство и потребление товаров, услуг, но технологии таковы, что загрязняются вода, земля, воздух, даже климат изменяется, что чревато всякими гадостями вплоть до глобальных катастроф; коллизия между богатыми и бедными острее как будто становится; природные ресурсы истощаются; беднеет животный мир, растительный… В общем, по большому счету жизнь у нас на Земле складывается неправильно. Иначе говоря – неустойчиво. Поэтому пора начинать жить, развиваться правильно – устойчиво: оберегать природу от разной грязи, сохранять братьев наших меньших и все живое вокруг, от нищеты избавляться, распространять ресурсосбережение. Чтобы, в итоге, потребности живущих на Земле поколений удовлетворялись не в ущерб потомкам. В этом суть, если не ошибаюсь?

– Главное схвачено верно, – подтвердил Китров.

– Между прочим, интерес к этой теме имел след: я перестал скупиться на природоохранные мероприятия. Но смотрите-ка, Виктор Михайлович. Концепция Устойчивого развития оформилась под эгидой ООН кажется в 1987-м. Хотя различные ее аспекты обсуждались уже на Стокгольмской конференции ООН по окружающей среде в 1972-м году. Еще раньше стали известны прогнозы Римского клуба. Они предсказывали тревожное будущее человечеству… Потом приняли стратегию Устойчивого развития: Рио-де-Жанейро, 1992-й, опять же на крупнейшей конференции ООН. Подписались под ней главы государств, правительств почти всех стран – членов ООН. С тех пор регулярно организуются конференции ООН по этой теме. Последняя прошла совсем недавно где-то в Африке. Плюс в 2000-м году, кажется, ЮНЕСКО одобрила Хартию Земли. В 1997-м принят Киотский Протокол, устанавливающий правила по ограничению и сокращению выбросов парниковых газов в атмосферу. Выходит, по меньшей мере более тридцати пяти лет на самом высоком международном уровне ведутся разговоры, звучат заявления о намерениях, принимаются Резолюции, Стратегии, но практических, согласованных действий стран мало. И Киотский Протокол только ограниченно заработал. Как думаете, почему? Похоже, не так тут всё остро и однозначно. Теперь, по избыточному потреблению. О нем, насколько помню, в концепции Устойчивого развития речь не идет, как об отдельной ключевой проблеме. Не преувеличиваете роль его сокращения?

– Нет. Я с теми согласен, кто считает, что за последние годы положение как раз усугубилось, – поспешно сказал Китров. – Да, очисткой и утилизацией растущих отходов – производственных, бытовых – занимаются. Развиваются, применяются новые технологии производства – экологически чистые. Прежде всего, в развитых странах. Но загрязнение природы продолжается, увеличивается. Многие экосистемы деградируют… Правда в том состоит, что нам не удается справляться с отходами так, чтобы остановить негативные процессы в окружающей среде, тем более, повернуть их вспять. И не удастся при сохранении нынешних тенденций в потреблении. Душевое потребление увеличивается и в развитых странах, и в большинстве развивающихся. Всё больше и больше покупаются продовольствие, одежда, услуги неисчислимые, мебель, телевизоры, холодильники, пылесосы, автомобили, квартиры, загородные дома, яхты и прочее разное. Мы предпочитаем потреблять больше, производить для этого больше, несмотря ни на какие угрозы для самих себя и, тем более, для потомков… А каким оно стало наступательным, даже агрессивным, потребление! Подстегивается, навязывается производителями. Беспрерывно модернизируют товары, услуги. Создают всё новые и новые. Выращивают потребности, которые и вообразить было невозможно. Видел бы старик Смит, сколько новых потребительских благ наковала «невидимая рука» рынка, молотом научно-технического прогресса вооружившись… Психология и традиция активного потребления распространились на Земле повсеместно. Почти вытеснили психологию и традицию умеренного, ограниченного потребления, которые поощрялись и преобладали в прошлом веке среди трети, не меньше, населения Земли: в Советском Союзе, Китае и других странах соцлагеря. Настоящая благодать наступила для разрастания избыточного потребления. И множится оно. Жаль, статистический учет его не налажен. Давно пора… Но ориентировочно представить его масштаб можно. Я попытался из любопытства. Использовал опубликованную макростатистику. Вот послушайте: вам ведь по нраву количественные доводы. Современное общее потребление на Земле измеряется потребительскими расходами приблизительно в 40 триллионов долларов или 6100 долларов на человека в год. При этом на граждан развитых стран – так называемый «золотой миллиард» – приходится порядка 30 триллионов долларов или 30000 долларов на человека в год. Остальные земляне, числом более 5,5 миллиардов человек, довольствуются где-то 10 триллионами долларов; это около 1800 долларов на человека в год… Примем, что 30000 долларов на человека в год – потребительские расходы среднестатистического гражданина развитых стран – соответствуют верхней границе умеренного потребления. Более чем достойная сумма. Все потребительские расходы сверх этой суммы будем считать затратами на избыточное потребление. По моим расчетам они составляют в развитых странах не менее 30% от общих расходов на потребление, не менее 9 триллионов долларов. Получается, из 40 триллионов долларов, расходуемых землянами на потребление, по крайней мере, 9 триллионов или более 20% тратится на избыточное потребление… C учетом всех остальных стран расходы на него в целом по Земле никак не меньше 25% от общих потребительских трат. Серьезные проценты, согласитесь. Разве не ключевая это проблема?!       

– Более чем субъективная оценка, Виктор Михайлович.

– Конечно, – согласился Китров. – Но я, скорее, занизил перебор в потреблении, не наоборот.

– И потом, – продолжил эмоционально бизнесмен, – о каком таком распространении психологии активного потребления вы говорите? Она во все времена была и есть при человеке. Всегда человек разумный был активно потребляющим – в пределах имеющихся возможностей. Падким до наслаждений, гедонистом, эпикурейцем. Был и есть противоположный образ жизни: аскетов, стоиков, монашеской братии. Издревле проповедовалась и проповедуется умеренность в жизни. Но число последователей невелико. Люди потребляли и потребляют мало и умеренно только из-за ограничений по доходам, по предлагаемым потребительским благам. Немногие – по осознанному выбору. Психология активного потребления лишь подавляется ограничениями, оставаясь в сохранности. В СССР, Китае, остальных соцстранах ограничение на потребление закладывалось в планы производства товаров, услуг, в зарплаты. Как только возможности потреблять расширяются, тут же человек сполна это использует. Легко восстанавливает традицию активного потребления. А поначалу еще и двойной аппетит включается. 

– Тем не менее, психология и традиция умеренного потребления преобладали в соцстранах, – упрямо повторил Китров. – Пусть вместе с подавленной психологией активного потребления. Явное большинство людей устраивало, что есть некий уровень достойного умеренного потребления и превысить его законно почти невозможно. Те, кто его не достиг, стремились к нему. А те, кто достиг, спокойно жили, успешно работали, творили и не испытывали душевного дискомфорта от того, что не могут его превзойти. Опыт этот человечеству еще пригодится.      

– Вот так, значит, не меньше… Но вы, Виктор Михайлович, не ответили на вопрос. Почему всё же не густо согласованных и результативных действий стран по решению глобальных проблем, сохранению природы?

– А они не выгодны политическим и экономическим верхам… Прежде всего, верхам развитых стран и крупных развивающихся. Им ясно, что корневые глобальные проблемы – это рост числа землян и душевого потребления, а остальные проблемы – лишь следствия. Что для позитивных изменений мало создания и применения ресурсосберегающих, экологически чистых технологий производства. Знают, что именно уменьшение душевого потребления и стабилизация численности населения на Земле – вот, что нужно, это действенно... Но кому грозит сокращение душевого потребления? Не тем, конечно, у кого оно и так мало, не большинству землян. Сокращение потребления грозит тем, у кого оно избыточно. Прежде всего, самим политическим и экономическим верхам. Они лидеры по части потребления. И не имитация, а серьезное сокращение. А они для него не созрели. Или мало, кто созрел. Вот и затягивают всячески, отдаляют конкретные, результативные дела… Проблема избыточного потребления всегда обсуждается при подготовке глобальных концепций, резолюций, хартий, обращенных в будущее. А в окончательной редакции не обозначается как ключевая – опять же стараниями верховных хитрецов.

– Кто бы сомневался, – усмехнулся Сотов. – Виноватые всё те же: политики, крупные бизнесмены, топ-менеджеры. Забыли сказать, что это одна шайка.

– Не о вине верхов я, Андрей Глебович. Беда это наша общая, что поступают они естественным образом, по-человечески: оберегают, сохраняют привычный образ жизни...

– И где же выход, по-вашему?

– Хороший вопрос… Не знаю. Есть некоторые соображения, как продвинуться к нему. Наверное, утопичные.

– Ну-ну…

– Приверженцам идеи радикального сокращения избыточного потребления нужно объединяться, вербовать сторонников среди политических и экономических верхов. Там наверняка есть люди, готовые пойти на такое сокращение, есть сомневающиеся. Приняв идею, они своим примером продемонстрируют, подтвердят приверженность ей. Это вызовет доверие и уважение. Ведь зримо начнут сокращать покупки те как раз, кому больше других предстоит изменить свою потребительскую жизнь… Объединенные приверженцы идеи популяризируют, пропагандируют её всевозможными средствами – через телевидение, газеты, журналы, интернет, образовательные программы. Согласовывают и соединяют усилия с религиозными пастырями, основными конфессиями… Важно распространить понятие «общество», образ «ближнего» на грядущие поколения. Ныне живущие люди уже ущемляют, и дальше будут ущемлять интересы людей будущего. Эти интересы проще будет защищать, если полагать и первых, и вторых людей единым обществом. Нужно заложить, вдолбить в человеческое сознание представление о том, что мы, живущие на Земле, – лишь меньшая часть общества, а его большинство – те, кому предстоит жить в будущем. И «ближний», как известно, – это тот, кто нуждается в нас. Разве будущие люди не нуждаются в нашем участии в их судьбе? Нуждаются. Значит, они нам такие же ближние, как и живущие вокруг… Понятно, что одними уговорами, проповедями далеко не продвинуться. Влияние приверженцев идеи должно стать достаточным, чтобы проводить законы, осуществлять законные меры против избыточного потребления. Верховодить нужно во властных структурах развитых стран и крупных развивающихся. Стоит для этого создать национальные «партии будущих поколений», международное содружество их наладить. Почему подлинному большинству общества не иметь свою партию?.. Cокращение избыточного потребления, спроса на люкс-товары, люкс-услуги потянут за собой сокращение объемов многих производств. Надо придумать, как избежать роста безработицы, снижения уровня жизни. Потребуется перепрофилирование производств, переподготовка кадров. Нужна господдержка. Хоть производительность труда снижай – лишь бы при деле люди остались… А когда идея будет широко принята, самое время очертить жесткие границы умеренного потребления. И чтобы позорно стало превышать верхнюю планку. Долой обжорство! – выдохнул с напором Китров.

– Да-а-а, Виктор Михайлович! – протянул Сотов, подождав пока профессор переведёт дух. – Что ж вы скромничаете? Это не просто соображения, а прямо-таки контуры плана с основными задачами, с видением хода его реализации. И мне, как потребителю, ничего веселого он не сулит… Но, вы правы – в нём полно утопичного. С самого начала. Немногие из богатых решатся на отказ от милой роскошной жизни. Тут Руссо с коммуняками правы: хочешь с ней покончить, ликвидируй её источник. Н-да… Значит, вы меня вербовали все это время? – неожиданно и всерьёз по интонации спросил бизнесмен.

– Как, вербовал? – смутился Китров.

– Мягко так, осмотрительно. По плану вашему.

– Шутите, – устало качнул головой Китров. – Как это возможно, если беседой вы рулите? Спрашиваете, отвечаю. Спорим…

– Так я и поверил, – продолжал с нажимом Сотов. – У меня сейчас даже мысль мелькнула: «А не нарочно Китров громко высказался на вечере, когда я мимо проходил? Спровоцировать, на контакт вызвать».

– Что вы такое говорите?! Это чистая случайность была.

– Шучу, шучу, – улыбнулся бизнесмен и озорно добавил: – Ну, положим, завербованным я себя пока не считаю, а в сочувствующие можете зачислить… Отметить стоит это дело. Как считаете? Наконец-то поужинаем. Отказ не принимается.

– И не рассчитывайте, – улыбнулся Китров.