Никита СВИКУЛЬ. ЭКЗАМЕН. Рассказы

 

Никита СВИКУЛЬ

ЭКЗАМЕН

Рассказы

 

КАСТРЮЛЯ

 

Из заставленного коробками коридора выбежал дед Петя. Его быстрая походка говорила не только о случившемся, но и о крепком здоровье, которым в восемьдесят девять лет редко кто может похвастаться. А дед Петя может.

Торопился он к своему соседу Леше. Усердно отталкиваясь палкой от земли, дед Петя повернул за забор и заспешил к знакомой калитке. По всему двору гуляли куры и утки. Дед Петя, проходя к крыльцу, гонял их палкой, от чего живность переполошилась и весь двор был усыпан перьями. На краю крыльца лежал кот и с равнодушием наблюдал за всем этим хаосом. Дед Петя постучался в дверь. Изнутри послышались шаги, хлопки дверьми, и вскоре на пороге появился Леша. С уставшим, заспанным лицом, в рабочих штанах и с голым торсом, большую часть которого занимало добротное пузо, он стоял и внимательно рассматривал лицо деда Пети.

– Что у тебя с лицом Кузьмич? – спросил он. – Опять выпил?

На сухом морщинистом лице проступали мелкие красные пятна.

– Воры у меня побывали, – присев на скамейку, начал дед Петя, – обокрали меня!

– Какие еще воры?! – возмущенно сказал Леша. – Бывали у тебя уже один раз воры, до сих пор вон один по дому ходит, хвостом виляет.

Леша надел тапки, спустился во двор и принялся загонять уже успевших успокоиться кур и уток в сарай.

– А куда тогда моя кастрюля пропала, раз не воры?

– Какая еще к черту кастрюля?! – донеслось из сарая.

– Ну большая такая, двадцатилитровая, я ее в кладовке внизу хранил. А сегодня посмотрел – нету. Воры побывали, говорю же!

Леша вышел из сарая и, облокотившись одной рукой на дверь, начал:

– Кузьмич, вот как ты достал уже, а! Скажи ты мне, зачем тебе эта кастрюля сдалась?! Ты что в ней делать собрался?

Дед Петя только успел открыть рот, как Леша продолжил:

– Шура отдала твою кастрюлю Кате.

– Как Кате?! – оторопел дед Петя. – Ну я ей щас покажу.

Дед Петя подорвался и заспешил к выходу, бормоча что-то себе под нос. Леша только развел руками и зашел обратно в сарай.

Также быстро, как уходил, дед Петя вернулся домой. С кухонного стола, на котором стояла недопитая кружка какао, он взял телефон, нажал сухим пальцем на единицу, приложил к уху и стал ждать. Вскоре послышались гудки и после – женский голос:

– Алло?

– Шура!

– Да, пап, что-то случилось?

– Зачем ты отдала мою кастрюлю Кате?

На другом конце трубки послышался тяжелый вздох.

– Пап, ну вот как тебе не стыдно, скажи мне. Ты живешь один, тебе эта кастрюля не нужна.

– Но она же моя!

– Я отдала ее Кате, ей нужнее. У нее хозяйство большое, поросенок. Ей пригодится, а тебе она на что сдалась? – Не дождавшись ответа, она продолжила: – Постыдился бы. Катя за тобой ухаживает. В магазин ходит, по счетам платит, убирается, готовит, присматривает за тобой. А ты… кастрюля тебе понадобилась… Переполошил весь поселок, как всегда.

Дед Петя долго молчал, сидя за кухонным столом, перебирая пальцами телефонный провод.

– Алло… Алло…

– Алло. Да, я что-то переборщил.

– Ладно, ничего. Я ей позвоню. Как твое здоровье?

Дед Петя посмотрел на свою руку, сжал и разжал кисть.

– Хорошо все, уже не болит.

– Пап, осталось немного. Скоро найдутся покупатели, и я заберу тебя. До зимы точно будешь в Москве.

– Может до Нового года оставим? Я еще ничего.

– Прошу, не начинай по новой. Лучше скажи, тебе всего там хватает?

– Да, спасибо.

– Смотри не пей, даже ни капли. Катя будет следить.

– Хорошо.

Дед Петя положил телефон и просидел с полчаса, просто глядя в окно. День таял. Небо покрывалось легкой розовой пудрой. По кольям забора акробатически перебирал лапами кот, соседка выгуливала свою козу, а Леша, согнувшись, делал что-то на огороде.

– Да уж... – сказал дед Петя, взял со стола новую шоколадку и вышел из дома.

Уже никуда не спеша, как самый прилежный старик, он пошел в сторону Катиного дома.

Катя увидела деда, когда была во дворе и занималась стиркой. Она встрепенулась, что-то крикнула ему, зашла в дом и вскоре открыла дверь на крыльце.

– Кузьмич, ты чего? Мне Шура уже позвонила.

– Да я вот как-то сам решил прийти извиниться.

Он достал из кармана шоколадку и протянул Кате. Она взяла его худую руку и засунула ее вместе с шоколадкой обратно в карман.

– Не нужно, – расплывалась она в улыбке, – оставь себе, ты у нас сластена.

– Нет! – твердо ответил дед Петя и снова достал шоколадку.

Катя улыбнулась и поправила у него задравшийся воротник.

– Ну пойдем ко мне. Какао тебе сделаю, мне как раз новый привезли.

Дед Петя согласился и пошел в дом.

Когда на столе стояли две дымящиеся кружки, а кухню освещала янтарно-желтым светом лампочка – за окном совсем стемнело. Бились о стекло редкие мошки, подвывал на прохожих Катин пес.

– Ну а с хозяйством как? – спросил дед Петя, показав на свою кастрюлю, стоявшую на плите.

– Да ничего, кастрюля в самый раз.

Катя приподняла крышку и из кастрюли поднялось облако пара.

– Это свинюшке моей, пусть остывает.

– Сто лет у меня без дела пролежала, – виновато сказал дед Петя. – Ты уж прости меня.

Катя отмахнулась.

– Тебе-то всего пока хватает? В магазин не надо?

– Да, Шура много тогда на юбилей привезла.

Катя расплылась в улыбке.

– Дед, ну какой юбилей! Тебе восемьдесят девять исполнилось. В следующем году юбилей у тебя!

– Не-ет, – ухмыльнулся дед Петя, – в моем возрасте каждый год – юбилей!

 

 

РАЗ В ГОД

 

Илья, выпускник педиатрического факультета, шел поздравлять бабушку неохотно. Раз в год он получал в руки от мамы подарочный пакет и смиренно шагал дворами через весь район. На этот раз содержимое пакета было еще скромнее, чем год назад: коробка конфет и... шоколадка. Илье даже стало как-то не по себе. Он забежал в магазин через дорогу и докупил коробку чая.

На улице было серо. Снег, накопившийся за выходные по бокам дорог, растекался по улицам. Под ногами хлюпало и скользило.

– Внук! – крикнул в домофон Илья.

– Внук?! – удивленно переспросила бабушка. – Ах, Ильюша, проходи.

В квартире его встретила маленькая, худая, с редкими седыми волосами, старушка.

– Ильюша, – начала она, – какой же ты большой стал! Раздевайся, проходи.

– Бабушка, – Илья протянул ей пакет, – это тебе от всех нас. С Наступающим!

Бабушка улыбнулась и поставила пакет на стул.

– Проходи, не разувайся.

Илья даже не стал спорить и прошел в мокрых ботинках в комнату.

С каждым годом комната становилась меньше. Некоторые предметы уменьшались или исчезали, а другие – такие как стол, полный лекарств, или диван, заваленный подушками, – становились больше, завоевывая почти все место в комнате. Вдоль ковра, прижавшись спинками к стеклянному стеллажу, стоял ряд стульев, доверху заваленных одеждой. Соседний стол – поменьше, чем стол с лекарствами, – был до краев заставлен книжками, с желтыми от времени страницами. С потолка свисала люстра, тускло освещая комнату. От всего пахло сухой застоявшейся пылью и корвалолом.

Илья провалился в диван.

– Лариса! – донеслось с кухни.

– Ну чего тебе? – крикнула бабушка.

– Дай мне с Ильей поговорить.

В комнату зашел высокий, тощий старик.

– Здравствуйте, Андрей Афанасьевич.

– Говори громче, – сказала бабушка, – он совсем слышать перестал.

Илья сказал громче.

– А, привет, привет!

Говорил старик хрипло, тяжело, словно в гортани ему что-то мешало. В руках он держал ложку с засохшей на ней гречкой.

– Ты, – старик поперхнулся, – прочел брошюру, которую я тебе в прошлый раз давал?

– Дай ты мне с внуком поговорить! – перебила его бабушка. – Мой внук, не твой.

На стене, рядом со шкафом, висел знакомый Илье портрет. На нем был изображен мужчина, похожий чем-то на лысого Блока. Это, насколько помнил Илья, был отец бабушки.

– Щас я с ним немного поговорю, – хрипел старик, – а потом ты будешь болтать сколько захочешь.

Илья вспомнил, что год назад было ровно наоборот: сначала с ним разговаривала бабушка, а только потом Андрей Афанасьевич.

– Иди на кухню, – продолжал старик, – дай нам об умных вещах поговорить. Нечего тебе такое слушать.

– Дурак старый… – тихо сказала бабушка, вязла у него из рук ложку и вышла из комнаты.

– Им такое слушать вредно, – сказал старик. – Женщина должна заниматься бытом и семьей. Мужчина – мыслить и обеспечивать.

Илья был несогласен, но промолчал.

– То, что мы с тобой читаем, – он указал пальцем на стопку пожелтевших книг, – им, – старик затряс пальцем, – никогда не понять!

Лысый Блок смотрел со стены взглядом, полным возмущения.

– Ну так что, – старик поперхнулся, – читал ты брошюру, что я тебе давал?

Илья припомнил, что год назад Андрей Афанасьевич дал ему тоненькую книжку с изображением каких-то индийских людей в золотых украшениях. Он тогда повертел ее в руках и тут же, пока старик не видел, незаметно засунул между книжками на столе. Илья пошарил глазами по комнате и нашел уголок этой брошюры, торчащий там же между книг, где он ее и оставил.

– Да, конечно, прочел, – соврал Илья.

– И что ты понял?

– Ну, это было интересно, – начал импровизировать Илья. – Я, конечно, не сторонник всего этого, – он окинул взглядом комнату, – но для общего развития – было полезно прочесть.

– Во-от! – обрадовался старик. – Для общего развития! Как же мы мало знаем о нашем мире, а то, что находится за его пределами, а?

Илья посмотрел под ноги. Снег на ботинках растаял и на ковре вырисовывалось темное пятно.

– Нам нужно вырваться из круга перерождений и оказаться в Голоке, понимаешь? Мы не знаем, кем мы были в прошлой жизни. Коровой там или червяком, букашкой или человеком, это неважно. Важно то, что, если мы до сих пор здесь, значит, в прошлой жизни мы что-то сделали не так и были наказаны.

Илья попытался представить себя коровой, которая в своей жизни где-то свернула не туда.

– У тебя, – старик показал пальцем на Илью, – есть все шансы закончить свое путешествие на земле в этой жизни!

Так продолжалось еще достаточно долго. Андрей Афанасьевич восторженно, надрывая связки, говорил о земном перерождении и прочих сопутствующих вещах, а Илья, как и любой порядочный человек, терпеливо ждал, пока собеседник закончит беседу. Через какое-то время Андрей Афанасьевич начал приподниматься, качаться из стороны в сторону, подводить разговор к логичному концу, но потом вновь цеплялся за край своих сухих мыслей и хриплым голосом продолжал:

– И все наши привычки, страсти, поведение, – старик раскинул руки насколько мог, – все это... из прошлых жизней. Мы их не помним, но след они оставляют.

Илья чуть не засмеялся, представив себя опять коровой, полной страстей.

– Давай уже, заканчивай! – крикнула бабушка, войдя в комнату. – Тебе еще в палату идти.

– Да, Лариса, сейчас, – отрезал старик. – Я просто хочу, – обратился он к Илье, – чтобы ты знал и понимал, что мы не просто так живем на земле и что все это, – он опять раскинул руки, – есть великий замысел Кришны.

Илья кивнул и, намекая на завершение беседы, протянул Андрею Афанасьевичу руку.

– Дать тебе что-то почитать? – пожимая руку, спросил старик.

– Нет, нет, спасибо. Мне есть что сейчас читать, – ответил Илья.

– И что же ты читаешь?

Илья посмотрел на портрет.

– Блока. Стихи.

– А-а, – одобрительно кивнул старик, – поэзия это одно из...

– Давай уже, а то закроется палата, – перебила его бабушка, направляя к выходу.

Старик заторопился, но то и дело останавливался, пытаясь что-то припомнить, сказать, даже поднимал палец вверх, точно сейчас произнесет что-то важное, но кроме поперхиваний Илья ничего не услышал.

– Совсем он тебе голову задурил, Ильюша, – шепотом сказала бабушка, присаживаясь рядом.

– Да нет… – смущенно ответил Илья.

В руках бабушка держала картонную вырезку, на которой черным маркером были написаны названия лекарств.

– Сплю я плохо, Ильюша, – начала жаловаться она, – посплю четыре часа и то хорошо.

Илья читал список лекарств. Из всего перечня он сумел увидеть только один единственный препарат, который знал: «Атенолол» – бетаблокатор. Все остальные лекарства были сплошной гомеопатией со смешными маркетинговыми названиями. Сухим тонким пальцем бабушка водила по названиям и на каких-то останавливалась, спрашивая:

– А вот это хорошее лекарство?

– Я... я не знаю, я же не взрослый врач... педиатр.

– Ах, ну да, да, – как бы припоминая, сказала бабушка, – ты же с детьми.

– Ну а вот это, – она показала на какую-то то ли «Спирулину», то ли «Сопрулину», – знаешь?

– Нет.

– А мне он так хорошо помогает!

– Это хорошо.

– Аватары же не просто так появляются на земле! – донеслось из прихожей.

Илья ничего не ответил.

В пороге показался, в ушанке и потертой зеленой куртке, Андрей Афанасьевич.

– Они приходят, чтобы показать нам, как нужно жить, чтобы быть в самом конце вместе с Кришной. Да и то, что сейчас происходит с миром, – он начал перечислять различные катаклизмы, – не просто так! Это наказание нам за нашу бестолковую жизнь!

– Иди уже, – крикнула бабушка, – опоздаешь!

Старик одернулся, что-то пробубнил и вышел. Бабушка с облегчением выдохнула, махнула рукой и продолжила:

– Сплю плохо. Бывает, в десять усну, а проснусь в три и… – она показала на свои глаза, – ни в одном сна нету.

– Из-за недостатка физической активности организм не успевает уставать, – объяснял Илья, – отсюда такой короткий сон. Все старые люди мало спят.

– Да откуда взять эту физическую активность, Ильюша. Сил нет ни на что. Вот, – она показала на ряд стульев, – вытащила все вещи из шкафа – перебрать. Уже неделю так лежат, не доходят руки.

Илья представил, что когда-нибудь эти стулья оживут и, одетые, сбегут из этой кварты, тихо перебирая скрипящими ножками.

Бабушка продолжала разговор о лекарствах и Илью в какой-то момент даже начало это веселить. Он с удовольствием брал со стола бесполезные препараты и вертел их в руках.

– А вот это, – бабушка приободрилась и буквально скакала вокруг стола с лекарствами, – мне Изерская посоветовала.

Илья взял в руки стопку пластинок, перемотанных резинкой и, не прочитав название, сказал:

– Хорошие, да.

– А вот эти, – говорила бабушка, как бы хвастаясь, – последние в аптеке были. Дороги-ие, ужас.

– Вон как, – подыгрывал Илья, – неплохо, неплохо.

Вдруг за окном раздались хлопки. Стекло сквозь узорчатый тюль празднично заиграло красками. Уже вечернее, темно-синее, небо сверкало красными, зелеными и золотыми искрами. Каждый взрыв образовывал над домами яркий световой круг. Разноцветные огни разлетались в разные стороны, рисуя круги. В парке на деревьях висели золотые гирлянды, а из-за угла был даже виден кусочек елки на центральной площади. Илья, замерев, стоял у окна. Только сейчас он вспомнил про Новый год. Мангал с шашлыками во дворе, музыка, дети с хлопушками, шипящий бокал в руках, сладкие мандарины, все это вдруг стало для Ильи таким близким и нужным, что он как никогда захотел побыстрее уйти отсюда. Он отошел от окна и обратился к бабушке:

– Я, наверное, пойду уже.

– Конечно, конечно, Ильюша, – залепетала бабушка, держа в руках стопку таблеток.

Взрывы продолжались. Тусклая комната точно одернулась от таких ярких цветов и сжалась еще больше. Илья быстро накинул куртку и уже стоял у порога.

– Возьми, – сказала бабушка, протягивая ему голубую бумажку, – подсластишь себе жизнь.

– Спасибо! – ответил Илья и незаметно подсунул купюру под стопку лекарств. – С Наступающим!

– Как там мама? – спросила бабушка.

– Да ничего вроде, хорошо.

 – Главное, чтобы все здоровы были. Ну ладно, с Наступающим вас тоже всех там, передай.

С неба падали крупные хлопья снега и сразу же таяли. На улицах никого уже не было, но повсюду слышались хлопки и взрывы, которые, казалось, происходят сами по себе. Вдалеке Илья заметил длинный тонкий силуэт Андрея Афанасьевича и свернул в арку.

 

 

ТАНИН ДЕД

 

Как-то раз напросился я на рыбалку. До этого я только на мелких озерах в деревне рыбачил, а тут – на речку, через лес, на мотоциклах! А я же просто в шутку тогда Таниному деду вслед крикнул:

– А в следующий раз меня возьмете?

Он тогда еще ничего не ответил, вот только вечером пришел к нам в дом и с крестной разговаривал.

Разрешила.

Короче, напросился – получай.

Рано утром солнце еще спало, а я уже нет. Стоял на улице и всматривался в густой туман. На окраине улицы забурлил мотор и сквозь уличное бельмо показался желтый круг. А за ним еще один, побольше.

Танин дед – крепкий пузатый мужик – посадил меня на мотоцикл впереди себя и тихо спросил:

– Накопал червей-то?

– Накопал, – прошептал я.

Мою удочку привязали к другому мотоциклу, где сидело еще три мужика. Я сначала подумал, что меня в коляску посадят, думал, что это специально для детей место. Но нет. Туда залез вполне себе большой дядька. Меня, как я уже сказал, посадил на свой мотоцикл Танин дед. Я взялся за железную – всю в изоленте – трубку руля, прижал ногами пахнущий бензином бак и приготовился к еще неизвестным мне ощущениям. Танин дед внимательно еще раз всех осмотрел, дернул ногой стартер, мотор затрещал, и мы поехали.

Даже не так, мы рванули.

Как маяк на берегу пробивает своим светом морскую глушь, так и фара мотоцикла выпускала луч, рассекающий утренний туман. Мотоцикл быстро набирал скорость и уже вовсю мчался по полю. Далеко позади остался дом Дегтяря. От скорости у меня слезились глаза, впереди все расплывалось. По свежему сосновому запаху я понял, что мы уже ехали в лесу. Среди темно-зеленых елей и высоких сосен было намного холоднее, чем в поле или на деревенской улице. Резко все вокруг стало мокрым и скользким. Скорость стала такая, что от страха я лег животом на бензобак и еще сильнее сжал его коленками. Когда мотоцикл прыгал на кочках или ухал под горку – я прощался с жизнью. Руки мои выскальзывали, и я заверял себя, что если выживу, то больше никогда в жизни не сяду на мотоцикл. Я уже давно не смотрел куда мы едем: поджал голову и сидел, уткнувшись лбом в крышку. Я чувствовал, как мокрая трава шелестела по моим кроссовкам, и как быстро они стали насквозь мокрые. Я дрожал от холода и мечтал лишь об одном: забраться на печку, на самый верх, и просидеть там весь день. Крестная передавала бы мне через верх горячий чай с малиновым вареньем, а кот лежал бы рядом и мурлыкал от удовольствия.

– Уже почти приехали! – услышал я сквозь рев мотора.

Я приподнялся.

Лес заметно поредел. Сквозь деревья блестели первые солнечные лучи. Темная земля под колесами превратилась в желтый песок. Я увидел широкое зеленое поле, полное горок и извилистых тропинок. Вдали стояло одинокое дерево, а за ним извивалась, подобно змее, широкая река. Мы выехали к самой излучине и остановились возле обрыва. Мужики вылезли из мотоцикла и стали ходить по берегу, осматривая. Река была огромная. Вода в ней черная, точно уголь растворили, а от мощного течения закручивались водовороты. Я всматривался в них и боялся представить себе, что будет, если сорваться с обрыва и угодить в один из таких. Засосет, не иначе.

На другом берегу вверх уходил холм. Зеленый, крутой, а на его вершине редкие деревенские дома и золотой, переливающийся на солнце купол церкви.

– Ха! – гаркнул один из мужиков. – А ты был прав, Серег. Петрович уже сидит. Во-он, – он показал пальцем, – в кустах притаился, гад.

Я посмотрел в ту сторону, но никого не увидел.

– Конечно, – начал другой, – выехали, хрен знает во сколько.

– Нормально выехали, – отрезал Танин дед. – Поехали на пляж, там разложимся.

Мы поехали вдоль реки и скоро оказались на пляже. Он был полон песка, как маленькая пустыня, а заканчивался плавным спуском к реке. Вода тут уже не казалась черной, а была привычного темно-желтого цвета: чай с молоком. Из нее, рядом с берегом, торчали самодельные рогатульки. Водоворотов не было, но течение оставалось быстрым и в некоторых местах вода даже пенилась. Противоположный берег был обрывистый, точно срезанный. Из срезов торчали корни деревьев, растущих прямо на верху обрыва. По этим мощным корням без проблем можно было бы перебраться на ту сторону, будто по лестнице.

Мужики оставили за кустами мотоциклы и стали разбирать снасти. Мне вручили мою удочку, и я стал с ней справляться. Катушка была старая и ее барабан противно хрустел и пинался. Леска то и дело соскакивала и разматывалась.

– Давай подсоблю, – сказал Танин дед и взял мою удочку.

Толстыми – в порезах и мозолях – пальцами он с легкостью распутал мою леску, подкрутил катушку и разложил коленья.

– Ну, поплавок сам отрегулируешь.

– Хорошо.

Становилось теплее. Я уже перестал дрожать, но кроссовки, которые были все в песке, оставались мокрыми. Мне вдруг подумалось, что вокруг было тихо, но затем я стал прислушиваться и различил тонкое пение птиц, шелест травы у реки и легкие всплески воды. Но все равно было тихо, пока мужики не начали о чем-то браниться:

– С хрена ли?! – возмущался худой мужик с черными густыми волосами и в зеленом камуфляже.

– А позже тогда придете к нам, если тебе так неймется! – сказал Танин дед.

– Быстро вы все решили! Удобно меня крайним сделать, конечно.

– Не возникай, – сказал другой мужик.

– Конечно, не возникай. Всю рыбалку испоганили. Спасибо, сосед!

– Всё, переставай, мы только время теряем сейчас.

– Не говори мне тут про потерянное время!

Танин дед подошел ко мне.

– Мы пойдем в другое место. Побудешь здесь с дядей Сережей?

– Это кто?

– А вот он, – Танин дед показал мне на того худого мужика.

– Хорошо.

Он взъерошил мне волосы и протянул из кармана конфету. Она была сплюснутая и из обертки торчал треснутый шоколадный бок.

– Налови тут как следует.

Танин дед уехал на мотоциклах с двумя другими мужиками, а я остался с дядь Сережей. Солнце уже поднялось над берегом и светило прямо на пляж. Река текла слишком быстро и это было единственное, что меня беспокоило. Мучительная поездка по лесу на сухом песчаном берегу казалась уже совсем не страшной.

«Когда будем ехать обратно – всю дорогу буду смотреть вперед!» – решил я и закинул удочку.

Поплавок нырнул в воду и больше не показался. Я достал удочку и уменьшил глубину. Поплавок теперь показался, но его тут же стало уносить течением. Я перекинул в другое место, но бесполезно.

– Поплавок что-то сносит, – сказал я вслух.

Дядя Сережа, не обращая на меня внимания, сидел на портфеле и курил.

Я закинул удочку еще раз. Поплавок вынырнул и опять плавно поплыл по течению. Я был озадачен. До этого я рыбачил только на мелких озерах и с течением не сталкивался. Закинув еще раз, я решил пойти по берегу параллельно плывущему по воде поплавку. Он медленно двигался по течению, то исчезая, то показывая свой красный кончик. Я щурился и пытался разглядеть хоть какую-то поклевку.

– Поплавок сносит, дядь Сереж, – сказал я.

– Груза мало, – холодно ответил он.

– А вы чего не рыбачите? – спросил я.

Он не ответил.

Я продолжил закидывать и идти за поплавком. Когда поплавок уносило за кусты, я доставал удочку с болтающимся на конце червяком и шел обратно. Опять закидывал и по новой. И вот, кажется, была поклевка: поплавок слегка клюнул вниз и затем утонул. Я остановился. Леску потянуло против течения.

– Дядь Сереж, у меня, кажется, клюет! – восторженно сказал я.

– Ну тяни, раз клюет, – раздраженно ответил он.

Я потянул. Кончик удочки наклонился, на конце почувствовалось что-то тяжелое. Я потянул сильнее и из воды показалась рыба. Ближе к берегу она соскочила и упала на песок. Я бросил удочку и подбежал. В песке трепыхалась незнакомая мне до этого рыба. Тело ее было тонкое и длинное, чешуя ярко серебрилась на солнце. Размером она была чуть меньше моей ладони. Я очистил ее от песка и показал дядь Сереже. Он безынтересно взглянул на нее и ничего не ответил.

– Тоже не знаете? – спросил я.

Он раздраженно взглянул на меня, поднялся и стал разбирать свою удочку. Я продолжил закидывать и ходить вдоль берега.

Когда дядя Сережа закинул свою удочку, то я удивился, увидев его поплавок замершим на воде. Река текла, а поплавок стоял неподвижно.

– Это как это у вас так? – удивленно спросил я.

– Вот так, – холодно ответил он.

– Грузила значит много?

– Рыбу ловят молча! – строго сказал он.

Больше я у него ничего не спрашивал. Ходил вдоль берега со своей удочкой и смотрел на движущийся поплавок. А поплавок дядь Сережи продолжал стоять, как стоит солдат на плацу: ровно, не шелохнувшись. Мне вскоре надоело ходить туда-сюда с удочкой, и я просто стоял с натянутой леской и тонущим от течения поплавком. У дядь Сережи, к моему удивлению, не клевало. Он закидывал удочку в разные места, много раз проверял наживку, подолгу выжидал и ничего. Со мной он не разговаривал. Только курил и бормотал что-то себе под нос. Докурив очередную сигарету, он достал удочку и стал ее складывать. А сложив, водрузил на плечи портфель и, выругавшись, исчез за кустами.

Я испугался и стал собираться следом. Убрал червя и начал мотать леску. Катушка вновь заела и леска вокруг нее перекрутилась и запуталась. Получилась – как называют это рыбаки – «борода». Дергал я эту бороду, пытался распутать и никак. Решил оторвать леску и, натягивая ее, сломал поплавок. Такая снасть была уже непригодна и я, закопав в песке леску с поплавком, сложил пустую удочку и побежал догонять дядь Сережу.

Он шел уже вдалеке по полю, рядом с одиноким деревом. Я бежал за ним в своих – полных песка – кроссовках и не мог догнать. Во рту был привкус крови, ноги кололо и тянуло вниз. Ветер дул прямо на меня и мне казалось, что я бегу на месте.

«Оказаться бы сейчас на мотоцикле», – думал я.

Я пошел пешком и старался отдышаться. На глаза наворачивались слезы и впереди все расплывалось. Когда я снова побежал, то в боку резко закололо, и я готов был уже остановиться и разреветься на все поле, но почему-то продолжал бежать.

«Главное найти их, главное найти», – повторял я про себя.

Вдруг я услышал громкий смех. Он доносился из-за кустов, ближе к реке. Оттуда же я увидел и несколько торчащих удочек и стоявшие рядом мотоциклы. За кустами сидели мужики с Таниным дедом и дядь Сережа.

– А я знаешь ему что?! – ликовал один из мужиков. – Я ему сразу в рынду!

Мужики рассмеялись и увидели меня.

– А вот и рыбак вернулся, – сказал тот, который ликовал.

– Поймал чего? – спросил Танин дед.

Я вспомнил про забытую на пляже рыбу.

От мужиков пахло кислым. На пеньке стояла бутылка с рюмками и закуска. Рядом в ведре плескалась рыба, а в воде неподвижно торчали поплавки.

– Ну, за рыбалку! – сказал Танин дед.

Они стукнулись и выпили. Танин дед поморщился, съел помидор и пошел к удочкам.

– Давай сюда, – показал он мне рукой.

Я подошел и сел рядом. Ноги тряслись, а под ребрами еще кололо.

– Смотри… – начал Танин дед. – Рыбешка любит погреться в корягах. Вот, – он показал пальцем на бревно в кустах и торчащую рядом с ним антенну поплавка. – Только аккуратно нужно закидывать, чтобы не зацепиться. И клев обеспечен, мотай на ус.

– Давай еще по одной! – горячился дядь Сережа.

Мужики сзади засуетились.

– А как сделать так, чтобы поплавок течением не сносило? – спросил я Таниного деда.

– А это просто. На каждом поплавке написано, сколько граммов грузила нужно навесить на него. Примерно столько и вешай, ну и вози с собой на всякий, скорректировать.

«На моем сломанном поплавке никаких цифр вроде не было», – подумал я.

– А вот еще… – продолжал Танин дед и открыл коробку с червями. – Червяка лучше от земли и грязи не отмывай. В воде такой червь будет гораздо интереснее рыбе из-за исходящей от него мути.

Танин дед достал одну удочку и стал менять наживку.

В этом рыболовном месте было сыро и темно. Вода, ближе к берегу, из-за кустов стояла неподвижно, как в озере, а чуть дальше – к середине – снова стремилась по течению и закручивалась в водовороты. Поплавки стояли ровно и отражались от воды.

«Вот бы свою удочку сюда закинуть, – думал я, – тут бы я наловил!».

На соседнем берегу сидел какой-то рыбак в огромных – до бедер – сапогах и в москитной шляпе.

– Ну что, давайте крайнюю! – подзывал дядь Сережа. – Антох, начисли нам по пятьдесят.

– Давайте, а то пора и честь знать.

Мужики выпили.

Дядь Сережа сел на траву, закурил и протянул:

– Хорош-о-о.

Стали потихоньку собираться. Рыбы было – два ведра и садок. Мужики раздобрели и все говорили мне:

– Рыбак! На смену нам будешь!

Они собрали удочки и покидали сумки на мотоциклы.

– Эй, Петрович! – заорал через всю реку дядь Сережа. – Мы погнали! Бывай!

Рыбак в москитной шляпе помахал рукой.

Мужики на мотоцикле с коляской рванули вперед. Танин дед посадил меня на свой мотоцикл. Я взялся за руль, прижался ногами к бензобаку, и мы двинулись следом.

На обратно пути в лесу было светло. Всю дорогу я, щурясь от скорости, смотрел вперед. Мы прыгали по кочкам, круто забирались в горку, и ехали, кажется, даже еще быстрее, но мне не было страшно, и я лишь хотел, чтобы лес не заканчивался. Но он закончился. Лесная дорогая превратилась в полевую, а полевая – в деревенскую улицу.

Когда мы приехали, Танин дед высадил меня и отдал ведро с рыбой.

– Держи, рыбак, – сказал он, – ну и наловил же ты сегодня! Молодец!

Я стоял в недоумении.

– Чего встал? Бери свою рыбу, ты ж наловил.

В ведре плескалось с десяток рыбин.

– Спасибо!

– Бывай, рыбак!

Я, конечно, рассказал крестной, что рыбу мне дал Танин дед, но вот когда на крыльце оказалась Таня и стала расспрашивать про улов, я вынес ей ведро и стал хвалиться.

– Вот это да! Вот это ты наловил рыбы! – удивлялась Таня. – А мой дед как обычно! Ни-че-го!

 

 

ЭКЗАМЕН

 

Экзамен по гистологии подходил к концу. Недавно переполненная студентами аудитория – опустела. Дышать стало легче. Галина Григорьевна застегнула свой халат и продолжила подписывать ведомости. Вера Степановна, сидевшая рядом, спрашивала:

– Коленька, ты говоришь, и говоришь правильно, соединительная ткань действительно делится на клетки и межклеточное вещество. Так какие же клетки в ней присутствуют?

Вера Степановна – да простит меня Галина Григорьевна, что я начал не с нее, – женщина высокая и статная. Несмотря на свой возраст, она следит за внешностью и нисколько не стесняется своих длинных седых волос. Ее добрый нежный голос всегда успокаивал студентов и давал надежду даже самым беспросветным и недалеким. Галина Григорьевна – заведующая кафедрой – может и хотела бы быть помягче, но ей казалось, что уже слишком поздно что-то менять. Да и разве заведующая может себе позволить подобные послабления? Она была небольшого роста и слегка полненькая. За кафедрой она всегда стояла на небольшом стульчике.

– Ну так что, Коленька? – ласково переспросила Вера Степановна.

Напротив экзаменаторов сидел раскрасневшийся студент. Он хотел было что-то сказать, но замялся и уткнулся лицом в свой листок, пытаясь там что-то найти. Но, признаться, искать там было нечего – листок был пуст, если не считать обведенные и заштрихованные ручкой квадратики.

– Мы закончим сегодня когда-нибудь или нет? – измученно спросила Галина Григорьевна.

Вера Степановна в ответ лишь улыбнулась.

– Так, молодой человек, – строго начала заведующая, – давайте четко, по пунктам, как в методичке.

Студент со спасительной надеждой посмотрел назад, но там некому было помочь. Он был последним отвечающим.

– Ну-у, – начал студент, – клетки соединительной ткани подразделяются на…

– Так, какие клетки синтезируют компоненты межклеточного вещества соединительной ткани? – спросила Галина Григорьевна.

Вера Степановна с надеждой смотрела на студента. Из ее губ так и рвался ответ, она еле сдерживалась.

– Макрофаги, – ответил студент, вспомнив знакомое слово.

– Пфф… – всплеснула руками заведующая, – ну это уже просто смешно! Макрофаги! За синтез протеогликанов, оказывается, отвечают макрофаги, Вера Степановна, представляете?!

Она бросила очки на стол, протерла глаза и устало посмотрела в окно.

На улице был ясный солнечный день. Такой день чаще всего бывает где-то в середине июня. Прохожие в легкой одежде, блики солнечных лучей на автомобилях, гремящие по рельсам трамваи с открытыми форточками, зеленая листва – все за окном было так, как и должно быть за любым приличным окном где-то в середине июня.

– Этот вопрос вы не знаете – следующий, – холодно, продолжая смотреть в окно, сказала заведующая.

Студент весь обмяк и готов был уже просто молчать, лишь бы это все быстрее закончилось.

– Давай, Коленька, какой следующий вопрос? – спросила Вера Степановна и взяла билет. – Средний отдел пищеварительной системы. Общая морфофункциональная характеристика. Отлично, тут все просто. Давай начнем с того, что там происходит.

– Ну-у, переваривание пищи.

– Химическая обработка, – шепнула Вера Степановна.

– Химическая обработка пищи, – подхватил студент.

– Вера Степановна, я попрошу вас… – сделала замечание Галина Григорьевна. – Из чего состоит стенка кишечника?

Ответ на этот вопрос студент конечно же не знал и всем видом пытался показать это Вере Степановне. Она в свою очередь беззвучно шевеля губами, как могла, подсказывала.

– Слизистая оболочка, собственная пластинка, – аккуратно перечислял студент.

Вера Степановна одобрительно кивала и продолжала подсказывать.

– Дальше, дальше! Характеристику, функции! – гремела Галина Григорьевна.

Студент вздрогнул и весь сжался.

– Галина Григорьевна, это я вас попрошу… – возмущенно сказала Вера Степановна. – Вы Коленьке слова не даете вставить! Продолжай, не бойся.

– Стенка среднего отдела, – робко продолжил студент, – еще представлена…

– Мезотелием, – прошептала Вера Степановна

– Пезантелием, – ответил студент.

– Вера Степановна, еще одно замечание и я, как заведующая, буду вынуждена попросить вас выйти.

– Чтоб вы тут вконец замучили бедного студента?

Студент изо всех сил старался изобразить мученика.

– У нас с вами разные взгляды на контроль обучения, – подметила заведующая. – Молодой человек, прошу, продолжайте. Перечисляйте функции собственной пластинки слизистой оболочки.

Студент даже примерно не мог представить, что ему говорить. Вера Степановна, аккуратно, вверх ногами, написала на листке: «Антитоксическая». Студент повернул голову, чтобы лучше рассмотреть.

– Антитоксическая, потом… еще…

Вера Степановна продолжала писать.

– Молодой человек, не задерживайте нас и себя. Если не знаете – дверь открыта.

– Галина Григорьевна, он волнуется, дайте ему сосредоточиться. Вы что, сами себя студенткой не помните?

– О-о-о отлично помню! Выпуск 74-ого! Красный диплом! Медаль! Активистка академии! – отчеканила заведующая.

– Ага, а четверок в этом красном, больше, чем у меня, – ответила Вера Степановна.

Заведующая вспыхнула и встала из-за стола.

– Зато у меня отродясь троек не было, чего не скажешь о вас!

– У меня-то одна, и то по физике, – сказала профессор, тоже встав из-за стола.

– Может поэтому я заведующая, а вы, Вера Степановна, просто профессор.

Студент оторопел, но вовремя опомнился и, решив воспользоваться моментом, достал телефон и чуть ли не весь целиком залез в экран.

Экзаменаторы тем временем продолжали:

– Как методички меня просить обновлять, так вы первая, а как лекционный материал мне сбросить, так вас днем с огнем не сыщешь.

– Про лекции у меня с вами отдельный разговор!

– Конечно-о! Еще бы!

– Кто вам сказал, что коллаген третьего типа входит в состав волокон базальных мембран?! Где вы нашли эту информацию?

– Нет у меня в лекциях подобного!

– А, то есть я, по-вашему, это выдумала сейчас, да?

Студент судорожно исписывал лист. Источники развития, строение слизистой, покровный эпителий, отделы желудка, возрастные особенности, кровоснабжение. Он не знал, за что хвататься, и строчил все подряд. Перед его глазами мелькали черные буквы, которые он, едва заметив, подхватывал и лепил к себе на листок. И только где-то вдалеке он слышал:

– А по средам? Разве в эти дни вы со студентами занимаетесь? Не дурите мне голову, с ними сидит лаборант, вас прикрывает!

– А где мои обещанные полторы ставки, а? Скажите?!

Экзаменаторы, точно дуэлянты, сошлись в центре аудитории и встали друг против друга.

– У Екатерины Олеговны, значит, есть свободные окна, а у меня, с таким же графиком, нет?!

– А вы на доцентов не смотрите! Я с вас спрашиваю.

– Я тридцать пять лет проработала под вашим руководством и, знаете, я больше уже не могу!

– Не можете? Не надо!

– Не хочу! Бедные студенты!

Вера Степановна развернулась и вышла из аудитории, хлопнув дверью. Галина Григорьевна стояла посреди аудитории и тяжело дышала.

Придя в себя, она вернулась за стол и продолжила экзамен как ни в чем не бывало. Студент успел спрятать телефон в карман и сделать вид, будто думал над чем-то очень серьезным и умным. О структуре высокопризматического покровно-железистого эпителия или о чем-то подобном.

– Прошу меня извинить, – начала Галина Григорьевна, – на чем мы остановились?

Студент положил на стол небрежно исписанный с двух сторон лист и с облегчением выдохнул. Он чувствовал себя спокойно, точно экзамен уже закончен. Так обычно чувствует себя рыбак, наконец-то поймавший долго сопротивляющуюся рыбу.

– На функциях собственной пластинки, – ответил он.

– Пожалуйста…

– Кроме антитоксической, гранулоциты и лимфоциты, содержащиеся в собственной пластинке, обеспечивают и антибактериальную функцию. Также они участвуют в лейкопидезе.

– Так, дальше, давайте про желудок.

Студент забегал глазами по листу и стал отвечать. Галина Григорьевна одобрительно кивала и продолжала спрашивать. Студент, хоть и с трудом разбирал свой почерк, но отвечал.

– И последний вопрос, – сказала Галина Григорьевна. – Кровоснабжение.

– От чревного ствола, – ответил студент. – Через правую и левую желудочные артерии.

– Хорошо. Вы меня, конечно, извините, но это только три и то с натяжкой.

– Да, конечно, – просиял студент.

– Давайте зачетку.

Галина Григорьевна взяла зачетку и среди столбов троек вывела еще одну. Студент в мгновение ока оказался за дверью.

Через некоторое время в аудиторию зашла Вера Степановна.

– Ну что, Галя, мы закончили?

– Закончили, – устало ответила заведующая.

– А я думала, что уже не додумается списать, ну хоть на что-то способен.

– Да, но грустно это все равно, конечно.

– Ну а что мы можем поделать?

– Вер, как что, двоек налепить.

– А тебе так сильно хочется перед деканатом отвечать? Такие все равно врачами не станут. Третий курс даже не переживут.

– Тоже верно.

– Какая им патологическая анатомия с патфизом, когда они ацинус с нефроном путают.

Экзаменаторы сняли халаты, повесив их на плечики в шкафу, собрали ведомости за экзамен, закрыли аудиторию и ушли.

А на улице начался грибной дождь. Светило солнце, на горизонте показалась радуга, блестел асфальт. Тоже довольно знакомая картина для середины июня.