Сергей ИЛЬИЧЁВ. СКАЗАНИЕ О СОЛДАТЕ. Киноповесть

 

Орфография и пунктуация – авторские.

 

Сергей ИЛЬИЧЁВ

СКАЗАНИЕ О СОЛДАТЕ

Киноповесть

 

Последнему Солдату Великой Отечественной войны посвящается

 

Быть воином – это не о совершенстве, победе или неуязвимости.
Речь идет об абсолютной уязвимости.
Это действительно мужество...
СОКРАТ («Мирный воин»)

 

Будь чистосердечен с друзьями своими,
умерен в своих нуждах и бескорыстен в своих поступках.
Сам погибай – товарища выручай.
Помни, вся земля не стоит даже одной капли
бесполезно пролитой крови.
Благость и милосердие потребны настоящим героям.
Мы русские, мы всё одолеем!
Полководец А.В. СУВОРОВ

 

Господа, унтер-офицеры, помните, что встать под пулю – не задача,
храбрость – это терпение, а терпение в опасности – это победа!
Русский солдат храбр, стоек и терпелив. Потому непобедим!
Любите русского Солдата! Берегите его.
Счастья вам, юнкера!
Император АЛЕКСАНДР III

 

Мы схватились с фашизмом, когда почти вся Европа была им повержена.
Мы оставались для многих людей и наций последней надеждой.
Мир затаил дыхание в 1941 году: выстоим мы или фашисты и тут возьмут верх?
Мы их освободили, и они нам этого никогда не простят.
Мое слово к вам, молодые люди: будьте всегда бдительны!
День промедления в минувшей войне обошелся нам очень дорого.
Теперь, в случае кризиса, счет может идти на секунды.
Полководец Г.К. ЖУКОВ

 

От автора:

Старшее поколение ещё помнит, как в послевоенном детстве, когда мальчишки собирались и заходил разговор о подвигах их отцов, то всегда находился тот, кто, по самым разным причинам, не знал ни отца своего, ни того, как он воевал, но с гордостью за него, начинал, перед соседскими мальчишками, наделять его удивительными подвигами в борьбе с фашистами и всегда их побеждавшего.

Вот и мою историю о Солдате считайте современным патриотическим сказанием, в которой разные периоды жизни страны сконцентрированы мною в судьбе одного человека, в данном случае военного разведчика и его личного жизненного подвига.

Поэтому не нужно перепроверять факты, сопоставлять данные и время свершения тех или иных событий, в которых участвует мой герой. Оставьте всю фактологию с опорой на факты, их описанием и, собственно, достоверность военным историкам.

А также не пытаться понять – сколько же лет моему Солдату на самом деле и может ли он вообще в таком преклонном возрасте ещё что-то героическое совершать?

Мой Солдат смог всё!

Однако же, чтобы понять истинную причину появления этой повести, давайте, для начала, признаемся себе честно, что совершенно ничего не знаем о том, как наши ветераны прожили, каждый свою, послевоенную жизнь.

На встречах с подрастающим поколением, уже какой год подряд их просят вспоминать лишь о самой войне… Войне тяжелой, грязной, кровавой и жестокой, о которой, если честно, им и вспоминать-то подчас совершенно не хочется и даже больно…

Я же взял на себя смелость попытаться рассказать о судьбе Солдата, вернувшегося живым с той страшной войны, а главное о его жизни после войны.

Если быть точнее, то мой герой через несколько дней после Победы, чтобы сдержать слово, данном им своим погибшим боевым товарищам, отправляется на выполнение своего последнего, казалось бы, сугубо мирного задания, не предполагая, что на это у него уйдет почти вся его земная жизнь.

 

СКАЗАНИЕ О СОЛДАТЕ

 

Часть первая

ПЕРВЫЙ ГОД ВОЙНЫ

 

Тверь. Наше время

Кабинет военного комиссара города Тверь

 

Пожилой уже подполковник стоял у окна и поливал цветы, а за столом сидел наш герой, которого я назвал Солдатом.

– Куда ты, на старости лет, собрался ехать. Мы с тобой развалиться уже начинаем, а он в Вышний Волочёк собрался. Да будет тебе известно, что это самый криминальный город в нашей области. Тебе, как ветерану войны, участнику штурма Берлина, орденоносцу, в Твери прекрасную квартиру дали, – продолжал уговаривать ветерана местный военком. – И почет тебе тут, и уважение…

Военком остался доволен качеством полива цветов и прошел к своему столу.

– Всё сказал, канцелярская душа? А теперь слушай меня внимательно, подполковник! Я слово дал тем однополчанам, что за годы войны, умирали у меня на руках на фронте, что обязательно найду семью каждого и расскажу им, как геройски сражались и погибали их отцы, мужья и сыновья. А главное, чтобы они знали, где именно их любимые похоронены.

Двенадцать таких адресов после последнего боя на подступах к Берлину осталось у меня на руках. С их письмами, последними словами, орденами и медалями. Поехать сразу не удалось, самого в том бою пуля зацепила. А потом, как и обещал, начал их навещать …

– Даже не знаю, что тебе по такому случаю и сказать-то. За это дело, я тебя, конечно, уважаю. А вот то, что ты, кочерыжка старая, до сих пор не мог мне всего этого сказать… Да я бы тебя сам возил по твоим адреса…

– Благодарю, конечно, за предложение, товарищ или господин, уж не знаю, как тебя величать нынче, но есть вещи, которые нужно делать самому…

– Что значит делать самому?

– Самому – это значит своими ногами.

– Так вот, чем ты все эти годы после войны занимался. А мы ведь тебя, не дождавшись тогда со дня Победы, уже мысленно похоронили.

– А вот за то благодарю. Значит, поживу еще…

– А помнишь, как я почти год выбивал тебе отдельную квартиру, как ветерану войны и участнику битвы за Берлин. Твою-то площадь уже поторопились тогда кому-то отдать. Мне даже выговор тогда объявили, что я целых три дня, бегая по властным кабинета, на звонки с городского телефона не отвечал. Медали твои и саму квартиру еще три дня обмывали…

– Не береди душу. Я ведь потому и жив ещё, что не всех обошел…

– Что значит, не всех обошел?

– Я же тебе русским языком говорю, что последний адресат в Вышнем Волочке живет. Подумал тогда, что он ближе всего к дому, потому и оставил сей град, как говориться, на посошок… А потом, ещё адрес тот долго найти не мог.

– Неужели нашел?

– Нашел…

– Ведь столько лет после Победы прошло… Там уже поди и ждать-то тебя некому, Солдат!

– Сердцем чувствую, что ждут, что помощь моя кому-то там очень нужна. Так, что, если даст Бог, вернусь, может еще и посидим с тобой.

– Уж больно ты чувствительный на старости лет стал, как я погляжу. Давай тогда, как на духу, выкладывай всю свою военную одиссею, а то ведь даже я до сих пор не знаю, где и как ты воевал, а уже тем более, где ты все эти послевоенные годы провел…

Какое-то время оба сидели молча.

– Хорошо, – согласно промолвил Солдат. – Будем считать, что по старой памяти и как старший по званию, уговорил. Но только, чур, сначала ставь чайник.

– Может что покрепче? – уточнил подполковник.

– Нет, в этом деле нужен трезвый ум. Память – вещь уникальна и не терпит, когда кто-то по пьяни, что-то вдруг вспоминать начинает, приписывая себе то, что и не видел даже, а примазаться к славе тех, кто эти подвиги действительно совершал, очень даже хочет…

Военком налил в электрочайник воды и включил его в сеть.

– Ну, так слушай. Всё решил, его величество, случай.

А началось всё с того, что в сентябре 1941 года я, в возрасте 15 лет возвращался в Тверь к бабушке от своего школьного товарища, который пригласил меня на лето к своим родственникам, живших в Казани.

– То есть, когда все нормальные люди бежали из Москвы, как я понимаю, ты, как рыба на нерест, ломился во фронтовую Тверь. – заметил военком.

– Примерно так. А, принимая во внимание, что уже хорошо знал ситуацию на фронтах, видел вблизи смерть людей, погибших от бомбежки немецкой авиации в дороге, то принял для себя твердое решение уйти на фронт добровольцем. А почему бы и нет? – думал я тогда. – Парнем я был физически развитым, имел значок «Юный Ворошиловский стрелок», чем гордился и не снимал его с лацкана своего пиджака.

– Могу предположить, что ты так и не доехал до Твери. А как же родители и бабушка?

– Мой отец, как мне рассказала бабушка, был командиром пограничной заставы в Бресте. И вся страна уже знала, что пограничники первыми приняли тогда на себя удар врага. Я всегда им и мамой гордился. И думал тогда, что теперь самое время поступить так, чтобы и они, вернувшись домой, смогли бы гордиться своим сыном. Уже после войны, сделав необходимые запросы, я узнал, что они погибли в самом начале войны на своей погранзаставе.

– А бабушка?

– Я написал ей письмо еще в Казани, опустив его в почтовый ящик. Всё, объясняя, извинился конечно и сообщил, что ухожу добровольцем на фронт. Написал, что хочу, чтобы родители могли гордиться своим сыном. А уже после обещал сообщить ей и адрес своей будущей полевой почты. Добавил конечно, что люблю её и благодарен за всё то, что она для меня сделала.

– Молодости свойственны такого рода поступки. И что было дальше?

– Если про бабушку. То, когда я стал уже бойцом Красной Армии то сообщил ей адрес своей полевой почты, а в ответ получил письмо уже от соседей, которые сообщили мне, что она умерла. Виноват я, конечно, перед ней. И стало тогда очень грустно, так как понимал, что действительно остался один-одинешенек на всём белом свете.

Вскипевшая вода в чайнике, себя обозначила.

Военком достал заварку и сахар, а к нему щипчики, о предназначении которых уже мало кто знает.

Солдат же стал пить чай из блюдца. Не иначе, как увидел этот способ на картине из дореволюционной жизни.

Какое-то время один пил чай в прикуску с небольшими кусочками колотого им сахара, а второй с явным удовольствием пил его с блюдца…

Думается мне, что делась эта чайная церемония не с проста. Видимо Солдату нужно было некоторое время, чтобы освежить свою память, а военкому, чтобы настроиться на серьезность самого повествования о судьбе Солдата длинной почти в тридцать, не столько военных, сколько послевоенных лет его старинного друга.

Но вот чай выпит, стакана и блюдца отодвинуты в сторону и вот уже Солдат начал вспоминать:

– Ну, так слушай. На одном из перегонов наш пассажирский поезд тормознули чтобы дать возможность пройти военному эшелону, а тут как раз немецкий бомбардировщик пошел ему навстречу. И так точно ведь сработал, что путь вперед тому эшелону стал невозможен.

Ну, а вторым заходом немец бомбил то, что стояло на этом перегоне. Досталось и нашему составу.

И вот, увидев, что какие-то из вагонов воинского эшелона уже горят, я бросился туда…

 

Воспоминания

Сентябрь 1941 года

Железнодорожный разъезд станции г. Муром

 

Вновь раздавшееся оповещение «воздух», могло означать только одно, немецкий бомбардировщик шел на второй заход.

Некоторые из вагонов в обоих эшелонах уже горели.

Многие из тех, кто при начале обстрела попытался покинуть свои вагоны, были убиты пулеметными очередями и разрывами снарядов.

Гражданские спасали родных и близких.

Военные оказывали помощь раненым, собирали убитых.

Из вагона пассажирского состава быстро спустился молодой, на вид крепкий парень, чтобы быстро перебежать к воинскому эшелону на соседних путях.

И вовремя, так как проносившийся над ним, по второму заходу, истребитель, не жалел патронов.

Пули, выпущенные немецким пилотом, впиваясь, как надсадные осы, вспарывали землю между составами и разрывали плоть всего живого, что еще могло двигаться и уже не двигалось.

Парень, уже пробегая по вагонам, оставленного военного эшелона, увидел лежавшего на полу человека в офицерской форме.

Убедившись, что тот еще жив, он поднял его руки и понес к выходу из вагона.

В тот момент, когда он стал осторожно спускаться с ним по ступенькам, один из, пробегавших мимо бойцов, остановился и стал помогать спускать раненного на землю.

– Это наш взводный, – сказал он, обращаясь к парню. – Вот ведь беда, еще даже до фронта не успел доехать… Мальчишка совсем.

– Не причитай раньше времени. Он ещё жив. Кровь остановить нужно.

Боец полез в свой вещмешок и достал не распечатанную упаковку бинтов.

– Хватит?

– Тут бинта мало, без врача или санитара не обойтись.

И начал внимательно осматривать младшего лейтенанта, а боец уже шел вдоль вагонов и кричал:

– Доктора, здесь есть доктор?

 

Юноша уже закончил делать перевязку, когда подбежала медсестра и, ни слова не говоря, сама сразу стала осматривать офицера.

– У него ранение в спину… – начал объяснять юноша. – Я попытался…

– Спасибо, иди, дальше я сама.

– Давайте я хотя бы отнесу его подальше от эшелона, – предложил он.

Медсестра уже его не слушала, уже более профессионально занимаясь раненным офицером.

Юноша явно расстроился, но подошедший старшина, уже успел обратить внимание за значок «Юный Ворошиловский стрелок» на пиджаке и обратился к нему.

– Спасибо тебе, сынок за нашего взводного. Сам-то куда направлялся?

– Если честно, то к вам. Ну, на фронт то есть. У меня отец командир пограничной заставы под Брестом. И мама там же с ним. Были. Возьмите меня, пожалуйста.

– А лет тебе сколько?

Парень промолчал.

– Понятно… А за лейтенанта тебе действительно спасибо. Вовремя ты его вытащил.

 

Вечер.

Уже похоронили убитых.

Бойца жгли костры, приходили в себя от первого близкого соприкосновения с противником, офицеры составляли списки потерь.

Вскоре подогнали и состав из двух вагонов, чтобы забрать, оставшихся в живых, гражданских.

Парень пил чай из котелка старшины и делал вид, что его это уже не касается.

Старшина улыбнулся.

Вскоре к перегону подошла и колонна армейских полуторок.

– Полк стройсь! – прозвучала команда на общее построение.

И тут он, возвращая старшине его котелок, посмотрел на него так, как раньше написали бы, взглядом полным надежды.

– Ну и последнее, сынок? Документы-то у тебя есть?

– Выбирать нужно было: или вашего лейтенанта из огня вытаскивать или за документами в свой горящий поезд возвращаться…

– Дюже шибко грамотное поколение пошло, как я посмотрю.

– Если не возьмёте, я все равно на фронт убегу… Могу, как вы видели, оказать первую медицинскую помощь, умею готовить, отлично стреляю и хорошо знаю язык противника.

В это время мимо них, на построение шел пожилой солдат.

– Михалыч, – окликнул его старшина.

– Слушаю, товарищ старшина.

– Ты у меня помощника просил. Вот, нашел. Бери парня, вроде толковый.

– Вот за это спасибо.

– После построения, забирай его к себе на машину. Да и присматривай, чтобы никто не обидел.

– Пусть только попробуют, – буркнул парень.

– А парень-то с характером, толк из него точно будет, поверь уже мне, – сказал, довольный Михалыч.

Довольным был и парень, который пошел за ним на общее построение.

 

Возвращение в реальность

Кабинет военкома

 

– Я так понимаю, что ты стал у них, как бы сыном полка? – предположил, улыбаясь, военком.

– Не сразу. И вообще всё произошло благодаря Михалычу. И старшине Сироткину. Надо же…

– Что?

– Да я ведь только сейчас понял… Сироткин. Это же значит, что основатель этого рода сам когда-то потерял родителей. Вот почему он не мог меня формально отправить домой. Понял, что не к кому было меня отправлять…

А потом они оба при посадке по машинам насели на комполка, рассказывая, как я вынес из огня их раненного взводного, о том, что «Ворошиловский стрелок», а главное, что знаю немецкий язык…

Если честно, то командиру полка в тот момент было не до меня. Сказав что-то типа ладно, потом разберемся, он согласно махнул рукой.

Через восемь часов пути мы выгрузились под Калугой. Это был восточный берег реки Ока и полк начал окапываться.

А я с Михалычем отправился с нашей кухней в поисках собственного пристанища, где можно было бы начать готовить для солдат обед.

И знаешь, впервые в жизни вдруг почувствовал, что в воздухе висело какое-то напряжение.

И не случайно. В тот момент, когда мы везли бойцам кашу, появившийся немецкий мессер на бреющим полете прострелил нашу полевую кухню…

 

Воспоминания

Дорога через поле

 

Михалыч, увидев две пробоины, взорвался.

– Что ты натворил, сучье племя, что же у тебя душонка-то такая поганая? Это же святое…

И, взяв свою винтовку, стал ожидать возвращения немца, который пошел на разворот.

Но промахнулся.

Немец лишь помахал крыльями.

Но не ушел, а снова пошел на разворот.

– Михалыч, дай мне свою винтовку, – попросил его парень.

– Держи. У тебя глазки-то помоложе… Врежь ему по самое не балуй…

Взяв винтовку, юноша неожиданно встал перед самой кухней, спрятав её за спину, а второй рукой ещё и подпер свой бок, словно бы по-молодецки, дразня пилота.

Немец, видя цель, стал опускаться ниже, благо, что поле было большим и позволяло ему потом взлететь.

Вскоре Солдат увидел его лицо.

Он тут же вскинул винтовку на плечо и даже успел увидеть, как лицо немца изменилось от увиденного.

И нажал на курок.

 

А потом, подлатав кухню и найдя в каше те две немецкие пули, как ни в чем не, бывало, они привезли солдатам пшенную кашу с тушенкой.

И слышали, пока те ели, удивленные разговоры солдат о том, что кому-то посчастливилось подбить тот мессер.

Но сами лишь улыбались…

 

Под вечер, Михалыч зашел к старшине.

– Не занят?

– Чай предлагать не стану, у тебя и своего хватает. Что-то нужно? – спросил старшина.

– Ты не поверишь, но я ведь сегодня стрелял по мессеру…

– Серьезно?

– Да, но, промахнулся…

– Я уж подумал, что это ты его сбил. У нас кто только сегодня в него не стрелял.

– Подкидыш твой из моей винтовки его навечно приземлил.

– Не ошибаешься, Михалыч?

– А как тут ошибиться? Мы как раз на поле въехали. С первого захода этот гад продырявил мне в двух местах полевую кухню. На втором его заходе я промахнулся. А третий выстрел был уже его. Так, что не сомневайся, паренька мы подобрали стоящего…

– Подкидыш, говоришь? Что же, пусть будет подкидышем пока не сможем его оформить бойцом по всей форме.

 

Через день Подкидыш, уже был более-менее похож на солдата.

В серенькой, местами прожжённой шинельке и в чьих-то запасных сапогах, он колол дрова, для своей печки.

С утра солдаты принесли им кабана, попавшего под шальную пулю и теперь Михалыч готовил для них вкусный ужин.

А как каша взопрела и пока совсем не стемнело, они отправились в часть.

Солдат первым услышал впереди выстрелы.

После чего Михалыч взял лошадь под уздцы и вел ее уже сам, а Подкидыш шел впереди, метрах в двадцати от него, чтобы им случайно не наткнуться на неприятеля.

И вдруг прибежал к нему.

– Там немцы, три человека. Скорее всего разведка или десант, они нашу штабную машину потрошат. Михалыч, дай винтовку.

И, забрав винтовку, убежал.

 

Немцы, действительно, убив водителя и связав офицера связи, теперь позволили себе небольшой перекур, обмениваясь шутками и подкалывая друг друга, хвастаясь, как им удалось сегодня взять в плен русского офицера с почтой.

И вдруг услышали негромкий голос, который на немецком языке умолял о помощи.

Они прислушались, действительно кто-то просил о помощи.

После чего один немец остался рядом с пленным, а двое других направились на тот голос.

Они лишь слегка углубились в лес, как раздалось подряд два выстрела.

Оставшийся немец сунулся-было заводить мотоцикл, но был остановлен третьим выстрелом Подкидыша.

А потом они с Михалычем, развязав офицера, пересадили его на свой транспорт.

 

И вечером уже старшина Сиротин выяснял у Михалыч, как им удалось освободить из плена офицера связи.

– Я на этот раз вообще не причём. Подкидыш зашел к ним с тыла, а потом стал звать на помощь, да ещё на их языке, изображая раненного немца. Вот они на это и повелись. А в результате и офицер, и его документы спасены, плюс еще троих немцев уложил на веки вечные в нашу землю.

– Получается, что за это время, он вынес из горящего вагона нашего раненного взводного, сбил мессер, а теперь еще и спас офицера связи. Ему только за мессер уже награда полагается.

– Вот только кто её ему даст, если он у нас даже на довольствии не стоит? – задался вопросом уже Михалыч.

– Кстати, а что ты его всё подкидышем кличешь, у него, что имени своего нет? А с другой стороны, в армии обращение по имени всё одно не принято, а вот сына полка Подкидышем назвать можно.

 

Утром, когда Подкидыш поил бойцов горячим чаем, то увидел, как разведчики провели в штабной блиндаж пленного немца. И, судя по его экипировки, понял, что это летчик Люфтваффе, а следовательно, офицер.

Хотя и дюже любопытно было бы ему там поприсутствовать, но кто-то же должен и бойцов кормить.

 

В штабном блиндаже, куда привели немецкого военного летчика, уже находились командир и начальник штаба полка, капитан роты разведчиков и тот самый спасенный Подкидышем лейтенант связи, дежурный офицер и майор из особого отдела.

Ждали генерала, который сам хотел присутствовать при допросе пленного немца. Уж очень он надеялся понять, где немецкий аэродром, так как результаты авиаразведки должного результата не принесли, а тревожное ожидание каких-либо действий со стороны немцев словно витало в воздухе.

Немец всё это время сидел, откинувшись на спинку стула с любопытством рассматривал русских офицеров.

Но вот вошел генерал.

Последовала команда:

– Товарищи офицеры…

И все присутствующие вытянулись по струнке.

Немец, увидев это, откровенно заржал.

Генерал, не обращая на него внимание, присел за стол и сказал:

– Начинайте допрос…

– Если вы хотите сохранить свою жизнь, то мы предлагаем вам начать сотрудничать с нами, – сказал знакомый нам офицер связи, который был за переводчика.

Немец лишь улыбнулся.

– Какие задачи на ближайшее время поставлены перед вашим полком?

Немец улыбнулся второй раз.

– Какое…

Генерал, который уже начиная заводиться, вышел из блиндажа.

 

И тут ему на глаза попался солдат одетый, не только в какой-то сильно заношенной и местами даже прожженной шинели, к тому же и без погон.

– Солдат, ко мне.

Естественно, что это обращение относилось к Подкидышу.

Видя такое дело, Михалыч бросился за старшиной.

– Товарищ генерал, боец хозвзвода…

– Что за вид, боец хозвзвода? Распустились тут совсем. Скажите старшине, что я приказал посадить вас на двое суток под арест.

– Есть на двое суток под арест.

И генерал вернулся в блиндаж.

Капитан разведчиков при появлении генерала лишь развел руками.

После чего генерал обратил свой взгляд на офицера связи, который вел допрос.

– Товарищ генерал, – начал тот, – когда вы ушли, он начал что-то говорить, но мой запас немецкого языка не более школьной программы.

– Что в полку даже нормального переводчика нет?

– Да есть у них боец, прекрасно знающий немецкий язык, – неожиданно вспомнил офицер связи о своём спасении. – Он вчера даже изображал раненного немца, а в результате троих уложил и меня с почтой спас.

– Что значит тебя спас? Почему я об этом впервые слышу? – обратился генерал уже к комполка.

– Решили, раз документы целы…

– То же мне…они решили. Так, где он этот ваш боец?

– Лейтенант, ты о каком именно бойце говоришь? – спросил офицера связи командир роты разведчиков.

– Фамилия у него странная… Подкидышев.

И через пять минут Подкидыш всё в той же опаленной шинели вместе со старшиной появился перед генералом?

– Товарищ генерал, разрешите обратиться… – начал старшина.

– Если ты по поводу своего бойца, то бесполезно. Я уже ему сказал – двое суток ареста за внешний вид.

– Есть двое суток ареста… Только это и есть наш переводчик. А зовем Подкидышем потому, что он сирота, отец командир погранзаставы на белорусской границе погиб. Неделю назад во время авианалета немецкой авиации, он лично спас из горящего вагона раненного командира взвода нашего полка, три дня назад из винтовки сбил немецкий мессер, а вчера спас вот этого офицера связи вместе с его документами, уложив, в придачу, еще и трех немцев.

– Что же он тогда у вас в таком виде ходит?

– Приняли, как сына полка, правда, не официально…

– Об этом поговорим потом, а сейчас пусть попробует допросить летчика.

– Какая конкретно информация, товарищ генерал, вас интересует? – спросил уже Подкидыш.

– Желательно понять о месте расположения немецкого аэродрома и ближайшие цели немецкого командования на этом направлении.

Немецкий летчик, увидев своего нового переводчика, вновь засмеялся.

– Смеется, гад… Ладно, попробуем и мы подурковать, а то уже поди подумал, что мы все тут лыком шиты и лаптями щи хлебаем, – сказал Подкидыш, улыбаясь.

– Не понял… – сказал генерал.

– Да это я так… бабушку вспомнил. Товарищ генерал, вам вообще всем лучше бы выйти. Он тогда расслабится, подумает, что и в этом поединке одержал над нами победу…

Генерал на долю секунды задумался, но все же пошел к выходу. За ним последовали и остальные офицеры.

– Смотри боец, если что… я тебя сам к стенке поставлю, – сказал уже особист, выходя последним.

 

Через несколько минут из блиндажа раздался звонкий смех. Затем смеялись уже оба…

– Что он там себе позволяет? – опять начал заводиться генерал.

– Товарищ генерал, дадим ему время, – вступился за парня командир роты разведчиков. Чтобы за неделю таких дел наворотить, это не всякий боец сможет, его уже только за мессер к награде нужно представлять, а расстрелять обоих всегда успеем, правда, особист?

 

А в это время в блиндаже, немецкий асс вдоволь насмеявшись над одеждой русского бойца, который и сам ржал непонятно от чего, спросил:

– Говоришь на немецком?

– Немножко, – ответил Подкидыш, продолжая улыбаться.

И начал как бы вспоминать немецкий слова:

– Как вас зовут? Как зовут ваша мама и ваш папа? Это город Берлин?

– Понятно. Ты мне не интересен.

А Подкидыш продолжал говорить то, чему его учили в школе:

– Я – Иван, а ты кто?

– Что ты хочешь? – Спросил немец.

Подкидыш задумался, а потом, показав на себя, сказал:

– Я… – а затем, переводя направление пальца на немца, сказал. – Ты. Охранять.

– Ты? – и снова звонко рассмеялся. – Меня, боевого офицера Люфтваффе доверили охранять какому-то русскому, как там у вас… Ивану-дураку?

Понимая, что солдат практически ничего не понимает, немецкий офицер стал уже откровенно материться.

Тут Подкидыш сделал такое простецкое лицо, что гордыня немца мгновенно взяла вверх.

– Идиоты! Вы даже представить не можешь, что завтра на рассвете, выполняя приказ фюрера, мы…

И в этом эмоциональном запале, невольно начал раскрывать всё, что их генштаб подготовил для своего наступления…

 

Вскоре в блиндаж вошел особист.

– Повеселились, голубки? А теперь оба на выход.

На этот раз Подкидыш перевел фразу особиста на хорошем немецком языке.

И немецкий асс, понял, что русский его переиграл, а потому мгновенно сник, так как уже понял, что наговорил того, чего не следовало бы, и пошел на выход.

 

Рядом с генералом уже стояли два автоматчика.

Чуть в отделении и даже в некоторой растерянности стояли офицеры полка.

– Забирай обоих, - сказал генерал особисту.

– Разрешите, товарищ генерал, доложить о результатах допроса, прежде чем меня расстреляют…

– Что ты собираешься мне доложить? То, как вы там развлекались?

– Не только это. А теперь по существу: удар по нашим позициям будет нанесен завтра на рассвете, с аэродрома, что находится в десяти километрах отсюда. Там рядом село Поспелово, кажется.

Генерал мгновенно бросил взгляд на командира взвода разведчиков и тот кивком головы подтвердил ее наличие.

После этого он стал слушать более внимательно.

– И еще. Войскам Восточного фронта вчера был зачитан приказ Гитлера, о создании предпосылок к последнему удару на Москву. И то, что все приготовления к нему уже окончены.

Далее. Танковая группа Гудериана будет перенаправлена отсюда для наступления на Брянском направлении, а танковая группа Гота пойдет на Ленинград. Летчики этой эскадрилии после того, как завтра на рассвете отбомбятся по нашей линии обороны, будут прикрывать с воздуха танковую группу, которая пойдет на Ленинград.

И добавил:

– Вот теперь можете расстреливать…

– Немца забирай и вези в штаб фронта, пусть там допросят более подробно, – сказал генерал особисту, а потом подозвал к себе офицеров полка.

– Все слышали, что сказал переводчик. Мы с воздуха всё сегодня, конечно же проверим, а ты капитан отправляй группу в эту деревню и если данные вашего Подкидыша подтвердятся, то сообщаешь координаты для бомбардировки этого аэродрома.

Ну, а если выстоим, то готовь командир официальный запрос по всей форме на переводчика для удостоверения личности и последующей выдачи ему красноармейской книжки, а также пиши представление к награде и за мессер, и за этот допрос. Никогда бы не подумал, что немца можно так просто развести.

И уже к старшине:

– Оденьте бойца нормально и поставьте на довольствие. Заслужил. И помяните мое слово, этот ваш Подкидыш ещё до Берлина дойдет…

Потом генерал подошел и к самому Подкидышу.

– Спасибо тебя, боец!

Рано утром, когда с немецких самолетов была снята защитная маскировка, а их летчики уже начали прогревать моторы, готовясь к вылету, на горизонте появились наши бомбардировщики…

 

Возвращение в реальность

Кабинет военкома

 

– В результате ни один самолет так и не успел подняться в небо, чтобы бомбить нас и поддержать свои части в начавшемся наступлении, которое уже через несколько дней перешло в контрнаступление, в результате чего еще какое-то время продолжали удерживать подходы к Калуге. Считай, подполковник, что вводную информацию ты получил.      

– А такое знание немецкого языка ты получил в простой тверской школе в рамках учебной программы?

– Школа была самая простая. А вот наша «немка» Сара Ароновна вероятно догадывалась или услышала, что я живу с бабушкой, а поэтому после окончания уроков, уже на своих дополнительных занятиях, старалась чем-то подкормить меня, а также стала заниматься по более углубленной программе, за что я ей очень был благодарен, так как во время войны, через это мое знание немецкого языка, и попал в разведывательную роту.

Но вернемся к событиям на фронте. Вскоре нас перебросили с рубежа по восточному берегу реки Оки в район местного санатория, что был в соседнем бору для отражения возможного удара противника уже с запада.

Там я получил свое первое ранении от осколка, разорвавшегося рядом снаряда, и оказался в том самом санатории, где оборудовали военный госпиталь. Там же встретил свою первую любовь. Она была санитаркой, которая выходила меня после ранения.

 

Воспоминание

Весна 1942 года

Фронтовой госпиталь

 

Водитель полуторки уже дважды подал сигнал, что им пора ехать.

Они еще раз поцеловались и, уже после того, как залез в кузов машины, Солдат крикнул:

– Я приду за тобой. Слышишь, я обязательно приду за тобой.

А потом она долго, стояла на крыльце, провожая уходящую машину взглядом.

 

Они отъехала не более километра, как за спиной стали хорошо слышны разрывы снарядов.

– Стой, – закричал Солдат, ударяя по кабине водителя кулаком.

Машина остановилась и из кабины выглянул офицер.

– Слышите взрывы? Это в госпитале…

– Не иначе, как танковая колонная прорвалась, – предположил он.

– Надо вернуться, – сказал Солдат.

– Поздно, Солдат. Слышишь? Разрывы прекратились.

И над лесом уже стал обозначать себя черный дым от начавшегося где-то вдалеке пожара.

– Если это танки, случайно наткнувшиеся на госпиталь и на ходу по нему, отстрелялись, то минут через пятнадцать они будут здесь. Нужно машину хорошенько спрятать и пропустить колону, иначе нам от них не уйти, врежут по нам по самое не хочу…– сказал Солдат офицеру, а затем спрыгнул на землю.

– Куда ты собрался, солдат? Вернись на место.

– Мне нужно ее найти… Понимаете. Я быстро, туда и обратно. Просто схоронитесь тут на время, пропустив танковую колонну… – и бросился в лес.

– Стоять! Под трибунал у меня пойдешь. – крикнул офицер и даже выстрелил в воздух, но было поздно, да и бесполезно.

 

Девушка лежала на том же высоком госпитальном крыльце, где Солдат с ней расстался. Видимо долго провожала его взглядом. Услышав звук моторов танков, решила, что это свои. А, когда радостная обернулась, то выстрел из танка по зданию госпиталя был произведен практически в упор.

Похоронив её, Солдат просидел всю ночь на могиле вместе с еще двумя оставшимися в живых раненными бойцами, а на рассвете пошел искать свою полуторку.

Через какое-то время увидел ее, разбитую немецким снарядом и полностью сгоревшую, а рядом мертвых солдатиков, которые возвращались с ним на фронт после ранения, включая и самого офицера, застывшего с револьвером в руках.

Затем он забрал у убитых их документы и, найдя лопату, каким-то образом оказавшуюся целой, не иначе, как отброшенную взрывной волной, Солдат начал копать новую могилу, уже братскую…

 

 

Часть вторая

ДОЛГИЙ ПУТЬ ДОМОЙ

 

 

Возвращение в реальность

Кабинет военкома

 

– Выходит, что ты, нечаянно, отстал от своей части? – уточнил подполковник.

– Слава Богу, что у меня на руках была медицинская карта и бумаги о выписке из госпиталя. Иначе в той обстановке сразу могли принять за дезертира…А то, что касается того, что я почти через двадцать лет в Твери появился, то это уже вторая история и, поверь мне, военком, не менее интересная, но и драматичная.

– Раз уж начал, то продолжай…

– Это история моего пути из поверженного Берлина длинною чуть не в полжизни, да еще и через всю страну. Случилось еще и по той причине, что дома меня, как ты уже знаешь, некому было ждать.

Солдат допил чай, потом на какое-то мгновение словно бы замер.

И вот его память уже, не иначе, как сама начала восстанавливать картинки его пути из поверженного Берлина.

– И какова же была истинная причина твоего решения?

– На войне был такой обычай между разведчиками, а по большому счету, ставшими за эти годы уже братьями, что если кто-то в бою вдруг погибнет, то его боевой товарищ брал на себя обязательство сообщить его родным о том, как и где он погиб, передать какие-то личные вещи и назвать место его захоронения. И наоборот, если погибнешь ты, то уже он выполнит эту святую для нас миссию, этакого, скорее не почтальона, а печального вестника

– И…

– Если принять во внимание, что за годы войны я потерял двенадцать боевых друзей-разведчиков…

– Ты действительно обошел их всех? – уточнял военком.

Вместо ответа, Солдат, грустно вздохнув, начал свой рассказ:

– Сначала я потопал по земле Украины. То есть, возвращался тем же путем, которым наш полк шел на Берлин.

Тогда в ходе атак как-то было не до природы, а более ценилась земля, в которую чуть не каждый день ты сам себя закапываешься с головой, понимая, что возможно это твой последний бой.

А вот путь обратный позволил уже увидеть стволы израненных, покореженных и обожженных в придачу огнем артиллерии, деревьев. Помятые танковыми гусеницами кустарники и пепельный цвет сгоревших полей, так и не дождавшихся посевов весной того победного 1945 года.

Украине, точнее её народу, как и всей стране было крайне тяжело восстанавливать города и заводы, а в селах, в отсутствии мужиков, так как многие погибли, практически заново возрождать сельское хозяйство и животноводство. К тому же процессу восстановления мешали, прятавшиеся в тех лесах недобитые бандеровцы.

Через пару недель, где на попутках, где пешком, нашел-таки я искомое и явно, некогда богатое село.

Будучи разведчиком, напролом не пошел, а решил сначала исподволь узнать о хозяйке дома. Для чего начал представляться селянам мастером на все руки, готовым помочь что-то отремонтировать и подлатать, да дров к зиме нарубить, как говориться, за ночлег и харч.

– К чему такая конспирация?

– Микола Стаднюк, как понял я из разговоров с ним, был моложе своей жены на десяток с гаком годков. И все короткие минуты общения постоянно сетовал, что осталась дома жинка без присмотра…

– Это же не корова, что ей будет, – как-то в ответ на его стенания, сказал я ему.

– Корова-то как раз всегда за стадом идет, а моя… – ответил он, отмахнулся рукой и замолчал, погрузившись в своим воспоминания.

А главное, что с каждым днем приближения Победы, Микола всё более уходил в себя, мало общался, да и радостный день объявления об окончании войны, принял, как свой приговор, а накануне еще и письмо с родины получил и как-то враз совсем раскис, и закрылся от всех.

Грустно было мне видеть такое. Да и сама последующая смерть его была нелепой до безобразия.

– Что там такого могло случиться? – поинтересовался военком.

– Утром, командир роты, как обычно, определял людей в наряды.

 

 

 

Воспоминания

Май 1945 года

Где-то под Берлином

 

Перед построенной разведротой ротой, стоял, уже не капитан, с которым мы познакомились в 1941 году, а подполковник, который командовал уже полковой разведкой.

– С караулами и обустройством нового места дислоцирования роты разобрались. Кого не назвал?

Несколько солдатиков подняли руки.

– Рядовой Стаднюк…

Солдат сделал шаг вперед.

– Микола, найти, где тут разместился штаб нашего полка и пошукать, нет ли там для кого писем.

– Есть пошукать…

Микола прошел не более ста метров, как понял, что наступил на мину.

Кто-то побежали за саперами чтобы помочь солдатику.

Солдат был к нему ближе всех.

И Микола видел своего боевого товарища, но… в какой-то момент он, возможно, что чисто автоматически, перенес тяжесть тела на вторую ногу…

Или еще по какой иной причине.

И раздался взрыв…

 

Возвращение в реальность

Кабинет военкома

 

– Вот тогда-то, военком, я впервые в своей жизни увидел, как умирающий боец, ты не поверишь, плакал от радости, что умирал. Плакал от того, что не придётся воочию увидеть измены жены и чужого ребенка…

– Получается, что Микола сам себя на той мине подорвал. – предположил военком.

– Я и сам об этом же тогда подумал. И вот теперь мне предстояло рассказать уже его жене о том, что последние слова его были о ней, об их доме, а главное о том, что он очень хотел иметь от неё детей. Много детей.

Что, собственно, ради этой мечты об их послевоенном семейном будущем он и прошел достойно практически всю войну, получив даже медаль.

Но пойти пришлось не сразу. За день по Победы получил еще одно ранение, а потому месяц пролежал в госпитале. Уже затем и направился на его родину.

 

Воспоминания

Август 1945

Западная Украина

 

Солдат постучался в дверь дома Миколы Стаднюка.

– Недоносок… – были её первые слова женщины о муже. – Жизни испугался… Ну, а ты солдатик, смотри. Если не торопишься, то оставайся… Поди сам уже давно с бабой не спал.

– Предложение интересное, но я пообещался сегодня еще в двух домах дров наколоть…

– Не помню, чтобы кто-то из соседей нынче дровами запасался… Ну, да ладно. Баньку я на всякий случай затоплю, чтобы после работы ты мог обмыться. Дверь в доме тоже оставлю открытой, чтобы стучать не пришлось, а то ведь соседи у нас на каждый стук реагируют. Еду на стол поставлю добрую, да самогона бутыль…

Солдат вышел на улицу, еще не зная, что делать в этой ситуации.

 

Помогла хозяйка дома напротив, которая, увидев его, сама вышла на крыльцо.

– Служивый, – начала она. – Ты ей, случайно, не весточку от Миколы приносил?

– Погиб ваш сосед смертью храбрых…

– Тогда зайди, помянем его по обычаю. От неё-то этого не дождешься…

И Солдат зашел в её дом.

Чем-то родным повеяло с порога, потом своим теплом его окутала большая на треть избы печь. И даже как-то уже не хотелось куда-то снова идти, тем более в ночь.

– Ребенка она от полицая родила, – начала женщина, накрывая на стол. – Он сейчас в лесу с такими же. Она же и письмо Миколе сама отправила, чтобы тот не возвращался к ней…

– Это она не письмо ему отправила, а смертный приговор.

Женщина, согласно кивнула головой и стала разливать самогон по трем стопкам. Одну накрыла отрезанной краюхой хлеба.

Оба поняли стопки.

– Хороший солдат был… – сказал Солдат.

– Хороший был сын, – произнесла женщина.

– Извини. Тогда принимай мать всё то, что я привез на память о твоем сыне…

И взял в руки свой вещевой мешок.

– Здесь письма, медаль, его наградные документы и свидетельство о смерти. Соседям скажешь, что в военкомат вызывали. Там, мол, и передали. А в военкомат в любом случае сходи, тебе за погибшего сына материальная помощь от государства полагается.

В это время во дворе залаяла её собака.

– Это моя. Она чужих «кобелей» за версту чует… Не иначе, как полицай к соседке пришел.

– Полицай, говоришь? Тогда, мать, убирай всё со стола и гаси свет… Оружие какое-никакое в доме есть?

– Этого добра сейчас в каждой хате, как говориться пруд пруди. Сейчас выйдешь из дома, чтобы она могла видеть, что ты от меня ушел, а сам пойдешь направо, через два прогона повернешь и зайдешь в мой дом с противоположной стороны, там калитка не закрыта, – говорила женщина, собирая со стола, после чего вышла с Солдатом на кухню, и после того, как он вышел на улицу, в её хате погас свет.

Вскоре Солдат вернулся.

– А почему ребенка её я в доме не видел? – Были его первые слова.

– Она его уже давно своей матери сплавила.

– Тогда будет проще…

– На штурм пойдешь?

– Нет, не стоят они того. К тому же я шибко не люблю предателей. Гранаты им хватит…

– Это как же, сынок? Без суда?

– Он враг! Она пособница. По закону военного времени.

– Так ведь война окончилась…

– Всё село знает, что она с полицаем живет и все молчат? А главное, мать после того, как мы с тобой поговорили, они тебя в живых оставят, не надейся. Эти бандеровцы, как нам рассказывал политрук, еще до войны такие мерзости тут творили.

И война у вас, если будете продолжать молчать, как я понимаю, долго еще не прекратится и много крови прольется. А меня здесь никто не знает. Ни имени, ни фамилии. Скажешь, что мол оба пьяные были и бабу эту скорее всего не поделили. Не забудешь?

– Не забуду, а ты-то куда ночью?

– В сарае твоем переночую, а на рассвете зайдешь и подскажешь, как мне уйти, чтобы не встретить никого на пути…

Потом женщина какое-то время смотрела на то, как Солдат, выбрав из её арсенала три гранаты, начал связывать их воедино.

– Это им за твоего сына, мать, и за моего боевого товарища. Смерть Миколы на совести этой подстилки.

И ушел.

Последующий взрыв в ночи, конечно же поначалу, поднял на ноги всю деревню. А когда люди поняли в какой именно дом была брошена та граната, то лишь перекрестились, мысленно поблагодарив Бога.

И вот, что интересно, ни один из соседних домов не лизнуло пламя того, вспыхнувшего в ночи, пожара.

А поутру Солдат уже снова шагал по родной земле.

 

Возвращение в реальность

Кабинет военкома

 

Мне, как ты понимаешь, предстоял еще долгий путь по стране, где также ждали весточки от тех, кто сам не смог уже вернуться в свои дома после нашей Победы.

– Могу предположить, что следующая твоя дорога лежала в Прибалтику? – сказал военком.

– Не совсем. Мой путь туда шел через Белоруссию.

Был в нашем полку старшина, разведчик-белорус по имени Богуслав. Крупный мужик. Кулаком немца в лоб с ног валил. Его смертельно ранили, когда он возвращался с очередного ночного рейда в тылу врага.

Он свалил в наш окоп сначала, плененного им, фрица, а потом спустился в окоп и сам со словами: задание выполнил, а затем на какое-то время потерял сознание.

Мы быстро разобрались, что он тяжело ранен.

Перевязали, как могли разведчика, да видно, что он много крови потерял. А когда пришел-таки в себя, то успел попросить меня его документы к старушке-матери отвезти.

И я обещал…

И вот, через три месяца пути я дошел до того белорусского села, точнее до указателя того села…

– Что значит до указателя? – уточнил военком.

– Там кроме этого указателя, изрешеченного пулями, ничего более и не было. На поле, покрытом первым снежком, высились лишь печные трубы сожженных немцами хат…

 

Воспоминание

Ноябрь 1945 года

Белорусское село

 

Белорусское село казалось вымершим. Солдат, успевший на зиму обзавестись теплым ватником, нашел пожарный колокол и несколько раз ударил в него.

Из одной землянок вылез старик.

– Кого ищешь, сынок? – спросил его старик.

– У старшины Богуслава здесь семья живет…

– Одна жена и осталась. Дочь немцы в Германию угнали, сын партизанил, за что был повешен немцами. Пойдем я тебя к её землянке провожу.

 

Возвращение в реальность

Кабинет военкома

 

– По весне поставил я жене Богуслава новый дом. Добрый получился дом. В таком жить бы да жить…

Поверишь, военком, словно весна сама к ней в горницу заглянула, ожила женщина, поняла, что надо дальше жить, что для этого именно ее Богуслав и положил свою жизнь, защищая дом и ее, чтобы ладная и еще молодая баба новых детишек понесла…

Как же просили меня жители того белорусского села остаться, но отпустили, понимая, какой трудный путь еще мне предстоит и какие слова нужно будет найти, чтобы рассказать о тех, кто уже никогда не вернется домой.

– Для людей, которым еще предстояло отстраивать своё село твои руки не помешали бы. Ну, а куда тебя твоя память дальше повела?

– В Латвию…

– Тогда подожди начинать, дай снова чайник на плиту поставлю, а то остыл поди уже.

Солдат подошел к окну. То, что ему предстояло сейчас рассказать было самым ранимым для него.

Через пару минут военком вернулся.

– Ну, рассказывай, как тебя Прибалтика приняла? – попросил он, присаживаясь к столу.

– Влюбился я там, подполковник, по молодости и чуть было дров не наломал…

 

Воспоминания

Декабрь 1946 года

Хутор в Латвии

 

Отдаленный хутор встретил Солдата лаем крупной овчарки.

Солдат остановился.

Вскоре на пороге дома появилась молодая женщина.

– Что надо, служивый?

– Жена лейтенанта Мартиньша Пунанса здесь живет?

– А ты кто?

– Он моим командиром был…

– Был? Раз был, то ступай дальше своей дорогой.

– У меня свидетельство о его смерти, медали…

Она какое-то время смотрела на Солдата.

– Ладно, заходи. Как наши про вас говорят: с паршивой овцы, хоть шерсти клок…

Первое, на что, оглядевшись, обратил внимание Солдат было отсутствие в доме фотографии его ротного.

– Головой-то особо не верти, шею свернешь… Фотографию его ищешь? Нет её у меня. Он ушел на фронт со всем своим курсом сразу после окончания военного училища. Мы не имели возможности даже попрощаться… Так, что ты там про какие-то документы говорил, показывай…

Солдат открыл свой вещмешок и достал увесистый пакет.

– И что там?

– Его письма к вам…

Последние слова были для женщины явно неожиданными. Она взяла пакет и ушла в другую комнату…

Солдат остался один.

Вытащил и положил на стол свидетельство о смерти командира взвода, его боевой орден и медаль, а через какое-то время почувствовал запах дыма. Хозяйка явно затопила печь, знать бы для чего?

А через какое-то время, он стал собираться, хотя не понимал куда теперь идти, так как до ближайшего городка было не менее десяти километров, а на дворе темень.

И он даже вышел на крыльцо, но не успел сделать и нескольких шагов, как был свален с ног, набросившейся на него сзади крупной овчаркой, вцепившейся в рукав его ватника.

Но, упав на камень, гость разбил себе голову до крови.

Потом был крик хозяйки, вышедшей на крыльцо после чего пес оставил непрошенного гостя в покое.

– Возвращайся, надо твою голову осмотреть…

– Какие же вы, русские, мнительные… – говорила она уже на кухне, – я не письма Мартиньша сжигала, если ты подумал, а печь растопила в комнате, где ты будешь сегодня ночевать. С головой ничего особенного. Но все же лучше было перебинтовать.

Умоешься, одевайся и приходи на кухню, так и быть уж, покормлю тебя. Как-никак теперь, благодаря тебе, смогу получать пособие, как жена погибшего офицера. Хотя это Мартина мне не заменит…

 

Утром Солдат вышел на крыльцо и обтерся снегом…

Женщина наблюдала за ним из окна кухни.

Покормив его, взяла лыжи, собрала в сумку поклажу и, ничего не сказав, куда-то уехала.

Солдату пришлось остаться, негоже уходить, не поблагодарив за кров и еду.

И пока её не было, осмотрел хозяйство. И не просто осмотрел, а кое-что и поправил: укрепил расшатанный загон для хряка и жерди для птицы.

Затем почистил от снега дорожки и наносил воды из колодца в баню и в дом.

Вернувшаяся под вечер хозяйка обратила на это внимание и осталась довольна.

– Мог бы и баню сразу натопить, раз уж воды наносил, а то ведь замерзнет к утру… – сказала она.

И дали ему спички, да бересту для растопки.

Солдат уже понял, что ночевать ему всё одно придется эту ночь на хуторе.

 

После бани и ближе к вечеру, уже за столом хозяйка неожиданно заплакала.

– Что смотришь? Ты еще молод и не понимаешь, что это значит целых пять лет без мужчины тянуть на себе весь хутор…

А потом достала бутыль и налила Солдату стакан самогонки, немного себе, после чего убрала бутыль и взяла свой стакан.

– Давай помянем Мартина по вашему обычаю…

И первая выпила.

– Расскажи мне о Мартиньше… – неожиданно попросила она. Как он воевал? А то ведь он до поступления в ваше военное училище даже свинью заколоть не мог…

– То свинья, а то враг. Там или он тебя или ты его. Твой муж это понимал. Когда поднимал свой взвод в атаку, то первым шел в наступление.

– И что же он не дошел до дома, как ты? Или ваш Господь тебя ему на замену прислал?

– У меня другое задание…

– Сообщить мне, что муж уже никогда не придет домой?

– Пожалуй, мне пора собираться…      – сказал Солдат и даже сделал шаг к двери.

И услышал за спиной звук рвущейся материи.

Ему бы сделать всего лишь еще один шаг, а он вдруг остановился, как вкопанный.

И когда, в добавок, ещё и обернулся, то увидел, что хозяйка хутора стояла перед ним полностью обнаженной.

– Не надо так, пожалуйста, мне действительно лучше уйти, – говорил он, опустив глаза к полу.

– Что же такой упертый? На дворе метель, в лесу волки… Сгинешь ведь… Утром я тебе до города довезу, – говорила она, медленно приближаясь к Солдату.

И потом он уже плохо понимал, что происходило… Да и стакан самогона уже дал о себя знать.

Сначала его била дрожь, потом наступила истома и закончилось всё мощным внутренним взрывом…

Утром, проснувшись, он понял, что лежит на её кровати.

 

Возвращение в реальность

Кабинет военкома

 

– И сколько же ты с ней прожил?

– Два с половиной года. В основном помогал ей по хозяйству. Она периодически уезжала в городок, иногда там и ночевала, что-то туда отвозила, что-то там покупала и привозила на хутор.

Однако же напоминали о себе те обещания, которые я должен был выполнить.

И однажды сказал ей, что мне нужно добраться до ближайшего военкомата, чтобы отправить хотя бы по почте некоторые документы погибших сослуживцев.

Она какое-то время отговаривала, но тут я проявил твердость, пообещав, что быстро все сделаю и вернусь.

– И что, уехал?

– Не сразу. Сначала на почте из разговоров я узнал, что только за последние два месяца уже три села с людьми, сочувствовавшими Советской власти, были сожжены, а многие активисты в районе расстреляны или повешены.

А тут ещё армейский патруль, вошедший на почту, поинтересовался моими документами, а когда они поняли, что я не отмечался в комендатуре, туда меня и сопроводили.

 

Воспоминание

Там же. Весна 1949 года

Военная комендатура

 

Солдат сидел в одной из комнат комендатуры, которая на время операции по борьбе с «Лесными братьями» была передана в распоряжение «Смерша».

– Посмотри, разведчик, на всякий случай эти фотографии, повнимательней, – говорит Солдату пожилой майор НКВД, передавая стопку фотографий.

И там, среди прочих, Солдат, неожиданно, увидел фотографию хозяйки хутора.

– А как эта молодая женщина оказалась среди этих людей?

– Ты её знаешь? – спросил майор.

– Да, я относил ей письма и документы ее погибшего мужа и нашего лейтенанта Мартиньша Пунанса.

– А дорогу туда можете показать?

– Вы не ответили на мой вопрос…

– Она любовница главаря местной банды «Лесных братьев». Периодически приезжая в городок, узнавала подробности, которые интересовали главаря и передавала ему необходимую информацию.

– Тогда, собирайте своих людей, майор. Я покажу вам дорогу…

 

Когда две машины с автоматчиками подъехали к хутору, то хозяйку дома не застали.

– Где она может быть? – спросил майор Солдата.

– Понятия не имею. Я сам сегодня за два года первый раз в город выбрался, а в основном помогал ей по хозяйству.

Однако лай овчарки помог Солдату придумать способ найти хозяйку хутора.

– Думаю, что смогу помочь вам. Мне нужна веревка, чтобы вести собаку на поводке.

– Веревку найдем, если в доме есть твои вещи сходи забери…

Когда группа автоматчиков и Солдат с овчаркой на поводке готовы были выдвинуться на поиски лесных братьев, майор отдал приказ сжечь хутор.

Солдат наклонился к овчарке:

– Где хозяйка? Ищи….

И пес очень быстро взял след…

Когда схрон был обнаружен, опять же майор дал приказ Солдату спустить овчарку с поводка.

Естественно, что она бросилась к замаскированному лазу и стала лаем вызывать хозяйку…

Та вышла, а когда увидела рядом с майором и Солдата, то всё поняла.

– Уходите, – успела крикнуть она и упала после выстрела майора «Смерша», а вторым выстрелом им была убита овчарка, бросившаяся на него.

Потом в бункер были брошены гранаты и дымовые шашки, а солдаты рассосредоточились по лесу, зная, что у лесных братьев, как правило, было несколько замаскированных выходов.

И теперь они внимательно смотрели откуда еще будет валить дым.

Очень быстро, оставшиеся в живых, бандиты, откашливаясь, сами стали выползать с поднятыми руками.

– Если бы у тебя не было медали «За отвагу», – выговаривал майор уже Солдату, – лежал бы ты сейчас вместе с ними. Уезжай, а то смотрю, что загостился ты здесь…

 

Возвращение в реальность

Кабинет военкома

 

– Поверь мне, Солдат, это была не любовь. По крайней мере с ее стороны…

– Давай не будем об этом…

– Как скажешь. И куда ты после Латвии направился?

– В Астрахань…

– Рыбки захотелось…

– С той рыбкой сам чуть было второй раз на тот свет не отправился…

– Тогда рассказывай, кого ты в Астрахани искал?

– До Астрахани еще дойти нужно было… Но в июне я уже ловил воблу в Волге.

– К кому же ты там шел?

– К родным рядового Александра Шишкина. Был у нас в полку мой ровесник. Возил командира полка. Однажды отвез его в штаб дивизии. Это было через несколько дней после объявления немцами всеобщей капитуляции.

 

Воспоминание

Май 1945 года

Лесная дорога недалеко от Берлина

 

Машина, которой управлял рядовой Александр возвращалась после того, как комполка ездил в штаб дивизии отмечать день Победы.

Возвращались рано утром и в густом тумане неожиданно нарвались на небольшую группу отступающих эсэсовцев.

Можно было бы подать назад и, развернувшись, скрыться в тумане, но комполка, здорово перебрав, видимо плохо закрыл дверцу при посадке в машину и на резком развороте просто вывалился из машины.

Солдату пришлось остановиться и подавать назад, а когда он подъехал к офицеру, то поднять этого бугая, чтобы запихнуть обратно в машину не было сил, да и необходимое время было потеряно, немцы были уже совсем рядом.

Тогда, достав из машины свой автомат, боец стал вести прицельный огонь, экономя патроны, одновременно прикрывая собой командира полка.

 

Возвращение в реальность

Кабинет военкома

 

Военком слушал эту часть истории, стоя у окна, явно был взволнован, услышанным.

А Солдат продолжал:

– Каждый раз, вспоминая об этой трагедии, я мысленно костил этого командира полка, уже давно забывшего про солдата, который спас его жизнь.

Благо, что отъехали они не далеко от части. Выстрелы были услышаны и через несколько минут к ним на помощь подошла машина с нашими гвардейцами.

А солдатика нашего, посмертно, за спасение полковника орденом наградили. Вот этот орден я и вез его семье…

 

Воспоминание

Весна 1950 года

Астрахань

 

Старшина милиции вместе с Солдатом стояли на лестничной площадке трехэтажного деревянного дома.

– Вот и добрались. Сейчас передам тебя, как говориться, с рук на руки… – шутил милиционер.

Не успели они и сделать пару шагов по коридору, как из одной комнаты вышел крупный мужчина.

– К кому ты его? – спросил он милиционера.

– К Шишкиным…

– Там старуха одна осталась. Если ты солдата собираешься на ее площадь подселять, то опоздал, ее завтра заберут в интернат для инвалидов, не видит она ничего. А квартиру мы забираем. Я уже договорился…

– Поторопился договариваться. Внук ее с фронта вернулся. Пошли, герой, – сказал старшина.

И Солдат прошел вслед за ним.

 

Комната, в которую привел милиционер Солдата была просторной и светлой.

У окна сидела благообразная старушка.

– Хозяйка, принимай родного гостя… – произнес радостно милиционер.

Старушка встала и сделала несколько шагов на звук голоса.

Солдат невольно сделал пару шагов навстречу.

Старушка подняла руки, потом вторую и стала осторожно касаться лица Солдата.

– Сашенька, внучек мой родной… Как же я рада, что ты живым вернулся. Родители твои в прошлом году от рук каких-то уголовников погибли. Теперь и мне умирать можно, дождалась я тебя…

– Ну, Солдат, отдохни немножко, а потом вместе подумаем, чем тебя занять. – сказал старшина, собираясь уходить.

Солдат невольно кивнул головой.

И тут милиционер услышал, как стоявший за дверью сосед зло выругался.

Милиционер вышел в коридор.

– Стоять!

Уходивший к себе, мужик, остановился.

– Не дай Бог тебе еще раз свой поганый рот открыть, я тебя сам в двадцать четыре часа выселю. Далеко и надолго.

С чайником в руках к ним вышел Солдат.

– Пойдем, Александр, покажу ваше общее хозяйство… – сказал старшина и повел его на кухню.

– А ты-то откуда тут всё знаешь?

– Участковому положено знать все ходы и выходы в его домах. Кстати, ты в каких войсках служил?

– В полковой разведке…

– Тогда понятно откуда у тебя такие медали. Теперь смотри, вот это ваш стол на кухне, насколько я помню, вот ваша конфорка газовая. Соседняя дверь в ванну, следующая в туалет. Вечером приду поговорим ещё.

 

Возвращение в реальность

Кабинет военкома

 

– Что-то я не понял, – начал уточнять военком у Солдата. – Ты же фактически признал себя её внуком…

– Да! А, что мне нужно было позволить тому бугаю слепенькую старушку, потерявшую всех в войну, в приют упечь и ее комнату себе присвоить?

– Скажи, кто другой – не поверил бы… Сколько же ты там лет был?

– Семь лет… А потом мы её вместе со старшиной милиции похоронили. Но эти годы я провел не даром. У меня, как у разведчика было время, которое в данном случае было на моей стороне. Нужно были лишь найти необходимый образ, который не бросался бы людям в глаза. И вскоре снова помог случай…

– И что же это за случай?

– Найденный мною на чердаке нашего дома точильный камень с ножным приводом…

– Не понял, что с ним там выискивать собирался?

 

 

 

Воспоминание

Ранняя осень. Астрахань

Квартира Шишкиных

 

Солдат внес точильный камень с ножным приводом в комнату.

– Бабушка, что-то я не помню, откуда точильный камень у нас?

– Это, внучек, станок ещё моего отца. Ты когда маленький был, то играть с ним любил.

Отец всю свою сознательную жизнь, сколько я помню, был точильщиком. В то время так называли ремесленников, точивших ножи, ножницы, бритвы и прочий режущий инструмент, а сейчас их, почему-то, все больше называют заточниками…

– Он действует?

– А что ему будет?

– Вот бы мне его освоить, может быть получится немного подзаработать на нём…

– Я тебе скажу так: вещь эта сейчас особенно востребована. Я даже ему помогала иногда, точнее подменяла, когда он выпьет чуть более положенного. Только сначала протри всё, поди, основательно запылился.

К утру следующего дня Солдат дал бабушке проверить качество своей работы на ее кухонном ноже.

Она осторожно, наощупь дотронулась до наточенного лезвия.

– Молодец, хотя я и не сомневалась, что мой внук может всё на свете. Когда и где решил начать работать?

– Утром покормлю тебя, а потом часа на два сбегаю к соседнему магазину.

– Попробуй, если дело пойдет, то можно будет и по селам походить, там кроме ножей и ножниц, по весне нужно приводить в рабочее состояние топоры и прочий инвентарь.

 

Возвращение в реальность

Кабинет военкома

 

– И вскоре, – продолжал Солдат свой рассказ, – меня с тем точильным камене стали видеть, как на рынке, так и рядом с магазинами, в основном возле рыбного, а также в селах, где ко мне, действительно в очередь выстраивались селяне.

– Не понял, ты, что себе там работу на это время нашел.

– Ну, да… Большей частью ходил по тем селам, что располагались на берегу Волги. Подсчитывал количество лодок, проходя по деревне наблюдал, где и сколько да какого качества сети…

Однажды, задружившись с одним стариком, стал, якобы для рыбалки, брать одну из его лодок.

 

Воспоминания

Село на берегу Волги

 

Когда в один из дней Солдат наткнулся на расставленные браконьерами сети и решил понять то, как это все выглядит под водой, ну и нырнул…

А там такой лабиринт, что уже и выбраться не может и дышать скоро нечем будет…

Старик, слава Богу, вовремя беду почуял, спас, вытянув на воздух…

 

Вечером после бани и поужинав, старик предался воспоминаниям:

– Было время, когда рыбные промыслы в Астрахани получили славу «Золотого дна». Но это слава, если честно, столько жизней унесла…

Несколько веков тысячи сезонников, работавших на рыбных промыслах, мечтали заработать деньги и заплатить налоги, чтобы откупиться от барина. Но, получив свободу, мало кто из них вернулся домой. Среди астраханских рыбопромышленников уже шла жестокая конкурентная борьба.       Сегодня уже почти никто кто помнит о «рыбных кладбищах» местного купца Беззубикова.

– Это как?

– Его люди, вспарывая осетра, выбирали икру, а самого осетра обратно выбрасывали в воду… А теперь представь, что разговор идет о сотнях таким образом загубленных рыб? И эта, гниющая в воде, рыба, заражала воду на многие километры…

– Да за это без суда и следствия расстреливать нужно…

– Кто же даст команду на расстрел того, кто их этой самой икрой потчует?

Дальше-больше. Вплоть до 30-х годов промысловый характер на Волге имела в основном «красная рыба». Хотя частники не брезговали засаливать сельдь, она всегда хорошо шла на рынках. А вобла так вообще считалась сорной рыбой. Чуть позже заработали на всю мощь государственные рыбообрабатывающие промыслы, появились свои бондарные предприятия, сетевязальные фабрики.

– Да, вот только беда пришла откуда и не ждали. Началось всё с приезда к нам как-то секретаря ЦК КПСС, курирующего рыбную отрасль.

Мы ему и поведали о том, что разрешение частнику давать до 2 миллионов пудов маловато в год. И то, что мы можем давать государству и по 5 пудов…

Он возьми и ляпни: ловите, кто вам не дает…

А через год решение партии о борьба с капиталистическими элементами, о снижение удельного веса частника… После чего сотня астраханских рыбопромышленников, в том числе и я, оказались на скамье подсудимых.

– Грустно такое слышать, если честно… И как же вы после этого?

– Народ понял, что с властью договариваться ни о чем нельзя… А потому стал повсеместно заниматься частным браконьерством. И ничего-то с этим уже поделать было невозможно хотя бы потому, что этой самой власти на местах неожиданно понравилось получать крупные взятки икрой и рыбой.

А вскоре на реке появились, уже, местной же властью, купленные и, поставленные ими же на реке, хорошо оснащенные небольшие предприятия, в которых рыбу сразу и перерабатывали. А вот поставляли им рыбу местные рыбаки. И все были, как говориться с наваром.

– Спасибо тебе, дед…

– Ты ведь, поди за этим поди приезжал?

– За этим, врать тебе не буду.

– Хорошо, что не врешь, а медали твои настоящие или так?

– Настоящие, дед.

– Тогда мое тебе уважение и почет, а вот точишь ты, хоть и хорошо, но есть в этом деле ещё то, что ты не освоил… Давай ка, сынок, пока не ушел я тебе покажу, как нужно сельскохозяйственный инвентарь точить…

– Да я вообще-то никуда не тороплюсь… – сказал Солдат улыбаясь.

 

Уже осенью, старшина милиции, неожиданно для себя, увидев на рынке Солдата, точащего ножи, решил подойти.

– Здорово, – сказал милиционер. протягивая руку для пожатия. – Вот ты оказывается, чем решил заняться, а я-то думал, куда наш герой пропал…

– Уходи, не засвечивай меня… – негромко попросил его Солдат, продолжая точить чей-то нож.

– Так! Попрошу предъявить документы на право торговли.

– Да пошел ты, гнида тыловая… – Солдат говорил, явно повышая голос, чтобы слышали люди вокруг. – Я кровь свою проливал пока ты тут девок лапал. Документы ему мои нужны…

Мгновенно вокруг них образовался круг любопытных, а более жалостливых, решившихся вступиться за солдатика.

– Человек дело доброе делает, а вам лишь бумажка нужна… – подала голос женщина.

– Что пристал к инвалиду? – защитил его пожилой торговец.

И рядом с ним уже встали еще трое, серьезно настроенных.

– Воров лучше лови, а то уже на рынке проходу от них нет, – произнесла старушка.

И тут старшина увидел, как его сосед, взвалив на себя точильный камень с ножным приводом, пошел с рынка, явно прихрамывая, чего ранее за ним не замечал.

И решил вечером об этом обязательно с ним поговорить.

 

Вечером старшина вызвал Солдата для разговора.

– А я-то думал, что у меня сосед герой войны, что будем с ним вместе порядок в городе наводить, а он инвалидом прикидывается, чтобы людей разжалобить…

– Все сказал?

– Всё

– Я тоже думал, что ты умнее… Видишь человека в неузнаваемом для себя виде и тянешься ручку ему пожать, да и лыбишься еще, как блин на сковородке, засвечивая меня знакомством с ментом…

– Так ты под прикрытием?

– Под прикрытием, которое позволяет мне останавливаться в любом месте, не вызывая внимания, стоять у рыбных магазинов, ходить по селам, расположенным по берегу реки, слушая, о чем говорят в домах, куда приглашают ветерана отобедать, размышляю и сопоставляю...

– А кто дал тебе это задание? В МГБ?

– Ты и дал еще при нашей первой встрече. Или забыл уже? В активных действиях я пока с тобой участвовать не могу, о чем тебе уже сказал, но видеть, сопоставлять, подмечать и фиксировать в разведке научили.

– Ну, солдат, ты даешь… И хромаешь взаправду. Так ты какой темой интересуешься, если не секрет?

– В данный момент икрой черной… С детства мечтал попробовать.

– Я бы и сам не прочь ее попробовать.

– Как генералом станешь, тогда точно попробуешь. На блюдечке подносить будут. Ну, а теперь по сути дела. Низовую ступень по ловле я уже вычислил. Они почти все работают на хозяина того или иного частного перерабатывающего предприятия, которые крышуются местными царьками. У официальных производственников однозначно имеет место взяточничество, за получение крупными заготовителями право на увеличение веса вылова рыбы, сверх установленной нормы, а следовательно, и получение от этих излишков и левой, не задекларированной икры, как я понимаю.

– А как налажен у них сбыт?

– Несколько дней пришлось, правда, попить еще с грузчиками вашего головного рыбного магазина и один из них сказал, что в последнее время, более обычного они отправили в Москву банки с килькой и дешевой сельдью… Казалось бы, нашли что в столицу отправлять, когда у них икры завались…

– Отправили больше кильки, что в этом такого. Народ кильку любит…

– Они черную икру закатывают в банки с этикеткой кильки или сельди.

– Как же так? – сказал старшина. – Слушай, я тогда еще не служил, молод был, но в 1929 году нечто подобное у нас уже вскрывалось. Многих тогда арестовали.

– Я в курсе. Ну, а теперь, они, думая, что все про это забыли, повторяют туже самую комбинацию, но уже чуть выше по Волге, а ниточки всё равно через вас ведут в столицу.

– Понятно…

– И ещё, чтобы не случилось со мной, где бы ты меня не увидел, ты меня не знаешь. И если действительно хочешь стать, если не генералом, то хотя бы полковником, то держи язык за зубами. Одно неосторожное и преждевременно сказанное тобой слово, загубит и дело, и меня, и твою будущую карьеру. Когда будет нужна твоя помощь, скажу…

– Извини, что я на тебя наехал…

– Не извиняйся, это значит, что ты поверил в созданный мною образ точильщика.

 

Возвращение в реальность

Кабинет военкома

 

– И чем же та история закончилась? – спросил военком.

– Материалы, которые накапливались по мере моего расследования я передавал ему, а он представлял своему начальству, как свои разработки и ко времени моего отъезда из Астрахани стал уже капитаном. Недавно по своим каналам, уже будучи полковником, меня нашел и позвал в гости, обещая икрой черной накормить…

– Ездил? – уточнил военком.

– Нет… Он, как я понимаю, уже стал не тем старшиной, которого я знал. Хотя, когда бабушка умерла, он помог мне в организации ее похорон. Кстати, ей на грудь я прикрепил орден внука. Она его заслужила всей своей жизнью, воспитав достойного воина. Ну, а потом я рассказал, уже капитану, для чего, собственно, приезжал в Астрахань. И сказал, что остаться не смогу, что есть ещё те, кто ждет весточек уже от своих любимых, хотя и погибших солдат.

– И куда же ты потом направился?

– Сначала в Чечню, а потом пришлось ехать в Казахстан. Туда из Чечни во время войны перебралась семья нашего снайпера. Его звали Баргиш, что означало глазастый. Хороший был солдат, а уж снайпер от Бога, оправдывал свое имя. Более сотни немцев на тот свет отправил, казалось бы, герой, а он скромный такой был, все смущался, когда его хвалили или поощряли.

– Как он погиб?

– Если в двух словах… Дали ему напарника для подготовки из бурят, говорили, что хороший охотник. Но охотник и снайпер – это разные вещи. К тому же он оказался упрямым. В итоге, спасая его жизнь, Баргиш вынуждено подставился под пулю немецкого снайпера.

– А бурят?

– А бурят убил того снайпера. Охотник он был действительно хороший…

Светало.

– Может хватит на сегодня историй? – спросил Солдат военкома.

– А сколько осталось?

– Столько же.

– Спать всё одно уже поздно, да и пока до дома дойдешь. Ладно, раз уж случай представился, то давай уж до конца исповедуйся, а то, кто его знает, свидимся ли еще когда…

– В этом ты прав…

– В Казахстане я застал сына нашего снайпера по имени Амир. Со своей матерью, он мне почему-то не дал поговорить. Сам он работал там учителем, женившись на местной девушке.

Сказать, что он был особенно рад нашей встрече не могу. Как-то она его напрягала, да и на документы отца вместе с его орденом смотрел без интереса. Поэтому этим же вечером я покинул город Алма-Ата и взял направление на Монголию…

– Я сегодня точно заснуть бы не смог. Вот уж точно удивил так удивил. В Монголии-то ты с какого бока поперся? – спросил подполковник.

– Оттуда родом был выпускник нашего Московского Государственного Университета по имени Батар. По образованию он был историком, а на фронте отвечал за лошадей. Оказывается, что он с детства любил лошадей. А у нас они в основном были, как тягловая сила. Если бы ты видел, как он умел с ним общаться. Это уму непостижимо. Когда, например, начинался артобстрел, они, по его команде, ложились на землю…

– Мог бы в начале войны уехать на родину, – предположил военком.

– Не мог, у него тогда в Москве родился сын. Но и не только поэтому.

– Ты нашел его семью?

– Да. К сожалению, его мать погибла на улице при артобстреле. Соседи отнесли младенца в милицию, благо, что документы лежали на столе. И в результате он оказался в одном из детских домов.

– Выходит, что ему тогда исполнилось лет 17.

– Да, и мне удалось найти его в Москве.

 

 

Часть третья

НА ТЕРРИТОРИИ СОПРЕДЕЛЬНОГО ГОСУДАРСТВА

 

Сентябрь 1957 года

Москва

Заводское общежитие

 

Комната, в которой жил сын Батара находилась в заводском общежитии завода шлифовальных изделий.

Когда Солдат нашёл его комнату, то молодой человек был там.

Вернувшись с работы, он пил кефир и пережевывал остатки батона.

– Вы мой отец? – с надеждой спросил он, увидев входящего в его комнату, Солдата.

– К сожалению, нет. Ты Алексей, сын Батара?

– Да…

– Твой отец погиб в 1944 году, спасая лошадей на речной переправе. Я привез тебе документы о его смерти, по которым ты, как его сын, сможешь теперь получать за гибель отца денежное пособие.

– Спасибо, конечно… Это не помешает.

– Мне предстоит поездка в Монголию на твою родину. Хочу всё-таки найти родных твоего отца. Рассказать им о том, как он сражался. О том, что у него есть сын. Если ты не против, то я бы попросил тебя сходить со мной в фотоателье, а я отвез бы им твою фотографию… Думаю, что они захотят тебя увидеть и пригласят в гости.

– Я не знал, что он родился в Монголии… Это интересная и очень своеобразная страна. С удовольствие бы туда съездил.

– Тогда, может быть поедем туда вместе?

– А это возможно?

– Попробуем… Тем более, что у нас есть документы твоего отца.

У Солдат улыбнулся, увидев, как оживилось лицо Алексея.

Потом три месяца ушло у них на то, чтобы добраться до границы.

 

Воспоминание

Декабрь 1957 года

На границе с Монголией

 

Наличие документов, свидетельствующих о гибели монгольского воина Батара в рядах Красной Армии и его личные вещи, поспособствовали тому, что на советской границе задержки для прохода ими на территорию Монголии не было.

А вот на монгольской границе пришло подождать. Пограничники долго вели телефонные переговоры. А потом дали адрес, по которому их будут ждать в Улан-Баторе…

И вскоре они оказались в столице Монголии.

 

Декабрь 1957 года

Гостиница в Улан-Баторе

 

Адрес гостиницы, который им сообщили на границе, они нашли быстро, она была в центре города.

И трехкомнатный номер, в который их поселили был уже кем-то оплачен, равно, как были оплачены их завтрак, обед и ужин.

Вечером, уже улегшись спать, Солдат все возвращался к размышлениям.

Кем же был Батар на самом деле, если одно упоминание его имени заставило стольких людей оказывать им знаки внимания?

И то, что двери, которые перед ними открывались сами, было не случайным…

Утром следующего дня за ними была подана машина, которая отвезла их в аэропорт, где они были пересажены на небольшой самолет, в котором были единственными пассажирами.

Это еще больше заставило Солдата    понять о том, что не иначе, как Господь выбрал его для этой, как он уже понимал важной миссии – возвращения сына Батара на родину его отца.

 

Где-то на юге Монголии

 

Величественный зал одного из зданий был убран цветами.

В центре возвышалось два трона. На одном из них сидела, как понял потом Солдат, - хранительница их рода.

Глядя на нее можно было предположить, что ей уже слишком много лет, но вот зазвучал его голос: молодой и сильный, такой, что Солдат мгновенно попал под его очарование.

– Приветствую тебя на родной земле, Алексей. Тебя и твоего спутника! Ты здесь потому, что ты сын своего отца Батара. А с этого дня и сам будешь носить имя Бат-Эрдэнэ, что означает нечаянное сокровище. На самом же деле, ты наше давно чаянное сокровище, а теперь знай, что ты ещё и прямой потомок правителей этих земель.

После этих слов все мужчины, находившиеся в зале, опустились на колени. Видя это, опустился на колени и Солдат.

Молодой человек даже немного растерялся.

– Вставайте, пожалуйста, – через какое-то время попросил он, а потом обратился к женщине на троне: – Я не очень понимаю, о чем вы говорите.

– Хорошо, тогда вкратце, – начала благообразная и седая женщина, сидевшая на престоле. – Возвышение ханства ойратов началось после 1368 года, когда пал Улус Великого монгольского Хана - Империя Юань. Вы, как я уже сказала, единственный прямой потомок правителя ойратского государства Оруг Тэмур-хана, который одно время был ханом Монгольской империи. Нам удалось сохранить свой род, благодаря политвенной помощи Далай-ламы, который в 1638 году во время паломничества к нему наделил нашего господина титулом Данзин-Чогьял, что означало Царь законов и опора религии. Возможно, что благодарю этому, Ойратское ханство оказались единственным независимым монгольским государством, которое в упорной борьбе отстаивало свою самостоятельность, располагаясь на территориях Синьцзяна, России, Казахстана и Западной Монголии.

Затем Ойратское государство в течение нескольких последующих десятилетий противостояло экспансии Цинской империи, но было в конце концов практически уничтожено захватчиками, а мы многие годы жили, слившись с простолюдинами. Но теперь, когда появился тот, кого мы уже не надеялись увидеть, мы верим, что снова начнется наше возрождение...

Бат-Эрдэнэ-тайши, прошу вас, занять подобающее вам здесь место. – И указала рукой на трон, который стоял с ней рядом…

Через три дня состоялась и торжественная церемония приведения сын Батара Алексея, а отныне Бат-Эрдэнэ-тайши к власти.

Накануне какие-то люди отвезли Солдата в город и там купили ему новый костюм, рубашку и ботинки, а также кое-какие мелочи, необходимые в обиходе…

И вот этот праздник настал.

Хранительница рода хлопнула в ладоши и появились люди, которые начали вносить в зал облачение, подобающее хану.

И началась процедура облачения Бат-Эрдэнэ-тайши.

 

Солдат был рядом и искренне радовался тому, что юноша оказался на земле своих предков, что его отца чтят и уважают и то, что с этого дня он становится не просто правителем, но и защитником своего народа.

Прожил с юношей несколько новых лет Солдат, в первую очередь научил его тому, что хорошо освоил за годы войны сам, как разведчик, а также обращению со всеми видами современного оружия для его возможной самозащиты.

Кстати сказать, этому же он научил и тех, кому была поручена его охрана.

А по вечерам, вместе с ним изучал монгольский язык. Делать это вдвоем было и интересно, и быстрее.

Солдат также научил хана плавать, о чем он стеснялся в начале признаваться.

Вместе и трапезничала, привыкая к традиционной пище монголов.

Обоим понравилась быстра езда на лошадях по безкрайней степи.

Солдата даже уважительно называли советником.

Но, как бы это не было притягательным, он помнил, что остались еще адреса и данные им обещания своим, умирающим боевым товарищам, которые он не мог не выполнить.

В СССР, почти через семь лет, он возвращался уже на скоростном трансмонгольском экспрессе и даже в отдельном купе, как дорогой гость возрождающегося ойратского народа.

 

Октябрь 1964 года

Улан-Батор

Железнодорожный вокзал

 

Бат-Эрдэн-тайши, в светском костюме и с несколькими телохранителями приехал на вокзал, чтобы проводить Солдата домой.

Затем они вместе осмотрели просторное купе, в котором ему предстояло какое-то время ехать.

– Я рад, что твой путь домой будет достаточно комфортным, в отличии от того долгого и трудного времени в пути, когда мы добирались сюда.

Солдат улыбнулся.

– На память о нашей встрече я хочу сделать тебе подарок, достойный воина.

Он открыл дверь купе, и кто-то из его сопровождения передал ему небольшой украшенный резьбой деревянный ящичек, а он передал его Солдату.

– Посмотри, надеюсь, что он тебе понравиться…

Солдат поставил подарок на стол и открыл. В нём лежало два национальных боевых кинжала с инкрустированными ручками на которых были вставки из небольших драгоценных камней.

Солдат мгновенно оценил подарок и свою искреннюю благодарность выразил тем, что слегка приобнял Андрея, уже понимая, что более они никогда не увидятся.

– Спасибо тебе за этот подарок на память о нашей встрече. Прекрасный выбор.

– Я рад, что он тебе нравится. Это еще не всё… Есть еще один подарок тебе от хранительницы нашего рода. За все те годы, что ты провел после войны твоя гимнастерка уже вся выгорела. Как говорят русские, в ней тебе негоже возвращаться домой.

Солдат улыбнулся.

И хан снова открыл дверь купе откуда ему передали еще и чемодан.

– Прежде чем мы подготовили для тебя следующий подарок, наши люди ездили в советское посольство и поинтересовались там новой формой, которую сейчас носят в советской армии…

– Да, ладно тебе…

– Открывай, – сказал он, улыбаясь.

В чемодане, который открыл Солдат, лежала парадная форма, ремень, фуражка и даже сапоги с новыми портянками, включая бритвенный набор.

– За размер не беспокойся, – говорил Бат-Эрдэнэ-тайши, продолжая доставать и показывать подарки. – Мы сняли с тебя все размеры, когда ты спал.

– Конспираторы… Однако, это ваше традиционное внимание дорогого стоит. Я ведь, зная ваш язык, из газет узнал и о том, что ваш народ очень многим помог нам в ходе прошедшей войны и не только в сборе денежных средств, на которые были приобретены танковая колонна и самолеты, но и лошадьми для кавалерии, теплой одеждой для солдат и продовольствием.

Голос по внутренней связи объявил о том, что провожающим нужно покинуть состав.

– Тебе пора уходить, – сказал Солдат.

– Я знаю, – сказал он, в глазах которого уже стояли слезы. – И, чтобы ты знал. Когда мы были на вокзале, мои люди, которые приехали сюда заранее, узнали, что в первом вагоне едет новый посол Монголии для вручения своих верительных грамот уже вашему новому Первому секретарю ЦК КПСС товарищу Леониду Ильичу Брежневу… Поэтому будь внимателен и лишний раз в ту сторону не смотри. Тем более, что вагон-ресторан в противоположной стороне.

– Постараюсь, – ответил, улыбаясь, Солдат. – А теперь ступай, тебе уже действительно пора выходить.

После этих слов Бат-Эрдэнэ-тайши неожиданно уже сам крепко обнял того, кто заменил ему погибшего отца и привез на родину.

И вдруг снял с себя зажим для галстука и сам прикрепил его к лацкану пиджака Солдата.

– Надеюсь, что он тебя выручит в трудной ситуации, а здесь, – он вручил Солдату и кожаное портмоне, – деньги на обратную дорогу, так как путь твой, как я понимаю, еще далеко не закончен. Это новые денежные знаки, которые ввели у вас в 1961 году. Я их для тебя сумел вчера обменять в вашем торгпредстве.

Солдат даже слегка опешил от столько благородного внимания к нему, этого уже не мальчика, но мужа.

И они снова крепко обнялись, после чего Бат-Эрдэнэ-тайши быстро вышел из купе.

 

Когда поезд уже начал движение то Солдат прилег, чтобы немного успокоиться от волнений последних минут прибывания в Улан-Удэ, а потом, чисто из любопытства, снял зажим для галстука и стал его разглядывать. Понял, что он из золота и с крупным прозрачным камнем.

А портмоне, не раскрывая, бросил в свой сапог, понимая, что на него никто в любой ситуации не позариться, а значит и портмоне останется в целости и сохранности.

И перед сном решился почитать, купленную им газету.

Узнал о том, что новый посол Нямын Лувсанчултэм является сегодня одним из самых влиятельных политиков, направляется этим же поездом в Москву, чтобы вручить там свои верительные грамоты.

Так началось новое путешествие Солдата на родину, где ему, правда, еще предстояло совершить несколько визитов.

Но более всего, он был искренне тронут подарками и вниманием нового ойратского хана к нему, простому русского воину, которого он давно уже и мысленно называл младшим братом.

Утром, выспавшись, он сразу начал умываться, а потом какое-то время, глядя на себя в зеркало, размышлял: начать бриться или уже побриться в конце пути.

И все же решил бриться…

Но в это время раздался стук в дверь.

– Входите, – сказал Солдат с намыленным подбородком и с опасной бритвой в руке на уже привычном монгольском языке.

Дверь в купе отворилась и чуть склонившись, вошел статный и, довольно крупный для монголов человек, который успел бросить взгляд на содержание открытого чемодана, а потом, улыбнувшись, произнес:

– Доброе утро, господин! Ваш столик в вагоне ресторане под номером 7, Всё питание на время пути уже оплачено. Вам лишь предстоит делать отметки того, что вы хотите заказать себе на обед и ужин. А то, что касается завтраков, то на месте можете выбирать из того, что будет в этот день приготовлено. Отмеченное вами меню, принесите, пожалуйста, с собой, когда пойдете на завтрак.

«Ну и цены у них. – удивился он. – Кого же они тут возят? Хорошо, что платить не придется».

И, чуть подумав, более по армейской привычке, вышел оглядеть периметр.

И как говориться вовремя.

 

Из купе, ближайшего к головному вагону, кто-то, не иначе, как силой, вытолкнул молодую проводницу и теперь она прошла мимо Солдата, опустив низко свою голову.

Естественно, что это заинтересовало разведчика.

И через какое-то время он сам подошел к купе, где размещались проводники.

Девушка была на месте.

Увидев пассажира своего вагона, она быстр встала.

– Что господин желает?

– Чтобы вы всегда улыбались, – начал Солдат на ее родном языке. – Тогда время нашего пути пролетит быстрее.

– Ваша жена тоже всегда улыбается?

– Да, при нашей встрече всегда, особенно когда мне уколы в зад делала.

– Она теперь ваша жена?

– Она погибла на войне.

– У нас так нет любить… И говорите, если вам что-то нужно, чай, например, я в любое время принесу.

– Лучше скажите, что за люди едут в первом купе…

– Вы видели, как я выходила от них? Это плохие люди и у них есть оружие.

– Сколько их?

– Трое

– Понятно. А как они выглядят, в чем одеты?

– Одеты прилично, как господа, а внутри все плохо… И еще они говорят на вашем языке. Но ты отличаешься от них тем, что у тебя глаз добрый, а у них злой.

Когда девушка-проводница вышла Солдату предстояло понять, что за люди, говорящие на русском языке, едут в первом купе, и какая у них задача.

И стал рассуждать:

«Не исключено, что это сотрудники монгольской разведки из числа бывших русских офицеров? Тогда это совсем плохо, от них можно ожидать всего, что угодно.

А если это чекисты из советского посольства в Улан-Баторе, направленные, чтобы сопровождать нового посла по территории Монголии и до границы?

Но тогда это как-то не вяжется с их поведением в поезде. В таких случаях сидят тихо, стараясь быть незаметными. И почему тогда они не сидят в соседнем вагоне вместе с послом, там свободных купе, наверное, достаточно. Главное, почему негласно не контролируют ситуацию, не изучают пассажиров своего и соседних вагонов?

Солдат ещё раз перечитал газету и начал искать ответы на свои вопросы: а что, если кто-то во властных структурах Монголии, пожертвовав им, решил, что сможет таким образом официально дистанцироваться от русских, давно желавших превратить Монголию в ещё одну советскую республики, через разрыв дипломатических отношений с СССР.

Отложив газету, Солдат продолжил размышлять: «А, что, если задачи и тех и других совпадают?»

 

И он снова вышел из своего купе, чтобы еще поговорить с проводницей.

– Что господин желает? – спросила она радостно улыбаясь.

– Самого лучше чая от самой лучшей проводницы Монголии…

– Была бы я самая лучшая, то обслуживала бы тогда вагон, в котором едет наш посол.

– Скажи, а кто тот человек, который разносил меню и называл номер столика, за которым нас будут обслуживать?

– Ты не только добрый, ты еще и очень наблюдательный. Этот человек пришел перед самым отходом, что-то показал начальнику поезда и тот сам проводил его в вагон с послом.

– А после этого он переоделся и стал выполнять роль официанта вагона-ресторана?

– Господин еще и мудрый… Но, когда люди долго беседует – это всегда вызывает подозрения. Человек из первого купе уже видел, как мы разговариваем. Ступайте к себе, я принесу вам лучший чай на свете…

 

Вскоре Солдат уже пил чай и продолжал размышлять:

«Сколько же я лет не был дома. Украина, Молдавия, Прибалтика, а что потом? Несколько лет в Астрахань, поиск сына Батара в Москве… И еще семь лет в Монголии, которые пролетели, как один день, а в итоге почти двадцать лет. А если принять во внимание, что я объехал ещё не все адреса. Может быть мне хватит воевать, это ведь уже точно не моя война».

 

Однако, за двое суток до границы и уже под вечер, Солдат услышал характерный звук трех револьверных выстрелов. И в первую очередь подумал о проводнице, боясь, чтобы она случайно не нарвалась на пулю.

И вскоре действительно услышал её крик.

Он вышел и увидел проводницу, стоявшую у того самого первого купе.

Увидев его, она бросилась к нему на встречу.

– Господин, не ходите туда, они все мертвы… Мне надо сообщить об этом начальнику поезда.

– Сначала успокой пассажиров, которые уже выглядывают, скажи, чтобы все оставались в своих купе. - инструктировал её, чуть придержав за локоть, Солдат.

– Я поняла, – сказала она и пока шла к своему служебному купе, повторила это громко несколько раз.

Солдат, увидев, что она прошла мимо своего купе и перешла в соседний вагон, быстро прошел в начало вагона.

Дверь в купе была приоткрыта и хорошо можно было видеть трупы. Они играли в карты, а так как их руки были заняты, то они даже не успели достать свое личное оружие.

Видя, что все пассажиры тихо сидят по своим купе, он открыл дверь и вошел в купе, после чего начал обыскивать того, что сидел ближе.

И нашел у него удостоверение офицера монгольской разведки, а это означало, что его предположение оказалось верным. Оставалось понять, кто именно их убил.

Он успел вернуться в свое купе до того, как в вагон вслед за проводницей вошли солдаты и кто-то из полицейских.

 

Ну, а потом начались вопросы полицейского: кто и что слышал, кто кого видел…

И когда полицейский чин вошел в его купе, Солдат сразу взял инициативу в свои руки:

– Господин полицейский, я могу быть свидетелем! Через какое-то время после того, как наш поезд тронулся по вагонам ходил какой-то странный человек. Он был крупного роста и в костюме, а почему-то разносил по купе меню вагона-ресторана, как будто там своих официантов нет…

– Это всё?

– Всё! А может он как раз и выяснял, кто в каком купе едет?

Полицейский его показания записал и вышел.

 

Теперь Солдату оставалось ждать следующего утра, когда снова должны будут принести меню для заказа на день.

Вариантов будет несколько: принесёт тот же человек и тогда будет понятно, что он в поезде не случайно. Не принесет никто… Тогда можно предположить, что он задержан и меню по вагонам вовсе не разносят.    Или меню всё же принесет официант.

Ну, а теперь нужно во всем разобраться так как до советской границы было уже менее двух суток пути.

Утром, едва проснувшись Солдат продолжал размышлять:

«Теперь однозначно, что предполагаемым убийцей посла должен быть именно русский, а убийство демонстративным и в поезде. В противном случае посла могли бы убить еще по дороге на вокзал. Точнее, убийцей мог быть кто угодно, а вот козлом отпущения должен стать обязательно русский…

И тогда убийство в поезде русским диверсантом монгольского посла могло бы действительно серьезно осложнить международные отношения между Монголией и СССР.

Итак, все же, русский. Но ведь рядом иных русских, хотя бы внешне похожих на возможного исполнителя, просто не было. Кроме него».

 

Воспоминания

Особняк хана Бат-Эрдэнэ-тайши

 

В один из дней перед отъездом Солдата, Бат-Эрдэнэ-тайши пригласил его в свой личный кабинет.

– Доброе утро, Нэргуй, – улыбаясь, поприветствовал он, вошедшего Солдата.

– Доброе! Но почему ты называешь меня безымянным? А впрочем, ты ведь действительно не знаешь моего имени…

– Не знал до сего дня.

Солдат непроизвольно дотронулся до кармана гимнастерки.

– Извини, так нужно было. Мы думаем не только о твоей, но и о своей безопасности. Мне сказали, что твоя красноармейская книжка в Советском Союзе считается не действительной. Ее ещё в 1961 году заменили на военный билет. Ты можешь сохранять её, конечно, потому что у вас солдата в форме кроме военного патруля никто не остановит, если он что-то не нарушает. А вопрос с формой мы решаем. Но для того, чтобы ты смог спокойно передвигаться по Монголии, мы подготовили тебе, как советскому советнику, монгольский паспорт. По нему же взяли для тебя и билет.

– Вам виднее.

– Это не я забочусь о тебе, а наша хранительница рода. Ты ей очень понравился. Она за свою длительную жизнь впервые узнала, что солдат может быть и мирным, и добрым. Я тогда сказал ей, что это свойство только русского солдата.

Солдат согласно кивнул головой и спросил хана:

– И кем я теперь стану?

– Амгалан-тайши…

– Мирным. А с наименование тайши – не перебор?

– Почему? Тайши – подобный ханам, а в нашем случае – наставник!

– Согласен.

И он вручил Солдату его монгольский паспорт.

– Он безсрочный, если захочешь приехать в гости, приму с радостью.

 

Возвращение в реальность

Вагон трансмонгольского экспресса

 

Поздним вечером, Солдат, лежа в постели и под равномерный стук колес, перелистав свой монгольский паспорт, продолжал размышлять:

«До границы осталось чуть более суток пути, а мне пока не понятно, кто будет стрелять в посла, а кто в меня? Не думаю, что это будет один и тот же человек. Надежнее, когда каждый работает по своему объекту.

А если это кто-то из тех, кто все время находиться рядом с послом и я его даже не видел. И такой же предполагаемый убийца должен все время пути быть рядом и со мной…

Да, для этого точно нужны два исполнителя и третий, который контролирует ситуацию. Но как попасть в первый вагон?»

И Солдат не заметил, как уснул.

 

Утром к нему в купе пришла радостная проводница.

– Можете меня поздравить. С сегодняшнего дня я работаю в двух вагонах…

– А куда делась их проводница?

– Сказали, что она заболела.

– А не сложно одной работать в двух вагонах?

– Я привычная. Но это ещё не всё. Я нашла там купе и для вас…

– Право, это не стоит, меня здесь всё устраивает, – тут Солдат на всякий случай показал свою явную незаинтересованность перехода в другой вагон. – Тут я могу сколько мне нужно стоять у открытого окна в коридоре и любоваться вашей природой, а там, наверное, одни солдаты. Туда нельзя, сюда не смотри…

– Зато там купе смешанное?

– Это как…

– Два на одного человека. Одно для работы, и другое для отдыха, которые соединены между собой…

– Первый раз о таком слышу…

– Вот увидите, вам там понравиться. А часть вещей, как например, этот чемодан, можно оставить в этом купе. А то, что вы не понесете этот чемодан в соседний вагон, не даст никому повода заподозрить вас в том, что вы перебираетесь в него…

– Как тайный агент?

– Ой, не пугайте меня, пожалуйста. Я после того, как в нашем вагоне стреляли, хожу сама не своя… Ну, так пошли?

– А давай! Где наша не пропадала…

 

Так Солдат оказался в первом вагоне. Однако же обратил внимание на некоторую навязчивость со стороны молодой проводницы.

Очень быстро он понял и то, что проводница поселила его еще и рядом с таким же сдвоенным купе, в котором находился посол.

А если её используют, как говорится, «в темную»?

Всё, что стало происходить дальше, было воспринято Солдатом, как знак того, что некто играет на его стороне.

Судите сами: сначала Солдат в вагоне-ресторане за завтраком берет с соседнего столика и убирает в карман, кем-то забытые ключи от тамбура и дверей всех купе.

А тут еще очень своевременно по внешней связи вызвали к начальнику состава всех проводников в связи с приближением к государственной границе.

 

И тогда Солдат быстро вернулся в свой вагон посмотреть, что там с его чемоданом.

Открыв купе, с помощью служебного ключа, он увидел на своем месте, кого-то, накрытого одеялом с головой, а когда подошел ближе то увидел, что это еще одна проводница. Скорее всего та, что заболела. Пульс можно было не проверять, труп был холодным. И после небольшого осмотра Солдат понял, что она убита, точнее, кем-то задушена.

Выходило, что милая и внимательная проводница все-таки обманула его, когда сказала, что её попросили подменить заболевшую коллегу. Ведь именно её смерть обеспечила ей возможность теперь работать в первом вагоне.

Солдат быстро переоделся в новую, пошитую для него форму, затем надел сапоги и, оставив чемодан на месте, быстро вышел из купе, как говориться полностью преобразившись, а затем, видя, что никого нет, закрыл дверь своего бывшего купе и прошел в первый вагон.

 

Ночью Солдат, снова используя ключи от всех купе, незаметно вошел в соседнее.

– Просыпайтесь, – обратился он к послу. – У нас мало времени, а я хочу помочь сохранить вам жизнь.

– Кто вы? – спросил посол.

– Русский, прибыл сюда с сыном погибшего на войне монгольского воина по имени Батар, который в самом начале войны закончил в Москве Государственный университет.

– Жаль, я сам отправлял этого юношу туда на учебу. Хорошо, я вам поверю, что мне делать?

– Для начала вы должны знать, что убить вас могут обе стороны. Может быть вам лучше вернуться в Монголию.

– Не могу. Я посол!

– Хорошо, сейчас я проведу вас в соседний вагон, а потом найду тех, кто хочет вашей смерти в поезде…

– Хорошо, я согласен.

После того, как посол оделся, они вместе вышли из купе.

– А где моя охрану?

– Хороший вопрос… Пойдемте.

Когда Солдат открыл своё купе то первое, что увидел посол, был лежавший на койке, и укрытый с головой, человек.

– Кто это?

– Это проводница вашего вагона. Она убита.

– Бедная девушка.

– Сейчас я перенесу ее тело на ваше место. Пусть её смерть послужит делу выполнения вашей миссии.

Посол согласно кивнул головой, хотя явно был очень расстроен.

– Когда я уйду, вам нужно будет лечь на её место и накрыться с головой так, как накрыта она. И, чтобы не случилось, кто бы сюда не вошел, не шевелитесь, для вашей же безопасности.

 

Утром в купе к Солдату постучались люди их охраны посла.

Из купе Солдат вышел в новой форме.

– Вы арестованы за убийство Чрезвычайного посла Монголии… – начал личный секретарь посла.

– Если меня кто-то и будет арестовывать, а тем более допрашивать, то уже точно, что не вы, а офицер, если такой здесь присутствует.

Секретарь сделал шаг назад, уступив место пожилому монголу в штатском.

– Вы что-то хотите мне сказать?

– Да…

– Слушаю вас?

– Кто из вас лично видел посла убитым?

Человек в штатском посмотрел на секретаря посла.

– Он просто издевается нам нами. Задавать такие вопросы, когда рядом лежит его тело… – начал секретарь.

– Объяснитесь… – просил Солдата человек в штатском.

– Предлагаю для начала пройти к его купе.

Все переместились ко входу в купе посла, которое на этот раз охраняли два вооруженных монгола.

– Сначала один вопрос: почему сегодня ночью это купе никто не охранял? – спросил Солдат.

– Как никто не охранял? Я сам их ставил, инструктировал… – уже явно начал заводиться секретарь посла.

– Мы сами с этим разберемся, – снова прервал Солдата секретарь посла. – Открывайте купе, что стоите….

Один из охранников открыл дверь в купе.

– Ну, и что вы хотите нам доказать? – Снова спросил он, показывая на входные и пропитанные кровью следы от пуль на одеяле. – Вам мало и наличие его бездыханного тела?

– Кстати, а почему вы решили, что это именно я убил вашего посла?

– Наша проводница сказала… Она видела, как вы… Мне вообще не понятно, кто здесь кого допрашивает?

И тут в разговор вмешался человек в штатском:

– Не мешайте, – оборвал он секретаря посла. – С вами подробно будем разговаривать в другом месте.

После чего обратился снова к Солдату:

– Извините. Продолжайте…

– Прежде чем идти кого-то арестовывать, господа, сначала вы должны были, хотя бы, не выслушивать импульсивные версии секретаря, а самим убедиться в том, что лежащий в купе человек убит и то, что это действительно ваш посол… Давайте всё же сначала посмотрим, кто здесь лежит...

Человек в штатском дал команду стоявшему рядом своему сотруднику и тот, подойдя, стал аккуратно свертывать окровавленное одеяло.

И все увидели на месте посла мертвую проводницу.

– Нам сказали, что она заболела, - снова начал секретарь посла.

– Кому и кто сказал? – спросил уже его человек в штатском.

– Мне сказала проводница второго вагона. Вот я и попросил ее поработать и в нашем вагоне…

– Идиот, почему вы не поставили об этом в известность меня?

– Эти вопросы входят в мою личную компетенцию…

– Увидите его и держите под охраной, – приказал человек в штатском и один из солдат куда-то увел секретаря.

– Так, что же здесь произошло, – обратился он уже к Солдату.

– Она убита дважды, – стал давать пояснения Солдат. – Сначала, два дня назад она была задушена, хорошо видны следы пальцев у нее на шее, а сегодня ещё и убита. Пулевые отверстия на ее теле были предназначенные для вашего посла…

– Наш посол жив? – спросил Солдата человек в штатском.

– Сначала вам нужно арестовать проводницу, которая скорее всего и стреляла в посла. Она до сих пор представляет явную и серьезную опасность для него. И скажите, тем, кто пойдет ее арестовывать, что она профессиональный убийца. И Боже упаси, вступать с ней в переговоры, а тем более приближаться к ней. Иначе она уйдет, а ваши люди погибнут…

– Все поняли? – спросил человек в штатском своих людей и двое полицейских ушли на поиски проводницы.

– Вы не сказали мне, где наш посол?

– Вы узнаете об этом, когда здесь будет безопасно и лично первым, его увидите, – был ответ Солдата.

– Еще какая-то помощь нужна? – спросил он Солдата.

– Давайте для начала накроем тело. Никто не должен знать, что посол жив. Оставляйте охрану, желательно заменив эту. И главное, есть еще кто-то, кто стоит во главе этой операции. Подумайте. Он из тех, кто все время на виду…

– У вас есть какие-то версии?

– Скажите, а к вам в купе кто-нибудь приносил меню из ресторана чтобы вы могли сделать заказ?

– Нет…

– Тогда попробуйте найти монгола выше среднего роста, хорошего телосложения. Не исключено, что его встречал начальник поезда, а после того, как он показал ему какой-то документ, то сам провел в ваш вагон…

– Благодарю… Вы свободны. Извините нас. И последнее, вы уверены, что в вашем месте послу будет безопасно.

– Рядом с ним только покойники. Так, что это, пожалуй, самое безопасное место во всем поезде. И все же отпустите меня. Боюсь, что ваши люди недооценивают опасность ареста проводницы…

– Мое купе…

– Я в курсе.

 

И Солдат ушел, но сначала зашел в свое купе и достал один боевой клинок, подаренных ему.

В тамбуре предпоследнего вагона двое полицейских уже допрашивали проводницу, которую им предстояло задержать:

– Кому вы поверили, русскому диверсанту? – говорила проводница людям человека в штатском. – Я сама слышала, как он уговаривал проводницу вашего вагона, чтобы она его поселила рядом с купе посла, а потом сам жестоко убил ее… Я действительно хотела спрятаться потому, что могла стать его следующей жертвой, а у меня маленький ребенок дома. Вот и ушла в общий вагон на конце поезда чтобы там отсидеться пока вы его не поймаете…

– Хорошо, тогда ступайте на свое рабочее место, – сказал старший из них. – Если понадобитесь, как свидетель для опознания, мы за вами придем.

Проводница, низко склонившись в поклоне и шепча слова благодарности, проходить мимо них, уже полностью расслабившихся, в одно мгновение вытащила из рукавов два тонких стилета и через секунду оба полицейских уже лежали с перерезанным горлом.

 

Солдат вскоре обнаруживает их тела, а поверхностный осмотр тел показал наличии у убийцы холодного оружия, которым она прекрасно владеет.

Теперь важно было понять, куда она могла направиться? Где сейчас для нее самое безопасное место?

И кажется понял, где именно оно.

Дверь в его купе во втором вагоне оказалась не запертой.

Он открыл дверь и вошел.

Проводница, как ни в чем не, бывало, сидела у окна на койке с противоположной стороны от накрытого тела.

– Как себя чувствует ваша проводница?

– Ей уже значительно лучше.

– Рад за неё.

– Нашел всё-таки…

– Это было не трудно.

– Какие же вы русские сентиментальные, а главное, доверчивые…

– Какие есть, – и успел сделать лишь один шаг.

– Не подходи ближе. Надо было мне тебя раньше убить… Но мы можем еще договориться. Хочешь узнать, кто за всем этим стоит?

И тут за спиной Солдата раздался выстрел.

На этот раз чья-то пуля попала проводнице уже в сердце.

Солдат обернулся и увидел перед собой все того же монгольского офицера в штатском.

– Не ожидали, думаете только вы, русские такие умные?

– Почему не ожидал? Знал. Вы ведь вместо того, чтобы искать человека, на которого я вам указал, бросились за мной. Получается, что тот человек работает на вас, а проводница могла многое рассказать о своем участии в попытки убийства посла и теперь вы ее убрали.

– И что дальше?

– А теперь, убив и меня, вы надеетесь до границы успеть убить и посла, опять же обвинив во всем русского диверсанта… То есть меня. Ну, давайте, пробуйте…

Выстрела, правда, не последовало, пистолет оказался уже разряженным. Такое бывает, когда он в руках у человека, который привык только командовать.

– Проверять нужно оружие, когда собираешься кого-то убивать, – сказал Солдат, а брошенный им клинок угодил прямо в горло человеку в штатском.

Солдат, сначала подняв и убрал в свой карман его пистолет, затем внес и само тело в купе, привалив к убитой им же проводницы и лишь после того, как закрыл дверь, обратился к послу:

– Господин посол, с вами всё в порядке?

Посол откинул одеяло. Лицо его было бледным, но при этом он сразу обратил внимание на трупы.

– Этот мужчина, – сказал он, – возглавлял нашу внутреннюю госохрану, а женщина – одна их его сотрудниц, которых мы называем цириками. Благодарю вас за всё то, что вы сделали не только для меня, но и для моей страны. Буду попросить монгольское и советское правительство достойно наградить вас.

На что Солдат ответил:

– «Нет, ребята, я не гордый.

Не заглядывая в даль:

Так скажу: зачем мне орден?

Я согласен на медаль…»

Это из поэмы «Василий Теркин» нашего поэта Александра Твардовского. А насчет награды? Они, господин посол, у меня уже есть. Поэтому, когда тут начнется следствие, выполните, пожалуйста, всего лишь одну мою просьбу…

– Какую именно?

– Если будут спрашивать, кем я был, - скажите, что я представился вам, как офицера Красной Армии…

– Хорошо, а если они спросят фамилию этого офицера?

– Я пришел за вами ночью… Какая фамилия, когда ваша жизнь висела на волоске. А он, как внезапно появился, так же внезапно и скрылся...

– Это не трудно. В любом случае я вам благодарен.

– А теперь, господин посол, давайте я провожу вас в ваш вагон.

– Тогда я приглашаю вас к себе на чашечку чая.

– От этого точно не откажусь. Я сегодня и без обеда, и без ужина…

Однако же, выйдя из купе первым, Солдат увидели, как навстречу шел тот самый рослый монгол, который приносил ему ресторанное меню.

– Господин посол, побудьте, пожалуйста, в купе.

И в этот же момент, находясь какое-то всё время боком к монголу, он незаметно вытащил пистолет, который подобрал после убийства его начальника и снял его с предохранителя.

А вот когда сам монгол уже явно потянулся за своим оружием, то Солдат из-под руки произвел выстрел, понимая, что баллистики в любом случае будут сравнивать пули в трупах людей, убитых в поезде и уже знал, что при любом раскладе обе проводницы, а теперь и это «цирик» были убиты из оружия их непосредственного начальника.

А затем, выпустив посла, внес тело убитого монгола в своё купе.

– Ну, вот теперь, когда они все на месте, можно и чай идти пить, – сказал Солдат, улыбаясь.

Когда до границы оставалось не более получаса пути, Солдат вышел из купе посла, которое уже охранялось и прошел в своё купе во втором вагоне.

Сперва он, тщательно протерев пистолет, вложил его в ладонь убитого им офицера в штатском, а потом вытащил из его горла свой кинжал и также основательно оттер от крови.

После чего достал из багажного отделения, что располагалось под местом, на котором последним лежал посол, свой вещмешок с солдатским обмундированием и переоделся.

Какое-то время думал, что делать с новеньким костюмом. А в результате смог уложить его в освободившийся вещмешок, туда же положил и оба кинжала, а вот бритвенным набором пришлось пожертвовать и оставить в чемодане. Оставалось решить, что делать с новыми сапогами?

И, решил, что негоже изменять своим, столько с ним претерпевших и топтавших асфальт Берлина, а взял лишь новенькие портянки.

После чего вновь повесил себе на грудь награды, полученные им за годы войны, а затем, благо, что имел ключи от тамбура, выбросил из вагона сверток с новеньким мундиром и ботинками и прошел в конец поезда.

А насчет нового мундира, который пришлось выбросить? В таких случаях он всегда вспоминал слова своей любимой бабушки: «Не жили богато и нечего начинать».

На пограничной станции Наушки из вагонов экспресса на перрон станции были вынесены и разложены на земле все трупы. Личного секретаря посла также сняли с поезда и передали в руки полиции. Ни одного русского, кроме тех, кого убила проводница, среди убитых не оказалось. О чем тут же сообщили в Москву.

А когда оттуда пришла ответная телефонограмма, то в каждый тамбур поставили по одному красноармейцу, а в вагон с послом подсел следователь, чтобы провести уже свое следствие и далее экспресс приказано была гнать до Москвы без остановок.

Следователя очень заинтересовало сообщение посла о том, что его спас, какой-то русский офицер.

Он приказал своему помощнику взять двух солдат и привести к нему для допроса этого офицера, но в его купе был лишь знакомый нам чемодан, а в нем только новенький бритвенный набор.

Из чего следователь предположил, что тот мог сойти на границе во время остановки поезда и начавшейся суеты с выносом трупов.

 

 

Часть четвертая

О ДРУЗЬЯХ-ТОВАРИЩАХ

 

Солдат уже шагал по родной земле.

Всё в той же гимнастерке, с медалями. Правда, мы забыл рассказать про получение им третьей медали «За взятие Берлина».

Он получил её, когда уже лежал в госпитале после ранения в боях за взятие немецкой столицы.

Там он впервые увидел и главнокомандующего советскими войсками, маршала Григория Константиновича Жукова.

 

Воспоминания

Май 1945 года

Окраина Берлина. Советский госпиталь

 

Жуков проходил по палатам, понимая, что нет таких слов, чтобы высказать им всем о том, что именно эти израненные и покалеченные войной, как убеленные сединами, так и совсем еще молоды, а также миллионы погибших на разных фронтах, ценою своего здоровья и даже жизней, на протяжении всего времени боев от начала победного шествия наших войск с окраин Москвы и до поверженного сегодня Берлина, воистину, на кончиках своих штыков, принесли нашему народу очередную Победу…

И вот Жуков вошел в палату, где в одиночестве лежал наш Солдат.

При появлении маршала, Солдат начал вставать.

И Жуков увидел перед собой совсем еще молодого бойца.

– Сколько же тебе лет, Солдат?

– Скоро будет 21, товарищ маршал Советского Союза… Я на фронте с осени 1941 года, сначала, как сын полка, а потом всю войну прошел в полковой разведке.

И тут Григорий Константинович увидел его, висевшую на спинке стула гимнастерку с медалями.

– Благодарю, Солдат! От Верховного Главнокомандующего, от себя лично и от всего нашего народа, большое тебе спасибо.

И прикрепил, поданную ему, медаль «За взятие Берлина» на больничную одежду.

И кто бы мог подумать, что вместе с ним в палату вошел тот самый генерал, а теперь уже генерал-полковник, который в первый год войны присутствовал при допросе тогдашним Подкидышем немецкого летчика, а потом сказал: вот помяните моё слово, что этот Подкидыш до Берлина дойдет…

И когда маршал прошел в следующую палату, то не удержался, чтобы его не поздравить и сказать:

– Смотрю, что дошел-таки наш Подкидыш до Берлина, рад за тебя!

 

Воспоминания

Октябрь 1964 год

Скорый поезд

 

Единственное, чего Солдат даже не мог предположить, так это то, что расстояние до станции назначения, находящейся где-то на Дальнем Востоке, да еще в глухом лесу, добираться придется почти месяц, сменив купе в трансмонгольском экспрессе, сначала на плацкарт в скором поезда, потом на общий вагон пассажирского поезда, затем на один из двух вагонов в поезде под названием «Кукушка».

Но все это будет впереди, а пока, что Солдат ехал из Улан-Удэ на восток в плацкартном вагоне скорого поезда.

Вокруг всё было немного непривычно, постоянно менялись сюжеты за окном и сменялись соседи, а, начатые ими истории, почти всегда обрывались на самом интересном из-за того, что рассказчик вынужден был сходить. Вагон-ресторан ближе к ночи напоминал низкопробный трактир, именуемый в народе, словом, шалман, куда на всякий случай лучше было даже не заглядывать.

Но более всего Солдата возмутила наглость и ощущение своей полной безнаказанности поездных воров.

Поезд – это тоже своего самое сарафанное радио. И вот до слуха Солдата стали доходить сетования пассажиров о том, что то в одном, то в другом вагоне, посреди ночи вдруг пропадал багаж кого-то из пассажиров. В основном тех, кому предстояло сходить на ближайшей станции.

Казалось бы, пассажиры вместе ложились спать, вместе вставали, а именно их багаж на самой верхней полке, утром не обнаруживался.

За этим следовали жалобы и слезы пассажиров. Но поезд стоять не мог и им приходилось выходить.

На одной из станции в вагон подсадили молодого милиционера, старшина а, более похожего на взрослого ребенка, которого каждая бабушка с умилением подкармливала.

Чем-то он напоминал Солдату себя в юности. Но толку от него, как он уже предположил, вряд ли будет.

И когда чемодан пропал у соседа в его же вагоне, то терпение Солдата лопнуло, и он решил, что пора в этом деле разобраться.

Прошла еще одна неделя, во время которой было совершено еще две кражи.

Солдат стал понимать, что всё то время, пока он находились в пути, рядом с ним действовала целая банда воров у каждого из которых была своя конкретная роль в этой цепочке воровской схемы.

Вскоре он обратил внимание на то, что некоторые мужчины с верхних полок его вагона, через неделю, неожиданно оказывались на верхних полках соседнего вагона. И это в то время, когда были свободные места на нижних.

И получалось, что их не менее двенадцати человек.

Кстати, рядом с главарем был небольшого роста и довольно худенький подросток, которого тот явно опекал.

Оставалось лишь понять, как именно осуществлялась каждый раз их операция по краже багажа пассажиров?

И Солдат, вместо сна, погрузился в размышление:

«Сбрасывать чемодан с поезда? Тогда кто-то должен был его подбирать. На телегу или машину, идущую вдоль железнодорожного полотна с чемоданами, рано или поздно обратят внимание. Да и путевые обходчики, слава Богу, работают исправно, сразу сообщили бы в милицию.

Тогда оставалось другие варианты:

Предположим, что на очередной станции, кто-то из банды передавал украденный чемодан, встречающему. Но тогда такие встречающие должны тогда быть на каждой станции. Или снова использовалась машина, которая шла за поездом? Не пойдет, машина в любой момент может выйти из строя… Да и цепочка посредников значительно увеличивала бы состав банды, а следовательно, в таком случае, уменьшалась бы доля тех, кто более всего рисковал.

Можно предположить, что чемоданы то, что не подлежала возможной продаже, просто сжигались в одной из топок, а всё ценное куда-то перекладывалось. Тогда выходит, что кто-то из проводник работает с ними.

И не только проводник… Ведь их миграция из вагона в вагон предполагала, что такое же количество верхних мест должно было изначально быть свободными на всем протяжении пути.

А это уже могло быть обеспечено лишь при участии или начальника поезда или кого-то из бригады кассиров, которые должны были выкупать по два верхних места во всех спальных отсеках каждого вагона.

Это уже не малые деньги. Или они действительно с лихвой окупались.

И тогда Солдат решился поговорить с старшиной милиции.

Зная, что, тот каждый день делает свой последний обход по вагонам, когда в поезде уже все спят, Солдат достал один из своих боевых кинжалов и ждал его появления, чтобы тот видел, что пассажир занят его чисткой.

Естественно, что молодой милиционер, который в своей жизни еще никогда не видел такого рода боевого оружия сразу же им заинтересовался.

Солдат подвинулся ближе к окну и предложил ему, таким образом присесть рядом.

– Откуда это у вас? – спросил милиционер.

– Участвовал в боевых действиях на территории братской Монголии.

– А можно потрогать?

– Держи. Только осторожно, очень острый.

И милиционер, получив кинжал, стал его разглядывать.

– Из транспортной милиции? – задал Солдат ему свой первый вопрос.

– Нет, из уголовного розыска. Прислали на подмогу. У них людей не хватает. Ищут какую-то банду, что уже целый год, ворует чемоданы у пассажиров.

– И ты ищешь?

– Думаю, что меня сюда для галочки послали, как пугало…

Милиционер сам улыбнулся, сказанному, а потом спросил:

– А вы воевали?

Тут Солдат вытащил из-под своей подушки свои медали и показал их милиционеру.

– «За отвагу», «За боевые заслуги» и «За взятие Берлина». Жаль, что я поздно родился.

– Настоящий подвиг совершить никогда не поздно. Для этого даже не нужно войны.

– Думаете?

– Знаю… Стрелять умеешь?

– Почти всегда в яблочко…

– А как с физической подготовкой.

И тут милиционер улыбнулся.

– Решили, что раз я с бабушками чай пью и передвигаюсь, как сонный. Нет, этому меня научили, когда работал под прикрытием.

– А самому не пора медаль получить?

– Признайтесь, вы кого-то здесь уже обнаружили?

– Думаю, что не ошибусь, если скажу тебе, что та самая банда, о которой ты говоришь, именно сейчас работает в этом поезде…

– Тогда принимайте под свое командование. Вводите в курс дела и говорите, что мне нужно делать…

Затем, бросив последний взгляд на клинок, передал его Солдату, а сам словно бы преобразился.

Перед Солдатом сидел уже собранный боец с волевым лицом.

– Для начала тебе придется ночью подежурить на крыше первого вагона. Нужно понять, как у них получается, что утром чемодана нет, а все пассажиры на месте.

Ну, а я буду наблюдать уже за своими соседями в вагоне.

И будь внимателен. Завтра утром будет остановка. Выходит, что брать вещи они будут скорее всего у того, кто на ней собирается сходить…

 

За завтраком они встретились.

Солдат на этот раз был со своими наградами.

– А что это вы сегодня при полном параде?

– Бой начался… Пусть враг теперь видит, кто вышел против него. Противник сделал свой ход и этой ночью, как мы и предполагали, был похищен еще один чемодан. Поэтому, докладывай первым.

– Ночью, я увидел, как со стороны последнего вагона, перепрыгивая с крыши на крышу, кто-то бежал в мою сторону.

В одном месте человек остановился, пересчитал количество вагона и поняв, что не добежал, вскоре перескочив еще через вагон, оказался на крыше нужного ему вагона

После чего он, а им оказался подросток, расстегнул свою куртку и стал распускать веревку, которой было обмотано его тело.

Затем лег на крышу, а, определив то место, где было открытое окно туалетной комнаты, стал опускать вниз конец свою веревки.

Чемодан, который ему привязали за этот конец веревки оказался явно тяжелым для подростка, и он с трудом втащил его на крышу вагона после чего начал движение в обратном направлении.

Но уже, перепрыгивая на крышу последнего вагона, из-за тяжести чемодана, он поскользнулся и каким-то чудом не оказался под колесами поезда…

– Я уже хотел ему на помощь броситься, – признался старшина.

– На будущее… Бросаться, как раз было необходимо, иначе потеряли бы и главного исполнителя, и сам чемодан. Потом нам нечего было бы им предъявлять. Да и следующая их операция оказалась бы под вопросом. Пришлось бы им слиться поодиночке с поезда. И ищи потом ветра в поле.

– Виноват. А что у вас?

– Думается, что мне стал понятен сам характер кражи. Настолько все просто…

– А что там особенного может быть?

– В том, что идущего ночью одетого человека по вагону, да еще с чемоданом в руках, когда до ближайшей станции еще часа три пути, обязательно увидят, включая, например, тебя или проводницу, а то и просто пассажира, вставший по нужде…

Там всё, как я понял, проходит более артистично, главное, что почти бездоказательно…

В полночь один из членов банды, спускается с верхнего места и, убедившись, что все спят, остается стоять. А в это время в соседнем отсеке тот, кто лежал на верхней полке осторожно сняв, нужный ему чемодан, передает его своему напарнику, что лежал напротив.

Тот, по сигналу того, кто уже стоял на шухере, передает его через стенку своему человеку в следующем отделении… И таким образом, чемодан передавался им, что называется из рук в руки до тамбура, где тот, что был внизу, забирает и заносит в туалетную кабинку.

И через несколько минут в поезде уже снова все спят, а утром на весь вагон раздается крик: – Украли. Люди добрые, чемодан украли… – закончил свою версию хищения Солдат.

– Ну, а если бы, например, я вошел в вагон? – спросил милиционер.

– То и ты прошел бы мимо, ничего не заметив, так как чемодан был бы уже под головой того, кто принял его последним, а вор, что стоял на стреме, продолжил бы, как ни в чем не бывало, свой путь к ближайшему клозету…

– Действительно виртуозно, – согласился старшина, а затем глянув в окно, добавил. – Скоро будет станция. Какие наши следующие действия?

– Нам с тобой уже известны в лицо все грабители. Скорее всего в деле и проводник последнего вагона. На всякий случай, когда всё завершиться, проверь топку его и соседнего вагона. А вдруг он сжигал в ней чемоданы, тогда там могут быть металлические застежки от них.

– Понял, а какова моя задача?

– Ты сейчас сходишь с поезда и берешь у пострадавших по всей форме заявление о пропаже у них чемодана, с полным перечнем всего того, что в нём находилось.

– Но, я же тогда…

– Слушай меня внимательно. Затем от дежурного по станции звонишь своему непосредственному начальству и докладываешь о проведенных тобой ряда следственных мероприятиях и о возможности задержать сразу всю банду поездных воров с поличным. И уже просишь его лично связаться с руководством транспортной милиции, чтобы они срочно оцепили поезд, при подходе к следующей станции через три часа.

Ну и сам, как-то постарайся добраться до этой станции. Я очень, на тебя надеюсь и буду ждать. Иначе, придется как-то самому всё это разгребать… Кстати, у тебя наручники есть?

Милиционер кивнул.

– Давай…

– Я обязательно постараюсь вас встречать на следующей станции.

– Да, я и не сомневаюсь… Ступай, чтобы не пришлось на ходу спрыгивать...

 

На рассвете при подъезде к следующей станции, Солдат, увидев воинское оцепление, с облегчением вздохнул и теперь его задача заключалась в том, чтобы не упустить главаря шайки.

Он уже заранее выяснил, что тот спал отдельно от своих в самом начале первого вагона на нижней полке справа.

Когда поезд при остановке слегка встряхнуло, главарь проснулся, а, посмотрев в окно, увидел оцепление, состоящее из военных и милиционеров.

И стал быстро одеваться.

В этот момент из тамбура в вагон прошел Солдат.

Увидев, что вор уже одет, спросил:

– Место освобождается?

– Да.

– Очень вовремя. Забрось тогда, если не трудно, свою постель на самый верх,

Вор напрягся от такой наглой просьбы.

– Без обид, – продолжил Солдат. – У меня, одна рука совсем не работает. Хоть нормально посижу на твоем месте до следующей станции…

Ну, а когда главарь шайки в итоге обе руки в которых держал свернутую им постель, поднял вверх, то Солдат, стоя практически за ним, защелкнул на его руках наручники.

– Вот так-то всем спокойнее будет, – сказал и присел рядом.

А через несколько минут в вагон уже вбежал и старшина.

Первым делом, Солдат отвел его в сторону.

– Рад тебя видеть, а теперь слушай и запоминай. Ты взял его, ты. Меня тут вообще не было. Так, что готовь дырку для своей медали.

– Это всё вы, это ваша должна быть медаль.

– Давай без эмоций… Мне своих хватает. Выводи его.

После того, как всех членов этой воровской группы удалось арестовать, и они стояли уже на улице, с поднятыми руками под охраной автоматчиков, к стоявшему поезду, подъехал начальник краевой транспортной милиции.

– Товарищ генерал, докладывает старшина уголовного розыска Александр Подберезовиков. Банда вместе с главарем в полном составе арестована благодаря помощи сотрудников транспортной милиции. Вещественные доказательства собраны…

– Молодец, старшина. Не хочешь перейти работать ко мне?

– Благодарю за доверие, но по семейным обстоятельствам не смогу, есть о ком ещё надо заботиться…

– Жаль, но представление о награждении тебя за мной.

И генерал пошел к своим сотрудникам.

Вскоре раздался чей-то зычный голос:

– Загружаем арестованных…

– А за кем тебе, если не секрет, нужно ещё заботиться? – спросил, подошедшей к нему, Солдат.

– Я тебе не успел сказать, что по основному роду деятельности занимаюсь работой по борьбе с преступностью несовершеннолетних и детской беспризорностью.

– Решился значит?

– Да! Раз его Господь на крыше вагона с этим чемоданом от смерти уберег, к тому же, как я уже выяснил, он сирота. Думаю, забрать бы его к себе. Будет мне младшим братом.

– А что напишешь по итогам операции своим?

– Не было там никакого парнишки. Я его по крайней мере не видел. Ну, а если кто-то и скажет, что был… Сбёг, паршивец, наверное… А основные предложения будут по сговору воров с работниками железной дороги…

– Пожалуй, что решение правильное. Да и стране сейчас парни, ой как нужны. Слишком многих мы на той войне потеряли.

После чего, Солдат, неожиданно для старшины, достал из своего вещмешка один из своих боевых кинжалов.

– Прими от меня, с благодарностью за помощь и на память.

– Вот уж чего не ожидал…

– А как иначе? Я ведь всю дорогу голову себе ломал, представить не мог, как ты до этой станции ночью успеешь добраться, – сказал Солдат.

– Рассказать?

– Ещё спрашивает.

– У меня рядом с той станцией живет бывший трудный подросток. Промышлял по молодости тем, что на собранном им самим мотоцикле, по просьбе старших товарищей, естественно, на ходу вырывал у женщин сумочки.

Вот он меня, в знак благодарности за то, что я его от тюрьмы уберег, доставил на своём мотоцикле за десять минут до прихода вашего поезда.

– Что тебе на это сказать? Человеческая память вещь удивительная. Помнит, как правило, все доброе… Да и работа твоя очень нужная, рад, что встретился с тобой.

– Кстати, вы ведь мне даже не представились.

– Солдат, и по имени, и по званию, – ответил он и снова улыбнулся.

 

И вскоре, Солдат продолжил свой путь на этом же поезде на неведомую ему землю Дальнего Востока.

Дойдя до своего места, он застал там новую соседку.

Старушка что-то вязала крючком.

Присаживаясь на своё место, сказал:

– Доброе утро!

Старушка отвлеклась от своего делания. Увидела Солдата, его медали…

– Мой тоже с медалями вернулся. Правда без руки. Вот, носки ему теплые на зиму вяжу.

– Научите меня вязать?

Старушка еще раз взглянула его вид, задержалась взглядом на сапогах

– Не иначе, как бобылем живешь?

– Есть такое…

– А насчет научиться вязать, ты серьезно?

– Готовить умею, а вот вязание, дело очень даже в моем положении очень даже нужное. А то, что сапоги мои сильно изношены? Рука не поднимается выбросить. Я ведь в них Берлин брал.

Старушка улыбнулась.

– Тогда подсаживайся, для начала посмотришь…

 

Ноябрь 1964 года

Где-то на Дальнем Востоке

 

Сойдя на нужной станции в лесном поселке, Солдат в очередной раз, снова утеплился, купив себе в промтоварном магазине ватник.

Он извинился и, при продавщице, облачился в теплую одежду.

Теперь ему необходим было узнать, жив ли отец его боевого товарища Журбина Сергей Павловича.

А после подсказки продавщицы, набрел на местный опорный пункт милиции и стал ждать участкового.

Он естественно, что не мог знать того, что ещё в январе 1960 года руководство СССР во главе с Н.С. Хрущевым приняло решение о постепенной ликвидации части органов внутренних дел и передача их функций общественным организациям, что называлось тогда «опорой на общественность»…

Вот у такого опорного пункта и стоял теперь наш Солдат.

Молодой участковый в звании младшего сержанта появился лишь после обеда.

– Документ, – начал, присев за свой стол.

– Подскажи мне, – начал Солдат.

– Подскажите, – перебил его младший сержант.

– Хорошо, товарищ младший сержант, подскажите мне жив ли отец моего, боевого товарища, Журбина Сергей Петровича. И если жив, то скажите, где мне его найти. Я ему некоторые вещи его сына привез…

Участковый какое-то время вначале явно с удивлением смотрел на сидящего перед ним человека в телогрейке и в сапогах, которые, по его мнению, уже давно просились на помойку и сказал:

– А ты бы ещё попозже пришел… Или забыл, в каком году война закончилась?

– Всему своё время. Время разбрасывать камни, и время собирать камни… – процитировал Солдат фрагмент Библии.

– А в дурку для освидетельства на вменяемость, для начала, не желаешь?

– Попробуй, если получиться…

– Попробуйте… А теперь, раз ты такой непонятливый, повторяю: документы и все, что в карманах на стол. И вытряхни все своё барахло из вещмешка.

И как же он был рад, что наконец-то ему в руки попало настоящее дело: ведь наличие у подозреваемого боевого кинжала и портмоне с приличной суммой новых денег, плюс монгольский паспорт какого-то советника и старая уже давно не действительная красноармейская книжка, - всё, как мгновенно предположил старшина , свидетельствовало о том, что перед ним не просто сбежавший уголовник, а как минимум иностранный шпион, который косит перед ним под психа, а на самом деле заброшен в их край, не иначе, как монгольской разведкой.

 

И вдруг понял, что ему в любом случае нужно официальное заключение врача. А вдруг действительно псих? Тогда можно и дело не возбуждать, и крупную сумму денежных знаков разного достоинства в рапорте не указывать…

Позвонив доктору, прибывшего в эти края, по статье о неблагонадежности, он стал перебирать вещи из вещмешка, как вдруг обнаружил еще и блестящий зажим для галстука, которым, недолго думая, закрепил им свой галстук.

И уже был на седьмом небе, представляя очередное повышение и безбедное существование так как портмоне с крупной суммой денег лежало уже у него в кармане галифе.

 

Местный врач, пришедший по вызову, вошел в комнату, куда участковый посадил Солдата.

– День добрый!

– И вам, доктор не хворать.

– Что-то беспокоит?

– Просто грустно, что умные и честны погибли на фронте, а тупые и жадные теперь могут свои собственные суды вершить…

– Если не секрет, то чем вы его так обидели?

– Процитировал Екклесиаста о том, что «Всему своё время. Время разбрасывать камни, и время собирать камни…»

– О… После аналогичных слов, он, как правило, отправляется в местное кафе. И пьет…

– А что так?

– Скажем так, с женщинами у него ничего не получается.

– Это ещё не повод, чтобы на людей бросаться…

– Согласен. А теперь расскажите, что вы делаете в наших, богом забытых, краях, если не секрет?

– Какой тут может быть секрет? Приехал найти отца моего, погибшего под Берлином боевого товарища Журбина Сергея Павловича.

– Выходит, что Павла Семеновича? Так он в поселке практически не появляется. Живет на местном кордоне. Я попрошу своего сына, чтобы он за ним съездил, а завтра утром навестим вас еще раз уже вместе.

 

Этим вечером в местном придорожном кафе участковый шиковал прилюдно. Его целью было скинуть золотой зажим задержанного.

Какие-то люди подходили и приценивались к его зажиму на галстуке, предлагали продать.

Но он ждал хорошей цены, так как знал, что в поселке есть люди, которые могут достойно оценить эту старинную безделушку, а главное, что могут ее купить.

 

А утром, правда с тяжелой головой, нашел-таки для Солдата и подходящую статью.

И в итоге в своем рапорте начальству написал, что подозревает задержанного в желании… осуществить уход за границу.

Единственное, что он не мог понять, что у них в районе могло вдруг заинтересовать монгольскую разведку?

Но об этом, пусть другие головы думают. Главное, что шпион задержан им лично.

В начале следующего дня, в так называемый «опорный пункт», вошли лесник Павел Семенович и доктор.

Лесник, не смотря на возраст, с ходу дал участковому крепкий подзатыльник со словами:

– Мало тебя батька, дурака в детстве порол…

– Да я только…

– Военный человек приехал, спросил у тебя по-человечески, как меня найти, а ты его, поди, уже в шпиона записал? А про твой вчерашний концерт в кафе уже весь поселок говорит. Вылетишь ты из участковых, помяни мое слово…

– Да я его деньги проверял не фальшивые ли они?

– Проверил? Доктор, а может быть ты его самого на вменяемость проверишь?

– Говорите лучше, что вам нужно.

– Быстро веди Солдата сюда…

На этот раз Солдат вошел в кабинет участкового уже держа телогрейку в руках. И друзья увидели медали на груди нечаянного гостя.

– Здравствуй, сынок, ты что-ль мне весточку от сына привез?

– Я, отец…

– Открывай свой сейф, засранец, – снова повысил голос лесник на участкового. – Выкладывай на стол, всё, что у солдата было с собой.

Как же не хотелось участковому расставаться с тем, что он уже считал своим, но пришлось.

– Смотри, чего недостает?

– Клинка…

– Тебе, Васька, ещё раз память освежить?

И тот, вынужденно, достает его уже с нижнего ящика своего стола.

Лесник передает его Солдату

– Чего-то не хватает?

– Да, денег…

– Деньги на стол, паскудник, – сказал лесник.

Участковый достал из кармана портмоне.

– Деньги посчитайте, а то он вчера уже на них шиковал… – сказал доктор.

– Не хватает еще заколки для галстука.

Как не пыжился тут участковый, но пришлось вытащить и её из внутреннего кармана кителя и положить на стол.

Как же Васька в тот момент пожалел, что не скинул ее вчера в кафе, а ведь хорошую цену предлагали…

– За те чужие деньги, что он взял и потратил, пусть с него Господь взыскивает. А вот то, что негоже ему на этой должности находиться, вы уж сами на своем сходе решайте, – сказал Солдат.

– Ты прав. Давно пора. Отец у него на этом месте был. Хороший работник, да вот подстрелили браконьеры. Думали, что сын за отца сможет в поселке порядок навести, а у сына оказалась кишка тонка. – сказал лесник. – Ну, а теперь Солдат поедем ко мне гостевать. Дома мне всё о сыне и расскажешь.

А потом обратился уже к доктору:

– Ты едешь с нами, клистирная душа?

– Не могу, у меня обход еще не сделан.

– Спасибо, доктор, за помощь, – сказал Солдат, пожимая ему руку.

И они вышли на улицу.

 

У входа в опорный пункт стоял мотоцикл с коляской на которых часто приходилось ездить на фронте Солдату.

С первого взгляда было видно, что старик в технике разбирается и содержит своего помощника в отличном состоянии.

– Красавец, сколько же лет я тебя не видел, – говорил Солдат, оглядывая наш отечественный «М-72».

– Приходилось на таких воевать? – спросил лесник.

– Да…

– Тогда заводи, а я буду тебе дорогу подсказывать, – сказал старик и вручил Солдату ключи.

И вот уже с улыбкой до ушей, наш герой начал движение в новую, для себя, историю в бескрайних лесах Дальнего Востока.

 

Глухой лес, как только Солдат заглушил двигатель мотоцикла, встретил их звенящей тишиной.

На этом постоянном месте пребывания, называемом кордоном, у хозяина леса стоял крепкий дом, хозяйственные постройки и баня.

Сначала хозяин с покупками прошел к дому, а затем оставив сетку с покупками у крыльца, пошел к бане.

Солдат наблюдал за его спокойными и без суеты действиями.

Вскоре из банной трубы, пошел дым.

– Баню-то я вчера еще с ночи протопил, как сын доктора рассказал мне о случившемся, – сказал старик, подходя к Солдату. – Через пару часов попаришься и трапезничать станем, а пока проходи в дом, чайку горячего с дороги выпьем.

За чаем после того, как Солдат оглядел владения старика, увидел в рамке фотографию своего погибшего товарища и несколько грамот за сохранность леса и помощь в борьбе с браконьерством, спросил хозяина кордона:

– Так, что, отец, у вас тут с браконьерами?

– Если бы нам браконьеров, убивающих тигров, как в самом Китае, например, разрешалось по закону карать смертной казнью… – степенно начал отвечать старик, взвешивая каждое слов, – то такого беспредела в наших лесах точно не было бы.

А мы их всё только штрафуем… Спросишь почему? Так эти штрафы, испокон веков, там же в лесу, что называется, без свидетелей, кто-то в свой карман постоянно кладет, торгуя совестью и предавая свой лес и саму землю, где каждой твари ещё Богом указано было её предназначение на земле.

– Получается, что они не только убийцы, но еще и богоборцы…

– Только никто из тех, кто сегодня у власти, тех, кто молился на Хрущева, обещавшего показать им последнего попа по телевизору, этих моих слов слышать не хотят.

И сами, знаю об этом не понаслышке, не прочь были вместе с гостями из столицы, пострелять по живым мишеням…

И чем они лучше браконьеров?

– С этими, отец, понятно, а в чем смысл в убийстве тигров?

– В Китае в качестве оберега, которые они называют охранным талисманом, наделяющим силой и мудрость зверя, можно купить коготь тигра или клык медведя, а на руку, например, браслет из фаланг пальцев зверя.

А вот кости амурского тигра и ряда других животных широко сейчас применяются у них в медицине. Считается, что они источник силы и здоровья для человеческого организма. А если серьезно, то, чтобы стояк и до старости лет работал.

Так, что человек, воистину становиться настоящим паразитом на теле природы, убивая тех, кто их призван спасать. И если у нас – это тигр, то в ваших лесах роль санитара леса играет волк, истребляя слабых и заразных особей.

Слава Богу, что приморские пограничники наконец-то начали задерживать этих браконьеров и изымать то, что ими вывозилось…

– А толк-то какой в изъятии? Зверя уже не вернуть, а когти, череп животного? В воду?

– Если бы в воду… В столицу отвозят. Поговаривают, что там такую лабораторию открыли, где для кремлевских вождей лекарство от старости делают.

– А мне бабушка в детстве говорила, что каждому свой срок на небе отмерен…

– Бог им явно не указ!

А насчет тигров. Иногда самосуд над ними устраивают и сами местные жители. Сначала кто-то распускается слух, что тигр на кого-то чуть не напал… Ну, а у страха глаза велики. Тут же все хватаются за оружие. Чего бы не пострелять по не просто движущейся, а по живой мишени?

– Грустную историю ты поведал мне, дед.

– Ну, а теперь твоя очередь, сынок, поведать мне о моем сыне. О том, как он воевал, и как погиб?

Солдат начал с того, что достал то, все эти годы хранил: последнее письмо, книжку красноармейскую, две медали: «За боевые заслуги» и медаль «За взятие Берлина».

И сначала дал отцу последнее письмо сына к нему, а сам вышел на крыльцо.

 

Лесник вышел на крыльцо где-то через полчаса и накинул Солдату на плечи армейский полушубок.

– Застудил тебя, поди…

– Я привычный. Бывало, в разведке по несколько часов приходилось на земле лежать, а зимой в снегу.

– Спасибо тебе, Солдат за письмо. Как будто с живым сыном сегодня поговорил.

Кстати, мне нужно лес проверить, если на лыжах хорошо стоишь, то могу взять с собой. А впрочем, кого я спрашиваю.

Через некоторое время, экипировавшись для длительного и продолжительного похода, они вышли в лес.

И вскоре оказались в непривычном для Солдата лесном царстве, где хвойно-березовые леса, прореживались тундровыми проплешинами, в лесной зверь не бежал, а наоборот останавливал свой бег и провожал их взглядом, как в сказке из детства Солдата.

Но вот сказка неожиданно окончилась.

Лесник остановил свое легкое скольжение и, поднятием руки вверх, дал понять, что и гостю следует замереть.

 

Далее он повел Солдата за собой, постоянно прислушиваясь к чему.

Солдату даже показалось, что весь лес тревожно сообщает леснику о случившейся беде.

Через некоторое время они увидели тигрицу, лапа которой была зажата капканом, а рядом крохотный тигренок, который тыкался ей в бок, словно пытался помочь встать на ноги.

Старик сначала достал, словно знал, когда собирался в дорогу, детскую молочную бутылочку с соской и передал ее Солдату со словами:

– Попробуй покормить малыша. А как она увидит, что мы пришли с миром, то постарайся освободить ей лапу из капкана.

Когда до крупного зверя оставалось не более двух метров, Солдат неожиданно опустился на колени и так, чтобы тигрица могла его видеть, а когда достал из-за пазухи бутылочку и несколько капель выцедил на свою ладонь, то и вовсе лег на бок.

Старик-лесник с интересом наблюдал за его действиями.

Запах молока первым почувствовал малыш и осторожно стал приближаться, периодически оглядываясь на мать-тигрицу.

И вот он уже вцепился в соску, не возражая даже против того, что Солдат его погладил.

Потом они какое-то время даже поиграли после чего Солдат, не поднимаясь и продолжая играть с сытым тигренком, подполз к его матери.

Лесник продолжал внимательно следить за происходящим.

Наконец, Солдат уже смог освободить её заднюю лапу из капкана.

Тигрица мгновенно отскочила и ещё не известно, чем бы там всё закончилось, но тут тигренок неожиданно встал между ней и человеком. Более того, он, подражая матери, попытался зарычать.

Солдат, который уже сидел на снегу, засмеялся.

 

Последующий звук, треснувшей под тяжестью сапога, ветки услышали все.

Мать-тигрица отошла под ветви крупной ели, а тигренок бросился под защиту Солдата.

Лесник, приготовив оружие, встал за стволом мощной сосны.

Вскоре показался и браконьер.

И какое-то время он явно оценивал ситуацию.

Тигрицы не было, но оставался еще тигренок, которого так же можно было хорошо продать.

Но вот кто тот, что сейчас стоял у него на пути?

Первым подал голос Солдат:

– Ты местный? А я из милиции…

– Отдай мне зверя, и я тебя не трону.

– Сейчас, только портянки перемотаю…

Солдат видел, что мудрое и сильное животное уже стояло за спиной браконьера, отрезая ему путь назад.

Знал и то, что Лесник уже держит его на прицеле.

И когда браконьер все же поднял свое ружье для стрельбы, то раздался грамотный выстрел старика, и его пуля буквально выбила карабин из рук браконьера.

Тот обернулся, чтобы его поднять и увидел тигрицу, стоявшую уже в трех метрах от него.

И бросился бежать.

Тигрица, оглянувшись на Солдата и видя, что малыш рядом с ним, устремилась в погоню.

Старик-лесник, уже стоявший рядом с гостем, решил не вмешиваться в чужие разборки.

 

Уже в теплом доме и после бани, они ужинали.

– Никогда бы не поверил, что смогу такое сделать, – произнес Солдат.

– А ведь ты, когда был на фронте, наверно, тоже многое там делал впервые и даже не предполагая, что получится. Личный страх, часто тому виной и, забывая, что весь животный мир – это тоже Божье творение.

Когда-то этот мир возлюбил Человека, как Сына Божьего, живя с ним с любви и согласии до тех пор, пока человек сам не стал питаться мясом этого животного мира. Но память о Боге и его Сыне, надеюсь, у них, в отличии от большинства из нас, осталась. Помнишь, как малыш встал между нею и тобой?

– Никогда этого не забуду.

– Так, можешь останешься, раз тебя даже дикие звери за своего признали? Да и мне, как видишь, уже давно пора на покой.

– Извини, отец, видит Бог, что и рад бы остаться, но еще не все весточки от погибших друзей мною по адресатам доставлены.

Утром, лесник разбудил Солдата.

– Поднимайся, там тебе хозяйка леса гостинец принесла.

Солдат вышел.

Рядом с крыльцом лежала свежая туша небольшой косули, а чуть в отдалении стояла тигрица со своим тигренком.

Увидев, вышедшего из дома, Солдата, тигренок собрался направиться в его сторону, но тигрица легонько шлепнула его по заднице и сама, развернулась и пошла в лес. Малыш остановился, какое-то время смотрел на своего друга, а потом, побежал догонять мать.

 

Вечером, лесник вместе с доктором посадили Солдата на поезд. Он состоял из двух вагонов и назывался в народе «кукушкой».

После того, как огоньки последнего вагона скрылись вдали, доктор искренне посетовал:

– Жаль такого человека терять…

– Лучше скажи слава Богу, что остались еще такие, чьи сердца не очерствели на той войне, – ответил ему Павел Семенович и добавил: – Ты, клистирная трубка лучше завязывал бы с алкоголем.

– А что так?

– По весне возьму тебя с собой в Берлин. Хочу побывать на могиле сына…

– Да ради такого дела я…

Тут он достал пачку папирос и, демонстративно скомкав, бросил в урну.

– Удивил, вот уж не ожидал такого смелого поступка с твоей стороны. Воистину удивил! Правда, говоря завязывай, я имел ввиду не табак, а алкоголь.

– Ты меня еще плохо знаешь…

– То есть, недостаточно того, что мы с тобой в школе за одной партой сидели?

И они пошли по зимней дороге, подсвеченной одиноким фонарем на вокзальном столбе, продолжая обмениться любезностями.

 

Декабрь 1964 года

Красноярск

Краевой военкомат

 

Оказавшись в крупном городе, Солдат решил более не испытывать судьбу, общаясь с участковыми, а пошел в военкомат.

Дежурный в тот день был старший лейтенант Николай Хватов.

Он посмотрел на красноармейскую книжку вошедшего, на его медали и все же спросил:

– Солдат, а у тебя нет других документов?

– Так, сынок, до дома все еще никак не могу дойти…

И тогда дежурный офицер связался с начальников военкомата.

– Товарищ подполковник, вы не могли бы вниз спуститься? Тут один человек странный пришел…

 

Военком в чине подполковника, сам, раскрасневшийся после чая, добавив Солдату кипятка в стакан, снова присел напротив.

– Про вас, честное слово, кинофильм можно снимать… Так, собственно, а что вас в наш город привело?

– Личные вещи, письма и медаль «За отвагу» моего боевого товарища Фрола Замятина, погибшего в боях за освобождение Украины, в 1943 году. Хочу передать это его родственникам.

Военком снял телефонную трубку:

– Лейтенант, поднимись ко мне.

 

Вошедший офицер, мягко говоря, был слегка удивлен, увидев прием, оказанный подполковником этому незнакомцу.

Винить его в этом не следует. К сожалению, в последнее время, правда не солдаты, а как правило люди с генеральскими погонами, оказывались лже-генералами, да еще и с поддельными документами, использующее звание, как говориться в корыстных целях.

– Николай, добеги до архива, пусть Анечка посмотрит, что у нас есть из документов на погибшего Фрола Замятина.

– Разрешите идти?

– Иди уж…

Когда дежурный офицер вышел, военком вновь обратился к Солдату:

– Извини, а что ты в Монголии-то забыл?

И пока они ожидали документы, Солдат начал рассказывать военкому о своем путешествии в соседнюю страну.

 

Девушка, рядом с которой стоял дежурный по военкомату Хватов, уже перебирала картотеку в поисках призывника 1941 года Фрола Замятина.

– Представляешь, книжку он мне красноармейскую образца 1942 года… под нос тычет, – продолжал комментировать события Хватов. – Медали навешал. Да чтобы ему такие медали заслужить, нужно…

– Николай, иди, не мешай работать.

– Я помочь, а вдруг у человека с головой не все в порядке?

– Нашла… Это сын Прасковьи Замятиной…

– «Мормышки», что ль?

– Как у тебя язык поворачивается так о людях говорить…

– Я тут причем, если ее весь город так зовет? В таком возрасте каждый день на рыбалку бегать… Точно с головой что-то не в порядке.

– Ладно, выходи, мне нужно документы военкому отнести.

– Давай я помогу тебе папку донести…

– Мне, что тревожную кнопку нажать?

 

А в кабинете военкома продолжалась его беседа с Солдатом.

– Это же, какая должна быть у монгольского посла выдержка быть, что не шелохнувшись столько времени пролежать. Они хоть чем-нибудь тебя потом наградили? – продолжал интересоваться военком.

Пришлось Солдату достать свой боевой кинжал с драгоценными камнями, вмонтированными в рукоятке.

– Стоящая вещь, – сказал военком, разглядывая, переданное ему боевое оружие и сам не заметил, как, коснувшись лезвия, слегка поранился. – Действительно, стоящее… – сказал он и вернул кинжал Солдату.

Постучавшись, в кабинет вошла старшина Анечка.

– Нашла кого-нибудь? – спросил ее военком.

– Нашла, он сын Прасковьи Замятиной, но радости мало…

– Что так?

– Слышала, что она вроде два дня назад с рыбалки не вернулась. Адрес ее я написала, но вам лучше все же к ребятам в уголовный розыск сходить. Там вам более точный ответ дадут.

Спросите там у дежурного, кто у них капитан Максим Царев, скажите, что от меня, да я ему сейчас и сама позвоню.

– Ну извини, Солдат, больше помочь ничем не можем, а вот кино о твоих подвигах снять стоило бы… – сказал военком, поднимаясь и протягивая Солдату руку для пожатия.

 

При въезде на ледяное поле озера стоял капитан Максим Царев и Солдат.

– Опоздал ты, Солдат, со своей весточкой. Мне самому было интересно, с чего бы уже старый человек, к тому же женщина, почти каждое утро спешит на озеро, как будто ей здесь медом намазано.

– Она скорее всего не на рыбалку спешила, – начал высказывать своё предложение Солдат. – На озере она свое горе отчаянного одиночества, не иначе, как от вас скрывала.

Там на льду, когда никого нет рядом и в полной тишине, ей скорее всего легче было доверительно разговаривать с Богом, прося, что-то передать сыну, вспоминая, каким он был…

– Да она в нашу церковь-то не ходила… – сказал капитан.

– У неё здесь свой храм был, – продолжал Солдат.

– Это какой же?

– Первозданной природы…Ну, а теперь по делу, – и он обратился к Максиму, уже к капитану уголовного розыска.

– Ты в курсе заключения следственной группы по работе на озере?

– Конечно. Я же сам был здесь. Накануне день был ясным, потом откуда не возьмись была кратковременная метель, но даже на следующий день мы смогли найти ее лунки.

– Покажи мне в каком направлении они были?

Капитан показал Солдату примерно место лунок женщины.

– Тогда скажи, ваш осмотр кроме ее лунок ничего подозрительного на льду не обнаружил?

– Полынья одна была довольно крупная. Как правило, в таких рыбаки сетями рыбу ловят. Но она совсем в противоположной стороне.

– Где?

И капитан показал новое направление.

– Давай попробуем тогда поразмышлять… Предположим, что с началом метели, старушка засобиралась домой. И ещё издалека могла увидеть, как какая-то машина, наоборот, въезжает на лед озера.

Спрашивается, какая может быть рыбалка, когда из-за начавшейся метели света божьего уже не видно.

И она прошла какое-то расстояние в направлении той машины…

– Предполагаете, что она нечаянно могла стать свидетельницей того, как кто-то браконьерством приехал заниматься? – спросил Максим.

Или…, – продолжил Солдат.

– В этой полынье что-то утопили?

– Логично мыслишь, капитан. Отсюда вытекает второй вопрос: у вас в городе в последнее время, случайно, ничего криминального не произошло?

– Можете не продолжать. Накануне пропал директор нашего крупного завода…

– Думаю, что вам нужно срочно вызывать водолазов…

Солдат оставался в городе до момента перенесенных похорон убиенной «Мормышки», настоящее имя которой оказалось Мариам Павловна.

И, подойдя для прощания, Солдат незаметно положил ей в гроб медаль и последнее письмо сына.

А почему незаметно? Чтобы никого не искушать. Так оно всем спокойнее будет.

После чего крышку гроба заколотили.

А воспарившая душа этой странной женщины, думаю, что уже увидела то, что для нее сделал неизвестный Солдат и была ему за это очень благодарна.

 

Город Котельнич Кировской области

Январь 1965 года

 

К полуразрушенному деревянному дому на окраине города, Солдата привел молодой участковый милиционер.

– Странно всё это, – размышлял он. – Одно дело искать отца героя, а тут… сдача в плен, лагеря.

Солдат остановился.

– Кто тебе, лейтенант, право дал судить тех, кто два года, проведя в полковой разведке, неоднократно жизнью своей рисковал.

И тут Солдат не поленился и достал медаль, что вез своему погибшему товарищу.

– А вот это видел? Это его личная боевая награда. И, чтобы ты знал, разведчики в плен не сдаются…

– Извините… А впрочем, мы уже пришли. Вон дом, который вам нужен.

Хозяин дома смотрел, не понимая, о чём, собственно, говорил ему гость.

– Вашему сыну, – ещё раз повторял для него Солдат, – медаль «За боевые заслуги» дали, посмертно. Вот я приехал передать вам и её, и документы на награду.

И вдруг за спиной Солдата раздался голос:

– Подкидыш, ты что ль?

Солдат медленно обернулся.

Перед ним стоял его боевой товарищ, Олег Пороховщиков, однажды не вернувшийся из рейда в немецкий тыл.

– Олег? Слава Богу, живой! А то ведь мы тебя посмертно…

– Извини, что на мине той не подорвался насмерть.

– Как же я рад видеть тебя живым и здоровым…

– Живым да, а вот насчет здоровым…

– Это все поправимо. Давай что ль обнимемся, а то разговариваем, как не родные.

Они обнялись и вскоре уже сидели за столом и поминали тех, кого уже не было на свете.

И через како-то время, Олег начал свой небольшой, но полный драматизма рассказ о себе:

– Наша группа нечаянно наскочила на минное поле. Бог миловал, я остался цел, но контужен и меня, не иначе, как посчитали убитым. Группа себя засветила и им пришлось отойти. И вот когда стало ко мне возвращаться сознание, чувствую, как кто-то по моим карманам уже шарит. Понял, что это немец. А когда он меня перед уходом штыком в бок ткнул, то от боли я невольно выдал себя.

Вскоре оказался я в одном небольшом немецком городке, в лагере для военнопленных.

Вербовали, правда, к власовцам. До сих пор помню, как пугали расстрелом.

Никому не пожелаю через такое пройти. Всего трое из всего лагеря ушли с ними…

А однажды, неожиданно пришли какие-то гражданские и с этого дня мы уже стали выходить для работы в городе. Естественно, что под охраной.

И труд по двенадцать часов в день без какой-либо кормежки со стороны тех, на кого мы работали.

В один из дней мой конвоир привел меня на местный сахарный заводик. Там нужно было свеклу в желоб закидывать…

 

Воспоминания

1944 год. Германия

Сахарный заводик

 

Работа заключалась в том, что военнопленному нужно было с помощь лопаты загружать сахарную свеклу в металлический лоток, а далее все делала уже сама мощная германская машина.

Да вся беда в том, если честно, то у него от голода, уже совсем не было сил той лопатой махать.

И он, сидя на свекле, выбирал ту, что была покрупнее и забрасывал её в лоток.

Тут хозяин с хозяйкой пришли. Увидев, как он работает, решили, что пленный работать не хочет.

– Steh auf, du Schwein. (Вставай, ты, свинья) Die Schaufel wurde genommen, die Rüben gelegt und in die Rinne geworfen (Лопату взяли, свеклу набрали и бросаем в желоб)

Олег, естественно, что ничего не понимая, головой кивал и продолжал, сидя, свеклу руками в металлический жёлоб закидывать.

Тут немец сам залез ко мне на кучу свеклы и, взяв в руки лопату, что стояла у стены, стал показывать сколько нужно брать и как кидать.

Кончилось всё тем, что он на той свекле поскользнулся и минуты не прошло, как в немец в этом жёлобе оказался.

Не дай Бог кому такой смерти…

Хозяйка в крик:

Töten! (Убили!)

Охранник увел пленного от греха подальше.

Дошли они только до ближайшей пивной.

Немцу налили два бокала пива, дали толстых мясистых сарделек и два куска хлеба.

Один кусок хлеба он положил перед пленным.

И стал того бюргера за упокой поминать…

Кончилось тем, что до лагеря Олег практически нес его на себе, волоча по земле и его винтовку.

Немецкие охранники, наверное, давно так не смеялись…

 

Возвращение в реальность

Дом Олега Пороховщикова

 

– Поверь, Подкидыш, дня не было, чтобы я думал, как сбежать? Но куда идти? В чем? Не зная, в отличии от тебя, немецкого языка – это было бы равносильно самоубийству.

А потом появились американцы. Снова допросы, предложения поехать уже в Штаты. Тут уж я сам дурачком прикинулся. Кончилось тем, что передали меня своим. Ну, а дальше, как со всеми…

К отцу вернулся уже никаким.

А главное, что никто не берет на работу. Шарахаются, как от прокаженного…

После этого, Олег осторожно взял в руки свою медаль. Прижал к губам.

Солдат видел, как по его щекам потекли слезы.

Потом они всю ночь проговорили, а утром Солдат ушел.

Ему еще нужно было продолжать нести свои весточки.

Через какое-то время его отец, который прибирал в комнате, которую они приготовили для гостя, вышел из неё, держа в руках знакомый нам пухлый портмоне, подаренный Солдату в Монголии.

– Не иначе, как твой товарищ свой кошелек обронил, – сказал старик.

Олег улыбнулся.

– Что я такого смешного сказал?

– Подкидыш никогда ничего не забывал и всегда знал, что делать в той или иной ситуации… Он разведчик от Бога! Я бы сказал, что такие, как он и есть объединяющие Россию скрепы. Это и сама наша Победа в той войне, и подвиг Юрия Гагарина, Православие и братская дружба солдатская.

– Смотрю, ты словно оттаивать стал…

– Да, отец, сегодня мой боевой товарищ, мой друг, а теперь еще и брат, подарил мне новую жизнь. И дело даже не в этих деньгах, хотя они действительно нам с тобой очень нужны. Дом новый, наконец-то поставим.

– Да я бы на старости лет еще и внуков понянчил…

– Все у нас теперь будет, батя. Главное, что он единственный человек, кто за двадцать с лишним лет мне действительно поверил…

 

Мужской монастырь в Костромской области

Март 1965 года

 

Солдат входил на территорию Ипатьевского мужского монастыря под радостный звон колоколов, обозначающих, что началась служба в один из дней празднования Светлого Христова Воскресения.

Добрался до него потому, что сын разведчика Николая Родионов, погибший летом 1943 года в боях за освобождение Украины, узнав, как ему сообщили соседи, о смерти отца, принял монашеский постриг с именем Сергий. И теперь находится в этом мужском монастыре.

Выстояв всю праздничную службу, Солдат разглядывал иконы местных святых подвижников.

И вдруг услышал за спиной вопрос, обращенный к нему:

– Не ты ли, мил человек, будешь Подкидышем?

Солдат обернулся.

Перед ним стоял еще молодой монах, не иначе, как по какой-то причине преждевременно поседевший.

– Так меня называли в самом начале войны. А тебе, отец, откуда это имя известно?

– Не знаю… Внутренний голос сказал, чтобы я ждал сегодня весточку от Подкидыша…

– Наверное, прав был наш покойный повар Михалыч, когда с первой встречи стал меня так называть, даже не ведая, я действительно был сиротой и, как разумею, вероятно именно Господь, после гибели родителей, с любовью передавал меня с рук на руки заботливым и добрым людям до сегодняшнего дня…

Монах улыбнулся.

– Раз ты в военной форме, не иначе, как у тебя, Солдат, для меня есть известие уже о моем отце?

– Звать-то тебя как?

– Тем же именем, что дали при рождении – Сергием.

– Тогда это письмо тебе, написанное перед его последним боем. И вот ещё.

– После этого Солдат достал из своего вещевого мешка сам конверт и нечто завернутое в чистую белую тряпицу.

И перед глазами монаха открылась медаль с надписью «За отвагу».

– Никогда бы не подумал, что мой отец когда-либо будет награжден именно за отвагу. Он, сколько я его помню, был заядлым книгочеем, то есть любителем чтения. Бывало, что хлеба не купит, а новую книжку в дом несет. Книг у нас было столько, что у меня даже не было места поиграть в детстве.

Правда, как он говорил, вместо пустых игр, каждый вечер рассказывал мне удивительные истории. Да не просто рассказывал, я думаю, что погружался в них так глубоко, что мог в какой-то момент на какую-то мою просьбу ответить типа подожди, нужно сначала юнгу спасать…

– Я бы, пожалуй, что тоже не отказался от такого отца.

– Вы серьезно?

– Я так думаю, что если человек готов, пусть и в воображении, спасть совершенно незнакомого ему юнгу, то и в жизненной ситуации, он будет готов совершить уже земной подвиг.

– Я об этом как-то не подумал. Спасибо вам за это вразумление.

– Вы жили с ним вдвоем?

– Да, мама умерла, подарив жизнь мне.

– Извини.

– Вам-то за что извиняться? Лучше скажите, а за какой именно подвиг он был награжден?

И Солдат, стал вспоминать:

 

Воспоминание

Переправа через Днепр

 

На плот для переправы через Днепр, военные комиссар подсаживает корреспондента военной газеты из Москвы.

– Головой мне за товарища писателя отвечаете.

И уже, когда, казалось бы, до берега оставалось несколько метров, корреспондента того, от разрыва снаряда, волной смыло в воду.

Другой бы сам бы поплыл к берегу, а этот, может от контузии, смотрим, начинает погружаться в воду.

И видя такое дело солдат Родинов, перекрестился и за ним нырнул, а затем и на берег вытащил.

Стоит мокрый, но радостный и все твердит:

– Надо же, получилось!

 

Возвращение в реальность

Мужской монастырь в Костромской области

Март 1965 года

 

– А что получилось я так и не понял тогда, – говорит Солдат. – Да и некогда было разбираться, если честно...

– А этот московский военкор, выжил?

– А что ему будет? Вот за его спасение, а он был в чине майора, твоего отца наградили.

– Значит, у него всё-таки это получилось?

– Что получилось-то? – всё ещё недоумевал Солдат.

– Да он плавать не умел, а однажды, когда я был еще маленьким, даже чуть до беды не дошло…

 

Воспоминание

Зимняя река

 

Как это часто бывает жители иногда сокращают путь и вместо того, чтобы дойти до моста, пересекают ее по диагонали.

И по этой цепочке следов шли люди после рабочей смены.

Рядом с мужчиной, именно рядом, а не впереди или вслед за всеми по ухоженной цепочке, шел подросток.

И всего лишь единственный шаг в сторону привел к тому, что он провалился в полынью, которую в темное время суток никто не разглядел.

Подросток, просил в помощи, одновременно, барахтаясь в воде, значительно расширил полынью.

– Сынок, ну как же ты так не осторожно… Что же делать, Господи? – причитал он, стоя на коленях, сам боясь оказаться в воде и плакал, видя, что пальто сына уже полностью намокло и вскоре утянет его под воду.

– Что смотришь? – обратился к нему, подбежавший рабочий.

– Я плавать не умею…

– Рожает же земля идиотов, – сказал он и, упав на лед, успел в последний момент дотянуться до хлястика, которые в то время пришивались на пальто, и вытащил парнишку на лед.

И, слава Богу, что успел вытащить из воды.

И как тут не вспомнить Советский Союз, во времена которого даже хлястики пришивались намертво.

 

Возвращение в реальность

Март 1965 года

Мужской монастырь

 

После общей монастырской трапезы, когда братия разошлась, они еще сидели и беседовали.

– А почему именно этот монастырь?

– Тайком от отца прибегал сюда на танцплощадку. А как в 1958 году здесь сделали Костромской государственный историко-архитектурный музей заповедник, то областной реставрационной мастерской были поручены работы по его восстановлению. Вот тогда я и устроился сюда помощником к художникам… Хоть малым, но полезным делом монастырю стал помогать…

В это время с улицы послушались какие-то тревожные крики.

Они вышли.

– Что случилось? – спросил монах, пробегавшего мимо послушника.

– В храме беда…

Они вместе подошли к главному монастырскому храму, в котором нынче и была выставлена, привезенная чудотворная икона Пресвятой Богородицы.

У входа в храм уже стояла три монаха.

– Благословите, отцы мне туда войти? – попросил Солдат. – Постараюсь обойтись без крови…

Они согласно закивали головой.

И Солдат вошел в храм. Навстречу ему от алтаря быстрым шагом, с иконой и с топором в руках, шел бородатый, крупный мужик.

– Уйди с дороги, не доводи до греха, – сказал он, не доходя до Солдата несколько метров.

– Я до Берлина дошел, а уже отступать перед тобой тем более не стану. Да и один грех ты уже совершил. Неужели бабушка в детстве тебе, дураку, не объяснила то, что красть в храме – это значит взять то, что уже принесено сюда, то есть пожертвовано кем-то и принадлежит уже не нам с тобой, а Богу.

Вот только потом не удивляйся если вдруг неожиданно ноги откажут и мочиться будешь под себя, потому что никто не захочет к тебе даже близко подойти…

Мужик какое-то время смотрел на Солдата, не иначе, как пытаясь осмыслить сказанное не попом, а воином.

Потом чуть было матерно не выругался, но промолчал.

После чего, поставив икону к стенке, неумело склонил голову в сторону алтаря и пошел к выходу.

А, отворив дверь храма и выйдя на двор, увидел уже всех монахов вместе с настоятелем.

– Икона в целости. Пропустите его, братья… – сказал им Солдат.

Братия монастырская расступилась, и мужик стал медленно спускаться по ступеням храма, опустив голову.

– Он скоро сам к вам придет и свою помощь в добром деле предложит, – сказал Солдат ему в след.

И тот вдруг остановился. Потом обернулся, но уже другим взглядом смотрел на Солдата, в нём появилась надежда на возможность получения прощения за совершенный им поступок святотатства, в каком-то, не иначе, как умопомрачении.

– Как нам молиться за тебя, солдат? спросил настоятель у Солдата, уже собравшегося в обратный путь.

– Так и молитесь за… Солдата. Он нас всех помнит…

– Тогда благословение Господне пусть и далее освещает всякое твое доброе делание, Солдат! – сказал настоятель.

У ворот его ждал монах Сергий.

– Может быть остаешься у нас? – спросил он с надеждой.

– Рад бы, честное слово, но есть еще другие, которые, как и ты, ждут еще своих весточек от родных и любимых.

 

Июнь 1965 года

Город Ярославль

Железнодорожный вокзал

 

Солдат сошел с поезда и первым делом поинтересовался у дежурившего на перроне милиционера, как добраться до нужного ему района.

 

После чего почти два часа на местном рейсовой автобусе добирался до поселка, указанного ему в записке погибшего боевого товарища.

И выйдя на площади, где было всего два социальных объектов: магазин и почта, пошел на почту.

Работавшие там женщины, мгновенно обратили внимание на солдата.

– А как мне, красавицы, от вас до деревни Некрасовка добраться? – спросил он.

– Опоздал ты служивый… сказала та, что. щелкая семечки, уже поглядывала на ладную фигуру Солдата. – Уж какой год твоя Некрасовка под водой… Водохранилище, будь оно не ладно, у нас теперь тут… Какие деревни, луга под воду в угоду кому-то отправили… А теперь поговаривают, что и реки наши хотят перебросить, чтобы обеспечить водой земли Казахстана…

– Ольга, рот закрой, – сказала старшая, а потом обратилась к Солдату:

– А ты что в Некрасовке забыл, что-то мы тебя не припоминаем.

– Павла Прохорова помните?

– Пашку-то? – Вновь оживилась Ольга. – Первый парень был на всю округе.

– Павел погиб в начале 1943 года.

– А вы кто-же ему будете? – снова спросила старшая из них.

– Товарищ боевой. Привез вот документы, медаль и наградной лист на нее… Он перед последним своим боем, как будто чувствовал приближение смерти, попросил меня их привезти Полине Ермаковой.

– Что-то ты уж больно долго ехал, солдат. Война-то уже давно окончилась, – вступила в разговор третья с большой почтовой сумкой а плече.

– Так, получилось, товарищи женщины. Двенадцать боевых товарищей я потерял за годы той войны. Вот с конца 1945 года все это время в дороге был. Почти весь Советский Союз объехал: Украину и Белоруссию, посетил Молдавию, Латвию и Казахстан. Даже в Монголии побывал и почти до Тихого океана добрался. А уже после и в обратную дорогу поехал. Так как мне Полину-то вашу найти.

– Знал бы ты, Солдат, как она весточку от него все эти годы ждала, – тут уже всерьез заговорила Ольга. – На почту каждую неделю до сих пор заходит, первым делом спрашивает нет ли ей письма. Сын уже сам жених завидный, а языки злые всё шепчутся: мол, девка его нагуляла… А про Пашку мол придумала, чтобы от себя подозрения отвести…

– Что же вы, женщины, иногда такими жестокосердными бываете?

Та, что был постарше всех уже набрала номер телефона.

– Поля, ты не смогла бы сейчас на почту зайти? Тут… Даже не дослушала. Сейчас прибежит.

Когда Поля вбежала в отделение связи, Солдат продолжал беседовать с женщинами. Увидел человека в солдатском обмундировании, она замерла и тихо вымолвила:

– Павел?

Солдат медленно обернулся и тут она поняла, что ошиблась.

– Зачем вы так со мной, женщины? Вам-то что я плохого сделала?

И Солдат увидел, как на глазах женщины выступили слезы от обиды.

– Ты подожди, дочка, причитать, - снова в разговор вступила начальник почты. – Погиб твой Павел в 1943 году, а этот солдат служил с ним вместе. И привез тебе от него письмо, документы и его награды. Теперь хоть компенсацию от государства сможешь получать за погибшего кормильца…

– Вот именно, что за кормильца… – уже утвердительно сказала Поля. – Просто никто не знает, про то, что мы с ним, за два дня до его ухода в армию тайком расписались. Вот и поговаривают до сих пор, что я сына на стороне нагуляла сразу после ухода Павла на фронт.

– Это хорошо, дочка, что вы были расписаны, – успокоил её Солдат. – С этими документами, что я тебе привез сходишь в военкомат и там тебе подскажут, а вдруг тебе действительно полагается компенсацию за все эти годы, что ты не имела о нём сведений.

И тут Солдат заметил, как Ольга уже в уме, не иначе, как подсчитывает, сколько же Полинке государство денег-то отвалит…

– Спасибо вам, конечно. Хотя я уже привыкла к малому достатку. К тому же, бедность не порок. Руки, слава Богу, есть, а работы я никогда не боялась. Да и что мы тут стоит, пойдемте ко мне, чаем хоть вас с дороги напою… А вам, сестрички больше спасибо, что позвонили…

И поклонилась им в пояс.

В крохотной кухне небольшого, но крепкого дома, что Солдат успел уже оценить, они после того, как женщина, перекрестилась на образа и попросила Творца благословения на трапезу, они пили чай.

– Вы лучше главное расскажите, как он сражался, как и где погиб, а также, где вы его похоронили, чтобы сыну было что рассказать, а как подрастет, то и на могилку к нему обязательно съездим.

– Чтобы тебе, дочка было понятно, наш полк перебросили на Белгородско-Харьковское направление с целью последующего прорыва на территорию Правобережной Украины.

Практически все города на этом направлении немцы приготовили к круговой обороне, и они представляли мощные узлы сопротивления, а все дороги на этих направлениях минировались.

И поэтому нашим группам разведчиков было очень сложно добывать необходимую информацию для командования. К тому же почти все местные группы сопротивления были немцами выявлены и публично расстреляны.

Мы понимали, что внутри руководства подпольного ревкома РКП(б) этого участка сопротивления был предатель.

Приняли решение, что выявить врага из оставшихся в живых можно лишь в том случае если кто-то из нас выйдет на каждого по отдельности, сообщив им разную информацию, а своем месте пребывания в ожидании связи.

В общем идти вызвался Павел, как самый опытной и хорошо владеющий немецким языком.

Ему оставалось лишь понять по какому из сообщенных им адресов, немцы выедут на захват связного Красной Армии, чтобы затем ликвидировать предателя. Дальнейшей работы с подпольем уже стали бы заниматься другие люди.

И тут Солдат сделал паузу, видимо размышляя стоит ли говорить его жене подробности финальной части той операции.

– Просто скажите, его могила существует?

– Мы не нашли его тело. Извини. В любом случае вы можете гордиться им. Павел сделал главное, каждому из них кроме нахождения своего места, он сообщил ложные данные о плане нашего командования, а в результате главное наступление мы начали на направлении, где немцы нас мнее всего ждали…

В городе, кстати, есть мемориал погибшим, в том числе подпольщикам, в честь 20-летия нашей Победы, в числе которых и имя твоего мужа. Я был там в мае, когда его открывали и уже после этого поехал к тебе.

– Пойдемте, – сказала Полина. – Я покажу вам его сына.

Двадцатипятилетний молодой человек спал. Черты его лица были отцовскими.

– Как же он похож на Павла… – сказал Солдат. – Тебе, дочка есть ради кого жить. Это великое счастье, когда ты точно осознаешь ради чего пришел в этот мир.

Рад за тебя, за твою смелость и верность Павлу. Умница!

Утром она с сыном уже провожали Солдата до автобуса.

Перед посадкой Солдата, сын Павла Прохорова сказал гостю:

– Спасибо тебе, Солдат, и за добрую весть об отце, и за маму. Она сегодня самая счастливая на свете.

 

Воспоминания

Сентябрь 1965 года

Санкт-Петербург

 

Это было последнее дело Солдата. По крайней мере, он так думал.

В северную столицу его привело грустное воспоминание. Точнее одно предательство. В этом святом городе, вынесшего блокаду, ему предстояло найти капитана Савушкина, который в ноябре 1941 года оставил свое подразделение, точнее просто сбежал с передовой и даже не передал своим бойцам, полученного им приказа командования об отступлении роты на запасные позиции.

 

Воспоминание

Ноябрь 1941 года

На передовой.

 

Немцы действительно были уже на подходе, а он просто побоялся, что любое промедление с его стороны грозит ему лично оказаться, если не убитым, то взятым в плен.

Спросите, как об этом узнал Солдат?

Так он с Михалычем пищу им на позицию привез.

А заодно и сообщение из штаба полка для того капитана, что его представили к награде.

Да вот только найти капитана наши повара нигде не смогли.

А потом нужно было уже отбиваться от наседавших немцев, которые пошли в наступление.

И всё, как в войне, неожиданно, одного за другим, убивают двух взводных. Кто-то из бойцов уже посматривает назад. Положение становиться критическим. Нескольких паникеров даже выражали своё несогласия, да еще и с матерой бранью тем, что какие-то повара приняли командование на себя.

И тогда Подкидыш, как комсомолец, чтобы удержать позицию, обратился за помощью к коммунистам:

– Товарищи, коммунисты. Жестокий и сильный враг идет на нас, чтобы занять наши города, лишь нас родной земли, полонить наших женщин и дочерей.

Мы с вами не должны сегодня показать врагам свою слабость. Эти недочеловеки, возомнившие себя богами, решили, что они могут позволить себя распоряжаться нашими жизнями, а потому, здесь и сейчас умоются своей кровью. Нам есть кого защищать. Наших женщин и детей, наших стариков. Потому, что самое драгоценное на что посягнул немец – это человеческая жизнь.

Помните, как о ней говорил герой Гражданской войны Павка Корчагин, который был нашим ровесником:

«Самое дорогое у человека – это его жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире - борьбе за освобождение человечества».

Теперь те, кто верует, можете перекреститься. Стукачей тут, как я понимаю, не осталось. С нами только Бог! Был, есть и всегда будет! А теперь прошу вас занять свои позиции…

Они отбили три атаки немцев. Подбили пять танков.

А потом сами же и удивились тому, что из всей роты трое бойцов были лишь ранены.

Весь следующий день на их позиции стояла тишина.

Подкидыш сам сходил в разведку, и вскоре понял, что немцы ушли. Очевидно, что пошли на прорыв, в другом месте.

После чего, рота организовано, пойдя два десятка километров, снова каким-то образом, неожиданно вышла на свой штаб, где потом командование долго не могло понять, что это за повара такие, которые смогли взяли на себя командование, оставленной командиром роты и не дали пройти немцам на этом направлении, прикрыв переход полка на запасную позицию.

Естественно, что их нашли.

Знакомый генерал снова поблагодарил и попросил Подкидыша представить особо отличившихся в бою к наградам.

Он вписал в наградной лист всех, кто был в том бою.

И генерал не возразил.

При этом, не сказав ни слова Михалычу, все заслуги ведения того боя по отражению противника, Солдат приписал ему…

И тот был крайне удивлен, когда через некоторое время его наградили медалью «За боевые заслуги».

 

И вот теперь, Солдат хотел узнать, как воевал, если воевал, тот самый ротный, бросивший своих солдат.

В городском военкомате внимательно выслушали его просьбу о поиске им своего ротного старшего лейтенанта Савушкина.

Нашли его дело. А потом какое-то время рассказывали, что офицер занимается у них большой воспитательной работой, рассказывая школьникам, как воевал с первых дней войны и, как был тяжело ранен в ногу в том самом бою, где под его командование, было подбито десять танков, один из которых поджег он лично с помощью бутылки с зажигательной смесью… И дали адрес.

 

– Вам кого? – раздался из-за двери скрипучий мужской голос.

– Старшего лейтенанта Савушкина…

– А кто его спрашивает?

– Я вам привет привез от бойцов вашей роты, с которой вы героически оборонялись в ноябре 1941 года. И даже лично с помощью бутылки с зажигательной смесью подожгли один из десяти немецких танков…

Какое-то время за дверью стояла тишина.

А потом Солдат услышал знакомый звук, упавшего на пол тела.

Не иначе, как старший лейтенант уже давно боялся весточки от кого-то с того света.

И, не иначе, как от страха разоблачения, сердце не выдержало.

 

Теперь Солдату можно было ехать и в родную Тверь.

 

 

Часть пятая

ВЫШНИЙ ВОЛОЧЁК

 

Наши дни. Тверь

 

Письмо с адресом в Вышнем Волочке нашлось спустя многих лет. И, как в итоге оказалось, всё это время находилось практически у Солдата на глазах.

Знать время тогда еще не пришло, чтобы ему ехать в этот, не иначе, как Богом забытый, городок.

Найдя адрес, Солдат снова пришел к уже знакомому военкому, который за это время помог ему, как ветерану войны, получить в Твери однокомнатную квартиру, чтобы сообщить, что собирается на некоторое время отъехать.

 

Кабинет военкома

 

– И куда ты, Солдат, на старости лет, снова собрался ехать. Волочек, чтобы ты знал, это же самый криминальный город в нашей области. Тебе, как ветерану войны, орденоносцу в Твери прекрасную квартиру дали, – продолжал уговаривать ветерана местный военком. – И почет тебе тут, и уважение…

– Не береди душу. Я ведь потому и жив ещё, что не всех обошел…

– Что значит не всех обошел?

– Последний адресат в Вышнем Волочке живет. Подумал, что он ближе всего к дому, потому и оставил, как говориться, на посошок, а потом и вовсе найти не мог.

– Ведь столько лет после Победы прошло… Там уже поди и ждать-то тебя некому, Солдат!

– Сердцем чувствую, что ждут, что помощь моя кому-то там очень нужна. Так, что, если даст Бог, вернусь, может еще и посидим с тобой.

Военком, перебирая документы, иногда бросал взгляд на Солдата, потягивающего его душистый чай.

– Слушай, дорогой ты мой. Если вдруг появиться необходимость тебе в Волочке задержаться, ты скажи, не стесняйся, я твоим помогу чем могу.

– Кому ты помогать-то собрался, подполковник? – спросил его Солдат, отставив чашку в сторону.

– Ну… Это… твоей или твоим, а что? Только не говори, что ты всё ещё бобылем ходишь…

– Отстань, Христом Богом тебя прошу…

– Была бы моя воля, я бы тебе за это при жизни памятник поставил…

– Памятник – это в первую очередь добрая людская память. Это, пожалуй, что самое дорогое, а монументы нашим генералам, особенно на освобожденных нами территориях, ставятся для их потомков, что бы не забывали, кто их освобождал…

– Когда едешь?

– Утренней электричкой…

– Не забывая, пиши, адрес надеюсь помнишь…

– Шутник! – сказал Солдат с доброй улыбкой и, встав из-за стола, отправился выполнять своё последнее обещание.

 

Вышний Волочёк

Дом Анастасии Забелиной

 

В Волочек Солдат приехал в своем монгольском или, как он его ещё называл, пасхальном костюме с медалями «За отвагу», «За боевые заслуги» и «За взятие Берлина» на лацкане пиджака, который надевал лишь раз в году на День Победы.

С помощью прохожих нашел нужный дом на улице Вознесенского.

Он был двухэтажным, весь в зелени и у пруда, да еще и в самом центре города.

Солдат присел на завалинке, чтобы, по армейской привычке, в начале осмотреться.

Через некоторое время открылась калитка и на улицу вышел молодой человек.

– Сынок, время не подскажешь? – спросил его Солдат и тут же добавил: –Место у вас уж больно красивое. Не зря, выходит, что я сюда добирался.

– Время 9 часов утра. А вы, что хотите себе квартиру в нашем городе купить или вам кто-то из наших жителей нужен?

– Уже и спрашивать боюсь, если честно, столько время прошло. Михайловы здесь во время войны жили.

– Да, было дело, мне родители о них рассказывали. Когда война началась его на фронт забрали, а мать сразу отвезла дочь в деревню к бабушке. Жила с ней после войны в нашем доме, но уже несколько лет, как мы её похоронили.

– А дочка?

– Дочка уже сама бабушкой стала. Её дети давно хотят забрать в Москву, а они ни в какую, всё весточку с фронта ждет… Врачи предположили, что у нее с головой что-то не в порядке. Ведь столько лет прошло…

– Зовут-то ее как?

– Анастасия…

– Выходит, что Анастасия Павловна Забелина…

– Да, а вы кем ей приходитесь…

– Я воевал с её отцом. Письма его ей привез…

– Не поздновато? Или в лагерях сидели после плена у немцев?

– Нет, не сидел, а таким как она, весточки разносил…

– Выходит, что дождалась старушка для себя весточку, – сказал молодой человек, улыбаясь. – Да вы поднимайтесь, она рано встает, её квартира на втором этаже под номером 8.

– Спасибо тебе, сынок и доброго дня.

 

Солдат, открыв калитку, через небольшой дворик прошел к крыльцу дома.

Парадная дверь была открыта, и он стал подниматься на второй этаж.

Первая и правая дверь в коридоре привела его к кухне.

В ней и увидел Солдат Анастасию Забелину.

– Мир дому твоему, Анастасия! – сказал Солдат, входя, после чего старушка обернулась.

– С миром принимаем, – ответила она и спросила:

– Тебя по поводу ремонта электропроводки прислали?

– Нет, а что у вас с проводкой?

– Страх Божий, как искрит какой день… Дому-то этому уже более ста лет будет, а проводку не иначе, как последний раз после Гражданской войны провели. Уже боимся лишнюю лампочку в коридоре оставлять. Со свечкой или с керосиновой лампой уже какое время вечером передвигаемся.

– Давай, мать, посмотрим, что у вас тут искрит. Инструмент есть какой в доме?

И пока Солдат проверял проводку старушка уже ему рассказывала историю своего дом.

– Это ведь бывший поповский дом, у батюшки и прислуга тогда даже была. Ему приход его в 1916 году построил. Да так полюбили прихожане своего нового настоятеля, что лес на строительство, а это была лиственница, сердобольные купцы везли аж из Сибири и строили на совесть, добротно. Если бы не революция…

– А имя-то у этого батюшки есть?

– А как же… Отец Всеволод Зосимовский.

И тут в коридоре вспыхнул свет.

– Спасибо тебе мил человек.        А ты, если не электрик из управляющей компании, к кому шел-то?

– К тебе, Анастасия Павловна. Шел правда очень долго и путь был длинным, но дошел-таки.

– Не иначе, как с весточкой от отца?

Солдат молча кивнул головой.

– Выходит, что меня Господь всё это время хранил для встречи с тобой?

– Скорее всего так и есть…

– Тогда, как я понимаю и разговор у нас с тобой будет длинным. А потому приглашаю тебя в мою коморку, заодно и чаем с дороги напою.

Квартира, которую занимала дочь погибшего полкового старшины Павла Забелина хотя и числилась двухкомнатной, а была более полуторной, кому же, проходной. Но изрядно чистенькой.

– Я её не случайно коморкой зову. У священника весь этот этаж занимала спальня батюшки с матушкой, его молельная комната и детская в которой жила его дочь Елена.

А когда его сразу после революции уплотнили, то перекроили все на свой лад для подселения в дом трудового пролетариата. Теперь на этом этаже целых три такие полуторки, как моя, одна комната и общая на всех кухня. Так вот, батюшке с матушкой и дочкой новая революционная власть только и позволила в той комнате жить…

– А откуда он этот ваш батюшка Всеволод? – спросил Солдат.

– С села Княжены Новоторжского уезда нашей же Тверской губернии. Его к нам настоятелем в храм Петра и Павла в конце 1916 году перевели. Тогда ему уже лет 50 было.

– Лучше было бы ему тогда там оставаться… – неожиданно сказал Солдат, – глядишь и жизнь бы свою сохранил.

– Так это его дядя к себе приблизил. Он благочинным этого округа был.

 

Воспоминания

1916 год

Дом Благочинного

 

Батюшка Всеволод сидел в просторной столовой двухэтажного дома своего дяди и отца Благочинного.

Они уже откушали и после выпитого чая у них состоялся разговор, ради которого, собственно, священника и призвал к себе отец Благочинный.

– Нас вчера в Москве собирали. – начал он, прислушиваясь к звукам за дверью. – Говорят, что скоро большевики возьмут власть в стране.

– Им-то мы чем не угодили?

– Причем здесь мы, они царя собираются свергнуть.

– Спаси и сохрани. И что мы будем молчать? Ведь вся власть от Бога…

– Вот именно, если Он попустит, то и мы примем свержение Самодержавия. А если нет, то осудим. А пока будем сохранять нейтралитет

– А за кого тогда молиться?

– Как и ранее, всё по тексту молитвослова.

– Господи… Мы же все от Адама и Евы, пусть и в отдаленном родстве, братья и сестры, неужели это кому-то не понятно?

– Уймись ты наконец. Я тебя, по просьбе матушки твоей и родной своей сестры, специально из деревни в город вытаскиваю, чтобы там крестьяне на вилы тебя не подняли, а матушку с дочерью не изнасиловали, зело сострадательный ты наш? Уже столько лет живешь на свете, а всё только в розовом свете видишь.

– Дядя, как же сие возможно?

– Говорю то, что нам в Москве об сообщили. Главное, чтобы и мысли ни у кого не возникало, что Церковь на стороне этих большевиков.

– Так мы, что действительно против Помазанника Божьего?

Отец благочинный сделал вид, что сей вопрос не услышал и продолжил:

– Так, что и погромы скоро будут, и храмы грабить станут, и колокола с колоколен сбрасывать… Эти революции повторяются из века в век. Ничего нового, а начинаются всегда с того, что именем революции реквизируют собственность и ценности. Поэтому, незаметно всё то, что действительно имеется в твоем храм ценного, соберешь и свезешь мне.

– Синод должен немедленно предупредить императора о готовящемся перевороте…

– Я ему про Фому, а он мне про Ерему. Оклады серебряные, кольца и самое дорогое из пожертвованного в окладах, а также наиболее старинные иконы желательно небольшого размера. Если спросят куда и зачем, то скажи, что на реставрацию… Сам в политику не лезь. А главное, Боже упаси, тебя уже у нас в храме на проповеди отвечать на какие-либо вопросы мирян о том, что происходит. Всё, как всегда. Только объяснения Евангелия дня.

Отца Всеволода словно холодным душем окатили. И даже после того, как отец благочинный уже встал и подошел к двери, он все еще продолжал сидеть, словно бы находясь в прострации.

– Всё, отец Всеволод, поднимайся и поезжай… В конце следующей недели после воскресной службы жду тебя с иконами и утварью, а в начале месяца уже будешь служить под моим началом…

Спускаясь со второго этажа, батюшка даже не смог толком самостоятельно ориентироваться в доме Благочинного, благо, что откуда-то вышла задастая и молодая девка, что вывела его на крыльцо.

 

Возвращение в реальность

Там же. Квартира Забелиной

 

Теперь Солдат и Анастасия уже сидели в её комнате за прибранным столом.

– А, что ты так судьбой священника-то интересуешься?

Солдат улыбнулся.

– Лет в двенадцать была у меня встреча с одним попом, как их тогда все называли. Однажды бабушка, с которой я тогда в Твери жил, отправила меня к нему с запиской, чтобы поминать за здравие моих родителей.

Храм, который она в молодости посещала, назывался Белой Троицей. Тогда это было самое древнее из каменных зданий Твери.

Так, к чему я тебе об этом начал говорить? Дело в том, что вместе с запиской она дала мне монетку номиналом в десять копеек, саму записку и пузырек для масла, чтобы передать всё батюшке.

Не знаю, как получилось, что, подходя к его дому эта самая монетка, что я крепко держал в ладони вдруг исчезла.

Вхожу, а записку держу за рукой…

Батюшка поинтересовался её здоровьем, потом взял у меня пузырек и отойдя, наполнил маслом.

И говорит:

– А записка-то о здравии где?

Делать было нечего, протянул я ему записку и замер. Слезы уже вот-вот из глаз брызнут.

Батюшка записку взял, почитал, а потом полез в карман и дает мне пятак сдачи…

Мне самому было не понятно, как монетка снова смогла появиться, тем более что саму записку я держал за спиной уже в развернутом состоянии.

И, облегченно вздохнув, со счастливый улыбкой побежал домой, рассказывать бабушке об этом чуде.

– Не иначе, как Матушка Пресвятая Богородица тебе, сироте, тогда помогла. Все уже о тебе ведала, вела и хранила эти годы для выполнения тобой некоей дальнейшей миссии этакого странника, а скорее, вестника, которого я сама все эти годы ждала… – сказала Анастасия. – Я уже давно седая, многое повидала, понять только не могу, как все враз забыли Бога? Сытые видно… А про войну теперь только по кинофильмам знают, да и от них нос воротят.

А главное, Солдат, в последнее время столкнулась с таким неуважением к простому человеку со стороны этой нашей демократической власти. Поди и сам знаешь, что в Советском Союзе такого откровенного грабежа народа не было… Именно самого народа.

Раньше они воровали у государства. А теперь это стало опасно, и они стали грабить свой народ.

Помнишь, как в фильме про Чиполлино, когда синьор помидор ввел налог и на воздух… На воду уже, как мне известно в наших деревнях, налог уже ввели. Осталось немного, дойдут и до налога на воздух…

Ну, да ладно. Рассказывай, служивый о том, как воевал и как погиб мой отец Павел Забелин?

– Он был постарше нас лет на пять, – начал свой рассказ Солдат. – а такое ощущение, что был нам всем, как родной и заботливый отец. Свое отдаст, если видит, что кто-то не успел прийти поесть или потерял фляжку, например.

Он всегда умудрялся каким-то непостижимым для нас образом доставать все то, что нам простым солдатам было необходимо…

Старушка его слушала и словно бы видела все то, о чём говорит ее гость и гордостью за своего отца наполнялось и ее доброе и справедливое сердце.

А Солдат продолжал:

– Помню, как он учил нас совсем еще молодых:

 

Воспоминание

В окопе на передовой

 

– Погибнуть в бою – это дело самое последнее, – говорил старшина, скучковавшимся вокруг него молодым бойцам. – Это всякий дурак сможет, а вот погибнуть, жизнь свою за товарища отдав, на это уже не всякий способен.

Так вот, настоящий подвиг состоит в том, что когда ты идешь в атаку, то главная твоя задача состоит в том, чтобы прикрывать спину товарища своего.

Не о себе думать надо, а он нём, тогда и Господь, только за одно это, сохранит твою жизнь уже для следующего боя.

И так на протяжении всей войны…

Ну, а если Господь все же чью-то смерть попустит, то уже исходя из Своих интересов или нашей собственной слабости…

 

Возвращение в реальность

Там же. Квартира Забелиной

 

Антонина внимательно вслушивалась в рассказ гостя.

– А то, что касается момента смерти твоего отца? Это случилось поздней осенью, на переправе.

 

Воспоминание

Переправа

 

Один из пополнения, шедший в строю по краю понтонного моста возможно, что от того, что сильно замерз, а возможно, что и просто задремал, оступившись, оказался в ледяной воде.

И на какие-то доли секунд все словно замерли и смотрели на то, как сильное течение подхватило и понесло солдата.

Старшина Забелин, сбросив полушубок, нырнул за ним в воду.

Строй остановился.

Солдаты с тревогой наблюдали за уже за начавшимся поединком старшины с водной стихией.

И вот уже обе головы вынырнули прямо у понтонного моста.

Старшина одной рукой, вцепившись за какую-то скобу, а второй держал того солдатика.

Стоявшие рядом солдаты мгновенно подскочили и вытащили его на мост.

Подошли другие. Кто-то сразу стал снимать с него, пропитанный водой ватник, мокрую одежду, другой достал флягу со спиртом.

 

Возвращение в реальность

Квартира Забелиной

 

– И, поверишь ли, Антонина, в это суете, мы все забыли о старшине. А у него, видимо, уже просто не осталось сил.

Колонну, конечно же, сразу остановили. Старший офицер разрешил попробовать найти тело старшины.

Нашлось несколько добровольцев.

Повезло мне, но было уже поздно.

Там же на высоком берегу под оружейный салют мы его и похоронили.

И, прежде чем ехать к тебе, я сначала нашел его могилу. И как же я был рад, что за ней ухаживают местные жители. И обелиск стоит достойный и заборчик вокруг.

Вот только написано было, что это могила неизвестного солдата. А теперь мы поменяли текст, написав, что здесь в ноябре 1943 году геройски, спасая бойца, погиб старшина Павел Зарубин из Вышнего Волочка.

Я даже попросил, чтобы они сфотографировали этот обелиск для тебя.

И Солдат положил перед ней фотографию.

– Спасибо тебе за это, Солдат!

Потом она встала и, показывая гостю свою проходную комнату, сказала:

– На время твоего гостевания – этот полумерок будет твоей жилой площадью. Так, что ставь, солдатик, сюда свой заплечный рюкзачок. Отдохни с дороги, а мне нужно одной немного побыть…

 

Под вечер, сходив в магазин, она что-то прикупила к столу, решив, что теперь, когда стало известно, как он погиб, нужно будет и в церкви помянуть отца.

С утра они вместе пошли в собор, где батюшка Николай отслужил заупокойную панихиду по воину Павлу Забелину, а уже дома они помянули его стопочкой.

 

Когда Солдат понял, что Анастасия достойно справилась со всеми поминальными церемониями, то они по вечерам стали беседовать. Говорила в основном она и, как правило, всё более о наболевшем:

– Ты ведь поди и сам знаешь, что пенсии нам, если честно, государство дает довольно скромные, чтобы мы раньше времени ноги не протянули, и этим статистику им не портили.

Солдат улыбнулся.

– Так вот половину этой пенсии забирают коммунальные службы под всевозможными названиями. Какое-то новое еще придумали ООО ЕРКЦ, а потом появились всякие Управляющие компании.

Я ведь очень хорошо помню, как работал наш ЖЭК. Муж моей соседки с первого этажа многие годы был у нас начальником одного из них. Я видела, как он каждый день, практически без выходных трудился, как по вечерам переживал, что кому-то что-то не сумел сделать сегодня, как сам требовал, добивался ремонта в той или иной квартире или дома, перепроверял выполненную работу. И добрая память о нем до сих пор в наших сердцах.

А сейчас? На фронтоне у нас полгода назад доска отошла. Сходила, написала заявку. В ответ говорят, что все люди заняты на других объектах

Через месяц та доска отвалилась. Снова пошла уже староста, оставила вторую заявку. Еще через два месяца провисли уже три доски…

Пошла к ним снова сама. И знаешь, что они мне на этот раз сказали? Что у них нет необходимой техники. Вот как где-то освободиться, так сразу... И это сразу длилось почти полгода.

Заглянули мы тогда со старостой в тот договор и оказывается, что такого рода работы, связанные с крышей, выполняются в течение пяти дней…

– А что мужчин в доме совсем нет?

– Один на фуре работает, мы его почти не видим. Есть еще сосед мой, куркуль, у самого дом в пригороде, так он эту комнату кому только не сдает.

– У вас же, как я вижу, собственность в доме долевая, если кухня общая…

– И что это значит? – спросила Анастасия.

– То, что без вашего согласия он н имеет сдавать свою комнату…

– А что мы пенсионерки можем сделать? Мы ему как-то попробовали замечание сделать, а грозиться начал, мол я из ФСБ, научу вас родину любить…

– Чтобы офицер ФСБ комнату сдавал и еще так себя вел? Не может такого быть. А участкового не пробовали позвать.

– Позвали, так он этого молодого лейтенанта чуть не по стойке смирно стоять перед собой заставил, а на следующий день все снова началось: и пьяные крики съемщиков, и мочатся со второго этажа в окно, и гадят в туалете.

– Понятно. Разберемся и с ним. А кто раньше занимал эту комнату?

– Весь дом был батюшкин. А после революции его, как они это называли, «уплотнили» комиссарами и семьями революционного пролетариата.

И вместо дома батюшка с семьей оказался в этой комнате.

 

Воспоминания

1918 год. Дом Благочинного

 

Отец Всеволод снова сидел в уже знакомой ему гостиной Благочинного. Правда стены уже были без икон, отсутствовали несколько живописных полотен передвижников, серебряные канделябры, да и столовая посуда была уже не серебряная, а алюминиевая.

Благочинный вошел в гостиную и с удивлением стал разглядывать племянника с обрезанной бородой.

– Что это такое?

– Дом мой, как я вам уже говорил перегородили.

– Ну, об этом я помню. С бородой-то что?

– Вот я и хочу рассказать. Перегородки между комнатами сделаны из фанеры. В комнате я с матушкой и Аленушка, еще молодая совсем, а за этой стеной сосед-матросик с кем-то братается чуть не каждую ночь. Мат-перемат такой, что нам и затычки ватные в уши не помогают, а мне ведь ещё к службе каждый вечер готовиться нужно…

– Ну, и сказал бы им, чтобы потише себя вели…

– Я им лишь собрался сказать, как они мне бороду-то, смеясь, ножницами и отрезали. А главное, за дочку Аленушку беспокоюсь, сосед-матросик уже какой раз вижу, как на нее заглядывается. Как бы беды, дядя, не вышло.

– Хорошо, я завтра позвоню в Собор, чтобы настоятель нашел тебя место для жилья, ступай.

– Дядя, а это что же… – показывая рукой на голые стены. – Неужели и у вас тоже все реквизировали?

– Опоздали, но кое с чем пришлось распрощаться. Я еще узнаю какая сука донос на меня написала. Своими руками придушу. Ладно, ступай, племянничек, завтра настоятелю вашему позвоню…

 

Возвращение в реальность

Там же. Квартира Забелиной

 

И Анастасия продолжила уже свой рассказ:

– В результате, батюшка с семьей переехал и служил далее уже в Соборе до августа 1939 года.

– А в августе что произошло?

– Арестовали его сердешного.

– Сколько ему тогда было лет? – уточнял Солдат.

– Уже восьмой десяток пошел. И 4 марта, если мне память не изменяет, 1940 года он был приговорен к 5 годам ссылки после чего отправлен в Казахстан… Далее след его затерялся. Но, правда, мы узнали, что в 1989 году он был реабилитирован по делу 1939 года.

– То есть, изначально был не виновен… А вы не пытались узнать, как сложилась его судьба в Казахстане?

– Так кто же нам такое скажет.

– Попробуем узнать…

 

Утром следующего дня Солдат стоял уже на Казанском проспекте напротив нужного ему дома. Поднялся на второй этаж и увидел табличку с указанием, что здесь располагается представитель УФСБ по Тверской области.

И нажал кнопку звонка.

Дверь открыл молодой человек в штатском и сразу же обратил внимание на медали, что были на пиджаке Солдата.

– Здравствуйте и проходите. Среди своих ветеранов вас не помню, откуда будете?

– Из Твери. Внучка однополчанина помощи попросила. Вот и решил с вами посоветоваться.

– Слушаю вас…

– Батюшка Всеволод Зосимовский, который жил в доме 8 по улице Вознесенская в 1939 году он был сослан по статье 58-10 в ссылку на 5 лет в Казахстан. В 1989 он по этому делу был реабилитирован. Хотим узнать, как сложилась его судьба.

– Пишите запрос на имя начальника УФСБ по Тверской области, где изложите свою просьбу. Вы когда домой возвращаться собираетесь?

– Пока должный порядок в доме не наведу, поживу…

– Хорошо, я с вами свяжусь…

 

Под вечер Солдат пришел в дом Анастасии с двумя сумками продуктов.

– Куда же ты столько накупил, мил человек. Да этого недели на две хватит.

– Нам это временя, нужно, чтобы еще кое-какие дела с тобой сделать. Кстати, сколько тебе приходиться платить за коммунальные услуги? А лучше покажи мне свои квитанции.

Анастасия принесла.

Солдат присел за стол и стал их внимательно рассматривать.

– Присядь, доченька, рядом.

– Что-то случилось? – спросила она, слегка встревоженно, присев к столу.

– Случилось, – сказал Солдат, глядя на сумму. – Давно нужно было мне, старому дураку, к тебе приехать, чтобы ты могла пособие за погибшего отца получать, да адрес твой куда-то запропастился. Извини, виноват я перед тобой.

– Нечего извиняться… Слава Богу, что приехал. Когда работала с оплатой проблем не было, а сейчас дети помогают.

Солдат ещё какое-то время продолжал рассматривать квитанции.

– Анастасия, а что это за странная квитанция об уплате за общедомовую собственность, а в качестве единицы расчета здесь указан метраж твоей квартиры? Какое отношение имеет метраж твоей квартиры относиться к общедомовой собственности? Ведь за отопление, подачу воды и свет в свою квартиру, а также за ее ремонт вы платите сами…

– Я тоже как-то их спросила. Говорят, что это какой-то общий расчетный коэффициент, якобы утвержденный постановлением правительства. И по нему и платим. Вся страна, поди, платит. А ещё в графе за отопление жилой площади включены 4 квадратных метра лоджии. Это у меня уже просто в голове не укладывается…

– Давая посчитаем вместе, что, собственно, входит в понятие общедомовой собственности? Лестничные площадки, коридор и сама лестница, как я понимаю.

Потом Солдат сам обмерил площадь лестничного пролета, самой лестницы, туалета и подсобного помещения. Разделил объем на 4 владельцев квартир этажа. И, с подсказки Анастасии, умножил полученный размер одного владельца на некий странный коэффициент, указанный в договоре. И даже при этом сумма ежемесячной платы составила уже не 520 рублей, а уже 140.

Тут в подсчеты вмешалась староста, сообщив, что они считают неправильно, так как нужно в метраж общедомовой собственности добавлять еще площадь чердака и подвала…

– А при чем здесь площадь чердака и подвала? На чердаке, я понимаю, вы за свою жизнь вообще не были. И чинить там, собственно, нечего. А в подвал если кто и спускается из вашей управляющей компании так только два раза в год, чтобы открыть и закрыть вентиль подачи воды в дом. И тогда с какой стати вам оплачивать этот метраж?

Старушки притихли.

– Я вот, что думаю, Анастасия, а ведь в этой квартире тебе в действительности принадлежит лишь объем воздуха, соответствующий её метражу. В этом они тебя точно не обманывают.

– О чём это ты?

– О том, дочка, что эта коморка, как ты ее называешь, лишь де-факто считается твоей, а де-юро – остается государственной собственностью, так как она и сам ваш дом, в свою очередь, является собственностью города.

– Мы же эти квартиры приватизировали?

– Вот и зря. Всю страну этим привлекательным манком о приватизации купили. А, потешив народ, они отказались сначала от ремонта ваших квартир, а вскоре и от ремонта площадей общедомового хозяйства полностью или частично. Также от оплаты тем, кто убирался в ваших подъездах и от дворников, которые следили за чистотой дворов. От всего того, что в Советском Союзе они сами содержали в образцовом порядке, даже устраивая социалистические соревнование по определению лучшего подъезда дома… Ты только представь какая это экономия.

– Для государства?

– Думаю, что нет, радость моя… Могу лишь предположить, что государство продолжает где-то полностью, а в каких-то регионах частично финансировать, возмещая, например, этой вот, как тут написано управляющей компании её затраты…

– Как же это все получилось, что мы сами в эту мышеловку попали?

– Насчет мышеловки – это ты права. Тут много, что ещё требует объяснения. Я, как ветеран войны, полученную квартиру не приватизировал хотя бы потому, что наследников у меня нет, а в итоге, ремонт в ней делают мне бесплатно, так как квартира, как я тебе уже говорил, принадлежит не мне, а Администрации Твери. Ну, и возраст мой уже таков, что можно не платить, плюс льготы…

– Это кто-же такое придумал?

– Нашелся какой-то новый Иуда и сдал свой народ за чечевичную похлебку, а наверху очень быстро поняли, как можно отдельной категории людей лично озолотиться на экономии, получаемой кем-то от этой приватизации. И, наконец, эти странные игры с понятиями общедомовой собственности, в результате которой они все содержание своего дома, повесили на вас. И даже капитальный ремонт дома, как я уже понимаю, они собираются делать вам лишь при наличии на вашем счете достаточных средств для чего и создали Фонд капитального ремонта…

– Да, мы же каждый месяц в него платим… К нам даже приходили несколько лет назад, всё обмерили и сказали, что мы включены в план капитального ремонта…– начала рассказывать староста. – Сказали, что и крышу нам заменят, и фасад полностью, и всю проводку… мы полгода сидели, что называется, на чемоданах, а так никто и не приехал.

– Интересно. Но ведь если приезжали и провели необходимые замеры, то это значит, что на ремонт уже были выделены средства… Не исключаю, что по бумагам, у вас все в том же году… капитально и отремонтировали. Вы, кстати, не знаете сколько на счете вашего дома сегодня средств?

– Да откуда же, мил человек, – сказала Анастасия.

– А почему, например, по итогам каждого года вас не оповещают о сумме накоплений на счету вашего дома?

– Почему? – поинтересовалась уже староста.

– Кто же будет пилить сук, на котором сидит? Думаю, что на вашем и миллионах счетов других домов не только вашего города, никаких денег уже давно нет. А новыми ежемесячными поступлениями латаются дыры, так называемых, очередных капитальных ремонтов.

– А ведь ты прав, Солдат… У нас в соседнем доме капитальный ремонт сделали так, что, как только идет дождь, они тазики по всему подставляют, – сказала староста.

– Что так?

– Потому, что под шифер эти горе-рабочие даже рубероид не подложили… – уточнила, слегка расстроенная. Анастасия. – Мы для них были, есть и будем: голодранцами, которые всё никак не вымрут.

Даст Бог, не доживу я до того дня, когда терпение у народ лопнет и он начнет на вилы их поднимать, как в старину, – произнесла Анастасия и задумалась, очевидно, что уже представляя, как в любой момент от, казалось бы, пустяка, полыхнет так, что мало никому не покажется.

– Согласен. Не хотелось бы, чтобы народ действительно не поднял на вилы, как ты говоришь, таких вот Управляющих компаниями и всевозможными Фондами капитального строительства, оборзевших в конец, олигархов и оборотней в полиции, губернаторов, возомнивших себя богами, которые тупо и безсовестно жируют за счет народа…

– Это называется мудростью… – неожиданно произнесла Анастасия.

– Какая мудрость, скажешь тоже. Просто у меня дома нет ни телевизора, ни компьютера. Иногда по вечерам позволяю себе читать наших добрых и ранимых классиков… И действительно могу быть свободен, как бы Владимир Ильич Ленин не пытался доказать обратного. Типа, что что «нельзя жить в обществе и быть свободным от него». Можно, если ты с Богом, то всё можно. Просто мы об этом не догадываемся, а рискнуть проверить боимся. Маловеры мы все, включая и меня, одним словом.

И какое-то время они оба сидели молча.

– Пойдем на прогулку, мой дорогой. Покажу тебе наши каналы, расскажу историю своего города, – сказала Анастасия, поднимаясь из-за стола.

 

Вскоре, погулял вдоль каналов они оказались на площади в центре города, а затем Анастасия привела Солдата к зданию краеведческого музея.

– Не хочешь зайти? У меня тут экскурсовод хорошая знакомая.

– Ну, если только действительно хорошая…

– Я имела ввиду, что она специалист хороший, а ты о чем подумал?

– О том, что сейчас хорошего специалиста найти трудно, а сама история, как я уже понимаю, перелицовывается заново каждое столетие… Кто ее только под себя не переписывал?

– Лучше эту тему не начинай…

– Внуков наших жалко.

Подошла экскурсовод.

– Добрый день, о чем вы тут без меня уже беседуете?

– О нашей истории, – сказала Анастасия. – Гость мой говорит о том, что кто только в угоду власти не переписывал нашу историю.

– Он прав, – поддержала она Солдата. – Расскажу вам об одном таком случае. Как-то великий русский ученый-самородок Ломоносов лишь попытался сказать, что немцам не должно позволять русскую историю переписывать. Так только за одно это его на год с лишним в каземат холодный поместили, дабы не смел своим скудным умишком подвергать сомнению деяний великих иноземцев.

А потом кто-то из этих же немецких ученых полностью переписал учебник истории, подготовленный самим Ломоносовым, а затем, уже после его смерти, издал.

– И в чем же здесь подвох чужеземца? – спросила Анастасия.

– Книга вышла с его, немца, уважительным предисловием к трудам и даже под фамилией Михаила Васильевича Ломоносова. Вот только от истории сего великого мужа осталось лишь наименование самой книги. Она была полностью им самим переписана.

Зато, как книга якобы самого Ломоносова, была растиражирована за границей, как подтверждение тому, что русский народ был и есть дикий, крайне необразованный и жестокий, воистину достойный лишь внешнего управления с помощью кнута и изредка пряника.

– А история с Левшой разве не об этом же – сказала уже Солдат. – Помните его последние слова: Скажите государю, что у англичан ружья кирпичом не чистят, а то, храни бог войны, они стрелять не годятся. Сказал и… помер, оказавшись никем не услышанным…

– Согласна.

– А что интересного вы могли бы мне рассказать уже об особенностях истории самого вашего города? – спросил Солдат экскурсовода.

– Тогда прошу вас пройти в наш музей…

 

А в один из дней Анастасия вернулась домой сама не своя.

– Что случилось, матушка?

– Представляешь, пришла по просьбе старосты в управляющую компанию заявку подать. На первом этаже не иначе, как труба канализационная засорилась, и вода не уходит…

– А что она мне не сказала, я бы сам посмотрел…

– Что-то и я об этом не подумал. Так вот. Сижу я за столом рядом с кассой, заявку в сумочке ищу и вижу, как выходит из своего кабинета начальник нашей управляющей компании.

Подошел он к кассе, заглянул в окошко, а потом руку туда запустил, выгреб деньги и пошел, рассовывая их по своим карманам.

– Ты хочешь сказать, что он взял деньги из кассы без счета?

– Ладно бы еще хотя бы для видимости сказал бухгалтеру посчитай и запиши… Нет, просто взял и пошел. Это что же за беспредел такой, Господи? Спрашивается тогда за что мой отец жизнь положил на войне? Ради них, заполонивших собой всё, как тараканы.

– У вас документы есть какие-нибудь? Договор с этой компанией?

– Сейчас у старосты возьму, – сказала и на какое-то время вышла.

А потом принесла пухлую папку с тесемками, знакомство с которой Солдат начал уже перед сном.

И, прочитав, разволновался так, что Анастасия, ему накапала валокордина.

 

Утром Солдат снова попросил Анастасию пригласить старосту.

– Смотрю, ты все акты подряд им подписывала. Даже те на которых не было ни подписи руководства Управляющих компаний, ни их печати…

– Так они показывали, где подписывать, я и подписывала.

– А работу по отмостке вашего дома стоимостью 64 тысячи кто принимал?

– Никто. Пришли сказали, что все сделали, мол подписывай.

– Предположим, но ты саму отмостку видела?

– А что на неё смотреть?

– Да, женщины… На будущее, отмостка – это изначальная песчаная подушка высотой шириной до 1 метра, затем на нее укладывается металлическая сетка такого же размера, а на нее уже насыпается щебень, перемешанный с песком и цементом.

– Наверное…

– За это ваше, наверное, а точнее за три мешка цемента с вас, судя по документам в общей сложности взяли 64 тысячи рублей, наложили на старую отмостку сантиметровый слой разведённого с песком цемента.

А все указанные в Актах приборы: манометры, шаровые краны, тройники латунные… Возможно, что и покупались и даже где-то поставили, но не у вас. Это точно. Я внимательно везде все облазил.

Ну, а если вкратце, то за 10 лет жильцы 8 ваших квартир заплатили Управляющим компаниям 700 тысяч рублей, а реальных работ, которые можно потрогать, проведено всего на 15 тысяч…. И вся оставшаяся сумма ушла на некие их административные услуги. И не только ваши, но и всех, как я могу предположить, жителей Волочка. Мои хорошие, да как же такое возможно? И это, не считая тех отчислений, что вы ежемесячно платите в Фонд капитального ремонта Тверской области…

– Если бы я акты не подписывала, то они вообще бы ничего нам не сделали… – произнесла староста, не иначе, как обидевшись.

– Так они и так вам ничего не делали. Ладно, не расстраивайся. Вот еще, что интересного я у вас обнаружил… Каждые 2-3 года у вас менялись Управляющие компании. И вам, скорее всего, приносили каждый раз новый договор с новой Управляющей компаний. Так?

– Да…

– А теперь смотрите. Например, Управляющая компания объявляет себя банкротом и государство им списывало долги. Но тогда и ваши долги, например, за ту же отмостку должны были быть тогда же ими списаны, а глядя на акты, видно, что остаток вашего долга, по той же отмостке, приняла на себя новая Управляющая компания. А затем следующая… О чем это говорит?

Старушка пожали плечами.

– О том, что, сменив название и номинально директора, могу предположить, что эта же группа людей продолжала и дальше жить за ваш счет. Думаю, что у них очередь даже была на место директора…

– Это как? – спросила Анастасия.

– Расскажу вам случай из времен правления Генерального Секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева. В Узбекистане каждый год какой-то колхоз награждался за высокий урожай хлопка. Соответственно, что директор получал Звезду героя Социалистического труда, а комбайнеры по легковой автомашине.

И так продолжалось многие годы пока однажды из космоса не были произведены снимки пахотный площадей в стране. Естественно, что на фотографиях оказались и земли Узбекистана. А когда их повнимательнее рассмотрели, то оказалось, что под посевы было использовано земли почти в два раза больше, чем было задекларировано… Так вот, возвращаясь к сказанному, у них там действительно была очередь этих председателей колхозов и каждый знал в каком году и он получит свою медаль Героя Социалистического труда…

Но вернемся к вашим управляющий компаниям. Не исключаю, что государство возмещает им затраты… Тогда понятно почему они существуют не более двух-трех лет. Сливки сняли и, пока их за задницу не схватили, сами себя обанкротили. Знать бы ещё, кто у вас тут с такой легкостью их банкротит, списывая им долги и, скорее всего, не забывая о себе?

 

А чуть позже Солдат сделал звонок в Тверской Общественный народный фронт, сказал, что хочет поговорить о работе Управляющих компаний города Вышний Волочек.

Обещали, что свяжут с координатором.

 

Потом зашел в Управляющую компанию и передал им для ознакомления подготовленный отчет о невыполнении ими за десять лет своих прямых обязательств и протокол общего собрания своих старушек в котором ими было принято решение отказаться от услуг управляющей компании, перейдя на самоуправление.

А вечером с Анастасией посмотрел новую постанову местного драматического театра по пьесе Бориса Васильева «А зори здесь тихие».

Правда, потом всю ночь ворочался, переживая от нахлынувших воспоминаний.

 

Прошло две недели.

Солдат искренне надеялся на помощь Тверского Общественного Народного фронта, хотел поделиться с ними тревогой за постоянное ложное доведения до банкротства Управляющих компаний в Тверской области и просто откровенного грабежа людей.

Видел по телевизору у Анастасии, как Президент встречается с молодежью, чающих положительных изменений в стране.

А потом соседский парнишка показал ему сайт этого Тверского отделения Общественного Народного фронта, где у руководства сидят одни пенсионеры, не иначе, как в прошлом партийные функционеры.

И понял, что Президента, не иначе, как и в этом обманывают, посылая на встречи с ним молодежь, а вот зарплаты, не иначе, как получают сами.

Из Тверского ОНФ ему так никто и не позвонил.

 

Через несколько дней Солдат снова отправился в местное отделения ФСБ.

Знакомый офицер сидел за столом и просматривал оперативную сводку за сутки.

– Проходи, Солдат! Получили ответ из Казахстана, в котором сказано, что в марте 1940 года сроком на новые 5 лет, ваш батюшка был этапирован в распоряжение НКВД Якутской АССР. Так, что теперь сделаем запрос в Якутию… Ну, а ты, Солда, все тут свои дела закончил?

– Последнее осталось…

 

Итак, наведя относительный порядок в доме, Солдат уехал в Тверь и некоторое время ходил по строительным организациям.

Смотрел, слушал, приценялся и сравнивал, а остановился на одной.

– Мил человек, – обратился Солдат к молодому парню, сидевшему в кабинете с табличкой, директор. – Поработать желает?

– Что именно нужно делать?

– Капитальный ремонт двухэтажного деревянного и зело изношенного за давностью лет, дома.

–Уже интересно. Присаживайся, отец. Сейчас ребят попрошу подняться.

И Солдат увидел появившихся молодых и жизнерадостных парней, в возрасте от 25 до 35 лет, которые первым делом спросили не о цене, как в иных компаниях, а об особенностях дома, сразу предлагая внесения каких-то принципиальных конструктивных изменений, способствующих не просто его ремонту, а и сохранению…

Потом сидели уже вместе с Солдатом, который привез им планы двух этажей и обсуждали вопросы новой крыши и материалы для неё, а узнав, что дом строился из сибирской лиственницы, предложили снять часть обшивки, чтобы посмотреть в какой она виде и, при возможности, полностью отказать от обшивки с последующей реставрацией исходного материала, чтобы он мог дышать… Также предложили заменить пластик на окна изготовленные по той же технологии, но из дерева.

Обсудили всё, вплоть до канализации, так как Солдат хотел, чтобы у старушек был не общий туалет на лестничной клетке, а у каждой свой и теплый. А также возможность замены всей электропроводки…

– Дом-то на какой улице? – вдруг спросил кто-то из них?

– В Вышнем Волочке…

Возникла пауза, а потом ребята, переглянувшись, заулыбались.

– Тогда будем считать, что все едем в оплачиваемый отпуск… – сказал директор. – Кто за?

Все подняли руки.

– За это вам спасибо. Кстати, рядом с домом целебный источник и река. Будете вечером купаться и можно даже рыбку половить.

А теперь главное: на все про все у нас будет два месяца, пока я старушек в санаторий отправлю. Поэтому нам нужен точный расчет работы и покупка всего необходимого сразу и здесь с общей транспортировка материалов и людей: тех, кто и на каком этапе работы будет вам нужен.

И главное, всё посчитайте, до последней мелочи, постарайтесь ничего не упустить, чтобы потом не бегать и не тратить время в поисках, а утром мне скажите смету, включая и свою работу.

Утром они снова встретились.

– Отец, учитывая объем работ, материалы и сроки, то общая сумма расходов не будет ли великовата для вас? – и передал Солдату уже подготовленную смету работ.

Тот посмотрел, подумал и полез во внутренний карман пиджака.

Тут на свет и появилась, подаренная ханом, зажим для галстука.

– Посмотри, мил человек, что это может стоить?

– Никита, – позвал и он кого-то из своих парней. – Подойди, это по твоей части будет и передал ему зажим.

– Ну, ни хрена себе… Где вы взяли этот воистину золотой Клондайк?

– В Монголии после войны меня им одарили.

– Этому раритету, а особенно камню цены нет…

– Ты уверен? – уточнил директор компании.

– В любом случае проверим. Только нашим оценщикам это показывать не имеет смысла.

– Тогда бери машину и с отцом поезжайте в Москву. Оттуда позвонишь по результату.

Уже в Москве зажим почти два часа исследовали. После чего приехавшие специалисты, попросили рассказать, как он попал к владельцу? И тогда Солдат сказал, почему он после войны оказался в Монголии и про то, что зажим был подарен ему ханом одной из провинций на память при расставании.

После этого рассказа, у ювелиров всё как бы срослось и они подтвердили, что вещь действительно редкая так, как только десять таких зажимов в древности были действительно изготовлены именно в той провинции, а главное заключалось в том, что драгоценные камни в каждом из зажимов для галстука не дублировались, а следовательно в и этом была их уникальность.

На следующий день, уже для получения денег и сопровождения Солдата в пути, подъехали и другие ребята.

 

Через неделю к дому на Воскресенской приехал автобус «Икарус», и какая-то женщина стала раздали старушкам именные путевки в самый престижный санаторий области.

Обрадовались они тому, как малые дети, а потом и задумались и к Солдату.

– Сынок, а сколько же мы должны за эти путевку?

– Путевки на два месяца, безплатные, выделены вам, как ветеранам труда отделом социального обеспечения Администрации города, – успокоил их Солдат, хотя сам им эти путевки и оплатил. И они счастливые уехали.

А на следующий день у дома выстроилась вереница грузовиков. Приехали уже строители из Твери. Кто-то стал разгружать привезенный материал, занося во двор дома, кто-то сразу заинтересовался его обшивкой, кто-то полез на чердак, а уже в самом доме изучал состояние электропроводки, так как необходим было подключать мощное электрооборудование…

И утром следующего дня работа закипела.

Когда через два месяц его старушки вернулись, то не узнали своего дома: металлическая крыша блестит, стены дома изменились неузнаваемо, окна новые вставлены, трубы газовой и электропроводка заменены, вода и туалет во всех квартирах… А также новая мебель у старушек и полный набор бытовой техники.

К тому же, на доме появилась мемориальная табличка, где сказано о том, что этот дом был построен на частные пожертвования благочестивых мирян города для своего настоятеля Храма Петра- и Павла г. Вышний Волочек священника Всеволода Зосимовского с семьей (1916-1917).

Правда, когда староста захотела еще что-то ещё себе лично заменить в своей квартире, то в Администрации города на неё очень странно посмотрели. И несколько раз даже переспросили, не путает ли она адрес дома, который они, якобы, им отремонтировали?

 

Грустно, конечно, что родное государство…

А впрочем нет, не государство. Государство – это всего лишь люди, которые у власти. Это у многих из них просто давно сердца окаменели.

Забыли они, наверное, спеша наворовать, что туда с собой все одно ничего не возьмешь…

 

И, перед самым отъездом Солдат пошел на прием к мэру города.

Три часа перед ним мелькали чем-то озабоченные люди, создавая видимость активной деятельности и собственной значимости.

Интересно, что выходили они из кабинета мэра с одним выражением лица, а через пару шагов, оно у них сменялось на вальяжно-расслабленное.

– Товарищ, – обратилась к Солдату секретарша. – Я же вам сказала, что она сегодня занята, у неё немецкая делегация. Потом она с ними обедает…

– Немецкая, говоришь? Это очень даже интересно. Они-то что тут снова забыли?

– Это по обмену опыта между городами побратимами…

– А с кем именно вы дружите?

– С Берлином…

– Берлин брал. У меня даже медаль за это есть. Ну, ладно, всему есть терпение… – сказал и, открыв дверь, вошел к кабинет мэра.

Мэром оказалась женщина.

А вот немцы, увидев Солдата с медалями явно заволновались и быстро покинули кабинет.

– Вы ко мне по записи? – спросила она, уже явно устав от долгих разговоров не о чем.

– Я сегодня уезжаю…

– И что я должна сделать, услышав об этом?

– Просто выслушайте. Это займет всего три минуты.

– Учитывая ваш возраст и награды, я готова дать вам эти три минуты.

– Тогда начну с главного. Извините, но возраст даёт мне право напомнить вам кое-что о том, что означало понятие о власти на Руси. О той ответственности, которую несет каждый из вас за тех, кого вы часто не замечаете, но за жизни которых с вас обязательно спросит Господь! За каждую вверенную вам в управлении душу, лично с вас спросит Создатель. Просто иногда вспоминайте об этом.

Теперь второе: я понимаю, что это не вы, а ваши горе-предшественники, а я бы сказал, временщики, довели Вышний Волочек до такого состояния. Такой разрухи города даже в годы войны не было. Десяток самых крупных и крайне важных заводов, включая стекольные, ткацких фабрик и предприятий не столько для области, сколько для России, хищнически разворованы, варварски разрушены и уже не подлежат восстановлению. Интересно, знает ли об этом Председатель правительства?

Третье. Скажите, что денег нет? Так отдайте эти строения за символическую цену. И увидите, что через три года вы сами не узнаете своего города.

Кто-то не получит крупной взятки? А теперь просто на минуту задумайтесь: а кто, собственно, может сегодня давать крупные взятки вашим чиновникам? Думается мне, что только тот, кто сам ворует по-крупному.

Сейчас есть много талантливой молодежи, у которой любопытные проекты. Бюджету города это ничего не будет стоить, а в результате получите новые торговые центры, современные гостиницы, а, как следствие, наплыв туристов и новые рабочие места для жителей.

И, может быть, впервые за последние годы, уважение людей. Или вам ближе идея постоянного государственного дотационного финансирования, которое, как я понимаю, в своей большей части, просто разворовывалось предыдущими главами города?

Впрочем, решать вам.

Только знайте, что терпение народа не безконечно. Лучше остаться в памяти людей рачительной, заботливой, а главное любящей хозяйкой. И тогда они станут вашими первыми помощниками во всяком вашем благом делании на пользу и во славу города.

Как и обещал, ровно три минуты! – Сказал он и пошел к выходу.

– Как вас хотя бы зовут?

У дверей он обернулся и ответил:

– Солдатом!

 

Ну, а теперь, если не устали, то далее из монолога старца Пимена («Борис Годунов» А.С. Пушкина):

Ещё одно, последнее сказанье —
И летопись окончена моя.
Исполнен долг, завещанный от Бога
Мне, грешному…

 

 

Часть шестая

ПУТЬ… В ВЕЧНОСТЬ

 

 

Наше недалекое будущее

Весна. Борт вертолета Президента России

 

В салоне за столом Президент и губернатор Тверской области, через которую в настоящее время пролетал на вертолете глава государства.

Рядом с ними, и, пытаясь удержать равновесие, стоит один из его помощников.

Президент задумался. Еще раз взял в руки уже подписанный им документ. Снова быстро пробежал его глазами и уже потом обратился к помощнику.

– Вы согласовали с Министерством обороны вопрос о приглашение на праздник 80-летия Дня Победы оставшихся в живых ветеранов?

– Они сегодня должны сообщить количество для включения их в гостевые списки для размещения…

Президент обращается уже к губернатору:

– Кстати, а сколько у вас в области осталось участников войны?

– Боюсь, что никого. Они все больше ассоциировались… с коммунистами. Но если вы хотите, то я могу сейчас же уточнить…

– Нет, в этом нет необходимости… А помнить нужно о каждом из них. Как только перестанете ухаживать за корнями – загубите всё дерево, так и с оставшимися стариками… А коммунисты они или нет – главное, что они все герой, победившие в той войне.

И уже обращается к своему помощнику:

– Проследите, чтобы в гостиницах они ни в чем не испытывали необходимости, закрепите за каждым человеком отдельную машину и сопровождающих, не забывайте про их преклонный возраст и состояние здоровья…

 

Вертолет приближается к Удомле.

В иллюминатор уже хорошо можно было видеть новые энергоблоки Калининской атомной электростанции.

Людей в салоне прибавилось, каждый хорошо знал, что ему предстоит сделать, и лишний раз старались не мелькать перед Президентом.

 

В Москве, рядом с министром обороны стоял его помощник, который и докладывал ему о подготовке к празднику Дня Победы.

– И еще, важное, звонили из администрации Президента…

– Да знаю я об этой их просьбе. И что? Сколько пригласили человек?

– Так некого вызывать… – тихо произнес помощник министра.

– Что значит, некого?

– Вот последняя сводка… – молодой майор раскрыл перед министром подготовленную заранее папку. – Смотрите сами, за последние полгода ушли из жизни 23 ветерана и 68 участников Великой Отечественной войны, в прошлом месяце умер еще один ветеран в Саратовской области и три недели назад кого-то из них хоронили в Москве…

– Дожили… Нет, не может этого быть. Поднимите на ноги все военкоматы, все службы социального обеспечения. Возможно, что кто-то лежит в больнице или в санатории. О ком-то просто забыли…

Помощник вышел из кабинета, а министр задумался над нечаянно возникшей проблемой.

 

Военком разыскал Солдата на его излюбленном месте рыбалки недалеко от своей дачи.

– Слава Богу, на месте… – радостно произнес он после того, как вылез из своей машины.

– Не шуми…

– Запрос именной из Москвы на тебя пришел. На праздник Дня Победы приглашают.

– Только ведь клев пошел…

– Поздно, я уже телефонограмму с твоими данными отравил…

– Друг называется. Лишь бы отрапортовать… – сказал Солдат, начиная сматывать удочки.

В ночной суете, подсаживая его на проходящий через Бологое поезд, военком, который и подвез его до вокзала, толком даже не объяснил, сказав лишь, что тебя на вокзале встретят, там все и скажут…

 

Поезд «Санкт-Петербург-Москва»

 

Утро. За окнами пробегают полустанки, позади осталось разлившиеся Московское море, глаза разбегаются от весеннего многоцветья полей…

И как в каждом поезде, в нем едут люди. Кто-то возвращается из командировки, кто-то едет в гости к родным или уже в отпуск…

Еще несколько часов и поезд прибудет в столицу России – город-герой Москву.

Солдат стоял в вагонном проходе и смотрел в окно.

Он был в своем парадном, или, как он его называл, пасхальном, костюме. Том самом, что привез, когда-то из Монголии. Вот и сгодился на старости лет для поездки в столицу.

На груди были его боевые медали, а другие, накопившиеся за все послевоенные годы и называемые юбилейными, он не носил принципиально.

Кстати сказать, на ногах были подлатанные и начищенные до блеска сапоги. Те самые, которые он так и не смог выбросить.

Но вот дверь купе распахнулась и выглянула его попутчица – молодая румяная женщина лет 35-ти.

– Входите, мы уже встали. Если вы не против, то я сейчас чай принесу. Вместе оно как-то веселее…

И прошла к проводнице.

Солдат вошел в свое купе.

Двое пацанов, старшему из которых было не более 15 лет, сидели рядом и смотрели на Солдата.

– Доброе утро, будущие гвардейцы, сказал Солдат, усаживаясь напротив.

В дверном проеме появилась их мать и проводница, девушка лет двадцати. Они принесли чай.

А Солдат, приняв из рук проводницы чашку с чаем, внимательно стал ее рассматривать.

– Было время, когда в таком же поезде, мы пили чай из стаканов с подстаканниками… – произнес он, говоря о подстаканнике, как о какой-то памятной радости.

Проводница улыбнулась и спросила:

– Вы их еще помните? Моя бабушка, а затем мама также работали проводниками, и бабушка один подстаканник сохранила на память. Хотите, принесу вам чай в подстаканнике?

Солдат улыбнулся и кивнул головой в знак согласия.

Проводница вышла.

Женщина достала сумку и стала раскладывать на столике нехитрую снедь. Конфеты, пряники, какие-то бутерброды…

Вскоре Солдат бережно принял из рук проводницы древний подкопченный подстаканник со стаканом чая, о чем-то задумался и сделал первый глоток.

 

Когда один из кабинетов в Администрации Президента уже покинули все его сотрудники, то сидевший за столом молодой человек взял трубку и набрал знакомый номер. Подождал, когда на противоположном конце взяли трубу, и сказал:

– Подруга, спешу сообщить тебе потрясающую новость. Где-то в тверской деревне разыскали… Нет – не снежного человека, а одного из последних ветеранов войны… Что значит какой? Историю надо было в школе учить – Великой Отечественной 41-45 годов… Да, самого что ни есть… Одного из последних, ортодокса… Прости, я забыл, что ты не знаешь этих слов…

– Он, наверное, и из ума уже выжил, писает под себя.

– Не знаю, но мне поручено его завтра встретить и отвезти в гостиницу. Думаю, что на этом ты могла бы сделать неплохое шоу. Заказывай, подруга, съемочную группу и завтра к десяти утра будь на Ленинградском вокзале…

– Что я тебе за это буду должна?

– Потом… за все сразу отработаешь… – и отключил телефон.

 

Дверь в купе поезда «Сант-Петербург-Москва», где сидел Солдат и женщина с детьми, внезапно распахнулась, но вместо проводницы они увидела, увешанного какими-то значками, пожилого мужчину. Редкие, к тому же сальные или просто давно не мытые волосы, выцветшие глаза, дряблая кожа делали его похожим на живую мумию.

– Не желаете ли календари, схемы станций метрополитена столицы? – И далее, не ожидая ответа, вывалил им на столик с десяток выполненных кустарным способом календарей и схем метро…

Дети, как всегда первыми схватились за эти репродукции и сразу же словно бы обожглись.

Со страниц календарей на них смотрели голые девушки.

Солдат быстро собрал всю предложенную коллекцию и вышел из купе.

А из конца вагона ему навстречу уже шел довольный продавец, распихивая по карманам свою выручку…

– Что-нибудь для себя уже выбрали?

– Не могли бы вы мне показать весь товар? – спросил его Солдат.

– Вот это клиент. Уважаю… Чтобы и себе, значит, и для друзей…

Он повел Солдата в соседний вагон, где открыл двери своего купе.

И достал с верхней полки небольшой чемоданчик.

Открыл. Чемодан был полон эротических изданий, видеокассет и все тех же календарей…

– Я беру все! – Решительно сказал Солдат.

– Надо посчитать сколько будет стоить весь товар… – сказал Мокин.

– Я не собираюсь платить. Просто реквизирую, как у врага народа. – и добавил: – Если я еще хоть раз в жизни…

– Всё понял! Обещаю, что этого больше не повторится…

Солдат прихватил их чемоданчик и пошел в свой вагон.

 

У служебного купе он остановился и постучал. Девушка сразу открыла дверь.

– Доченька, как бы нам сжечь всю эту гадость

– Да закладывайте в топку… Сразу же и растопим.

Она раскрыла топку, а Солдат чемодан и стал перекладывать его содержимое в печь. Поднес спичку и яркое, веселое пламя радостно затрепетало, пожирая содержимое своего огненного чрева.

– Спасибо вам за это, а то проходу от этой компании никому не было… Как саранча все заполонили…

 

Москва

Ленинградский вокзал

 

На здании вокзала уже висит несколько транспарантов с лозунгами «Привет участникам войны», духовой оркестр исполняет «День Победы» и группа телевизионщиков, пытавшаяся определить среди людей, прибывших в Москву последнего ветерана.

Молоденькая проводница с улыбкой прощалась со своими пассажирами.

У женщины с детьми были вещи, и Солдат взял на руки ее младшего сына, нечаянно прикрыв мальчонкой свои медали.

В результате чего ему удалось незаметным пройти мимо телевизионщиков и людей из администрации, которые приехали его встречать.

Но вот они увидели обвешенного значками и озирающегося по сторонам Мокина…  Его тут же окружили репортеры и какие-то люди в штатском…

От страха, что его забирают в милицию, Мокин стал заикаться:

– Я… э-это… а т-то все они… таа-ам… а я… ничего такк-ко-г-го ни…

Никто так и понял, что он хотел им сказать.

Его провели сквозь усиленный наряд милиции и посадили в импортный Мерседес…

Мокин от случившегося слегка ошалел….

А телевизионный репортер Ксюша лишь слегка покрутила пальцем у виска, словно бы давая понять молодому сотруднику из администрации Президента, что она была права, когда высказывала свои соображения по поводу дееспособности этого «ветерана» …

 

Солдат за это время помог женщине с детьми сесть в такси. Они попрощались и те уехали.

Он еще раз прошелся по уже совсем пустому перрону.

Из вагона вышла знакомая проводница.

– Вас так и не встретили? Куда же вы теперь?

– Право не знаю… Не страшно. Поброжу по Москве. Схожу на Красную площадь.

– Вы приходите завтра утром, вместе поедем домой!

– Спасибо, дочка!

 

Телестудия Останкино

 

В кабинет главного редактора одного из телевизионных каналов собрались его секретари и помощники, а также вся съемочная группа, что была на вокзале во главе с репортером Ксюшей.

Они просматривали отснятый материал.

Мы снова видим испуганного, ошарашенного вниманием к себе Мокина. То, как он весь извертелся в шикарной машине, как трогал всё, что оказывалось под рукой, нажимая всевозможные кнопки экипированной всевозможными прибамбасами машины.

А уж когда Мокин добрался до встроенного мини бара, то тут он ошалел окончательно и налил себе полный стакан из неизвестного ему доныне бутылки какого-то заграничного напитка, огляделся по сторонам и украдкой выпил…

Ксюша, выезжавшая на съемку, украдкой поглядывала на главного, пытаясь понять его реакцию на увиденное…

А уже когда Мокин ещё и запел «Из-за острова на стрежень: на простор речной волны выплывают расписные…» то главный уже не выдержал и резко скомандовал:

– Стоп! Довольно! Кто нашел этого идиота?

– Из достоверных источников в администрации Президента нам сообщили, что это один из последних ветеранов войны и вызван в Москву по личному распоряжению Президента…

– Даже так? Тогда это меняет дело… Подключайте в группу дополнительных людей, ищите все, что связано с его детством, боевыми подвигами, а главное в быту; отношения в семье, порочные связи, любовницы… Там за всю жизнь столько всего накопилось… Давайте раскрутим нашего ветерана на полную катушку… Родина должна знать своих героев!...

Репортер Ксюша и ее группа заметно оживилась, и гурьбой бросились из кабинета главное копать новый материал…

 

Мост над Москва-рекой

 

В это время Солдат стоял одном из мостов и с любовью глядел на город и величественный Кремль, а потом пошел в сторону Васильевского спуска…

 

Загородная резиденции Президента

В небольшом кинозале Президент во время послеобеденного отдыха смотрел фильм Сергея Бондарчука «Они сражались за Родину».

Шел его любимый эпизод: диалог Василия Шукшина и Георгия Буркова перед переправой…

Звонил телефон. Президент останавливает изображение на паузе и снимает трубку.

– Товарищ Президент! С ним накладка вышла. Получается, что встретили и привезли в гостиницу не того, кого надо бы… – докладывал начальник его личной охраны.

– Не понял. Ветеран приехал?

– Да! Поезд пришел по расписанию. В поезде он был, мы это точно выяснили, а там телевизионщики подсуетились, и кто-то из вашей администрации указал на другого человека, которого в результате посадили в нашу машину, и привезли в гостиницу…

– Выяснили, что это за человек?

– Мелкий вор-карманник Мокин. Имеет судимость. Обвешен был всяким значками наши из администрации и ошиблись…

– Это нам еще не хватало. И откуда телевизионщики могли узнать об этой встрече? Разберитесь с этим вопросом сами. И ищите Солдата!

– А что делать с Мокиным?

– Не нужно лишнего шума. Пусть переночует… скажите ему утром, – Президент на секунду задумался, – что он миллионный гость столицы. Подарите что-нибудь и тепло проводите… И чтобы кроме вас об этом инциденте никто не знал… А Солдата найти хоть из-под земли…

Президент положил трубку и, включил изображение и прибавил звук. На экране вновь ожили его любимые герои.

Президент смотрел фильм и улыбался…

 

У Могилы Неизвестного Солдата

 

Когда Солдат вошел в створки огромных металлических ворот, у могилы Неизвестного солдата развлекались трое великовозрастных подростка.

И все бы ничего, но тут они, приспустив штаны, собрались помочиться под елочками невдалеке от Вечного огня…

– Ребята, может быть не стоит делать это тут? – сказал Солдат, уже стоявший у них за спиной.

– Шел бы ты, папаша, своей дорогой… Пока тебя ноги еще носят…

И снова их гогот пронесся над аллеей.

– Зря вы так. Место, на котором вы стоите для многих свято… Не доводили бы дело до греха…

И вот они уже стайкой, словно волки, кружили вокруг Солдата.

– Каюсь, согрешил святой отец… – при этом он опустился перед Солдатом на колени. – Вчера срезал кошелек у слепой старушки, сегодня с утра поимел соседскую девчонку - юное создание… Видит Бог не хотел, но она так жалобно просила…

– Не надо больше, сынок! Остановись! Побойся Бога! – И Солдат протянул руку юноше, чтобы поднять его с колен.

Но это было воспринято, как проявление слабости и все трое мгновенно набросилась на Солдата, превращаясь в жестоких, безжалостных зверей…

Поначалу Солдат без труда отмахивался от них, не желая сделать кому-то из них больно.

Но вот один из подростков присел у него за спиной и когда Солдат невольно оступился и упал, то в ход пошли только ноги…

В этот самый момент несколько машин полицейского патрулирования взяли дерущихся в кольцо и бравые ребята с автоматами в руках, быстро растащили всех по машинам.

 

Районное отделение полиции

 

Солдата бросили в камеру районного отделения полиции вместе с теми, кто на него же и напал. Разбираться с ними особого желания ни у кого из полицейских чинов не было.

Дежурный по отделению уже кому-то докладывал по телефону:

– Предотвращена крупная драка у могилы Неизвестного Солдата. Группа подростков что-то не поделила там со бомжом. Пока установили только то, что он из Твери… – и дежурный повесил трубку телефонного аппарата.

Так информация об инциденте у могилы неизвестного героя стала достоянием сводки происшествий прошедшего дня.

А когда дежурный офицер, заполнив служебный журнал, поднял глаза, то увидел свой дежурный экипаж в полной боевой готовности.

В руках у каждого уже был полный стакан и нанизанные на вилках различные соления. Один из стаканов они протянули дежурному офицеру.

– За свободу, господа офицеры! За нашу полную свободу… – и добавил, – В стране дураков!

Они чокнулись и выпили.

– Если есть желающие сорвать сегодня крупный куш, то собирайте зрителей. – сказал дежурный друзьям.

 

В камере предварительного заключения Солдат стоял у маленького крохотного оконца и смотрел на небо.

– Господи, милостив буди им грешным, ибо не ведали, что творили… прости их неразумных, заблудших, несчастных созданий, погибающих без Твоей любви, умягчи их сердца, верни им радость созидания…

– Ты священник? – Спросил его один из парней.

– Я Солдат, сынок!

– И где ты воевал? – снова спросил Солдата тот же подросток.

– Начинал под Муромом и дошел до Берлина…

– Это что же за война такая? – вступил в разговор его товарищ.

– Народная, освободительная…

– И что же ты освобождал?

– Землю, на которою ты сегодня собирался мочится…

В разговор вступает третий парень:

– А от кого же ты ее освобождал?

– От немцев…

– И кто тебя просил? – снова сказал первый подросток. – Жили бы сейчас, как немцы…

Солдат лишь тяжело вздохнул.

 

Загородный коттедж

 

В апартаментах главного редактора одного из самых, самых, самых независимых телевизионных каналов страны раздается телефонный звонок.

Редактору пришлось сначала прикрыть дверь в ванную комнату, откуда доносились молодые голоса, не иначе, как его гостей, после чего ответил:

– Слушаю вас…

И мы слышим, как некто обращается к главному редактору:

– Смотрел сегодня вашу программу без всякого удовольствия… Или вы уже забыли, кто и для чего дает вашей студии деньги, оплачивает счета за этот дом и ваших мальчиков?

При упоминании о последнем, редактора слегка передернуло…

– Что же вы молчите?

– Мы хотели сделать вам подарок к празднику…

– И чем вы меня хотите удивить?

– Уникальный материал под условным названием – «Родина должна знать своих героев».

– Поподробнее…

– Покажем, как в старческом маразме веселятся бывшие победители, как тратятся огромные государственные средства на всевозможные льготы для тех, кто давил ростки демократии…

– Только все должно быть сто раз проверено и перепроверено, чтобы не было очередной осечки… Это должен быть дуплет, от которого «он» уже не поднимется…

В трубке раздаются короткие гудки. На том конце повесили трубку.

Редактор выдохнул. И пошел в ванную, где его уже ждали.

 

В полицейском отделении

 

Солдат, уже сидя на одном из лежаков, говорил, а молодые люди его внимательно слушала.

– Тяжело было переживать гибель товарищей. Это только в кино красиво и ловко все получается. На войне все решают мгновения, и твоя собственная жизнь часто висит на одном волоске. И ты выживаешь лишь потому, что кто-то другой отдал в этот момент за тебя свою жизнь.

Хотя, что вы об этом времени знаете. Начитался всякой макулатуры, а исполнительных дураков и провокаторов хватало во все времена. И чем вы лучше их, собираясь осквернить святыни, защищая которые ваши отцы и деды отдавали свои жизни…

Вместе с тем, в наступившей тишине всё отчетливее и отчетливее становился слышен шум. В соседних камерах хлопали двери и звучала громкая речь…

Сегодня друзья дежурного по отделению решили сами принять участие в гладиаторском поединке.

Солдат и сидящие с ним в камере ребята ничего еще об этом не знали.

–  Что-то нехорошее затевается. – сказал встревоженный Солдат. – На всякий случае старайтесь держатся вместе. В романе Льва Толстого «Война и мир» есть удивительные слова: «И если люди порочные связаны между собой и составляют силу, то и людям честным надо сделать только то же самое». Вспоминайте о них, хотя бы иногда…

Лязгает замок и открывается дверь их камеры.

– Всем на выход…

И вот Солдата с ребятами с помощью резиновых дубинок загнали в железную клетку.

На их лицах трех участников поединка были маски. Все уже были взведены и жаждали начала поединков.

Дежурный офицер сегодня был главным разводящим. Он и ткнул рукой в направлении одного из юношей:

– Этот…

Солдат выступает чуть вперед.

– Оставьте ребят…

– Еще слово и ты будешь покойником, – зло бросил дежурный офицер и замахнулся дубинкой.

Ребята видели, как Солдат, будто по оплошности, пропустил несколько его ударов, словно бы заводя офицера, а потом уже легко и, словно бы пританцовывая, каждый раз уходил от его следующих ударов.

Вот он, словно медведь, в каком-то замедленном вращательном движении вдруг слегка приоткрывается, и тут дежурный офицер, решив воспользоваться этой его ошибкой, тут же отлетает в угол от едва уловимого для глаза какого-то скользящего удара руки Солдата.

Это подобие неуклюжести возможно лишь при владение этим наивысшим приемом такого вида поединка.

Такое невозможно, возможно, что скажет читатель, подсчитав в уме, сколько же лет должно было быть нашему герою – нет, скажет - невозможно…

Что же вы такие, не внимательные? Разве в былинных сказаниях бывает что-либо невозможным для Героя?

И забываете при этом, когда сами в восхищении, глядя в экран телевизора, смотрите на то, как старик и монах-учитель восточных единоборств в одиночку, расправляется с десятком молодых бойцов, совершая немыслимые кульбиты и перемещаясь, как во времени, так и в пространстве, и, даже, шагающим по воздуху…

У них там, выходит такие есть, и вы с этим мысленно согласны, а нам, что же заказано?

Нет, брат! И наше Отечество располагает самородками, сызмальства взращенных на традициях русского рукопашного боя, посвятивших себя Господу, и до сего дня оберегающих Русь-Матушку!

Современные Илюши, Алеши и Добрынюшки – соработники Ангелов Света! И если вы их до сих пор не встречали, то это свидетельствует, что вы к такой встречи еще не готовы или то, что ваше время еще не подошло!

Однако же, вернемся к начавшему поединку.

– Отец, извини, но теперь наша очередь, – сказал один из парней, – а то тут явно кто-то просто оборзел.

Второй полицейский, который уже ворвался в клетку, так же замахнулся на ребят дубинкой

Тот из парней, кто стоял в центре, сделав шаг ему навстречу, резко присев, нанес ему сильный удар кулаком в пах.

Тот согнулся и упал от явно парализующей боли.

Женщины закричали. Их партнеры уже сами собрались броситься в ту клетку.

А молодые люди уже повторяли слова, сказанные им перед боем Солдатом:

– Если люди порочные связаны между собой… – начал первый из них.

– И составляют силу. То людям честным… – подхватил его слова товарищ.

– Надо сделать только то же самое… – завершил фразу третий.

Они же и достойно приняли первые удары дубинок на себя, ворвавшихся в клетку остальных полицейских, прикрывая собой Солдата.

 

Но уже через минуту, неизвестные, с автоматами в руках и в масках, вошли в помещение, где происходило ристалище.

Для начала всех поставили к стенке и парней, и зрителей, и самих полицейских.

Потом в отделение вошли люди в штатском из охраны Президента.

Солдата попросили повернуться.

– Тверской? – спросил его начальник охраны Президента.

– Да, если это что-то меняет…

– Вы свободны…

– Ребят нужно выпустить…

– Что произошло у могилы Неизвестного солдата?

– Я им лекцию читал… о любви в Родине!

Начальник охраны посмотрел на него и сказал:

– Виду, что ваша лекция пошла им на пользу.

Теперь улыбнулся уже Солдат.

– Молодые люди свободны… – сказал начальник охраны Президента.

Тут, с трудом поднявшийся, дежурный офицер закричал:

– Здесь все свидетели, что они напали на офицера…

– С тобой, господин офицер, как и твоими свидетелями будет особый разговор и в другом месте…

И когда Солдат увидел, что ребята вышли, то уже сам обратился к человеку, который командовал:

– Скажи, чтобы мне награды вернули…

– Немедленно вернуть, что взяли.

Дежурный офицер вынужден был открыть сейф и принести Солдату его медали.

– Ну, ты и сволочь! – сказал ему начальник охраны Президента.

Солдат к тому моменту уже прикрепил медали на своем пиджаке, а потом, подойдя, нанес прямой и жесткий удар тому дежурному офицеру прямо в челюсть. Так, как это умеют делать только фронтовые разведчики, вырубая напрочь…

Правда, начальник охраны Президента в это время смотрел в другую сторону и сожалел, что не сможет подтвердить этого…

 

Улицы Москвы

 

Светало.

Уже пошли поливальные машины, и набережная Москвы-реки засверкала, отражая первые лучи восходящего солнца.

Солдат прощался с ребятами, когда из отделения полиции вышел начальник охраны Президента.

– Солдат, Президент просил передать, что ты его личный гость…

– Спасибо сынок, но я свое уже отгостил. История обладает удивительным свойством периодически повторяться: всё, как в сорок первом: с вокзала на парад – с парада – в бой… Передайте, что я ему искренне благодарен за то, что он подарил мне эту поездку.

У стоящих и, всё слышавших парней, слегка отвисли челюсти…

Он медленно пошел по набережной «Москвы-реки», и никто не решался его останавливать.

Все молча смотрели на удаляющегося Солдата.

Смотрели так, как смотрят на какое-то неведомое чудо или непонятное небесное светило - лишь на миг обозначившее свое присутствие, и уже одним этим, сотворившим Добро и тут же исчезнувшим, словно его никогда и не было…

Возможно, что в то утро ребята впервые в своей жизни поняли, что на белом свете действительно есть Добро, обладающее удивительным свойством, которое заключается в необъяснимом желании не только постоять за друга своего, но если понадобиться, то и отдать за него и свою жизнь, и саму душу. И за него, и за свой дом, за родное Отечество.

Набережная сама, как в сказке, вывела Солдата к храму Христа Спасителя. Он остановился перед входом и степенно трижды осенил себя крестным знамением.

 

Храм Христа Спасителя

 

И лишь после этого прошел в храм.

Осмотревшись в пустом еще храме, Солдат остановил одного из церковных людей и попросил позвать священнослужителя.

Тот молча кивнул и ушел в алтарные двери. И почти сразу же оттуда вышел батюшка, который поспешил к ожидавшему его Солдату.

– Слушая вас, сын мой?

– Я хотел бы отдать в храм Евангелие, которое сохранил с времен войны. Я нашел его в одном разрушенном немцами храме. Собрал по листочку и всю жизнь пронес на себе… – с этими словами Солдат вытащил из внутреннего кармана небольшое аккуратное старинное Евангелие и протянул его священнику.

Священник прежде, чем взять в руки книгу, беспокойно посмотрел на своего собеседника. Его вид после поединка мог бы встревожить любого человека.

– Я защищал ближнего, отче…

Священник понимающе кивнул головой и принял Евангелие в руки, А, заметив, что обложка пробита по самому центру… снова остановился в замешательстве…

– А это от удара штыка… В конце 1944 года… Тогда Оно спасло мне жизнь. С той поры мы никогда не расстаемся…

– Сколько же вам лет? Хотя, что я такое спрашиваю… Вас, поди, Сам Господь Бог оберегает… Почему же вы хотите теперь передать этот ваш оберег нам?

– Чувствую, что мое время истекает. Хочу оставить его в надежных руках… И благословите меня в новый путь, батюшка…

Солдат склонил голову, сложив свои руки под благословение священника.

И пошел к выходу.

 

Улицы Москвы

 

У выхода из храма Солдат увидел пса. Явно уже давно оставленного кем-то за ненадобностью. Это была восточно-европейская овчарка. Пес был без ошейника и явно голодный.

– Что, старик, мы с тобой уж никому не нужны стали. Согласен, списали нас подчистую и даже сняли со скудного довольствия. Пойдем, как только начнут открывать булочные, я тебя чем-нибудь вкусненьким накормлю.

 

На бульваре, где он вскоре оказались были лавочки и детские площадки.

Солдат поднял кем-то оброненный резиновый мячик, который во времена его детства заменял мальчишкам ручные экспандеры.

Он размахнулся и бросил его вперед со словом: аппорт!

Пес мгновенно бросился за ним и вскоре уже стоял перед Солдатом с мячом в пасти.

– Интересно, а что ты у нас умеешь еще? – Спросил пса Солдат и поднял правую руку на уровне плеча.

Пес тут же сел в ожидании команды.

– Рядом!

И вот уже овчарка стоит рядом с ним.

– Молодец! Тут булочкой уже точно не откупишься. Ты заслужил достойного завтрака.

И они пошли в поисках пищи насущной.

Но Солдат не знал, что это был Тверской проспект и его модные магазины, называемые «бутиками» так рано для торговли, не открывались.

Одного молодого человека Солдат увидел в подземном переходе рядом с гостиницей «Националь», державшего старинный портрет, не иначе, как для продажи иностранцам.

«Несчастные, – подумал Солдат. – Что же вы творите, торгуя своими предками…»

 

Наконец недалеко от главпочтамта оказался открытым небольшой ларек, где Солдат купил псу обещанную еду, увидев на ларьке надпись «Хот-дог».

– Надо же, в Москве уже собакам еду продают.

Далее он удивился, когда увидел поданную ему обыкновенную сосиску в разрезанной булочке.

Пес не стал, удивляться, он, учуяв запах сосиски, уже сидел на задних лапах.

И то, с каким аппетитом он буквально в считанные секунды заглотил сей «хот-дог», заставили Солдата купить ему второй, а потом он решился и сам попробовать, чем же в Москве собак кормят.

– Знаешь, пес, а ведь у тебя губа не дура…

 

Здание Колонного зала Дома Союзов

 

А потом, когда они какими-то переулками вышли к зданию Колонного зала Дома Союзов, то пес неожиданно сел напротив стоявшего у его служебного подъезда небольшого крытого грузовика.

Солдат прошел еще несколько метров, прежде чем увидел, что пса рядом нет.

И обернулся.

Пес продолжал сидеть, наблюдая за тем, как рабочие разгружали какие-то мешки, похожие на те, в которых фасуют и продают сахар и заносили в дверь здания, памятного всем по трансляциям праздничных юбилейных концертов.

Солдат прошел несколько метров и из-за припаркованной машины, начал уже наблюдать за тем, что начинало разворачиваться у него на глазах.

Ему, как опытному разведчику, сразу бросилась в глаза некая нервозность в движениях рабочих, постоянные взгляды, которые они бросали по сторонам.

Один, выходя из подвального помещения, в который они сгружали мешки, даже замахнулся на пса, чтобы тот бежал своей дорогой.

Пес даже не шелохнулся.

Второй оторвал, скорее всего из своего завтрака, кусок краковской колбасы, но пес и на неё не реагировал.

«Молодец!» – мысленно похвалил пса Солдат.

Вскоре машина уехала, пес уже мог бы и догнать своего нечаянного попутчика, но продолжал сидеть.

И тогда Солдат пошел к нему сам.

Не доходя метра два до своего помощника, остановился и какое-то время осматривал место, на котором стоял грузовик.

Потом подошел ближе к псу. И увидел чуть заметный белый след, какой бывает от просыпанной сахарной пудры.

Он наклонился.

Пес зарычал.

Солдат попробовал этот сахар на вкус.

После чего обратился уже к псу со словами:

– Да тебе, брат, цены нет.

 

Зайдя на Главпочтамт, Солдат набрал номер знакомого сотрудника ФСБ в Вышнем Волочке.

– Слушай меня внимательно, сынок! Свяжись, пожалуйста, со своим начальством в Москве. Тут что-то очень нехорошее затевается. По телефону говорить не стану, ибо и они имеют уши. Я буду стоять на крыльце здания Главпочтамта. Пусть срочно кто-то присылают сюда…

 

Москва

Кремль

 

Президент стоял у раскрытого книжного шкафа, и в его руках была книга, которую он просматривал.

Раздался стук в дверь и в кабинет вошел уже знакомый нам начальник охраны.

– Нашли Солдата? – первым делом спросил Президент.

Начальник охраны кивнул головой.

– Рассказывай, ты мне не мешаешь, – попросил он и, закрыв книжку, поставил ее в шкаф.

– Всю ночь Солдат провел в камере предварительного заключения, где вместе с группой сорванцов участвовал в гладиаторских боях…

– С организаторами боями пусть твои ребята разберутся. И, если там есть криминал, то по всей строгости закона. Чтобы другим неповадно было. Где он сейчас?

В это время в его кабинете зазвонил служебный телефон.

Президент выслушал сообщение, а когда повесил трубку, то включил телевизор.

– Сегодня утром, в Москве, благодаря помощи ветерана Великой Отечественной войны, приглашенного в Москву на празднование Дня Победы, был предотвращен крупный террористический акт, ставивший своей целью… – передавала диктор.

– Это же он, – произнес начальник охраны президента, показывая на экран телевизора. – Наш ветеран. Надо же, и тут успел…

Так Президент увидел лицо того, кого они искали.

– Как ты думаешь, где он сейчас может быть?

– Скорее всего на вокзале! Его поезд отходит через полтора часа…

– Дай мне ключи от своей машины… Хочу без суеты…

– Если можно, я поведу машину сам…

Президент кивает в знак согласия.

 

Ленинградский вокзал

 

У здания Ленинградского вокзала вокруг Солдата и овчарки стояло уже несколько человек из числа тех, кто в это воскресное утро, собирался ехать на свои дачи за город.

Кто-то даже фотографировал Солдата и овчарку, ставшую сегодня известной на всю страну.

– Этого пса по старости кто-то уже списал с довольствия, – обращался к людям Солдат, фиксирующие его слова на свои смартфоны. – А сегодня он спас жизни не одному десятку человек, которые вечером соберутся на праздничный концерт в Колонном зале Дома Союзов, посвященный празднованию Дня Победы, которое и было целью террористов. Я уже стар и чувствую, что дни мои на исходе. Но если бы кто-то взял его, поверьте, он станет вашим лучшим другом и защитником.

И тут одна молодая девушка сделала шаг навстречу этому удивительному псу, а тот словно бы почувствовал, что решалась его дальнейшая судьба.

Правда, какое-то время его душа не иначе, как разрывалась между Солдатом и этой девушкой.

– Спасибо тебе, дочка.

– А как его зовут, дедушка?

– Зови Солдатом! И знай, что он знает все команды.

– Рядом! – сказала девушка.

И пес, бросив благодарный взгляд на Солдата, уже стоял рядом со своим новым другом.

 

Президент страны шел по перрону Ленинградского вокзала, всматриваясь в лица отъезжающих.

Он еще не знал, в каком вагоне мог быть Солдат и скорее доверился своему сердцу, интуиции. Его сопровождал лишь начальник его охраны.

Люди на перроне начали узнавать своего Президента. Оглядывались ему вслед. На их лицах было удивление. Вот так просто. Без охраны и толпы сопровождающих им еще никогда не доводилось его видеть.

Солдат стоял у окна вагона. Вещей у него не было, да и места-то своего еще не было. Он пришел в тот же вагон, в котором приезжал в Москву.

Проводница узнала и пообещала устроить на свободное место

Сейчас он стоял в самом начале вагона и увидел Президента страны первым.

Президент почувствовал этот взгляд. Остановился и стал всматриваться в окна вагона.

И их взгляды встретились.

Президент облегченно вздохнул. Успел…

Он всматривался в Солдата, словно старался запомнить его.

А Солдат внимательно смотрел на Президента, как отец на своего родного и любимого сына.

Голос в динамике сообщил, что поезд отправляется, и провожающих просят освободить вагоны…

Солдат не мог не откликнуться на то внимание, которое проявил Главнокомандующий к простому Солдату, а главное, что на это внимание не могло не откликнуться его любящее, израненное сердце.

Поезд тронулся и…

Солдат вышел из вагона.

Махнул на прощание рукой молоденькой проводнице и сделал шаг навстречу Президенту!

Солдат и Президент молча пожали друг другу руки.

И медленно двинулись к выходу с вокзала…

Находившийся рядом начальник его охраны уже видел, как к ним приближаются лица сопровождении, а сам перрон уже почти освободили от провожающих.

 

Москва. Кремль

 

В зале торжественных приемов, куда привели Солдата, было совсем немного людей, большей частью это были военные.

И Солдат вдруг увидел, что эти генералы и даже маршалы разных родов войск были в основном молодые, но уже имевшие достаточно серьезные награды, включая звезды Героев России.

Но вот распахнулись двери и в зал вошел нынешний Главнокомандующий и Президент России.

Офицеры замерли.

В какой-то момент, Солдату стало даже немного неудобно среди такого количества военных столь высокого звания.

И он стал даже осторожно перебираться в задние ряды.

Зазвучал голос Президента:

– Товарищи офицеры! Я пригласил вас сюда, чтобы поставить точку в одном затянувшимся деле о награждении, которое должно было состояться еще в далеком 1941 году.

Нам трудно было найти этого Солдата, потому что командир полка, где он служил в полковой разведке, простым химическим карандашом вписал в наградной лист в графе имя и фамилия слово «Подкидыш». Именно такое имя солдаты дали своему сыну полка.

Солдат, который уже почти дошел до дверей, услышав знакомое слово, остановился.

Президент продолжал:

– И вдруг кто-то из поисковиков наткнулся в сети на это слово в воспоминаниях генерала-полковника Александра Васильевича Каштанова.

Мы наши и саму книгу, из которой узнали о том, как осенью 1941 года, четырнадцатилетний подросток, сын, погибшего командира пограничной заставы в Белоруссии доказал, что имеет полное право называться бойцом Красной Армии.

Уже на третий день по прибытию на фронт, из винтовки он сбивает немецкий Мессершмитт. До этого из горящего вагона вытащил раненного взводного этого полка, а еще через несколько дней спас жизнь и документы уже офицеру связи, нарвавшегося на немецких диверсантов…

И так он воевал до самого окончания войны.

Из этой же книги воспоминаний мы узнали и том, что в больнице, куда Солдат попал после ранения в боях за Берлин, очередную награду «За взятие Берлина»» ему вручал лично маршал Советского Союза Григорий Константинович Жуков.

Офицеры непроизвольно захлопали в ладоши.

– А день назад… – тут Президент сделал паузу. – Такое даже представить себе невозможно. Наш разведчик вновь спас уже наш любимый город Москву от неминуемого террористического акта, в очередной раз спасая жизни десятков людей. И скромно, даже не назвавшись, ушел от объективов телекамер…

Мы связались с военкомом Твери и узнали имя этого героя. И сегодня этот разведчик здесь, с нами.

Представители высшего командного состава России начали осматриваться вокруг себя, пока не увидели за свой спиной скромно стоявшего Солдата.

И уважительно расступились, освобождая ему путь к Президенту.

Тот, дождавшись подхода гостя, сказал:

– Солдат, сегодня, в день нашей Победы, я искренне поздравляю тебя с получением одной из наших высших боевых наград – орденом «Красного Знамени» за особую храбрость, самоотверженность и личное мужество, проявленные тобою в первый и самый тяжелый год войны.

Президент, крепко пожав ему руку, прикрепил орден «Красного Знамени» к трем медалям Солдата: «За отвагу», «За боевые заслуги» и «За взятие Берлина», под аплодисменты всех присутствующих в зале.

– Может быть скажите несколько слов молодым генералам? – спросил, улыбаясь Президент.

– Сынки… – произнес Солдат. – Поверьте мне, на вашу долю еще выпадут не менее тяжкие испытания. Так, что не расслабляйтесь, а просить могу лишь об одном: верьте солдату и берегите своего солдата.

Мой старшина Сироткин тяжело умирал у меня на руках от удара немецкого штыка в живот. Он умер потому, что принял удар того штыка на себя, прикрыв мою спину в первые дни войны.

А рядовой Михалыч, мой первый командир на кухне, умер уже в Берлине за день до объявления нашей Победы со словами: «Подкидыш, а ведь мы их с тобой сделали».

Тогда мы их действительно сделали…

Теперь очередь за вами. И враг, у порога, как я уже понимаю, тот же.

А теперь главное. Лишь вера в меня моего старшины Сироткина и Михалыча, а также их личная воля помогли мне стать тем, кем я стал, – Солдатом! И поэтому всегда свои награды, включая и этот орден, считаю и считал и их личными наградами.

После этих слов, все офицеры продолжительными аплодисментами, выразили Солдату уже своё уважение.

– И последнее, недавно я услышал, как один мудрый еврей… Уточню. Среди них много умных, а мудрые, поверье, большая редкость. Так вот, он предельно уважительно сказал очень важные для всех слова о силе духа русского солдата. Я их запомнил, так как согласен с каждым из них и повторю для всех вас.

Вот, что он сказал по поводу американской армии:

Никогда в своей истории американская армия не отличалась способностью обороняться и защищаться.

На Филиппинах она бежала имея численное превосходство над японцами. И впереди всех бежал их национальный герой, считавшийся наиболее выдающимся полководцем Второй Мировой войны, генерал армии Макартур.

Не было ни в одной армии мира Брестской крепости.

Не было Сталинграда. Ни у кого.

Слова «Умираю, но не сдаюсь» кровью написаны только на русском языке.

Ни на одном другом.

Никогда никто этого не писал.

Это огромное отличие, это то, что дает силу России.

Не будут никогда американские войска воевать до смерти.

Не бывает этого.

В России это было, и не раз, и доказано…

 

На этот раз одобрительные аплодисменты присутствующих генералов были не нужны, так как все мысленно были согласны с услышанным.

А Солдат, видя в зале приемов телевизионные камеры и понимая, что идет трансляция его награждения по всем каналам России в первую очередь обращался с этими словами уже ко всем нашим молодым солдатам и офицерам, а также и к тем, кому скоро ещё только надлежит ими стать.

Потом было сделано их общее фото.

 

Загородная резиденция Президента в Завидово

 

Вечером Президент и Солдат сидели у костра.

Рядом стоял небольшой стол со скромной закуской. Так и не откупоренные, бутылки водки и красного вина. Немного фруктов.

Но никто не ест.

 

– На востоке мне рассказали о существовании старинной мудрости, которая передавалась правителям из поколения в поколение, – рассказывал Солдат.

– И в чем её смысл? – спросил Президент.

– В том, что ничего не следует менять, приходя к власти, – время само всё исправит и расставит по своим местам…

Я ведь как надеялся, что придет Горбачев и скажет народу правду! Не сказал. Ельцин её и сам знать не захотел – лишь приоткрыл Истину – и тут же захлопнул – так она его напугала.

И как тут не поверить, что не сидит где-то в золотой клетке волшебная птица феникс и своим пением усыпляет нашу совесть, притупляет сознание, обволакивает паутиной лжи нашу память, а главное – сбивает с толку нашу подрастающую молодежь.

– И в чем же наше спасение?

Солдат подбросил в костер несколько веток.

Пламя высветило их лица.

– Для начала, каждый из нас должен преодолеть в себе беса разъединения...

Президент задумался.

– Я где-то уже слышал эти слова…

– Покойный митрополит, тогда еще Ленинградский, Иоанн, сказал их перед самой смертью… В этой связи, я вспоминаю покойного писателя Дмитрия Балашова с его серией романов, в которых рассказывается о Руси времен княжеской междоусобицы. Не дай Бог и России снова оказаться перед угрозой такого разделения…

Это были времена из истории Тверской земли, когда, что ни год, то дотла выжигались деревни, разорялись житницы, вырезался весь род, а тех, кто не погиб, еще молодых и крепких забирали в полон…

И каждый раз, оставшиеся в живых, начинали отстраиваться заново.

Сначала всем миром – воздвигала храм, потом уже свои дома.

А на следующий год все повторялось сначала… Снова жгли: то свои рати Московии, то литовцы…

Это же какую любовь к земле своей надо было иметь, чтобы так ее защищать?

Какую веру, чтобы руки не опустились, каждый раз обустраивать все заново?

И если бы тогда народ православный всем миром за Державу и ее власть не молился, то мы давно бы уже сломались…

– Считаешь, что лишь Православие может спасти нас?

– Православная церковь, как я понимаю, в 1917 году уже предала Царя-батюшку. А ныне, по крайней мере о большинстве нынешних можно сказать словами, наполненными древней мудростью: раньше чаши церковные были деревянными, а попы золотыми. Ныне же, чащи золотые, да попы деревянные.

Президент улыбнулся.

– Было такое понятие: не по чину берешь. Да вы поди и сами это хорошо знаете. Вот и о тех попах, кто ныне несется по улицам Москвы на дорогих машинах представительского класса, можно сказать также. За стеклами своих лимузинов они не видят людей.

– Это может быть подарок мирянина от души…

– Такой подарок может быть и искушением, как я понимаю. Но в любом случае не следует дразнить верующих, приезжая на этой машине на службу. А по мне так или не принимай, а если и принял, то продай, а вырученные средства потрать на нужды той же Воскресной школы для детей, которых православная церковь практически потеряла. Объясню, как понимаю. Когда в 90-годы власть вдруг отдала все свои, большей частью, разрушенные храма – думаете она сделала этим благое дело? Нет! Кто разрушал тот должен был и восстанавливать. Тем более, что, отдав церкви эти храмы, они всё равно остались собственностью государства.

А священство словно забыл, что они не прорабы, вместо того, чтобы молиться, стали искать средства для их восстановления, а нужно было бы, искать средства на христианское просвещение детишек сызмальства, с детских садов, издавая крайне дешевую, а для них и вовсе бесплатную душеспасительную литературу, как это делал, например, книгоиздатель и просветитель Иван Дмитриевич Сытин. За одно-два десятилетия они смогли бы вырастить по всей стране молодую православную поросль с чьей помощью тогда и нужно было бы начинать возрождение храмов, но так, чтобы своими руками и, как говориться, всем миром. А до этого времени молиться можно было бы и в доме, сделав в нем домашний храм. Это мог бы быть настоящий праздник и испытание, когда в возрождении того же сельского храма участвует вся деревня от мала до велика, помогая кто чем может. Вот что такое возрождение храма и православной жизни. А восстановление – это когда священник нашел где-то деньги, да еще не дай Бог, с откатом, да сговорился с заезжими бригадами шабашников, то сей храм не станет для большинства из окрестных жителей своим, за который и душу положить, в случае нечаянной беды, будет не жалко.

– Тогда вся надежда остается на российскую деревню-матушка?

– Думаю, что так. Правда сейчас деревенский люд все с себя спустил и пропил. Видно, что всякую надежду уже потерял. А без деревни страну не поднимешь – кишка тонка… Столько лет без войн: в сытости и лености, погрязшие в пьянстве и воровстве – как тут народу не захиреть?

Думаю, что только настоящее потрясение еще способно пробудить наш народ, встряхнуть его от спячки, от морока пьянства… Иначе – погибнем. Сами себя погубим. И иноземец тут даже не понадобится.

– Значит снова гражданская война?

– Она давно уже снова поделила нас на богатых и бедных . На тех, кто уже мысленно снова продался за чечевичную похлебку и тех, кто верит в ее возможное возрождение.

– Я общался совсем недавно со Святейшим Патриархом он надеется на возрождение страны мирным путем… – сказал Президент.

– Поздно… В большинстве своем мы не сумели привести к Творцу значительную часть уже своих детей. Потому, что их родители все еще одной задницей пытаются усидеть на двух стульях. Нельзя любить этот мир, принимая его таким, каков он есть, веря в Бога, и, одновременно, поклоняться золотому тельцу!

Запад свой выбор уже давно сделал и нас в эту же мышеловку соблазном уже столько лет заманивал, а теперь предстоит борьба посерьезней. Очень скоро они всем кагалом попытаться на нас навалиться. Землицы им нашей немеряной, давно, как хочется, недра её уже между собой делят…

Однако же, ремень потуже затянуть всем очень скоро еще придется. И вновь победим, но при одном условии, если каждый сумеет преодолеть в себе этого беса разъединения…

Потому, что победить любого врага, как внешнего, так и внутреннего, можно лишь сплотившись в единое целое, сцементированное на словах Спасителя о высшей, свойственной во всем мире только нашему Солдату, готовности положить живот свой за други своя.

И он первым легко поднялся с земли, а затем протянул Президенту свою руку.

 

Москва. Красная площадь

 

Весь генералитет нашей армии выстроился с обеих сторон Мавзолея.

Рядом и вокруг были известные в стране люди: военные, ученые, творческие работники, их дети.

Президент и Солдат стояли рядом.

Мимо них проходили парадным маршем войска. Это были солдаты, воевавшие в Афганистане и Чечне, участвовавшие в миротворческих акциях за рубежами нашей Родины и на земле Украины.

Мы видим их выправку, твердый, печатающий брусчатку Красной площади, шаг, волевые лица бойцов Росгвардии.

– Идет твоя смена, Солдат! – сказал Президент.

– Это твоя боль и надежда…

Президент понимающе посмотрел на него и улыбнулся.

– Спасибо, тебе, Солдат. От имени себя и своих детей, от имени народа… Я вчера не спросил тебя, может быть нужна какая-то помощь? Там, дома? Жене, детям?

– Я же на фронте с четырнадцати лет… Тогда обзавестись не успел, а потом…

Его ноги стали вдруг ватными, и он почувствовал, как начал медленно опускаться на землю.

Президент понял, что что-то случилось, и успел подхватить на руки оседающее тело Солдата.

– Держись, Солдат, не уходи!

Окружение Президента, связывалось с врачами, которые дежурили на Красной Площади.

Президент уже опустился перед Солдатом на колени.

– Прости, сынок, не хотел доставлять тебе лишние хлопоты в праздник, да всему видно на свете отмерен свой срок… – сказал Солдат, вздохнул и обратил свой ясный взгляд в небо.

Туда, куда стремилась уже его, изрядно уставшая, душа…

 

Проходившие в этот момент мимо трибуны, колонны военнослужащих видели своего Президента, стоящего на коленях и придерживающего голову лежащего на земле Солдата, и шли, твердо печатая шаг, отдавая ему и Солдату последние воинские почести.

Подошедшие врачи быстро поняли, что Солдат мертв. И только развели руками…

Звучат слова приветствий, усиленные ретрансляторами. На Красную Площадь входят колонны демонстрантов… Через несколько минут праздничная толпа заполнила собой всю площадь. Но вот звуки парадного марша внезапно обрываются.

И в наступившей тишине раздается голос диктора:

– Дорогие москвичи и гости столицы мы прерываем праздничную трансляцию и предоставляем слово для экстренного обращения к народу Президента России…

Люди, в беспокойстве стали всматриваться в его сторону.

Президент подошел к микрофону. Еще раз посмотрел в сторону лежащего уже на носилках Солдата.

По щекам текли слезы, которых он уже не стеснялся.

– Братья и сестры! К вам, к вашим сердцам обращается ваш Президент. Буквально несколько минут назад в праздник Дня нашей Победы…

 

Телестудия Останкино

 

А в это же время в одной из студии шла подготовка прямой трансляции передачи «Кто ты, солдат?»

Рабочие мониторы транслировали парад на Красной площади.

Один из рабочих просит прибавить звук:

– Дайте послушать!

Второй рабочий прибавляет звук, и все присутствующие неожиданно для себя, слышат слова Президента:

– …У меня на руках… закончил свой путь, свой земной подвиг – наш гость, Солдат, защитник нашей Родины и один из последних участников Великой Отечественной войны…

– А кого же мы все это время снимали? – спрашивает главный редактор, обращаясь к присутствующей в студии Ксении.

А потом все поворачивают голову, в сторону сидящего за столиком и что-то жующего Мокина, явно довольного такой нечаянной халявой…

 

Московская квартира

 

В квартире живет женщина с двумя детьми, которые ехали с Солдатом в поезде.

Женщина хлопочет на кухне, а дети смотрят траурную церемонию прощания с Солдатом.

Старший сын видит крупный портрет Солдата и кричит маме:

– Смотри, иди сюда. Там показывают Солдата, который ехал с нами в поезде.

Женщина, вытирая руки о полотенце, входит в комнату и действительно узнала попутчика.

– Почему же он умер, мама? – спрашивает ее младший сын.

– Наверное такие больше всего нужны Богу, таких Он любит и забирает к себе… Упокой, Господи его душу…

Старший сын встает и подходит к матери.

– Мама, только ты не начинай плакать сразу, но я решил, что когда вырасту, то тоже стану солдатом, и буду защищать вас и наш дом…

Мать обняла его за плечи. К ним подошел и встал рядом младший сын. Она прижала к себе и младшего.

На экране их телевизора был виден гроб с телом Солдата, установленный на артиллерийском лафете, рядом стоял почетный караул.

 

Храм Христа Спасителя

 

Заканчивается чин церковного поминовения, совершаемого Святейшим Патриархом Московским и вся Руси…

Знакомый нам уже священник выносит небольшое Евангелие и кладет его на грудь Солдата.

Слово для прощания предоставляется Президенту России:

– Он ничего не просил для себя. Он приехал, и мы даже не узнали его. Всю ночь он провел в камере предварительного заключения, потому что какой-то ретивый полицейский чин подумал, что он бомж. Даже не обратив внимание на боевые награды, висевшую у него на груди…

Как же должны очерстветь наши сердца, если мы перестали воздавать должное их героизму и самопожертвованию, лишили их нашей любви и помощи, простой человеческой теплоты…

Мы просто предали всех их своим равнодушием, забвением памяти о том подвиге, который они совершили…

И вот сегодня Господь забирает от нас одного из последних, воистину лучшего их них…

Слава Богу, что я лично имел великое счастье всего лишь одну ночь побыть вместе с этим удивительным человеком.

В его последнюю ночь.

И я искренне горд, что могу считаться его современником.

Среди участников траурной церемонии мы видим и молоденькую девочку проводницу, и подростков, сидевших с ним в камере полицейского участка Москвы, Аурику с дочерью из Молдавии, лесника и его друга доктора из таежного поселка на Дальнем Востоке, монаха Сергия из монастыря под Калугой и солдата Олега Пороховщикова с медалью «За боевые заслуги» на лацкане пиджака, которых Господь собрал в эти минуты в храме…

А Президент продолжал:

– Спи спокойно, Солдат! Родина не забудет тебя и твой подвиг, как не забудет подвигов отцов и матерей своих, дедов и прадедов, положивших жизни свои на алтарь нашего Отечество!

Прости и меня, Солдат, Христа ради.

И Вечная тебе память!

И церковный хор подхватывает: «Вечная память» …

 

Голос диктора Центрального телевидения, размноженный миллионами ретрансляторами, сообщает о минуте молчания.

Остановился транспорт на улицах города.

В домах, у телевизоров стояли всеми семьями.

Молчали люди в магазинах и рабочие, остановившие станки заводов…

Голос диктора на кадрах хроники:

– Все страна в одно мгновение обратила свои сердца в воспоминания памяти. Кто-то вспомнил не вернувшихся с войны родных и близких, кто-то своих однополчан, погибших на Афганской и в Чечни, в Сирии, а теперь уже и на Украине.

Сегодня нет, пожалуй, в нашей стране семьи, в которой не было бы потерь среди отцов и дедов, сыновей, чьих-то родных и близких – память и воспоминания, о которых в эти минуту объединила всех.

А это значило, что для нас еще не все потеряно, что до наших сердец еще можно достучаться, и что мы, как блудные дети, пройдя через горечь потерь, вернемся и возродим Святую Русь, и что Господь, ведая наши искренние помыслы будет и далее согревать наши сердца Своей Любовью.

 

Три года спустя

 

В военной части идет Присяга молодых бойцов-десантников.

В числе гостей знакомая нам женщина с подросшим младшим сыном.

А старший сын в это самое время произносит слова военной присяги:

– Клянусь защищать свою Родину…

И снова звучит оркестр.

Молодые воины идут мимо гостевых трибун. Но вот оркестр смолк.

Юноша последний раз взмахнул рукой, прощаясь со своими родными и подошел к троим сослуживцам, которые, не иначе, как по воле Божьей, в свое время оказались в одной камере с Солдатом и сегодня вместе они приносили присягу на верность своей Родине.

– Если люди порочные связаны между собой… – говорит первый из них, протягивая руку ладонью вверх.

– И составляют силу… – говорит второй солдат и кладет свою ладонь на его ладонь.

– То, людям честным… – и делает то же самое третий из них.

– Надо сделать то же самое, – говорит старший сын. – Ведь это так просто! – и опускает свою ладонь на их ладони.

Они весело смеются и застывают в стоп-кадре.

 

И в заключение: Наставления озвучены, необходимые завещания сделаны, обещания, данные им, исполнены! Ушел Солдат! И с ним двенадцать Апостолов, его боевых соработников и братьев, ранее исполнивших свои подвиги доблестно и с честью! С ними вместе ушла целая эпоха.

Прошло несколько лет и эти самые молодые парни-десантники, после окончания военного училища уже с офицерскими погонами на плечах, в День Победы 9 мая будут идти в общем строю Бессмертного полка с фотографией Солдата!

Мы еще не знаем, что ждет этих ребятами. Но уже завтра в их руках будет дальнейшая судьба нашего родного Отечества. И, пока такие парни есть на земле, мы можем спокойно трудиться:

Обустраивать землю!

Сеять хлеб!

Строить дома!

Растить и учить детей!

 

Прошу вас –

Верьте Солдату!

Любите Солдата!

Берегите Солдата!

 

И уже мои слова, последнему из оставшихся в живых:

– Прости нас, Солдат!

 г. Вышний Волочек Тверской области, 18 октября 2022 года