ПРОЗА / Михаил МОРОЗОВ. ДЕРЕВЯННЫЕ ЖУКИ. Сказки для взрослых
Михаил МОРОЗОВ

Михаил МОРОЗОВ. ДЕРЕВЯННЫЕ ЖУКИ. Сказки для взрослых

 

Михаил МОРОЗОВ

ДЕРЕВЯННЫЕ ЖУКИ

Сказки для взрослых

 

ХОЛОДНЫЕ БУСИНКИ

 

Много ли отыщется натурально проникающих в естество сущего среди тех, кто таскается по свету? Высоки ли их ценности, чего ради они живут? Кто из них радостно, самозабвенно встречается с миром и растворяется в нём без остатка?

– Почём мне знать?! – удивлённо бросит прохожий если невзначай спросишь его об этом.

Находит ли что-нибудь кроме ускользающего кончика невидимой бесконечной нити тот, кто отваживается на путешествие за тайной?

– Вряд ли, – ответит агностик, улыбнувшись. Сущность забавляется с любопытным, посылая ему всего лишь явления.

Может, он не так уж и неправ. Кто знает, кто знает…

 

Голубоватого цвета облачко через миг рассеялось, и по полу покатились хрустальные бусинки. В тишине ночи люди спокойно спали и видели сны, а стеклянные шарики катились куда-то…

 

Накануне Рождества все как обычно готовились к празднику. А почему бы и нет? Всякий хочет хорошо повеселиться, попить-поесть – ради Иисуса. В такие дни случается испытать приятную негу, скинув груз с души в мечты, разговоры или кудрявые рулады Эрота.

В предвкушении светлых переживаний все прихорашиваются, наряжаются. Покупатели шастают по магазинам и лавкам, манящим всем, чем можно завлечь. Настроение праздника витает в воздухе. Торговцы – алчные улыбчивые хитрюги, радостно потирают жирные ладони от созерцания поступлений в кассах. Везде толкотня, суета – все намерены отметить рождение Христа. Такое впечатление, будто он их давний короткий сосед или близкий родственник из тех немногих, кто не разгрыз тёплую эмоциональную связь, на хвостиках которой живут волнующиеся, любящие сердечки. Все кругом такие симпатичные, милые. В эти дни у каждого в голове поселяется праздничный списочек: ёлка, подарки, поздравления, приглашения и ещё много чего. Кутерьма предрождественских образов и картинок будоражит, возбуждает людей.

– Я-то знаю, как надо!

– Да что ты говоришь!

– О, перестань, дорогой!

– Что такое?

– Ну не надо, не надо!

– Да что, собственно, «не надо»?

– Я тебе после объясню!

– Нет, я хочу сейчас!

– Да успокойся ты!

– Так ты не хочешь ответить мне?

– Да не волнуйся ты так! Всё в порядке.

– Что в порядке? У кого в порядке?

Ох уж это Рождество…

 

В дверь кто-то усердно колошматил. Ничего другого не оставалось, как пойти и разузнать, что там такое происходит. Отворив деревянную заслонку от внешнего мира, хозяин дома разродился милейшей улыбкой. На него в ответ глянула такая же праздничная, довольная физиономия.

– День добрый! – дружелюбно сказал Д. (имена, увы, нам неизвестны).

– Приветствую вас! – ответил ему, кивая головой, К. – С наступающим!

– Спасибо, спасибо. И тебе того же, – почёсывая ухо, проговорил Д.

– А что это у тебя там? – спросил он, глядя поверх головы К.

На дороге стоял небольшой грузовичок, из которого в разные стороны торчали еловые лапы.

– Я привёз вам рождественскую ёлку, – весело смеясь, сказал К.

«Недурно», – подумал Д. – Что ж, в этот раз ёлочка дорогого стоит? – по-хозяйски осведомился он.

– Совсем нет. То же, что и в прошлом году. Ну, разве что самую малость подороже, – ответил безо всякого смущения К. – Это оттого, что теперь их приходится возить из дальнего леса.

– Ага, ну-ну… – пробурчал себе под нос Д., и они пошли стаскивать ёлку с машины.

– Не откажи в любезности – давай снесём её в дом, – попросил Д., когда ёлка уже стояла у его ног.

 

Она и впрямь была хороша! Настоящая красавица из далёкого снежного края, где воздух чист, где живут свободные птицы и дикие звери вскармливают своё потомство.

– Ёлка-а-а! – завопили в доме, как только они ступили на порог.

Воображаемое сказочное путешествие Д. оборвалось на том месте, где дикие звери среди таких пушистых красавиц зачинают своих малышей, испуская при этом в холодный воздух удивительной красоты звуки, которые наполняют снежные леса.

«И куда потом уходят силы этого звериного рыка?» – подумал Д., после чего его едва не снесла с ног любимая семейка, выкатившаяся посмотреть на дерево с далёкой заснеженной горы.

– Ну что, взяли! – бодрым голосом сказал Д., и всё семейство, толкаясь и вереща, потянуло колючий символ Рождества в дом, где было тепло и мягко горели свечи.

 

Старшие начали давать указания младшим. Те давали указания друг другу и кошке. Кошка никому никаких указаний не давала и, никого не слушая, лежала себе в кресле у камина.

Жизнь в доме бурлила, приготовления к Рождеству шли полным ходом. Ёлку как обычно затащили в каминный зал и всунули в дубовую кадку с песком. Воздух дома наполнился свежестью, запахло смолой и ещё чем-то неведомым, принесённым из дикого леса. Тайная сила нежно сдула с еловой лапы маленькое, голубоватого цвета облачко, которое через миг рассеялось по комнате.

Кошка настороженно подняла мордочку и стала принюхиваться. Малыши радостно заскакали вокруг кресла. Взрослые принялись хлопотать с украшениями. Д. взобрался на небольшую раскладную лесенку о трёх ступенях. Бабушка В. пыхтя, волокла здоровенную плетёную корзину, куда каждый год в зимнюю пору все лезли, чтобы развернуть укрытые в мягкие обёртки разноцветные шары, игрушки в виде птичек, рыбок и зайчиков. Там же лежали ленточки-спиральки, шёлковые мешочки с мишурой и блестящими фантиками.

Д. балансировал на верхней ступеньке лесенки. Все с весёлым визгом принялись хватать шары, лампочки, игрушки, ленточки из коробки и подавать их Д. Он старательно прилаживал украшения на ёлке. Его старшая, полнотелая дочка О. советовала, куда что повесить. При этом она мощно размахивала руками, словно отгоняла мух от блюдечка с вареньем на дачной веранде в летнюю пору. О. всегда была энергичной, упёртой барышней.

Поначалу всё выходило как-то коряво. Под совместным семейным действом не было никакой научной основы, никакого стройного замысла. Но как это часто бывает в таких случаях, через мелкие перепалки, колкости и нравоучения методом проб и ошибок семейное предприятие продвигалось вперёд.

– Вешай сюда красный шар, – командовала отцу дочка О. и пальцем указывала на приглянувшееся ей место.

– Нет, не туда, а чуть повыше, – влезала бабушка В.

– Да как же повыше?! – раздражённо отвечала ей О. – Это же совсем безвкусно!

– Красный шар вообще лучше повесить с другого боку, – пропищала малышка Л.

О. перестала размахивать руками и, замолчав, сурово поглядела на дочь.

Д. переминался с ноги на ногу и в растерянности наблюдал за спорщиками. На его мизинце болтался бездомный красный шар. Терпение его быстро покинуло.

– Хватит! – прикрикнул он. – Оставим шар в покое. Когда разберёмся со всем остальным, решим, что делать с ним.

Большие и маленькие женщины перестали галдеть и уставились в удивлении на Д. Вид у него был довольно грозный – похоже, он не шутил. Они сразу почуяли, что это не тот случай, когда стоит упираться и капризничать. Маленькая Л. осторожно взяла шар из рук деда и бережно положила его на пол.

За час с небольшим плетёная корзина опустела. Семейство, явно удовлетворённое плодами трудов, разбрелось вокруг ёлки. Все глядели на неё горящими восторженными глазами. Приятные чувства щекотали каждого.

– Изумительно! – приплясывая, сказал Д.

Про шар, которому так и не нашлось места на ёлке, все позабыли. Кошка, услыхав, что весёлая семейная возня закончилась, села в кресле. Подняв мордочку, она медленно обвела внимательным жёлтым глазом каминный зал.

«Эти типы имеют редкий дар уродовать природную красоту коллективными, безмозглыми потугами! – прошептал голос сущности, почитавшей гармонию. – Чудовищно!».

Но никто ничего не услышал как всегда. И только кошка как будто улыбнулась в знак согласия. Потянувшись, она зевнула и опять уснула.

К вечеру возбуждение вокруг ёлки улеглось. Большое семейство неспешно перебралось на кухню. Наступало время ужина. Они ещё немного потеребили разговорами ёлку, прежде чем приняться за еду. Лёгонькие мысли рождались и умирали, не успевая созреть. Рты открывались и закрывались раньше, чем в голове и сердце появлялось что-то сносное, способное украсить жизнь. Они бодро жевали и без устали болтали всякую чушь. Им было хорошо вместе в этот предпраздничный вечер. Они любили друг друга и были счастливы.

Наевшись, все довольные поднялись из-за стола и, пожелав друг другу «Спокойной ночи», отправились по своим спальням глядеть сны.

 

Малышка Л. всё никак не могла уснуть. Она крутилась с боку на бок, подкладывая ладошки под щёки, накрывая голову одеялом. Но сон не шёл к ней. Она открыла глаза и посмотрела на потолок. Там светились натёртые фосфором месяц, снежинки и фигурка какого-то человечка в колпаке. Два дня назад их приклеила мама, чтобы было красиво и не страшно в темноте.

Полежав так немного, глядя на мерцающие снежинки, девочка вдруг захотела проведать красный шар. Тихонько выбравшись из-под одеяла и всунув ноги в мягкие тапочки, она незаметной мышкой прокралась в коридор и спустилась в каминный зал. Через окно на неё глянули полная луна и звёзды. В их свете ёлка выглядела удивительно загадочно. Малышка Л., зачарованная её красотой, молча созерцала переливающиеся игрушки, которые отдыхали на еловых лапах породистой гостьи из дикого леса. Когда оторопь прошла, она полезла под ёлку и достала шар. Взяв игрушку, она понесла её поближе к окну, чтобы получше разглядеть. В лунном свете проступили мелкие детали странного сюжета, нанесённого на шар чьей-то искусной рукой. Шар был очень старым. Дитя попыталось припомнить рассказы бабушки В. о нём. Он достался ей от её бабушки, а той – от далёких предков. У него была длинная история. Но кроме смутных, путаных отрывков воспоминаний ничего к ней не пришло.

Детское любопытство захотело повнимательнее разобрать картинки на шаре. Девочка стала поворачивать его, подставляя старые краски холодному свету ночи. Где-то высоко в небе сверкнула звезда, и малышка Л. уколола пальчик о случайно прилипшую к шару еловую иголку. Боль разжала нежные ручки ребёнка, и бездомная игрушка полетела к её ногам. Хлопнувшись об пол, шар разбился вдребезги. Не осталось никаких картинок на красных боках. И только луна глядела в окно, как и прежде. Перепуганная Л. заметила маленькую капельку крови, проступившую на мизинце. Повернувшись к осколкам, она обиженно прошептала:

– Ты плохой!

Потом она отвернулась от некрасивых стекляшек и побежала в свою спальню. Забравшись в тёплую постель, она сжала кулачки, зажмурила крепко-крепко глаза, накрыла голову одеялом и скоро уснула.

Ночное приключение бесследно затерялось в прошлом.

Стеклянные осколки шара в холодном свете луны и звёзд превратились в серебристые бусинки и тихой хрустальной змейкой уползли из каминного зала.

 

После шумных праздничных дней самая большая библиотека города вновь приветливо распахнула старинные двери своим читателям. Это было особое место. Здесь растворялась в вечности мудрость жизни. Высокое духовное начало в человеке являло себя книгой во всякие времена. До той поры землю топтали дикари. Здание строили лучшие мастера. Сделали они свою работу на совесть. Дому, где располагалась библиотека, было полторы сотни лет.

К библиотечным дверям вела дорожка, вымощенная бугристым серым булыжником. Вокруг был разбит огромный парк. Там шелестели могучие вековые дубы. Красивые зелёные лужайки, по которым гуляли павлины и пятнистые олени, расстилали свои травы. Луна и солнце купались в заботливо обустроенных прудиках. В них плавали разноцветные толстопузые рыбы, которых кормили с руки. По берегам прудов рос ивовый кустарник, наполнявшийся соловьиными трелями в начале лета. Вся эта красота обнимала и согревала старый дом много лет.

Тяжёлые, трёхметровой высоты двери дома отворились, и люди стали разбредаться по залам и комнатам. Читатели и читательницы брались за матовые ручки жёлтого металла, которые хранили тепло многих прикосновений. Толстые мягкие ковры скрадывали звуки шагов. Огромные кольцевые люстры с бронзовыми канделябрами, висящие на тяжёлых цепях под высоченными потолками, наполняли книжный мир неярким светом по вечерам. Вдоль стен главного зала высились мраморные колонны. Из-под потолка на людей смотрели гении. Их барельефы внушали высокое почтение и душевный трепет. За каждым из них жил огромный, причудливый, удивительный мир. Особый, пьянящий аромат книг наполнял воздух. Этот райский уголок был создан для милых, воспитанных, просвещённых людей. Книги заполняли бесконечные стеллажи и полки. Они были повсюду. Хранилища специально оборудовали, чтобы книгам было уютно и жилось хорошо.

 

В приоткрывшуюся дверь, ведущую в зал древних рукописей, просунулся небольшого роста горбатый старичок с жиденькой козлиной бородкой. Он тихо подошёл к почтенной даме-консультантше, и они о чём-то стали перешёптываться. Старичок то и дело кивал головой, поглаживая свою бородку. В тихой комнате на втором этаже седовласая сухонькая старушка с добрым внимательным взглядом за роговой оправой очков склонилась над пожелтевшими страницами большой книги. Она была удивительно похожа на детскую сказочницу с севера, которая всегда нежно трогала за лицо того, с кем говорила. Она так поступала, даже если это была особа королевской крови. И все её любили, а она любила детей.

Ближе к полудню в библиотечные двери никем не замеченная тихо вползла холодная серебряная змейка. Она рассыпалась на множество хрустальных бусинок. По мягким коврам они раскатились во все стороны. Одни – в главное хранилище, другие – в зал древних рукописей, третьи – в дамскую комнату и в подсобный фонд. Горстка стеклянных шариков притаилась под столами в огромном читальном зале. Теперь, как и книги, они были повсюду. Читатели и читательницы спокойно перелистывали книжные страницы…

В курительной комнате было многолюдно, как всегда. Любители вдыхать и нюхать табачный дым расселись на мягких кожаных диванах и получали удовольствие от курения сигарет, сигар и трубок. Все они о чём-то живо разговаривали, и только красивая холёная молодая женщина с изящными, вкрадчивыми кошачьими манерами сидела молча в дальнем углу одна. В тонких, длинных ухоженных пальцах она держала дамскую сигарету. На мизинце поблёскивало кольцо, украшенное небольшим холодным камнем. Из её трепещущих нежных ноздрей рассеивался голубоватый дым. У неё на коленях лежала раскрытая старинная книга. Опустив глаза на страницы, она улыбнулась и что-то томно прошептала archaios листкам. Никто в комнате ничего не услышал. И только псы войны навострили уши. Маленькие стеклянные бусинки, что рассыпались по всей библиотеке, стали расти. В этот момент тяжёлая входная дверь старого дома с грохотом захлопнулась, и замок намертво закрылся.

Стеклянные шарики разбухали на глазах. Сначала они выросли в размер грецкого ореха, потом кокоса, а через несколько минут залы и комнаты заполнили прозрачные сферы в человеческий рост. Все они переливались яркими красками. По их поверхностям будто наяву забродили картины охот разных времён. Коварные, хитроумные движения чьей-то сильной мысли оборачивались несущимися неведомо куда, воинственно орущими толпами. Спокойные некогда города и деревни покрывались горами трупов. Падальщики поднимали морды, учуяв запахи смерти. В небе закружили грифы.

Внутри растущих сфер дух стал обретать плоть. Появились и ожили ночницы, дикие собаки, пауки, стервятники, змеи. Всё хищное племя готовилось пролить кровь на охоте.

В читальные залы пожаловали раскалённые зыбучие пески пустыни, ледяные силы хладных подземных пещер, вольные хозяева небес, тайные правители бескрайних просторов африканской саванны, вечные вершители судеб морских глубин. Одна за другой лопались созревшие сферы, и на волю выходили сотни, тысячи голодных хищников. Залы библиотеки огласились звериными рыками, комнаты и коридоры наполнились запахами далёкого леса.

Злой кафрский буйвол стал рыть копытом сухую землю, мотая рогатой башкой. Желтая львица, прижав уши, затаилась в высокой траве. Когтистый сапсан, сложив крылья, камнем упал с неба. Красавицы актинии раскинули ядовитые щупальца на коралловом рифе.

Повсюду дикая сущность инстинкта убийцы в пёстрых переменчивых обличиях собиралась приняться за дела свои. Загадочной притягательности могучие образы прошлого творили настоящее и чертили эскизы будущего.

На барельефах гениев под потолком повисли вниз головами летучие лисицы. Мраморные колонны облепили огромные мохнатые пауки. Бронзовые канделябры обвили мириады змей. Между столами разлеглись самки шакала. Полы покрыли молчаливые слуги мрачных аидовых пещер – влажные хрустальные сталагмиты. На них духовные отцы боевых племён станут нанизывать тела невинных жертв, клыками вырывая пожирающую все сомнения и жестокости славную победу.

 

И охота началась. Заволновались, запенились мутные кровавые потоки. Вопли понеслись отовсюду.

На двери дамской комнаты висел измятый лист бумаги. На нём красным карандашом большими буквами было выведено: vivo!

По ту сторону листка, за стеной волчья стая насиловала рафинированную практикантку из подсобного фонда. Вожак долго наблюдал за лихорадочной жизнью её зрачков. В коридоре третьего этажа, недалеко от систематического каталога, субтильный юноша в толстых очках на тонком носу с горбинкой испустил дух под ударом львиной лапы. Он не издал ни звука, как муха на стекле. Тихо ушёл из жизни.

Слетевший с альпийского пояса Андийских Кордильер чернопёрый кондор холодными когтями впился в плешивый череп бедняги-профессора. Беспощадным клювом он раздирал ему глаза у входа в зал древних рукописей. Пара гиен, просунув окровавленные морды в вялую промежность учёного мужа, рвала в клочья его testicles. Когда одна из них подняла голову, хозяин козлиной бородки уже занял своё незаметное, махонькое местечко в истории.

В лестничном пролёте выводок молодых воронов развлекался с роговой оправой очков. В тёмном, сыром подвале громадный гризли доедал старушечьи потроха.

Там ещё много было всякого…

 

Через пару часов по всей библиотеке всё было кончено. Маленькие хрустальные бусинки тихой змейкой утекли в дальний угол. Они пропали в иссохшем, ветхом корешке архаичного фолианта за едва различимыми, истёртыми множеством рук буквами swedenborg. На книге лежало маленькое кольцо, украшенное небольшим холодным камнем.

 

Вслед за исчезнувшими стеклянными шариками рассеялось голубоватого цвета облачко…

 

 

ДЕРЕВЯННЫЕ ЖУКИ

 

Смотрите, смотрите – видите вон там бродячего торговца? Кажется, он направляется к нам. Сейчас этот неутомимый сын дороги подойдет поближе и предложит купить какую-нибудь маленькую вещицу. Может статься, это будет что-нибудь необычное, а может это будет просто игрушка или какая-то забавная безделица. Чем же он промышляет? Посмотрим, посмотрим!

Понаблюдаем при этом за его лицом. Какое на нем выражение?! Это лицо он подставлял многим ветрам, его жгли солнечные лучи, омывали дождевые струи, в него заглядывали тысячи разных глаз, пред ним являли себя величавые красавцы-дворцы и жалкие лачуги с унылыми харчевнями. А сколько судеб, сколько жизненных красок прошлось по нему, поселяя тени ликов своих героев и своих жертв в паутинках морщин вкруг его зорких глаз.

Во взгляде этого человека есть что-то от вездесущего солнечного лучика. Седая каббала льет свой свет и веру из его очей. И этот его необычный голос, который треплет ваше ухо, соблазняя вас товарами, что тянет он в своей поклаже. Кто же сможет нам рассказать историю его жизни? Кто поможет разглядеть среди толп восковых да ватных фигур бодрого, живого умом и духом флибустьера? А что это там прилепилось у него на плече? Кто это там примостился, ухватившись цепкими лапками за потертую ткань его плаща? Ба, да это же жук! Точно жук! Вот же он, сидит себе тихонько и одолевает дорогу вместе со своим старым приятелем. Его так же обдувают сухие ветры, солнце втыкает в него свой горячий луч, капли воды, несущиеся со свистом с холодной высоты, шлепаются на его бока. Он такой же, шагающий без устали одинокий скиталец, который живет налегке. Он, как и его старший брат, тонкий гурман, который неспешно вкушает изысканные лакомства, рождаемые в разных кухнях земной юдоли или в свободной фантазии художника. Он верует в себя, в бесконечные, живые перемены на большой реке и в чарующие, удивительные ценности – разумное начало и свободную волю каждого. Он стойкий борец за свое счастье, за свое долгое, здоровое развитие, за свою судьбу. Они оба – единоверцы, оттого и жизни их похожи как левый глаз на правый у пушистого енота, пожирающего сочных раков в лесных ручьях Америки. Но какого он роду-племени, как здесь очутился? Кто он, этот жесткокрылый отпрыск самого многочисленного по количеству видов отряда насекомых? А ну давайте-ка приглядимся! Плотные, твердые передние надкрылья покрывают задние летательные крылья и брюшко. Ротовой аппарат – жевательная машинка грызущего типа. Размерчик его сантиметров эдак десять. Поди разбери что это за парень – видов жуков-то ведь многие сотни тысяч! Эти популяции особей наделены способностью к скрещиванию с образованием прожорливого и плодовитого потомства, обладающего рядом общих признаков и населяющих определенный ареал. Они объединяются в отряд, сливая в единую полноводную реку родственные жучьи семейства.

Тело его – это голова, грудь и брюшко. А как же он развивался? От мамы и папы, от яйца в личинку, из личинки в куколку, из куколки во взрослое насекомое. А может иначе? Кто это там прячется? Не братец ли энтомолог? Ку-ку! Увы, он не желает растолковать нам эту тайну. Так откуда же все-таки прилетел этот жук и как в этом хрупком на вид малыше помещается столько замечательной живучести и крепкой, светлой, свободной веры? Посмотрим, посмотрим!

 

В старом деревянном доме на дубовом комоде стояли деревянные жуки. Они там жили всегда. С них временами вытирали пыль, иногда почесывали какому-то счастливцу шоколадное брюшко, а кого-то тискали, весело смеясь. В общем, они там поживали ничего себе, дурака не валяли. Были там самые разные жуки. Одни побольше, другие поменьше, одни смелые, другие трусоватые, кто-то был с талантом, кто-то без, у кого-то голова соображала так, что дух захватывало, а кто-то был из той породы, которую в народе зовут “недалекий малец, тупенький”. И характеры их были разноцветные. Одни были живые, веселые, другие недоверчивые и хмурые. Кто-то имел счастливый характер, а кто-то был себе самому не рад. Таких обычно волокут к психологу. Они и вели-то себя все по-разному. Были жуки разумные, а были легкомысленные и бесшабашные. Были трудяги, а были лодыри.

Так они и жили своей большой семейкой, определяя свою политику, обустраивая, как могли, свое жизненное пространство и пытаясь наполнять свои часики полезными и приятными занятиями. Но почему-то дни их были похожи один на другой уже многие годы, и иногда кому-то из них становилось от этого нестерпимо грустно. И вот на комод уже падали деревянные жучьи слезки. Они летели на мореный дуб и рассыпались на крохотные, как крупинки соли, осколки. И тогда тоскующий по чему-то неведомому плачущий жук поднимал голову, устремлял глаза в небо и долго-долго глядел на плывущие облака.

Но был в этой пестрой деревянной компании один жук, который никогда не плакал. Он чаще других сидел на самом краю комода. Он дольше других глядел в небо, и всегда при этом приподнимался на своих деревянных лапках, широко растопыривая свои деревянные крылья. Потом он с улыбкой на деревянном лице начинал подпрыгивать, и у других жуков перехватывало дыхание оттого, что им представлялось, будто он вот-вот полетит. И тогда в их дубовое сознание начинали стучать холодными золотыми молоточками неведомые им доселе фантазии. Эти символы иной веры хотели унести все их жукастые сущности в небеса, чтобы они могли там свободно летать, наслаждаясь прекрасными видами, запахами и своей способностью жить в высоких сферах. Этого смелого собрата отличал от прочих живой ум, сильная воля, умение придумывать что-то эдакое, необычайная для малого размера жизненная сила и неколебимая вера в то, что когда-нибудь он непременно полетит. Он верил в то, что в один из дней покинет это деревянное логово и насладится в полной мере настоящими прелестями жизни.

Многие его за это стремление очень сильно не любили. Больше всех его ненавидел жук-носорог. Этот пластинчатоусый тип не был велик в размере, но был удивительно завистлив и мстителен. И когда злые чувства захватывали его нутро в свою власть, он задирал, насколько хватало сил, загнутый назад рог, и начинал издавать устрашающие боевые звуки. А потом принимался исполнять мистический ритуальный танец храброго воина, готового побить всякого, кто не живет по его собственной вере. Он вообще-то был из породы вредителей, из тех, кто любит жрать сочные корни чужих жизней.

Однако боевой дух смелого жука кое-кто поддерживал, питая к его живому сердцу и жаждущему дел естеству глубокую симпатию. Это была старая, крупная жучиха, которая не отличалась смелостью, но зато была наделена поразительной светлой фантазией. Она умела мечтать. Это её свойство давало ей редкую возможность заглядывать в неведомые дали, освещая их ясным, светлым, чистым лучом разума. Они часто сидели в сторонке – старая жучиха и молодой смелый жук, и о чем-то долго разговаривали, мечтательно закатывая при этом свои светящиеся жизнью деревянные глаза. В их жучьем сознании рождались прекрасные картины будущего, того, ради которого стоит бороться со многими невзгодами, того, которое наполняет высокими ценностями и смыслами их сущности, того, которое сделает жизнь многих лучше, чище, умнее и радостнее.

Тупые жуки, которые смотрели на них своими пустыми деревянными глазницами, ничего такого не видели. Единственной их отрадой было мертвецки-спокойное сидение на потрескавшейся дубовой столешнице в ожидании того мига, когда хозяйская рука почешет их брюшко или потискает их, слегка подбрасывая. Тогда их животики забулькают смешанным чувством страха и полета, и еще в них зашевелится приятное им ощущение надежности жизни, из-за того, что они всегда будут шлепаться на теплую, властную хозяйскую ладонь. Они станут по-детски, беззаботно кататься по ней с боку на бок, и в раболепном исступлении покажут суровому свободному миру свои желтые деревянные зубки, и будут по-холуйски тоненько хихикать.

Смелого жука обожал еще один старикан – древний-предревний жук-скарабей. Как его занесло в эту дубовую комнату, история умалчивает, но было в нем что-то от палящего солнца, обжигающего своими вечными лучами пески бескрайних Аравийской и Нубийской пустынь. В тех краях сверкающие кварцевые зерна, устилающие землю на бесконечные мили, могли не знать дождевой влаги много лет подряд. Этот древний дед как будто светился изнутри, и все почитали его за солнечное божество. Его нередко можно было видеть вместе со старой мечтательной жучихой и умным смелым жуком. Никто не знал, о чем они там говорили, но все смутно чуяли, что в этой компании бродят великие силы, и что когда-нибудь что-то необычное обязательно произойдет. И тогда вся их жизнь разом переменится. Но увы, многим из большой кучи деревянных собратьев недоставало жизненных соков, свободной фантазии, сильного отважного ума, и оттого они все время тупо тревожились, суетились и злобно шипели, пытаясь хоть как-то оборонить свою судьбу от непонятных им вольных посевов, предвещающих рождение бури и многих неодолимых проблем на их жизненном пути. И чтобы хоть как-то схорониться от страха и неопределенности, они начинали групповую возню, принимались лихорадочно шушукаться, разбрызгивая по сторонам свои деревянные слюни. Тогда из их деревянных трахей вылетали какие-то странные речи:

– А может этот бунтарь и вольнодумец есть не кто иной, как Грегор Замза? Может это просто чудесное превращение наоборот несчастного кафкианского жука?

– Нет, нет! Скорее всего это дух сушеного хартумского жука нашел себе новую оболочку! И вот теперь он будоражит кровь. И гонит прочь робкого, хилого последыша Онана. Вот уж лезет из этой беспокойной сущности похотливый жизнелюб – сын могучего Приапа. Вот уже ищет этот ненасытный барашек распутные глаза и соблазнительные прелести дочерей Венеры и Виктории! Шшш… Тише, тише…

Так они и жили.

 

Однажды в солнечный день ветер распахнул окно, и в носы жукам ударила своим легким крылом весенняя свежесть. Они стали морщиться и щурить свои безвекие деревянные глазки. Кто-то даже совсем укрылся от света лапками и повернулся к окну спиной. Одни кинулись к стене, спасаясь от неведомой стихии, кто-то заметался из стороны в сторону не зная, как быть, и только смелый жук побежал навстречу солнцу и ветру. В спину ему неслись слова, которые слетали с деревянных губ жука-скарабея и мечтательной старой жучихи:

– Лети! Лети! Ты сам себе хозяин! Живи свободно!

Остальные жуки ошалело таращились на все на это тупыми глазками, переводя деревянные взгляды со спины умного жука, бегущего в удивительной решимости навстречу солнцу, на улыбающиеся лица стариков, громко кричащих ему вослед свои либеральные напутствия.

Одни жуки стали рыдать, роняя себе на лапки деревянные слезки. Другие злобно заскребли зубами и зашипели. Кто-то стал подпрыгивать на месте, кто-то попятился, а некоторые мелко потрусили к краю комода и стали с опаской поглядывать вниз, опуская в бездну свои деревянные носы.

Чудесный жук тем временем разбежался что было сил, и прыгнул навстречу теплому ветру и солнцу. Он вытянул вперед голову, растопырил лапки, махнул крыльями раз-другой, и на глазах у изумленной толпы вылетел в окно. Деревянная скорлупа осыпалась и их перепуганным до смерти взорам явился удивительный крепыш, который хлопая легкими крыльями и вертя по сторонам любопытной головой, устремился в небо.

Деревянные старики заплакали каждый о своем. Кто-то был бесконечно горд за то, что их собрат смог сделать то, о чем они мечтали всю жизнь. Кто-то оттого, что жалел себя в своей слабости. Кто-то от злобы и зависти. А кто-то просто оттого, что впервые увидел удивительную, редкую красоту свободного полета.

Жук улетал все дальше и дальше, а в его прежнем доме началось сотрясение былых устоев. Какие-то жуки, собравшись с духом, прыгнули вслед за героем в объятия солнцу. И полетели камнем вниз. Кто-то убился насмерть, кто-то поломал лапки и крылья. Жук-носорог свернул себе шею и теперь лежал без движения возле ножки дубового комода, грозно выставив свой боевой рог в небеса. Какой-то маленький жук вроде бы даже полетел, но, кое-как добравшись до окна, стукнулся о стекло, беспомощно затрепыхался, кувырнулся через голову, и свалился на подоконник. В открытое окно влетела стая наездников настоящих. Их самки уселись на спинки и брюшки тех жуков-неудачников, что не смогли стать героями. Их умирающая плоть стала пищей для новой, только нарождающейся жизни и скоро жадные до еды личинки не оставят от них и следа. На тех бедолаг, кто еще мог как-то ползать по полу, накинули свои сети пауки. Они заботливо облизали их в последний раз липкой слюной, и стали ждать, пока те выбьются из сил, чтобы можно было без лишних хлопот отобедать.

И только двое деревянных стариков не бегали, не метались, а обнявшись крепко, спокойно сидели на краю комода и довольные дрыгали лапками, улыбаясь друг другу радостно. Они весело смотрели вслед своему питомцу.

А умный жук летел все дальше, поднимался все выше, и в его храбром сердце жила музыка свободы.

 

Смотрите, смотрите! Видите вон там бродячего торговца?! Да, да, хотите верьте, хотите нет, но он и правда был моим добрым другом, человеком с живой душой. Погодите, не шумите, послушайте! А теперь давайте оставим его в покое и уйдем отсюда! У него уже есть теплая компания. Видите того жука, что присел ему на плечо отдохнуть после дальней дороги.

Сдается мне, что эти двое, когда придет их час мирно почить, не станут гнить в вонючей, сырой яме в брюхах склизких червей, а будут вместе или каждый сам по себе развеяны красивыми искрами горящего пепла в тихую ночную пору над спокойной морской гладью. По лунной дорожке они вновь отправятся в манящие, неведомые дали, движимые высокими потребностями духа, своей свободной волей и жаждой новых странствий.

Ведь оба они – единоверцы жизни!

 

Комментарии

Комментарий #33046 03.03.2023 в 19:11

Любопытная проза: ассоциативная, метафоричная. Немного за пределами русских традиций, но - имеет место быть...