Алла БОЛЬШАКОВА. «ЗДЕСЬ ЖИЗНЬ НЕ ДОЛЖНА УМИРАТЬ!». О поэзии Геннадия Иванова

 

Алла БОЛЬШАКОВА

«ЗДЕСЬ ЖИЗНЬ НЕ ДОЛЖНА УМИРАТЬ!»

О поэзии Геннадия Иванова

 

Среди литераторов бытует мнение: чтобы точно уловить пульс времени, надо постоянно читать современную поэзию. Думаю, эта установка применима к творчеству таких поэтов, как Геннадий Иванов: гражданственным, религиозным, философичным, с тонким чувством природы и хорошей интуицией. Поэтам, у которых время стучит в висках, обретая емкие поэтические формулировки.

Для России открылся Господь в эти годы.

Может быть, потому, что стучится война…

Перебрали, как водки, мы нашей свободы,

Вопиет наша совесть и наша вина.

Времена наступают трезветь и собраться.

Времена наступают молиться – и в бой.

Мы для Бога еще не потеряны, братцы.

Поднимайся, рязанский мужик и тверской…

Так писал Иванов еще 27 декабря 2015 года: в тот давний день, когда уже начали развертываться боевые действия в Донбассе. В день, когда в поселке Коминтерново фашисты обстреляли инспекционную группу ОБСЕ и совместного центра контроля над прекращением огня в Донбассе. Дар предвидения помог завершить это стихотворение такими строками:

Мне суровым и грозным грядущее видится.

Наступает безжалостный срок.

Быть может, в случае с Геннадием Ивановым умению уловить пульс времени способствует и то, что этот человек всегда в гуще жизни: выходец из сельской глубинки, он давно работает в Москве в Союзе писателей России, встречается с массой людей, ездит по стране, многое видит и обдумывает многое, вызывающее у него поэтический отклик.

Перед нами поэт, которому дано лучше всего выразить себя на небольшом поэтическом пространстве, позволяющем ему точно и емко запечатлеть интуитивные прозрения, лирико-эстетические переживания, философскую рефлексию. А если объем получается больше, то нередко стихотворение проигрывает. В кратких же стихотворных формах (из одной-четырех строф) он может импульсивно выразить неожиданное впечатление, мгновенно зафиксировать внезапную мысль, чувство. Порою такое внезапное впечатление – в особенности навеянное природой – перерастает в философическое раздумье о смысле жизни и смерти, как в стихотворении «Память»:

Тёплый ветер прогибает поле –

По цветам бежит и по пшенице.

Годы… годы… я уже без боли

Вспоминаю канувшие лица.

В мире зримом стёрты их морщины,

В мире зримом стёрты их улыбки.

То, что было жизнью и кручиной,

Стало где-то новым полем зыбким.

И в незримом мареве и свете

Что-то и цветёт и колосится.

Наша память – это тёплый ветер.

По цветам бежит и по пшенице…

В подобных элегических раздумьях Иванова торжествует идея вечного возрождения Жизни в природном круговороте. С поэтической точки зрения, идея эта обретает выражение через природные символы: образы поля, цветов, пшеницы, теплого животворного ветра… Вот лица безвозвратно, кажется, потерянных преображаются в «новое поле» – но отнюдь не без участия помнящих о них. Ведь именно память об ушедших дарует оживляющую их силу.

Философия жизнетворения черпает в душе поэта опору в религиозном, православном мировоззрении – потому в стихах Геннадия Иванова, что несомненно выделяет его в нынешнем литературном процессе, преобладают мотивы просветления, преодоления уныния, серости, безнадежности. Константы его бытия, дарящие просветленную радость жизни, – родина и ее прекрасная природа, вера христианская, семья: «Снег, Россия, внучка – благодать!».

Жизнь и смерть, человеческая бренность и вечный круговорот умирания и возрождения – вот свод тем, подвигающих лирического героя Геннадия Иванова на нелегкие раздумья и сущностные выводы. Сверхустремление его поэзии – прикосновение к таинству Бытия, познаваемое божественной интуицией и потому дарующее силу преодолеть страх смерти. Так в стихотворении «Со мною разговаривает рожь» участь бренных людей уподобляется срезанным в жатву колосьям. Но страх окончательности перекрывается сверхзнанием таинства Бытия: высшего смысла существования всего живого на земле, несмотря на краткие жизненные сроки.

И вспомнилось из Нового Завета –

Что мы колосья тоже, и придёт

Великий срок последней самой жатвы,

Снопы свезут на Божий Обмолот,

И будет всё, о чём писали жадно.

И будет всё, о чём писали впрок,

Что страшно, и таинственно, и дивно.

Но так должно быть. Милосерден Бог.

Мука и мука – это неразрывно.

Подобные умонастроения рождают и сверхисторический взгляд, позволяющий поэту судить события ХХ века с надмирной точки зрения. Так в стихотворении, написанном на Покров Пресвятой Богородицы, торжествует идея высших сил и смыслов, позволяющих утишить скорбную память о братоубийственной бойне гражданской войны, символ которой здесь – погибельный ров с останками ее жертв, белых и красных.

Совершается тайна нездешняя –

Над Россией великий Покров.

Не горюй, моя родина вешняя,

Мы засыплем погибельный ров.

Образ Родины для этого поэта озарен негасимым светом высшего предназначения, хранящим её в разъятой катастрофами действительности:

Родина… Замысел Божий,

Что ото всех утаен.

Вера становится основой духовного просветления и преодоления окончательности земных сроков. Вот почему так остро чувствует поэтова душа чарующую благодать и богоданность мироздания. Отсюда – и редкий дар Геннадия Иванова преодолевать уже не разноцветную, а гнетущую сложность нынешней реальности – простыми и неизменно радостными ликами природы ли, человека. Умение уподобить человеческое состояние природному явлению и в этом узреть красоту и гармонию реальности. Ведь «радость великая здесь происходит из малого»…

Вот простенькая и трогательная зарисовка «Стрекоза» о малом создании, что глядит на другое божье создание чудными бирюзовыми глазами, и звоном, треском своим загадочным словно бы пытается донести до человека скрытый смысл вещей.

И трещала не напрасно.

Я взглянул в её глаза

И сказал: «А ты прекрасна,

Ты прекрасна, стрекоза!».

Восхищение Красотой властвует в стихах Геннадия Иванова о женщине, жене, озаряя бытовые явления ярким светом любящей души, счастливой просто оттого, что любит – без мучительных рефлексий и губительной тоски: «Солнце в небе! Наталья в окне!».

Жена с утра воркует,

Воркует и поет.

Жена с утра ликует

И завтрак подает.

А вы мне: жизнь напрасна.

А вы мне: жизнь пуста.

Я знаю: жизнь прекрасна,

Как ягода с куста!

Подобное умение видеть вечное в бытовом, большое в малом сближает Геннадия Иванова, выходца из села, с русской деревенской прозой ХХ века: «Всё прекрасное. Всё не вечное, / Но прекрасное всё равно…». Такова природа, такова «деревня – опора нации, / Исчезающая, увы».

Неслучайно в стихотворении о прядущих лен крестьянках поэт, как и писатели-деревенщики, стремится эстетизировать явление в момент его исчезновения. Через обращение к дивным видениям национальной памяти, которая, как в очерках народной эстетики Василия Белова, запечатлела возвышенную суть русской земледельческой цивилизации. Простые народные заделия обретают тут высокий смысл, вознося труд крестьянина-созидателя на незримую, но тайно хранимую культурным бессознательным высоту.

Где крестьянки лен прядут?

Только в памяти придут

Из какого-нибудь года,

Где в избе полно народа…

Там крестьянки лен прядут…

Где же, где же эти прялки?

Так уж было суждено –

Прялки на небе давно…

Здесь и прощание со светлым прошлым аграрной России, преобразованной стальным ХХ-м веком в индустриальную сверхдержаву, и обращение к идее плодородия, символом которого исконно в народной эстетике были прялки. Символом, в поэтической реальности Геннадия Иванова обретающим значение духовного наследования, наращивания эстетических смыслов. Сходные мотивы, возвышающие светлый мир народной традиции, слышатся в посвященном Белову стихотворении, названном в честь его родной деревни Тимонихи. Здесь символом культурной памяти становятся образы высоко летящих над избой птиц. Здесь же, в просветлении памятью и народной традицией, – опора для душевного равновесия, умиротворения мечущейся души современного человека.

На свете белом, на небе ли –

Отрада в душе и покой!

Тимониха. Белые лебеди

Летят над беловской избой!

Так начинается это знаковое стихотворение, а завершается утверждением ключевой для Геннадия Иванова идеи жизнетворения: «И птицы летели, как символы: / Здесь жизнь не должна умирать!».

В итоге эстетизация народной традиции на основе утраченной общности становится для поэта основой для созидания своего, альтернативного расколотой реальности, мира вечного праздника жизни. «Давай до конца уж придумаем счастье», – грезит лирический герой Иванова, пытаясь реконструировать силой памяти «краешек… того, что угасло», счастливого крестьянского мироздания. Баснословные времена распутинской Матёры, что «нынче неведомо где-то. / И всё колосилось, и пело, и жило – / И всё было празднично, дружно и мило!».

Крестьяне, народ наш и праздники жизни,

И труд как подарок любимой Отчизне.

И пусть сама по себе воскресшая на поэтическом холсте трудовая идиллия остается лишь иллюзией, смысл её – в передаче национальных идеалов грядущим поколениям, сыну и чудесной внучке, которым достался в удел труд по преодолению исторических ошибок и цивилизационных разломов прошлого...

Закончить этот краткий очерк о поэтическом мире одного из интересных стихотворцев хочется его вещими строками:

Надвигаются белые сроки,

Надвигается холод и мгла…

Время старческой всякой мороки.

Но – навстречу горят купола!

Но навстречу горят еще зори!

Но навстречу летят снегири!

Но навстречу – и поле, и море!

И – смотри! И – живи! И – твори!

--------------------------------------------------------
          Иванов Г.В. Надо жить. Избранные стихотворения. М.: Издательство «Вече», 2020. – 480 с.
          Иванов Г.В. Горит костер. Избранные стихотворения. М.: Редакционно-издательский дом «Российский писатель», 2020. – 304 с.