Жанна РУСАНОВА 
Жанна РУСАНОВА
ГДЕ ТЫ ТЕПЕРЬ, ЖИВУЧИЙ?
Миниатюры о природе
Степные эфемеры
Над широкой астраханской степью гуляют теплые апрельские ветры. Сотни дорог бегут по степи во все стороны. И в весеннем волнистом воздухе звенят самые мелодичные на земле колокольчики – то поют жаворонки и желтогрудые каменки.
Просыпается и хорошеет степь день ото дня. Вот уже бархатисто зазеленели красноватые пригорки. А между седой прошлогодней полынью на прогретой солнцем земле появились первые степные цветы. Почти прозрачные, на тоненьких стебельках, они склоняются до самой земли под озорными порывами ветра. И исходит от них легкий, еле уловимый аромат. Биологи назвали растения эфемерами за короткую, мимолетную жизнь под солнцем. Изящные степные первоцветы могут принести радость каждому человеку. И опускаются люди на колени, чтобы лучше рассмотреть их. А они по-дружески кивают миру своими головками под озорными порывами ветра.
Среди этих ранних цветов особенно приметны белые гиацинтики, которые так напоминают собой среднерусские подснежники. Рядом гусиный лук с бледно-лимонными лепестками, и сиреневый костенец железистый, и почти невидимый глазу желтенький пустынный бурачок, и светло-сиреневая хориспора нежная. И все они живут и радуются солнцу только неделю. Спешите полюбоваться на эти цветики степные!
Пройдет совсем немного времени и вспыхнут повсюду, словно раздуваемые ветром угольки, огненные маки. Запестреет степь от тюльпанов – тут и весне конец…
Ветер
Полная тишина стояла два июльских дня на третьем кордоне заповедника. Поникли травы, и лютовали комары. Белые одежды мгновенно становились серыми. Такое множество их слеталось и шло на приступ.
Лишь к вечеру почти неуловимо потянуло прохладой. Зашелестели, будто редкие капли дождя, листья на вершинах старых тополей. Затрепетали травинки. И полетело, закувыркалось комариное племя в свои тайники. Ветер, ветер, ветер... Только он один мог разбудить застоявшуюся июльскую дрему.
Показалось солнце. Его нельзя было видеть, оно чувствовалось. Оно расплылось, расплавилось по всему небу. Не было ярких красок. Серые полутени скользили меж растревоженных деревьев. Прислонясь к шершавой тополиной спине, я смотрела на реку. По ней плыли странные светлые островки. И воздух вокруг густо наполнялся прозрачными снежными хлопьями. Они летели, летели и летели отовсюду. Я подставила ладони навстречу. Снежинки не холодили рук и не таяли, только щекотали, как пух. Да, это был пух с прибрежной ивы белой.
Такую снежную феерию летом мог устроить только ветер. Я подсмотрела, как он это делал… Ветер осторожно касался отяжелевших пуховых ветвей, склонившихся над задремавшей рекой, и, слегка покачивая их, рассеивал повсюду крошечные чудо-семена. Опускаясь на воду, они уплывали по реке далеко на взморье.
Весь вечер в воздухе мелькали ивовые пушинки. А река всё уносила и уносила на себе новые островки вниз по течению. На берегу, в яблоневом саду, терпко пахло свежескошенной травой. И сюда прилетел ветер. Срывая с веток спелые золотистобокие шафраны, он украшал ими землю.
Лишь поздно ночью прошла гроза, сверкали острия молний, и глухо бормотал гром.
Луговые травы
Последняя неделя лета. Август уходит. Он не сжег, не иссушил душистые луговые травы. Высокие, почти по пояс, а в иных местах, поближе к заросшим белой кувшинкой ильменям, они касаются плеча… Над травами бурыми веерами возвышаются щавели. Осыпает сиреневые цветы дербенник. Давно растеряли семена златокудрые ирисы-касатики, но все еще красуются сочно-зелеными широкими листьями. Уже поблекли медоносные кендыри, что так украшали летом луга, и огненные девясилы вот-вот готовы распушить по ветру свои семена-малютки.
Хорошо и спокойно среди заповедных степных луговин и густого запаха трав. Слышно, как перекликаются маленькие серые перепелки. Не ищи их среди трав – не найдешь. Лучше смотри да слушай, как твоя степь живет…
Уходит август. Уносит с собой запахи лета, птичьи песни и цветущие луговые травы.
И уже тревожно звучат голоса одиноких пролетных гусей в предосеннем блекнущем небе.
Ерик Колбин
Ранним весенним утром по широкой реке Быстрой спешила легкая лодочка, с любовью собранная человеком. Ею управлял молодой мужчина. Рядом на дне лодки сидела его жена с ребенком. Они ехали в глухой заповедный ерик Колбин на учет фазанов по голосам.
Весной ерик наполнялся водой из реки. Вход в него был уже где-то рядом. Увидев его, лодочник осторожно поднял мотор. И теперь стал слышен легкий плеск воды и тихие голоса мелких пташек…
Человек взял в руки шест. И, легко отталкиваясь им, почти беззвучно провел свое суденышко под низко склонившимися ветвями ивы. «А теперь не разговаривайте, не шевелитесь, слушайте и смотрите со вниманием по сторонам. Слева под деревьями среди корней могут гнездиться кряквы. Самочки насиживают яйца, а самцы охраняют свои семьи», – это было сказано почти шепотом. И все-таки чуткий и очень яркий селезень с шумом взлетел навстречу трем незваным пришельцам.
Чистая речная вода, свежий воздух, лучи легкого весеннего солнца и тихий шелест стрекоз просто усыпляли. И очень скоро маленькая девочка, протянув свои ручки маме, закрыла глазки...
Берега ерика Колбин нежно освещались белыми лепестками цветущей ежевики. А по гладкой воде ерика продолжала очень медленно скользить легонькая лодка. На дне ее под пологом, словно в уютном гнездышке, спала маленькая девочка. В это время ее родители наблюдали за всем, что происходило вокруг. И очень удивлялись, что еще не услышали ни одного фазаньего крика или шуршанья парчовых крыльев на взлете. «Возможно сейчас слишком высокий уровень воды в реках, – решили они, – и фазаны улетели в степь».
Лодка прошла вперед еще несколько метров и неожиданно оказалась в тупике. Берег другой реки преградил ерику путь. Пришлось возвращаться назад, выйти на берег и попытаться перетащить к соседней реке свою лодку. Она оказалась удивительно легкой. Вдвоем мужчина и женщина прокатили ее по влажной траве, потом приподняли на невысокий вал. И осторожно опустили в воды другой реки. Течение здесь было спокойным. Теперь настала очередь мотора. Его опустили, закрепили, осмотрели и решили передохнуть. Девочка спала…
Река медленно и почти незаметно струилась… «Посмотри-ка, жена моя, как всё вокруг неповторимо прекрасно, – произнес мужчина. – Я сейчас вспомнил строки из поэмы Пушкина: «…там за речкой тихоструйной есть высокая гора…». Правда у нас в заповеднике нет никаких гор, зато есть дельта красавицы Волги, ее серебристо-струящиеся протоки и галерейные леса по их берегам. А также высокое синее небо, всегда наполненное поющими птицами…» – «Ты заметил, муж мой, – продолжила женщина, – какой сегодня чистой и прозрачной, до самого дна, была вода ерика Колбин? Мы с тобой на всю жизнь должны запомнить это, а также понять, что только Господь мог послать нам такое чудо, как матушка-природа… И если человек будет ее беречь, то сам станет не только бодрым и крепким, но еще и проживет долго-долго на Земле».
Где ты теперь, Живучий?
На высоких деревьях, растущих по берегам заповедных рек, любят отдыхать орланы-белохвосты. Кажется, совсем неслышно едешь на лодке мимо и видишь, как эти сильные птицы одна за другой, поднимаясь высоко в воздух, начинают кружиться…
Удивительное зрелище, когда твою лодку сопровождают около тридцати красавцев орланов! Смотришь на птиц, любуешься ими и чувствуешь себя как на празднике.
В дикой природе орланы живут более двадцати лет. И свои большие гнезда сооружают высоко на деревьях. Но совсем недавно, зимой, они построили гнездо на взморье в тростнике, по соседству с небольшой плавучей базой. Гнездо получилось очень непрочным и совсем низко над водой. Оно скоро могло оказаться полностью в воде – лед на взморье начал таять.
В конце марта сюда с трудом приплыли на лодках сотрудники заповедной охраны. И с удивлением обнаружили в глубине маленькой тростниковой заросли это гнездо орлана. Его со всех сторон окружала вода. И в нем белела кладка из двух яиц, а из третьего уже вывелся птенец. По краям гнезда лежала рыба: небольшая щучка, линь, совсем маленький соменок и караси. Это – родители-орланы уже начали подкармливать своего птенца…
В следующий раз сюда приехали орнитологи и увидели трех птенцов. Гнездо уже начало сильно крениться под тяжестью птиц. Его укрепили более надежно. Но, к сожалению, вскоре в нем осталось только два птенца. Скорее всего, один выпал и утонул. Глубина акватории под гнездом была уже почти полтора метра.
В мае началась сильная моряна. Вода на взморье поднялась еще выше. Она проникла в гнездо орлана. Птенцам стало холодно и неуютно. И еще один погиб от переохлаждения. Вскоре заповедным служителям удалось немного приподнять птичье гнездо. В нем остался последний молодой орлан. Он почти полностью оперился. Это был необыкновенно крепкий птенец. Его назвали Живучий.
В начале июля сотрудники заповедника увидели знакомое гнездо опустевшим. Должно быть, орлан все-таки поднялся на крыло и улетел. Он не был окольцован. И теперь, когда совсем подрос и ничем не отличался от своих сородичей, понаблюдать орнитологам за ним уже было невозможно.
Весенняя дельта
В апреле едва заметно начинает пробуждаться природа дельты. Весна уже коснулась ее тонкой акварельной кисточкой – распушила прибрежные белые ивы. И нарисовала зеленые иголочки первых травинок по берегам проснувшихся проток. С них, перед нашей лодкой, вспорхнула пара очень редких сегодня в дельте птиц – крякв. Следом почти неуловимо, призрачно, как стрекозы, промелькнула стайка чирков-трескунков.
Вокруг седой прошлогодний тростник. Он стойко держится по всей дельте. Небо густо-синее с белыми облаками отражается в холодной прозрачной воде, и она привычно принимает в себя его голубизну. Ничто не украшает водную гладь. Первые цветы дельты, среди которых особенно привлекательны белые кувшинки, появятся после того, как спадет высокая вода.
Не слышно веселого разноголосого птичьего пения. Лишь изредка протрещат широкохвостые камышевки. Да одинокие орланы-белохвосты, кружась в воздухе, вычерчивают свои неповторимые пируэты. Лебеди-шипуны и кудрявые пеликаны на гнездах.
На раскатах, там, где струятся многочисленные протоки, образовались широкие коричневые полоски суши – косы. Еще несколько дней, и они скроются под вешней водой. А сейчас на них время от времени в поисках корма опускаются турухтаны и большие веретенники. Набегавшись за хирономидами и немного насытившись, они подолгу отдыхают, набираясь сил для дальнейшего перелета на места гнездования. Какое необыкновенное удовольствие наблюдать за птицами в бинокль, не беспокоя их!
Тишину и одиночество этого заповедного края нарушает лишь ветер. Он гонит воду, и ее струи изумрудно переливаются.
Речные крачки
На стрелочке двух речек Коровья и Дубная покачивался на волнах островок. Он был построен течением из набухших заиленных веток, приплывших откуда-то с верховьев в дельту, из коричневых стеблей тростника и речной травы. Его облюбовали и заселили речные крачки. Через каждые двадцать-тридцать сантиметров на нем виднелись гнезда. В одних еще лежали два-три едва различимых глазом яичка, а в других – уже пищали крошечные птенчики. Мимо проносились быстроходные лодки.
Нам казалось, что сейчас это зыбкое сооружение рассыплется от сильных волн и колония речных крачек погибнет. Однако гнезда, выстроенные птицами почти на краешке, удерживались, и пестрые яички из них не скатывались даже при самой сильной волне. Плавающее птичье гнездовье, на котором виднелись 99 яиц речных крачек и бегали 35 птенцов, было три метра в ширину и пять в длину.
Неожиданно желтенький в коричневых крапинах птенчик подплыл под борт нашей лодки. Доверчивый, пушистый, как поспевший одуванчик, он спокойно упрочился своими оранжевыми перепончатыми лапками на человеческой ладони.
Эти маленькие речные крачки показались нам отчаянно храбрыми птицами, поселившимися на таком бойком месте. Они не только могли поселиться, но уцелеть и благополучно вывести потомство, в чем мы позже с радостью убедились.
г. Астрахань