Андрей ШАЦКОВ. ВОСКРЕШАЕМ ЛЮБОВЬ, РАСТОЧАЕМ ВЕЧЕРНЮЮ МГЛУ... Поэзия

 

Андрей ШАЦКОВ

ВОСКРЕШАЕМ ЛЮБОВЬ,
         РАСТОЧАЕМ ВЕЧЕРНЮЮ МГЛУ...

 

ПОЛУНОЧНАЯ БАЛЛАДА

Качаются лапы прибрежных лесов,

По заводям прячется  рыба.

На сердце – тоски полуночной засов.

Бессонницы смертная дыба.                                             

 

Торопятся страхи, как мыши на сыр,

Как княжьи клевреты на вече,

Как воронов вещие стаи на пир

Остывшей к полуночи сечи.

 

И жёлтые – светятся волчьи глаза.

Сверкают зелёные – рысьи.

Закатною кровью набухла слеза

Росы, окольчужившей листья…
 

Над Северским знамя полощет Донцом

И чёрного солнца верига.

И в небо глядит побледневшим лицом

Бесстрашный и доблестный Игорь.
 

Затмение тенью легло на траву.

Слетаются тучами враны…

Но целит стрела, растянув тетиву,

В полночные ворога станы.

И топчутся кони, уздами звеня.

Великое кажется малым.

И с честью погибнуть за други своя

Не страшно ему под Каялом.

Не страшно… Осталась докука одна,

 

Которая горами движет:

Как встретит разлуку с мил-другом жена,

Кто «Слово» в Путивль ей напишет?

И будет полуночный длиться правёж

Души,
             до рассветного часа,

Покуда молочным туманом на рожь

Опружится месяца чаша.

 

И тиной затянутся Вия глаза

В бездонной трясине болота,

Когда прозвучат петухов голоса

И вспыхнет крестов позолота,

 

И степь заалеет стеною щитов,

И двинутся русские рати.

И «Слово» про Игоря – главным из слов

Пребудет в Руси вековати!

 

А МАМА УХОДИТ…

А мама уходит всё дальше и дальше.

Она поднимается выше и выше

Туда, где свирели играют без фальши

И райские яблоки ветер колышет.

 

Под утро – бесплотным туманом белёсым

Слетаются сны к моему изголовью.

В них мама платком кашемировым косы

Покрыла,
                   и смотрит на сына с любовью.

 

И тихо мурлычет забытая кошка,

И мордой седой прижимается к раме.

Нам кажется с ней – вот, осталось немножко,

Откроем окно – и отправимся к маме!

 

Крещенье в матёрых снегах принимая,

По месяцам-вёрстам шагаю упрямо

Навстречу беде окаянного мая,

В котором навеки останется мама.

 

И встав на колени, гляжу виновато,

Как тает свеча на очелье кануна.

И кажется, свет неземной от халата

Врачебного – 
                         бел, как надгробья парсуна.

 

А мать поднимается выше и выше,

И к звёздам уходит всё дальше и дальше…

И плачут  дожди, выпадая на крыши.

И тянутся снеги в Шопеновском марше.

 

ФЛОКСЫ

Синий сумрак ушедшего лета. 
Астры звёзд, звёзды астр, и нежна – 
На краю подмосковного света 
Неподвижно стоит тишина. 

Снова ночи таинственный бархат. 
И безмолвно глядят в высоту – 
Флоксы... Боже мой, как они пахнут 
В осенённом Успеньем саду! 

В эту терпкую пору до срока 
Не уснуть средь древесных купин... 
Флоксы, астры стоят у порога, 
А на клумбе цветёт георгин. 

Я дарил их охапками маме, 
Понимая, что в створку ворот, 
Журавлиными мерить шагами 
Этот мир моё детство уйдёт. 
 

Задержать до последнего вздоха 
Заповедных цветов аромат. 
Гладиолусы... Школа... Эпоха, 
Где стихи заглушали грома! 

Где в желанное завтра распахнут, 
Просыпался с мечтой о любви... 
Флоксы, боже мой, как они пахнут, 
Словно горькие губы твои!

 

БРАТУ

                              Памяти  Владимира Шацкова

Вот опять куролесит
                          октябрь багряной листвой, 
Да и той на деревьях
                             осталась всего половина... 
Мне по-братски приятно 
                под голос простуженный твой, 
Доставать немудрёную снедь
                                         из печного камина. 
 

Хорошо, когда есть что сказать, 
                                       а не пить «под рукав». 

Хорошо, если в комнате
                                      много осеннего света. 
Огранённую влагу
                                 высоко и дружно подняв, 
Мы справляем поминки
                        по всем, не пришедшим из лета.

 
Не пришедших по поводу,
                                            горше которого нет. 
Не пришедших без повода,
                                        если не выдуман повод. 
Хорошо, когда в комнате
                                   полдня прозрачного свет, 
И антоновки вкус
                               обжигает гортани, как холод.

 
Сиверит на дворе,
                                 и осины дрожат за рекой. 
На дорогах  до Нарвы
                             не виден ни пеший, ни конный. 
Замыкается круг,
                              обретается вечный покой. 
Неподвижен и строг
                                     этой осени облик иконный! 
 

А печаль, как печать,
                                       паутиной повисла в углу. 
И над дедовским домом 
                                 тускнеющий нимб листопада... 
Воскрешаем Любовь,
                                       расточаем вечернюю мглу. 
Вифлеемской звездою
                                      горит негасимо лампада!

 

ИНОЙ АВГУСТ

Лет за двадцать до этого, в веке ином, 

Где мой сын подрастал шалуном и задирой,

Также август, пригорбясь, сидел за окном,

И корпел над задуманной мною «стихирой».

 

Видит Бог ‒ это он написал, а не я.

Прозревая в грядущем печаль и разлуку,

Как уходят, оставив отцов, сыновья

В поднебесной реки роковую излуку.

 

И долила к земле незаконченность фраз.

И дрожали сады от плодового стука

Спелых яблок, что падали ничью, на Спас

И катались, как мячики, в росах упруго.

 

Ныне снова дожди из ранеток и звёзд.

И былинную нить тянет август-историк.

Только там за спиною коростой – погост,

Над которым кружится душа на просторе.

 

И в молчании, голову свесив, стоишь,

Год за годом ушедших по пальцам считая:

Ангел-аист и Ангел-скворец, Ангел-стриж –

Набралась на помин перелётная стая.

 

И уносится с нею  остаток тепла.

И конец – обгоняет по жизни начало...

Бьётся строчка, как бабочка в кромку стекла,

Что однажды под осень ко мне постучала.

 

ТЫ – ЖЕЩИНА!

Ты – женщина-праздник высокой весенней воды,
Гремящей в стремнине и тихо струящейся в плёсе,
Смывающей утром с песчаного пляжа следы 
Влюблённых, забывших на миг о губительной прозе.

Ты – женщина-ода! Из букв и старинных рунир,
Которые могут сложиться в нежданном порядке 
И силою слова родить удивительный мир, 
Который поэт непременно оставит в тетрадке. 

Ты – женщина-осень, готовая вечно в полёт, 
Забыв прихватить эти скромные строки в дорогу! 
Ты вся – перводень, первоцвет, перволёд. 
Ты лествица в небо – тропинка, ведущая к Богу.

Ты – женщина-небо! Пристанище стай лебедей, 
Пославших призывно на землю печальные клики, 
Неслышные уху спешащих куда-то людей. 
Упавших под вечер на алый ковёр земляники! 

Ты – женщина-воздух! И я, задыхаясь в пыли, 
Не выдержав всуе удушье пронзительной муки, 
Рубаху рвану, опрокинувшись ниц в ковыли, 
Крестом распластав по земле непослушные руки!

 

НОЯБРЬ ZZ  
Ноябрь… И белые мухи
Стучатся в ночное стекло.
И ветры вселенской порухи
Приносят заморское зло…

И звоны срываются роем
С вершин церквей на посад,

Где ротный застыл перед строем

С приказом: «Ни шагу назад!».

 

Такая случилась забота,

Такая случилась беда,

Что снова уходит пехота

В метели,
                  в туман,
                                 в никуда…

 

Ещё не истлели останки

Германии чёрных солдат,

Но снова немецкие танки

В полях Украины горят!

 

И Дмитровской скорбной субботы                                  
Синодик –
                    добавил листы.

Но смотрят в небесные своды

«Языц иноземных» кресты.

 

Так было всегда изначала,

Когда ополчалась страна,

И Невского клятва звучала,

Воздавшего кнехтам сполна.

 

И Сергия взор – васильково

Светился, сквозь толщу веков.

И поле цвело Куликово

Стеною червлёных щитов.

 

Там пращуры – гордые, в силе

Стояли доспехом звеня:

Во имя грядущей России,

Во славу победного дня!