Алексей СМОЛЕНЦЕВ. «В ЕДИНО СЛИЛИСЬ…». Читая стихи отца Леонида Сафронова

 

Алексей СМОЛЕНЦЕВ

«В ЕДИНО СЛИЛИСЬ…»

Читая стихи отца Леонида Сафронова

 

Я сначала… вот прямо как попрыгунчик какой-то, стихотворение отца Леонида Сафронова просто проскочил. Нет, не просто, конечно. Прочел. Порадовался встрече с отцом Леонидом. Его творческая манера – своеобычна, радостный русский, вольный, чуть ироничный слог и ритм. Бывает ли, может ли быть, ритм ироничным? – Бывает, у отца Леонида – есть. Прочел, да и думаю: все правильно, но что нового открыл мне отец Леонид, кроме того, чего я не знал бы и сам (я же тоже «с усам» и с бородой даже, конечно – не как у батюшки, моя победнее, но – все же)? Все, вроде, в стихотворении отца Леонида и без стихотворения понятно и ясно, ничего стихотворением к бытию не добавлено…

Прочел… проскочил…

Но есть во мне – до сих пор вроде бы сохранилось, слава Богу, – что-то, что мне не принадлежит – и часть существа моего, но и полностью мне не принадлежит. Вот как святитель Феофан Затворник говорил:

«Стало быть, есть в нас голос, который мы должны признать не нашим голосом. Чьим же? Божиим. От Кого естество наше, от Того и голос. Если он Божий, то должно его слушать, ибо тварь не смеет поперечить Творцу. Голос этот говорит, что есть Бог, что мы от Него состоим в полной зависимости и потому не можем не питать в себе благоговейного страха Божия; имея же его, мы должны исполнять волю Божию, которую совесть и указывает. Все это составляет слово Божие, написанное в естестве нашем, читаемое и предлагаемое нам, и мы видим, что люди всех времен и всех стран слышат это слово и внимают ему».

В настоящем творчестве, так же, как в естестве нашем, звучит голос Божий, «вдохновение» называется. Поэтому настоящее творчество – больше автора (говорит больше, чем хотел и мог, и сказал автор), и поэтому настоящее творчество никогда не лжет: Совесть (голос Божий) не позволяет.

И вот это «что-то во мне» за стихотворение отца Леонида уцепилось, оказывается. Я-то перескочил через стихотворение вроде, и дальше пошел – жить. А «уцепленное» стихотворение, оказывается, вместе со мной пошло, незаметно сначала, потом – хлеще: ворочаться во мне начало, потом начало во мне, внутри меня, во весь свой полный стихотворный рост распрямляться.

Стихи больших русский поэтов (а отец Леонид Сафронов – большой русский поэт, наш современник), да и прозу настоящую (как вот Михаила Тарковского, например) надо читать внимательно очень. И не просто читать, а проживать, что ли. Оставаться в тексте, жить в тексте, какое-то время… слушать мироздание – свое собственное и историческое – Вселенную России, и собственно поэтическое…

И в какой-то миг становится все согласно и ясно.

Письменное творчество настоящее – это ведь послание нам от Творца Всего Сущего… если бы только умели мы читать… Да, не спасут нас русская поэзия и проза ни от катастроф, ни от ошибок, ни от горьких потерь… не спасут… Но откроют глаза.

И еще два слова предварительных – о тайне творчества, что ли, или о логике судьбы, или о неисповедимости путей к пониманию настоящего творчества… Неисповедимых путей к пониманию того жизненно-важного смысла (Послания нам), который Творец Всего Сущего вложил как соучастник творчества (источник поэтического вдохновения) в то или иное произведение настоящей литературы.

Дело в том, что стихотворение отца Леонида Сафронова «Повесть о неразумном солдате», при всей его и эпичности (скрытой, и мы ее выявим) и масштабе (вровень цивилизации масштабе), его пророческой и провидческой силе (все это мы далее разберем и покажем), это Стихотворение стало для меня всего лишь как путь к пониманию другого стихотворения отца Леонида… стихотворения с виду, по форме и содержанию простенького, чуть ли не анекдотического, чуть ли не подражательного… за которым на самом деле мне открылась бездна. И бездна эта заставила мое сердце замереть в священном ужасе, стыдливо опустив глаза, пред правдой жизни.

И более того – мне удалось, благодаря этому, второму, стихотворению отца Леонида, сказать о том, что – вот уже второй месяц, а то и все четыре месяца – рвет мне душу и сердце, рвет все мое существо… и никак в слова не преосуществляется… Но преосуществилось, благодаря русской поэзии.

Но… по порядку.

 

I.

Посреди Украинского фронта,

Сдуру в натовском танке горя,

Угорелый танкист для ремонта

В костромские попал лагеря.

 

И узнал он на слове и деле,

В арестантскую робу одет:

В этом месте фашисты сидели

И загнал их сюда его дед.

 

Жадно ел он тюремные пайки,

Огрызаясь на ближние рты, –

Заменялись на новые гайки,

И под них нарезались болты.

 

От контузии, глухонемого,

Опекал его вятский мужик.

И сошла с него прежняя мова,

И очнулся в нём русский язык.

 

И припомнил он отчую пашню

И своё родовое село,

И прозрел, отчего ему башню

Мимолётным снарядом снесло.

 

В час ночной, когда спали соседи,

Вдруг зажегся невидимый свет,

И явился к нему для беседы

В полусонном видении дед.

 

«Золотые поля Украины,

Нашей Родины доблестный тыл,

Ты зачем в боевые руины,

Неразумный солдат, превратил?

 

На груди у Европы поплакав,

Что подмял тебя русский медведь,

Всё ты жаждешь судьбину поляков –

Отщепенцев славянства иметь.

 

Нас единая вера растила,

Все мы внуки одной старины!

И Украина – та же Россия.

И окраина этой страны.

 

Мы галопом прошлись по европам

В ту войну не за ради наград…».

Дед умолк. И запахло укропом

С унавоженных лагерных гряд.

 

В День Победы к родимому внуку

Он явился последний разок

И вложил, будто нищему, в руку

Свой солдатский святой образок.

 

Весь свой срок, и тяжёлый, и долгий,

Он сожжённые строил мосты.

И хранил его воин Георгий,

Покровитель священной Москвы.

                                       (Леонид Сафронов, май 2022 г.)

На страничке о. Леонида ВКонтакте стихотворение появилось 11 июня, то есть вскоре после Великорецкого Крестного хода (с 3 июня по 8 июня), отец Леонид этим Ходом всю свою жизнь – теперь уже можно так сказать – идет. Ходил, слава Богу, и в этом году.

На страничке отца Леонида на «Стихах.ру» стихотворение появилось 12 июля, в День Первоверховных апостолов Петра и Павла.

И я 12 июля чудом буквально, потому что действительно не понимаю с чего вдруг, – открыл страничку отца Леонида ВКонтакте, до этого и не знал, что есть у него страничка.

Зададимся и еще риторическим вопросом: а чего мы хотим от современности, если русский национальный поэт, чье творчество – национальное достояние и в чьем творчестве сокрыты важнейшие для современности смыслы, печатается не на первой странице «Российской газеты», а в ВКонтакте и на Стихи.ру?

Но… к стихотворению.

«Повесть о неразумном солдате»… о Неразумном… это ведь священник пишет…

Что такое «неразумный» в нашем православном – оно же и естественно русское – миросозерцании?

«Поначалу разбойники, висевшие по сторонам Спасителя, слыша, как окружающие начальники поносят Господа, присоединились к ним и тоже хулили Господа. Причем, один из них, страдая, все более озлоблялся и все ожесточеннее поносил Христа. Тогда его друг, у которого, очевидно, не совсем угасла искра добра, начал укорять своего товарища, говоря: «Или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? И мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли; а Он ничего худого не сделал.» (…) Так или иначе, но совесть в нем сильно заговорила, и среди хулений и насмешек толпы он открыто выступил в защиту Господа. В его душе произошел такой решительный перелом, что он, поверив в распятого Иисуса как в Мессию, обратился к Нему с покаянными словами: «Помяни меня, Господи, когда придешь в царствие Твое!». Когда придешь к Отцу в Твое Царство славы, то вспомни обо мне несчастном, который разделил с Тобой эти ужасные мучения. Разбойник не просил награды или славы, но молил лишь о помиловании в том мире, куда собирался вскоре перейти. С той поры покаяние благоразумного разбойника стало примером для всех верующих в Христа. (…) Несомненно тут и особое действие благодати Божией, озарившей разбойника, чтобы сделать его примером для всех грешников. Эта его исповедь заслужила великую награду, большую, чем разбойник смел ожидать. «Ныне же будешь со Мною в раю» – сказал ему Господь. Так, благоразумный разбойник оказался первым спасенным» (архимандрит  Александр(Милеант), Страстная Седмица).

 

Здесь, при Кресте, мы видим два состояния человечества (именно этот масштаб): либо озлобление (оно – неразумно), либо покаяние (оно – благоразумно). Важнейший момент: «Несомненно тут и особое действие благодати Божией, озарившей разбойника, чтобы сделать его примером для всех грешников».

Несомненно, что благодать Божия – озарила и того и другого разбойника. Но один – свободным выбором – благодать принял и покаялся; другой – свободным выбором – благодать отверг, все более ожесточаясь. Две «стороны» человечества. Хоть убейся, третьей стороны не придумаешь, не найдешь; все человечество поделено от Креста Христова: одни справа (благоразумные по благодати), другие слева (неразумные); и те и другие на своем месте – своим свободным выбором; и «место» – не гарантировано: постоянный ток и отток идет, с одной стороны на другую; и – никакого насилия, только личный выбор, личное решение – полная свобода воли.

Для полного понимания, для восстановления целостности личного миросозерцания необходимо, в дополнение к этому, посмотреть еще, прочесть статьи Толкового Словаря Даля: «Разум», «Солдат», «Разбивать (…) Разбойник».

РАЗУМ – м. духовная сила, могущая помнить (постигать, познавать), сулить (соображать, применять, сравнивать) и заключать (решать, выводить следствие); способность верного, последовательного сцепления мыслей, от причины, следствий ее и до цели, конца, особенно в приложении к делу. Разум, смысл, intellectus, Verstand; ум, ratio, Nernunft. Дух человека двуполовинчат: ум и воля; ум самое общее, а в частном значении самое высокое свойство первой половины духа, способное к отвлеченным понятиям; разум, которому можно подчинить: понимание, память, соображенье, рассудок, разуменье, сужденье, заключенье и пр., ближе подходит к смыслу, рассудку, применяясь к обиходному и насущному (…).

 

Русскую поэзию надо читать дословно. Взвешивая каждое слово, перебирая смыслы.

Посреди Украинского фронта,

Сдуру в натовском танке горя,

Угорелый танкист для ремонта

В костромские попал лагеря.

Фронт – Украинский, танк – натовский. Горя и угорелый – что у батюшки словарный запас мал? Нет, это поэт обращает наше внимание: неразумный солдат «в натовском танке», горя или не горя – вопрос второй; важно, что оказался он там – «сдуру», почему оказался – потому что был уже «угорелый», поэтому только в натовский танк и забрался. Он сначала «угорел» – соображать перестал, разума лишился, неразумным стал, поэтому в натовский танк «сдуру» (не соображая) влез.

Заметили мы это, не заметили?

Чепуха вроде – оттенки смыслов.

На самом деле в поэзии для ее полного понимания – мелочей нет.

Докажу мою логику: если неразумный солдат угорел в танке, то и «на ремонт» следует его в госпиталь отправлять, а не в лагеря. А вот «угорелость» разума как раз-таки в лагерях и «ремонтируют».

Так что все точно и у Сафронова, и в нашем понимании его слов и смыслов.

Это все может и не очень важно, но это показывает – насколько важно нам, читателям, быть внимательными к каждому слову поэта.

Потому что вот дальше-то – дальше идет важнее важного: «В костромские попал лагеря».

Костромские – и что? Читаем дальше? нет – идем глубже, в смыслы.

А что Кострома? – Точка сбора Русской государственности после Смуты до 1612 года…

«21 февраля (1613 года, но еще обратим внимание на дату 21 февраля, понимая при этом, что по нашему счету это 6 марта – А.С.) состоялось торжественное заседание в Успенском соборе. Здесь выбор Михаила был решен уже единогласно, вслед за чем последовали молебны о здравии царя и присяга ему. Известясь об избрании царя, города еще до получения согласия Михаила присягали ему и подписывали крестоцеловальные записи. По общему представлению, государя сам Бог избрал, и вся земля Русская радовалась и ликовала. Дело теперь оставалось только за согласием Михаила, получить которое стоило немалого труда. В Москве не знали даже, где он находится: (…) А Михаил Федорович после московской осады уехал в свою костромскую вотчину Домнино, где чуть было не подвергся нападению польской шайки, от которой спасен был, по преданию, крестьянином Иваном Сусаниным. Что Сусанин действительно существовал, доказательством этого служит царская грамота Михаила, которой семье Сусанина даются различные льготы. (…) Из Домнина Михаил Федорович с матерью переехал в Кострому, в Ипатьевский монастырь, построенный в XIV столетии Мурзой Четом, предком Годунова. Этот монастырь поддерживался вкладами Бориса, и при Лжедмитрии был подарен последним Романовым, как предполагают, за все перенесенное ими от Бориса.

Посольство, состоявшее из Феодорита, архиепископа Рязанского и Муромского, Авраамия Палицына, Шереметьева и др., приехало вечером 13 марта в Кострому. Марфа назначила ему явиться на другой день. И вот 14 марта посольство, сопровождаемое крестным ходом, при огромном стечении народа, отправилось просить Михаила на царство. (…) Долго послам пришлось уговаривать и мать, и сына; они употребили все свое красноречие, грозили даже небесной карой; наконец усилия их увенчались успехом – Михаил дал свое согласие, а мать благословила его. Обо всем этом мы знаем, кроме посольских донесений в Москву, еще из избирательной грамоты Михаила, которая впрочем, в силу ее малой самостоятельности, как мы уже говорили выше, не может иметь особенной ценности: она составлена по образцу избирательной грамоты Бориса Годунова; так, сцена плача народного в Ипатьевском монастыре списана с подобной же сцены, происходившей в Новодевичьем монастыре, описанной в Борисовой грамоте (оттуда взял ее Пушкин для своего «Бориса Годунова»). (…) Такова внешняя сторона воцарения Михаила Федоровича Романова. Но есть и внутренний смысл в событиях этого важного исторического момента, сокрытый от нас ходячим преданием и восстановляемый детальным изучением эпохи» (С.Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории. Петроград. 5 Августа 1917 г.).

Именно из Костромы призван на царствование Михаил Романов и Феодоровская Икона Пресвятой Богородицы, которой он благословлен, из Костромы.

И Иван Сусанин в Костромских лесах врага заплутал. А враг кто был? – Поляки. А сегодня – кто? – И опять без поляков не обходится.

Но… что?

Поэт и священник в сего дня – видит грядущую Смуту?

А что такое Смута до 1612 года – это ведь те же участники и поляки, да и весь «евросоюз» и тогда в стороне не оставался. И русская государственность была потеряна. И – восстановлена лишь в 1613 году.

Но, если Неразумный солдат из натовского танка уже в костромских лагерях, значит если Смута и будет, то кончится она тем же, что и в 1612 – восстановлением Русской государственности. Но будет и потеря…

Стихотворение отца Леонида не о сегодняшнем дне России, оно о будущем, о Русском будущем и России будущем, о будущем русской жизни.

Батюшка нам сего дня рассказывает о том, что с нами (Россией) будет завтра.

Сейчас уже многие «блогеры», что ли, а как их еще назвать, предрекают в интернете конец света, умудряясь разглядеть в современности всадников Апокалипсиса – войну, голод.

Отец Леонид всех утешает: конца света, на данном этапе развития человечества, не предвидится.

А вот Костромские лагеря для Неразумных, угорелых от фашизма, – это обязательно будет.

Отец Леонид говорит о Победе России.

Но надо понимать, свидетельство отца Леонида звучит сегодня, но оно – не сего дня.

Как можно закончить, если «мы еще не начинали»?

В сем дне возможно какое-то перемирие, которое ничего, естественно, не решит. И всё так или иначе дойдет до того, что «начинать» все-таки придется; не мы, так за нас «начнут» как в 1941. И начинать или отвечать придется в полную силу.

Пора уже сейчас – в полную силу, и чем быстрее, тем лучше.

Самое главное в свидетельстве отца Леонида – «Победа будет за нами», а для Неразумных – Костромские лагеря.

Будет ли на этом пути к Победе потеряна наша государственность?

Может быть, если мы – сего дня – так и «не начнем»…

Но важен итог: Россия вновь победит.

И антихрист пусть пока подождет, нет на его приход Божией воли, Божьего попущения. Господь все еще верит в человечество. И, думаю, что Господь верит в Россию.

Но я-то «думаю», а отец Леонид – утверждает. Именно это утверждает отец Леонид (творчество – это свидетельство, это утверждение и не от себя лично; вдохновение – голос Божий). Ибо, какая может быть Победа России без веры Господа в саму Россию и в русский народ, всеми жителями Русской земли составленный.

А собственного волеизъявления у антихриста нет, он силен только слабостью человеческой, а придет он, когда Господь в нас, в человечество, верить перестанет, когда все мы на неразумную сторону свободным выбором станем – тогда и попустит антихристу: иди.

Вот и цена слова в русской поэзии. Сколько всего – чудес и смыслов – открылось нам через простые вроде бы «Костромские» лагеря. Будущее свое увидели.

 

И узнал он на слове и деле,

В арестантскую робу одет:

В этом месте фашисты сидели

И загнал их сюда его дед.

Здесь вроде все очевидно, без потаенных смыслов… Однако здесь поэт свидетельствует о том, что все сидящие сегодня «в натовских танках» будут «загнаны» (именно этот глагол важен) туда же, куда и фашисты в 1945 году.

Здесь не только неизбежность Победы, но и логика истории: угорелым от фашистской идеологии – один во все времена «загон» в лагеря, в арестантскую робу.

И «Дед» (не могу не написать с большой буквы)… Поколение победителей в Великой Отечественной войне. Мы здесь не удивляемся, нам все ясно. А если отрешиться от наших «ясностей» и просто жить в пространстве стихотворения, то разве не удивительно, что Неразумный солдат угорел до такой степени, что сам оказался в том же самом загоне, куда его Дед загнал фашистов. И еще важно: Неразумный солдат «узнал» – «на слове и деле» узнал это. Узнать – это важно, узнать – это еще не значит начать понимать. Но хотя бы – начать думать.

 

Жадно ел он тюремные пайки,

Огрызаясь на ближние рты, –

Заменялись на новые гайки,

И под них нарезались болты.

Жадно и огрызаясь… отец Леонид знает, о чем пишет, служение – проповедь и исповедь в Верхнекамских лагерях его добровольный крест, не годы – десятилетия.

Это жажда выживания, это плоть, тело борется за свое выживание… но есть еще и душа, сердце, воля и разум. Но герой стихотворения – Неразумный. Необходимо – вразумление. Это то, о чем мы в начале стихотворения говорили. Ремонт именно, не терапия. Мы произносим «крыша поехала», «резьбу сорвало» – вот об этой резьбе и речь. «Угар» от фашистской идеологии не лечат. Ремонт нужен. Новая резьба.

 

От контузии, глухонемого,

Опекал его вятский мужик.

И сошла с него прежняя мова,

И очнулся в нём русский язык.

Контузия здесь, как и угар, – не телесное состояние, а душевное.

«Мова» – сошла с него, как с гуся вода. То есть вся эта «мова» – поверху была, не в существе.

А вот русский язык – в нем, то есть внутри него, в его человеческом существе, – был глух и нем, и – очнулся!

Очнулся!

 

ОЧУВСТВОВАТЬСЯ, прийти в себя, в чувство или в память, выйти из состоянья обморока, бесчувствия, прийти в сознание, опамятоваться, опомниться. После обморочного забытья, я очувствовался в чужом доме, но ничего не помнил. Отмороженная нога отошла, очувствовалась со страшною болью. Запой не даст очувствоваться. | Когда прокутил все состоянье свое, тогда и очувствовался. Преступник очувствовался и раскаялся. Очунуть новг. очунеть кур. очунять смол. очувствоваться телесно, очнуться, опомниться от обморока, забытья, бреда; | выздороветь, оклематься после тяжкой хвори. Очунуться вологодск. очувствоваться нравственно, раскаяться в беспутной жизни, исправиться; в сем знач. говор. и очунуть кого, пробудить нравственно, обратить в раскаянье.

Порадуемся точности русского поэтического слова и правильности нашего понимания. Даль подтверждает в естественно русском – оно же православное – миросозерцании соединенность понятий «бесчувствие» и «болезнь»: «выздороветь, оклематься после тяжкой хвори» – после угара, после контузии…

И – «очунуть кого, пробудить нравственно, обратить в раскаянье» – «опекал его вятский мужик».

Вот, вятский мужик и очнул его, Неразумного.

Но самое важное здесь: Русский язык – как возможность прийти в себя, воскреснуть.

 

И припомнил он отчую пашню

И своё родовое село,

И прозрел, отчего ему башню

Мимолётным снарядом снесло.

Опять, какая точность русского поэтического слова «И припомнил он…». Даль: очнуться – опамятоваться, опомниться.

И первое чувство (очувствоваться) – «отчая пашня».

Отчая – это и отец и Отечество. А пашня – земля, почва. Но еще и – обработанная, возделанная, вспаханная. А кто вспахал? – землепашец, крестьянин.

Вместе с русским языком, родовая принадлежность к крестьянству очнулась в Неразумном.

Село – родовое. Не просто родное – где вырос. А родовое – где весь род его, ныне Неразумного, жил, где и отец его, и дед его, и прадед жили.

Сначала: язык как духовная почва, потом почва – пашня. На основе этого – прозрение.

Да, как мы и говорили, «башню» ему снесло до того, как он в натовский танк сдуру залез.

Снаряд, кстати, по Далю – это орудие, оружие, инструмент, снасть, машина, вещь, как средство в ремесле, промысле, искусстве. Вновь – все точно у поэта. Снаряд как инструмент в «искусстве» превращения человека (крестьянина) в Неразумного солдата.

 

В час ночной, когда спали соседи,

Вдруг зажегся невидимый свет,

И явился к нему для беседы

В полусонном видении дед.

Вот и момент истины. Явление Деда. И – никакой мистики. Бывший Неразумным – опамятовался, опомнился, вспомнил язык и отчую пашню, родовое село. Вспомнил и Деда.

И в тоже время Дед – явился, это – явь. Дед, на самом деле, к Неразумному внуку пришел.

«Золотые поля Украины,

Нашей Родины доблестный тыл,

Ты зачем в боевые руины,

Неразумный солдат, превратил?

Оказывается, это не поэт своею волей вывод сделал о неразумии. Это благоразумный Дед, определяет внука своего как Неразумного солдата.

На груди у Европы поплакав,

Что подмял тебя русский медведь,

Всё ты жаждешь судьбину поляков –

Отщепенцев славянства иметь.

Вот и пришла пора нам вспомнить и Смуту до 1612 года и поляков. Две строки всего поэтических, а содержания – на философский трактат.

Вот в чем существо бед Польши и поляков – потеря славянства. «Отщепенцев славянства» – о чем это поэт говорит? Разве поляки – не славянский народ? – Славянский. И вообще, как можно от славянства отщепиться? Ведь не своею же волею, не своим выбором «прищеплены» мы к славянству.

В.Г. Белинский во «Взгляде на русскую литературу в 1846 году» писал: «Человеческое присуще человеку потому, что он человек, но оно проявляется в нем не иначе, как, во-первых, на основании его собственной личности и в той мере, в какой она может его вместить в себе, а во-вторых, на основании его национальности. (…) Человек силен и обеспечен только в обществе; но чтобы и общество, в свою очередь, было сильно и обеспечено, ему необходима внутренняя, непосредственная, органическая связь – национальность. Она есть самобытный результат соединения людей, но не есть их произведение: ни один народ не создал своей национальности, как не создал самого себя. Это указывает на кровное, родовое происхождение всех национальностей».

Исторический, родовой выбор славянства – славянских народов – Православие. От святых равноапостольных Кирилла и Мефодия – выбор. И язык, и вера, и… миросозерцание общее, потому что язык и вера – основа всякого миросозерцания.

Отщепенцы от Православия становятся отщепенцами от семьи славянских народов.

Отсюда все беды и в действительности многострадальной Польши.

Многострадальной, но ведь в силу собственной неразумности многострадальной.

Нас единая вера растила,

Все мы внуки одной старины!

И Украина – та же Россия.

И окраина этой страны.

Да, оказывается, мы правы были в собственных рассуждениях о причинах польского отщепенства: «единая вера» – Православие.

Дед говорит: «все мы внуки одной старины». Даль: «Он отцовской стариной живет, наследьем, вотчиной… Добрая старина святая!». Здесь вновь и наследие – «родовое село» и вотчина – «отчая пашня».

Мы галопом прошлись по европам

В ту войну не за ради наград…».

Не за ради наград… А за ради чего? А ответ уже дан в начале стихотворения: фашистов надо было в загон Костромских лагерей загнать, а собирать их, фашистов, пришлось по всей Европе, вот и пришлось – галопом пройтись.

По Далю, галоп – конский скок, но не во всю прыть.

И, думается мне, что Дед Неразумного солдата еще и о другом «галопе по европам» напоминает внуку: «Многие полагали, что с изгнанием Наполеона из России война окончена и что русским можно спокойно выжидать дальнейших событий. Сам Кутузов, по-видимому, был такого же мнения. Но император Александр думал иначе: он желал воспользоваться поражением Наполеона, чтобы окончательно сломить его силы и избавить от его гнета европейские государства. По велению государя русские войска вслед за французами перешли русскую границу. Россия начала войну за освобождение Европы. (…) К лету 1813 г. Наполеон сумел собрать новую армию и встретил своих противников в Германии. Борьба разыгралась на Эльбе. После многих упорных битв (при Люцене, Бауцене, Дрездене, Кульме) произошло генеральное сражение при Лейпциге. Оно длилось четыре дня: в нем действовало до полумиллиона человек. (…) В этой «битве народов» Наполеон был разбит и с громадными потерями отступил за Рейн. Союзники преследовали его и вторглись в его империю. Это случилось ровно через год после изгнания французов из России: в день Рождества Христова в 1813 г. император Александр объявил своей армии поход в самую Францию. (…) Император Александр с прусским королем торжественно въехали в Париж 19 (31) марта 1814 г.» (С.Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории. Петроград. 5 Августа 1917 г.).

 

Дед умолк. И запахло укропом

С унавоженных лагерных гряд.

Мгновенная как молния Сафроновская ирония, свойство его творческой манеры… Ирония Сафронова и неоскорбительна вроде, но – разящая – наповал, да и запашок у Неразумия, прямо скажем – разящий, получается… И вновь точность – с рассветом запахи острее… так и шибает в нос читателю укропно-навозным Неразумием…

Но ирония иронией (она есть), но и серьезность смыслов нельзя не заметить: после встречи с Дедом исчезло Неразумие из внука, исчезло, и запах только остался – как и после исчезновения лукавого запах серы остается, так и здесь – только запах укропа с унавоженных гряд… близко, кстати, к запаху серы.

Ирония вроде, а поэт через иронию – природу Неразумия человеческого вскрывает, природа Неразумия – одержимость.

И по Далю так:

Бесноваться – церк. Быть мучиму, одержиму бесом, ныне: неистовствовать, безумствовать, выходить из себя (сл. ст. Бес).

И именно потому, что ремонт Неразумия совершен и явлением Деда утвержден, становится возможным дальнейшее развитие сюжета повести:

В День Победы к родимому внуку

Он явился последний разок

И вложил, будто нищему, в руку

Свой солдатский святой образок.

Мы правы были – внук уже не Неразумный солдат, а «родимый внук».

Весь свой срок, и тяжёлый, и долгий,

Он сожжённые строил мосты.

И хранил его воин Георгий,

Покровитель священной Москвы.

И вот еще смысл, которого мы не заметили и заметить не можем, не умеем, потому что и наша жизнь этому смыслу не очень или не всегда близка. Зная отца Леонида не один десяток лет, знаю, что и пастырское служение для него не менее поэтического, точнее вровень, точнее вместе – одно целое в личности отца Леонида – и поэт и священник, неслияно и нераздельно.

Что произошло в стихотворении, пока мы смыслы поэта Леонида Сафронова разбирали. Произошло то, что священник отец Леонид в это же самое время вел исповедь.

Исповедал отец Леонид Неразумного солдата, Деда его – солдата Благоразумного – на помощь призвал.

И вывели-таки человека к покаянию.

И вот странное чувство. Исповедал-то отец Леонид Неразумного солдата, а легче стало мне, читателю. Прямо легче на душе, буквально так чувствую.

Это секрет исповеди – любовь больше.

Вот что чувствует читатель при последних строках.

Любовь – больше…

И как светло и чисто становится сердцу в завершающих стихотворение восьми строках.

И все – святое: День Победы, солдатский святой образок, святой воин Георгий и Москва – священная.

Москва – как точка в стихотворении.

 

И после стихотворения думаю не о поэзии, не о стихах, а думаю, что надо бы нам всех этих неразумных солдат, ныне в плену у нас находящихся, не на обмен – подлеченных, да не отремонтированных – отправлять… а отправлять их надо не в Костромские даже, а в Верхнекамские лагеря, к отцу Леониду. Сначала на ремонт, потом и на исповедь…

И саму «Повесть о неразумном солдате» до тех, неразумных, кто ныне в окопах с той стороны, – хорошо бы донести, довести…

Мне, кажется, на тех из них, кто был под огнем и под бомбами, – может подействовать… Так мне кажется.

 

II.

А второе стихотворение отца Леонида я даже не просто проскочил, а поморщился недоуменно… ну уж, батюшка, 9-то Мая, анекдоты кузнецовские (поэта Юрия Кузнецова) пересказывать…

А вот когда Повесть о неразумном солдате меня не отпустила, к себе, и поэзии, и русской жизни вернула… тут-то вдруг и простенькое и «пустенько-анекдотненькое» стихотворение отца Леонида Сафронова вдруг передо мной такую бездну распахнуло, таким ледянящим – трезвящим самую глубинку души – холодом смыслов повеяло… что и Повесть о неразумном солдате чуть ли не детской сказкой показалась… Сказкой о будущем… правдивой сказкой… А второе стихотворение – быль о настоящем… горькая быль…

Читаем:

Купил человек у барыги медаль,

Чужую медаль «За отвагу» –

И вдруг перед взором раздвинулась даль,

Не может он сделать ни шагу.

 

Впервой очутился он в смертном бою

С последней гранатой пред танком.

«Сейчас я гранатою танк подобью –

И стану смертельным останком».

 

В едино слились человек и металл.

Подёрнулась даль пеленою.

Вот так обернулась чужая медаль

Обратной своей стороною.

                        («Медаль за отвагу», 9 мая 2022 г.)

Это страшное стихотворение, когда я его понял, мне стало страшно, по-настоящему, утробно, за нас, за Россию страшно.

А пока не понимал, обратил внимание на дату: 9 Мая 2022 года. И, говорю же, поморщился. Это в День-то Победы батюшка – пересказанный Юрием Кузнецовым анекдот на свой лад пересказывает – да еще и меня, читателя, носом тыкает в 9 Мая… Так вот, тыкает батюшка меня носом, а я не тыкаюсь – сам, мол с усам…

Но стихотворение Юрия Кузнецова, о котором речь, нам перечесть следует, ибо – подлинные смыслы стихотворения «Медаль за отвагу», они и в стихотворении Юрия Кузнецова мне иное пространство смысла открыли. Не прочли мы в свое время Юрия Кузнецова, не поняли, о чем он. Прочтем хоть сейчас, после времени… хотя, у Господа времени нет.

Поехал на рыбалку генерал

И место целым штабом выбирал.

– Годится? – гаркнул он на божьи мели.

– Так точно! – офицеры возгремели.

– Где удочка? – готова честь по чести,

Крючок на месте и червяк на месте.

– А где же стопка? – Стопку опрокинул

За воротник и удочку закинул.

Одну минуту свита не мигала.

Но на виду удача генерала

И слово генерала на слуху:

– Эге! Да это окунь! На уху!

Швырнул в котел, и снова честь по чести

Крючок на месте и червяк на месте.

– А где же стопка? – стопку опрокинул

За воротник и удочку закинул.

И две минуты свита не мигала.

Но на виду удача генерала

И слово генерала на слуху:

– Сазан? Зело годится. На уху!

Швырнул в котел, и снова честь по чести

Крючок на месте и червяк на месте.

И снова стопку водки опрокинул

За воротник и удочку закинул.

И три минуты свита не мигала.

Но на виду удача генерала,

И слово генерала на слуху:

– А, золотая рыбка! На уху!

Но, красотой и разумом блистая,

Возговорила рыбка золотая:

– Пусти меня, служивый, а за дружбу

Я сослужу тебе большую службу,

Достаточно желанья твоего... –

Но генерал не слушал ничего:

– Чего желать, когда я все имею:

И армию, и волю, и идею,

Звезду Героя, голос депутата,

Том мемуаров, ореол и злато,

И то сказать, жена и дочь в меху,

Сын – дипломат... Немедля на уху!

Подобной речи с трепетом внимая,

Раздумалась и молвит золотая:

– Герой! Моя судьба не в той воде,

Но что ты скажешь о второй Звезде?

И он махнул: – Согласен на вторую! –

И бросил в воду рыбку золотую.

И грянул гром! Ни свиты, ни машин.

В широком поле он стоит один,

В солдатской гимнастерке, – и зажата

В его руке последняя граната.

А на него идут со всех сторон

Четыре танка из иных времен.

                                             («Сказка о Золотой звезде»)

Да, в те времена был именно, дословно почти, такой анекдот. Но у Кузнецова – это не анекдот.

Здесь я, благодаря отцу Леониду, и над стихотворением Юрия Кузнецова задумался. Юрий Кузнецов – поэт, с ощущением нерва бытия, с эпическим выходом, с чувством Вселенной и Мироздания.

И вот ему-то в 1981 году как русскому поэту нечего было делать – анекдот пересказывать?

Не об этом ведь Кузнецов…

Что такое 1981 год? В 1979 Михаил Шолохов пишет Л.И. Брежневу о том, что в культуре идет целенаправленная атака на русское и что это – есть атака на советское. Настаивает – обратить внимание на русскую культуру на государственном уровне. Брежнев отписывает письмо в ЦК и на этом все. Тогда же Юрий Селезнев криком кричит в своих работах о Третьей мировой. Читая это стихотворение Кузнецова, я думаю о том, что 91-93 годы нам не с неба упали, мы к ним шли.

И русская литература, русская поэзия пытались ситуацию эту поменять.

Кузнецов ведь в своем роде тоже письмо Брежневу пишет – этим стихотворением, как и Шолохов прямо пишет, даже и прямее еще: мол, Л.И., хватит уже со звездами-то, с мемуарами, пора – Родину защищать; четыре – со всех сторон света – танка идут уже на нас.

Скажут, нет этой мысли у Кузнецова. А я уверен – есть. Только ради этой мысли и писал Поэт. Не знаю, было ли это стихотворение тогда опубликовано, пропущено в печать, – не знаю.

Но – во весь голос предупредил русский поэт Кузнецов и власть и население! Не услышали, не поняли. Получили 91-93 годы.

 

Попробуем сегодня Сафронова услышать… попробуем понять… Горькое, в трезвости, будет это понимание… Но отец Леонид и здесь работает и как поэт и как священник: без осознания горьких истин как к покаянию выйти, к исповеди как подойти…

Вот отец Леонид, поэт и священник, помогает нам к исповеди подготовиться.

Купил человек у барыги медаль,

Чужую медаль «За отвагу» –

И вдруг перед взором раздвинулась даль,

Не может он сделать ни шагу.

Помолчим… подумаем… вспомним Страну до которой мы дожили, в которой жили… Так, по человеческому разумению, можно ли покупать и продавать чужую медаль? Нет, нельзя, это не по-человечески. А в нашей Стране можно ли было продать, и можно ли было купить чужую медаль? – Можно. Почему так? Потому что у нас – рынок. А про страну-рынок это не Сафронов придумал, это Валентин Григорьевич Распутин в своей страшной и трагической повести «Дочь Ивана, мать Ивана» так же зеркально отразил из русской жизни в центре трагедии – рынок… А речь-то была о России… А в центре России – что? – Рынок… Помним же все эти призывы: мы идем в рынок!.. Куда пришли – показывает Распутин. Реальность и символ… но речь не о Распутине…

Хотя именно на том самом рынке, о котором пишет Распутин, и возможно купить у барыги чужую медаль. Хорошо, барыга – понятно, его дело продать… А человек, как мог купить – чужую медаль… Что надо с человеком сделать, чтоб он человеческое в себе забыл и чужую медаль купил?

Достаточно привести человека в рынок или на рынок (вот нам – «в» и «на» бывшей Украины). Об этом Даль: «На рынке ума не купишь. За ответом не в рынок идти».

Но мы-то в рынок пришли, и чужую медаль купили… Мы? То есть, не один человек, а мы – вот мы сами – общество современное, население современной России – купили чужую медаль?! – Быть того не может!

А если трезво подумать…

Страшную вещь скажу: то, что происходит с нами сейчас, со Страной… мы ведь сами на себя призвали…

Политтехнологи – а кто еще? – придумали, вероятно, этот сценарий. Не давая Стране, населению страны реальной бытовой опоры на национальное жителя Русской земли, на народное самосознание, решили предложить нам, населению, – славный образ Победы. Победы Великого народа в Великой войне 1941-1945 годов.

Именно побеждая в Великой войне, наш народ и обрел свое новое величие на том историческом этапе жизни России.

Я сейчас не хочу сказать, что Память Победы – это было не нужно или плохо. Нет – это было и хорошо и правильно.

Но при этом наша повседневная бытовая жизнь должна была за этим Праздником подтягиваться, обретать самое себя как Русскую жизнь…

А жизнь наша, во всех проявлениях, хоть административных, хоть бытовых, – оставалась постсоветской… да еще и в худшем советского извода – позднесоветской расхлябанности и вседозволенности (о которой, кстати, и стихотворение Юрия Кузнецова).

Да еще и во всю постсоветскую площадь крытый (от «крыша») рынок стоял.

И там, и так мы День Победы праздновали.

А имели ли мы право на то, чтобы так праздновать?

И что получилось…

Получилось, что настоящий и Великий Праздник… стал «картинкой»… стал – в нашем отмечании – присвоением чужой медали…

Слова были, а где были наши Дела?

И мы о цене забыли… О великой цене, плаченной народом за Победу. Потому и Великой была Победа, что Великая Цена плачена за нее.

О цене помнили Великие ветераны Великой войны. И пока они были живы, они держали праздник на должном уровне!

А в нашей современности – все исказилось вдруг, как в кривом зеркале.

И вместо святой скорби вдруг хлынуло хвастовство и бахвальство!

«Можем повторить»…

И эти надписи на машинах – «На Берлин».

И много еще – наряду с немногим настоящим о Победе, – много бахвального, бездумного, показного…

Что винить политтехнологов… да нам это навязали, эту тональность… но мы это приняли…

Можем повторить... работают жернова Истории?..

И вдруг перед взором раздвинулась даль,

Не может он сделать ни шагу.

 

Впервой очутился он в смертном бою

С последней гранатой пред танком.

«Сейчас я гранатою танк подобью –

И стану смертельным останком».

Беда, а уместно сказать и «ужас» в том, что те из нас, кто сегодня на передовой, в смертном бою, – они никакой медали не покупали!

У них и мысли не было чужую медаль покупать, они – другого закала.

Они – воины, они не рыночники.

А мы, общество, вместо того, чтобы тылом быть нашим воинам, все еще рыночниками остаемся.

Мы, общество, население современной России, мы – купили чужую медаль…

И лучшие из нас и самые сильные и самые чистые душой, за этот наш, общества и населения, выбор платят там – на фронте, на поле боя.

Я понимаю, что там, на фронте, идет столкновение цивилизаций. Я понимаю, что это было неизбежно.

Но мне больно, нет, не так – мне стыдно, что этот смысл, о котором говорит поэт, он тоже есть в сегодняшних событиях.

В едино слились человек и металл.

Подёрнулась даль пеленою.

Вот так обернулась чужая медаль

Обратной своей стороною.

Да, это горькое признание – констатация факта – ошибки нашей общественной жизни.

Но – здесь и путь выхода.

«В едино слились…». Мы должны в едино слиться с фронтом, стать настоящим тылом. Стать единой страной, единым населением, а единое в общем деле население – это и есть народ.

Это – всем вместе.

А каждому из нас – вспомнить наши личные дела, Дню Победы посвященные, были ли они? Достаточно ли было наших дел, памяти Дня Победы посвященных?

С себя спросить. Покаяться и жить иначе, новый уже, свой, наш День Победы приближая…

Об этом Поэт… так, я думаю…