Алла НОВИКОВА-СТРОГАНОВА. «ЖИТЬ ДЛЯ ВЕКОВ…». К 240-летию Василия Жуковского

 

Алла НОВИКОВА-СТРОГАНОВА

«ЖИТЬ ДЛЯ ВЕКОВ…»

К 240-летию Василия Андреевича Жуковского

 

Василий Андреевич Жуковский (1783-1852) – первый русский поэт-романтик. Он проложил новаторские пути развития русской литературы – от рационалистического классицизма, скованного рамками строгих правил, и сентиментализма с его излишней чувствительностью и меланхолией, к романтизму – новому в начале XIX века направлению не только в искусстве, но и в жизни. Главное в нём сосредотачивалось на внутреннем мире личности, движениях человеческой души, окрылённой романтической мечтой.

Эта мечта, устремлённая ввысь, в мир вечной гармонии, истины, красоты, счастья, противостояла обыденной земной жизни, была с нею «не в ладу». В лирике Жуковского мир метафизический, нездешний – «очарованное Там» – противополагался миру житейскому, здешнему:

И вовеки надо мною

Не сольётся, как поднесь,

Небо светлое с землёю...

Там не будет вечно здесь.

Лирический герой в поэзии Жуковского – задумчивый, мечтательный юноша: «Он кроток сердцем был, чувствителен душою». Этот образ был создан в элегии «Сельское кладбище» (1802) – вольном переводе стихотворения английского поэта Томаса Грея, а также в оригинальной элегии «Вечер» (1806):

Сижу задумавшись; в душе моей мечты;

К протекшим временам лечу воспоминаньем...

О дней моих весна, как быстро скрылась ты

С твоим блаженством и страданьем!

Лирические медитации сосредоточены на духовных поисках мистического пути к неведомому:

Кто ж к неведомым брегам

Путь неведомый укажет?

Ах! найдётся ль – кто мне скажет? –

Очарованное Там?

В центре стихотворения «Путешественник» (1809) символический образ странника с его путём длиною в жизнь в вечных поисках счастья:

И в надежде, в уверенье

Путь казался недалёк,

«Странник, – слышалось, – терпенье!

Прямо, прямо на восток.

Ты увидишь храм чудесный;

Ты в святилище войдёшь;

Там в нетленности небесной

Всё земное обретёшь».

Но поэт показал тщетность этих исканий в здешнем мире:

Утро вечером сменялось;

Вечер утру уступал;

Неизвестное скрывалось;

Я искал – не обретал.

<…>

Ах! в безвестном океане

Очутился мой челнок;

Даль по-прежнему в тумане;

Брег невидим и далёк.

 В 1803 году 20-летний Жуковский написал «Стихи, сочинённые в день моего рождения. К моей лире и к друзьям моим», где сформулировал программу своей поэзии:

Вот всё – я больше не желаю,

В душе моей цветёт мой рай.

Я бурный мир сей презираю.

О лира, друг мой! Утешай.

Молодой поэт тяжело переживал трагические превратности судьбы. Незаконнорождённый, он был усыновлён по воле родного отца А.И. Бунина приживальщиком в его доме, вынужден был носить чужую фамилию. Затем ещё один тяжкий удар: мать Марии Протасовой – любимой девушки Жуковского – не позволила дочери выйти замуж за поэта, несмотря на то, что любовь молодых людей была взаимной и искренней, по-настоящему нерушимой. Влюблённые долгие годы боролись за своё счастье, надеялись смягчить сердце родительницы, но она осталась непреклонной к их мольбам. Маша была выдана за немца-доктора Мойера.

Разлучённые поэт и его возлюбленная продолжали глубоко в сердце хранить верность своему чувству:

Есть лучший мир; там мы любить свободны;

Туда моя душа уж всё перенесла;

Туда всечасное влечёт меня желанье;

Там свидимся опять; там наше воздаянье;

Сей верой сладкою полна в разлуке будь –

Меня, мой друг, не позабудь.

Вскоре Мария умерла при родах. Стихотворение «Голос с того света» (1815) написано от лица лирической героини, которая обращается к своему любимому, перешагнув за край земного бытия:

Не узнавай, куда я путь склонила,

В какой предел из мира перешла…

О друг, я всё земное совершила;

Я на земле любила и жила.

<…>

Друг, на земле великое не тщетно;

Будь твёрд, а здесь тебе не изменят;

О милый, здесь не будет безответно

Ничто, ничто: ни мысль, ни вздох, ни взгляд.

Не унывай: минувшее с тобою;

Незрима я, но в мире мы одном;

Будь верен мне прекрасною душою;

Сверши один начатое вдвоём.

Для Жуковского, испытавшего сильнейшие душевные потрясения, поэзия была не только утешением («О лира, друг мой! Утешай»), но и самой жизнью. В стихотворении «Мечты» (1824) уже зрелый поэт вспоминал молодые годы своего творчества:

Я Музу юную, бывало,

Встречал в подлунной стороне,

И Вдохновение летало

С небес, незваное, ко мне;

На всё земное наводило

Животворящий луч оно –

И для меня в то время было

Жизнь и Поэзия одно.

Вдохновение свыше побуждало поэта к изображению таинственных глубин человеческого духа. Неотъемлемыми приметами лирики Жуковского стали психологизм, поэтическое очарование, изящество, музыкальность. И в то же время чрезвычайно вдумчивый, ответственный подход к явлениям жизни.

Главными достоинствами личности Жуковский считал высокие религиозные и морально-нравственные качества, христианскую добродетель. Уже на заре творческого пути, будучи 15-летним юношей, он создал серьёзное стихотворение «Добродетель» (1798), в котором призывал современников:

Учитесь добродетель чтить;

В душе ей храм соорудите,

Ей мысли, чувства посвятите.

Личная добродетель, по убеждению поэта, должна совпадать с добродетелью общественной, гражданской. Жуковский являлся убеждённым противником крепостного права. «Человек создан свободным, и он свободен, даже если он родился в цепях», – эти знаменательные слова поместил поэт в свой перевод стихотворения немецкого романтика Фридриха Шиллера «Три слова веры». У самого Жуковского слово не расходилось с делом. В 1822 году он отпустил на волю своих крепостных. Впоследствии предпринимал немало усилий для освобождения от крепостной зависимости многих творческих людей и их родных.

В период Отечественной войны с наполеоновской Францией Жуковский не остался в стороне от национально-патриотического подъёма русского народа. Поэт поступил в московское ополчение в чине поручика, хотя никогда ранее не испытывал склонности к военной службе: «Я <...> записался не для чина, не для креста <...> а потому, что в это время всякому должно было быть военным, даже и не имея охоты».

Поэтическим откликом на исторические события 1812 года стало стихотворение «Певец во стане русских воинов» (1812):

Отчизне кубок сей, друзья!

Страна, где мы впервые

Вкусили сладость бытия,

Поля, холмы родные,

Родного неба милый свет.

<…>

О родина святая,

Какое сердце не дрожит,

Тебя благословляя?

Успех этого произведения круто изменил судьбу Жуковского, открыв ему новое поприще. Поэт был приглашён к императорскому двору в качестве учителя русского языка для прусской принцессы Шарлотты – великой княгини Александры Фёдоровны, супруги великого князя Николая Павловича (впоследствии – Николая I). С 1826 года Жуковский стал наставником наследника престола – в будущем Александра II. 

Христианские идеалы любви к Богу и ближнему, попечения о народе, заботы не о личном, а о всеобщем благе, кротости и смирения пытался внушать Жуковский царственным особам. Так, в стихотворном послании «Государыне великой княгине Александре Фёдоровне на рождение великого князя Александра Николаевича» (1818) поэт призывал не забывать

Святейшего из званий: человек.

Жить для веков в величии народном,

Для блага всех – своё позабывать,

Лишь в голосе отечества свободном

С смирением дела свои читать.

Жуковский наивно полагал, что воспитанием лучших человеческих качеств, благородства нравов, добродетели возможно при просвещённой монархии преобразовать к лучшему жизнь в России. Эти утопические взгляды вызывали недоумение у друзей и почитателей таланта Жуковского – лучших людей того времени, среди которых были А.С. Пушкин, К.Н. Батюшков, П.А. Вяземский, поэты-декабристы.

В декабристской критике распространилась бесподписная эпиграмма на Жуковского:

Из савана оделся он в ливрею,

На ленту променял свой миртовый венец,

Не подражая больше Грею,

С указкой втёрся во дворец...

Вяземский писал Жуковскому: «Страшусь за твою царедворскую мечтательность. В наши дни союз с царями разорван: они сами потоптали его <...> мне больно видеть воображение твоё, заражённое каким-то дворцовым романтизмом <...> в атмосфере, тебя окружающей, не можешь ты ясно видеть предметы, и многие чувства в тебе усыплены». Пушкин полушутливо укорял своего старшего друга, когда тот, занятый педагогической работой при царском дворе, долго не отвечал на письма: «Чем я хуже принцессы Шарлотты». Жуковский в своих стихах однажды признался:

Я сам, мой друг, не понимаю,

Как можно редко так писать

К друзьям, которых обожаю,

Которым всё бы рад отдать!..

Дружба с Пушкиным (1799-1837) – особая страница в биографии Жуковского. Он познакомился с юным поэтом-лицеистом в 1815 году и пронёс это верное дружество буквально до последних минут жизни Пушкина, не отходя от постели смертельно раненого на дуэли «солнца русской поэзии».

Их связывали самые искренние, тёплые, буквально семейные отношения, о чём свидетельствует, в том числе, переписка двух поэтов. Так, Жуковский писал в 1834 году, приглашая на свой день рождения Пушкина с его семьёй: «<29 января 1834, Петербург>

прошу и тебя с твоею грациозною, стройносозданною, богинеобразною, мадонистою <забавный намёк на пушкинский сонет «Мадонна» (1830), который поэт создал, получив согласие на брак с Натальей Гончаровой. – А. Н.-С.> супругою пожаловать ко мне завтра (во вторник), в 8-мь часов, откушать чаю с бриошами и прочими вкусными причудами; да скажи об этом и домашнему твоему Льву <имеется в виду брат Александра Сергеевича Лев Сергеевич Пушкин. – А. Н.-С.>».

Хорошо известно, что Пушкин считал Жуковского своим учителем в поэзии и что ученик безмерно превзошёл учителя. Жуковский с удовольствием подтвердил этот бесспорный факт в дарственной надписи на своём портрете после творческого состязания с Пушкиным: «Победителю-ученику от побеждённого учителя».

Искренним восхищением, отеческой заботой маститого поэта было проникнуто его отношение к молодому гению русской словесности: «Ты имеешь не дарование, а гений. <…> Ты рождён быть великим поэтом; будь же этого достоин. <…> По данному мне полномочию предлагаю тебе первое место на русском Парнасе»; «Ты создан попасть в боги – вперёд. Крылья у души есть! Вышины она не побоится, там настоящий её элемент! Дай свободу этим крыльям, и небо твоё. Вот моя вера. Когда подумаю, какое можешь состряпать для себя будущее, то сердце разогреется надеждою за тебя»; «ты <…> мог бы быть честью и драгоценностию России».

Исполняя обязанности просветителя наследника престола, Жуковский не запер за собой дворцовые двери, не отгородился от своих вольнодумных, оппозиционно настроенных товарищей. Напротив, рискуя навлечь на себя царский гнев, поэт использовал все возможности, чтобы ходатайствовать за друзей, защищать, отводя неминуемую опасность, смягчать их участь; постоянно хлопотал о несправедливо гонимых и притесняемых. Так, Жуковскому удалось оказать помощь Лермонтову, Гоголю, Киреевскому, декабристам Тургеневу, Кюхельбекеру, Якушкину и многим другим.

В то же время поэт никогда не искал для себя лично материальных выгод, чинов и наград, сохранял человеческое достоинство, не раболепствовал перед власть имущими, сильными мира сего. Наоборот, в острых эпиграммах он порицал льстивых угодников-царедворцев, готовых униженно пресмыкаться перед вышестоящими и подавлять нижестоящих на неправедно устроенной социальной лестнице:

Трим счастия искал ползком и тихомолком;

Нашёл – и грудь вперёд, нос вздёрнул, весь иной!

Кто втёрся в чин лисой,

Тот в чине будет волком.

Возвышенное благородство, душевная щедрость, глубина переживаний Жуковского нашли полное воплощение в его лирике, воспевающей христианские идеалы, красоту, душевную чистоту, любовь, дружбу, стремление к совершенству, надмирные ценности, жизнь в Боге.

В финале элегии «Сельское кладбище», созданной в молодые годы, Жуковский говорил о своём лирическом герое-поэте, словно бы о себе самом:

Прохожий, помолись над этою могилой;

Он в ней нашёл приют от всех земных тревог;

Здесь всё оставил он, что в нём греховно было,

С надеждою, что жив его Спаситель-Бог.

-----------------------------------------------------------

ПРИМЕЧАНИЕ:

Стихи и фрагменты писем цитируются по «Собранию сочинений В.А. Жуковского». В 4-х т. – М.; Л.: ГИХЛ