Нина ПОПОВА. ИСПОВЕДЬ ЛИРИЧЕСКОЙ СТРОКИ. Поэзия

 

Нина ПОПОВА

ИСПОВЕДЬ ЛИРИЧЕСКОЙ СТРОКИ

 

СЫНОВЬЯМ ПОКОЛЕНИЯ «Z»
Чёрной свастики стынет тень,
Мирный свет паутиной душит,
Но встаёт, как солдат, новый день,
Наполняя надеждой душу...

Ты воюешь, сынок, за нас,
За Россию стоишь, за Бога,
Жду тебя каждый день и час,
Гложет сердце тоска-тревога.

И пока грохочут бои,
Вороньё летит над землёю,
Да пребудут молитвы мои
Обережные над тобою.

Возвращайся с Победой домой, 
Пусть хранит тебя Боже правый,

Мать обнимет тебя тишиной,
Мать-Россия одарит славой.

За тебя, за всех сыновей
Я молюсь среди грозной битвы –
Ничего нет на свете сильней
Материнской святой молитвы!

 

* * *

Я посадила сад… В моём саду

Ни деревца и ни травинки лишней.

Однажды тенью я в него приду

Во времени далёком или ближнем.

 

Приду с метелью, что белым-бела,

Снежинкою растаю на беседке,

И яблонька, что без меня росла,

Доверчиво свои протянет ветки.

 

Тропинкою пройду за поворот,

Увижу то, что я ещё не знаю.

И миг пройдёт, и день пройдёт, и год,

И жизнь пройдёт… короткая такая…

 

Покину сад спокойно. Не спеша.

У вечности шаги всегда неспешны.

И позабудет хрупкая душа

И сад земной, и путь земной и грешный.

 

Но верю я, что на изломе вех,

О вечном не помыслив даже вкратце,

Усталый незнакомый человек,

Войдя в мой сад, захочет в нём остаться.

 

* * *
Ты прости меня, Боже, за путь мой земной –

Он унынью подвержен, подвластен гордыне...
Словно луч, что блуждает меж светом и тьмой,
Я без веры увязну в мирской паутине.

Просвети меня, Боже, в томительной мгле,
Что порой ненасытному зверю подобна,
Отчего каждый шаг по родимой земле
Перед выбором ставит столь строго и скорбно?..

Отпусти искушения мне и грехи:
К счастью вечно стремлюсь, словно к пище голодный,
И сомненья порой воплощаю в стихи,
Где строка обернётся змеёй подколодной.

Не прощая меня за покорный покой

И за пир, осквернивший чумою жилище,
Поддержи меня, Боже, незримой рукой
На пути, где слепец покаяния ищет.

 

* * *

Повержена пожухлая трава – 

Теснит ее неистовая молодь.

Но жизнь в своей жестокости права

И с каждого свою взимает подать.

 

А юные травинки в полный рост

Встают, окрепнув под зелёным ветром.

Не ведая ни жалости, ни слёз,

Грядущего не ведая при этом.

 

И впереди у молодой травы

Цветения и радости немало,

Лишь осенью поймёт она, увы,

Что к солнцу сквозь живое прорастала…

 

Она поймёт, что грёзы отцвели,

И обретёт сполна печальный опыт,

И вспомнит, наклоняясь до земли,

Сухой травы исповедальный шёпот.

 

ВЕРБА
Солнце смотрит в глаза,
Облака усмиряя на небе,
Что-то хочет сказать –
Мне, тебе и проснувшейся вербе.

Не до солнечных фраз
Юной вербе – наивной кокетке,

Ведь она напоказ

Выставляет пушистые ветки.

Поцелуй ветерка,
От него никуда нам не деться,
Шелестит у виска,
Проливаясь бальзамом на сердце.

И признанья легки –
Многоточий лукавых не нужно,
Ведь слова-мотыльки
Предпасхальному солнцу послушны.

Чтобы радовать глаз,
Много веток пушистых у вербы.
Много в каждом из нас

И любви, и надежды, и веры.

Но всему свой черёд –
Мы встречаем Пресветлую Пасху!
Солнце щедрое льёт
Благодатную милость и ласку...
 

* * *
Бродят соки, свободу суля,
Но ветра холодны и капризны,
Возрождается к жизни земля,
И душа возрождается к жизни.

За разбуженной синей рекой

Вольно дышит родимая пашня.
Разудалый весенний покрой

Не прикроешь одёжкой вчерашней.

Пусть зима окликает гневливо,
Изгибая белёсую бровь,
Ждёт зерна пробуждённая нива,
Словно первую в жизни любовь!

 

ДЕДУ ИВАНУ

Светит красная звезда

На могиле деда,
Полыхая сквозь года
Заревом Победы...

Разорвали тишину
Времени набаты:
Снова бьются за страну
Русские солдаты.

Заметает белый свет
Буря фронтовая…

Снится мне, что встал мой дед,
Знамя поднимая.

Не на годы – на века,
В грозовом июне,
В строй Бессмертного Полка

Встал живой и юный.

«Бей врага!» – на полотне,
Алом, как зарница.
– Дед Иван, – спрошу во сне, –
Что тебе не спится?..

Отвечает строго он
Истиною старой:
– К нам стремились испокон

Всех времён хазары.

Полыхала вся земля
Сечью русской славы:
Бились прадед мой и я –
Праведно и право.

Нынче вновь клубится ложь,
Скалится чужбина,
В спину метит острый нож
Прямо из-за тына.

И пошёл на брата брат

С вражеской котомкой…

За Отчизну во сто крат

Отвечать потомкам!

– Спи спокойно! Держим шаг

Под отцовским стягом,
Водрузим российский флаг

Над любым рейхстагом!

 

* * *

Сброшен снег за обочины,

А парил и царил!

И зима обесточена,

Выбиваясь из сил.

 

Неужели – не верится! –

Воцарится весна?

Колобродят метелицы

Дотемна, допьяна…

 

Но останется в памяти

Зимний царственный дар:

Гул завьюженной замяти,

Губ неистовый жар.

 

Вьюги зябкие павами

Выступали, искрясь,

Пахла вешними травами

Наша зимняя страсть…

Не впервой нам пролистывать

Зиму наедине,
Белоснежную исповедь

Доверяя  весне.

 

* * *

Уносил нас прямо в счастье

Озорной велосипед,

И наполненный участьем,

Мудрый лес смотрел вослед.

 

За пушистыми ветвями –

Отблеск неба голубой.

То, что было между нами,

Не забудем мы с тобой.

 

Сквозь года, рассветы, дали

Сердце бьётся жарко вновь,

Вспомнив, как мы собирали

Землянику и любовь…

 

Ах ты, молодость-беглянка!..

Где мои семнадцать лет?..

На двоих одна полянка

И один велосипед.

 

* * *

В парке зажигаются огни,

И выводят соловьи коленца.

Замани меня и обмани –

Всё простит заждавшееся сердце.

 

На аллее зябкой и пустой

Ветер распахнёт на мне одежды...

Буду я шептать тебе: «Постой!» –

Будешь ты не слышать, как и прежде.

 

Как же так?.. Наверно – поделом.

Ложь ведёт к разлуке непременно.

Но хранит нас память о былом,

Заплатив немыслимую цену.

 

В эту ночь поверю я всему,

Даже ложь прекрасна этой ночью,

Где сквозь золотую полутьму

Счастье небеса нам напророчат.

 

Буду я, ночной звезде под стать,

Воровать шальные поцелуи,

Буду я наивно счастья ждать

И тебя любить напропалую.

 

...Утром свет усталых фонарей

Вновь покинет сонную аллею.

Ни о чём, мой милый, не жалей!

Ни о чём и я не пожалею.

 

* * *

Карусели, карусели,

Дни весёлые летели

Друг за другом, друг за другом

Неостановимым кругом…

 

Стоп, машина! Сделай милость,

Чтоб движенье прекратилось.

Мы наивны, словно дети,

В карусельной круговерти:

 

В никуда ведут дороги,

О пустяшном диалоги,

Караулит нас лукавый –

Шаг ли влево, шаг ли вправо.

 

Каруселим, как в тумане.

И на голубом экране

Обнажённая натура...

Где ж ты, матушка-цензура?

 

Карусели, карусели…

На свободу мы подсели.

К демократии рвались мы,

Заскучав в социализме.

 

Настежь нам открыли двери

То ли люди, то ли звери

В жизнь, что с каждым днём свободней

И... всё ближе к преисподней.

 

ПТАХ

Чик-чирик да чик-чирик –

Птенчик, вроде, не велик,

Вроде и не голосист,

Но зато весьма речист.

 

Ко двору пришёлся сойке,

Перед галкой сделал стойку.

Что продумано отменно,

То зачтётся непременно!

 

Наш пострел везде поспел,

Завсегда  везде у дел:

Здесь – кричал до хрипоты,

Здесь чирикнул и – в кусты...

 

Повертелся, покрутился…

И к начальству подкатился:

– Вы прекрасны в том и этом,

А не спеть ли нам дуэтом?

 

Что ж, такие испокон

Попадать умеют в тон, 

Подпевая на заказ –  

В номинантах всякий раз…

 

Дятел подыграет другу –

Стук-постук на всю округу:

Мол, такие обертоны,

Что достойны и короны!

 

Мол, сражённый наповал,

Соловей талант признал!

Подытожит чей-то рык:

– Гениальный чик-чирик!

 

...Стал горланить в небесах

Наглый безголосый птах.

– Как в солисты он пролез? –

Замер удивлённо лес.

 

Говорят, в тени ветвей

Удивился соловей:

– Подскажите, наконец,

Кто сказал, что он певец?

 

Вдруг пришла в себя от стресса

И заголосила пресса,

Что вразнос пошёл солист,

Стал и злобен, и когтист.

 

И солиста, при параде

(Справедливости-то ради!),

Щёлк по клюву!..

Тот щелчок

Птах наш вынести не смог.

Поневоле – скок-поскок –

Сразу вспомнил свой шесток!

 

* * *

То ль наяву, то ль во сне

Это привиделось мне –

Что по соседству со мной,

Рядом, за тонкой стеной,

В комнатах тихих, пустых,

Жил неприкаянный стих.

 

Автору стал он не мил,

Автор ему изменил,

Счёл неказистым, видать,

И зашвырнул под кровать...

Брошенный бедный стишок

Затосковал, одинок.

 

Автор не стал обвинять

Слов надоевшую рать.

Лишь посмеялся – «любовь»

Рифму диктует на «кровь»:

Это банальный финал…

Автор был оригинал!

 

Нынче стишку маята,

Тема и рифма не та,

Ведь между слёз и берёз

Он до стиха не дорос.

– Милый, не плачь, не грусти,

Автора в путь отпусти!

 

Брошен ты, осиротел –

Много у автора дел.

Скажут, что ты не удал!

Глупости, просто ты мал,

Чтоб говорить про любовь,

Воспламенившую кровь.

 

Тихо шепну малышу:

– Хочешь, тебя допишу?

Хочешь, мы будем вдвоём –

Вырастешь в сердце моём?..

 

* * *

Вдруг отчётливо так привидится –

И взлетит душа налегке,

Что тропинка – сестра-провидица,

Вновь выводит меня к реке.

 

Под лесной изумрудной крышею

Каждый шаг мне давно знаком,

Каждый шорох и шелест слышу я

В мире родственном и земном.

 

Далеко суета столичная –

Я успею вернуться к ней…

Намекая на что-то личное,

Заливается соловей. 

 

Спелым яблоком солнце катится,

Озорует в реке карась.

Искупаюсь в прохладной Старице –

Будто заново родилась...

 

* * *

На ветках угнездился иней,

Заполз мороз в дверной проём...

Решительно-неоспоримо

Зима заполонила дом.

 

Неукротимо бьются в ставни

Её сварливые ветра,

А я наивно осень славлю,

Хотя о ней забыть пора.

 

На стылом вьюжном своеволье

Печаль поставила печать –

Какое воронью раздолье

Неистово судьбу вещать.

 

Прокаркали шальное лето

И золото осенних кос,

Накаркали судьбу поэта

Необратимо и всерьёз:

 

– Судьба поэта… Что за ересь!

Зачем она? На что она?

Когда есть ласковая прелесть

И женской страсти глубина?..

 

Ты пленница зимы… И что же?

За мудрость зимнюю держись!

И станет для тебя дороже

Урок зимы длиною в жизнь.

 

Ведь золото осенней пробы

(Ты о прошедшем не грусти!)

С деревьев улетело, чтобы

Шепнуть прощальное «прости».

 

...Пусть каркают мне вслед – не жалко,

Мне жаль, что не увидел ты

На белом зимнем полушалке

Мои осенние цветы!..

 

* * *

Складываю дивные легенды –

Льётся слов душистый спелый мёд...

Но подчас бунтуют предков гены –

Что за чушь наследница несёт?

 

Вот опять (едрить!) про куртуазность

И очей безбрежную лазурь,

Это что – причудливая странность?

Слепота, наивность или дурь?..

 

Детский лепет: стойкость в искушенье,

Хладнокровье к сплетне и молве,

Благородство, кротость, всепрощенье,

Ореол на грешной голове.

 

...Знают предки – ничего не ново,

Исцелят прощением грехи,

Подарив единственное слово,

Что стихию превратит в стихи.

 

И смягчат мне строгость приговора

В жёсткий век жестоких скоростей,

Обнажая скрытую от взора

Роковую полынью страстей.

 

И отступят зыбкие химеры

Падкой на уныние тоски –

И сияет простотою веры

Исповедь лирической строки!

 

* * *

Не оскудей, любви моей родник,

В угоду неприкаянной обиде,

Чтоб в сокровенный судьбоносный миг

Могла я предначертанное видеть…

 

Любовь не ищет лёгкие пути,

Приветствуя ухабы бездорожья,

Что суждено – того не обойти,

Шагая непокорно и тревожно.

 

Пускай судьба штормит и день, и век –

Дозволено судьбе такое право.

Шторм выбирает русский человек

И совести терновую оправу…

 

В том нет геройства. И почёта нет.

Но есть завет: раз выбрана дорога,

Хранить в дороге негасимый свет,

Зажжённый у родимого порога.

 

* * *

Мерцают свечи на окне

О вечной тайне.

О чём-то шепчет в тишине

Бокал хрустальный.

 

Не это терпкое вино

Меня туманит,

А позабытое давно

Воспоминанье.

 

Хоть в доме пусто и темно,

Тоски всевластье,

Но здесь совсем не так давно

Смеялось счастье.

 

Вина чарующий призыв

Искрит в бокале

Слезою раненой лозы,

Что слаще рая…

 

О нет, не только эта ночь –

Моя подруга,

Ещё помочь совсем не прочь

Сестрица-вьюга.

 

Я зябну в этом январе

И лишь случайно

Вину в певучем хрустале

Доверю тайну…

 

* * *

Поверья и деревья

Царят веками здесь.

Нездешней сказкой древней

Пронизан зимний лес.

 

Мне, горожанке, странно

Такое волшебство –

Небесной белой манной

Ложится снег светло.

 

Под куполом небесным

Средь звёздной тишины

Струится вальс прелестный

Кудесницы зимы…

 

Созвучна с этой тишью,

Дышу с ней в унисон.

И стал вдруг третьим лишним

Мой дорогой айфон!..

 

* * *

Две краски у художницы Зимы,

Палитру – ей ненужную! – отринув,

Она рисует белые холмы,

Лазурным небом довершив картину.

 

Соединяет филигранный штрих

Стихию неба, воздух, твердь земную

В неповторимый первозданный миг,

Где звонкий мир возносит аллилуйю.

 

Зима презрела охру и кармин,

Законы полноцветия нарушив,

И только белый цвет непобедим –

Искусной кисти беличьей послушен.

 

И кажется, что этот белый день

Пришёл, чтобы остаться здесь навеки,

Шутливо превращая в светотень

Красотку-белку на еловой ветке.

 

И на душе моей белым-бело,

Нет чёрного отныне и в помине –

Я новый путь, печалям всем назло,

Сегодня разглядела на картине.

 

* * *

Такая снежная зима,

Такие зябкие метели.

В сугробах спрятались дома,

И шубы тополя надели.

 

Чудес по крышу намело,

Но внемлю я иному чуду:

Метелям и ветрам назло

Весна присутствует повсюду.

 

Она берётся за мольберт,

И в белоснежной круговерти

Весенний яблоневый цвет

Вдруг расцветает на мольберте.

 

В объятьях чуткой тишины,

Наивный, хрупкий и влюблённый

Миндальный аромат весны

Плывёт, ничем не побеждённый.

 

БЛАГОВЕСТ

Благовест слетает с колокольни,

День ненастный сделался светлей.

Дня такого я давно не помню

В хмурой поступи осенних дней.

 

Над погостом, позабытым нынче,

Над рекой, где дремлют камыши,

Проплывают лебединым кличем

Позывные для моей души.

 

И взлетает на излёте круга

Над мирской тщетой и суетой,

И летит-летит душа-пичуга

За пресветлой радостью такой...

 

* * *

Такая воссияла тишина

В созвучиях небесного хорала,
Такою чистотой была полна,
Такой нездешней свежестью сияла.

И целый мир был тишиной объят,
Освобождаясь от своей гордыни:
И каждый встречный был и друг, и брат

Той тишине, неслыханной доныне...

Молчала я, обид не вороша,
Но силу обретал усталый голос,
И жадно из небесного ковша
Пил тишину отяжелевший колос.

 

* * *

Я – слепец… Печален жребий мой.

Но, к стыду, есть в том и облегченье:

Не вползёт полуночной змеёй,

Обвиваясь вкруг души, сомненье.

 

Лютой болью не вскипит строка,

Состраданьем не пронзит вторая...

Жизнь по кругу пустит дурака,

Ржавые полушки собирая…

 

Примешь за обитель  сытый хлев,

Скверну – за изыски политеса.

И однажды отрыгнётся хлеб

Подлостью Иуды и Дантеса.

 

Все воспоминания твои

Обернутся вдруг душевной драмой:

Есть ли в них хоть искорка любви,

Если осветить свечой из храма?..

 

Но на свет сгорающей свечи

Сквозь века бредём, не зная брода,

И тревогой на губах горчит

Роковая трудность перевода.

 

Вновь кровит, что испокон должно

Помогать слепцам идти по краю…

В небеса заветное окно

Злые ветры настежь раскрывают.

 

* * *

Взгляд, тревожно брошенный на строки:

Всё ли верно отозвалось в них?

Эти строки – строгие уроки,

Что однажды воплотились в стих…

 

Строчка-осень вызрела-поспела,

Обнялась с безжалостным огнём,

Но зато теплом не оскудела,

Забывая зябко о былом.

 

Сизым дымом уплывает мглисто,

Никого в сожженье не виня,

Чтобы слово, высекая искры,

Негасимо верило в меня!..

 

Чтобы в день последнего итога,

Отвергая суетливый страх,

Эти строки на суде у Бога

За меня раскаялись в грехах.