Юрий ЖЕКОТОВ. ПОТЕРЯННОЕ ЧУДО. Из рассказов дальневосточного охотника

 

Юрий ЖЕКОТОВ

ПОТЕРЯННОЕ ЧУДО

Из рассказов дальневосточного охотника

 

До последнего не хотела уходить стряпуха-осень: насыпала из подола кислой клюквы по болотам; налепила с избытком брусники по старым горельникам; разбудила-расшевелила грибницу, выдав двойную норму груздей и маслят; цеплялась за каждую невыцветшую травинку, но всё-таки подрастеряв силёнки, засобиралась в дорогу. Извиняясь и кланяясь вместе с раскачивающимися от стылых ветров голыми деревьями, оставила осень напоследок на добрую память зимующим пичугам и зверюшкам дорогие подарки – подслащённые первым морозцем грозди алых ягод на каждой рябинушке.  

Вроде уже более четырёх десятков промысловых сезонов за спиной, и ко всем круговертям природы давно можно было бы привыкнуть, но знал бы Николай Степанович к кому обращаться, кого просить, так задержал бы, ни за что не отпустил бы осень, не позволил бы за так истратить её рубиново-янтарные богатые одежды, вернул бы обратно гусей-лебедей, чтобы прощальными песнями не резали они по живому, не ранили бы душу. Казалось, вот только сорвётся последний жёлтый лист – и уйдёт в небытие золотое времечко, обнищает навсегда тайга, да и весь мир.

 

И зверь шёл в ловушки, и жаловаться на охотничью удачу не приходилось – всего за месяц выполнил Николай Присяжнюк план по добыче пушнины, отпущенный зверопромхозом. Но настроение было у охотника на нуле, и что тому было виной – не понять: долгая ли разлука с домом, или прежде обнадёжившие, да предательски растворившиеся в хмурых днях яркие осенние краски. Забравшись по первоснежью на западную оконечность своего участка, неожиданно услышал Николай Степанович звонкое потявкивание, напоминающее лисье, а немного погодя с того же самого места и поскуливание, уже больше похожее на собачье.

Однако, приблизившись к ловушке, охотник не сразу понял, что за бесхвостый зверь туда угодил, никогда таких в своих угодьях раньше не встречал: то ли не вылинявший к зиме заяц с обрубленными ушами, то ли миниатюрная кабарожка, то ли и вовсе – зверь-мутант.

Какое-то короткошерстное существо, по окрасу чёрное с жёлтыми подпалинами, с выразительными навыкате круглыми чёрными глазами, заметив человека, не стало испугано биться в ловушке, чтобы собрав последние силы, попытаться вырваться на свободу, а наоборот, жалобно повизгивало, прося помощи.

– Фу-ты, ну-ты! Ты-то как сюда попала? – приблизившись вплотную, наконец разобрался Николай Степанович, что за зверь угодил в ловушку. Сидела в ней, зажатая между брёвен, ни много ни мало небольшая собачка декоративной породы. Видел охотник таких несколько раз, только не в тайге, а в городе. Какая точно это порода, он не разбирался, да и разбираться особо не хотел, считая разведение и содержание таких пород баловством и причудой людей.

Вытащил Николай Степанович трясущуюся от холода «добычу» дамского пола из ловушки. Сучка давай ещё больше пищать-скулить. Чуть погодя выяснилось: припадает собака на заднюю лапу – не прошло за так сидение в ловушке. Ощупал охотник ногу у калеки – вроде не перебита. Но собака сама идти не может, да и как ей ступать на своих тощих ходульках-хворостинках по свежему снегу?

Куда деваться, с ворчанием: «Как тебя, дурья башка, в тайгу занесло?», сунул охотник собаку в рюкзак, так чтобы только голова у неё наружу торчала, закинул поклажу за спину и потащил в избушку. Всю дорогу бубнил себе под нос Николай Степанович: «Надо же, детский сад развёл, ясельную группу! Вот же привалило счастье! У меня что, других забот нет? Я медведей один на один брал, рука не дрогнула! Против стаи волков ходил и выстоял! А тут собачонка! Свалилась же на мою голову!..».

Раскочегарил Николай Степанович печурку в зимовье, разогрел супец, налил нежданной гостье полную алюминиевую чашку. А та вместо: «Спасибо, премного вам благодарны!» ещё и брезгливо принюхивается.

– Ты мне свои французские манеры не выказывай! Ешь, чего дают. Нос тут воротим. У меня для тебя деликатесов нет! – не понравилось охотнику привередничанье собаки. Но животное, распробовав таёжный харч, за несколько подходов выхлебало приличную порцию.

– Вот это другое дело! – отужинав, подобрел немного Николай Степанович, устроив четвероногой постоялице допрос с пристрастием: – Рассказывай, что с тобой приключилась? Каким тебя ветром ко мне надуло? Молчишь? Так я тебе сам расскажу. Ехала ты с хозяевами по трассе Николаевск – Хабаровск. Так или нет?

– Так! – не ожидая быстрого «чистосердечного раскаяния» собаки, принялся охотник за неё же и отвечать.

– Остановились вы на шашлычок-пикничок, или колесо прокололи. Выпустили тебя хозяева из салона косточки размять, да увлеклись своими делами. Ты выбежала на полянку возле дороги, а там синица свистит, мышка наследила и море других неизвестных запахов и звуков. Ты туда сунулась, сюда, везде тебе интересно, везде загадочно! А потом глянула по сторонам, а рядом ни дороги, ни машины. У тебя мозги набекрень, принялась носиться взад-вперёд, как заполошная, и ещё больше заблудилась! Правильно излагаю?

На последнем вопросе заскулила собачка, словно вспомнила, что было дело, дала она промашку, о чём сейчас сильно сожалеет.

– А, проняло, наконец! – остался довольным и охотник, по-своему объяснив реакцию животного и, почувствовав в себе исключительные педагогические таланты, продолжил «сыпать соль на раны» четвероногой воспитаннице: – Вот и спрашивается: пусть нет у тебя компаса в голове – ну что, трудно было догадаться обратно по своему же следу выйти? Никудышная твоя порода! Это ещё тебе повезло! Я мог лишь через неделю в тех краях оказаться. Тогда тебе каюк! И выходит, если считать расстояние от дороги, то пробежала ты не меньше тридцати километров. Но это если напрямки. Ты же наверняка петляла-колобродила. Изголодалась вся, а тут рябчиковые потроха в ловушке. Ты и сунулась туда, не зная, что кормёжка то с подвохом…

Найдя ещё кучу доводов, доказывающих никчёмность декоративного создания, хозяин лесной избушки вынужден был всё-таки признать:

– Но вот что удивительно! И росомаха тебя отчего-то не слопала! И мимо рыси ты проскользнула! Хищники, наверное, в обморок попадали, когда невесть что в своих владениях увидели? – и уже довольный своим чувством юмора, жаль только никто не слышит, продолжил охотник смешить самого себя, придумав тут же кличку собаке: – А значит, звать тебя не иначе, как Чудо! Вот значит, и встретились-познакомились! А я тут всё в неведении жил и не знал, какое оно это чудо! Это ещё хорошо, что так обошлось. Насмерть же зашибить тебя бревном в ловушке могло! Но это какую другую животину, а ты же у нас Чудо! Тебе всё нипочём...

Так и ворчал до самой ночи Николай Степанович. А уже укладываясь спать, столкнулся с очередной вычурной привычкой «избалованной» собаки. Квартирантка запрыгнула на нары и принялась укладываться в ногах у охотника.

– Так ты ещё и с хитрецой! – возмутился Николай Степанович. – Когда надо впечатление произвести, слезу вышибить у человека, ты, Чудо, на трёх ногах скачешь, а когда пришло время рекорд по прыгучести поставить, у тебя крылья вырастают! – Заметив, что собака уверенно наступает на все конечности, Николай Степанович спихнул её обратно на земляной пол.

Ночью проснулся охотник от душещипательного воя «всеми брошенной и навеки позабытой» собачки.

– Этого мне ещё не хватало. Концертов по ночам! Ну-ка, цыц мне, артистка-полуночница! Закрывай оперу! – прикрикнул он на собаку, недовольно перевернулся на другой бок, пробурчал уже засыпая: – А то отправлю к волкам, у них там попоёшь…

Утром проснулся Николай Степанович, а собака всё равно в ногах устроилась. Пробудилось и в охотнике сострадание: «Чудо горемычное. С барских хором да в таёжную глушь! Натерпелась. Намёрзлась. А я тут строгача даю! На полу-то намного холодней. Ладно, спи пока, Чудо, там посмотрим, куда тебя девать».

Утром доели жители избушки рябчиковый супчик, попили чайку с сухариками. Выпустил собаку наружу охотник и сам за ней вышел. За ночь мороз окреп и показывал свой крутой нрав. Охотник лишь плечами повёл, а на собачку без содрогания не посмотришь, трясётся как осиновый лист, лапы поочерёдно под себя поджимает, и пяти минут не прошло, а пускай её обратно в тепло. 

– Лясы мне с тобой точить некогда. Оставляю тебя на хозяйстве. Мышей лови и имущество стереги! – наказал охотник и ушёл в обход участка.

Вернулся Николай Степанович в густеющих сумерках. Чудо, истосковавшись, от радости давай носиться по избушке, визжать-скулить, прыгать под низкий потолок, норовя лизнуть охотника прямо в лицо.

– Это что ещё за телячьи нежности! Я для тебя можно сказать посторонний человек! Вчера только познакомились. Ты, наверное, с каждым встречным-поперечным целоваться лезешь. Ну, довольно, довольно! – И пошло-поехало, управляясь по хозяйству, завёл «старую пластинку» Николай Степанович: – Ты мне в друзья не набивайся! Мне нужна собака для дела, для охоты, которая след соболя возьмет, медведя, если надо задержит. Ты же, Чудо, – одно недоразумение! Ветер у тебя в голове и дворянские замашки. Привыкла, небось, на диванах и на подушках тело нежить, а тут таёжный быт. Чайник закопчённый и стены бревенчатые без обоев. Если за ночь в печку дровишек не подбросишь, то к утру у порога вода замерзнет. Как выберусь из леса, сдам тебя в бюро находок! Только кому ты нужна?  Морока с тобой одна…

Так и повелось в тот охотничий сезон. Старался Николай Степанович допоздна не задерживаться, зная, что ждёт его возвращения, зябнет в выстывшей избушке Чудо. В зимовье же рассуждал охотник вслух, привычно ругая «декоративную породу»; за неимением другого собеседника рассказал собаке заодно и всю свою биографию без утайки. Уступая желанию охотника поговорить по душам, после ужина, усаживалась Чудо напротив него и глаз не спускала, готова была слушать до бесконечности критику в свой адрес, давно поняла собачонка, что хоть и жути в голосе напускает новый хозяин, а добрый внутри. Ни капли не подхалимничала Чудо, а изо всех своих искренних собачьих чувств тянулась к человеку, стараясь понять его речь, склоняла мордочку то влево, то вправо, преданно где надо подскуливала, а то и подвывала. Охотник с переходом в другую таёжную избушку тащил на себе и собаку. Так и путешествовала Чудо весь охотничий сезон от распадка к распадку, от одного зимовья к следующему.

 

На другой день, как вернулся с промысла, сочинил Николай Степанович объявление в районную газету «М-ПРЕСС»: «Отдам в хорошие руки небольшую собачку». Мало надеясь, что пристроит куда-либо лесную находку – кому нужна такая канитель? – нашёл ещё один довод в пользу никчёмной породы и дописал в объявлении: «Кличка – Чудо».

В первый же день выхода газеты, вопреки прогнозам, пошли звонки от заинтересованных лиц, и даже неожиданно образовалась целая очередь из желающих оформить опекунство над животным. Посчитал Николай Степанович, что наверное неправильно люди объявление прочитали, а наяву узрят «лилипутчью» породу да уйдут восвояси, но назначил всем одно время для смотрин на двенадцать часов. Первой на пороге девчушка объявилась, рыжая, веснушчатая, улыбчивая, не раздумывая и не сомневаясь, лишь увидела Чудо и сграбастала, прижала к груди, словно клад нашла, и пуще прежнего давай улыбаться. Пенсионер на три минуты от девушки отстал, и тому нужна позарез собака – смотрит с укором: «Что же вы так несерьёзно, товарищ, ведь объявление давали, договорились о встрече. На всякий случай знайте: эта собачка – карликовый пинчер!». Пенсионер степенней и надёжней показался Николаю Степановичу, вон, и в собачьих породах разбирается, но не из рук же у девушки вырывать Чудо.

  

Полдня довольный ходил Николай Степанович, убеждал себя: «Наконец-то избавился я от обузы. А то жил, как привязанный и подневольный. Свари ей, выгуляй. В прислугу для собаки превратился. Теперь же свободен!».

А к вечеру уже места себе не находил охотник: «Вот заноза-то какая! Всё вспоминается и вспоминается эта «никчёмная» собачонка!». Запоздало понял Николай Степанович: никто никогда не смотрел ему так преданно в глаза, не подпрыгивал выше головы от радости при встрече. Почти сказочные мысли пришли на смену прежним: «Может, заплутало самое настоящее чудо в моих угодьях по воле свыше, а я недопонял. За просто так потерял настоящего и преданного друга». Вспомнились теперь и мокрые растерянные глаза Чудо при расставании: «Что же со мной опять такое происходит? Зачем же ты меня отдаешь? Чего я тебе плохого сделала? Служила верой и правдой, как могла». Спохватился охотник, да поздно. И адреса не спросил у веснушчатой девушки – новой хозяйки собачки. И ночь-полночь, а не спится!..

Рассвет Николай Степанович встретил у окна, где надолго недвижимо застыл, тупо уставившись на тонущую в дымке восточную часть города, и всё чего-то думал, думал… Из оцепенения вывел телефонный звонок.

Звонок был от очередного желающего заполучить собачку – судя по торопливо-наивным интонациям голоса, ещё ребенка:

– Скажите, у вас живёт Чудо?

– Было, да теперь нету. Извините, – отозвался охотник.

г.Николаевск-на-Амуре