Камиль ЗИГАНШИН. НА ОБРАТНОЙ СТОРОНЕ ЗЕМЛИ. ПЕРУ. Из книги рассказов «От Экватора до Огненной Земли»

 

Камиль ЗИГАНШИН

НА ОБРАТНОЙ СТОРОНЕ ЗЕМЛИ. ПЕРУ

Из книги рассказов «От Экватора до Огненной Земли»

 

Детские мечты… А кто из нас в детстве не мечтал? Мне, как и всякому ребёнку, с малых лет хотелось узнать, что там, за линией, отделяющей небо от земли. Представлялось, что именно за ней скрывается самое интересное и загадочное. И во втором классе я отважился на первое самостоятельное «путешествие».

В солнечный, безветренный день в октябре 1958 года вместо школы отправился к Синей сопке, стоящей в километрах шести от нашего военного городка. Подъём на её вершину отнял много сил, но открывшаяся панорама заставила забыть об усталости – передо мной во все стороны разбегались лесистые отроги исполинского (так мне тогда показалось) хребта. Как позже узнал – хребта Хехцир.

Восторг и восхищение от увиденного были столь велики, что захотелось раскинуть руки и, взлетев, долго-долго парить над этой, невиданной прежде, красотой. Тогда-то я и заболел горами, тайгой и с любимого мной рисования самолётиков и танков резко переключился на рассматривание физических карт, покрытых шрамами горных кряжей, изрезанных голубыми ниточками бесчисленных рек и речушек. При этом представлял, как пробираюсь сквозь непролазные дебри, карабкаюсь на скалы, переправляюсь через горные потоки, мчусь на лодке по ревущим порогам.

В старших классах эти виртуальные путешествия перешли в разряд реальных: после восьмого и девятого я всё лето проработал в геологической партии.

Всего за тридцать лет, начиная с 1965 года, прошёл десятки маршрутов по Дальнему Востоку, Восточной Сибири, Уралу, а с 1995 года стал активно осваивать экзотические уголки за пределами Отечества. Поездки в вылизанную Европу быстро приелись. Побывав в Гималаях Тибете, Килиманджаро, Арарате, Эльбрусе, Олимпе мне захотелось заглянуть и на обратную сторону Земли – материк Южная Америка и походить по Андам.

Вскоре благосклонная судьба предоставила такую возможность – свела с одним из самых титулованных туристов России – Николаем Рундквистом. Став участником организованной им экспедиции в Аргентинскую Патагонию и Огненную Землю, я в 2007 году впервые ступил на этот полный загадок и необычных природных объектов континент. И был так очарован им, что возвращался не единожды…

В 2011 году Русское географическое общество приняло решение снарядить кругосветную экспедицию «Огненный пояс Земли», охватывающую всё побережье Тихого океана. Мне посчастливилось участвовать в двух этапах и познакомиться не только со странами Южной Америки, но и Центральной и Северной, включая Аляску. Впечатления и фотографии, полученные при прохождении этого маршрута, легли в основу книги «От Аляски до Эквадора».

Здесь же я расскажу о странах Южной Америки, которые не вошли в первую книгу. Посещал я их в разное время с 2008 по 2013 года. Чтобы пройтись последовательно с севера на юг, начну повествование с Перу, а конечную точку поставлю на Огненной земле, в самом южном поселении людей на планете Земля – городке Ушуайя, расположенном на берегу пролива Дрейка, отделяющем Южную Америку от Антарктиды.

 

ПЕРУ. ПАЧА-МАМА*
      (2010 год)

 

Перу – площадь 1 285 216 кв. км., население – 31,5 млн человек (2016 г.), столица – Лима.

Итак, Перу! Первый день – знакомство со столицей. Конкистадоры основали Лиму в 1535 году как опорный пункт для колонизации империи инков. Он быстро превратился в административный центр всех испанских владений в Южной Америке. Старых, с многовековой историей построек в городе сохранилось мало: большая часть разрушена мощными землетрясениями 1687 и 1746 годов.

Если честно, город не впечатлил. Единым архитектурным комплексом смотрится лишь центральная часть с Пласа де Армас – Площадь Оружия. (Площади с таким названием имеются чуть ли не в каждом городке Латинской Америки.) Её обрамляют внушительных размеров президентский дворец, построенный в готическом стиле, и старейший кафедральный собор Санто-Доминго (1564 г). Здесь, в небольшой часовне, и захоронены останки завоевателя империи инков – Франциско Писарро.

Справа от дворца президента трёхэтажное здание… Союза писателей Перу. Похоже, руководители государства понимают, что без культуры немыслимо хозяйственное процветание страны. (Позже, гуляя по городу, мы убедились, что и книжных магазинов в Лиме больше, чем у нас аптек.)

К торжественной и красочной церемонии смены почётного караула у президентского дворца мы с моим другом Эмилем Ждановым, к сожалению, не успели.

Чуть дальше (за зданием Союза писателей) бело-жёлтый монастырь Сан-Франциско, построенный в мавританском стиле. Здесь служат Богу и молятся о спасении душ грешников тридцать пять монахов. Главная достопримечательность монастыря – катакомбы с глубокими, выложенными кирпичом колодцами-могильниками, почти доверху заполненными костями умерших. До открытия городского кладбища в них успели похоронить 75 тысяч человек.

В современной части города самое высокое сооружение – министерство юстиции (помпезная громадина с массивными мраморными колоннами). Большинство же строений из соображений сейсмоустойчивости – невысокие, малоэтажные.

Стили смешанные, а цветовая палитра чрезвычайно разнообразна: от жёлтого с фиолетовым до зелёного с оранжевым. Фасады домов зачастую опоясаны длинными, украшенными ажурной резьбой балконами из морёного дерева. Парков и скверов мало. Дороги изобилуют «лежачими полицейскими». Несмотря на это, стиль езды здесь бесшабашней, чем в Мексике.

Потрясает половодье такси – они составляют не менее 70% от общего числа автомобилей! Стоит остановиться у дороги, как возле тебя тут же тормозит пара-тройка комфортабельных авто. К услугам горожан победней – юркие мототакси.

На каждом углу по два-три чистильщика обуви. Перуанцы сумели превратить это прозаическое действо в полезное и приятное время препровождения: пока чистильщик доводит до ослепительного блеска туфли, клиент и пару газет прочтёт, и с друзьями по телефону пообщается.

Знакомясь с историческим центром города, мы дошли до площади Плаза де Сан Мартин с великолепной конной статуей в центре. Место оказалось до того уютным и приятным, что мы, купив мороженое, посидели с полчасика в тени ветвистых деревьев.

Застроенная виллами береговая линия обрывается в Тихий океан неприступной скалистой стеной высотой не менее пятидесяти метров. Попасть на узкие галечные пляжи можно лишь по двум оборудованным лестницами спускам, отстоящим друг от друга на расстоянии не менее двух километров.

Хосе – хозяин хостела, в котором мы остановились, – предупредил, что на улицах полно карманников, но на нас подзаработали не они, а фальшивомонетчики. При покупке у уличного торговца географической карты Перу я получил сдачу со ста долларов (меньшей купюры у нас на тот момент не оказалось) качественно отксерокопированными банкнотами. Когда в следующем магазине стал рассчитываться, кассирша со словами «фальшо, фальшо!», невзирая на мои протесты, принялась решительно кромсать их ножницами.

Вскоре подмоченная репутация Лимы была восстановлена при необычных обстоятельствах. Вид одного резного балкона до того поразил, что мне захотелось непременно сфотографировать его. И (о ужас!) обнаруживаю, что фотоаппарата нет. Лихорадочно вспоминаю: пятнадцать минут назад я снимал скульптуру закованного в латы конкистадора. После этого мы прошли два квартала и заходили в два магазина. «Ну, – думаю, – в одном из них и срезали!».

Найти аппарат шансов практически не было, но Эмиль уговорил вернуться. Зашли в один – безрезультатно! Во втором же продавщица сразу с очаровательной улыбкой протянула мне… «Canon». В порыве признательности я высыпал ей горсть монет, но и они оказались «фальшо».

Ужинали в кафе под открытым небом. Удивило то, как много едят перуанцы. Недаром они вместо «приятного аппетита» (он их, похоже, никогда не покидает) желают друг другу «приятного приёма пищи». Ещё больше удивило то, что за многими столиками велись шахматные баталии! Присмотрелись – уровень игры вполне приличный. Вот это да! Горожане за ужином играют в шахматы, а писатели проводят творческие встречи в старинном особняке рядом с президентским дворцом!

В хостел возвращались через парк имени Кеннеди. Остывающий диск солнца коснулся обугленного плеча холма и крутым желтком скатился в провал. Стемнело непривычно быстро, практически за две-три минуты. В центре парка нас ожидал сюрприз, живо напомнивший картину из послевоенного детства: на краю амфитеатра играл оркестр, на площадке танцевали разновозрастные пары, а остальные горожане (человек триста), сидя на скамейках, с упоением пели народные песни. Царящая здесь тёплая сердечная атмосфера, объединяющая этих, судя по всему, малознакомых людей в единую общность, тронула нас до глубины души.

На следующий день, как только солнечный луч поцеловал кресты на храмах, и те в ответ благодарно засияли, мы выехали в Паракас – крохотный городок на полуострове, глубоко вонзившем в Тихий океан свой острый коготок. Оттуда мы отправимся к заповедным островам Балестас.

Дорога пролегала вдоль Тихого океана по безводной холмистой пустыне, покрытой песком и щебнем. Вдоль дороги ряды лачужек, напоминающих наши карликовые садовые домики конца шестидесятых годов, только не дощатые, а из шлакоблоков. Вокруг каждого заборчик из крупноячеистой сетки. Людей не видно, насаждений тоже. Мы недоумевали: зачем люди строят такие жалкие лачужки на бесплодном раскалённом песке? Причина оказалась банальной – бизнес. Поясняю: панамериканскую автомагистраль – гордость двух континентов – собираются расширять, и состоятельные перуанцы заблаговременно скупили прилегающую к дороге землю. Этими «постройками» они имитируют её освоение. Когда начнётся расширение трассы, хозяева получат от генподрядчика приличную компенсацию за землю и снос «недвижимости».

Паракас – городок необычный: жилые кварталы состоят из приставленных друг к другу кубиков, накрытых общей бетонной крышей, заваленной сверху всевозможным хламом. Во дворах (крыша местами имеет разрывы) бардак ещё хлеще. Ощущение хаоса усиливают торчащие по углам прутья ржавой арматуры. Возможно, кто-то и планирует в будущем надстраивать вторые этажи, но главная причина, побуждающая имитировать стройку, связана с тем, что налог на недвижимость в Перу платят только за готовые объекты.

К островам Балестас, на которых разбросаны лежбища морских львов, нас доставил быстроходный катер. Выходя из залива, он так долго прыгал по гребням метровых волн, что вытряс из нас весь завтрак. Примыкающая к заливу небольшая овальная бухта была забита эсминцами, грозно ощерившимися в сторону океана стволами пушек и кассетами торпед. У входа в неё торчала рубка подводной лодки.

Выйдя в океан, увидели на покатом каменистом берегу вертикальные и горизонтальный борозды. Когда отплыли подальше, они соединились в стилизованное изображение огромного кактуса. Моторист пояснил, что он красуется здесь ещё с доинкских времён, и в старину служил для мореплавателей своеобразным дневным маяком.

Острова – покатые, буро-коричневые горбы, внутренности которых изъедены гротами и нишами, – встретили нас невообразимым рёвом развалившихся на камнях сотен морских львов и львиц. Между их коричневых лоснящихся туш ползали чёрными головастиками недавно родившиеся малыши.

Когда подплыли совсем близко, с высоко нависающего карниза скатилось несколько увесистых камней, не причинивших, к счастью, детёнышам (мамашам и папашам тем более) вреда. Один из валунов упал в воду, окатив нас веером солёных брызг.

Вокруг хозяина самого большого гарема – громадного льва, заметно выделявшегося крупной головой и густой гривой, – нежилось не менее сотни самок, одетых в более светлые шубки. Справа и слева гаремы помельче. На особняком стоящей скале, похожей на клык доисторического чудища, восседал ещё один громила. Увы, этот великан проиграл битву за право обладания одним из гаремов и теперь зализывал раны.

Отлогие макушки островов сплошь покрыты полями птичьих колоний. Пернатых такое множество, что, когда они вдруг поднимаются в воздух, небо чернеет. Помимо неумолчного гвалта ветер доносит от гнездовий нестерпимую вонь.

На уступах скалистого мыса замечаем несколько пингвинов. Общипанные, помятые. Похоже, здешний климат им не подходит.

На обратном пути завернули в живописную бухточку, защищённую от прибоя цепью скал. Здесь, в уютном кафе, полакомились севиче – национальным блюдом из сырой рыбы и морепродуктов, выдержанных минут десять в соке лайма. По вкусу оно напоминает дальневосточную талу, но поострее. Перекусив, искупались. Это вызвало изумлённые возгласы местных: из-за холодного перуанского течения они даже в воду не заходят.

Каменистая пустыня, начиная с городка Ика, постепенно трансформируется в песчаную. И вот под чисто выметенным лучами солнца ультрамариновым сводом уже дыбятся волна за волной громадные барханы. Когда-то восхитившие меня в Арабских Эмиратах дюны были высотой до семидесяти метров, а тут выше двухсот! Удаляясь на юго-восток, они образуют полноценную горную систему с гребнями, перевалами, ущельями, седловинами. И всё это из чистейшего песка. Человек на фоне этих песчаных исполинов сам выглядит крохотной песчинкой. В царящем здесь безмолвии, кажется, что это шуршит, стекая по склонам, время.

Вдруг барханы слегка расступаются, и нашему взору открывается оазис с белыми хижинами, зелёными пальмами и голубым озером посредине, а вокруг… горы из золотистого песка. Нас удивляет то, что деревушку до сих пор не замело песчаными шлейфами, срываемыми с гребней.

В самом оазисе тишина и покой. Всё млело и купалось в ласковых объятиях солнечных лучей. Слабый ветерок приятно холодил. Я с завистью наблюдал, как по склону самого высокого «отрога» носились на досках сандбордисты. Один из них на вираже упал, вздыбив тучи песка, но через несколько секунд он вновь на ногах и как ни в чём не бывало «летит» вниз. (На снежных трассах, при падение на такой скорости, не исключены травмы.)

-----------------------------------------------

* Пача-Мама на языке индейского племени кечуа означает – Мать Земля. Это одно из самых почитаемых божеств у инков. Главное божество среди них Виракоча – Творец Вселенной. От него и его жены произошли сын Инти (Солнце) и дочь Мама-Килья (Луна), давшие в XV веке начало верховной наследственной касте инкской империи.

 

ПЛАТО ПАМПА-ДЕ-НАСКА

 

Плато Пампа-де-Наска и город Наска отгорожены от мира высокими хребтами. Дорога через них – это головокружительный серпантин, зажатый, словно пастью хищного зверя, остроконечными скалами. Сначала дорога, долго петляя, взбирается на водораздельный гребень, а затем ещё дольше спускается по склонам глубоких ущелий.

Здесь часты камнепады, и рабочие вынуждены постоянно курсировать по автотрассе, освобождая проезд от упавших глыб. Восхитил образцово-опрятный вид дорожных пролетариев: все в новеньких касках, на ярко оранжевых комбинезонах ни единого пятнышка, на лицах белоснежные маски. Техника безопасности и культура производства на высочайшем уровне!

С водораздела хорошо видно абсолютно ровное, как будто по нему прошёлся гигантский каток, плато Пампа-де-Наска. Его длина – семьдесят, ширина – три километра. Лётчики лишь только в 30-х годах XX века разглядели на красноватой почве гигантские желтовато-белые треугольники, трапеции, спирали; длинные прямые борозды, сходящиеся и вновь расходящиеся в определённых точках. От некоторых борозд отходят лучи покороче, что делает их похожими на оперение стрелы. Посреди этого невообразимого хаоса выделяются чёткие рисунки гигантских птиц вперемешку с диковинными животными.

Но всю эту исполинскую картинную галерею можно лицезреть только с высоты птичьего полёта. Возникает вопрос: для чего это сотворено людьми, не имевшими летательных аппаратов и даже не знавших колеса (хотя часть учёных полагает, что колесо инки всё же знали, но по их верованиям использование в рабочих целях круга, являющегося воплощением божественного Солнца, считалось святотатством)? Почему ставка делалась на «небесных зрителей»? Невольно напрашивается предположение: а не является ли это плато космодромом для инопланетных кораблей или летательных аппаратов более развитой, неизвестной нам цивилизации.

Немецкий математик, профессор, выдающаяся подвижница Мария Райхе в результате сорокалетних(!) исследований составила полное описание рисунков плато Наска. Для этого она пешком прошла по всем бороздам и нанесла их на карту. Ею было доказано, что они относятся к V-VI векам нашей эры. То есть фигуры существовали задолго до образования империи инков.

Споры об их назначении не утихают до сих пор. Кто и зачем отважился на этот титанический труд, украсив многокилометровый каменный холст десятками фигур и линий, многие из которых трудно охватить взглядом даже с высоты птичьего полёта? Как им удалось не нарушить пропорций? Вопросов много, но точного ответа нет.

Кто-то выдвинул теорию, что это гигантский астрономический календарь. (Интересно, как же им пользоваться, если люди не в состоянии видеть даже самый маленький рисунок?) Другой учёный стал доказывать, что каналы предназначались для сбора энергопотоков и астральных полётов жрецов.

Сторонники третьей версии полагают, что эти рисунки имеют ритуальный характер и использовались для религиозных церемоний или для факельных шествий вдоль контуров животных. Проходя по ним, человек проникал в сущность изображённого существа или в магический смысл геометрической фигуры.

Один из учёных обратил внимание на то, что рисунки выполнены одинарной линией, которая нигде не пересекается и не прерывается. Это навело его на мысль, что линии Наска являют собой электрическую схему: чтобы цепь работала, «провод» не должен ни пересекаться – иначе будет короткое замыкание, ни прерываться – произойдёт разрыв цепи.

Кому-то по душе пришлась версия о том, что вырубленные в каменистой почве борозды – это разветвлённая оросительная система. Вполне возможно, если учесть, что осадками этот засушливый край не избалован. Но мне больше импонирует гипотеза, что это взлётно-посадочные полосы космодрома со знаками для инопланетных кораблей. Если принять её за основу – выстраивается логичная цепочка, объясняющая многие загадки Южной Америки. Эту гипотезу подтверждают и раскопки города Караль, процветавшего здесь пять тысяч лет назад. В нём обнаружили следы, свидетельствующие о существовании в этом крае письменности, хорошо развитой металлургии, медицины.

Водой город Наска обеспечивают родники, бьющие высоко в горах. По рукотворным подземным каналам – акведукам – диаметром около одного метра, она стекает в городские накопительные резервуары, из которых поступает в водопроводную сеть. Раз в год в октябре, в самое засушливое время, каналы освобождают от наносов профессиональные чистильщики. В них они проникают через воронки по спиральным спускам, облицованным валунами. Вся эта система водоснабжения бесперебойно работает уже 2000 лет! Что тут скажешь? Можно только восхищаться мастерством древних строителей!

Сегодня в городе прохладно – всего лишь плюс 33 градуса (в январе постоянно было за 40). На аэродроме купили билет на пятиместный самолёт «Сессна» – с него будем разглядывать и фотографировать линии Наска и, поскольку до вылета было ещё четыре часа (на более раннее время все билеты уже распроданы), заглянули во двор близлежащей старательской артели, заваленный кучами золотосодержащих пород. Несколько человек измельчали и промывали её в чанах. Затем порциями засыпали в ёмкость, напоминающую таз и тщательно перемешивали с ртутью. В результате каждая золотинка, вплоть до мельчайшей, прилипала к ней. Ртуть сливали в мешочек из плотного шёлка и руками выжимали. Просачиваясь сквозь ткань, она капала на дно фарфоровой чаши, а крупинки золота оставались мерцающим пятнышком на шёлке.

Мы попытались втолковать золотодобытчику, что испарения ртути вредны для здоровья, что работать надо хотя бы в маске, но он в ответ лишь улыбался.

Всего артель из пяти человек намывает за год полкилограмма золота. Сдают его государству по цене 30 долларов за грамм. Итого годовой заработок составляет не более 15 тысяч долларов на всех.

– Это ж совсем мало! – удивился Эмиль.

Индеец замялся и достал из-за пазухи тряпицу. Аккуратно развернул: на стол звонко брякнулись чисто вымытые самородки.

– Вот это да! – не удержавшись, воскликнул я.

Индеец довольно ухмыльнулся.

Возвращаясь на аэродром, завернули на кладбище, огороженное хлипким заборчиком – место раскопок. Сквозь щели разглядели несколько вскрытых могил. В одной «сидел» иссохший мертвец с длинными волосами. Череп устрашающе скалился, демонстрируя жёлтые зубы. Жутковатая картина! Эх! И мёртвым нет покоя в этом мире…

Выйдя на площадь, увидели, что на город стремительно движется коричневый вал. Вскоре всё погрузилось в жёлтую мглу. Вихрастые смерчи, проносясь между домов, засыпали крыши и улицы песком. На зубах противно заскрипело. Мы натянули на головы рубашки и наблюдали за буйством стихии. На наше счастье, длилось оно не более получаса.

Точно в назначенное время беленький одномоторный самолёт унёс нас с Эмилем и тремя японками в голубую высь. В течение получаса мы азартно фотографировали распростёртые на плато стрелы-указатели, циклопические фигуры кондора, длинноносой колибри, зловещего тарантула, обезьяны со скрюченными пальцами и свёрнутым спиралью хвостом, а на склоне холма – силуэт то ли астронавта, то ли водолаза в скафандре.

Пилот заходил на каждую фигуру по два раза, чтобы видно было сидящим как справа, так и слева. Пролетая над очередным творением древних, он восторженно кричал:

– Смотрите, смотрите! Лягушка! А это обезьяна!

При этом самолёт так стремительно нёсся к земле, что мы с трудом сдерживали подступавшее к горлу содержимое желудков. Казалось, столкновения не избежать, но в последний миг жизнерадостный летун тянул штурвал на себя, и мы взмывали вверх, чтобы через несколько секунд под новые эмоциональные выкрики пикировать к следующему рисунку. Они мелькали с такой калейдоскопической быстротой, что не было никакой возможности прочувствовать, осмыслить увиденное – едва успевали щёлкать затворами фотоаппаратов.

Из самолёта вышли, шатаясь, словно пьяные. Расставаясь, долго трясли руку воздушного инквизитора – выражали переполнявшую нас благодарность за то, что оставил в живых.

Я немало повидал необычного во время странствий, но после посещения плато Наска особенно остро осознал, как мало знаем мы свою планету, как много ещё неразгаданных тайн хранит она.

 

АРЕКИПА

 

Раннее утро. Едем, постепенно набирая высоту, на юг по очередному пустынному и ровному, как стол, плато. Справа Тихий океан, слева безмолвными стражами стоят выветрившиеся останцы доисторических вулканов. Из-за них выглядывают высоченные конусы молодых, частью беловерхих. Смотрю на карту – высота большинства превышает 5000 метров! А вон и мощный горный узел, украшенный прожилками снега.

Для нас уже очевидно: территория Перу между Тихим океаном и Андами – это раскалённое, безводное плоскогорье, покрытое светлыми желобами и котловинами, – всё, что осталось от высохших много веков назад рек и озёр. Пейзаж напоминает Гималаи и Сахару одновременно. Здесь всё застыло в скорбном ожидании милости небес: повезёт – упадёт капля, и уже через полдня выстрелит травинка!

Наконец чёрная лента асфальта уткнулась в подножье поперечного отрога, и мы ныряем в мрачный зев тоннеля. Несколько минут тьмы, и перед нами открывается совершенно иной мир: цветущая плодородная долина в изумрудных заплатках садов и маисовых, то бишь, кукурузных, полей. На одних ростки только проклюнулись, на других уже топорщатся во все стороны початки. Проезжаем несколько плантаций с лопоухими кактусами: их выращивают для нужд косметической промышленности.

А вот и дома показались. Они похожи на белые, приставленные друг к другу кубики – это город Арекипа. Его со всех сторон обступают высоченные вулканы во главе с неразлучной парочкой – заснувшим Чачани (6075 м) и действующим Мисти (5822 м). Межгорной котловины городу уже не хватает, и новые постройки буквально вгрызаются в их склоны. (Отчаянный народ – а если вулкан рванёт?!)

Среди городских зданий особенно впечатлил автовокзал. Размером с приличный аэропорт. И порядок такой же строгий: регистрация, досмотр, бирки на багаже. Для пассажиров каждого рейса отдельный холл с кожаными креслами, бесплатным чаем, подаваемым вышколенными официантками.

Исторический центр бережно сохраняется, ничто не нарушает дух колониальной эпохи. Магазины одного и того же профиля сгруппированы. Одна улица только с обувными магазинами, другая – с винными, следующая – с продуктовыми. Правда, я не заметил в них разницы ни в ассортименте, ни в ценах. Невольно возникает вопрос: а в чём смысл такой сверхконцентрации? Мне кажется, магазинный разнобой удобней для покупателя. Ведь что получается? Если тебе надо купить пять разных видов товара, то придётся обойти пять улиц.

Судя по тому, что внутри магазинов (так же, как в отелях и иных местах общего пользования) висят таблички с указанием места, где безопасней стоять во время землетрясения (зелёный квадрат с белыми полосками и латинской буквой «S» посередине), трясёт здесь частенько.

В Арекипе ещё раз убедился: книги у перуанцев в почёте – книжные магазины на каждом углу.

На окраине города заглянули в хорошо сохранившийся дом помещика ХIХ века. Теперь в нём музей. Побродили, разинув рот, по красиво и удобно обставленным комнатам и уютному саду во внутреннем дворике. Надо признать, что в прежние времена состоятельные люди имели безупречный вкус.

На следующий день старенький микроавтобус повёз нас по ухабистой и пыльной гравийке в глубь Анд к каньону Колка, известному тем, что в нём обитают сотни громадных кондоров.

Дорога проходила через столь величественные хребты, что на ум невольно пришли строки Чуковского: «А горы всё выше, а горы всё круче, а горы уходят под самые тучи…». На каменистых склонах ни травинки. На высоте 3200 метров, наконец, затопорщились первые кактусы. После подъёма ещё на 100 метров к ним прибавились пучки травы. По мере набора высоты она становилась всё гуще и гуще – горы заставляют приближающиеся с океана облака оставить всю влагу на вершинах.

Вот и пугливые викуньи, ближайшие родственники лам, пробежали. Напоминают наших грациозных косуль. Такой же светло-коричневый окрас с белым «зеркалом» под коротким, задранным кверху хвостиком. Только безрогие.

Перед перевалом въезжаем на территорию национального парка Пампа Каньяхуас. Здесь обитают все четыре вида рода лам семейства верблюдовых: альпаки, викуньи, гуанаки и собственно ламы.

Наиболее ценным видом считаются викуньи. У них самая тонкая в мире шерсть – волоски в 10-12 микрон толщиной! Несмотря на многовековые усилия, они так и не поддались одомашниванию. Наверное, ещё и по этой причине их тёплая нежная шерсть так высоко ценится: один килограмм стоит 500 долларов.

Во времена инков численность викуний достигала двух миллионов голов, а к 1960 году этих животных осталось не более пяти тысяч. В настоящее время благодаря принятым мерам (за убийство викуньи наказание в Перу строже, чем за убийство человека!) их поголовье восстанавливается и уже достигло 200 тысяч особей.

У гуанако, наиболее сильных и выносливых в этом семействе, волос чуть толще. Самые многочисленные представители семейства – альпаки, очень похожи на длинноногих овец. Они источник не только шерсти, но и великолепного мяса.

Ламы – намного крупнее своих родственников и шерсть у них погрубее. Их используют в основном как вьючных животных. При этом вес поклажи не должен превышать 30-40 килограммов. Если больше – лама ложится и не встаёт, пока не уменьшат груз до установленной ею самой «нормы».

Перевал через водораздел (его именуют «Окно Колки») располагался на отметке 4710 метров! Тут всё ещё стоят хорошо сохранившиеся древние жилища индейцев племени кечуа. Они похожи на башкирские юрты, только сложены из плитняка.

Выйдя пофотографировать отроги самой молодой на планете горной системы, с наслаждением вдыхаем чистейший воздух, настоянный на травах, и любуемся бескрайностью зубчатой панорамы.

От переполнявшего сердце восторга и ошеломляющей высоты я представил себя птицей и, взмыв в поднебесье, мысленно полетел над разбросанными в диком беспорядке кряжами, ущельями. Эмиль от избытка эмоций декламирует Тютчева:

Не то, что мните вы, природа:

Не слепок, не бездушный лик –

В ней есть душа, в ней есть свобода,

В ней есть любовь, в ней есть язык…

От романтического «полёта» меня отвлекла севшая на голову пичуга. Весело присвистнув, она дёрнула волосок. От неожиданности я взмахнул рукой. Отважная птаха перепорхнула на камень и принялась возмущённо отчитывать меня за бестактность…

Спускались в долину реки Колка по головокружительному серпантину. Тут повсюду густой лес. После бесконечных песчано-каменных пустынь такое буйство зелени шокирует.

Из-за резкого сброса высоты в затылке запульсировала нарастающая боль, подступила тошнота. Кто-то из сидящих сзади попросил водителя сделать остановку. Все обрадованно поддержали.

Воздух вкруг нас звенел от трелей птиц. Я попытался сфотографировать дружную стайку жёлто-зелёных попугаев, но мне никак не удавалось приблизиться к ним для хорошего снимка. Только прицелишься в окно между деревьями, как они упорхнули. После трёх неудачных кадров аккумулятор фотоаппарата сдох. Чтобы смочить его контакты (это иногда помогает сделать дополнительно пару-тройку кадров), присел на камень. На его чёрной и довольно гладкой поверхности внимание привлекли незатейливые фигуры. Заинтригованный, обследовал валун со всех сторон. На противоположной разглядел изображения оленей и пумы. Все в стремительном беге. У пумы особенно тщательно прорисованы оскаленная пасть и закрученный в спираль хвост.

Единственное изображение человека представляло собой прямоугольное туловище с массивной головой и широко раскинутыми руками. В одной из них что-то вроде шара (камень?). Чтобы заснять валун с рисунками я позвал Эмиля. Подойдя, он с изумлением стал рассматривать камень и хвалить меня за наблюдательность. Нащёлкав на его аппарат достаточное количество кадров, с азартом принялись обследовать соседние валуны и сам склон. Ко всеобщему воодушевлению, обнаружили в скальном обнажении вход в пещеру, заваленную в глубине громадными глыбами когда-то рухнувшего свода. Из щелей тянуло холодом и сыростью. Всё это было крайне интересно, но водитель сигналами торопил – надо было успеть засветло добраться до городка Чивай.

 

КАНЬОН КОЛКА

 

В симпатичном, окружённом заснеженными пиками Чивае живут только индейцы. Как и большинство жителей этого края, они говорят на языке кечуа. Все женщины в национальных костюмах. И это не для туристов. Хотя, на мой взгляд, несколько шерстяных юбок и мелкая плосковерхая шляпа мало удобны для постоянного ношения. Но традиции сильнее. Поклажу (любую – от детей до хвороста) они переносят в заплечных платках. Мужчину с грузом мы видели всего один раз: тот тянул на стройку длинную связку ржавой арматуры.

Несмотря на то, что городок расположен на высоте 3650 метров, центр утопает в цветах и украшен фонтаном. Правда, действует он только по праздникам.

Нехватка кислорода особенно ощущается при подъёме и быстрой ходьбе. Голова сразу заполняется нестерпимой пульсирующей болью. Аппетит нулевой – пищу «заталкиваю» силком и то лишь из-за необходимости подзарядить организм. Пожевал по совету хозяина гостиницы длинные острохвостые листья коки, но облегчения не почувствовал, лишь щека слегка онемела.

Побродил по рынку. Чего здесь только нет! Одной картошки с десяток сортов. А всего её в Перу двести разновидностей! Есть даже размером с горох. Картофель индейцы любят и собирают два урожая в год. На прилавках – кабачки, тыквы, маис, зёрна какао, кофе, томаты, арахис, перец, папайя. Родина всех этих даров – земля инков!

В соседних рядах – домотканые одеяла, вязаные шарфы, свитера, длинноухие многоцветные шапочки. На самом бойком месте в окружении жаждущих исцеления, заросший до глаз эскулап продаёт экзотические препараты. Среди них выделялся высушенный кайман и заспиртованный, свёрнутый в кольца водяной удав – анаконда. Меня всегда удивляла наивная вера людей в то, что чем опаснее и сильнее дикая тварь, тем чудодейственнее лекарство из неё.

У ворот продавались ручные хищные птицы (видимо, для охоты) и молоденькие альпаки. Приятно, что индейцы – совершенно ненавязчивые продавцы, но и в цене не уступают. Самые упёртые не сбросят и сентимо.

Солнце, раскалённое за день добела, опускаясь, быстро остывало. Воздух заметно посвежел. До заката мы ещё успели попасть в платный термальный бассейн.

Блаженствуя под лучами вечернего солнца в горячей, насыщенной сероводородом воде, я не мог оторвать глаз от окружавших красот. На горы и ниспадающие с них серебристые ленты водопадов можно было смотреть бесконечно! После купания мне заметно полегчало, а боль в голове и вовсе отступила.

Взошедшая луна озарила притихший городок невообразимо ярким сиянием. На прозрачно-сиреневом небе ни единой звёздочки. Горы, подступив к домам, стояли словно стражники, охраняющие покой этих мест. Из ущелья выливалась перламутром речка. На миг почудилось, будто я в сказке!

Спал плохо. Хотя спальный мешок рассчитан на минус пятнадцать, меня трясло от холода – это ещё одно проявление «горняшки». Согрелся только после того, как надел второй комплект термобелья.

К каньону Колка, возникшему в результате разделения одного вулкана на два: Карапуно (6425 метров) и Ампато (6318 метров), выехали задолго до рассвета. По дороге водитель уверял нас, что в книге рекордов Гинесса этот каньон значится как самый глубокий. Спорить с книгой рекордов, а тем более с человеком, от которого зависит твоя жизнь, рискованно, но ущелье Кали-Гандаки в Гималаях однозначно глубже и внушительней. Бесспорно одно: южноамериканский Колка превосходит североамериканский Гранд Каньон.

Дно Колки и нижняя часть склонов залеплены лоскутками крошечных, размером не более десяти соток, полей и узких, обрамлённых оградами из дикого камня земледельческих террас. Выше идут леса, сменяемые редеющим разнотравьем. Ещё выше – гольцы в белых холстах снега.

Узкая дорога, вьющаяся над пропастью, привела нас к гигантскому камню, на котором установлен массивный крест (альтиметр в этом месте показал 4000 метров). Взобравшись на макушку этой глыбы, с восхищением огляделись. Глубоко-глубоко внизу, в тисках скал, беззвучно пенилась бурная речушка. Над ней на разных уровнях в восходящих потоках парили, нарезая круги, десятки кондоров – американских грифов с размахом крыльев до двух метров. Кто-то в одиночестве, но большинство парами. Те, кому наскучило это занятие, сидели на скалах и с глубокомысленным видом обозревали окрестности.

Андский кондор – самая крупная птица Западного полушария. У некоторых особей размах крыльев может достигать трёх метров. (В Калифорнийском музее хранится чучело кондора с размахом крыльев семь метров!) Самцы заметно крупнее самок, хотя у хищных птиц самки, как правило, больше самцов.

Эффектней всего эти пернатые смотрятся в полёте. Блестящее чёрное оперение, воротничок из пушистых белых пёрышек вокруг голой шеи и голова, увенчанная, как у петуха, тёмно-красным гребнем, веер из длинных маховых перьев, обрамляющий края прямо обрубленных крыльев, придают кондорам легко узнаваемый образ. Чета кондоров сохраняет верность друг другу на протяжении всей долгой, до 50 лет, жизни. Индейцы очень почитают этих птиц и уверены, что они являются повелителями верхнего мира.

В тихие солнечные дни кондоры парят часами. За одним я наблюдал не менее десяти минут – так он за это время крыльями ни разу не шевельнул. Отвлекла от созерцания этого красавца какая-то перемена: боковым зрением заметил, что на противоположном от нас скате замутнело серое облачко. Повернувшись, увидел пыльный шлейф от камнепада. В тот же миг до нас долетел грохот. Все бросились фотографировать, а водитель завопил, тыча пальцем:

– Mira, puma! Mira, puma!

Без перевода было понятно: «Смотри, пума! Смотри, пума!».

До рези в глазах вглядываюсь в указанное место, но зверя не вижу. Потом сообразил – нацелил объектив фотоаппарата с двенадцатикратным оптическим зумом и почти сразу засёк убегающую от камнепада огромную рыжую кошку. Казалось, что она не бежит, а летит, устремив округлую голову вперёд, лишь изредка касаясь лапами земли. Достигнув гребня, пума, сыграв мощным мускулистым хвостом, круто развернулась и исчезла за скалистым выступом.

До чего гармоничное создание! Всё в нём доведено до совершенства! Даже бежит так, словно специально даёт нам возможность полюбоваться собой.

Присутствие здесь самого крупного хищника Южной Америки, как его здесь величают – горного льва, придало каньону особый колорит.

 

КУСКО – СТОЛИЦА ИНКОВ

 

В Арекипу вернулись в сумерках и почти сразу пересели в автобус, направляющийся в Куско – древнюю столицу огромной империи инков, именовавшуюся на языке индейцев – Тауантинсуйу (Земля четырёх сторон света). В неё входили территориии современного Перу, Боливии, Эквадора, частично Чили, Аргентины и Колумбии.

Ехали всю ночь. Судя по карте, дорога петляла по весьма живописным местам, включающим высокогорный перевал Ла-Рая (4267 метров), но из-за темноты полюбоваться на них мы не могли.

К городу подъезжали с первыми лучами солнца, осветившими множество ярких оранжевых квадратиков, густо покрывавших овальную впадину и отчасти склоны гор. Если до этого в Перу мы повсеместно видели крыши из оцинкованного железа и профнастила, а то и просто плоские бетонные площадки с нацеленной в небо арматурой, то здесь крыши сплошь из черепицы и двускатные, что свидетельствует об обилии осадков.

Аэропорт в Куско, как и в Лиме, почему-то посреди города, да и железная дорога петляла между автомашин буквально в нескольких метрах от зданий. Несмотря на ранний час, тротуары заполнены бегущими трусцой мужчинами и женщинами самых разных возрастов. Я и не предполагал, что индейцы такие ярые приверженцы здорового образа жизни. Ещё одно наблюдение: мы до сих пор не видели в Перу ни одного курящего. В это трудно поверить, но это действительно так.

Впадина, в которой раскинулся Куско, примыкает в Священной Долине реки Урубамба, являющейся опорной осью всей инкской цивилизации. Инки были уверены, что Млечный путь на небе всего лишь отражение этой реки. До колонизации испанцами в столице империи жили только представители верховной знати, жрецы и их слуги. Защищали город отряды воинов, несущих службу в хорошо укреплённых крепостях-городищах, разбросанных по всей долине и на подступах к столице.

Центральная часть Куско расположена на высоте 3 400 метров (окраины взбираются ещё выше). Как гласят местные предания, давным-давно первый Инка, придя в эту межгорную котловину, воткнул в землю свой золотой посох, а тот провалился сквозь землю. Поэтому это место назвали Куско – «Пуп Земли».

Современных зданий в городе нет. Большинство построек XVII-XVIII веков. Выполнены они в колониальном стиле. Как ни старались завоеватели придать Куско типично европейский вид, стерев с лица земли следы «языческой» культуры, им это оказалось не под силу – настолько основательны и прочны были сооружения инков. Потомки конкистадоров надстраивали свои храмы и здания прямо на неподдавшихся разрушению стенах и фундаментах инков. При землетрясениях новоделы рушились, а инкские постройки даже трещин не давали. Стены, сложенные из точно подогнанных друг к другу блоков из природного камня, благодаря системе пазов и многоугольных выступов были столь прочны, что дома сохраняли целостность даже при самых мощных толчках. При этом кладка велась без раствора!

И ещё один любопытный факт: в постройках тех времён часто использовались блоки, имеющие один либо два трапециевидных выступа. Такой технологический приём встречается, кроме Перу, ещё лишь в одном месте планеты. А именно – в облицовке египетских пирамид на плато Гизы. Как объяснить наличие такого специфического строительного элемента в двух столь удалённых во времени и пространстве цивилизациях?!

Поселились мы в небольшом отеле в узеньком проулке (настолько узком, что маленькому грузовику не проехать), мощёном, как и все улицы в старой части Куско, твёрдым вулканическим камнем, прямо у стен монастыря Санта Доминго. Прежде на его месте красовался храм Кориканча, воздвигнутый специально для главного божества инков – Инти. Стены храма (их называли Золотыми стенами) в те времена были облицованы семьюстами пластинами золота, каждая весом два килограмма. А крыша покрыта позолоченными листами. Благодаря этому храм был виден отовсюду.

В главном зале находился огромный диск из чистого золота* – символ Солнца, укреплённый на алтарной стене таким образом, что при восходе диск разгорался нестерпимым огнём. А на противоположной стене висел диск, отражающий лучи заходящего светила. Видя утром и вечером ослепительный свет, исходящий из храма, трудно было усомниться в могуществе богов.

По свидетельству конкистадоров, на внутренней площади храма – Солнечной поляне – стояли золотые статуи пум, ягуаров, лам, змей в натуральную величину. Тут же «росло поле» золотого маиса. На каждый початок приходилось не менее 300 граммов золота. На ветвях деревьев сидели золотые птицы, на цветах – бабочки. Их крылья, благодаря пластичности сусального золота, были такими тонкими, что просвечивали, и солнечный луч, проходя сквозь такой лист, приобретал зеленоватый цвет.

Всё это говорит о том, что для инков золото было прежде всего священным металлом, олицетворяющим своим тёплым светом лучи Солнца, дающие жизнь всему на Земле. К сожалению, вся эта рукотворная красота была переплавлена «культурными» испанцами в звонкую монету и слитки.

Большая часть стен храма Кориканчи устояла перед вандализмом испанских строителей, и мы имели возможность увидеть, с какой точностью подогнаны друг к другу многотонные каменные блоки. В особо ответственных местах камни скреплялись Т-образными пазами, в которые заливали расплавленное серебро. Застывавший профиль, похожий на рельс в разрезе, соединял блоки намертво. Сейчас по стенам, видевшим множество пышных церемоний в честь верховного Инка, лупят потёртым мячом черноголовые пацаны.

После этого мы осмотрели другой архитектурный шедевр – кафедральный собор на центральной площади Оружия. (На ней в 1572 году был казнён последний инкский вождь – Тупак Амару.) При всей внушительности этого сооружения оно поражает удивительной лёгкостью и воздушностью линий. Своды белые, не давят. На стенах, выложенных из светло-серого камня, – громадные картины с сюжетами из жизни Христа и Девы Марии, резные панно из красного дерева. На устремлённой в небо колокольне уже 300 лет висит семидесятипудовый позолоченный колокол.

Когда мы вошли, на клиросе торжественно и проникновенно пели «Аве Мария». Потом мне весь день чудилось, что с небес продолжает литься эта божественная мелодия!

Несмотря на все старания завоевателей, в архитектуре здешних католических храмов заметно влияние культуры инков. Так, например, костёлы увенчаны не остроконечными шпилями, а полусферами.

В Куско дух инкской цивилизации ощущается на каждом углу. Поэтому туристов, несмотря на конец сезона, здесь и сейчас довольно много. Горожане приветливы. Порой кажется, что они и живут тут лишь для того, чтобы демонстрировать гостям уникальные достопримечательности своего города.

После обеда поднялись на столообразную, господствующую над окрестностями гору. На ней сохранились руины крепости Саксайуаман (в переводе с кечуа – Хищная птица серокаменного цвета). Эта цитадель с тремя вместительными башнями, десятками бастионов и мощными, зигзагообразными стенами в три ряда, являлась центром хорошо продуманной оборонительной системы столицы империи.

Крепостные стены сложены из тщательно обработанных глыб циклопических размеров и весом до 350 тонн !!! (Для сравнения – вес самого тяжёлого блока в египетской пирамиде фараона Хеопса «всего» 15 тонн.) При этом камни самой разной формы так плотно подогнаны друг к другу, что в стыки между ними сложно просунуть даже лезвие бритвы. Такая плотная притирка избавляла древних строителей от необходимости использовать скрепляющий раствор.

Во внутренних помещениях Саксайуамана имелись вместительные хранилища для зерна, ёмкости для сбора воды, лестницы для подъёма на дозорные площадки. От главных башен в город вели подземные ходы.

Для повышения устойчивости сооружений инки применяли ещё одну интересную технологию – «полигональную». Суть её в том, что углы блоков имеют фигурные вырезы, соответствующие вырезам угла соседнего блока. Технология, безусловно, замечательная, но непонятно, как строители, имея лишь простейшие механизмы, умудрялись состыковывать многотонные махины так точно, что не оставалось малейшего зазора?! Ни на одном из этих блоков невозможно найти следов обработки инструментом, до того все грани ровные. Трудно так же представить, как такие твёрдые, громадные монолиты кололи и перемещали из далёких каменоломен. Как их поднимали и устанавливали на крепостной стене чётко в паз? Это непонятно ещё и потому, что инки не знали колеса. Для них круг являлся символом божественного Солнца, и считалось кощунственным использовать его для бытовых нужд.

Когда видишь такие циклопические, устойчивые к самым сильным землетрясениям строения, кроме восхищения испытываешь ещё и неловкость от того, что мы, имея мощную технику, зачастую не в состоянии повторить достижения древних мастеров.

В настоящее время на поляне перед крепостью Саксайуамана ежегодно празднуется Инти Райми (праздник Солнца), отмечаемый в день летнего солнцестояния. На него съезжаются сотни тысяч людей со всей Южной Америки. Праздник начинается с призыва Сапа Инка на площадь Кориканча. Он выходит на неё в красочном костюме, весь увешанный золотыми, серебряными пластинами и драгоценными камнями. Инка испрашивает у Солнца благословления народам, после чего его несут на золотом троне по украшенным цветами улицам в сопровождении жрецов и сановников, одетых в парадные одежды, к крепости Саксайуаман. Там происходит ритуальное жертвоприношение белой ламы, и жрецы по пятнам крови читают будущее мира. После захода солнца поджигаются снопы соломы и начинаются ритуальные танцы.

Стоя перед столь неприступными фортификационными сооружениями, невольно задаёшься вопросом, как многочисленная, закалённая в сражениях армия инков уступила двум сотням испанских завоевателей? Возник он у меня ещё со школьной скамьи: в поражении такой мощной и хорошо обученной армии инков было что-то противоестественное, даже абсурдное. Но в те времена для ответа на этот вопрос у меня не было доступных источников информации. Теперь же, основательно порывшись в интернете, прочитав литературу, просмотрев передачу по замечательному каналу «История», ответ на вопрос, в чём корень этой трагической несправедливости, я получил, но это тема для другого очерка.

Отмечу лишь, что с последними годами существования империи инков связано много легенд и загадок. Одна из них гласит, будто император Атауальпа перед казнью сумел тайком передать верным людям ещё одно кипу: письмо, состоящее из тринадцати разных узелков. Через месяц из Куско на север ушёл тяжело груженый отряд воинов.

Куда он отправился, точно не известно. Учёные предполагают, что, скорее всего, к огнедышащим вулканам Эквадора, каждодневно выбрасывающим из своих раскалённых жерл дымящиеся бомбы и облака удушливых газов. Этот неприютный, покрытый непроходимыми лесами край лучше всего подходил для спасения сокровищ от алчных и ненасытных испанцев**. Не случайно среди жителей тех мест до сих пор живы легенды о сказочном Эльдорадо и Городе Цезарей, который, благодаря стараниям жрецов, скрыт «энергетической завесой» и недоступен взорам чужаков. Это, конечно, мифы, но со временем они становились реальностью, а то, что не подвергалось сомнению, оказывалось вымыслом.

Предположение о том, что загадочный Эльдорадо существует, подтвердили и найденные в глухом каньоне Центральных Кордильер в конце XX века пять золотых статуй высотой в человеческий рост. Они были такими тяжёлыми, что для их погрузки пришлось прибегнуть к помощи лебёдки.

Старинные хроники и записки испанских конкистадоров, дошедшие до наших дней, свидетельствуют и о существовании подземного города, состоящего из лабиринта галерей, потайных храмов. В них якобы укрыты золото и священные реликвии. Но карта с его местонахождением находится у посвящённых, живущих как простолюдины. И то у каждого только часть от неё.

В одном из донесений испанцев говорится о том, что незадолго до того как конкистадоры вошли в Куско, из Храма Солнца бесследно исчезли мумифицированные тела тринадцати инкских императоров. Они были в одежде, с нашитыми на неё золотыми пластинами. На них выгравированы сцены из их жизни. Пропал и золотой трон, установленный на массивной плите, отлитой тоже из золота.

Через 26 лет после захвата Куско один из предводителей конкистадоров Поло Ондегардо по подсказке столичного торговца, подкупленного щедрыми подарками, заполучил три из этих тринадцати мумий. Сняв вожделенные золотые пластины, он приказал солдатам изрубить мумии на мелкие куски. Инки, узнав об этом святотатстве, убили предателя.

Остальные десять мумий до сих пор не найдены. Возможно, так и лежат в тайных катакомбах под городом Куско или крепостью Саксайуаман. Пока все попытки кладоискателей подступиться к ним завершались неудачей либо трагедией.

Индейцы утверждают, что любой, кто приблизится к запретной зоне на роковое число шагов, теряет память. Так что человечество только на подступах к разгадкам тайн этой уникальной цивилизации.

В древнем Перу столкнулись не только разного технического уровня и оснащения армии, но и абсолютно разные мировоззрения. У европейцев устроить интриги, козни, оттолкнуть локтями ближнего, разбогатеть любой ценой считалось естественным и не зазорным. Для индейцев же обман, страсть к наживе, жадность, тем более накопительство, считались презреннейшими из всех состояний, до которых может пасть человек.

Один из испанских хронистов записал в конце отчёта о завоеванной стране: «По правде говоря, мало народов в мире имели лучшее правление, чем инки»***.

Эти люди по нравственным качествам значительно превосходили своих поработителей, но, к сожалению, чрезмерно идеализировали земной мир, устроенный так, что зло и ненасытная жадность зачастую побеждают добро и ведут человечество к пропасти небытия…

Можно утверждать, что инкам удалось создать совершенную социальную структуру, в которой народ был счастлив. Земля, леса, пастбища, все продукты труда распределялись между людьми таким образом, что не было повода для распрей. Такое общественное устройство и абсолютный тоталитаризм в какой-то степени нивелировал человека, но вместе с тем открывал колоссальные возможности выживания и мирного сосуществования многомиллионного сообщества.

Типичного для европейцев конфликта между обществом и отдельным человеком в империи инков не было. Но жёсткая вертикаль власти привела к тому, что когда верховный правитель оказался в плену, государство превратилось в беспомощное, растерявшееся без пастуха, стадо. Империю инков можно сравнить с гигантским ульем, где каждый на своём месте трудится на общее благо. Но как только пропадает матка – рой обречён на гибель.

Оглядываясь на историю освоения Сибири, испытываешь восхищение перед мудростью и добросердечием российских казаков. Они не переделывали инородцев под свой лад, тем более не истребляли. Если местные желали соблюдать языческие обряды, никто не чинил тому препятствий. И слава богу! От этого выиграли как русские, так и малые народы.

------------------------------------

* Любопытно, что инки не воспринимали золото как нечто сверхценное. Они его называли «потом Солнца», а серебро – «слезами Луны». Ценными для них были, к примеру, ткани – ведь на их изготовление требуется так много труда!

** За первые годы колонизации испанцами из Южной Америки было вывезено 200 тонн золота и 16 000 тонн серебра.

*** В империи инков не было частной собственности – всем ведало и всё распределяло государство, заботящееся, чтобы все работали, но при этом никто, в том числе старые и немощные, не голодали, были одеты, обуты и имели крышу над головой. Благодаря строгости и справедливости законов (воровство, коррупция и т. п. карались смертной казнью) в империи практически не было преступности. Считается, что именно история государства инков вдохновила Кампанеллу к написанию утопии «Город Солнца».

 

КРЕПОСТИ СВЯЩЕННОЙ ДОЛИНЫ

 

Весь следующий день знакомились с крепостями, разбросанными по склонам гор, обрамляющим Священную долину. Первой посетили великолепно сохранившуюся цитадель Ольянтайтамбо, воздвигнутую на неприступном скалистом утёсе на высоте 3 500 метров в верховьях реки Урубамба.

Форма крепостных стен и башен придавала ей сходство с туповерхой пирамидой, по скатам которой взбегают вверх узкие земледельческие террасы, рассекаемые одной-единственной лестницей. Ступени, сложенные из цельных камней, были до того высокими, что по ним даже мне при росте 187 см не только подниматься, но и спускаться было тяжело. (Похоже, что те, кто сооружали эту лестницу, были более рослыми.)

Часть башен, подобно ласточкиным гнёздам, встроена прямо в скалы, и добраться до них даже не всякому альпинисту под силу. А в иные можно попасть лишь через тесные тоннели, пробитые в горе. Надо признать, что инки очень грамотно использовали рельеф местности при строительстве крепостей. Крепость Ольянтайтамбо идеальный пример тому. Конкистадоры под предводительством Эрнандо Писарро (брата Франциско Писарро) в 1536 году попытались захватить её, но вынуждены были отступить, едва избежав полного уничтожения.

Внутри Ольянтайтамбо сохранились остатки храма. Его стены сложены из розовых, хорошо отполированных монолитов весом не менее 15-20 тонн каждая. Каменоломня, где вырубали и обрабатывали строительные блоки, находилась на противоположной стороне долины на весьма крутом откосе, примерно в трёх километрах от крепости. Там, а также на пути к цитадели, до сих пор лежат уже обработанные, но так и не «доехавшие» до пункта назначения заготовки. Местные жители про них ласково говорят: «уставшие камни».

Своё название крепость получила от имени мятежного генерала Ольянтай. Он и дочь Верховного Инки очень любили друг друга, но император был против их брака. Отважный генерал укрылся с возлюбленной в этой, тогда ещё небольшой пограничной заставе, и за несколько лет превратил её в неприступный форт.

В память о столь романтичной любви в народе из уст в уста веками передавалась песня «Ольянта», дошедшая до наших дней:

Если даже с думой злою

Сам утёс могучий горный

В сговоре со смертью чёрной

На меня пойдёт войною,

Выйду в бой я с этой силой

И без страха драться стану,

Чтоб живым иль бездыханным

Пасть к ногам голубки милой.

Вот такая безграничная, готовая на любые жертвы, любовь!

После Ольянтайтамбо побывали ещё в двух крепостях, а ближе к вечеру заехали в глухую горную деревушку, где в кустарных мастерских жизнерадостные и смешливые молодые ткачихи продемонстрировали все этапы получения пряжи из шерсти лам, альпак и её окраски. Индейцы для этой цели по-прежнему используют только природные компоненты: толчёные камни, растения, коренья, сушёных насекомых. Не прибегая к химии, они получают до двадцати цветов, а оттенки меняют, добавляя в краситель разные окислители, например, сок лимона.

В соседней мастерской женщины постарше показали нам, как ткут на примитивных ручных станках из полученной пряжи прочное полотно с многоцветными геометрическими орнаментами.

После чего гостеприимные жители деревушки напоили нас чаем из листьев коки. Он бодрит и помогает быстрее адаптироваться к высоте. Недаром в империи инков кока была особо почитаемым растением. Её регулярно жевали для восстановления сил курьеры-скороходы (часки), являвшиеся основными информационными «каналами», связывающими империю в единое целое.

Благодаря коке они преодолевали огромные расстояния по знаменитым инкским дорогам, мощёным плитами и обсаженным с двух сторон деревьями. Там, где путь преграждали горы, были пробиты тоннели, а через бездонные пропасти переброшены подвесные канатные мосты, сплетённые из волокон агавы. На самых высоких перевалах имелись навесы. В их тени гонцы и путники могли отдохнуть и полюбоваться панорамой гор, таких высоких, что вершины упираются в небо, и каньонов, таких глубоких, что, казалось, их дно достигает центра земли.

Кроме того, вдоль всех дорог имелись постоялые дворы – почтовые станции (тамбо), в которых можно было поесть и переночевать, а между ними через каждые 2-3 километра посты с двумя дежурившими круглые сутки гонцами. За счёт этого расстояние в 2 000 километров по горам и долинам часки преодолевали за пять суток! По сути, инкская почта являла собой эстафету, протянувшуюся на огромные расстояния. Хронист Сьеса де Леон по этому поводу писал: «Инки изобрели почтовую службу, которая являлась наилучшим из того, что можно было придумать и вообразить». Кстати, наша доблестная почта доставляет письмо из Уфы в Москву, а это всего 1500 км, за четыре дня. Прогресс налицо!

 

МАЧУ-ПИКЧУ

 

Самая популярная достопримечательность Перу – городище Мачу-Пикчу. На сегодня это единственное поселение инков, сохранившее первоначальный вид. Его несколько столетий безуспешно искали испанские колонизаторы – считалось, что именно в нём спрятаны несметные сокровища империи, включая золотые статуи Верховных Инков. Но обнаружили это городище лишь в начале XX века, если быть точным – в 1911 году.

Раскопки показали, что индейцы покинули Мачу-Пикчу не так давно – в первой половине XIX века! Причём, как гласит легенда, забрали с собой и унесли в дремучую сельву всё самое ценное. Легенды легендами, но немало примеров, когда они оказывались правдой. Так один кладоискатель, не усомнившись в предании, гласящем, что на острове Робинзона Крузо в Чили таятся несметные сокровища пиратов, продал текстильную фабрику и на вырученные деньги организовал хорошо оснащённую экспедицию. В результате в 2006 году нашёл на глубине пятнадцати метров шестьсот бочонков с золотом, оценённых в шесть миллиардов долларов. А поначалу над его безрассудством только посмеивались. Так что и Мачу-Пикчу может преподнести человечеству немало сенсаций.

Работавшие на Мачу-Пикчу американские археологи обнаружили лишь предметы быта и захоронения людей. Под предлогом необходимости описать находки и составить систематический каталог они получили разрешение властей всё найденное вывезти на несколько месяцев в США. Эти «несколько месяцев» растянулись на 100 лет.

От Куско до Мачу-Пикчу чуть более ста километров. Попасть туда можно на поездах, отправляющихся рано утром. Один из них, с относительно комфортабельными вагонами, – для туристов. Второй – для местных жителей. Он неудобен ещё и тем, что останавливается у каждого столба. Учитывая эти обстоятельства, мы выбрали первый вариант.

Мачу-Пикчу, как и остальные поселения инкской знати и жрецов, укрылась на труднодоступной седловине крутостенного отрога между двух скал, похожих на раскрытые друг к другу ладони. Благодаря этому его не видно ни с перевалов, ни из долин. Большая скала зовётся Мачу-Пикчу (Старая Гора), а та что поменьше – Уайна-Пикчу (Юная Гора).

Подняться в городище можно по узкой тропе лишь с одной стороны. На вершине Уайна-Пикчу, похожей на голову пумы, находятся храмы Солнца и Луны. Восхождение к ним под обжигающим потоком полуденных лучей далось с трудом. Восстановив дыхание, я насладился незабываемым видом не только на само городище, но и на простирающуюся во все стороны зеленокудрую горную страну, расчленённую глубокими ущельями.

Сверху городище напоминает тень летящего кондора. Когда-то здесь было шумно, многолюдно, кипели страсти, а сейчас царит могильная тишина, нарушаемая лишь шагами очарованных туристов.

Как известно, у инков сакральные образы играли важную роль и отражали их мировоззренческие понятия. Так, Кондор символизировал верхний мир, Пума – средний, а Анаконда – нижний, подземный. Многие амулеты в Перу до сих пор выполняются именно с такой символикой.

Спустившись с вершины Уайна-Пикчу, прилёг на траву. Было приятно сознавать, что лежишь на земле, по которой ходили Жрецы и Верховные Инки, а теперь ты, странник из далёкой Башкирии, созерцаешь их храмы, жилища, порхающих между ними крохотных колибри; вдыхаешь благоухание трав, цветов слушаешь щебет птиц... Умиротворяющий, льющийся с небес покой навевал иллюзию, что это не птицы щебечут, а перекликаются души людей, живших здесь в далёком прошлом. В голове закрутились мысли о скоротечности времени, зыбкости всего сущего и ещё о чём-то неуловимом.

В этот момент меня кто-то осторожно ткнул в плечо. Поворачиваю голову и вижу влажные губы, волосатую морду ламы. Служащие национального парка по утрам выпускают этих милых созданий из специального загона, чтобы усилить у посетителей иллюзию перемещения во времена многовековой давности. Я порылся в карманах и угостил голубоглазую красавицу двумя галетами.

Из живности ещё видел семейку шиншилл. Эти маленькие, похожие на серые шарики, с большими округлыми ушками, зверьки рекордсмены по густоте меха – 25 000 волосков на один квадратный сантиметр! Когда я попытался приблизиться к одному из них с фотоаппаратом, зверёк встал на задние лапки и «зарычал». А увидев, что угроза не действует, поспешил ретироваться в кусты. Остальные дружно последовали за ним.

Как я уже отмечал, Мачу-Пикчу великолепно сохранилось. За прошедшие столетия сгнили лишь деревянные стропила и соломенные крыши. Само поселение условно можно поделить на сектора: храмы, «дворцы» сановников и жрецов; площадь; дома простолюдинов на узких улочках и погост. Часть храмов и жилых помещений вырублены прямо в скалах, оплетённых бромелиями – растениями, которые могут расти на голых камнях, поскольку берут питательные вещества из воздуха, а не из почвы.

По углам городища торчат сторожевые вышки. С них можно было обозревать местность на десятки километров и заранее знать о приближении врага. Ведущая к Мачу-Пикчу единственная тропинка столь узка, что позволяла даже небольшой горстке воинов отразить натиск целой армии.

Из-за ограниченности места городище спланировано весьма экономно. Я бы сказал даже тесно: постройки буквально жмутся друг к другу. Кварталы и отдельные здания соединены между собой главным образом лестницами, которые и выполняют роль улиц. В большинстве они короткие – в шесть-десять ступеней, но есть и гигантские, состоящие из ста пятидесяти ступенек. Дома скромные: одна комната с выходом на узкую улочку.

На площади, выложенной плоскими камнями, на пирамидальном основании лежит громадный монолит Интиуатана, что в переводе означает место, куда прикреплено Солнце. Его четыре угла указывают направление четырёх сторон света. Монолит имеет довольно мудрёную ступенчатую форму с прямоугольным столбом посреди, выполняющим роль солнечных часов. А на самой широкой ступени совершались жертвоприношения.

Интересно, что после Мачу-Пикчу мне стали сниться стройные по сюжету и очень конкретные в деталях сны (правда, недолго – с месяц). В них я явственно проживал ещё одну, полную невероятных событий, жизнь.

 

ПУНО И ТИТИКАКА

 

От Куско до священного озера Титикака, на берегу которого расположен город Пуно, 390 километров. Дорога, петляя по межгорным долинам северной части плато Альтиплано, привела к громадной глиняной стене, высотой не менее двадцати метров – это всё, что осталось от центральной части храма инкской эпохи. Рядом частично отреставрированное селение.

Удивительным было то, что стена и постройки сложены не из каменных блоков, как в окрестностях Куско, а из глиняных. И хотя глина не обожжённая, блоки настолько прочны, что, несмотря на обилие осадков, выдержали пятивековое испытание. Похоже, что когда замешивали глину для блоков, в неё что-то добавляли.

Дальше ущелье резко сужалось, а сам водораздельный перевал Ла Райя (4 300 м.) был укрыт туманом, вернее, застрявшей на нём тучей. Не доехав пары километров до него, водитель остановил машину и попросил нас выйти. У меня мелькнула мысль: «Двигатель перегрелся, как бы не пришлось до водораздела пешком топать». Но ошибся. Водитель повёл нас сквозь лохмотья тумана к пешеходному мостику, перекинутому через бурный горный поток. Когда мы оказались на противоположной стороне, он торжественно объявил:

– Амиго, поздравляю! Сейчас вы перешли Амазонку. Тут она зовётся Урубамба, ниже – Укаяли, и только после слияния с рекой Мараньон – Амазонка.

Ничего себе! За десять секунд пересекли величайшую реку планеты! Сравнивать Амазонку с другими водными артериями – это всё равно, что сравнивать анаконду с ужом – столь несопоставимы весовые категории. Эта громадина несёт в океан 20% всей пресной воды земного шара! Её имперский характер проявляется даже у истока: сквозь неумолчный шум пенистого потока слышно, как вода со скрежетом тащит по дну валуны.

Удовлетворённый произведённым впечатлением, водитель рассказал, что в боковом ущелье есть пещера. С её сводов свисают сосульки сталактитов всевозможных оттенков. Навстречу им растут сталагмиты. В подземных гротах текут ручьи. Обследовавшие её спелеологи, в одном из ответвлений упёрлись в огромную плиту. Она была такой гладкой, что ни у кого не было сомнений в искусственности её происхождения.

Вот ещё одна, ожидающая своих исследователей, тайна.

Как только преодолели водораздел, туман исчез. Ущелье разошлось широким раструбом, и нашим взорам открылось просторное, открытое всем ветрам, высокогорное плато – Альтиплано.

Горы здесь намного мельче, а контуры помягче. Воздух настолько прозрачный, что трудно оценить, какое на самом деле до них расстояние. Деревья исчезли. В долинах луга с тучным разнотравьем и отарами овец, стадами мосластых коров. На склонах табунки альпак, пасущихся под присмотром одного-двух гаучо. У дороги небольшие, в пять-десять дворов, деревушки. Дома, сложенные из коричневых саманных кирпичей, узкие, двухэтажные, с крохотными двориками, закрытыми от посторонних глаз высокой глинобитной стеной. Крыши железные либо черепичные. У самых бедных – из почерневшей соломы. Но даже у них туалеты тщательно покрашены, сзади непременно вытяжная труба. Часть домов пустует: города – ненасытные пылесосы – из года в год высасывают народ из деревень.

Террасных полей, как в каньоне Колка и среднем течении Урубамбы, здесь нет. Долина настолько размашиста, что не нужно лепиться по склонам. Тем не менее, земельные наделы и тут невелики: 10-20 соток. Встречаются и крупные коллективные хозяйства: несколько длинных коровников, просторные загоны, поодаль пара улиц.

Через час медленно пробираемся сквозь весёлый, шумный, забитый мужчинами в ярких головных уборах и женщинами в цветастых юбках, город беспошлинной торговли Хулиака. Он производил впечатление огромного муравейника, кишащего торговцами. При этом на одного покупателя приходится не меньше двадцати продавцов! Наш микроавтобус с большим трудом протискивается по запруженным улицам. На одном повороте даже пришлось встать: ждали, пока хозяева переместят свои развалы и прилавки поближе к стене дома.

Сотни убогих лачуг на окраине Хулиаки несколько подпортила ощущение праздника. Возле них чадят печи для обжига кирпичей. Работают семьями. Одни месят ногами глину, другие закладывают её в формы, третьи на носилках носят к печи. Готовый кирпич выкладывают на поддоны прямо у дороги – подъезжай и грузи. Удобно!

В Пуно въехали при быстро сгущающихся сумерках. Город широкой подковой покрывал крутые берега одного из заливов озера Титикака. По местным преданиям, творец Виракоча – верховное божество инков, именно из него выловил Солнце и Луну.

Поселились в хостеле «Империал». Несмотря на поздний час, на улице кипела торговля овощами, фруктами, сувенирами, напитками. Продавцы – только женщины, все в национальных одеждах. Здесь головные уборы другие – крохотные чёрные шляпки из фетра. Точь-в-точь, как у Чарли Чаплина. Непонятно только, как они держатся на самой макушке. Женщины (это типично для всей Южной Америки) крупные, с грубыми мужеподобными лицами, суровым взглядом. Лишь молоденькие девчата изящны и привлекательны. Невольно задаёшься вопросом: отчего с женщинами происходят такие метаморфозы? Может, причиной тому высокогорье? Высота всё же приличная – 4 000 метров!

Городские кварталы поднимаются по береговому склону с отметки в 3 810 метров до отметки 4 150 метров. И хотя мой организм уже адаптирован к высокогорью, всё равно, как только начинается подъём, так сразу учащается пульс, появляется одышка.

В последние годы Пуно приобрёл известность как фольклорный центр Перу. В дни национальных праздников в него съезжаются тысячи туристов со всего мира, и город превращается в сталицу веселья, старинных песен и народных танцев.

Утром 15 марта отправились на стареньком катере в двухдневное путешествие по перуанской части Титикака, являющегося самым высокогорным судоходным озером на нашей планете. Да и размеры у него нешуточные: при ширине в 65 километров озеро вытянулось почти на 200 километров.

Среди пассажиров катера выделялся активностью и громоподобным голосом здоровенный финн. Он странствует по странам Южной Америки уже третий месяц (оказывается, в Финляндии отпуск может быть три месяца, из них полтора оплачиваемые). Чем дальше отплывали от берега, тем чище становилась вода. Окунул руку – холодновата, не выше 12 градусов. Вскоре показались рукотворные дрейфующие острова индейцев племени Урос.

С незапамятных времён они спасались на них от набегов враждебных племён, а впоследствии и конкистадоров. Так и живут, не меняя уклада жизни. Для укрепления и расширения площади острова они периодически вяжут в снопы стебли тростника тотора и укладывают его в истончившиеся места. Из туго связанных пучков изготовляют каноэ для рыбалки и катамараны для «выхода в свет». Возводят хижины, плетут циновки, занавески, мастерят игрушки. Ловят и сушат на вешалах рыбу (в основном озёрную форель), охотятся на водоплавающих птиц, разводят морских свинок.

Угроза нападения давно канула в лету, но на материк никто не переселяется – на плавучих островах им привычней. Благодаря постоянно добавляемым пучкам тростника острова не только разрослись вширь, но и отяжелели, стали малоподвижными. Сейчас на озере около сорока таких дрейфующих платформ. На самых крупных имеются школы, магазины, музеи. К «берегам» пришвартовано с десяток лодок. В их числе катамараны с носами, украшенными грозно оскаленными головами пум. Они очень похожи на те, что были сплетены здесь же для экспедиций Тура Хейердала «Ра-1» и «Ра-2».

Остров, на который нас высадили, слегка покачивало. Из-за этого то там, то здесь что-то поскрипывало, похлюпывало, напоминая гостям: осторожно, под вами десятки метров воды!

Завидев нас, обитатели деревни высыпали из тростниковых жилищ, похожих по форме на эвенкийские чумы, и, пританцовывая, запели. Следом из «дверных» проёмов выползли сопливые карапузы. Пока мы «гуляли» в сопровождении гида по мягкой и пружинистой «улице», осторожно обходя места, где проступала вода, полноватые, но при этом сноровистые женщины накрыли незатейливый стол: заваренный из листьев коки чай и маисовые булочки.

После бодрящего чаепития покатались на огромной тростниковой лодке. Мы с Эмилем даже немного поработали вёслами. За все эти удовольствия каждый заплатил по 10$.

Попрощавшись с гостеприимными аборигенами, вернулись на катер и «запрыгали» по белопенным гребням к центру озера – туда, где возвышался каменистый остров Амантани. Разгулявшиеся на просторе волны становились всё круче. Это щекотало нервы – как ни как под нами сотни метров воды.

Напряжение спало, лишь когда зашли в овальную бухточку и причалили к каменному пирсу, упирающемуся в пологий склон с разбросанными по нему в беспорядке домами. (Противоположный, крутой и скалистый, для жизни непригоден.) В бухточке было спокойно. Лишь мерно накатывающие волны неутомимо шлифовали прибрежную гальку.

Амантани – остров небольшой: четыре на три километра. Между построек компактные рощицы, состоящие из нескольких громадных деревьев. То, что местные жители сохранили их, вызывает уважение. Зимой здесь по несколько месяцев держится минусовая температура, и воздержаться от соблазна поживиться дровами – это подвиг, говорящий о почтительном отношении к среде обитания и высокой культуре островитян.

В деревне пять сельскохозяйственных коммун по 50 человек в каждой. Её члены занимаются выращиванием бобов, ячменя, картофеля, маиса на принадлежащих им крошечных террасах.

Гривастый, похожий на матёрого зверя, староста «раздал» нас по семьям и отметил в журнале счастливчиков: следит за тем, чтобы в течение сезона каждый двор принял равное число постояльцев. Для селян приём туристов даёт ощутимую прибавку к скудному семейному бюджету.

Узнав, что мы русские, островитяне заулыбались и стали поглядывать на нас с повышенным интересом. Кто посмелее, подошли ближе – гости из России здесь редкость. Вообще, следует отметить, что в Южной Америке к россиянам повсеместно относятся с симпатией. Нашу страну здесь по-прежнему воспринимают как противовес янки, к которым у латиноамериканцев стойкая неприязнь.

После того как мы с Эмилем внесли в кассу общины по 20 солей (в сумме это составляет 400 рублей), староста подвёл нас к невысокому, с мягкой застенчивой улыбкой на лице индейцу:

– Его зовут Валерио. Идите за ним.

Всё время, пока поднимались по каменистой тропе к его двухэтажному П-образному дому, наши рюкзаки несли жена Валерио и её сестра – таковы местные обычаи. Кстати, глядя на них, нельзя было сказать, что поклажа им в тягость. Валерио же всем встречным с гордостью объявлял: «Русиан, русиан!». Люди притормаживали и с таким любопытством оглядывали нас, что я невольно стал проверять: всё ли у меня застёгнуто.

Улиц и дорог в селении нет. Только широкие тропы между каменными стенками-заборчиками, обрамляющими бессистемно стоящие дома и примыкающие к ним хозяйственные постройки с огородами. Время на этом острове словно остановилось. Здесь не знают не только машин, но и велосипедов.

Встретила и провела нас в приготовленную комнату на втором этаже мать Валерио – суровая, черноволосая, несмотря на преклонный возраст, индианка. За всё время, что мы прожили у Валерио, мы так и не услышали ни от неё, ни от её улыбчивой снохи ни единого слова.

Обедать нас пригласили в маленькую кухоньку с глиняным полом и крохотной, очень экономичной в плане потребления дров печуркой из обожжённой глины. Три полешка в ней, благодаря слабенькой тяге, чуть горели, правильнее будет сказать – тлели, но жар давали настолько сильный, что на плите всё кипело и шкворчало.

Подали суп (слава богу, индейцы, как и россияне, не могут жить без него). Потом – рагу из картофеля, помидоров, огурцов, заправленное жареным сыром. Очень вкусно и сытно. Кстати, огурцы здесь срывают, когда они достигают максимальных размеров, а жёсткую, пожелтевшую кожуру перед употреблением срезают, как у картошки.

На улице довольно жарко, а в доме прохладно. После трапезы прилегли на топчаны отдохнуть. Через открытое окно была видна поблёскивающая на солнце водная гладь Титикаки, упирающаяся на горизонте в синие в белоснежных шапках зубцы гор. В комнату то и дело залетал ласковый ветерок. Тишина, покой. Вокруг дома цветы: герань вперемешку с белой и розовой гортензией. За ними небольшой участок с колосящимся ячменём, справа – роща высоченных эвкалиптов и семейка унизанных острыми иглами кактусов.

Эта патриархальная и вместе с тем экзотическая картина расслабляла. От накатившего умиротворения я задремал, как вдруг соседский ишак зашёлся в истерических воплях и разрушил царившую благодать. Эх, до чего ж бестактное животное!

К 16 часам все приехавшие на катере собрались на центральной площади у сельского фонтанчика(!) с памятником индейскому вождю(!). Пока поджидали застрявшего в сувенирной лавке финна, послушали песни в исполнении местных музыкантов. Когда скандинав, наконец, появился, староста повёл нас по тропе наверх. Остров Амантани гористый и имеет несколько вершин. Самая высокая Пача-Мама, чуть ниже – Пача-Тата (Земля-Отец), остальные – их сыновья.

Тропа проходила мимо баскетбольной площадки, окружённой несколькими рядами болельщиков в национальных одеждах. На игру они реагировали весьма сдержанно: вздыхали или молча улыбались. Лишь самые эмоциональные били себя кулаком в грудь.

Как только вышли из деревни, крутизна тропы резко возросла. Каждый шаг давался с трудом. Я то и дело останавливался, чтобы восстановить силы – высота-то 4 000 метров! Но в какой-то неуловимый момент (кажется, после того как миновал каменную арку над тропой) из неведомых источников в меня влились силы, и я пошёл, с каждым шагом наращивая скорость. Очень приятное, надо сказать, состояние. В такие минуты кажется, что тебе всё по плечу.

На вершину поднялся с большим отрывом от остальных. Здесь нас поджидали женщины с толстыми чёрными косами, свёрнутыми на голове в кольца. Они сидели прямо на траве, обложившись грудами вязаных изделий, и смотрели на меня с такой мольбой, что я купил всем трём дочерям белые, с коричневым орнаментом кофты из нежной шерсти альпак.

На самой макушке Пача-Мамы находятся древние руины храма Солнца. Взглянуть на них не удалось – они на реставрации и окружены трёхметровым забором. Чуть в стороне, на возвышении, как на постаменте, громоздилась каменная глыба. Я залез на неё для лучшего обзора и застыл от восхищения: был тот миг, когда всё озеро усыпано переливающимися в лучах закатного солнца стружками «золота». На небосводе тихо тлели, чуть дымясь кровью, высоко парящие облака. Сумерки в этих широтах короткие. Остров на глазах погружался в чернильную мглу. Унося последние отголоски дня, по небу проплыл запоздалый клин красных от лучей невидимого уже солнца гусей. Облака, ещё несколько минут отражали прощальные отблески светила, скрывшегося за гребнем почерневших гор, но вот и они погасли. Земля и небо слились в непроницаемо-угольной тьме, старательно засеваемой Виракочей алмазными зёрнами. Неясные силуэты людей, принимая самые фантастические очертания, прорисовались лишь вблизи. Воздух сразу посвежел, наполнился влагой. Из-за зубчатого горизонта в звёздную заводь лебедем выплыла луна.

Спускались, освещая тропу фонариками. В деревне электричества нет, и чтобы мы не плутали, нас встречали заботливые хозяева. По дороге Эмиль проговорился Валерио, что у меня сегодня день рождения. Доведя нас до дома, индеец исчез, а вскоре появился с двумя соседями (один из них был с гитарой). Сам Валерио достал тростниковую флейту. Индейцы сначала о чём-то пошептались, а потом устроили шикарный концерт-поздравление. Хозяйка тем временем накрыла во дворе стол, я открыл бутылку водки «Золото Башкортостана» (так и хочется написать более нежное – «Золото Башкирии»), и мы допоздна веселились при свете керосиновой лампы.

У Валерио оказался очень приятный голос. Индейские лирические песни в его исполнении трогали до глубины души. Потом гитара перешла к Эмилю. Русские романсы очаровали хозяев. Когда бутылка опустела, в ход пошла «писка» – местная водка.

В сорока метрах от нас приплясывали на мелкой ряби лунные блики, а два белоголовых россиянина и три черноволосых индейца племени аймары радостно братались, провозглашая тосты за дружбу между народами.

Антонио, товарищ Валерио, разоткровенничался и похвалился, что знает место, где находится затонувший инкский храм. Обнаружил он его случайно, когда нырял за оторвавшимся якорем. Вокруг него стоят покрытые илом статуи. (Может те, что из золота?) Это место Антонио держит в тайне, потому что получил запрет от Пача-Мамы. Она приходила к нему в ту же ночь и сказала, что настанет час и явятся люди из катакомб и перенесут их в её Дом. После этого она опять обретёт силу и родится новый Инка, который устроит справедливый мир. Тогда на Земле воцарит благоденствие. Мы были заинтригованы, но в душе сильно сомневались в правдивости его рассказа.

Проснувшись ближе к полудню, ужаснулся:

– Кошмар! Мне седьмой десяток!

Чтобы не попасть под власть этой страшной цифры, сказал себе: «Камиль, вчера ты достиг пика. Теперь начинается отсчёт лет в обратном направлении. Так что распечатал ты не седьмой, а пятый десяток, и с этого дня будешь не стареть, а год от года молодеть!».

Ловко я с перепугу выкрутился?! Посмотрим через несколько лет, что из этого настроя на омоложение получится.

Жизнь на острове течёт размеренно, без суеты. Не удивительно, что мать Валерио в 90 лет (проверил свои дневниковые записи: оказывается ей ещё больше – 92 года!) – довольно крепкая, властная женщина. Лицо, конечно, в кружеве глубоких, словно вырезанных резцом, морщин, но спина прямая, подбородок держит высоко.

Интересно, что когда мы надумали купить у жены Валерио шерстяной шарфик с шапочкой-шлемом и попросили снизить цену, сам Валерио побежал к матери за разрешением. И деньги отдал ей же. Матриархат!

Что интересно, пенсия в Перу даётся сразу, как только выработал положенный стаж. Так, учителю необходимо отработать 30 лет. То есть, если работаешь в школе с двадцати лет, можешь уйти на пенсию в пятьдесят. Во главу угла поставлен стаж работы. Справедливо!

Что ещё на Амантани бросается в глаза? Люди приветливые, полны достоинства. На их лицах не увидишь ни тени раздражения. Разговаривают тихо, вполголоса. Женщины работящие (а где иначе?) – вяжут, даже когда идут за водой. Грузы (сушняк, траву для скотины, ну и, разумеется, детей) тоже они носят. Всё за спиной, в платках-сумках. Я, наконец, подглядел, как они «загружают» их. Расстелив платок, груз кладут посередине и два противоположных угла накидывают на него. Потом берутся за два других и забрасывают груз за спину. Всё, вроде бы, предельно просто, но попробуй повторить…

На фотоаппарат островитяне реагируют спокойно, по большей части даже доброжелательно. На материке же, если видят нацеленный объектив, либо яростно требуют денег, либо в панике убегают.

Туалеты, как, впрочем, и везде в Перу, с непременной вытяжной трубой. На территории острова ни одной свалки, на тропах – ни соринки. Чистота идеальная. Члены общины живут по законам, выработанным веками. Того, кто нарушает их, ожидает несмываемый позор и всеобщее презрение. Удастся ли им и дальше сохранять сложившийся уклад жизни, отеческие традиции, покажет время.

После обеда вся спаянная ночной пирушкой компания проводила нас с Эмилем до пристани. Несмотря на возражения, нести рюкзаки нам опять не позволили: это удел безропотных индейских женщин.

По дороге Валерио деликатно поинтересовался:

– Камиль, не сможет ли мой приятель пожить у тебя в России?

Слегка растерявшись, отвечаю:

– Да, это возможно, квартира большая.

Но на всякий случай уточняю:

– А как долго?

– Постоянно…

– ???

– Не пугайся, он ничего не ест и занимает мало места.

И тут Валерио протягивает мне вырезанного из дерева индейца, одетого в национальный костюм.

Я растроган, судорожный комок сдавил горло. Нахлынувшее чувство благодарности искало выхода. Хотелось сделать что-то приятное для этого, в общем-то, мало знакомого мне человека. Достал швейцарский складной многофункциональный ножик и смущённо протянул ему. Валерио обрадовался подарку, как ребёнок:

– Теперь я самый богатый на острове! – воскликнул он.

Когда вся группа зашла на судно, моторист взял курс к следующей точке нашего маршрута – острову Такуиле. Но лишь только катер покинул бухту, боковой ветер принялся изо всех сил раскачивать нашу посудину. Вскоре большинство пассажиров почувствовало признаки морской болезни: нарастающие приступы тошноты, головокружение.

Чтобы вода не перехлёстывала через борт, рулевому приходилось постоянно держать нос катера навстречу ветру. В результате мы шли не напрямую к Такуиле, а несколько в сторону. После того как в бак залили солярку из запасной канистры, мотор сначала простужено зачихал, а затем и вовсе заглох. Обрадованные волны подхватили неуправляемое судёнышко и стали раскачивать, как люльку. Срываемые ветром пенные гребни щедро окропляли нутро катера и людей. Вскоре уже половина пассажиров, отрешившись от всего, валялась на скамьях с бледно-зелёными лицами. Капитан (моторист всё это время копался в двигателе, что-то бормоча: то ли молясь, то ли поминая нечистую силу) стал ходить и протирать лица лежащих туристов спиртом. Тех, кому было совсем плохо, заставлял дышать сквозь смоченную в спирте тряпочку. Удивительно, но это помогало – люди оживали.

Ветер, шквал за шквалом набирая силу, достиг резиновой упругости. Грузные волны, утратив степенную размеренность, жадно набрасывались на катер крутыми валами, перехлёстывающими через борт. С каждой минутой наша беспомощная посудина наполнялась новыми порциями воды. Тяжелея, она осаживалась всё ниже и ниже. Я на всякий случай поискал глазами спасательные круги, но, увы, их не было.

В голове невольно возникла жуткая картина: заполненный водой катер, слегка вращаясь, идёт ко дну, и следом погружаются в чёрную холодную бездну наши распростёртые тела. Из памяти некстати всплыло, что глубина Титикаки более трёхсот метров!

Эта невесёлая перспектива так взбодрила меня, что я, вылив за борт сок из двухлитрового пакета, срезал боковину и принялся лихорадочно вычерпывать воду. Капитан одобрительно кивнул. Ко мне присоединился Эмиль, а за ним и все те, кто ещё был в состоянии двигаться.

После многих безуспешных попыток запустить движок моториста, наконец, осенило: он перекинул шланг на второй бак (у меня эта мысль уже мелькала, но я почему-то стеснялся донести её до индейца). Движок, выпустив пару клубов чёрного дыма, ритмично затарахтел. Этот долгожданный стук для нас был слаще аккордов самой гениальной симфонии. Мы просияли. Капитан поставил катер носом к волне и пошёл по косой к чернеющему острову. А мы продолжили дочерпывать остатки воды.

Когда сошли на берег, оба индейца опустились на колени и, поцеловав землю, осенили себя крестным знамением. Я тоже мысленно перекрестился.

Остров Такуиле в отличие от Амантани заселён гораздо плотнее и по всему периметру. Он прославился тем, что вязанием на нём занимается исключительно мужская часть населения. Было удивительно видеть гордо восседавших на стульях, несмотря на сильный ветер, колоритных, с суровым профилем мужчин, в узловатых пальцах которых мелькали, поблёскивая на солнце, спицы.

Главный источник пряжи – шерсть пасущихся повсюду овечек. Правда, здесь они какие-то карликовые, почти игрушечные. И национальная одежда у индейцев тут иная. Мужчины в чёрных штанах и чёрно-белых жилетках, с широкими поясами, на которых вышит календарь сельскохозяйственных работ. Непременный атрибут: вязаные шапочки-колпаки, как у гномов. В их свешивающемся набок кончике хранятся листья коки. Если шапочка с поперечными цветными полосами, это значит, что мужчина семейный. Решивший жениться юноша к свадьбе должен связать себе специальную красно-белую шапочку. Женщины же все в белых кофтах и чёрных домотканых платках, украшенных увесистыми кистями.

На площади ко мне подбежали две девчушки. У них были такие славные, умильные личики, что я угостил каждую шоколадкой. Они спрятали их в кармашки и стали клянчить ещё и денег. В кошельке у меня было с десяток мелких монет – высыпал все в протянутые ладошки. Взвизгнув от счастья, они тут же помчались вприпрыжку к подружкам хвастаться свалившимся богатством.

Возвращались в Пуно в сопровождении волнистого отражения рогатого месяца. Ночью снилось, будто я плыву и кто-то тянет меня за ноги на дно. Отчаянно хватаюсь за мокрую верёвку, но она выскальзывает, и я погружаюсь в чёрную пучину всё глубже и глубже. Проснулся весь в поту и долго не мог сообразить, где нахожусь.

---------------------------------------------

*Пача-Мама на языке индейского племени кечуа означает – Мать Земля. Это одно из самых почитаемых божеств у инков. Главное божество среди них Виракоча – Творец Вселенной. От него и его жены произошли сын Инти (Солнце) и дочь Мама-Килья (Луна), давшие в XV веке начало верховной, наследственной касте инкской империи.

**В Южной Америке Кордильеры, тянущиеся вдоль всего тихоокеанского побережья американских континентов, обычно именуют Андами.

============================================

 Книгу Камиля Зиганшина «От Экватора до Огненной Земли»  см. на сайте писателя ziganshin.ru