Николай БЕСЕДИН. Я РУССКИЙ ПОЭТ ТЕХ ГРЯДУЩИХ ВРЕМЁН… Поэзия

 

Николай БЕСЕДИН

Я РУССКИЙ ПОЭТ ТЕХ ГРЯДУЩИХ ВРЕМЁН…

 

* * *

Ночь уходит. Блестки звезд

Тают на востоке.

Распрямились в полный рост

Заросли осоки.

Бродит в поле и в лесу

Колдовство рассвета.

Жаворонок пьет росу

С листьев горноцвета.

Свет зари на глади вод

Вытоптал тропинку.

Новый день ко мне идет

С ветерком в обнимку.

Позовет меня тропа.

Выведет к обрыву.

Знаю я, что без тебя

Мне не быть счастливым.

 

* * *

Три вестника пронзили времена

От сотворенья мира вестью новой.

И первая, что Богом рождена

Душа живая, свет её и слово.

Вторая весть погибельным грехом

Напоена лукавым, как отравой,

О том, что плоть превыше,
                                                     и о том,

Что человек и Бог сравнимы славой.

И третий вестник мира – человек.

Земную плоть и душу неземную

В себе возжаждал примирить навек,

Но весть несет ошибку роковую.

 

* * *

Вот уже облетают деревья,

И траву серебрят холода.

Приумолкла, притихла деревня,

Потянулись жильцы в города.

В палисадниках астры тоскуют,

Что не видит никто их красу.

В запоздалую пору грибную

Никого не увидишь в лесу.

На валёжнике сохнут опята.

Белый гриб задремал на тропе.

Россыпь ягод горит в два карата,

Мельтешат пауки в ворожбе.

Зимний сон меж ветвями витает

Над молчаньем уставших полей.

И котёнок беспечно играет

У забитых на зиму дверей.

 

* * *

Я русский поэт уходящих времён.

Пускай на земле все живущие братья,

Но я – сын России. Я Русью крещён.

Я – Бога творенье, любовь и проклятье.

В рассветных лучах растворяется путь.

Вокруг всё так грустно и так молчаливо.

Сейчас бы, как в детстве, упасть и уснуть,

И так же, как в детстве, проснуться счастливым.

Придёт ли с ветрами заветная весть,

Что в русское поле вернулась надежда,

Что дали наполнила пахаря песнь,

Что свет засветился, где тьма была прежде.

Пускай нам дорога ещё не ясна,

Но юность уже расстаётся со старой.

На русской земле заблудилась весна,

Но не растеряла небесного дара.

Надеждой неведомой дышит простор,

Как после болезни, тяжёлой и долгой.

Сжигает тревожные думы костёр,

Редеет туман, горьковатый и волглый.

Я верю, что слово опять возродит

И русскую правду, и русскую силу.

И будет стоять, как веками стоит,

Великая Русь во спасение миру.

 

Я русский поэт тех грядущих времён,

Когда на земле люди станут, как братья.

И верой в бессмертье Руси осенён,

Я злу и погибельной силе проклятье.

 

* * *

Это новое племя –
                                     оно от вселенского корня,

Оно – комбинация символов, цифр и знаков,

Оно – это в тернии мира
                                              упавшие зёрна,

Из коих не вырастет
                              солнцем пропитанных злаков.

Это племя возмездья,
                                       бича Вседержителя племя,

Обнажённые нервы
                                       последнего скорбного века…

На обрывках страниц Бытия
                                    что-то чертит рассеянно время,

То ль глазницы Земли,
                                    то ль распятия крест,
                                                             то ли парус ковчега.

 

* * *

Издревле повелось: терпите и воздастся.

Но беспощаден мир, и ветер века крут.

И рушится любовь, семья и государства,

И силою молитв из пепла восстают.

Устав читать, монах к утру закроет келью,

Погаснет в храмах свет, остынут алтари.

Но мать поёт, склонясь над детской колыбелью,

И в небеса опять взмывают сизари.

Кто скажет, где предел у русского терпенья?

У мёртвых деревень, у работяг спрошу,

У выжженных лесов и у полей весенних,

В рыбацкой гавани прогнившую баржу.

Всё так переплелось и так необъяснимо!

Гуляет молодость над прахом прошлых лет.

И над избой крестьянской тает струйка дыма,

И согревает ночь неодолимый свет.

Таинственные сны зовут меня и мучат,

И голос слышится, спокоен и суров:

«Любовь, одна любовь прощать тебя научит,

И не прощать вовек научится любовь».

 

* * *

Когда наступит ясность «декабря»,

И просветлеет небо над полями,

Россия вдруг увидит за холмами

Другую даль, по правде говоря.

Господ корпоративные пиры,

Хмельная удаль рыночной дороги

Пройдут, как хворь.
                                  И горизонт убогий

Откроет смысл шутовской игры.

О, как я часа этого боюсь

И жду его, как путник перевала.

В который раз попробуем сначала,

В который раз, доверчивая Русь.

 

ПЕСНЯ Z

Мы наших республик сыны и солдаты,

Мы подняли знамя свободы своей.

И мы не отступим, сражаясь за правду,

За веру отцов и любовь матерей.

Z – это сила и правда

В единстве своём и борьбе,

Z – как святая награда

Сияет на нашей броне.

Весна Новороссии примет в объятья

Сынов, защищающих землю свою.

Луганск и Донецк, словно кровные братья,

С великой Россией в едином строю.

Z – это сила и правда

В единстве своём и борьбе,

Z – как святая награда

Сияет на нашей броне.

Над гордым Донбассом играют знамёна,

И Родины счастья дороже нам нет.

На битву с врагами уходят колонны,

Мы верим в победу! Порукой нам Z.

Z – это сила и правда

В единстве своём и борьбе,

Z – как святая награда

Сияет на нашей броне.

 

* * *

Покидают птицы города –

Воробьи, синицы и сороки,

Не находят место для гнезда

Средь бетонов мрачных и высоких.

Покидают древний свой приют,

Оставляя нас в плену прогресса.

На рассвете песен не споют,

Не напомнят волхованье леса.

Улетают в рощи и поля,

Там, где милосердная природа,

Где осталась вольная земля

Для всего пернатого народа.

И когда отчаянно в любви

Станет одиноко и тоскливо,

Мне не прощебечут воробьи,

Что однажды буду я счастливым.

 

* * *

Ветер качает и треплет деревья,

Стылую морось бросает в окно.

Лошадь понуро стоит у харчевни,

Крутится, крутится веретено.

Щами дохнуло из глиняной миски,

Светлые лица глядят со стены.

Вот и закончился путь мой неблизкий,

Вот и сбылись мои вещие сны.

Милая Родина! Радость высокая!

Сколько бы ни было горестных лет,

В роще кукушка по-прежнему «окает»,

Пахнет похмельем осенний рассвет.

Дров наколоть и воды из колодца

Старым ведром до краёв зачерпнуть…

Что же кукушке так долго неймётся,

Или ещё не окончился путь?

 

* * *

Ах, эти свадьбы,
                                свадьбы эти!

Их примелькавшийся обряд:

На джипах розовые ленты,

И куклы весело глядят.

Вот их выводят – посмотрите,

Какую кралю в жёны взял!

И мы совсем не лыком шиты,

А в самый модный матерьял.

Машина, плавно тронув с места,

В июльский полдень поплыла.

И на стекло фата невесты,

Как будто изморозь, легла.

 

КОМИССАР

Самое нищее (несмотря на огромные, пустынные пространства)
       из европейских государств, невежественное, скованное,
       битое, голодное, кровоточащее и разрушенное Советское государство
       за семнадцать лет стало крупнейшей в Европе и второй в мире
       индустриальной страной и притом культурнейшей во всех отношениях.
                                                                                                  Анри Барбюс, 1935 г.

Товарищ комиссар, не уходи, помедли.

Ещё не подошли к нам красные бойцы,

Ещё грозят войной и гибелью соседи,

И властвуют ещё над хижиной дворцы.

Давно уж нету тех, кто шлемы и шинели

Носил с достоинством, как носят ордена,

Ещё о Родине мы песен не допели

С высоким именем Советская страна.

Товарищ комиссар, скажи мне, как случилось,

Что предали народ сидящие в Кремле,

Что сила не спасла, и братство развалилось,

И продана земля, и всё, что на земле?

Когда же началось предательство державы?

Мелькают имена, реформ невнятный ряд,

И тот с отметиной, трусливый и лукавый,

И пьяный президент, жизнь превративший в ад.

А может быть с того, кто бредил кукурузой

И культ развенчивал, свой создавая культ?

Да мало ль развелось хулителей Союза,

Которых до сих пор аки святошей чтут.

Товарищ комиссар, где те слова святые,

Что позовут людей на правую борьбу

И поведут народ к могуществу России,

И каждый обретёт счастливую судьбу?

 

Мне старый комиссар ни словом не ответил.

Стоял ноябрь.
                             И ветер был и мгла.

Седая голова, и весь он был так светел,

Как будто бы над ним
                                     звезда Побед взошла.

 

ХРАМ ПОКРОВА НА НЕРЛИ

Как он похож на звук свирели,

Зов родникового ключа!

Храм Покрова на тихой Нерли

Стоит, как Божия свеча.

Незыблем духом, ликом ясен,

С бессмертной вестью на кресте.

Как он загадочно прекрасен

В своей небесной простоте!

Как он парит над русским полем

Мольбой извечной к небесам

О дарованье лучшей доли

Своим заблудшим сыновьям.

Храня всего превыше Слово,

Он принимал, как дар судьбы,

И одиночество святого,

И равнодушие толпы.

Родник журчит, не умолкая,

И мне бессонно говорит:

«Вовек не сгинет Русь святая,

Пока на Нерли храм стоит».

 

* * *

Верба склонилась над тихой рекой.

Медленно воды текут по равнине.

Шёпот нечаянный: «Присно и ныне

Кто-то с небес обронил надо мной.

«Ныне и присно», сейчас и всегда.

Сонное поле и трель жаворонка,

С мамой щебечущий голос ребёнка,

Первая в небе вечернем звезда.

Тонет во мгле торопливость дорог…

Родина! Что-то опять не сложилось.

Ты ль не работала, ты ль не молилась,

Не отдавал последний кусок?

Встретит, как давнего друга, вокзал.

Дай, исцелитель, как прежде, лекарство:

В русском убранстве живые пространства,

Те, что от века мой род завещал.

Рощи излечат, моря возвратят

Силу упругую, даль неподвластную,

Душу омоет мне зорюшка ясная,

И отрезвит над Сибирью закат.

Чашу дорожную выпью до дна,

Горькую, неистощимую чашу.

В дом возвращусь.
                               И картинки раскрашу

В радостно-светлой палитры тона.

 

* * *

Как долог путь к реальности от сна.

Ещё толпой химеры громоздятся,

И обещает чёрный гном богатство,

Но штора на окне уже видна.

Ещё не верится, что друг не приезжал,

А только снилось мне, что он приехал.

Но кто-то слово за стеной сказал,

И кто-то на него ответил смехом.

Всё очевидней. Зримее черты

Привычной жизни, где всё так знакомо.

Вошла жена и полила цветы.

И стало ясно до конца: я – дома.

Всё то, что волновало новизной

И было счастьем, встречами, тревогой –

Всё было сном, неведомой страной

То сказочно прекрасной, то убогой.

В права вступают день, и год, и век,

Безжалостно разрушив сновиденье.

Так на ладони тает первый снег,

Лишь холодок оставив на мгновенье.

 

* * *

Если верить ему, если верить ему –

Старику, что проходит под окнами поздними,

То наверно затем и придумали тьму,

Чтобы мог он гулять с фокстерьером под звёздам.

Он идёт, каждый шаг примеряя к земле,

Голова его поднята, словно у маршала,

В такт качается торс, так, как будто в седле

Он сидит, объезжая войска между маршами.

Этот странный старик с фоксом на поводке

Никогда, никогда не посмотрит на встречного,

Словно ждёт он мгновенья, когда вдалеке

Зов упрямый послышится времени вечного.

Он приходит оттуда, где встала стена

Очень старого дома, готового к сносу,

И её так легко закрывает спина

Старика, словно он трёхметрового роста.

Он приходит оттуда, где уличный свет

Пробивается правильной формы квадратом.

Он приходит один. Но мне кажется: вслед,

Вслед за ним неотступно шагают солдаты.

Бросив сильные пальцы за борт пиджака,

Он проходит под взглядом зашторенных окон.

Я боюсь, я боюсь иногда старика,

Я боюсь его глаз, его взгляда высокого.

Но когда у меня дел и мыслей разброд,

И душа не находит опоры и веры,

Я с таким облегчением слышу: идёт

Тяжело и упрямо старик с фокстерьером.

 

«ЗАВТРАК» ВЕЛАСКЕСА

Что ж, привет, старина!

Сколько раз под звездой Козерога

Наших дней исчезала дорога,

Сколько раз возникала она!

Где-то в дальних глубинах души,

Где века как мгновенье распада,

Там горит благовонно лампада

Под готическим сводом в тиши.

Там в раскосых татарских очах

Опрокинулся день под Рязанью,

Там язычник идёт на свиданье,

На поломанных гуслях бренча.

Как во сне неотступно встаёт

Терпкий сумрак севильской харчевни,

Где за окнами воздух вечерний

Густ и сладок, как липовый мёд.

Там на стенах висит ветчина,

И вино колобродит в бочонках,

Там моряк обнимает девчонку,

И пред страждущим чаша полна.

Ты налей мне вина. Пусть потом

В долг запишет корчмарь три галлона.

Да поможет святая мадонна

Совладеть с этим добрым вином.

Что века? Так уж было, поверь,

Кто-то взвешивал смерть и бессмертье,

Но весы так испорчены эти,

Что сам Бог не починит теперь.

Не узнать эту скорбную грань,

Что лежит между жизнью и прахом.

Ты смеёшься? Я тоже без страха

Вижу дней предзакатную рань.

Но когда-нибудь кто-то опять,

Жизнь земную прожив за мгновенье,

Вдруг почувствует то же смятенье,

Ту же вечного времени власть.

 

* * *

Ветер пляшет, ветер скачет

По московским площадям.

Этот ветер нас дурачит,

Превращая правду в хлам.

Закрываются ворота,

В окнах тёмная тоска.

Говорит о вере кто-то

Под рекламой кабака.

А за городом на воле

Ветер дремлет в деревнях,

Гладит брошенное поле,

Рвёт просветы в облаках.

Сядут бабы у сусека

В старых шляпках набекрень.

Из неведомого века,

Из безвестных деревень.

Подсчитают все убытки,

Подметут сусек метлой.

Пёс пролает у калитки,

Словно скажет: «Я живой!».

Ничего, что жизнь собачья,

Ничего, что пуст сусек,

Затопили печь, а значит

Жив он – русский человек.

Прокричит петух. И ветер

Отряхнёт заклятье сна.

Поживём ещё на свете,

Как положено, сполна.

Закрома зерном наполним,

Наберёмся новых сил.

И обиды не припомним,

Как ведётся на Руси.

 

* * *

Вот из-под ног взлетела птица

И крик тревожный взвился ввысь.

Не бойся, милая! Продлится

Птенцов беспомощная жизнь.

Не бойся, птаха, человека,

Зачем ему твоя беда?

Храни от птичьего набега

Благополучие гнезда.

Храни его от сов ночами,

А днём от ястребов храни.

Ведь нам приходятся врагами

Те существа, что нам сродни.

Вот и тебе совсем не надо,

Чтоб не стихала боль во мне.

Но никогда не жди пощады

От самых близких на земле.

 

* * *

Я дал учителю подснежники.

Он отложил свою клюку,

Спросил: «Зачем такие нежности,

Зачем такие… старику?».

В ответ придумывал я разное

И говорил ему тепло,

Что наступило время праздновать,

А время вкалывать – прошло.

Я говорил, что вам, заслуженным,

Купоны стричь, мол, выпал срок.

Я говорил, а он простуженно

Всё кашлял в старенький платок.

Потом подснежники потрогал

И, взяв привычную клюку,

«Ну, я пошёл, – сказал он строго. –

Зачем купоны старику?».

 

* * *

Зов сердца… Разве это внове –

Молиться чуду из чудес,

Чтоб за любовь платить любовью,

За зло – возмездием небес.

Но разум – всемогущий циник,

Нас приучил к другой мольбе:

Зло лишь в крови отмщения сгинет,

Любовь бессмертна лишь в борьбе.