КРИТИКА / Анатолий САЗЫКИН. ПУТЕВОДИТЕЛЬ ПО РУССКОЙ ДУШЕ. «Портрет неизвестного» Николая Зиновьева
Анатолий САЗЫКИН

Анатолий САЗЫКИН. ПУТЕВОДИТЕЛЬ ПО РУССКОЙ ДУШЕ. «Портрет неизвестного» Николая Зиновьева

 

Анатолий САЗЫКИН

ПУТЕВОДИТЕЛЬ ПО РУССКОЙ ДУШЕ

«Портрет неизвестного» Николая Зиновьева

 

Стихи должны быть с тайным смыслом,
Чтоб строчка каждая в них жгла,
И чтобы баба с коромыслом
К колодцу с песней тихо шла.
И чтоб в них не было печали,
И чтоб печалили до слёз,
И чтоб стояли за плечами
И смерть сама, и сам Христос.
Чтоб в них и плакалось, и пелось,
И чтоб шумела в них листва.
И чтоб была в них неумелость –
Та, что превыше мастерства.

Николай Зиновьев

 

Толчком к началу работы над очерком «Путеводитель по русской душе» (по сборнику стихотворений Николая Зиновьева «Портрет неизвестного», Ростов-на-Дону, Терра Дон, 2020) стала публикация в газете «Аргументы недели» № 25 от 29 июня 2022 г. статьи журналиста Юрия Антонова «Загадка русской души»: «чёрная дыра» для социологов». Вообще же эта тема – «загадка русской души» (или другой вариант: «кто мы есть?») – на страницах отечественной и мировой публицистики и просто в общении периодически возникает, трудно сказать, с каких времён. Автор газетной статьи считает, что «население России никогда ещё не было таким чёрным ящиком, как сегодня». Связано это, по его мнению, с событиями на Украине. Но он замечает, что и другие не менее судьбоносные события последних десятилетий не вызывали у населения столь чёткой, определённой и тем более предсказуемой реакции. По вопросу об отношении к различным жизненным ценностям подобный же разнобой и необъяснимость, ясность лишь в отношении к таким ценностям, как здоровье (76% опрошенных) и семейное счастье (62%). Это данные крупнейшего социологического центра «Циркон»: только3-4% электората ориентированы на внятные непротиворечивые ценности. Данные «Левада-центра» и других существенных отличий не показывают. По мнению автора, «народ снова массово повадился скрывать, что думает» и что, в конце концов, «власть для народа такой же чёрный ящик, как и народ для неё». И ещё заключает: «Впрочем, как устроена Россия, часто не понимают даже специалисты».

Статья эта, поднимающая целый ряд проблем общественной жизни, стала своего рода катализатором раздумий, присущих очень многим людям вообще-то всегда, но сегодня, в обстановке небывалой в истории русофобии, эти раздумья становятся особенно значимы.

Естественно, встаёт вопрос: а при чём здесь поэзия, творчество Николая Александровича Зиновьева, в частности, его сборник стихотворений «Портрет неизвестного»?

Поэзия концентрирует и выражает духовную энергию человека и общества. Величайшие поэты мира, включая нашего Александра Сергеевича Пушкина, были убеждены в пророческой миссии поэта. И творчество великих русских поэтов эту мысль только подтверждает. Очень значимо то, что поэзия вообще, независимо от уровня дарования, таланта конкретных поэтов, делает работу по выявлению, концентрации, обобщению и выражению духовных сторон жизни человека и общества, без чего ни экономика, ни политика, ни технологии сами по себе жизни не создадут, по крайней мере, не создадут жизненной гармонии.

Место и значение Николая Зиновьева в русской литературе определит история. Пока приведу лишь мнение об его творчестве, высказанное в 2003 году Валентином Григорьевичем Распутиным, писателем, который сам, без сомнения, причастен был к тайнам мира:

«Николай Зиновьев талант особенный… Он немногословен в стихе и чёток в выражении мысли, он строки не навевает, как часто бывает в поэзии, а вырубает настолько мощной и ударной, неожиданной мыслью, мыслью точной и яркой, что это производит сильное, если не оглушительное впечатление…

Николая Зиновьева сравнить не с кем; там, откуда он берёт свои слова, никто никогда не бывал, это словно и не взгляд и не суд современника, а доносящееся из земных глубин суровое и праведное о нас мнение тех, кто имеет на это право».

Чтение его стихотворений неизбежно активизирует и мысль и чувство, тем более, что он вовсе не озабочен поисками новаций в области формы, он совершенно традиционен, но степень его душевной боли так велика, что безучастным она может оставить человека, напрочь лишённого духовного и нравственного стержня.

О себе он говорит:

Я за словом лезу в душу,

Но не в чужую, а в свою.

Это больно, очень больно,

Как свои считать грехи.

И поэтому невольно

Коротки мои стихи.

Чтение его стихотворений позволяет утверждать, что духовная напряжённость его творчества порождена глубоким, искренним сознанием своей причастности к народной душе. По сути он мог бы повторить вслед за Некрасовым: «Я был рождён воспеть твои страдания, терпеньем изумляющий народ». Именно Некрасову он и наиболее близок. Очень значимо, что его любимый поэт – Лермонтов, из современных поэтов ему очень близки Николай Рубцов и Анатолий Передреев. И в то же время, совершенно прав Валентин Распутин, когда пишет: «Николая Зиновьева сравнить не с кем».

Всё сказанное даёт мне основание сделать попытку всмотреться повнимательнее, как в стихах Зиновьева нашли отражение те самые особенности народной души, которые так трудно поддаются социологическим анализам и оценкам. Разумеется, поэт никаких таких задач перед собой не ставит, он просто живёт в своём народе и со своим народом. Тем и ценнее его переживания, суждения и мнения. Они не претендуют на признание и высокие оценки, они очень самокритичны, но они заставляют думать и чувствовать.

Нужно сказать и об одной общей особенности построения большинства его стихотворений. Не случайно стихотворение, ставшее эпиграфом ко всей статье, начинается фразой: «Стихи должны быть с тайным смыслом…». Тайный смысл содержит тот ассоциативный фонд, что возникает почти в каждом стихотворении. Ассоциации эти образуются в результате столкновение в стихе тезиса и антитезиса, как проявление жизненной диалектики. Антитезис в концовке стихотворения, а то и вовсе в последней строчке. Такая композиция стиха и создаёт единство противоречий, возбуждает мысль, заставляет думать, т.е. рождает тот самый скрытый, «тайный смысл».

 

1.

Первая, условно говоря, тема стихотворений сборника «Портрет неизвестного» – это неодолимое желание жить, любовь к жизни, невзирая на тяготы и испытания, выпадавшие и выпадающие на долю русского человека, России. Тема эта просто не могла обойтись без упоминания слова и имени Н.А. Некрасова.

                         Горе горькое по свету шлялося…
                                                               Н.А. Некрасов

Наше горе по свету не шляется,

Оно с нами с рожденья живёт.

С мужиками вина напивается,

Со старухами корку жуёт.

Ходит в церковь тропинками узкими,

Держит свечку, читает псалмы,

Знает прелесть сумы и тюрьмы, –

Без него мы бы не были русскими.

                                                       («Созвучие»)

Именно последняя строчка – антитезис, обращает нашу память и мысль к Достоевскому, к Лескову, к Шолохову, к песенному фольклору – по большому счёту, к нашей русской истории.

Или вот ещё стихотворение:

«Век живи – и век не бойся» –

Тайна русской всей земли.

Ведь беда у нас не гостья,

Полноправный член семьи.

Уважаемый к тому же, –

Вы поймёте ль, господа?

Без беды и Бог не нужен!

Без беды – одна беда.

Какой замечательно верный парадокс и какая глубокая мысль, что «без беды и Бог не нужен»!

Вот ещё одно стихотворение, внешне совершенно незамысловатое, но с удивительно глубоким ассоциативным фондом:

В тупике, где заправляют

Маневровый тепловоз,

Непонятно как, но вырос

Куст душистых чайных роз.

И дрожащий дрожью частой,

Он в мазутном тупике

Был нелеп, как слово «счастье»

В нашем русском языке.

Вопрос возникает естественно и сразу: почему же слово «счастье» нелепо «в нашем русском языке»? И конечно, в поиске ответа сразу вспоминается великое произведение русской литературы, вполне сопоставимое с романом-эпопеей Льва Толстого, где главный вопрос о том, в чём счастье и кто счастлив на Руси – поэма Некрасова «Кому на Руси жить хорошо».

Разброс мнений по вопросу о счастье в поэме необычайно широк: от «вот обогреет солнышко, да пропущу косушечку – так вот и счастлив я» до «…ни в ком противоречия! Кого хочу – помилую, кого хочу – казню! Закон – моё желание, кулак – моя полиция!». И даже для нерусского уха странное: «Мне счастье в девках выпало – у нас была хорошая, непьющая семья»…

Мужики разошлись, видимо, ни с чем, но автор нашёл счастливого и опять же не бесспорного: «Ему судьба готовила путь славный: имя громкое народного заступника, чахотку и Сибирь».

Даже не с сегодняшней точки зрения какое-то странное «счастье»... Мне же представляется наиболее убедительной мысль замечательного русского советского поэта Николая Заболоцкого, высказанная им в стихотворении «Старость» из цикла «Последняя любовь»:

«И знанья малого частица

Раскрылась им на склоне лет,

Что счастье наше – лишь зарница,

Лишь отдалённый слабый свет.

Оно так редко нам мелькает,

Такого требует труда,

Оно так быстро исчезает

И улетает навсегда…

Как ни лелей его в ладонях,

И как к груди ни прижимай,

Дитя зари – на светлых конях

Оно умчится в дальний край…»

Знанье это открывается двум старикам, прожившим долгую и трудную жизнь.

Вот таков «тайный смысл» вроде бы простенького стихотворения, и это очень характерно для поэзии Николая Зиновьева.

 

2.

Но эти тяготы и невзгоды никогда не порождали духовного кризиса в сознании людей, абсолютной безнадёги и нежелания жить. А вот такое интересное сочетание: светлой памяти о прошлом хотя бы потому, что у каждого было детство с его теплом, верой и надеждами, и всё-таки веры в жизнь, в будущее – Веры в самом высоком и чистом смысле этого понятия. Это сложное сочетание в полной мере живёт в стихотворениях Зиновьева.

Стояла летняя жара,

И мама жарила котлеты.

И я вершил свои «дела» –

Пускал кораблик из газеты.

И песня русская лилась

Из репродуктора в прихожей…

Не знаю, чья была то власть,

Но жизнь была на жизнь похожа.

Я помню, как был дядька рад,

Когда жена родила двойню.

Сосед соседу был как брат.

Тем и живу, что это помню.

                                             («Память»)

Сегодняшняя ностальгия по советскому прошлому, его нравственному и социальному наполнению – это неоспоримый факт, как бы ни язвила либеральная тусовка. Да, «пережитки советского прошлого», да, «совковое сознание». Но звук душевной струны ничем не заглушить. Тем более у неё такая мощная жизненная и литературная традиция.

Я люблю эти старые хаты

С вечно ржавой пилой под стрехой,

Этот мох на крылечках горбатых –

Так и тянет прижаться щекой.

Этих старых церквей полукружья

И калеку на грязном снегу.

До рыданий люблю, до удушья,

А за что – объяснить не могу.

Эта лермонтовская нотка в последней строке у Зиновьева прозвучит ещё много раз, и это очень усиливает его поэтическую позицию. К тому же позиция эта не сводима лишь к ностальгическим нотам. Она полна тревоги и боли, она и требовательна, и горька.

Где русские тихие песни?

Хотел бы их слышать... Вотще.

Крикун же заморский, хоть тресни,

Мне нужен, как волос в борще.

Где русские квасы и каши?

Где русский на избах венец?

Где русские женщины наши?

Где русская речь, наконец?

Россия, любимая, где ты?

Какой тебя смёл ураган?

Остался на ветку надетый

Небьющийся русский стакан.

Опять же, какой мощный ассоциативный ряд, касающийся современной нашей культуры, эстрады, морали, языка нашего, речи, и какой обобщающей силы образ – антитезис в последних строках!

И очень хочется привести ещё стихотворение, в котором ясно выражена та духовная скрепа, на которой держится глубинная народная жизнь.

Ни электричества, ни газа...

Хозяйке скоро сотня лет,

Но, как ребёнок, ясноглазо

Глядит она на белый свет.

Кривая ветхая хатёнка,

В сенях старинный ларь с мукой.

Такую хату, как котёнка,

Погладить хочется рукой.

Над крышей хаты с кроной вяза

Сплелась могучая ветла…

Ни электричества, ни газа,

Но сколько света и тепла!

 

3.

В душевном состоянии лирического героя, выражающем, по сути, народное сознание, свило гнездо чувство тревоги, охватившее сегодня без преувеличения всю планету. Хорошо выражено это чувство в стихотворении, озаглавленном «XX веку»:

Спадёт с очей твоих завеса,

И ты узришь, как мир людей

Под погребальный марш прогресса

Стремится к бездне всё быстрей.

Но ты пока не видишь это,

Ты в суете погряз мирской.

Лишь сердце чуткое поэта,

Как атмосферою планета,

Объято страхом и тоской.

Возразить этому стихотворению нечего ни по одному пункту, можно только кое-что конкретизировать другими стихотворениями на эту же тему.

Вот ещё одно, как уже упоминалось, навеянное Лермонтовым:

                  И не жаль мне прошлого ничуть.
                                                   М.Ю. Лермонтов

На дорогу выхожу один я,

Спит планета в дымке голубой.

В небесах не чудно и не дивно,

Спутники болтают меж собой.

 

Скучно на душе и Музе грустно.

Полонила высь земная власть,

И ушло высокое искусство,

Золотая нить оборвалась.

 

И летят моторы всюду, воя,

Навевая стрессы и печаль,

И не жду от жизни ничего я,

Только прошлого мне очень жаль.

Значимо и обращение к Гоголю, рождённое всё более усиливающейся в России модой на английский язык:

Блаженны Вы в краю неблизком,

Где не летают мины с визгом

И где не рушатся дома…

Вий, говорящий на английском,

Вас, без сомненья б, свёл с ума.

Конечно, вызовет и ухмылки, и критику такое вот краткое мнение об отношениях с Европой, но очень уж оно своевременно сегодня.

                          Поэт – холоп народа своего.
                                                                      Автор

Я жить так больше не хочу.

О, дайте мне топор, холопу,

И гвозди – я заколочу

Окно постылое в Европу.

И ни к чему тут разговоры,

Ведь в окна лазят только воры.

                                           («Окно в Европу»)

Краток и афористичен поэт, и за этим стоит выношенность и выстраданность абсолютного большинства стихотворений.

Но наибольшую тревогу в душе поэта, как и в душах абсолютного большинства людей Земли, вызывает грозящая миру война. Выражена эта тревога у автора и в присущей ему манере полушутливой, близкой к народной, и жёстко, прямо, хочется сказать – апокалиптически.

Вот сначала так:

Сколько помню, он такой:

Редкая бородка,

Грязный, серенький, сухой,

Лёгкая походка.

Допотопный армячок,

Детская улыбка.

– Здравствуй, Ваня-дурачок,

Как дела?

– Не шибко.

– Издеваются ли, бьют?

Что тому виною?

– Больно много подают…

Как перед войною.

Это, видимо, вот та способность предчувствования, о которой упоминал Валентин Распутин.

А вот и прямое видение. Я приведу строки из необычного по размеру для Зиновьева стихотворения, так и названного «Большое стихотворение».

Война-то Третья мировая

Давно шагает по планете.

И, на победу уповая,

Кричат взахлёб то те, то эти…

…Шагает Третья мировая

По умирающей планете,

Где, ужаса не сознавая,

Ещё растут цветы и дети.

И вот картина апокалипсическая:

С лица Земли улыбка стёрта:

Последней быть иль нет войне?

Всё чаще в снах я вижу чёрта

С солдатским ранцем на спине.

Он с леденящею усмешкой

До самой утренней зари

Из ранца сыплет головешки –

Всё, что осталось от Земли.

 

4.

Ничуть не меньшую тревогу вызывает в душе и в сознании поэта ситуация, сложившаяся в стране после ельцинской контрреволюции 1993 года и мало в чём изменившаяся по настоящий день. Ещё раз подчеркну, что речь идёт не об объективных социально-экономических исследованиях, а о «мнении, да, мнении народном» (А.С. Пушкин), находящем выражение в стихотворениях поэта. Напомню ещё суждение В.Г. Распутина: «Николая Зиновьева сравнить не с кем; там, откуда он берёт свои слова, никто никогда не бывал, это словно бы и не взгляд и не суд современника, а доносящееся из земных глубин суровое и праведное о нас мнение тех, кто имеет на это право».

Мнение это – абсолютно нелицеприятно:

Мы перестали быть народом,

Мы стали рыночной толпой, –

Толпа редеет год за годом

И тает в дымке голубой,

Наживы ветер всюду свищет,

И карлик смотрит свысока.

А выход где? Никто не ищет,

Хотя он есть наверняка.

                                         («Из дневника»)

Тема эта раскрывается в целом ряде его стихотворений, она не надуманна и существует вовсе не ради злободневности. Это очень трудно и вообразить, и тем более оправдать, что ничтожно малая часть населения страны владеет львиной долей национального богатства, а абсолютно большая часть народа живёт в бедности. С этим связана ещё одна гримаса цивилизации, забавная лишь на первый взгляд, а вообще-то она жутковатая.

Не отыскать страшнее века,

В котором мы с тобой бредём,

Где заменили человека

На информацию о нём,

Где быт все уровни превысил

И стал основой всех основ.

И в океане мёртвых чисел

Погребена планета снов.

С этой цифровизацией всего и вся, выдаваемой к тому же за одну из вершин прогресса, связано и вырождение человека в функцию, превращение в «офисный планктон».

У нас всё меньше мужиков.

Куда ни плюнешь – брокер, дилер.

Если прогресса путь таков,

Он мне изрядно опостылел.

И мысль свивается в кольцо,

Она найти не в силах брода…

Какое злобное лицо

У прежде доброго народа!

Едва ли не самая страшная расправа состоялась и продолжается – с культурой. В своё время ещё Маяковский, рисуя «капитализма портрет родовой», писал: «И краске, и песне душа глуха, / как корове цветы среди луга. / Этика, эстетика и прочая чепуха – / просто – его женская прислуга».

Литература – основа образования и духовного становления человека – выдавлена из школьных программ на позицию «предмета по выбору», в вузовских – сокращена до примитива. Издание книг поставлено на рыночные рельсы и стало делом торговцев, жаждущих прибыли…

В стихотворении Зиновьева «На свалке» один персонаж, «Философ местный и уже поддавший хорошо»…

…изрёк торжественно и жалко,

«Войну и мир» доставши из огня:

– Страна, в которой книги жгут на свалках,

На страшные пути обречена.

Хорошо помню, как возликовала наша «либеральная общественность», когда объявлена была вне закона советская идеология. А что пришло ей на смену? Кто бы посчитал, сколько часов в сутки по телевизору на повышенной громкости, с помощью новейших средств телетехнологий утверждается идеология потребительства без меры и конца, пошлейшие сериалы и шоу.

Зиновьев пишет:

В окно кричит Ивану вран,

Посланник верный ада:

«Лежи, Иван, смотри в экран.

Ведь вы одно, ты и диван,

Вставать тебе не надо»...

– Потом с дивана сразу в гроб –

Судьба, Иван, твоя, –

С экрана вторит русофоб,

Охрипший от вранья.

Или вот ещё. Гротеск, конечно, но до чего же в точку:

Встретил в поле старушку в пальто,

Хоть и поздняя осень стояла.

«Всё не то, всё не то, всё не то…»  –

Как заклятье она бормотала.

И догадка внезапная, тусклая,

В душу мне, как слеза, заплыла:

«Ты, бабуль, не Поэзия ль Русская?»

Она горько сказала: «Была»…

                                             («Встреча»)

В этом контексте темы кризиса культуры очень интересен вопрос и о месте интеллигенции, и её роли в современной очень сложной обстановке. Когда начались украинские события, вдруг, казалось бы, неожиданно выявилась интеллигентская оппозиция, по сути «пятая колонна». Озабоченные, конечно, судьбой своих счетов в зарубежных банках, но под видом своего свободолюбия и миролюбия, вдруг «в знак протеста» ломанулись за границу, особенно причастные к Израилю. Как крысы с терпящего бедствие корабля. Но потенциальными предателями своей страны они были всегда. И такие, казалось бы, серьёзные люди, как Л.Улицкая, Т.Толстая, Дм.Быков (Зильбертруд) и прочая либеральная оппозиция, и такие пузыри на воде, «Звёзды», как Пугачёва и Галкин, Гребенщиков, и имя им легион.

Задолго до событий на Украине Николай Александрович Зиновьев пишет стихотворение «Псевдоинтеллигенция».

Всегда, всегда была ты стервой.

В чаду своей богемной скуки,

Народ ты предавала первой,

На пепелище грея руки.

Была ты рупором разврата

И верной подданной его.

И поднимался брат на брата

Не без участья твоего.

По заграницам ты моталась,

Всю грязь оттуда привозя.

Такой ты, впрочем, и осталась,

И изменить тебя нельзя.

В таком суждении можно только что-то скорректировать и добавить, а изменить, к сожалению, ничего нельзя.

Вот замечательное суждение о настоящей интеллигенции, высказанное совсем недавно Алексеем Татариновым в статье «Россия и Запад. Почти бесконечная война», опубликованной в журнале «Наш современник» №5, 2022 г.

«Русскому интеллигенту нужно быть очень сильным человеком, чтобы не желать поражения власти, не копаться в ошибках церкви, не ластиться к любой оппозиции… Сильный и цельный, состоявшийся умом и сердцем – всегда дома. И при Николае II, и при Сталине, и при всех генсеках и президентах. Его законы просты: Россия – центр мира; в критической ситуации защищаешь своих и бьёшь чужих. Эмиграции – виртуальной или действительной – не допускаешь. Судьбу России разделить готов! Тогда страхи и претензии уходят».

 

5.

Столь же «некорректен» поэт и в выражении народного мнения о высших эшелонах власти. Но исток этого не в «либеральной оппозиции», а в искренней душевной боли, идущей из глубины жизни.

Всё стало пошлым или мерзким.

Как душу с этим примирить?

Быть может, с кем поговорить?

Но поглядел вокруг я – не с кем.

Народа нет. Ну, а в толпе

Какая общность или сила?..

И как насмешка на столбе

Плакат: «Единая Россия».

В самом деле – какое сегодня в России единство? А что правящая в Думе политическая партия «Единая Россия» выражает вовсе не интересы народа, а интересы миллиардеров и верхушки чиновничества – это государственная тайна? Недаром её глава в бытность свою премьер-министром вошёл в фольклор своим афоризмом: «Денег нет, но вы держитесь».

Или та же пенсионная реформа, вообще ставшая притчей во языцех.

У Зиновьева такое стихотворение:

О, эти нищенские пенсии

Старух и дряхлых стариков.

Их накормить стремятся песнями

Бесстыдных шоу-пошляков.

Какое подлое грабительство!

Что ни чиновник, то и плут.

Да русское ли ты правительство?

Меня сомнения берут.

Или вот вообще замечательная бытовая сценка:

Кто там на улице стреляет?..

А то, повесив на забор,

Соседка тряпку выбивает –

Так называемый ковёр.

Его бы выбросить на свалку,

Но сука-бедность не даёт.

И высоко вздымая палку,

Хозяйка бьёт его и бьёт.

С какой-то лихостью гусарской

Колотит тряпку всё сильней!..

Наверно, бедной, мнится ей,

Что сводит счёты с государством.

И ещё раз повторю и подчеркну: это у поэта не либеральные претензии, а мысль и чувство, идущие очень издалека.

                Люблю Отчизну я, но странною любовью.
                                                                 М.Ю. Лермонтов

Я говорю вполне уверенно,

Отбросив напрочь ложь и лесть:

«Моё правительство не временно,

Да и находится не здесь».

 

Пока не вся дорога пройдена,

Я вам ещё раз не солгу:

«Не государство моя Родина,

А луг и дети на лугу».

 

6.

Обратимся к вопросу – одному из самых значимых и в общественной жизни, и в поэтическом творчестве Николая Зиновьева.

В той же статье, с упоминания которой начинался очерк, автор её Юрий Антонов пишет:

«По данным одних исследований, до 80% граждан России считают себя православными христианами. В то же время Рождественские богослужения посещает в среднем 2,5 миллиона россиян, т.е. менее 2% населения. Эта цифра стабильна на протяжении многих лет и не меняется по мере открытия новых церквей. Даже на Пасху «дорога приводит в храм» 4,5 млн. верующих при 145 млн. населения… 60% православных не относят себя к религиозным людям, менее 40% из них уверены в существовании Бога. А около 30% полагают, что Бога вообще нет».

Все до единого стихотворения сборника Зиновьева «Портрет неизвестного» и вообще его творчество пронизаны искренней, глубокой, подлинной Верой. В то же время поэт не закрывает глаза, и очень серьёзно задумывается над сложностью, судьбоносностью этой проблемы. В двух кратких стихотворениях он в своей манере выражает диалектику её:

Вот сменила эпоху эпоха.

Что же в этом печальней всего?

Раньше тайно мы верили в Бога.

Нынче тайно не верим в него.

-------------------------

Ужасная эпоха!

За храмом строим храм.

Твердим, что верим в Бога,

Но Он не верит нам.

Попробуйте сказать короче и точнее.

Ещё одно великолепное по своей правде наблюдение.

Какие все скорбные лица!

Как горестно сжат каждый рот!

Как жаль: лишь бедою молиться

Научен мой русский народ.

                                         («В храме»)

В самом деле. В 1943 году, в разгар Великой Отечественной войны Сталин восстановил в стране Патриаршество и прекратил преследование Церкви, чем упорно занималась власть десятки лет (возродил преследования только «дорогой Никита Сергеевич»). На фронте неверующих не было.

Сегодня, когда «взбизнесился несчастный народ» (Александр Раевский, новокузнецкий поэт), высокое вообще отошло на третий план, и поэт говорит об этом с горьким упрёком.

У ворот старик сидит.

Только денег он не просит,

Даже власть он не хулит,

Просто тихо произносит:

«Я пришёл из старины,

Православный русский витязь,

Я не смог узнать страны, –

Хоть один перекреститесь!

                          («Необычный нищий»)

По глубокому убеждению поэта Николая Зиновьева, вера в Бога в душе русского человека совершенно органична, она не нуждается в выкладках и требованиях ума.

А я на ум не претендую,

Когда гляжу, разинув рот,

Как и глухую, и слепую

Бабулю внук во Храм ведёт.

Хоть каждый день я вижу это,

Но строчка русского поэта

Опять приходит и опять:

«Умом Россию не понять».

Нужда в Боге и вера в него внушены русскому человеку суровым климатом, безграничными просторами, историей, вечной необходимостью отбиваться от врагов, отсутствием дармовых доходов, нестяжательством – всем, что образует понятие менталитета.

В чём тайна русской радости?

Нательный крест носить.

И честно, без предвзятости,

Не сытости, но святости

У Господа просить.

 

И ещё:

Проснусь – и думаю о Боге.

Мурлыча, кот лежит в ногах.

Я нищ, как многие, в итоге

Мне б надо думать о деньгах.

Пытаюсь, но не получается...

Бог ближе русскому уму.

Вот почему и не кончается

Россия. Только потому.

Сколько раз на протяжении Истории стояла Россия, казалось бы, на последнем краю, и всегда спасала её великая воля к жизни и великая Вера в Божью милость. Как и сегодня, в очередной раз.

Как ликует заграница

И от счастья воет воем,

Что мы встали на колени.

А мы встали на колени

Помолиться перед боем.

При этом вовсе не закрыты глаза поэта, как и глаза народа, на тех, кого, к сожалению, слишком уж много развелось в стране – от миллионов, впавших в идеологию потребительства, до господ в так называемой «элите».

Иным и солнце всходит с Запада.

Иные – с низкою душой.

Иным легко и локоть цапать-то

Зубами – локоть-то чужой.

Иным совсем не надо веры,

У них и совести-то нет.

Им подавай всего без меры.

Им, как кротам, не нужен свет.

Они зовут себя – «элита»,

У них везде не брат, а блат.

Для них любая дверь открыта,

Но шире всех – дорога в ад.

                                                   («Иные»)

Вполне вижу кривые ухмылочки при словах о «воротах в ад». Как заявляет один самонадеянный хам, «предрассудки не по мне».

Но слово поэта абсолютно истинно и непререкаемо:

Отрыв от веры, верности и чести,

От света милосердья и любви

Всех приведёт к последнему из бедствий:

Мы просто перестанем быть людьми.

 

7.

В раздумьях поэта на протяжении всего его творчества все вопросы сводятся к одному главному: «Какова же судьба России?».

И снова здесь на первый план выдвигается стихотворение, полное «тайного смысла», порождающее такие ассоциативные ряды, что их до конца трудно исчерпать.

В степи, покрытой пылью бренной,

Сидел м плакал человек.

А мимо шёл Творец Вселенной.

Остановившись, Он изрек:

«Я друг униженных и бедных,

Я всех убогих берегу.

Я знаю много слов заветных,

Я есмь твой Бог. Я всё могу.

Меня печалит вид твой грустный –

Какой нуждою ты тесним?»

И человек сказал: «Я – русский».

И Бог заплакал вместе с ним.

                                              («Я – русский»)

Именно сегодня стихотворение с более значимым сакральным смыслом трудно даже представить. За его строками встают и всеевропейские плюс американские экономические и политические санкции, война информационная и что ни на есть горячая, и внутренние наши социальные и экономические проблемы, и очень тревожная демография, и огромное количество либеральных словоблудов, и т.д. и т.п.

Есть отчего Богу заплакать над Россией...

Но поэт, следуя состоянию народной души, слезам предпочитает внимательно и серьёзно всмотреться в российские обстоятельства, чтобы лучше и правильнее их понять. На протяжении всего сборника Николай Зиновьев не один раз вспоминал слова великого русского поэта Фёдора Ивановича Тютчева «умом Россию не понять», солидаризуясь с ними. Но и не ставить вопросы и не пытаться искать на них ответы он тоже не может.

Когда ты невинной и слабой

Невестой навстречу идёшь,

А смотришь распутною бабой, –

Где правда твоя, а где ложь?

То матом ощеришься дико,

То – слёзы по впадинам щёк.

В руке – то щербатая финка,

То скрипки волшебный смычок.

Ты – в даль полевая дорога

Иль омута злая вода?

Ведь всю-то тебя, как и Бога,

Не видел никто. Никогда.

                                     («Россия»)

Здесь поэту нечего возразить.

Но вопросы – куда же от них денешься?

Когда исчезнет фарисейство?

Когда уйдёт последний тать?

Когда закончится злодейство?

Когда начнётся Благодать?

Когда к Христу направим стопы?

Когда детей начнём рожать?

И вымирающей Европе

Не станем больше подражать?

На роль провидца поэт не претендует, но чутьё русского человека покоя его душе не несёт.

Я верю: Россия очнётся,

Чтоб доброе дело творить.

Но прежде такое начнётся,

О чём я боюсь говорить.

Опасения и надежды его связаны с тем же, с кем связаны они были и у Некрасова, и у Достоевского, и у Блока, и во всей Академии человековедения – в великой русской литературе.

Сидит, дымит махоркою

Небритый мужичок,

Глядит с улыбкой горькою

На свой земли клочок.

Пока он на завалинке,

В нём силы – на щепоть.

Но встанет этот маленький –

Не приведи, Господь!

                                          («Мужичок»)

Вовсе не наивен поэт, как это может показаться на первый взгляд. Прекрасно понимает он и расклад сил, и трудность задачи по возрождению страны. Он нигде и никоим образом не зовёт «Русь к топору». Надежды его связаны с разумом народным и с Божьей милостью по отношению к России.

Он давно не видел пряник,

Все то кнут ему, то – клеть.

Много терпит он от нянек,

Не пора ли повзрослеть?

Стать умней – ну, хоть немножко,

Чтоб понять: где друг, где плут?

Ради жизни, ради Бога!

Тщетно... Няньки не дают.

                                                («Народ – дитя»)

У автора, как и у Родины, надежда на народное терпение и народную мудрость, на Божью волю.

В стихотворении «Родина» он об этом говорит прямо:

Третьи сутки не сплю. И зачем мне кровать?

Мне, наверное, надо лечиться.

Но мне кажется: если не буду я спать,

То с тобой ничего не случится.

Глупо? Глупо… Но Родина-мать,

Глуповатому сыну не дав зарыдать,

Свои брови с досадою хмурит,

Говоря: «Ну-ка ляг! И немедленно спать.

Бог пока за тебя подежурит».

Но эта народная уверенность, что «Бог подежурит», таит в себе, безусловно предполагает великую ответственность тех людей, или того человека, на кого Богом и людьми возложена власть как высшая ответственность. Ей совсем не обязательно носить чью-то фамилию. У Зиновьева есть чрезвычайно интересное стихотворение.

Живёт одна, не хнычет,

В ней плоти – на щепоть.

– Кто нами правит нынче?

– Господь, милок, Господь.

Но я спросил:

                     – А Путин?.

Лоб тронула рукой.

Ответ был полон сути:

– Не знаю, кто такой.

                           («Разговор со старухой»)

Абсолютно уверен, что и сам президент, случись ему это прочесть, правильно поймёт «суть»: высшая власть – это наивысшая, ни с чем не сопоставимая ответственность. Это понимал Сталин. И не понимали ни волюнтарист «дорогой Никита Сергеевич», ни страстный любитель орденов, званий и премий Леонид Ильич, ни соискатель международного признания Горбачёв, ни уж тем более благодетель «семьи» Ельцин, когда, выступая перед американским конгрессом, доложил о развале «коммунистического Союза» и закончил свою речь словами: «Боже, храни Америку»…

Той старухе из стихотворения – народному голосу – совсем не обязательно знать, «кто нами правит». Она знает, Кто. А вот тем, кто правит и принимает решения, кого зато весь мир знает, очень нужно знать, чью волю он выполняет.

Есть два стихотворения, приведя которые я и хочу закончить этот очерк о творчестве поэта, выражающего «мнение народное». У них и названия очень символические: «Рука Москвы» и «К гербу России».

РУКА МОСКВЫ

Из камня выжимала сок

Рука Москвы, – и онемела.

И сразу нечисть налетела,

Чтоб пожирней схватить кусок.

Но вдруг все с нами вновь «на Вы» –

Прошло, исчезло онеменье.

Сильнее нет руки Москвы,

Творящей крестное знаменье.

Уйдёт беда водой в песок –

Крестись, Москва, и бесов мучай,

Но всё ж дави из камня сок

Другой рукой на всякий случай.

 

К ГЕРБУ РОСИИ

Я при людях не плачу, не баба,

Но, двуглавый, не слишком ли слабо

Держишь в лапах остатки страны?

Чуешь пристальный взгляд сатаны?

Ты вонзай свои когти поглубже,

Позабудь вековую усталость.

Если хватку ослабишь, то тут же

Вырвут даже и то, что осталось.

 

Комментарии

Комментарий #31953 08.10.2022 в 21:34

Поэт Николай Зиновьев талантлив, парадоксален, неоднозначен. Стихи его - своеобразные народные афоризмы; пессимизма, правда, в избытке, жалоб на "жизнь-жестянку" многовато. Впрочем, это тоже народная черта.