Александр НЕСТРУГИН. «ТЁПЛЫЙ СВЕТ ИЗДАЛЕКА…». О книге Валерия Кремера «Вода небесная светла»

 

Александр НЕСТРУГИН

«ТЁПЛЫЙ СВЕТ ИЗДАЛЕКА…»

О книге Валерия Кремера «Вода небесная светла»*

 

Валерий Кремер…

Поэт. Родился и жил в Саратове. Были публикации (их перечень убедителен, но не слишком длинен). Выходили книги. Получив несколько лет назад в подарок одну из них, я, скользнув взглядом по скромного вида обложке, прочитал: «Любовь». Помню, удивился тогда: слово-то ёмкое, но затёртое, потерявшее «вкус». И взять его в название, да ещё и без «соуса»-эпитета, для любого автора риск немалый. Удивиться-то удивился, но как-то буднично, походя (названия и мне даются трудно), – и отрыл книгу. Однако вскоре, уже «вжившись» в неё, подумал: нет, с названием что-то не так. Не «прилипает» оно к таким неоднозначным стихам, которые просто не умеют, подобно паучкам-водомеркам, скользить по поверхности, над глубиной.

Вернулся к обложке – Господи, ну куда ж я смотрел? – «Люболь»!

Вот оно – настоящее, глубинное, предельно точное. И сразу вспомнилось название одной из поэтических книг Юрия Перминова – «Головокруженщины мои». Наверное, потому и вспомнилось, что суметь так назвать свои книги, найти такие редкие, уводящие за собой, влекущие имена-метафоры немногим удаётся. Жаль только, что мы, читатели, привыкшие даже на поэзию смотреть сквозь серую муть словесных штампов, не всегда такие жемчужины замечаем…

Почувствовав в авторе «Люболи» душу близкую, я откликнулся на стихи Валерия Кремера коротким «эпистолярием», привычным в наши дни виртуальным «мылом». На большее не сподобился, и, хоть были на то свои причины, чувствовал перед Валерием вину. Утешал себя: ведь будут у него ещё книги; вот следующая выйдет…

Вот она и вышла, следующая, но ничего не поправишь. Слова моего мой ровесник уже не услышит: в прошлом году Валерия Адольфовича Кремера не стало. Саратовская поэтесса Елизавета Мартынова, друг, жена и муза Валерия, составила и издала книгу его избранных стихов и прозы «Вода небесная светла». И вот она передо мной, эта книга – увесистый том, с любовью и тонким вкусом выстроенный, неброско, но точно оформленный, снабжённый не пафосным, очень важным для понимания жизни и творчества Валерия Кремера послесловием. На обложке – фото автора, сидящего в лесу на поваленном дереве. Обхватив руками колено, Валерий Кремер не позирует, а спокойно и внимательно вглядывается в нас, своих будущих читателей. Попробуем и мы «вглядеться» в поэта столь же внимательно…

Эпиграфом – и главным посылом-критерием – пусть будет при этом мысль самого поэта, приведённая Елизаветой Мартыновой в послесловии: «Стихотворение – суть человека, – говорил он мне, – в написанном на бумаге автор виден как на ладони, в нём, стихотворении, проявляется всё его человеческое существо. И никакие показные метафоры, сравнения и прочие «завитушки вокруг пустоты» не делают стихотворение стихотворением, не спасают написанное в рифму от этой самой пустоты».

Далеко не всегда поэты живут, как говорится, «по сказанному», но Валерий Кремер, действительно, жил и писал «без завитушек».

Мы только выучились жить

И от судьбы не ждать подвоха.

Пока мы вышли покурить,

Сменились ветер и эпоха.

Мы дверь толкнули в темноту

И думали, нам чёрт не страшен,

Войдя в страну уже не ту,

Совсем не ту. Совсем не нашу.

Такие строки не пишутся, а вырываются, как стон, из почти задохнувшейся немоты, из рухнувших надежд и отчаяния целого поколения. Мы ведь и вправду тогда, накануне разрушившего советский материк тектонического сдвига, «только выучились жить»: середина восьмидесятых, тридцать лет, пора «восковой» зрелости и неутраченных ещё иллюзий, полная грудь воздуха, первые весомые публикации, столько планов, столько сил – дух захватывает! И вдруг…

Спасибо настоящей поэзии, умеющей выразить суть случившегося потрясения всего одной строкой: «Мы только вышли покурить». И ведь метафора эта – не головная, не «показная», а, помимо главного обобщающего смысла, ещё и жизненно точная: сколько было у нас на молодых дрожжах дружеских посиделок под «сухарь», да хоть ту же молдавскую «Фетяску», стихов и песен, разговоров за полночь…

Стихотворение «А поезд мчался, торопясь…» вроде бы не совсем о том: едущий в поезде лирический герой, «от духоты томясь и от душевной смуты», мучится вопросом вечным: «Успеешь ли собою стать…»; стихотворение вроде не о том, но концовка, концовка!

И тут, недолгий сон губя,

В тумане звёздной пыли

Промчался встречный. Сквозь тебя.

Как будто век. Навылет.

«Встречный» нам выпал ещё тот: с пялящимся в поставленное перед собой зеркало мокрогубым нарциссом-машинистом и вырывающим у него «руль» пьяным помощником-расстригой, – безбашенный, бестормозной, не замечающий ни светофоров, ни стрелок. Сколько беды он наделал, сколько жизней унёс, сколько судеб покалечил – если бы только литературных.

Срубили дерево, что пело,

Меня встречая на тропе.

Его обрубленное тело

Едва виднеется в траве.

Парадокс поэзии: автор, скорее всего, написал о реальном дереве, а мне, читателю, глядящему на этот частный случай сквозь призму времени и личной судьбы поэта, видится нечто куда более значительное: жизнь, поэзия. Что это – беспочвенные фантазии, домыслы, небезобидный читательский произвол? Не знаю, не знаю… Но сдаётся мне почему-то, что восприятие поэзии – это не чужая территория, а часть моего «я», которое должно иметь право голоса. И когда поэт горько сожалеет, что от поющего дерева осталось всего ничего – «пень», который «понадобится – станет плахой, / но никогда не запоёт», я, в рамках своего осмысления, горячо возражаю: «А побеги, молодые побеги, которые обязательно пойдут от корня? Ведь хоть один из них, но обязательно выживет, и, встав на цыпочки, потянется к небу, и выдохнет поющую небо и землю листву!». Я возражаю, возражаю, и – странное дело! – помогает мне в этом мой товарищ, мой ровесник, суровый и нежный лирик, «сокровенный человек» Валерий Кремер:

Сожми ладонь. Нам по пути

С рекою ночи, полной жажды,

Пусть дважды не дано войти

И выйти не дано однажды.

Это снова о нём, о чувстве, которым и жива жизнь: тревожном и влекущем, понятном и необъяснимом, спасительном, окрыляющем, знобящем, перехватывающем горло.

И снова ищешь ты прилежно

Названье взгляду моему.

Не бойся. Это просто нежность.

Ни для чего. Нипочему.

О том, что чувство это дарит не только счастливые мгновения, кричит тишине эпитет – «непоправимая» – в «городском» стихотворении «Поздняя встреча»:

Трамваи вскрикивали тонко.

Свет фар метался по стене

В непоправимой тишине,

Засасывавшей, как воронка.

С ним, с этим чувством, двоим бывает порой так непросто, но даже в трудные минуты прощаний оно учит душу не одинокой муке, а состраданию:

Уйдёшь – и дверь закроешь виновато.

Ну что ты, что ты, в чём тебя винить?

Она нам неподвластна, эта нить,

Ведущая откуда-то куда-то.

Эту тему будто бы продолжает сам ночной город – «стальной», но не безразличный, не безучастный:

Каждой ночью бежит по стальному кольцу,

Каждой ночью скользит одинокий трамвай,

Как ладонь по щеке, как слеза по лицу,

От «прощай» до «люблю»,

                              от «люблю» до «прощай».

 Да, так близко друг к другу порой стоят эти два таких разных слова, так непоправимо близко. И всё же, всё же:

Ты касаешься взглядом меня,

Осторожно, как пробуют воду

И случайный напев, и свободу

Не скрывать потайного огня,

Что расцвёл в середине зимы

В глубине ледяной немоты.

Подожди, скоро будем на «ты».

Потерпи, скоро будем на «мы».

И наконец – как солнце, прорвавшееся сквозь хмурые тучи, сквозь снежные порывы и скрадывающую даль подслеповатую наволочь, – радостное, животворящее:

Всё, прощай, чужая роль!

Здравствуй, жизнь в морозном блеске!

Эти солнечные всплески

Называются Люболь.

На куски – сомнений тучи,

Мёртвой логики каркас,

Как струна, остра, певуча

Нить, связующая нас.

То, что рядом – за окном, на улицах, в так называемом «большом мире» – не стало ни честнее, ни милостивее. Но оно уже – не край, не плаха:

Громыхает смутная эпоха

Лживыми словами на крови.

Но ещё настанет время Вдоха –

Время Возвращения Любви.

В своих поздних стихах Валерий Кремер нередко размышлял о конечности земного пути, о смерти, но эта невесёлая тема не ложилась на его строки угрюмой беспросветной тенью:

Нежное небо. Полоска заката.

Рыже-лимонная тянется нить.

Странно представить, что жил здесь когда-то.

Странно представить, что буду не жить.

Что перестану любить и касаться

Всей этой нежности. Просто уйду

В тёмное небо. Чтоб где-то остаться,

Будто ребёнку в детском саду.

Какой образ, какая щемящая, пронзительная лирическая нота! Но всё равно жизнь – больше и выше, сильней и милосердней смерти:

Человек грустит, смеётся,

Он и остров, и река.

Он уйдёт. Но остаётся

Тёплый свет издалека.

 

Завершает книгу проза – миниатюры, рассказы, повесть, эссе. Зная Валерия Кремера как значительного, корневого поэта русской классической традиции, я читал её с интересом уже потому, что хотелось узнать: а он ли это – там, в этих нерифмованных, лишённых привычных ритма и метра строках? И скоро убедился совершенно точно: да, это он.

Мятущийся и сильный.

Путник, странник, пилигрим, пытающийся найти в себе – Себя («Лабиринт», «Мост», «Роль», «Пересекающий площадь»).

Влюблённый, сомневающийся, любимый – и боящийся всё это потерять («Дождь», «Утренний крик»).

Лирик («Берёза», «Вокзал»), трагик («Что-то другое»), философ («Такли и нетакли», «Камень», «Сказка о свободе). Художник, кисти которого по силам несколькими лаконичными касаниями создать законченную картину, психологически точную, умеющую «зацепить» взгляд: «Загремело, как молоток по жести, покатилось от стены к стене очередное объявление диктора, и она, вскинув голову и сжав тонкими пальцами ремень сумки, прислушалась. Глаза её снова встретились с глазами Олега, и в них была всё та же тревога, проступающая сквозь решимость. Нет, он не ошибся. Он остро почувствовал край этой встречи, за которым начинается гигантская воронка неба, где серебряной снежинкой растает её самолёт» («Пушной зверь из пяти букв»).

Да, это проза поэта, – но без того снисходительного критического смысла, которому так нравится заключать это определение в ухмыляющиеся кавычки. Многие тексты я отнёс бы к лирико-философским притчам (да, бывают и такие!), в которых мысль и чувство идут к читателю рука об руку с ясным, глубоким, на дух не переносящим дежурных длиннот словом. Проза эта несколько суховата, далека от пресловутой «сюжетности», но прочесть её стоит. Она многое сумеет рассказать – и об авторе, русском поэте Валерии Кремере, и о нас, земных и грешных, усталых, почти во всём разочаровавшихся, но – ведь правда же? – всё ещё не потерявших надежду найти свою «небесную воду», что одна только и умеет утолить жажду – не телесную, горнюю, вечную.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
       *Кремер В.А. Вода небесная светла: Избранные стихи и проза. – Саратов, 2021, - 460 с.