Екатерина КАРГОПОЛЬЦЕВА. В ЧАС ИСТИНЫ. Поэзия

 

Екатерина КАРГОПОЛЬЦЕВА

В ЧАС ИСТИНЫ

 

* * *

Гроза в ночи…
                            Излёты молний –

По темноте –
                        в раскатах грома!

И каждый миг
                          в груди исполнен

Тревожно-радостной истомы…

...Я мглы слепящей
                                   не отрину!

И мнится мне
                         за каждой тенью:

Земля и небо вновь едины,

Как в день священный
                                        сотворенья…

 

ЛЕТНЕЕ

В бессвязном шёпоте ночном,

Совсем не следуя приметам,

Вошло легко в мой сонный дом

Преград не знающее лето.

Ликуя, радуясь, оно

В счастливом бреде – стоязыко!

И разве важно, как давно

Здесь тихо горе кто-то мыкал?

Глядит в глаза, глядит, глядит…

Щебечет рифмы, не смолкая.

Как будто хочет, чтоб гранит

В душе моей, как лёд, растаял.

И я – притихшая – молчу.

В окно сочится свет пунцовый…

Ну что ж, стоокое, врачуй!

Тебе довериться готова.

 

* * *

Влетела бабочка в окно.

Меня совсем не замечая,

Порхала солнечным пятном

Над кипой книг и чашкой чая,

По горсти брошенных конфет…

И ей в безмолвном царстве книжном,

Казалось, вовсе дела нет,

Что я слежу за ней недвижно.

Беспечной радости полна –

И своевольна, и дичлива –

Кружила в комнате она

И мнилась мне почти что дивом.

…Нарушив мой дневной покой,

Легко скользнула в полог белый

Гулявших штор, а я с тоской

До темноты в окно глядела.

 

НОЛЬ

В изгибах
                   цельного овала

есть гибель мира
                               и его

закономерное начало,

как есть в звучащей букве «О»

испуг,
             восторг и
                               торжество…

 

* * *

Я знаю, друг, меня поймёшь,

Поскольку сам терпеть не можешь –

До крика ярости, до дрожи –

И пустословие, и ложь.

 

Иные выждут... Не смолчу!

Молчанье тут похлеще блуда.

...Какая есть, другой не буду.

Боюсь ли? Страшно? – Нет, ничуть.

 

ЗАЩИТНИКАМ ДОНБАССА

Над русской землёй не набат ли? ...Набат.

Опять фронтовою дорогой

Уходят... Идут за солдатом солдат,

И молят их женщины Бога

О том, чтобы пуля в слепящем бою,

Не ранив уставшее тело,

Забыла кровавую ярость свою

И мимо – в безлюдье – летела...

Чтоб в долгой бессоннице злые глаза,

Видавши в агонии лютой

И смерть, и бессмертие, волю слезам

Не дали в лихую минуту.

Чтоб громом губительным огненный зев

Не вверг в нестерпимость мучений;

И каждый, беспамятство страха презрев,

Был твёрдым без тени сомнений.

Уходят... Уходят... И с разных сторон –

По сёлам, станицам, аулам –

В молитвах сливаются сотни имён

Летящим пронзительным гулом...

 

* * *

Я иду… Всё иду… Тяжелеющий шаг

Ускоряя в пылу иссякающих сил,

Я иду… И нельзя по-другому никак –

Я живу за того, кто вчера ещё был!

 

Я не знала его ледяного лица,

Не держала тепло остывающих рук…

…Но ложится на ноги плитою свинца

Осознание боли испытанных мук.

 

И всё кажется, что не снести никогда

Этот груз неподъёмный на бренном пути,

Только сердце стучит, и походка тверда.

Значит, надо идти… Значит, надо идти!

 

ВОЙНА

Гудящий вихрь огня и дыма...

Своей умелою рукою

Глухая смерть неотвратимо

Толкает в пропасть всё живое.

 

И ей не слышен эхом всуе

Ни материнский плач,
                                        ни вдовий –

Она идёт, как зверь, почуяв

Холодный страх и запах крови.

 

* * *

Горе горькое
                        бездонно!

Горе горькое
                       бессонно...

Слёзы выплакав давно,

Ходит
            исчерна-черно

По одной тропе 
                            знакомой

В тишине...
                     От дома к дому.

 

* * *

А слов как будто больше нет...

И точно выжжена душа...

Лютуя, разум
                         белый свет

С кроваво-пепельным смешал.

И в этой жуткой пустоте,

Над неутешной тишиной

Печальным вестником летел

От сердца к сердцу мерный бой.

 

* * *

Ни кесаря,
                    ни Пилата, 

Ни старцев,
                     ни малых чад

В долине Иосафата

Суровый
                 не минет Взгляд.

Ответит и бес лукавый!

В час истины
                        все придут…

И будет
               Господний правый

Обещанный
                      Страшный Суд.

 

* * *

Смотришь...
                     Смотри!
                             Долго гляди.

Видишь распятье
                         на впалой груди?

Будет ли боль
                       или горе опять,

Мне с этим в немощи
                                      легче стоять.

 

* * *

Сегодня дождь по-варварски беспечен…

Он безоглядно шествует повсюду

И льёт печаль на головы и плечи,

Кривя зонты шагающего люда.

 

По всей земле – больной, осиротелой –

Разносит грусть ноябрьского бесцветья,

Стучит в дома, благуя; то и дело

Пускает в ход невидимые плети.

 

О, как легко с уныньем этим слиться

И раствориться в темени до срока –

Из жёлтых окон призрачные лица

Глядят в упор на олово потока…

 

И каждый жив как будто бы отчасти,

В безмолвных муках странно леденея.

Но чем дурней осеннее ненастье,

Тем жажда жизни всё-таки сильнее…

 

* * *

Заснежен двор... И кажется, что вот

Сейчас по этой глади тёмно-белой

Предзимний холод мертвенно войдёт

И в душу тоже, сковывая тело.

 

Не будет сердце истово гореть

И станет, словно свечка восковая...

...Замолкнет вдруг – уставшее – на треть,

Под вой собак худое ожидая.

 

* * *

Ах, сердце, сердце... Милое, к чему

Все эти страсти, горести и муки?

Пора давно мне жить бы по уму,

Печалясь лишь в бессонницу от скуки...

 

Но ты, калечась, можешь ли молчать?

Хватает слова или даже взгляда –

Как вдруг в пылу срываешься опять,

И нет с тобой, бунтующее, слада!

 

* * *

И кажется, что это всё
                                   тобою сказано не мне...

О, как жестоко иногда
                         случайно брошенное слово!

Как хладнокровно и легко
                                 оно в безмолвной тишине

Убить как пуля наповал
                               своей беспечностью готово.

 

* * *

Кому скажи,
                 что я тебя и днём и в полнолунье

За сотни вёрст
                          как наяву
                                           всё вижу пред собой, –

Сочтут в порывах скорых слов
                                         бездумно за колдунью,

А может,
                 будут хохотать отравно за спиной.

И я опасливо молчу,
                                    того не допуская.

Хотя душа в тоске своей
                                           порой и норовит...

Но глупая,
                   коварная
                                  пойдёт молва людская,

Черня и зло коверкая
                                     достоинство любви.

г. Кострома