Нина ЯГОДИНЦЕВА. НАСТОЯЩЕЕ ГРЯДУЩЕЕ. Поэзия

 

Нина ЯГОДИНЦЕВА

НАСТОЯЩЕЕ ГРЯДУЩЕЕ

 

* * *

Подспудна жизнь – она пока ещё непостижима для меня.

Но это небо, полыхающее грозою завтрашнего дня,

Но эти яростные молнии, светящиеся дерева,

Вплавляющие в ночь безмолвия неумолимые слова…

 

Всё будто виделось заранее и воплотилось неспроста –

И это пламя по окраине небрежно смятого листа,

Где буквам тесно и безвыходно – но слово складывает Бог,

Где каждый раз за горьким выдохом молчишь и молишься за вдох…

 

Живую карту перекраивая, век воплощается иной.

Россия, Родина, ты рана моя, ты воздух обожжённый мой,

Ты – настоящее грядущее, речь обретающий Псалом.

Ты древо молнии, цветущее на горизонте грозовом.

 

* * *

Да, солнце в ледяных цепях, но мы весну затеяли!

Март, забелённый второпях последними метелями,

Теплеет тайно, изнутри, глубинным жаром полнится…

Гори, волнуйся, говори, высокая бессонница!

 

Ручей твоих бессвязных слов проточит русло исподволь.

О, как рифмуется любовь с твоей тоской неистовой –

Быть, трепетать, повелевать и постигать смирение…

И время перебеливать в зелёный и сиреневый.

 

* * *

Бывают встречи странные – без встреч,

Когда саму себя не слышит речь,

Но мимо воли что-то говорится.

Огромные тяжёлые слова

Ворочаются словно жернова,

И пыль на них алмазная искрится.

 

И собеседник, не открыв лица,

Идёт с тобой по речи до конца,

Идёт до изумлённого молчанья.

Идёт – и ничего не говорит,

И страшно рот обугленный горит.

Но вы соприкасаетесь плечами –

 

И то, что прежде нестерпимо жгло,

Становится спасительно тепло

И жизнеутверждающе прекрасно.

Спадает боль и остывает пыл,

И ты не знаешь, что ты говорил,

Но пыль в горячем воздухе – алмазна…

 

* * *

…И замираешь как будто впервые:

В воду уходят столбы световые –

В чёрную воду мучительных дней

Встали литые колонны огней.

 

Первый снежок ничего не решает.

Белое пламя над углями шает,

Но неподвижны, как знаки судьбы,

В чёрной воде световые столбы.

 

Время справляет жестокую тризну.

Время жестоко и ныне, и присно,

Но в отделении света от тьмы

Ежемгновенно участвуем мы.

 

Искры плывут и дробятся волнами.

Жизнь – это всё, что случается с нами,

И остаются потом навсегда

Только Россия, любовь и беда.

 

Каждое сердце – открытая рана.

Каждый – колонна грядущего храма,

Каждый на грани любви и беды –

Свет, пробивающий толщу воды.

 

* * *

Как чисто вымел ветер низовой

Под ивами всё золото былого!

Как мечется листва над головой,

В небытие сорваться не готова…

 

Как медлит в ней последнее тепло –

Уходит в ветви, утекает в корни,

Как солнце нынче дышит тяжело,

О прошлом и о будущем не помня!

 

Дай, Господи, под ветром низовым

Нам удержаться – мёртвым и живым!

 

Дай, Господи, отринув мерзкий страх,

Не надломиться на лихих ветрах,

Не заблудиться на путях лукавых!

Нет больше в мире правых и неправых,

Но кто в любви Твоей – пребудет прав.

 

* * *

Живи в своём невинном лепете, а потаённого не трогай!

Они взлетели, гуси-лебеди, по-над рекой, по-над дорогой,

Они взлетели и заплакали, они взлетели и запели

Над площадями и над плахами, над белой хусткою метели.

 

Когда б ты знала, понимала бы небесный голос безответный,

Свои бесхитростные жалобы в него вплела бы алой лентой

И по неведомой беде-вине, непостижимой и поныне,

Всё тосковала бы по родине, как птичья стая на чужбине.

 

О, это русское и женское, неодолимое от века –

В тоске неведомой блаженствуя, ждать невозможного ответа…

Но вот уже поля оттаяли, и небеса в высоком гуле,

И воротились птицы стаями, и ленту алую вернули.

 

Зелёным светом дышит рощица, парит разбуженная пашня,

И лента алая полощется, и сердцу робкому не страшно:

Пока трепещет словно деревце, атласной ленточкой алеет –

Одной тоской оно удержится, одной печалью одолеет.

 

* * *

Май – это так же светло, как – мой.

Май – возвращенье души домой,

Медленный, мягко искрящий мёд…

Яблоня плачет – она цветёт!

 

Встала на цыпочки: выдох-вдох…

Небо даёт эту лёгкость в долг:

Сколько смахнёшь в кружевной подол,

Столько в подоле нести потом

 

Вдоль по теченью июнь-реки,

В гору-июль по крутой тропе,

В облако-август, где так легки

Звёзды, летящие встречь тебе.

 

Сердце печалью не занимай,

Не завершается круг зимой:

Только глаза распахнутся – май!

Май – возвращенье души домой…

 

* * *

Розовый лоскут тумана,

Молодой воды гладь…

Имя у реки Мана –

Любоваться и звать.

 

Тянутся к губам губы,

Тянется душа встречь…

Из какой речной глуби

Льётся вперекат речь?

 

Возвращаюсь в ту полночь

По сырой траве лет.

Я твои слова помню,

А свои слова – нет.

 

Всё любовь, и так странно –

Почему же мир слеп?

Имя у тебя – Мана,

Сердцу моему хлеб.

 

* * *

Не покачивай плечами – не за горкою зима.

Ткани ветра и печали нынче в лавке задарма.

Осыпая лёгкий трепет, хоть на миг оборотись –

Ну кого зимой согреет этот призрачный батист?

 

Мимо дома, мимо города, и леса, и пруда

Ветер гонит волны холода неведомо куда…

И уже не встанет прежним индевелый травостой –

Но над храмом белоснежным крестик солнца золотой.

 

А зима в России долго, дольше жизни иногда.

Острой ледяной иголкой шьётся набело вода,

И, распахивая воздух словно двери в новый дом,

Ты стоишь в лучах и звёздах, в изумленье золотом…

 

* * *

В вечерней маршрутке прекрасны усталые лица.

За тёмным стеклом неподвижная улица длится.

Мобильник звонит, и слова приглушённо-неловки.

Сутулое время стоит на чужой остановке.

 

И снова лица его я разглядеть не успела –

Пока у кого-то мобильная песенка пела,

Пока доставали её из глухого кармана,

Маршрутка скользнула под ниткою меридиана.

 

Какое-то странное тайное благословенье –

Случайная близость дыханья и прикосновенье!

Мы все в одиночку прошли лабиринтами улиц,

Но вот собрались и плечами соприкоснулись…

 

Казалось бы, в тёмную коронабесную пору

Теряет душа равновесие, свет и опору,

И тянутся новости к горлу, убить угрожая, –

Но как вы прекрасны, родные мои горожане!

 

* * *

Май дует на молоко, с блюдечка тянет свет.

А я и не знала, что так легко сходит печаль на нет,

Словно с лодочки на причал навстречу твоей руке…

И я говорю: прощай, печаль, дальше мне – налегке!

 

Что там, за маем? Апрель? Февраль? Август? Обратный круг?

Сколько слова ни перебирай – всё происходит вдруг

И прорастает по той канве, где каждый цветок – звезда,

Где мы с тобой в молодой траве потеряны навсегда.

 

А если бы знать… Да не надо знать – чувствуешь сквознячок?

Печаль снимает свою печать – и дальше река течёт,

Играя прядями донных трав, оглаживая песок…

И если кто-то из нас неправ – подхватит и унесёт.

 

* * *

До города едва верста –

А с сердца все печати сорваны.

От придорожного креста

Простор на все четыре стороны.

 

О жизнь, накрывшая волной

Волну степи – ложбины, всхолмия!

Жизнь, уходящая в иной

Простор могучего безмолвия,

 

Где берег твой высокий? Где

Заведено бывало исстари

Спускаться засветло к воде

И терпеливо ждать у пристани

 

Не паруса – что паруса,

Когда такие бури бесятся! –

Мгновения, когда в глаза

Весь этот океан поместится,

 

Вольётся жаждой: напои! –

И усмирит шторма свои…

 

* * *

Храня несокрушимый Образ Твой,

Душа живёт с такой нездешней силой!

Но замирает: Господи, помилуй… –

Над этой жизнью, грубой и простой.

 

Вот мусор у цветущего куста –

Пакеты, стёкла, банки из-под пива,

А пьяный улыбается счастливо

И говорит: какая красота!

 

Вот одуванчик сорван и измят,

Вот беспризорный воробьиный слёток,

Вот полон слёз, но бесконечно кроток

Усталый и прекрасный женский взгляд…

 

Жестокий век уже сорвал печать

И выпустил на волю ужас бездны,

И кажется, наивно бесполезно

Грядущему грядущим отвечать…

 

Но всё, что беспечально снизошло,

Твоей безмерной милостью отмечено,

Когда-то было сумрачно и вечно,

А станет и мгновенно, и светло.

 

И так восходит солнце каждый день,

И одуванчик сорванный не гаснет,

И жизнь своею истиной безгласной

Течёт, не иссякая, сквозь людей.